Текст книги "Закон Противоположности (СИ)"
Автор книги: Павел Лятошинский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава седьмая
Глава седьмая
Переезд в новую квартиру – то ещё приключение. Грузчики сложили коробки и сумки в коридоре. Предстояло всё распаковать и найти для каждой вещи подходящее место. В шкафах не оказалось вешалок, пришлось сложить одежду на стулья. Заказал доставку ужина из ресторана. Вспомнил о том, что нет посуды. Поехал за тридевять земель, что бы купить одноразовые тарелки и вилки. Когда вернулся, еда уже остыла, стулья завалены вещами, сонные дети капризничали, Яна валилась с ног.
Время было позднее. Девочки расставляли в своих комнатах мягкие игрушки. Я воспользовался моментом их отсутствия, обнял Яну и потянулся поцеловать, а она склонила голову, так, что губы коснулись виска. Жест означал: «давай не сегодня». Я всё понимаю. Поцеловал в губы и уехал.
Моя квартира казалась чужой. По полу разбросаны грязные вещи, постель смята, неприятный запах из мусорного ведра распространился повсюду. Пакет с мусором завязал и выставил на балкон. Завтра выкину.
Повалился на кровать. В душ идти лень. Лежу. Ощущение грязи на коже не дает покоя, свербит, мерзкое чувство. Лежу дальше. Сна ни в одном глазу. Горячий душ поможет расслабиться, мне это необходимо, а ещё хочу какого-нибудь алкоголя, но холодильник пуст.
Горячая вода творит чудеса, обнимает и ласкает. Мне хорошо. Никакой спешки, лишь аромат шампуня, клубящийся пар, и руки Яны в моем воображении, гладят косую мышцу живота, скользят на пах и дальше. Закрываю глаза. Её не остановить. Темп движений нарастает, нарастает и обрывается, лишь, когда непроизвольно вздрагиваю и с хрипотцой испускаю глубокий вздох всей грудью. Тело приятно обмякло. Иллюзорная Яна – дьяволица. Она довольна собой, по подбородку течет вязкая слюна, капает на грудь, Яна облизывается, подмигивает мне горящими глазами, требует ещё сладострастия. Пробивает мелкая дрожь. Сладострастие звучит намного мелодичнее, чем онанизм, но всё же Яне лучше об этом не знать.
Спал как убитый. Проснулся задолго до будильника, но не вставал. Яркий луч солнца нашел единственную щель между занавесками и светит мне в глаза. Пылинки кружатся как балерины в свете рамп. Нужно многое успеть. Съезжу на тренировку, потом покупки всего необходимого в квартиру, где-нибудь поужинаем и, в удобный момент предложу ей жить вместе.
Собирался вставать, когда позвонила Яна. Совсем не подумал, что раньше детей в садик водила её мама, которая жила рядом со старой квартирой. Теперь же эта забота упала на её плечи. Она не просила, но я знаю, что должен помочь.
На ходу оделся и бегом из подъезда. Пробок почти не было, и я приехал быстрее, чем думал, но подниматься к ней не стал. Полчаса прождал в машине. Она вышла из подъезда с детьми. Открыл пассажирскую дверь, откинул спинку сидения. Малышки, спотыкаясь о высокий порожек, протиснулись на заднее сидение. Поцеловал Яну в щечку. Из-за спешки я нормально не умылся и сомневался в свежести дыханья.
Ждал, пока она отведет детей в группу детского сада. Отвез её на работу. До открытия магазина еще четверть часа, но тренировка уже началась, и мне нужно спешить. Мы простились до вечера.
Когда сильно торопишься, останавливается всё, кроме стрелок на часах, которые несутся вперед с чудовищной скоростью. По заездному карману обгоняю раззяв, подрезаю, вклиниваюсь в ряд, резкий поворот, свистит разогретая резина, тормоз, выхожу из заноса, газ в пол, снова тормоз до полной остановки. Оставалось не больше километра до тренировочной базы. Идущий впереди автобус стал, я вывернул руль влево, чтобы объехать его по встречной полосе и не заметил, как в попутном направлении несся внедорожник.
Удар был сильный, но скользящий, так что я не пострадал. У подбившего меня тяжеловеса счесан край бампера. Моей же машине досталось, так досталось. От заднего крыла, вдоль водительской двери и дальше на переднее крыло тянулась глубокая вмятина, переднее колесо неестественно завалено в бок, асфальт залит техническими жидкостями вперемешку с мелкими кусочками пластика и стекла фар.
Лысый мужичок выскочил из внедорожника и, матерясь, быстро осмотрел повреждения на своей машине, после чего двинулся ко мне. Ожидал услышать поток ругани в свой адрес, но мужичок принялся извиняться, жестикулировать, что-то пытаясь объяснить. Я его не слушал, сердце бешено колотилось.
Спустя час после аварии прибыл экипаж дорожно-патрульной службы и эвакуатор. Толстый лейтенант заполнил какие-то документы и сделал несколько фотографии, после чего за работу принялся эвакуаторщик.
Лебедка тащила мою машину на платформу, когда позвонил отец. Ему нажаловались в клубе, что я второй день пропускаю тренировки, и он был этим весьма раздосадован. Про Яну я рассказывать не стал, как-то неуместно, а вот аварию описал в малейших деталях и немного приукрасил.
Папа сменил гнев на жалость, мол, вечно мне достается, жизнь-то как не справедлива. Не стал его переубеждать. Мы договорились встретиться в автосалоне, что б выбрать новую машину. Дела у него идут в гору. Говорит, что взял в партнеры старого друга. Тот намерен вложиться по полной программе в наш гостиничный бизнес. Хорошая новость, деньги мне теперь нужны как никогда раньше. Притворился, что хромаю, и попросил передать тренеру, что мне нужно пару выходных дней. Теперь могу спокойно заняться делами, никто не побеспокоит.
Новая машина напоминает нефтяной танкер. Огромная и чересчур комфортная, создана скорее для стариков. Разгоняется медленно, при торможении клюет, но смотрится очень солидно.
За Яной приехал на огромном черном джипе. Она не сразу меня узнала и отвернулась в сторону. Ей ни к чему знать об аварии, поэтому сказал, что купил машину для большего удобства и безопасности детей. Она прониклась глубоким уважением, и целовала меня страстно, как никогда раньше.
Её мама забрала детей из садика и на ночь девчонки останутся у бабушки. В торговый центр мы поехали вдвоем. Ненавижу торговые центры. Как можно полчаса выбирать чайный сервиз, которым ты никогда не будешь пользоваться?! Я немного приревновал ко всем этим безделушкам, так аккуратно и заботливо она складывала всё в тележку.
Расплатился. Загрузил утварью полный багажник. Нас ждал ужин в шикарном ресторане и сказочная ночь.
Ненавижу азиатскую кухню, больше чем торговые центры, а Яна любит. Сколько бы она не учила меня пользоваться палочками, еда всё время валилась на брюки и стол. Секунда оставалась до точки моего кипения, когда Яна сказала, что можно есть руками и так едят многие японцы. А вот есть роллы и суши вилкой – дурной тон.
Из ресторана я ушел голодным.
Наш скарб остался в машине. Утром всё занесу.
Поднимаемся в лифте, сгораю от нетерпения, но виду не подаю, читаю рекламу. Она долго возится с замком, не привыкла ещё, крутит ключ до конца в одну сторону, потом в другую. В старой квартире сердцевина была вставлена в замок вверх ногами, я это сразу заметил, а ещё свет включался нажатием клавиши вниз, горячая вода открывалась слева от крана, ножи тупые, вилки погнутые. Такое не встретишь в богатых домах. Наконец она открыла дверь. Мы в прихожей. Толкнул дверь, она громко хлопнула, но мне всё равно, наваливаюсь всем телом, прижимаю Яну к стене.
Мы не отошли от двери и шага, как я уже стащил с неё футболочку, сражаюсь с застежками лифчика, она в это же время рывками расстегивает мой ремень. Целуемся очень горячо и влажно. Джинсы упали до колена, она тащит меня к дивану, спотыкаюсь, чуть ли не волочусь, но не отпускаю её.
Никогда её не отпущу.
Яна упирается задней областью колена в подушку дивана и падает. Её руки на моей шее увлекают за собой. Целую ушки, шею, грудь. Тонкие пальцы теперь на моей спине, она прижимает меня сильнее. Выпрямляю спину. Обеими руками сжимаю её ягодицы, двигаюсь к ступням. Пальчики ног возле моего лица, целую их, каждый поочередно, облизываю, покусываю. Ей это нравится. Она не стонет, а кричит. Нас слышно на весь этаж, а может быть и район. Плевать. Стук по батарее возвращает на землю. Секундная пауза. Она смеется, дразнит меня.
Всё! Валюсь без сил. Она улыбается. Я никак не могу отдышаться.
Женщины любят ушами, но пустомель и болтунов никто не любит. Я доказал свои чувства делами, но от этого не легче. Волнуюсь. Всё просто только в кино, а здесь нет режиссера и бесконечного числа дублей. Есть только я, она и этот единственный момент, когда уместна фраза:
– Я люблю тебя, – тихо признался на ушко.
Она промолчала.
Я выглядел жалко, провалиться бы мне на месте. В умоляющем взгляде читался вопрос о взаимности.
– Я не сказала тебе нет. Почему ты всё время спешишь? Зачем?
Спокойная и независимая, она ласкала мою руку от ногтей до локтя. Неожиданно, крепко сжала пальцы, склонила голову и поцеловала запястье. Жестом она сказала о покорности, а во взгляде было: «я всего лишь слабая женщина, продолжай, и всё получится».
Яна распрямила ножки и легла на живот. Её смущали едва заметные стрии – следы беременностей. Лунный свет ложился на спину и ягодички, разливался по стройным ногам. Этим ножкам место на подиуме, где-нибудь в Париже, или в рекламе нижнего белья. Вишенкой на торте были две ямочки на пояснице.
Ветровое стекло побелело от налипшего снега, топлива в баке одна четверть, а я вспомнил ямочки на пояснице. Смешно. Один их вид сводил меня с ума. Спросите, что самое красивое в женщине, и я, не сомневаясь, назову эти ямочки. Теперь-то никто не спросит. Мне осталось жить часов пять от силы. Если повезет – шесть, но не больше. Каково умирать от холода? Об этом я знаю заранее, слышал от местных старожилов. Когда не останется сил, просто засну. Согнусь в три погибели. Буду кутаться во всё, до чего только дотянусь, что б согреться, и когда согреюсь – усну. Конец. Смерть во сне ещё нужно заслужить. Совсем не плохо, могло быть хуже.
Заснули в одной постели. Пару раз попытался обнять, но она сбрасывала мою руку, вроде бы как случайно, во сне. Как же мы ещё далеки.
Проснулся, когда Яна собиралась на работу. На ней короткий халатик. Она сосредоточено подводит карандашом верхнее веко. Наблюдаю за ней лежа. Макияж глаз окончен. Взгляд бегает по туалетному столику, подбирает помаду. Хочет сделать губы максимально выразительными. Меня словно не существует. Скидывает халатик на пол, на ней только слипы. Тянется за лифчиком и встречает мой взгляд. Улыбается, прикрывает рукой грудь. Беру её за ногу, чуть выше колена, тяну на себя, она падает в постель, перекатывается через меня, тут же пытается встать, но я не пускаю. Яна в моих объятиях. Целую плечи, грудь, живот. Она вырывается, но не сильно, скорее, для вида.
– Что ты делаешь? Я опоздаю на работу.
– К чёрту твою работу, позвони, скажи, что заболела.
– Я так уже говорила позавчера.
– Тогда не звони, просто не ходи.
– Нельзя, меня уволят или оштрафуют, а потом уволят и не заплатят.
– Хочу, что бы мы жили вместе. Тебе не нужно будет работать.
Она замерла, кажется, пытается понять, действительно ли я это сказал или ей показалось.
– Я тебя обманывал хоть раз?
Смотрит с недоверием, но встать уже не пытается.
– Мое слово – гранит, – продолжаю уверенным тоном, – с этой минуты, ты не будешь нуждаться ни в чем. Просто поверь.
Яна растерянно смотрит в сторону выхода. Во взгляде страх и мучительное беспокойство.
– Я люблю тебя. Ты заслуживаешь большего, и я тебе это дам, ну же, давай, кивни головой и оставайся.
Она кивает, щурится, что-то припоминая, отводит взгляд в сторону, уголок рта приподнялся, может, она улыбнулась, неуверен, вижу только её профиль.
Переволновался, но назад дороги нет. Приподнялся на локтях. Я голоден, возбужден и горд. Целую ягодичку. Встаю. Белья на мне нет. Яна закрывает ладонью лицо, смеется. Сейчас умоюсь и принесу с машины покупки, посуды-то нет.
Трижды спускался к машине и поднимался, нагруженный пакетами. По спине бежал пот, а с лица не сходила дурацкая улыбка. Трудно поверить, что это произошло на самом деле. Яна не разделяет моего восторга. Она по-прежнему лежит в кровати и смотрит в потолок. Менять привычный образ жизни нелегко, ей нужно многое понять самой и как-нибудь объяснить детям.
Умыл в ванной лицо, обтер полотенцем и тихо, как змея, прокрался в спальню. Яна меня заметила и наблюдает сквозь прикрытые реснички. Прилег рядом, шепчу ей:
– Ты такая красивая. – Она отводит в сторону взгляд. – А эти брови, – нарочно говорю про брови, потому, что она с ними возилась очень долго, – они сводят меня с ума.
На лице расплылась довольная улыбка.
– Обожаю твои брови. – Продолжаю шептать ей на ушко, глубоко вдыхая сквозь волосы. – Как же ты пахнешь…
– Это не я пахну, а лак для волос. – Резко, но с кокетством оборвала Яна. При этих словах у неё едва слышно заурчало в животе.
– Намек прозрачен. Закажем домой или куда-нибудь съездим?
– Конечно съездим, зря я что ли брови рисовала! – Она резко поднялась и села в постели. – А куда поедем?
– Позавтракаем в кафе на набережной, немного прогуляемся, купим одёжку, снова прогуляемся, будем наслаждаться бездельем, пообедаем, снова побездельничаем, заберем из садика деток, возьмем вкусняшки и домой.
– Отличный план, а теперь отвернись, мне нужно одеться.
Погода не подвела: тепло, солнечно, легкий ветерок; город утопает в зелени. Мы хорошо провели время. По дороге домой заехал в кафе, дети выбрали большую пиццу, картошку и пирожные.
В квартире детский смех и любимая женщина, но я как будто не в своей тарелке. Привык ходить за Яной по следу, как тень: она в кухню, я туда же, она в спальню, я не отстою. Яна раздражается, но не говорит, а я ничего не могу поделать с собой. Раньше это было нормально, я вроде бы, как в гостях был, а теперь не знаю где мое место.
Всё больше убеждаюсь, что не знаю Яну. В социальных сетях нет её страничек. Может, неправильно ищу, даже фамилию не знаю. На Ксюшиной страничке нет ни слова о сестре, ни общих друзей, ни фотографий. Она настолько дорожит личным пространством, или может быть скрывает что-то?
Детям непривычно присутствие в доме постороннего мужчины. Нахожу это добрым знаком. Её прошлое не сильно меня беспокоит. Само собой, нелепо рассчитывать, что женщина с двумя детьми девственница. Миф о том, что каждый мужчина мечтает иметь ту, которую взял невинной, придумали и растиражировали старые девы, единственное достижение которых в том, что их никто не покрыл. Так говорит Макс. Он считает, что этим тихоням кукушку рвет похлеще, чем портовым шлюхам. Любительское фото единственной непорочной, с которой он имел связь, позже встретилось ему во всей красе на сайте для взрослых, а вот других своих бывших он там не встречал. Убедительно, да и к тому же я не сомневаюсь в порядочности Яны.
Помаялся немного и пошел в спальню. Уже поздно, день был насыщенный, и хочется отдохнуть. Яна скоро уложит девочек спать и придет, а пока просто полежу. Дверь приоткрылась, в комнату вошла Кира с плюшевым медвежонком и протянула игрушку мне. Я растерялся, не пойму, что с ним делать. Яна, наблюдавшая за нами с порога комнаты, широко улыбнулась и пояснила:
– Мишу нужно поцеловать, а то он не сможет заснуть.
Поцеловал медвежонка в носик и вернул Кире, та деловито прижала его к груди, повернулась уходить, но замерла, потопталась, развернулась ко мне и сказала едва слышно:
– Спокойной ночи, папа.
– Сладких снов, принцесса.
Глава восьмая
Глава восьмая
Прошло чуть меньше месяца, как мы живем вместе. Малышек в садик вожу я. Кира называет меня папой. Умиляюсь, каждый раз, как это слышу. Она такая смышленая. Настя чуть замкнутая, но более послушная, мы с ней ещё подружимся. По выходным гуляем в парках, хочу показать им все аттракционы, жаль, становится прохладно.
Семейная жизнь – это дорого. После садика вожу Настю на танцы. Преподаватель говорит, что у нее есть талант, а я считаю, что талант есть у преподавателя – талант вымогать мои деньги, но Яне не говорю, она сама знает.
Купил ей абонемент в спортивный комплекс. Не хочу, чтобы скучала, пока я на тренировках. Её гардероб заметно прибавил. В торговых центрах такие напористые продавцы, что одежду толком не рассмотришь, поэтому, некоторые вещи, которые она покупает, не подходят ей по размеру или фасону, и тогда Яна отдает их матери или сестре. Я не считаю это чем-то зазорным, вещи-то хорошие, дорогие, как по ним сшиты.
Давно не видел Макса. По пятницам они с ребятами собираются в пивной, играют в покер. Заведение старое, и мы там всех знаем. В конце зала есть темный уголок, там, за ширмой и проходит турнир. Картежник из меня никудышный, но посмотреть всегда интересно. Не повредит развлечься, к тому же я ненадолго.
Яна смотрит сериал, я глажу в другой комнате рубашку.
– Куда-то собрался?
– Да, хочу повидаться с Максом, ты же не против?
– Делай что хочешь.
– Ты обиделась, что ли?
– Нет, с чего ты взял? Просто мне не нравится этот твой Макс. Он недалекий и пошлый матерщинник.
– Ну, это не главные его качества. Он ещё преданный друг, надежный товарищ.
– И что, я должна станцевать от радости?
Не нахожу что ответить, совершенно пустой разговор. Поссориться не хватало из-за этих пустяков. К Максу само собой не поехал, но и это она вывернула наизнанку, «Чего же ты? – говорит. – Давай, иди, развлекайся, а то, что мне плохо, пусть тебя совсем не беспокоит». С ней что-то происходит, мне тревожно, боюсь за нее. В детстве тебя спрашивают, как именно болит живот, но ты теряешься и не знаешь, что ответить, попросту не понимая разницы между ноющей и острой болью. Подобное чувство я испытал сейчас.
Узнал, что некоторые циклические процессы в её организме теперь неотъемлемая часть нашей жизни. Стараюсь поддержать морально, как могу, но это сложно. В первый день цикла мы едим шоколадные конфеты с фисташками, пьем полусладкое вино, желательно испанское, но можно и грузинское, смотрим грустные фильмы о любви. Теперь, когда секрет гармонии раскрыт, я иду не в пивную, а в магазин, где кроме всего прочего, нужно купить Яне гигиенические прокладки. Думал, что легко с этим справлюсь, но, оказалось, есть много нюансов, и одинаковые, на первый взгляд, упаковки различаются количеством капелек, означающих впитывающую способность. Пришлось возвращаться, менять стыдно, купил другие, но на этом всё только начинается. Дальше мы смотрим низкокачественную запись французского мюзикла. По сюжету, парень встречается с девушкой, и они друг друга любят. Трогательно и невинно, как в индийском кино, все танцуют, поют, ничего не понятно. В следующем действии девушка умирает, сбитая машиной, а переживший её, поёт грустную песню. Утешить возлюбленного усопшей приходит его друг, но он оказывается геем. Такое там понеслось, что вспоминать противно. Яна рыдает, а я картиной не проникся. Мне больше нравятся боевики, но любимая считает, что в таких фильмах нет ни смысла, ни интриги.
– Что бы ты сделал, если бы знал, что жить осталось всего сутки? – спросила меня Яна накануне месячных.
– Не знаю. Банк ограбил бы, а потом попробовал бы героин, сделал бы татуировку на лице, хотя нет, татуировка это слишком. К чему такой вопрос?
– Так, ни к чему. Каждый месяц, из года в год повторяется одна и та же пытка. Знаешь, что приговоренным к смерти не сообщают дату казни. Из гуманных соображений. Живут себе, надеются на что-то, а потом раз и всё кончено.
– Не нравится мне твое настроение. Ничего не кончено. Вон, винишка ещё полбутылки. Я знаю один способ, как избавить тебя от этих мучений…
Яна посмотрела на меня удивленно, с сомнением.
– Надежный способ, – продолжил я, – но со своими недостатками. Гарантия девять месяцев, а потом процедуру нужно регулярно повторять.
– Идиот, – она больно ткнула меня указательным пальцем в ребра, залилась краской и звонко рассмеялась.
Приговоренному не говорят дату его казни. Очень гуманно. Я знаю дату своей смерти и что дальше? Где банк, который я хотел ограбить? Где наркодилеры? Даже татуировщика нет. Только снег, бесконечный снег бесконечно застилает бесконечную тундру и раздолбанная Татра посреди этой бесконечности с самым беспомощным существом на планете, возомнившим себя венцом творения.
Я обречен, конец близок, ноги коченеют в могильном холоде, а паники нет. Даже странно. Будущего нет, настоящее не имеет никакого значения, а прошлое… Прошлое прошло, его не вернуть, да и если можно было бы вернуть, то не стал бы, не такое уж оно было радостное.
Домашние хлопоты целиком лежат на Яне. В квартире всегда чисто, белье свежее. И как только она всё успевает? У нее хорошо получаются салаты и супы, а вот вторые блюда из мяса выходят либо очень жирными, либо сухими. Сама она их никогда не ест, а я давлюсь, икаю, запиваю горячим чаем и ем. Сегодня на ужин гуляш. Резиновые кусочки мяса потонули в жиру и исчезли под оранжевой мутной пленкой. Долго ковырялся, но так и не доел, в тарелке осталось много жидкой жирной массы.
Из-за стола встал с тяжестью в печени. Яна сосредоточено наблюдала за мной. Хотел уже выйти из кухни, как вдруг, тарелка с остатками гуляша полетела в сторону мусорного ведра, скользнула по краю, упала на пол и рыжие пятна забрызгали стену. Я оцепенел. Никак не ожидал такого поступка от женщины, которая обращается с посудой бережно, как с младенцем. Она и сама не ожидала, сидела на том же месте, но уже бледная и глубоко дышала, а в глазах сверкало какое-то безумство.
– Зая, ты чего?
– Я не зая, не рыбка, не птичка. Терпеть не могу этот зоопарк. У меня есть имя, и оно меня полностью устраивает!
– Перестань. Я всё понимаю, ты устаёшь, это всё быт, рутина…
– Какая к чёрту рутина. Я люблю и умею готовить, мне нравится, когда все с удовольствием едят, но когда тебе не говорят за это даже спасибо, то это и есть рутина. Самые обыкновенные вещи должны приниматься с благодарностью…
Раньше я не видел её такой, раздувала ноздри, хватая и выстреливая воздух, но всё равно задыхалась, дрожала, глотала окончания и целые слова, слезы текли так обильно, что намокли волосы на висках.
Я опустился перед ней на пол, головой прижался к коленям и крепко их обнял.
– Прости меня, я виноват, не подумал.
Она немного успокоилась, всхлипнула.
– Совсем не съедобно?
– Нет, ну почему же, очень…
– Врун, сказал бы сразу, что это не еда, а собачье дерьмо, но не нужно лгать, пожалуйста, никогда не лги мне.
Мы просидели так долго, она на стуле, я на полу перед ней. Молчали. Яна гладила меня по голове, а по стене стекали капли жира.
