Текст книги "Конец отпуска (СИ)"

Автор книги: Павел Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Вечером я задался вопросом, лезть мне сегодня в свою голову или нет? Завтра ответственный день. А вдруг в результате попыток узнать, что со мной сделали, я приду совсем в унылое состояние и завтра буду не в форме. А рисковать шансом как можно быстрее покончить с Елисеем я не хотел. Кинул монетку. Выпал «орёл». Я тупо смотрел на монету, пока не понял, что я кинул её до того, как загадал, что будет значить «орёл», а что «решка». Загадал, что если выпадет «орёл», то лезу сегодня к себе в голову, «решка» – не лезу. Кинул. «Решка». Значит не лезу.

Тут я понял, что увиливаю от того, что должен сделать. Это моя голова, с ней что-то не так. Я должен разобраться в себе. Так что плевать на всё, ложусь и вспоминаю. Я перевернул монетку орлом вверх и положил на стол.

Сказано – сделано. Капу в рот. Операция «Вспомнить всё» следующая серия!

Снова вспоминаю с момента странного состояния после приёма алкоголя. Невменяемое состояние, невменяемое поведение на улице, психушка, голоса. Один кажется знакомым, но при этом я его никогда не слышал. Так бывает? Ладно, не отвлекаемся. А чего это до сих пор голова не болит. Что у нас там дальше? Ага, инъекции, паралич, боль. Определённо, боль переносится легче. Ненамного, но уверенно могу сказать, что легче. Начинается мерцание сознания. Даже не знаю, как объяснить. Вот, когда просыпаешься, бывает, не знаешь, сколько спал, может три часа, может восемь. Когда человек выходит из наркоза, то не знает, который день. Чем глубже бессознательность, тем сильнее человек теряется во времени. Моё сознание «мерцало» так, что каждый раз, когда я терял сознание, я не мог сказать, прошла вечность или секунда, потом я ненадолго приходил в сознание, и тут же я снова будто исчезал. Это продолжалось и продолжалось, боль нарастала. Я решил притормозить и смотреть свой фильм ужасов в замедленном воспроизведении. Надо тщательно рассмотреть момент, когда я отключаюсь. Это какая-то бессознательность в бессознательности. Я в шоке от боли, я под какой-то наркотой и при этом что-то дополнительно вырубает меня ещё сильнее. Я сконцентрировался на моменте отключения, постаравшись как можно тщательнее прочувствовать, что там происходит… И заорал. Дико, безудержно, громко. Отчаяние. Страдание. Концентрация этих двух вещей. Возведите их в степень, поделите на ноль, умножьте на бесконечность. В качестве и количестве отчаяния и страдания то, с чем я столкнулся, было близко к абсолюту. Кричал я всего пару секунд, но мне кажется, кардиограмма сбой дала у всех постояльцев на этаже. А уж моя так просто взбесилась.

Я лежал в холодном поту. Вот сколько спорта и пота в моей жизни было, а никогда досконально не понимал, что это такое «холодный пот». Ну вот, сука, испытал. Так себе опыт, если честно, рад был бы до конца жизни не понимать. Тело мокрое, сердце колотится. Ладно бы просто колотится, там ещё и очень неприятно пару раз кольнуло.

Вопрос. Что. Это. Было.

Если до этого я с опаской вспоминал психушку, то сейчас с опаской стал вспоминать, момент, как я вспоминал. На всякий вернул вылетевшую изо рта капу обратно. Итак. Вот я стараюсь рассмотреть, что происходит, когда я теряю сознание. Свет. Мощный свет, который тушит мои мысли, мою волю, мою суть. Струя из пожарного рукава менее уверенно тушит свечу по сравнению с тем, как этот свет тушил меня. Я осознал, что этот свет может уничтожить мою личность, моё я. А чего ж я заорал? Я постарался вспомнить, что ещё я увидел или почувствовал. Вспомнил это ощущение полного уничтожения сознания и понял, что закричал я когда именно это и произошло. Меня как личность уничтожили. За секунду до того, как я понял, что меня сейчас полностью, абсолютно не станет, я и закричал. А потом меня не стало.

Если бы злость можно было преобразовать в электричество, то моей ненависти хватило бы сейчас на замену пары гидроэлектростанций. Вот же твари… Может, отменить пока Елисея?.. Как-то он сейчас менее актуален, чем эти ублюдки. Жаль, лиц не помню. Они пришли, когда я уже был под наркотиками.

Я успокоился. Немного. Стало понятно, что с глазами происходит, почему он такие красные. Какое-то излучение шло мне в голову при открытых глазах. Что это не просто свет от лампочки, было понятно даже такому дилетанту в физике как я. Одного касания этого воспоминания хватало, чтобы глаза снова начинали болеть.

Ненависть не отпускала. Тело переполнял адреналин. Надо было как-то успокоиться. Или не надо? Я вдруг понял, что лучшее, что я могу сделать, чтобы хоть как-то отомстить этим тварям, – это продолжать вспоминать. Они не хотели, чтобы я что-то знал. Они не хотели, чтобы я вспомнил. Ну так я это узнаю. Я это вспомню. И я придумаю, что с этим делать. И им это не понравится.

В общем, я решительно поправил капу языком, закрыл глаза и как мог быстро сосредоточился на том моменте, когда начался паралич и боль. Когда началась боль, я с ликованием обнаружил, что мне плевать! Я терпел с лёгкостью! Я был сильнее этого. Так, теперь смотрим на свет. Я уже знал, что это свет, и это знание помогало. А также помогало осознание того, что сейчас-то я жив. Если я жив после всех этих манипуляций, то уж от просмотра того, как это происходило, я не умру. Надеюсь. И никаких больше криков. Не дождётесь.

Я конвертировал злобу в решительность по очень выгодному курсу и концентрировался на свете. Вместо ожидаемого ужаса и боли навалилась жуткая сонливость. Этот свет реально меня «тушил». Я как мог противостоял, но понял, что бороться очень тяжело. Я не хотел исчезать, меня стирали. Меня нет. Меня нет. Твою мать! Это же не моя мысль!!! Как по волшебству вынырнул из бессознательности, стал бодрее. Не в полном объёме, сознание так и норовило уйти на выходной, а то и в полноценный отпуск, но держался. Новое данное для меня было, что этот свет несёт мысли и образы. Хитро сделано, что внушение содержит не слово «ты», а «меня». Я стал смотреть дальше, но ничего кроме уничтожающих сознание внушений не нашёл. Это продолжалось какое-то время. Свет нёс мысли. Они проникали внутрь меня, пропитывали мою суть и становились частью меня. А сейчас я выжимал из себя всю эту ложь. Но было тяжело, я осознавал, дай бог, процентов двадцать из того, что в меня инсталлировали. Потом свет исчез, и я пришёл в себя, чтобы буквально через секунду это снова повторилось…

В итоге я заснул.

Я не смог дойти до конца. Истощил все силы в борьбе с бессознательностью. Просто отрубился. Проснулся я счастливым человеком. Я понял, что рано или поздно вытащу из головы абсолютно всё ненужное, что туда попало.

Отсутствие крови на постели радовало. Может, и с глазами всё нормально?

Нет, с глазами всё было не нормально. Зеркало продемонстрировало неплохой образец голодного вампира, я даже будто сбросил пару килограммов. И эти килограммы ушли с лица. Реально похудело лицо. Оно и так-то было не толстое. Но тут скулы стали более выпирающими, щеки однозначно уменьшились, а глаза увеличились. И лицо перестало быть добрым. Я попробовал улыбнуться – не получилось, ну, как, получилось губы раздвинуть и зубы показать, но отражение в зеркале никакой вместо улыбки попыталось меня напугать. Попробовал улыбнуться ещё раз, отражение теперь изобразило маньяка, который только что поймал свою жертву. Не. Нахрен улыбашки. Всё на самом деле портили глаза. Им не хотелось улыбаться. От слова совсем. Таким взглядом можно улыбки с лиц людей через стену стирать. Да… Уж…

И это произошло со мной, человеком, который ради того, чтобы поржать или развеселить других снова и снова затевал всякие авантюры. Меня затопила ненависть. Я скоро экспертом по этому чувству стану. Есть злость спортивная, злость несогласия, когда идёшь наперекор, без особого желания навредить, скорее, что-то доказать себе или кому-то. Это «рабочая лошадка». Есть что-то типа «справедливой ненависти», это как у меня к Елисею. А сейчас меня затопила какая-то тёмная злоба. Хотелось кому-то вернуть всё, что я испытал. Заставить страдать. Хотелось видеть это и получать злобное удовлетворение от мучения другого существа. Я менялся и, очевидно, не в лучшую сторону. Снова посмотрел в зеркало. Увиденное не понравилось. Из зазеркалья на меня смотрел очень неприятный тип. Улыбка – не улыбка, а безумный оскал, взгляд мрачный и давящий. Нет, таким я себе не нравлюсь. Кто бы что бы со мной ни сделал, я таким уродом не останусь.

После душа я немного отошёл. Улыбаться всё ещё не получалось, но усмешку мне зеркало вернуло более-менее человеческую. Ладно, надеюсь, на моих планах на вечер это пагубно не скажется.

Сегодня пятница. Сегодня будет попытка убить Елисея. Если не получится, то повторю ещё раз. И буду повторять, снова и снова, пока всё не закончится. Ну, а пока ещё не вечер, пойду работать.

Глава 6

– Маугли, ты же, вроде как, трезвенник! Что у тебя с лицом?! – Серёга первым заметил моё состояние.

– Отравился, – пробурчал я.

– Судя по лицу, ты раз двадцать отравился, – не отставал Серёга. – Ты глаза свои видел?

– Да, вчера известь в глаза попала, вечером глаза тёр, и вот с такими проснулся, плюс вы надо мной вчера издевались, плюс отравился, – мне кажется, вполне правдоподобно наврал я, после чего перевёл разговор на тему работы. – Что у нас там с компрессором случилось вчера? Он воздух с запахом горелого масла гнал. Его Семёныч обещал привезти сегодня с техосмотра, не видели, привёз?

– Нет, пока не привезли. Набери Семёнычу, да узнай, – ответил Саня.

– Ладно.

Весь рабочий день я был раздражительный. На перерыве сказал, что никаких экспериментов не будет, практически послал Лёху с Серёгой куда подальше. Они, видя моё состояние, не настаивали. Ну, испортилось у Маугли настроение, ну, с кем не бывает. Вообще-то, как раз со мной и не бывает, чтобы я был настолько раздражительным со всеми и так долго, такого никогда не было.

Под вечер мысли снова и снова возвращались к Елисею. При этом ничего конкретного не думалось, сознание халтурило и ничего кроме того, что сегодня всё кончится, в голову не лезло. Я пытался прокрутить в голове весь план, но ничего не получалось. Голова отказывалась работать. Безбожно тупил. Я всё списывал на свои вчерашние попытки разобраться с головой. Голова, правда, мне за это ни разу не была благодарна, устроив себе практически выходной. При этом никаких сомнений в том, что всё вчера сделал правильно, не было. Я на правильном пути. Но, сука, какой же он этот путь ухабистый…

Закончили рано, в полдевятого вечера. Семёныч ушёл после обеда что-то согласовывать, а я всех удивил тем, что не заставил до чуть ли не абсолютной темноты корячиться, а дал отбой.

Я после душа пошёл в ресторан при гостинице, где выпил кофе и попытался собраться с мыслями. Мысли не собирались. Хорошо, что всю неделю, я так или иначе продумывал свой план, так что сейчас решил уже не думать, а делать. Вернулся в номер, возле двери удачно встретился с горничной. Есть свидетель, что я зашёл в номер.

Итак, одеваемся. Спортивные штаны, которые шились изначально на кого-то совсем неспортивного. Размера на четыре больше в талии, чёрного цвета, они визуально делали меня толще и шире. Чёрная футболка, чёрная кофта с капюшоном, тоже «оверсайз». В карман худи положил балаклаву и тряпочные перчатки с пластиковым точечным покрытием, самые обычные. Теперь только ждать. Я сидел и смотрел первый попавшийся сериал про боевые искусства, ничего в нём не понимая. Голова отказывалась работать. Хотя, может, и сериал такой. Так в непонятном состоянии прошло время до двенадцати. Надо выходить.

Выйти из номера незаметно для меня было не проблемой. Номер был на втором этаже, и я бы просто мог выпрыгнуть в окно, но поскольку прыжок из окна с огромной вероятностью попадает на камеры, то надо было что-то ещё придумывать. Но придумывать ничего особо не пришлось, мы вчера как раз достроили леса до окна моего номера и загородили ими все камеры плюс сделали мне комфортный путь наружу. Я просто открыл окно и как мог тихо вышел на леса. Телефон оставил в номере на беспаузном просмотре сериала. Быстро спустился вниз, накинул капюшон и пошёл в направлении завода «Восход». Я шёл, опустив голову. Понятно, что всех камер я не знаю, но я надеялся, что меня нельзя узнать по походке или фигуре. Походку я постарался изменить, стараясь шлёпать всей стопой и не выпрямляя ноги до конца. Это, во-первых, немного меняет впечатление о росте, человек кажется ниже, во-вторых, это делает походку тяжёлой, что совсем не похоже на меня. До завода я добрался без приключений. Поскольку я не знал, есть ли камеры в районе проходной, то пошёл вдоль забора и убедившись, что никого поблизости нет, перебрался через него на территорию завода в максимально тёмном месте. Быстро сориентировавшись, я направился к своему наблюдательному пункту в полуразрушенном корпусе.

Пробравшись внутрь, я оказался не совсем в полной темноте. Один из фонарей, освещавших стоянку рядом со «Снежной королевой», стоял неподалёку от моего здания, и его света хватало, чтобы немного разогнать полный мрак. Я постоял, подождал, когда глаза привыкнут и направился к окну, из которого удобно наблюдать за входом в клуб.

Пятница. Вернее, уже суббота. Точного времени я не знал, но около часа ночи. Было оживлённо. Народ входил и выходил. Я достаточно неплохо мог разглядеть каждого. Если повезёт, то сегодня всё и кончится. Чтобы мне повезло, должно произойти следующее: Елисей должен сегодня пойти в клуб, он должен пойти из клуба домой один по территории завода. Как бы один из клуба домой пешком – уже признак неудачника, так что если Елисею так не повезёт, то и дальше ничего удивительного, если его невезение продолжится и приведёт ко встрече со мной. Кому-то не повезёт, кому-то повезёт…

Я стоял, смотрел и думал. Впервые за пару недель я мог просто стоять и думать. Ясность мыслей может и не была кристальной, но тем не менее муть, мешавшая мне целый день, рассосалась. Не надо было никуда спешить, не надо нервничать и следить за собой, не надо лезть в глубины памяти, могу просто стоять и размышлять. Неожиданно кольнула мысль о какой-то неправильности. Вот я уже, можно сказать, на финишной прямой, а внутри появилось чувство, что я что-то упустил. Такое бывает, когда выходишь из дома, закрываешь дверь и точно знаешь, что забыл внутри что-то нужное. И повезёт, если вспомнишь, но, бывает, что так полдня и ходишь с этим чувством, а потом, когда уже поздно что-то исправить, вспоминаешь, что вот же, паспорт то я и не взял, а он как раз сегодня понадобился. Чувство ошибки в расчётах. Я что-то упустил, что-то важное.

Я попытался поймать эту мысль, стало хуже. Чувство, что что-то упустил, усилилось. Я стал перебирать всё, что только относилось к делу. Перчатки взял, шапку-маску взял, кстати, надо одеть, одел, кроссовки, арматурный прут, дорога, камеры на дороге, телефон оставил, жду Елисея, он должен умереть… В какой-то момент я понял, что опять выпал из реальности, как это уже не раз бывало за последнюю пару недель после вызволения меня из психушки. Чёрт! Я же не следил в это время за клубом. Я лихорадочно стал оглядываться, вроде, ничего не упустил. Никто не входил и не выходил. Да что ж такое-то со мной?! Все эти выпадения из реальности – это напрягает. Сейчас хоть понятно, что причиной этого является какой-то совершенно бесчеловечный эксперимент. Надо будет, конечно, продолжить разбираться с этим. Я очень надеюсь, что, вспомнив все подробности, все внушения, все команды, я стану более адекватным.

Мысль переключилась на мою супер-реакцию. Причём нельзя сказать, что это всего лишь хорошая реакция, это что-то совсем иное. Когда меня атакуют, я перемещаюсь очень правильно, будто я годами только и делал, что участвовал в поединках, хотя я в них не участвовал. К моему совсем нечеловеческому восприятию прилагается также знание и уверенность, как поступить. При этом скорость мышления просто поразительная. Я в этом состоянии успеваю анализировать все движения противника. Также очень интересно было обнаружить, что, оказывается, эта способность изредка включалась в некоторых критических ситуациях и раньше, но при этом все моменты её использования как-то выцветали в памяти. Я смог обратить на это внимание только с помощью Лёхи и Серёги, но мне кажется, что то, что со мной сделали в психушке, тоже как-то повлияло на то, что я смог это в себе заметить. Слишком много странного со мной стало происходить в короткий период времени. Вопросы появляются быстрее, чем находятся ответы. Тем не менее я рад, что в плане ответов получается хоть что-то откопать. В памяти всплыли обломки зубной эмали. Да, будет кем или чем заняться после того, как разберусь с Елисеем.

Опа! А вот и он. Трое молодых людей вышли из здания, два парня и девушка. Один из парней – Елисей. Сердце застучало побыстрее, ладошки вспотели. Я судорожно натянул перчатки. Теперь ржавый рифлёный прут точно в руках скользить не будет. Сейчас самый волнительный момент. Выйдя из клуба, все трое отошли от крыльца на пару метров и остановились поговорить. Незнакомый парень обнимал за талию знакомую Настю-недохореографа. Елисей был без пары. Такой же неудачник как я – проскочила грустная мысль. Постояв минут пять вся компания двинулась на стоянку. Подошли к BMW пятой серии. Я затаил дыхание. Если они втроём сядут в машину, можно считать эту попытку проваленной. Нет. Елисей и парень пожали друг другу руки, Настя села за руль, её ухажёр рядом с ней, Елисей остался один. Проводив взглядом отъезжающую машину, моя жертва пошла как раз тем маршрутом, какой я и предполагал.

Я тихо отошёл от окна и стал аккуратно, но по возможности быстро перемещаться к противоположной стороне здания. Выскочив из окна, я побежал к тому месту, которое заранее наметил, как наиболее подходящее: примерно в центре территории возле двух явно заброшенных зданий было очень слабо освещённое место, а в узком проходе между ними было вообще темно. Я встал у стены и взял прут в правую руку. Моё тело решило, что кровь для него сейчас неактуальна, а вот адреналин – самое то. Сердце колотилось как бешеное, меня физически потряхивало. Очень напрягало, что надо сохранять неподвижность, было очень неприятно стоять застывшим. Но потерплю. Елисей должен появиться с мгновения на мгновение.

Вижу спокойно идущую ссутулившуюся фигуру. Елисей. Сейчас всё произойдёт.

Мысли метались. Я не продумал, как именно нападу! Вот не приходилось раньше выскакивать из-за угла, чтобы проломить человеку голову. Опыта, сука, не хватает. Выскочить перед ним? Тогда он может развернуться и броситься бежать к клубу или заорёт. Сбоку – ненадёжно, можно легко отшатнуться. Я решил напасть сзади. У нас же тут не дуэль. У нас убийство. Елисей шёл по центру дороги. От угла, за которым я стоял, до него было метра четыре. Когда он поравнялся со мной, я выдержал паузу буквально в полсекунды и выскочил за его спиной и как мог быстро рванул к нему, одновременно делая замах прутом. Я старался двигаться тихо, но мы были достаточно далеко от клуба и звуки музыки не могли заглушить шорох моих шагов. Елисей оглянулся, но уже ничего не успевал предпринять. У него даже на крик времени не было, я увидел только расширившиеся от испуга глаза и начавший открываться рот, как удар прутом… Прошёл в сантиметре от его головы! Да как так-то?! Это же не комар, сука, а голова!

Елисей опешил сам, он подавился криком и стоял в шоке. Я, видя его замешательство, снова замахнулся и ещё раз, уже нормально нацелившись, что есть силы обрушил ему на голову свою арматурину. Сверху вниз. И снова промазал. Елисей стоял как статуя. Я промазал, так как меня неожиданно немного повело в сторону и прут прошёл мимо, не попав не только по голове но и по плечу. Происходящее настолько шокировало Елисея, что он даже не пытался увернуться. Но теперь к шокированному Елисею присоединился шокированный Маугли. Да какого чёрта я не попадаю?! Он же стоит неподвижно! Ситуация не располагала к долгим размышлениям, но я вообще не понимал, что происходит. Я на секунду просто застыл. Возникшую идиотскую паузу неожиданно заполнил Елисей:

– Это пранк? – не очень веря сам себе, но с надеждой спросил он.

Я решил не отвечать, судорожно ища выход из ситуации. То ли прут у меня бракованный, то ли руки. Тогда что делать. Всплыла картина, как я роняю на асфальт Небритого. Отлично! Это вариант! Я чуть наклонился и прыгнул к Елисею, толкая его плечом в грудь. На классический тэйк-даун это было мало похоже, но расчёт был правильный. Мы оба полетели на землю. Прут я выпустил из руки. Увернуться у Елисея не получилось. Я оказался сверху и вцепился обеими руками ему в горло. Горло было какое-то твёрдое. Я давил изо всех сил, Елисей вцепился своими хилыми ручонками в мои запястья и пытался как-то избавиться от захвата, но безуспешно. Но при этом он всё равно мог дышать! Я давил как мог, но мои руки оказывали давление на его гордо не сильнее тугого воротника. Если бы Елисей не был так сильно напуган, у него были все основания заподозрить пранк. Хардкорный, но тем не менее пранк. Я реально не понимал, что происходит, но старался как мог. Правда, безуспешно. Затопившая меня ненависть стала очень быстро превращаться в отчаяние. Я должен его убить но не могу. И тут Елисей решил снова завести беседу и не нашёл ничего лучше, чем спросить:

– Почему?

Ах ты тварь, подумал я. Ты хочешь знать, почему?! Ты хочешь знать, почему?! Я в ненависти уже плюнул на то, что он услышит мой голос. Это ничего не изменит. Этот ублюдок хочет знать, почему он сегодня умрёт, так не вопрос. Слушай, тварь!

И тут у меня возникло короткое замыкание. Я не мог ничего ему сказать. МНЕ НЕЧЕГО БЫЛО ЕМУ СКАЗАТЬ. Я не помнил причину! Почему я должен его убить? Елисей должен умереть! Ускользающая мысль, которая меня нервировала уже не первый раз, вдруг решила предстать во всей красе. Это не моя идея! «Елисей должен умереть» – это не мои слова. Я понял, что у меня нет и никогда не было никаких причин убивать Елисея! А раз нет причин, то что я тут делаю? Я не буду его убивать. Я не должен этого делать! И стоило мне во всей полноте осознать эту простую мысль, как меня скрутило. Сердце дало сбой. Оно должно было сократиться, но почему-то этого не сделало. Руки внезапно ослабли. Пауза в секунду чуть не свела меня с ума. Тело перестало подчиняться. Снова удары сердца. Снова дышу. Выдохнул с облегчением. Сердце пропустило удар ещё раз. Руки мгновенно из каменных стали ватными, и Елисей кое-как смог стащить их со своего горла. Извиваясь ужом, он выполз из-под меня, перевернулся на четвереньки и стал в панике уползать. Да, напугал я его отлично. Пранк удался на сто процентов, а вот с убийством что-то пошло не так. Сердце снова неуверенно сократилось три раза. Потом снова взяло паузу. Я отстранённо смотрел, как моя несостоявшаяся жертва убегает на четвереньках, потом становится на ноги и бежит уже что есть дури и за несколько секунд скрывается за поворотом. Я лежал на животе. Все мысли были заняты только одной мыслью – сердце будет биться снова или это всё? Сердце всё-таки пусть неуверенно, но запустилось. Несколько ударов подарили мне надежду, что я останусь жив. Я встал на четвереньки. Чёрт, снова остановка. На этот раз сопровождается острой болью в груди и спине. Я умираю. Простая безоговорочная истинность этой мысли вызвала панику. Но как же, сука, не хочется. Уколы в сердце превратились в адскую боль, но кричать, как и дышать, уже не получалось. Вот это поворот, конечно, вдруг отстраненно думал я. Мышцы, которые отвечают за самые базовые функции, – сердце и диафрагма – стали выходить из строя. Боль была настолько жуткая, что пришла трусливая мысль, что скоро это кончится. Но мне совсем не нравилось, чем именно это кончится. Совсем-совсем не тем, чем хотелось бы. Вместе с болью кончится и Маугли. А Маугли ещё, сука, ничего в жизни, кроме строительных лесов и не видел, даже в настоящих джунглях не был.

Сердце не бьётся, диафрагма не сокращается. Мысли ещё кое-как думались, но процессы в теле шли очень нехорошие.

Я хочу жить, но это кажется какой-то недостижимой целью. Идти к этой цели у меня почему-то не получалось. Лежать в направлении цели получалось, но помогало это мало. Но вот не хотелось мне, чтобы всё кончилось именно так. Поэтому практически теряя сознание я решил, что буду хотя бы думать в направлении цели. Я хочу жить! Я просил сердце начать биться, я умолял своё тело начать дышать. Бесполезно. Боль не утихала, а вот сознание куда-то проваливалось. Ну и что. Пока думаю, не сдамся. Не сдамся хотя бы в мыслях. Сердце, бейся! Грудь, дыши! Я начал приказывать телу. Я хочу жить!

Внезапно, боль, казавшаяся предельной, стала запредельной. Но при этом диафрагма сократилась и в лёгкие пошёл воздух. Но что нам тот воздух. Кровь-то стоит, ничто её не качает. Сердце сократилось! Ура! Никогда не был так рад этим тихим мягким толчкам в груди. Правда билось оно как-то редко. Раз в две секунды примерно. Дыхание тоже не радовало частотой. Воздух поступал, но я не мог ни ускорить дыхание, ни замедлить. Я не знаю, как себя чувствует человек на искусственной вентиляции лёгких, но я не контролировал дыхание никак. Поэтому стонать получалось так себе. А хотелось стонать очень сильно. Все поводы у меня были. Боль понемногу начала стихать. Слабость не проходила, но контроль над руками и ногами постепенно возвращался. Встать на ноги я ещё не мог, но на четвереньки получилось. Если Елисей вызовет полицию, то будет очень непросто объяснить, зачем я устроил этот пранк. Поэтому надо валить отсюда. И я как мог быстро на четвереньках двинулся в ту же щель между зданиями, из которой атаковал Елисея. Обогнать меня мог бы и пьяный дождевой червь, но я не сдавался. Странный режим дыхания и очень медленное сердцебиение продолжали дико меня пугать, но раз всё работает, то будем надеяться, что самое страшное позади.

Прошло сколько-то времени. Не знаю, сколько. Я уже заполз в щель достаточно глубоко и продолжал целенаправленно на четвереньках убегать от возможной погони. Ну, убегать – это я преувеличил раз в триста. Я тихо и аккуратно переставлял руки и ноги, уползая дальше в щель между домами. Вставать на ноги я не рисковал. То, что я озаботился бегством не зря, стало понятно, когда сзади послышались голоса.

– Это было здесь! Вот этим прутом он бил меня по голове! – какой, сука, он бодрый, этот Елисей.

– Крепкая у тебя голова, приятель! Сколько раз он тебя этим прутом ударил? – ответил ему незнакомый мужской голос со скептическими нотками.

– Ну, не бил, но почти. Ни разу не попал… Потом он меня повалил, но мне удалось его отпихнуть и убежать, – продолжал жаловаться Елисей. И чего жалуется? Жив остался! Радуйся, каналья!

Я продолжал отползать, сил не прибавлялось, состояние было стабильно хреновое, ускориться никак не получалось. Я только успел заползти за какие-то ящики, как в щель между домами, по которой я «удирал», посветили фонариком.

– Никого, – ещё один мужской голос.

– Тут никого нет. Заявление писать будете? – поинтересовался голос со скептическими интонациями.

– Да, нет, обойдёмся, – отказался Елисей. – Отцу не рассказывайте, пожалуйста. Может, это пранк был…

– Что было?

– Ну, розыгрыш. Он махнул два раза прутом, не попал ни разу, потом повалил и пытался душить, но у меня даже следов на горле не осталось. Он резко ослаб или сделал вид, что ослаб, мне удалось вырваться, и я убежал. Скорее всего, кто-то так подшутить решил.

– Чьи-то шутки нашим ногам покоя не дают. Ладно, пойдём отсюда. Ещё у охранников спросим, может они кого видели.

Полиция с Елисеем ушли. Я сидел, прислонившись к стене, кое-как дыша и кое-как оставаясь в живых. Ползти на четвереньках до дома или гостиницы – так себе идея. Место, где я прятался, показалось мне достаточно заброшенным, чтобы кто-то случайно мог сюда забрести, поэтому я решил провести ночь здесь. Лёг на спину и постарался прислушаться к состоянию тела. Состояние так себе. Сердце работало странно, дыхание тоже работало странно. В каком-то искусственном режиме. При этом я ощущал в теле странную эмоцию недовольства. Типа «какого чёрта ты со мной это творишь?» Как-то вменяемо объяснить происходящее я не мог. Даже думать толком я не мог. Да и не хотел. Странные дела. Очень странные. Надо как-то переждать ночь. Что-то мне подсказывало, что сейчас минимум движения – это максимум пользы. Незаметно для самого себя я отрубился.