Текст книги "Пикировщики"

Автор книги: Павел Цупко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

"Петляковы" прошли над "мигами". Картина внизу не изменилась. По неизвестной причине истребители не могли сопровождать "петляковых". Тогда ведущий Богомолов качнул крыльями своей машины и повернул на запад. За ним, сохраняя строй, устремились обе эскадрильи. "Петляковы" полетели в бой без "щита".

Погода начала заметно портиться. Высокие перистые облака, молочной пеленой закрывавшие западную часть небосвода, уплотнялись. Вскоре все небо впереди оказалось закрытым сплошной стеной. Но самолеты летели, не меняя высоты. Константин забеспокоился: летать вслепую ему еще не приходилось.

Григорьев показал рукой: "Оттянуться!"

Усенко отстал. Звено Фордзинова также отошло подальше, Константин оглянулся на стрелка-бомбардира, ища у него поддержки. Ярнов невозмутимо что-то записывал в бортжурнал. Его спокойствие передалось и пилоту. Он крепче сжал штурвал и посмотрел на Алешина. Тот летел на своем месте. Это окончательно успокоило Усенко.

И вдруг на его глазах машина Григорьева исчезла. Еще не успев сообразить, что произошло, Константин ощутил, как в кабине внезапно потемнело, самолет вздрогнул и со всех сторон оказался окутан облаками, утонул в белой массе. Впереди ничего не просматривалось.

"Снижаюсь или набираю высоту?" – гадал он, не в силах сообразить, в каком положении находится "петляков". Решил, что снижается, и потянул штурвал на себя. В ту же секунду раздался крик бомбардира:

– Что ты делаешь? Скорость упала! Свалимся в штопор!

Усенко глянул на указатель скорости: его стрелка показывала невероятно малую величину. Он с силой толкнул штурвал на себя: стрелка скорости заскользила по шкале вправо. Ярнов облегченно вздохнул. А в кабине потемнело сильнее, и за козырьком фонаря вдруг показался темный лес, желтая дорога и чей-то Пе-2, буквально шарахнувшийся вверх.

До сознания мгновенно дошла сложившаяся опасная ситуация: "семерка" беспорядочно вывалилась из облаков и чуть не столкнулась с другим Пе-2.

– Это Алешин! – спокойно сказал Михаил. – Выравнивай!

– Где же остальные, Миша? – спросил Усенко. – Чуть дров не наломали!

– Где, где... – заворчал бомбардир. – Наверное, уже за Ельней! А мы, смотри на компас, летим на восток. Оторвались от группы, товарищ летчик! Что будем делать?

– Как что? Выполнять задание. Давай курс на цель! Вскоре показалась линия фронта. В огне и дыму у самой поверхности земли проносились штурмовики Ил-2, летчики узнавали их по горбатым силуэтам и радовались:

наши! Слева на пределе видимости летали по кругу и бросались вниз вражеские пикировщики.

Константин внутренне собрался, он был настроен по-боевому, мысль заработала четко, ясно.

– Ищи цель, Ярнов! – приказал он и уточнил: – Танки ищи! У нас бронебойные. Всем смотреть за воздухом!

– Хорошо! – с готовностью ответил бомбардир. – Только давай наберем высоту побольше.

Михаил быстро достал оптический прицел-трубу, вставил его в пяту во входном люке и установил прицельные данные.

А Костя разглядывал незнакомую местность.

– Слушай, Миша! Что это за сожженная деревушка – вон, с большой церковью справа!

– Город Ельня. Запоминай! Пригодится.

– Ельня?!.. Так вот она какая...

Одинокая церковь с проломленной крышей и закопченными стенами, груды развалин вокруг, остовы печей да обгоревших головешек вместо жилых домов, голые, без листвы, деревья – вот все, что осталось от города с пятнадцатитысячным населением. Вся местность была изрыта окопами и траншеями, дзотами, землянками, артиллерийскими и минометными позициями, закопанными в землю танками. Все это почти непрерывно изрыгало огонь, клубилось дымом, взрывалось: в Ельне шел бой.

От позиций в сторону одиноко летящего Пе-2 взметнулась разноцветная нить пулеметной трассы, перед носом машины вспыхнули черные шапки близких разрывов. Усенко бросил самолет вниз, потом на правое крыло, на левое и проскочил опасную зону.

– Ух ты! – смахнул он с лица пот.

– Командир! – прозвучал в телефонах голос радиста. – Нас обстреляла наша батарея. Я хорошо видел.

– Чушь! Не может быть. На такой высоте звезды видны.

– Почему чушь? – вмешался Ярнов. – Очень может быть. "Петляков"-то внешне похож на "сто десятого мессера"! Их много, а наших мало. Могли спутать. Кстати, смотри! Летим над немецкими окопами, а не стреляют... Впрочем, начали...

Чем дальше улетал на запад "петляков", тем хуже становилась погода. Иногда из близких облаков шел небольшой дождь, и стекла кабины заволакивала водяная пелена. – Костя! Танки справа! Ого, сколько их! По дороге к Ельне в облаках пыли двигалась, растянувшись больше, чем на километр, серая колонна. Впереди ее – коляски мотоциклов, за ними до двух десятков коробок танков и до полусотни приземистых грузовиков с пехотой. На капотах некоторых машин краснели полотнища с белыми кругами и черной свастикой посередине опознавательные знаки фашистов.

Костя глубоко вдохнул и, подворачивая "семерку" к колонне, приказал:

– Слушать всем! К бою!.. Штурман! Чтобы все бомбы – в цель!

– В цель, в цель! – проворчал Ярнов. – Попробуй с двух тысяч попасть в копейку!.. – И вдруг предложил: – Костя! А может, попробуем с пике, чтоб поточнее? – Да! Но... – Летчик замолчал. Неожиданное предложение бомбардира всколыхнуло в его душе давнишнее желание. Но родило и опасение: предварительно не потренировавшись, не сделав ни одного учебного полета, сразу решиться на боевой – по силам разве что испытателям. Но станет ли это первое в его жизни пикирование на Пе-2 последним?.. И тотчас, сметая сомнения, вспомнились обнадеживающие наставления инструктора Василия Иванова, Уверявшего молодого летчика: "У тебя получится. Дерзай!"

– А что? На Ар-2 мы ж пикировали! – загорелся Константин и решительно приказал: – Давай, Миша!

– Я готов! Угол пикирования – шестьдесят... Ой, смотри, Костя! Там "мессеры"! Откуда они взялись?

Точно! В серой дымке впереди танковой колонны пониже облаков патрулировали два истребителя. Усенко безошибочно определил: Ме-109. Их присутствие усложняло обстановку – Константин быстро оценил это. Конечно, противника надо бить. Но бить с умом! Как?..

Ничего не подозревавшие немецкие летчики не тревожились. Летали они, как в учебной зоне, спокойно и довольно далеко от колонны. В манере их полета Усенко увидел столько уверенности, безнаказанности, наглости, что волна ярости захлестнула его.

– Ничего! – стиснув зубы, проговорил он. – Зайдем сбоку! Пока очухаются... Давай, Миша, серией!

Бомбардировщик быстро приближался к колонне. Немцы не стреляли. Впрочем, летчики за их действиями уже не следили – они включились в привычный ритм работы.

Прильнув к трубе оптического прицела, Ярнов осуществлял боковую наводку направлял "петляков" в ту часть вражеской колонны, где густо теснились танки.

– Пошел! – подал он команду.

Усенко толкнул штурвал, "семерка" опрокинулась книзу и с нарастающей скоростью помчалась к земле. Страшная сила инерции бросила летчика вперед, привязные ремни больно впились в плечи, и тело, потеряв опору, вдруг повисло, стало непривычно легким, невесомым. С пола, из всех щелей кабины выскочили невидимые прежде комочки грязи, пыль, обрезки каких-то проводов, болтик, – всё это повисло в воздухе. На самолет угрожающе двинулась земля и на ней быстро увеличивающиеся в размерах продолговатые прямоугольники – танки. Константин не замечал, что делалось в кабине, он видел только эти прямоугольники и, двигая штурвалом, педалями, торопился в считанные секунды пикирования поточнее прицелиться. Успел! В то же мгновение бомбардир хлопнул его рукой по плечу:

– Выводи!

Летчик рывком утопил боевую кнопку и, помогая механизму вывода, с силой потянул штурвал. "Петляков" задрожал, освобождаясь от бомб, а на Константина обрушилась нечеловеческая тяжесть, вдавила его в кресло, вжала голову в плечи. В глазах потемнело. Но в следующую секунду тяжесть отпустила, он увидел небо и мчащиеся с бешеной скоростью навстречу самолету лесистый холм, желтое пшеничное поле, кустарники.

– Цель накрыта, Костя! Ура-а! – радостно закричал Михаил. – Один танк горит, второй перевернулся. Молодец!

Усенко оглянулся на быстро удалявшуюся землю. Он сразу отыскал эту серую змею-колонну. Посередине она была накрыта восемью одинаковыми кружочками-взрывами, вытянутыми в цепочку. Два кружочка лежали точно на дороге. Под одним из них полыхал огонь. Остальное все было покрыто пылью. Змея ожила: она искрилась, будто сияла блестками чешуи, – это открыли стрельбу скорострельные малокалиберные пушки "эрликоны", установленные на платформах грузовых автомобилей. Полыхнули огнем танковые пушки и пулеметы. С каждой секундой количество разрывов и трасс увеличивалось и приближалось к "семерке". Усенко начал противозенитный маневр, уводя Пе-2 на запад.

– Командир! Я видел: все бомбы попали в цель! – радовался Збитнев. – А "мессера" все там же! Вот здорово!

– Подожди! Сейчас их наведут по радио! – охладил восторг радиста Ярнов. Готовься к встрече!

Бомбардировщик уже выскочил из зоны досягаемости зенитного огня. Можно было спокойнее разобраться в обстановке. Но Усенко не терпелось еще раз взглянуть на свою работу.

Он подвернул самолет ближе к цели. Разрыв в колонне, куда попали бомбы, все увеличивался. Задние танки начали разворачиваться, пытаясь то ли обойти разбитые, то ли повернуть назад, и в том месте сгрудилось до десятка машин. А сзади подъезжали и останавливались другие. Из грузовиков прыгали и разбегались в стороны фигурки солдат.

У Константина мелькнула шальная мысль:

– Штурманем, братцы, еще раз!

– Костя! Уноси ноги! Пошли домой!

Но летчик не слушал бомбардира. В азарте он повел "петляков" на снижение, в уме прикидывая, как бы поточнее построить маршрут атаки. Земля была рядом. Пикировщик понесся над ней. Пора было разворачиваться на цель. Константин взглянул в ее сторону. Там под облаками заметались "мессершмитты". Вот они развернулись и устремились на восток. Летчик усмехнулся: враг пока не видел "петлякова", и он направил самолет к колонне.

Под крылом проскользнула вершина холма, и за ней открылся хвост колонны. Пе-2 заметили, ему навстречу зачастили вспышки выстрелов, и над козырьком "семерки" сплошной струёй пронеслись светящиеся веера "эрликоновых" снарядов. Но Константин уже прицелился в машины и нажал кнопку огня. Заработали оба носовых пулемета. В рев моторов ворвались короткие очереди ярновского "шкаса" и гулкие выстрелы люкового пулемета. "Семерка" вихрем неслась над сгрудившейся колонной, поливая ее свинцовым дождем, сея страх и смятение у врага.

Усенко через прицел видел, как его пули вспарывали борта и капоты автомобилей, как там мгновенно вспыхивали и разгорались язычки ярко-желтого пламени, как завертелись, сталкиваясь и опрокидываясь, грузовики, с них прыгали во все стороны, падали и замирали в неподвижности или разбегались фигурки в серо-зеленой форме. А летчик все стрелял и стрелял.

– А вы, сволочи, драпать умеете! Вот вам, получайте, что заслужили...

Цель промелькнула. Стрельба прекратилась. Разгоряченный Усенко повернул бомбардировщик к холмам.

– Командир! Нас обнаружили! На хвосте два "мессера".

– Далеко, Збитнев? – переспросил летчик и завертел головой по сторонам.

– Над нами! Три-четыре тысячи метров! Справа темнел лесной массив. Консоль крыла скользила по нему. Пилот вдруг заметил одинаковый цвет деревьев и крыла, толкнул ногой педаль, поворачивая Пе-2 вправо.

Рядом за спиной яростно застрочил "шкас", в уши ударил резкий крик Ярнова:

– Нас атакуют! Маневр влево! Влево!..

"Шкас" бомбардира внезапно оборвал свою длинную строчку. Константин с силой нажал педаль, "семерка" послушно отвернула влево, и над кабиной пронеслись светящиеся шнуры пулеметных трасс. Вслед за ними вперед проскочили два вражеских истребителя. Они взмыли вверх, а Усенко прижал Пе-2 к земле, двинул вперед до отказа секторы газа и устремился на восток.

– Докладывайте, где "мессера"!

– Сверху! С правого борта. Готовятся к атаке. Уходи! Но Костя не собирался уходить. Чуть приподняв Пе-2, он резко бросил его в разворот навстречу немцам.

– Что ты делаешь?! – закричал бомбардир. – Погибнем!

Но расчет пилота был точен: слагаемое скоростей двух самолетов на встречных курсах перевалило за тысячу километров в час, они так быстро разминулись, что ни та, ни другая сторона не успели открыть огонь. Этот маневр тоже был продуман заранее. Довольный, Усенко хохотнул.

– Что? Съели кошкин хвост? Потягаемся!

Теперь "семерка" на полной скорости уходила на юг.

– Докладывайте, где истребители? – потребовал пилот.

– Не видно. Скрылись в дымке.

– То-то! – удовлетворенно сказал Константин и по-деловому спросил: – Что у тебя с пулеметом, Михаил?

– Заело что-то, – сконфуженно ответил бомбардир, силясь открыть крышку подавателя. Через минуту радостно доложил: – Нет, не заело! Патроны кончились! Все расстрелял!

– Чему ж ты радуешься? – удивился командир экипажа. Тревога пронзила его: задняя полусфера – любимое место атак истребителей – осталась незащищенной. Он хотел выговорить Ярнову за то, что тот, увлекшись боем, расстрелял весь боекомплект и ничего не оставил для обороны, но не был уверен, что сам был бы экономнее. В бою трудно себя ограничивать. К тому же желание уничтожить как можно больше фашистов так сильно, что сдержать себя было невозможно. До замечаний ли здесь?

– Костя! "Мессера"! Над нами! Выходят в атаку, – добавил бомбардир упавшим голосом. – Справа и слева.

Положение становилось катастрофическим. Усенко стал резко бросать машину из стороны в сторону, чтобы не дать врагам прицелиться. Но как он ни маневрировал, а "мессершмитты" зашли в хвост "петлякову" и стремительно приближались на дистанцию прицельного огня.

Ярнов хорошо видел маневры врага, подавал команды летчику, но сам ничего не мог сделать, чтобы отбиться от них. И спрятаться ему было некуда. И Збитнев не мог помочь: его пулеметы не простреливали верхнюю сферу. Сузив глаза, бомбардир прикрылся безмолвным "шкасом" и не отводил взгляда от увеличивающегося в размерах ведущего "мессера", от его острого, окрашенного в белый цвет кока винта, ждал неминуемого.

Расстояние между самолетами быстро сокращалось. Оставалось всего двести метров... сто... "Почему же не стреляют?" Уже хорошо видна голова немецкого пилота в шлеме, его белое лицо, прикрытое большими очками, прицел. Вот-вот сверкнет губительный огонь... "Издеваются!.."

И тут случилось невероятное. Позже, на земле, младший лейтенант Ярнов честно признался, что не мог объяснить, каким образом у него в руке оказалась ракетница. Да, да! Обыкновенный безобидный пистолет, из которого выпускают сигнальные ракеты. Он только помнил, что сжал рукоятку, а потом вскинул ракетницу над пулеметом и в неприкрытую плексигласом щель выстрелил, целясь в ненавистное белое лицо. Огненный шарик ракеты скользнул вдоль фюзеляжа "петлякова" и оказался перед носом фашиста. То ли от неожиданности, а может, по другой причине, но немец вдруг резко взмыл вверх и бросился в сторону. За ним сразу вильнул его напарник. Что им привиделось – осталось тайной. Но "мессершмитты" улетели, а Ярнов, обтирая с лица холодный пот, в бессилии прислонился к бронированному креслу пилота.

– Слушай! Что там? Ты что замолчал? – встревожился Усенко, продолжая энергичные маневры самолетом. – Где фашисты?

– Улетели, – чуть слышно проговорил бомбардир.

– Как улетели? Куда? Следи за ними!

– Да нет их! Совсем улетели.

...Потом летчики 13-го и их соседи-истребители долго хохотали над этим боевым эпизодом. Слух о нем распространился широко среди летчиков, да еще с такими подробностями, что правда смешалась с вымыслом. Находились новые и новые очевидцы, действующие лица, новые подробности, и что самое забавное: во всем этом совершенно затерялось имя Михаила Ярнова, сигнальной ракетой отпугнувшего врагов.

...Слева впереди на земле появились столбы дыма и пыли. Бомбардир уже справился со своими чувствами, следил за местностью.

– Фронт! – предупредил он пилота. – Давай обойдем очаг боя. Южнее спокойнее, там и проскочим. Держи курс: сто тридцать градусов... – и добавил, не обращаясь ни к кому: – В следующий раз надо прихватить с собой запасную ленту... А может, гранаты?..

– Какие гранаты? – не поняв, переспросил Костя.

– Ручные, естественно...

3

Показался аэродром. Пилот повел машину на посадку. На стоянке Усенко выключил моторы, снял мокрый от пота шлемофон и, распахнув настежь форточки, с облегчением подставил разгоряченную голову свежему ветерку.

Внизу под самолетом бегал необычайно радостный Гаркуненко и без конца восклицал:

– Живы! Живы! А я-то уж стал беспокоиться. Не летите и не летите.

"Надо идти на доклад к командиру и объяснить, почему оторвался от строя", – подумал Константин. Он быстро расстегнул привязные ремни, сбросил с плеч парашютные лямки и спрыгнул на землю. Вдруг рядом увидел пустующую стоянку самолета старшего лейтенанта Алешина и обрадовался: значит, не он один "именинник"!

– Товарищ командир! – подскочил Гаркуненко. – Разрешите поздравить вас с первым боевым вылетом на новом месте!.. Как работала матчасть? Какие есть замечания?

– Спасибо, Коля! Все отлично! А знаешь, сколько я сегодня фашистов уничтожил? Отомстил им за Олега и за семью Федосова...

– А это где же? – показал Гаркуненко на продолговатую пробоину в дюрале левого крыла.

– Та, наверное, "эрликоны"! – ответил пилот и продолжал возбужденно: – Там такая мясорубка была! Я ж был один, понимаешь? А их? Стреляла вся колонна, танки!

Техник озабоченно обошел машину и еще отыскал несколько пробоин. Он схватился за голову.

– Восемь штук! Чем же я их буду заделывать? Рембазы нет, когда еще с эшелоном приедет! Пойду к стартеху.

Усенко не стал слушать причитаний техника, позвал экипаж, еще раз оглянулся на пустующую стоянку соседа и направился к самолету командира эскадрильи.

Григорьев и штурман Леонтий Мяло стояли позади своего Пе-2, нервно покуривали и хмуро поглядывали на подходивших летчиков.

– Товарищ капитан! – бодро начал доклад Констатин. – Мой экипаж боевое задание выполнил. По дороге, – взглянул на карту, – Балтутино – Ельня бомбил с пикирования и штурмовал танковую колонну фашистов. По наблюдению экипажа прямым попаданием бомб разбито два танка, сожжено пять автомобилей, уничтожено до взвода солдат. Матчасть самолета, моторов и вооружения исправна. Готовы к новым заданиям!

– А ну, покажи на карте, где ты гастролировал? – сердито приказал комэск и шагнул к пилоту. – Чего вас туда черт понес? Мы ж наносили удар по колонне севернее Ельни! Доложи, почему оторвался от строя?

– Я... – начал было Усенко и сник, встретив строгий взгляд командира. Мы...

– Когда мы вывалились из облаков, – поспешил на помощь пилоту Ярнов, – то группы нигде не было. Пошли сами искать...

– Вывалились? Как вывалились? Неужели по приборам так трудно удержать самолет всего четверть минуты, пока мы выходили под облака? Неучи... Где это было?

– Вот здесь! – Бомбардир обозначил точку на карте. – Чуть с Алешиным не столкнулись, в метре от него проскочили...

– Я выровнял машину, – осмелел Усенко. – Смотрю, никого! И пошел на запад. А там мы наткнулись на танковую колонну. Штук двадцать танков и до полусотни автомашин. Ну и...

– Дальше что?

– Бомбили. Потом сделали заход на штурмовку. – Противодействие было?

– Так точно. "Эрликонов" много, пулеметы, танковые пушки. Даже солдаты из автоматов. А потом два "мессера"! Как зажали, еле отбился! На бреющем ушел.

– Ты в облаках разве не летал раньше?

– Никак нет. Никогда. Даже на У-2. Первый раз... Григорьев уже мягче смотрел на молодого летчика.

– Но ты ж разведчик! Разведчики обязаны летать в облаках и в любых погодных условиях!

– Так точно! Но не успел научиться... Я научусь, товарищ капитан.

– Комэск затянулся несколько раз.

– Везучий ты, Усенко. Удивляюсь, как немцы тебя там не слопали?

– Так я ж обманом, товарищ капитан! Они к голове, а я сбоку. Они за мной, а я назад, к колонне!

– За то, что ты оторвался от строя, тебя надо взгреть как следует. А за то, что не растерялся, ударил по врагу и вернулся живым, похвалить, молодец! Пиши донесение. Пробоины есть?

– Есть. Восемь штук... Товарищ капитан, а где Алешин?

Лицо командира сразу изменилось, посуровело.

– Нет его больше, Усенко... Срубили на глазах...

– Как же? – растерялся парень. – Он еще говорил мне...

Гибель товарища, командира, друга... Что может быть больнее? Летчику всегда сразу хочется узнать все: как произошло, при каких обстоятельствах погиб друг.

Капитан Григорьев говорил с трудом, как будто комок застрял в горле.

– Над целью на нас набросились "мессера". У Минцева сразу сбили одного, навалились на меня. А я скован маневром – веду строй. Наверняка расстреляли, если бы не Алешин... Бросился он наперерез трассам, закрыл собой... Меня спас, а сам погиб... Ну, мы им тоже задали такого жару, Усенко! – Он резко взмахнул сжатым кулаком, будто обрушивал его на головы врагов.

Младший лейтенант смотрел на своего командира, но не видел его: перед его глазами стоял старший лейтенант Алешин, каким был всего полтора часа назад, светловолосый, с мягкой, почти застенчивой улыбкой. Ему даже почудился его говорок: "Я любовался тобой, Усенко, смело летаешь..."

Всего девять месяцев прослужил с Алешиным младший летчик Усенко, а успел оценить по достоинству и полюбить этого способного летчика и командира, который своим поведением, скромностью, манерами, летным почерком напоминал ему любимых учителей из авиашколы. Проверяя технику пилотирования молодого летчика, он никогда не повышал голоса, не нервировал, а терпеливо разъяснял ошибки, показывал, как их избежать. Но особенно Алешин поразил Костю, когда отказался перейти на более высокую должность во вновь формируемый авиаполк, чтобы не расставаться с друзьями. Теперь расстался... навсегда...

Еще одна утрата глубокой болью отозвалась в сердце молодого человека. Костя! Костя! Сколько еще таких незаживающих ран останется до конца войны в твоем добром сердце? Всю войну ты будешь обретать боевых друзей, любимых командиров, дарить им свою преданную дружбу, душу и... терять в жестоких боях. Лишь в сердце твоем, в памяти они будут всегда жить такими, какими были с тобой До последней минуты. Но с каждой потерей у тебя будут прибавляться новые силы, и твои удары по врагу будут все более сокрушительными.

– Пойдем, командир! – вывел пилота из задумчивости Ярнов. – Надо писать донесение.

– Пойдем, – нехотя согласился Усенко.

4

После ужина капитан Григорьев подозвал Усенко. Комэск, переживая гибель Алешина, был хмур, молчалив. Но подошедшего летчика спросил с интересом:

– Я не ослышался? Ты бомбил с пике?

– Так точно! Здорово получается, товарищ капитан! – ответил Константин.

– Расскажите, – сказал Григорьев. Усенко, размахивая руками, принялся показывать. Но старший лейтенант Мяло прервал его:

– Правильно поступил! Молодец! Кстати, не ты одни проявил такую инициативу. Товарищ командир, – повернулся штурман к Григорьеву. – Мне летнабы проговорились: Фордзинов со своим звеном тоже бомбил с пикирования, но помалкивает. Наверное, боится, чтобы его не наказали за самовольство. Надо этому методу обучать всех летчиков. Расскажешь ты, Усенко! – и распорядился: Летному составу через четверть часа собраться на КП эскадрильи.

Весть о том, что экипаж младшего лейтенанта Усенко бомбил с пикирования, быстро распространилась по эскадрильям. Дошла она и до командования полка. Капитан Богомолов приказал вызвать к себе "новоявленных пикировщиков".

– Начальство вызывает – хорошего не жди, говорили еще в доброе старое время, – мрачно резюмировал Ярнов, складывая в планшет карту и таблицы. – Как пить дать, врубят нам за самовольство. Почему поперед батьки в пекло полезли.

– Замолчи ты! Без тебя тошно! – насупился Константин. – Мы ничего плохого не сделали.

– Наоборот! Так чего ж ты переживаешь? Батя Богомол – мужик толковый и справедливый. Уверен, что поддержит! А потом, чего нам-то бояться? Дальше фронта не пошлют!

Усенко бросил на своего помощника беспокойный взгляд. Внезапный вызов к комполка его озадачил. Собственно, занятия в эскадрилье по бомбометанию с пикирования уже закончились. Опытные Григорьев и Мяло разобрались и во многом поправили молодежь. Совместно была выработана стройная цепь последовательных действий на всех этапах – от наведения бомбардировщика на цель до выхода его из боя. В заключение еще раз проштудировали инструкцию, разработанную испытателями. Итоги занятий оказались выше ожиданий: все летчики эскадрильи загорелись желанием попробовать себя и свои силы по новому методу уже в завтрашнем бою.

И вдруг вызов к Богомолову! Он мог закончиться не только наказанием, но и вообще запретом. Григорьев переглянулся с Мяло: на их плечи тоже ложилась немалая ответственность за внедрение метода без согласования с командованием полка.

– Спокойно! – сказал комэск и встал. – Я тоже пойду.

– И я! – подхватился Леонтий Леонович Мяло. В штабе полка летчиков ждало все командование. Усенко окинул собравшихся взглядом и, шагнув к командиру,

спокойно доложил:

– Товарищ капитан! По вашему приказанию...

– Подь, подь сюда, Усенко! Вот тебе бумага, карандаш. Рисуй, рассказывай! Да покороче. Главное! Ясно?

В третий раз Константину и Ярнову пришлось рассказывать, показывать, доказывать.

Потом вызвали экипаж Фордзинова. Все повторилось. Засиделись допоздна. Командир полка показал на часы и решительно встал.

– На сегодня хватит! Утром – бой! – Он сладко потянулся и недовольно бросил капитану Серебряку: – Вот, брат штурман, до чего мы с тобой дожили! Молодые обскакали! Пока мы прикидывали да изучали буквы инструкции, они начали бомбить, и, как видно, неплохо! Неграмотно, конечно, с погрешностями, но бомбили! А нас с тобой поставили в дурацкое положение: за самовольство следует строго взыскать, чтоб впредь неповадно было. А за инициативу как же?

Штурман полка ухмыльнулся:

– Придется немцев запросить, они-то уж наверняка недовольны... Я так понимаю, Василий Павлович. Надо учесть, что Григорьев и Мяло уже провели подготовку эскадрильи к бою с пикирования. Пусть бьет. Потом мы еще раз соберемся, проанализируем и решим окончательно.

– Ну, не ожидал я от тебя такого решения. Нет! Завтра с Григорьевым полетим и мы с тобой. Тоже будем бомбить с пикирования. Все! Марш отдыхать!

Когда Богомолов объявил о своем решении, Константин понял: победил! Им довольны! От радости летчик не чувствовал под собой ног, а на командира полка смотрел так влюбленно, что тот погрозил ему:

– Ну ты, сын Донбасса, нос не задирай. А впредь учти: любое дело надо согласовывать с начальством. Резон прост: не получится – с тебя взятки гладки, начальство будет в ответе. Получится – начальству хвала и тебя не забудут. Вот так-то, молодой, учись жить по-людски, если хочешь расти. Понял, с кого надо брать пример? Благодари за науку!

Усенко смотрел на командира и не мог понять: шутит он или говорит всерьез. А штурман полка капитан Серебряк рассмеялся:

– Все правильно! Летчик пример берет с тебя, Василий Павлович! Как говорится, что посеешь... Ты приказ уже отдал, а почему не согласуешь с начальством?..

Война круто ломала установившиеся в авиации нормы и утверждала новые тактические приемы. Но ни младший лейтенант Усенко, ни комэск Григорьев, ни капитан Богомолов в тот вечер не думали об этом. Ими руководило одно желание нанести врагу наибольший ущерб...

На следующий день с пикирования бомбили все летчики полка. Командующий военно-воздушными силами фронта генерал-майор авиации Мичугин, когда ему доложили о "самовольстве" в 13-м, сам позвонил Богомолову, одобрил и посоветовал проконсультироваться по некоторым вопросам с командованием 12-го авиаполка, который уже имел некоторый опыт такого рода бомбардировок с Пе-2.

На дальних подступах к Москве

1

19 июля танковым соединениям Гудериана удалось захватить Ельню. Правда, дальше немцы не продвинулись и, отражая атаки наших войск, вынуждены были зарыть в землю танки и штурмовые орудия – перешли к жесткой обороне, спешно подтянули свежие пехотные соединения, отборную дивизию СС и удержали захваченные позиции. В результате в линии Западного фронта образовался весьма опасный для Красной Армии "ельнинский выступ":

угроза окружения под Смоленском трех советских армий, а следовательно, и прорыв противника к Москве резко возросли. Ставка Верховного Командования приказала ликвидировать эту угрозу, и в районе Ельни стала сосредоточиваться 24-я армия генерала Ракутина. Одновременно, чтобы обескровить противника, измотать его в боях и сорвать наступление на Москву, Ставка передала Западному фронта мощные подвижные ударные отряды – пять групп по три дивизии в каждой для ударов по врагу с фронта и Две кавалерийские группы для действия по его тылам.

Эти отряды были немедленно введены в бои. В районе Смоленска 21 июля летчики 13-го авиаполка и всей фронтовой авиации совместно с танкистами пробили в линии фронта коридор, и по нему в тылы немецкой 3-й танковой группы генерала Гота прорвались две кавалерийские дивизии.

На второй день на левом крыле фронта в районе Бобруйска летчики обеспечили прорыв в рейд по тылам могилевско-смоленской группировки гитлеровцев еще трех кавалерийских дивизий, которыми командовал прославленный буденновец, герой гражданской войны генерал Ока Городовиков.

23 июля в районе Рославля авиация поддержала переход в контрнаступление трех дивизий генерала Качалова. Эти дивизии сбили врага с оборонительных позиций, отбросили его за реку Стометь и создали угрозу "ельнинскому выступу" с тыла.

В последующие дни авиационные полки действовали на правом фланге фронта против 3-й танковой группы Гота, где обеспечили контрнаступление сразу двух ударных групп – дивизий генерала Хоменко из района Белого и севернее Ярцева войск генерала Калинина.

Во всех этих операциях авиаполк действовал с предельной нагрузкой, совершая от четырех до шести боевых вылетов в день. Летчики-пикировщики первыми наносили по противнику бомбардировочные удары и дрались с таким упорством, с такой смелостью, что заслужили у наших пехотинцев не только горячую благодарность и похвалу, но и уважительное имя "неустрашимых". Красноармейцы в окопах встречали появление двухвостых "петляковых" криками "ура", а самолеты стали ласково именовать "пешками".

Когда Богомолов впервые услышал такое прозвище Пе-2, то рассердился, усмотрев в нем пренебрежение к грозному бомбардировщику.

– Чтоб я в своем полку больше не слышал такого презрительного слова! приказал он.

Но младший лейтенант Усенко возразил:

– А по-моему, товарищ капитан, красноармейцы попали в самую точку. Тут заложен глубокий смысл: пешка может стать королевой, как солдат маршалом! Разве не так?