Текст книги "Закон Противоположности (СИ)"
Автор книги: Павел Лятошинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава двенадцатая
Глава двенадцатая
Отец умеет мотивировать, то эта история с военкомом, то новость про скамейку запасных. Он прав, футбол – не профессия, футбол это страсть, и когда она проходит, ничем не вернешь. Рев трибун не заводит, голы не радуют. Не помню, когда в последний раз забивал. Зарплата снизится на треть. Всё приелось, бросил бы спорт к черту, но не сегодня, никто не выкидывает обувь, не купив новой.
Месяц перед свадьбой прошел как в тумане. Плохо сплю, думаю, чем бы заняться, где взять денег, скоро зима, малышкам и Яне нужны теплые вещи. Утром тренировка, днём дома, вечером тренировка, и снова бессонная ночь. Пересмотрел все видеоролики с бизнес тренингами. Нужно больше свободы. Дрейфую в море возможностей зарабатывать, делать свое дело, шевелиться.
В доказательство теории на одной из тренировок ко мне подошел Виталик. В команде он не новичок, но выделяется. Живет с мамой, без отца, та сильно болеет, не ходит. Мальчик нежный, какой-то пришибленный, никогда не матерится, чересчур правильный.
– Правда, что ты можешь решать вопросы в институте, – сказал почти шепотом Виталик. У него со рта плохо пахло, а людям, с проблемами пищеварения почему-то всегда нужно говорить шепотом и очень близко, чтобы ты хорошо слышал, что он говорит и вонь.
– Ну, да, а что случилось?
– Проблема есть, экзамен сдать не получается.
– Тоже мне проблема. Денег дай.
– Не могу, не умею. Хотел тебя попросить.
– Раз плюнуть. Двадцать тысяч.
– Что-то многовато.
– Как хочешь, с меньшим я не пойду.
– Двадцать, так двадцать.
– Ты, главное, не болтай никому, вопрос не простой, тяжкая статья, между прочим, и это, предмет хорошенько поучи, ты ж не будешь просто молчать, вид нужно сделать, что билет знаешь.
На следующий день Виталик тайно передал мне двадцать тысяч рублей в сером конверте, сотню раз напомнил фамилию преподавателя, дату экзамена и предмет. Не знаю, в каком учебном заведении он учится, и тем более не собираюсь никому ничего передавать. Схема простая: мальчик учит, идёт и сам сдаёт. Сдаст, значит это моя заслуга, деньги заработал, не сдаст – сам виноват, ничего возвращать не собираюсь. План сработал, Виталик получил тройку, о чем возмущенно проблеял мне при встрече, а я ответил, что об оценке не договаривались, денег пожалел, потому и тройка.
Напрасно беспокоился, деньги сами в руки идут.
В середине октября включили центральное отопление. В квартире стало жарко. Люблю прохладу, сплю теперь один в зале на диване. Допоздна смотрю телевизор, утром тяжело вставать. Всё чаще возникает мысль оставить футбол и заняться настоящим делом, каким именно, пока не решил. До свадьбы четыре дня. Портной пошил Яне платье, но она его не показывает. Купили мне классический костюм, оказывается, в нем очень даже удобно, висит в шкафу, ждет своего часа. Я тоже жду.
Папа оплатил банкет в ресторане и сам составил меню. Приглашены, разумеется, отец со своей Илоной, моя бабушка, а также тёти, дяди, двоюродные и троюродные братья и сестры по линиям обоих родителей Яны, её родители и Ксюша. Не думал, что у Яны так много всякой родни, надеюсь, никого не забыли.
Беспокоюсь. Столько всяких мелочей: букет невесты, бутоньерка, запонки, хватит ли еды и алкоголя. Хотел пригласить ведущего и музыкантов, но Яна считает, что это будет лишним, ведь у нас скромное торжество в узком семейном кругу. От букета невесты она тоже отказалась, да и бутоньерка мне не к лицу.
Девятнадцатого октября вечером пошел дождь. Тяжелые капли редко били по стеклу и жестяному отливу. Не могу заснуть, переключаю каналы с выключенным звуком. Заглянул в спальню, Яна спит с блаженной улыбкой. Все давно спят. Выключил телевизор, но сон так и не пришел. Роятся мысли и воспоминания, им нет конца, жаль, что мама не увидит меня завтра.
Заснул ближе к утру. Стоило мне отключиться, как почувствовал грубый толчок в плечо, снова толчок и снова. Я открыл глаза и сощурился, не понимаю, что происходит. Надо мной стоит Яна, позади неё заспанная женщина с чемоданчиком. Первой мыслью было, что кому-то из девочек нехорошо и в коридоре фельдшер скорой помощи, но оказалось, что это всего лишь визажист пришла делать макияж. Не просыпаясь, я побрел в спальню и рухнул в постель, теплую, мягкую, с запахом Яны.
Меня разбудили в восемь. Поспал три часа, чувствую себя бодро. Этот день настал. Наш день. На Яне ночная сорочка, та самая, в которой она была в Геленджике, прическа в виде ракушки из волос с завитым локоном на лице и свадебный макияж. Мне не понравилось, темные коричневые тона прибавили лет десять, сама она красится лучше, менее ярко, натурально. Малышки давно на ногах, суетятся.
Быстро умылся и надел костюм. Новые туфли немного давят плюсневые кости, но терпимо. Нужно помыть машину и купить пышный букет белых роз. За время моего отсутствия Яна наденет платье, и когда вернусь, она будет готова ехать в ЗАГС. Получится, что вроде бы как забираю невесту из дома, я это сам придумал, а цветы создадут нужное настроение.
Дождя уже нет, вместо него плотный туман стелется незаметными хлопьями. Щетки трут лобовое стекло до скрипа, но оно не становится прозрачным, словно запотело снаружи. Самая мерзкая погода.
На автомойке меня давно ждут, договорился ещё за неделю и дважды в день напоминал. Рядом круглосуточный цветочный магазин, тут тоже всё схвачено, букет готов и плотно затянут серебристой лентой на ширину ладони. Прикупил разных конфет, разменял деньги, невесту буду выкупать у малышек.
В половине десятого стою на лестничной площадке с полными карманами конфет и розами в руках. Трижды позвонил в звонок, у меня есть ключ, но должно быть именно так. Дверь открыла Настя, Кира выглядывает из-за спины. Протягиваю им конфеты и говорю:
– Вот выкуп. У вас товар, а я купец.
Девочки насупились и не пускают, они сообразили, что к чему. Яна выглянула посмотреть на происходящее и рассмеялась, а я онемел. Платье идеально подходит к её макияжу. Я молча протягиваю девочкам стопку мелких купюр, отодвигаю их в сторону и спешу к Яне.
– Сотрешь помаду, убью – останавливает она, прижимая палец к моим губам.
– Розы поставь в вазу на балконе, чтобы они не завяли до вечера, – продолжает Яна рассудительным голосом и поправляет мой галстук.
– Какая же ты красивая. Я тебя люблю.
– Я тоже, только давай поспешим.
Это ли был самый счастливый день в моей жизни? Да, именно так я думал в тот момент. Она сказала о любви ко мне, но в свойственной только ей манере. До сих пор по коже мурашки от её слов: «Я тоже…». Больше она так не скажет.
В кабине Татры очень душно, наглухо закрыты окна. Интересно, я замерзну или угорю раньше. Воняет соляркой. Стрелка на едва заметном тахометре запрыгала, значит, трубки перемерзли. Мороз крепчает.
Без двадцати одиннадцать я остановил машину у ЗАГСа. Помог выйти малышкам, затем подал Яне руку и мы все вместе вошли в зал ожидания.
– Смотри, – шепнула мне Яна и пальцем указала на чрезмерно грудастую невесту в белом платье с манто из белого искусственного меха. Рядом с пышечкой стоял лысый щуплый жених. – Смешно.
– Спорим, она его сегодня съест, – пошутил я.
– После брачной ночи?
– Нет, вместо десерта.
Яна кивнула. Нам доставляло удовольствие обсуждать брачующихся. В каждой паре находился повод для шуток. Наконец, спустя полчаса, нас пригласили в зал торжеств. Регистратор произнесла пафосную речь, мы расписались и одели друг другу кольца. Больше ничего интересного здесь не происходило, мы получили документы и уехали. До ресторана ещё пять часов, погода мерзкая. Вместо пешей прогулки решили покататься по городу на машине.
В пять часов подъехали к ресторану. У входа нас встречали отец с Илоной и родители Яны. Я вышел из машины первым, отец приветствовал меня тесными объятиями, целовал и прижимал к груди. Высвободившись, я открыл заднюю дверь, с высокого сидения сползла Настя. Отец оторопел, на его лице проявился поток мыслей, но ничего конкретного. Яна вышла сама и открыла заднюю дверь, выпустив Киру. Собрав Яну под правой рукой, а девочек под левой, я представил малышек папе. Илона высокомерно округлила глаза, отец же пытался сделать вид, что так и было задумано.
Шумного праздника не получилось. Родственники Яны были не в восторге от жениха. Они ожидали от меня чего-то большего, в первую очередь по габаритам, их не устраивал едва начавший бриться юнец. Папа держался непринужденно, но бардовые пятна на лице его выдавали, и только бабушка была искренне рада.
Гости с постными лицами ковыряли салаты, перешептывались, папа молчал и много пил, Илона ехидно скалилась. Свадьба больше походила на поминки, с той лишь разницей, что за поминальным обедом виновника вспоминают чаще, с большей сердечностью и любовью. Отец уехал, не дождавшись горячего, ну и пусть себе едет. Это наш праздник, наш день: мой и моей любимой жены.
Глава тринадцатая
Глава тринадцатая
Мы не выбираем судьбу. Осознанный выбор предполагает, что ты знаешь итог или хотя бы надеешься, что он будет таким, каким ты его задумал. Каждый шаг приближает к могиле. У одних дорога короче, у других длиннее. Мой путь оказался недолгим. В какой же момент я свернул не туда?!
– Как собираешься дальше жить?
Я ожидал, что отец задаст мне этот вопрос. Ему обязательно нужно знать, как будет жить его сын, чтобы, не дай Бог, не посрамил в глазах посторонних людей.
– Хорошо, пап, лучше всех буду жить. Думаешь, я маленький, ничего не умею, не понимаю. Сильно ошибаешься, я вырос, правда, ты мог этого не заметить.
Отец виновато склонил голову, прикусил губу и поджал подбородок. Знает, что я прав, нечего возразить.
– Семья – большая ответственность. Знаю, слышал.
– Нет, – оборвал отец, – большая ответственность купить собаку, а заводить семью, да ещё и с двумя чужими детьми, это не просто большая ответственность, это крест, который тебе всю жизнь тащить на своем горбу.
– То-то, я смотрю, ты надрываешься.
– Что я не так сделал? В чем ты меня винишь? Была бы мать жива, всё было бы иначе, но я не виноват в том, что её нет… Нам нельзя ссориться, ближе тебя у меня никого нет.
«Ага, Илоне это расскажи, её детям и внукам. Да как ты смеешь сюда маму приплетать?!» – думал я, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не сказать это вслух и не ударить по его лживому лицу. – «И как только язык поворачивается?»
– Да, папа, ты прав, нам не стоит ругаться, всё будет хорошо, а дети не крест, дети – это счастье, и они, мне не чужие. – Ответил я.
– Мне пора ехать, – с трудом выдавил он из себя. На стоянке ожидает такси. Илона сидит на заднем сидении и не сводит с нас злых глаз.
Отец не мог говорить, он с трудом сдерживал слезы, на прощание тепло обнял, намного теплее, чем когда-либо раньше. Я поспешил уйти, слишком трогательным было наше прощание. Терпеть не могу долгие прощания.
Свадьба была вчера, а сегодня я проснулся с кольцом на безымянном пальце, в постели со своей женой, в роскошном гостиничном номере. Девочки уехали из ресторана с её мамой, и до полудня мы принадлежим только друг другу. Яна ещё спит, а я просыпаюсь рано и не могу долго валяться. Стою возле окна. Город давно проснулся, потухли фонари. Ворошиловский проспект замер в бескрайнем заторе, по тротуарам снуют хмурые пешеходы, все спешат, и только Яна безмятежно спит. Когда она проснется, мы поедем домой, соберем вещи и сбежим на недельку в Сочи. Думаю, она не откажется. Дорога займет весь день, зато утром мы будем далеко от этой серости, среди пальм, моря и заснеженных гор.
Яна с удовольствием приняла мое предложение. Вещи загружены в машину, малышки рассажены по детским креслам. Бронировать номера заранее нет никакого смысла, в конце октября гостиницы на побережье пустуют. Мы отправляемся в путь.
– Тебе дали отпуск?
– Дали. Куда они денутся, – соврал я. Ещё вчера я никуда не собирался ехать, решение спонтанное. Никто меня не отпустил бы, а выгонят, так выгонят, сам же хотел уйти. Жить нужно здесь и сейчас – это немногое, что я запомнил из мотивирующих видеороликов про бизнес и духовный рост.
– Хорошо. Я никогда не была в Сочи.
– Тебе понравится. Необычный город, атмосферный.
– Что это значит?
– Город, в котором утро понедельника похоже на вечер пятницы. Сама всё увидишь.
Тойота плыла мимо садов и изумрудных полей озимой пшеницы. За Горячим Ключом пейзаж стал разнообразнее, лесистые склоны гор переливались всеми оттенками красного, зеленого, желтого. Несколько раз мы останавливались насладиться этой красотой, размять ноги, и чтобы девочек не укачало. В Джубге показалось море. Солнце катилось в закат. С каждым километром дорога становилась извилистее. Машина взлетала на подъемы, ровно, как утюг, заходила в повороты, неслась по склонам, пока не упиралась в хвост перегруженной фуре, движение ненадолго замирало. В верхних точках грузовик прижимался к обочине, а скопившиеся за ним машины единым порывом неслись дальше, до следующего тихохода. Местами был уложен новый асфальт, разметку не нанесли, и дорога сливалась в сплошное черное пятно. Глаза сильно устали.
Остановились в маленькой гостинице на Мамайке. До моря пять минут пешком. Гуляли по пляжу, бросали в море камешки, дети собирали ракушки. Яна читала любовный роман. Вспомнить о той поездке особенно нечего, дни тянулись, наполненные счастьем и покоем.
– Давай останемся здесь навсегда, – мечтательно сказала Яна в один из вечеров. – Это магнолия цветет?
– Нет, я не уверен, кажется, мушмула. Сочи хорош в межсезонье, летом толкотня, пробки, а зимой сплошная тоска.
– Зимой везде тоска.
– Нам не будет скучно. У меня большие планы.
– Что ты задумал?
– Переедем в дом, детям полезно бегать во дворе.
– Хочешь снять дом?
– Нет, он у нас есть. Большой и красивый, я там рос.
– Почему не рассказывал?
– О, ты ещё много чего узнаешь.
– Хоть бы – хоть бы только хорошее, – Яна по детски зажмурилась и скрестила пальцы.
На пятый день тишина и спокойствие утомили, погода испортилась, всю ночь моросил дождь. Прогноз погоды не обещал улучшений в ближайшие дни, и мы вернулись в Ростов – на – Дону.
Проснулся в десять. После отдыха не хотелось возвращаться к мрачной реальности. В клуб ехал без иллюзий. Забрать бы поскорее документы в отделе кадров и покончить с этим без упреков, нравоучений и нотаций. У входа столкнулся с тренером.
– Кого я вижу, Володя, звезда пленительного счастья.
К нотациям добавились насмешки, только этого мне не хватало.
– Здравствуйте, Николай Юрьевич, да вот за бумагами приехал.
– А, ну бумаги это святое, не даром говорят: больше бумаги, чище задница. Документы тебе по почте высланы с приказом об увольнении. Зря изволили беспокоиться, сударь.
Он демонстративно захлопнул передо мной калитку из металлических прутьев, и, обернувшись, небрежно бросил:
– Дурак ты Володя, к твоей-то физике да мозгов бы самую малость…
Сделал вид, что ничего не слышал, развернулся и ушел. Меня больше беспокоило, что документы высланы по месту жительства отца, другого адреса у них нет. Я жил на съемной квартире, и это было оправданно. Отец мне не звонил, а значит, почту не получал. Пойду на опережение и сам ему всё расскажу? А что я скажу? Скажу, что мне дали отпуск, но когда вернулся, сообщили, что не видели моего заявления, потеряли. Убью двух зайцев, проявлю сознательность и заведу разговор о моем участии в семейном деле. Набрал папин номер. После нескольких гудков отец ответил:
– Да, сынок, что-то случилось?
– Нет, всё хорошо, соскучился, хочу тебя увидеть.
– А что с голосом?
– Что не так с голосом?
– Не знаю, дрожит, будто бежишь. Ты на тренировке?
– Нет. Об этом и хотел поговорить, но не по телефону.
– Подъезжай, я дома.
– Может где-нибудь в другом месте?
– Я один. Приезжай.
Отец разогревал в микроволновой печи макароны с сыром.
– Кушать будешь?
– Спасибо, не голоден. – Я отказался и подумал, что лучше с голоду сдохну, чем буду есть макароны, сваренные Илоной.
– Как дома?
– Всё хорошо.
– Ну, слава Богу. Ты какой-то бледный, не заболел?
– Нет, здоров, как никогда. Ездили с семьей в Сочи…
– Сочи, сто лет там не был. Как погодка?
– Дожди квасят, но теплые, как летом. Вернулся раньше, чем планировал, иду себе на тренировку, я ж не дурак, чтобы всё бросить и просто уехать, как положено, заранее написал заявление, объяснил ситуацию, что свадьба, то да сё…
Папа отложил в сторону вилку и нахмурился.
– Прихожу, значит, на тренировку, а Юрич и говорит, что уволен я задним числом за прогулы, мол, не видели они никакого заявления и всё в таком духе.
– Вот конченные… – Отец потянулся к телефону, но я его остановил.
– Так же им и сказал, но что сделано, то сделано, они документы по почте отправили, видимо спрос на места в клубе высокий, вот и решили меня турнуть, а кого-нибудь на мое место пристроить.
– Я этого так не оставлю…
– Черт с ними, пап, во мне как-то уже перекипело, что не делается, всё к лучшему. Вот и ты говорил, что футбол не работа.
Отец сжал вилку, как штык, которым готов пронзить сердце врага.
– С подлецами этими я разберусь по-своему, но чем же ты семью кормить будешь, я тебе помогать сейчас особо не смогу, максимум тысяч пятьдесят в месяц дам, но они тебя сильно не выручат. Мы гостиницы обновляем, я тебе говорил. Олег прилично вкладывается, не узнаешь те халупы, а от меня требуется выручку в кассе пока придержать на мелкие расходы. Потом то хорошо стрельнет…
– Не беспокойся, пап, я для экономии в дом перееду. Есть у меня идеи кое-какие, не пропадем.
– Молодец, сын, выше нос, прорвемся, не в таких переделках бывали.
– Долго думал по поводу своего дела… – увлеченно начал я, но отец прервал меня непонимающим взглядом. – Долго, это в смысле, пока к тебе ехал, пробки. – Вовремя оговорился, а то всё прахом пошло бы. – Сейчас время такое, что вокруг автомобильной тематики крутиться нужно. Сервис там, кузовной ремонт, шик, блеск, губы подкрасить и всё такое. Машин много, потребность растет, поищу нишу.
– Без опыта и не суйся, съедят моментально. Не до экспериментов сейчас, видишь, как всё повернулось. На заводе есть большой гараж. Я тебя пристрою старшим, постоишь, поучишься немного, поймешь, что к чему. Рабочий класс не простой народ, глаз да глаз нужен, а то не семью кормить будешь, а того парня.
– Спасибо, пап, прорвемся. А козлов этих я уже простил, да и ты зла не держи, только нервы портить. Бог им судья. Поеду домой, что-то голова разболелась, понервничал сильно…
Папа проводил меня до двери, сунул в карман сложенные пополам пятитысячные купюры и похлопал по плечу. Хороший всё-таки мужик.
Глава четырнадцатая
Глава четырнадцатая
«Стиральный порошок автомат для цветного, сыр твердый, салат Айсберг, чай с бергамотом (только не в пакетиках), сахар тростниковый, филе индейки, брокколи, хлеб не забудь, только цельнозерновой на закваске». «Целую». «Молоко 2,5 % жирности». «Яйца». Раньше Яна и таких сообщений не писала, уже прогресс, но почему нельзя всё разом вместить? И что значит твердый сыр? Российский достаточно тверд или нужен тверже? Где шкала твердости сыра? Позвоню спросить, выяснится, что ещё фруктов каких-нибудь экзотических нужно и тонну талой воды. Куплю так, как понимаю. Второй раз не поеду.
Разулся, поставить на кухне пакеты с покупками, вышел в коридор снять верхнюю одежду, услышал недовольный голос жены:
– Вов, ну что ты купил?
– Что написала, то и купил. Что опять не так?
– Я же просила купить твердый сыр, а ты что купил? Твердый сыр это пармезан, что б ты знал.
– Почему просто не написать «пармезан»? К чему эти шифры.
– Не придуряйся. Мне нужен пармезан.
– Срочно?
– Конечно, срочно. Всё готово, не хватает сыра. Тот, что ты купил, съедим на завтрак. Давай быстренько, пока не разделся.
Что тут скажешь, нужно было позвонить и спросить, сам же виноват. Но Яночка молодец, много ли кого дома салатом «Цезарь» встречают. Правда, в ресторане он вышел бы вдвое дешевле, но неизвестно, что повара туда кладут. А тут всё ясно и порции большие. Пармезан найти сложнее, чем молоко единорога. Я устал, валюсь с ног. Спать хочу больше, чем «Цезаря» и жену вместе взятых.
– Где ты так долго ездишь?
Молча кладу сыр на стол и поворачиваюсь, чтобы уйти.
– Ты куда?
– Устал сильно, пойду, прилягу.
– А руки мыть? Ходил неизвестно где.
– Мне не пять лет.
– Тем более. Почему я должна постоянно напоминать? И для кого наготавливала?
– Не заводись. Всё съем, минуту полежу и всё съем.
– А ты вино купил?
– Какое вино?
– Красное. Написала же. Ладно, отдыхай.
Повалился на диван и моментально заснул.
Сегодня суббота. Проснулся в восемь совершенно разбитый, ноет правое плечо, отлежал. В квартире тихо и душно. Скоро все проснутся, позавтракаем и соберем вещи для переезда в дом. Хочу покончить с этим делом до понедельника. Начинается новая жизнь, без футбола.
Зажег в ванной свет, открыл холодную воду, выдавил зубную пасту. За спиной приоткрылась дверь, в зеркале я увидел крадущуюся Яну.
– Попался! Вов, ну кто так делает? – Сонно рычала жена, заглядывая мне через плечо. – Кто пасту давит с середины? Терпеть это не могу.
Она проснулась на два часа раньше обычного, чтобы поймать меня с поличным. Ненавижу претензии с утра пораньше.
– Это не я.
– Конечно не ты. Домовой так делает каждое утро.
Я продолжаю смотреть на нее через зеркало. Какая же она красивая. Сонные глаза сощурены сильнее, чем обычно, пряди волос взлохмачены, губы припухли. Голос слегка надтреснут.
Бросил зубную щетку в раковину. Яна вздрогнула. Глубоко дыша, я развернулся, схватил её чуть выше талии правой рукой, а другой под ягодичку, усадил на стиральную машинку и частыми поцелуями осыпал шею. Она уперлась руками в дальние углы машинки, развела в стороны ноги, согнула, обвивая и прижимая меня к себе. Белье с неё не снимал, сдвинул немного в сторону. Стиральная машинка бешено застучала нам в такт, как в режиме отжима.
– Вов, что ты творишь, дети могут услышать…
Я замер прислушиваясь.
– Почему ты остановился? – Она с нетерпением подалась вперед.
Краем глаза видел наше отражение в запотевшем зеркале. Прекрасно смотримся со стороны. Я наслаждался этим зрелищем, наслаждался Яной и её ароматом, особенным запахом, который невозможно описать, ни на что не похожим. Так пахнет любовь.
Приходилось подгибать колени, стиральная машинка, с моим ростом, не самое комфортное место. Мышцы бедра напрягались и тряслись. Остановился, потянул Яну на себя что бы спустить на пол, она протестующее затрясла головой. Когда ноги коснулись кафеля, грубо развернул её спиной к себе. Она угадала мое желание, оперлась локтями, прогнула спинку, приподнялась на цыпочках и мы продолжили.
– Отлично, Владимир, – сказала Яна пару минут спустя, парадируя строгую учительницу, – но вот пена для бритья стоит не на своем месте, – поучала она, – впрочем, это тема следующего занятия.
– Буду рад стараться, Яна Игоревна.
– Учту. Раз ты уже проснулся, сходи за хлебом, а мне нужно привести себя в порядок.
После завтрака отвез Яну с девочками к тёще. Помощи от них мало, только под ногами путаются. Вещи перевез сам, грузчики стоят денег, а мне нужно экономить.
На улице стемнело. Вещи перевезены в дом. Я вернулся в квартиру, принял душ и переоделся в чистое белье. Грязную одежду выбросил. Чудовищно устал, но на сэкономленные деньги купил бутылочку вина и немного готовой еды. Думаю, оно того стоило.
Глаза у Яны и детей округлились, как только мы въехали во двор. Раскрыв рты, они долго рассматривали фасад, мраморные лестницы с массивными балясинами, полукруглый балкон, бетонные вазоны на гранитной брусчатке с ещё цветущими хризантемами.
– Вот это хоромы, – прошептала Яна, выйдя из оцепенения, – хочешь сказать, мы здесь будем жить?
– Уже живём, занимайте комнаты, разбирайте вещи.
Дети побежали наперегонки, захлопали двери, с восторгом носились они из комнаты в комнату. Дом наполнился смехом, и он разом преобразился, словно со сказочного замка снялось проклятье злой колдуньи.
Несмотря на усталость, я долго не мог уснуть. Нахлынули воспоминания о далеких временах, когда мы жили здесь с матерью и отцом. Я бегал по этим коридорам, так же, как Настя с Кирой, а мама постоянно готовила. Стряпня остывала и отправлялась на помойку, потому, что тот, ради кого она старалась, уже где-то поужинал. Это повторялось каждый день.
Будильник прозвенел в семь. Пробуждение в родительской спальне в нашем доме было новым испытанием для меня. Уверенно отдал бы глаз на спор, что мне двенадцать лет, я опаздываю в школу, на кухне меня ждут мамины оладьи со сгущенкой, а остальное всего лишь сон. Но на кухне, впрочем, как и в других комнатах, меня никто не ждёт. Жена и дети крепко спят.
Во дворе прогревается машина. Смотрю в окно на орех, который отец посадил в день моего рождения. Дерево не изменилось за те несколько лет, что я не появлялся дома, потому и был мне чем-то родным. Порыв ветра обрушил разом все листья. Ничего особенного, листопад, но в листопаде я увидел пример решительности. При первых же заморозках листья мгновенно осыпаются на землю. Они не ждут, что завтра или уже через час потеплеет. Их решение окончательное и бесповоротное.
Я оделся и поехал на завод.
– Куда? – просипел голос сквозь щёлку в тонированном стекле с надписью «Проходная».
– Я к Андрею Викторовичу, он ждёт.
– Ага, ждёт, как же. Фамилия.
Я представился. Сиплый зашелестел страницами какого-то журнала.
– Нет такого. Обожди, секретарше наберу.
Через пятнадцать минут вышла анорексичная блондинка, лет сорока с яркой красной помадой. Волосы у неё выглядели настолько искусственными, что я невольно стал искать глазами край парика на линии роста. Но нет, это её неживые волосы. Она недовольно смерила меня взглядом и предложила следовать за ней к лифту.
– Как вас представить и по какому вопросу?
Снова представился, и пока мы шли по плохо освещенному коридору верхнего этажа, изложил цель своего визита. У двери с надписью «Приемная» блондинка оборвала меня.
– Ждите, – сказала она и захлопнула передо мной дверью.
– Пройдите, – сконфужено прошептала она, вернувшись.
В кабинете накурено, на столе стоит стакан с виски, а в кожаном кресле развалился Андрей Викторович. Красное лицо отекло, мутные глаза под длинными седыми бровями неприязненно уставились на меня.
– Мда, мля…
– Что простите? – переспросил я.
– Приплыли, мля…
– Куда приплыли?
– Да он ещё и тупой.
– Кто тупой? О чем вы?
– Так, – прочавкал Андрей Викторович, – друг попросил пристроить сына на работу, а он как бы некондиция…
– Я вас с трудом понимаю.
– От тебя и не требуется. Дуй в гараж, присматривай там за порядком. Подозрительное приметишь, докладывай, а не приметишь, не мозоль глаза. Задача ясна?
– Задача ясна.
– Можешь просто кивать, и так голова раскалывается, – бормотал он себе под нос. – Чего стоишь? Руки в брюки и вперед, на трудовые подвиги, мля.
Я хотел поблагодарить, уточнить, что за гараж, где находится, но поспешил удалиться. Какой мерзкий тип и что за «мля», через слово. Вырвать хочется. Неужели во всем Ростове нет места приличнее? Может, отец специально меня сюда послал, проучить. Нет, это для него слишком сложно. Как бы там ни было, а мне никак нельзя показать слабину, да и выбор не велик.
Огромная территория завода обнесена бетонным забором с колючей проволокой в три ряда. Цеха и мастерские никогда не видели ремонта, похожи на облезлых псов. Осколки битых стекол злобным оскалом торчат в гнилых деревянных рамах, кровля вот-вот провалится. Всюду проржавевшие каркасы непонятных конструкций. В ста метрах от административного здания находится гараж. Окно забито фанерой. Вместо форточки жестяной лист, в середине которого печная труба.
Вошел в гараж через дверь на створке ворот. Справа от меня стоит дровяная печь, а возле нее двое мужчин играют в нарды. Тот, что сидит ко мне спиной, полноват, прозрачный пучок седеющих волос плохо маскирует лысину. Второй сидит ко мне лицом. Он худощавый армянин, возрастом не более тридцати лет. В стороне флегматично обдирает изоляцию с кабеля ещё один угрюмый работник гаража. Лысый игрок яростно потряс кулак и две косточки рассыпались по доске.
– Марс! Ха, Марс, второй раз подряд. – Объявил лысый о своей победе.
– Молодой человек, это ремонтная зона, посторонним здесь находиться запрещено, – обратился ко мне армянин, в то время как третий работник прятал под куртку кусок кабеля.
– День добрый. Я не посторонний. Я ваш начальник.
– И вам здравствовать, – сказал лысый, обернулся ко мне и поправил очки с толстыми линзами. – По какой же части вы нам начальником приходитесь?
– Просто начальник.
Лысый встал и подошел ко мне очень близко. Ростом он ниже меня на голову, но крепкий и напористый.
– А как вас, начальник, звать?
– Владимир.
– Семён, – протянул руку лысый. Ладонь у него очень грубая, пальцы короткие, покрыты черными трещинками и порезами.
Следом подошли армянин и угрюмый.
– Аршак, – представился армянин.
– Славик, – сказал угрюмый и принялся бесцеремонно рассматривать меня, – я тебя где-то уже видел.
– Может и видел, что с того? – Я пожал плечами.
– Ничего. Лицо знакомое, а где видел, не припомню. Ну, да не столь важно, вспомню ещё. Кофейку?
– Можно и кофейку, – согласился я, о чем тут же пожалел, увидев, как Славик взял с верстака грязную кружку и ополоснул её кипятком. Чашка чище не стала.
Семён пододвинул мне пакетик с засохшими пряниками и уступил свое место возле печи, а для себя пододвинул табурет.
– Играешь? – спросил он меня и указал на нарды.
– Давненько зариков в руки не брал. Расскажи для начала, что здесь к чему, а потом сыграем.
– Рассказывать особо нечего. Работа, что называется, не бей лежачего. Утром осмотр перед путевкой. У кого поломка, тот на ремонт, остальные в добрый путь. Всего двенадцать машин: четыре ПАЗа-вахтовки, три «козла» четыреста шестьдесят девятых, «буханка», Волга, и шестьдесят шестые. Машины хлам, помнят Ленина молодым, сыплются как песок с ведра.
– А где они сейчас?
– Говорю же в рейсах. Кто где, это уже не мое дело. Так что, в длинные или короткие? – спросил Семён, расставляя шашечки на игровое поле.
– Вы поиграйте, а я немного осмотрюсь.
Допил кофе, поставил кружку на прежнее место. В гараже грязно. Обувь то прилипает, то скользит по бетонному полу с наростами грязи перемешанной с машинной смазкой. На стене коллаж из журнальных вырезок автомобилей и звезд плейбоя.
Подошло время обеда. Мужики разложили на столике еду: хлеб, котлеты, овощи, соленья. Предложили мне поесть с ними, но вид грязных рук, рвущих на куски батон, отбил аппетит. Завтра начнется работа, а сейчас мне пора домой. Ухожу, придерживаю свободные края пальто, чтоб не испачкаться. В целом мне здесь нравится, как-то просто и по-особенному уютно.
