Текст книги "Муравей-путешественник"

Автор книги: Павел Мариковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Ночные сторожа

В поисках ответов на загадки жизни муравьев приходится нередко брать лопату и разрушать муравейник. Пришло время, когда понадобилось раскопать и гнездо рыжего муравья, что стояло у самой тропинки, по которой мы ходили от бивака к ручью.

Первый же взмах лопаты вызвал тревогу и ожесточенное сопротивление. Муравьи брызгались кислотой и, забираясь под одежду, отчаянно кусались.

Из-за дружной атаки приходилось прибегать к временному отступлению. Но тут, под конусом из хвоинок и воронок обломочного материала, оказалось много куколок и личинок, которых все население мгновенно бросилось спасать, занялось своим самым драгоценным имуществом, а мы – муравейником.

Разобрать наземную часть муравейника было легким делом. Но когда дошла очередь до подземных галерей, дело пошло прямо-таки скверно: рыть почву, пронизанную густой сетью корней, оказалось нелегко. Тем не менее задача была выполнена: муравейник раскопан и все, что нужно, выяснено.

В самый разгар раскопки, отвалив пласт земли, я начал осторожно разбирать его руками. Показался хорошо выглаженный ход, за ним открылось почти круглое помещение величиной с грецкий орех.

По всей вероятности, в начале раскопки землей завалило в одном месте проход, и круглое помещение оказалось разобщенным с остальным муравейником. Иначе, как же объяснить, что, несмотря на ужасную участь, постигшую муравейник, всеобщую возбужденность и растерянность муравьев, здесь, в этой круглой «зале», добрых два десятка муравьев лежали, прижавшись тесно друг к другу, сложив ноги, и мирно спали! Это была настоящая спальня, и только встряска и яркий солнечный свет нарушили покой отдыхавших муравьев. Один за другим они стали просыпаться и принимать участие в общем переполохе. Только два муравья, самые отъявленные сони, продолжали спать в разрушенной спальне и пробудились только тогда, когда их потревожили палочкой.

По правде говоря, зрелище спящих муравьев было для меня столь неожиданным, что я сразу и не понял, с чем имею дело, и принял их за какое-то скопище больных муравьев. Но это были самые здоровые жители муравейника, не проявлявшие никаких признаков болезни при дальнейшем их содержании в пробирке.

Раскопка велась в полдень, и в это время, оказывается, среди муравьев кое-кто спал...

К вечеру активность рыжих муравьев постепенно падает. Но еще в наступившей темноте много муравьев ползает, занимаясь различными делами. Ночью жители муравейника, утомленные дневными заботами, погружаются в сон. Пробуждение происходит с первыми лучами солнца значительно дружнее, чем отход ко сну.

^{Ночью на поверхности муравейника остаются сторожа.}

Ночью, подойдя с фонарем к муравейнику, всегда можно застать на нем несколько вяло ползающих муравьев. Это своеобразные сторожа. Их назначение – не только охранять входы муравейника от непрошенных посетителей, но и вовремя поднять тревогу в случае какого-либо бедствия или опасности.

Вечером, когда муравейник начинает погружаться в сон и поверхность его, обычно усеянная деятельными муравьями, постепенно пустеет, можно видеть странное зрелище. Из входов появляются рыжие муравьи, которые несут в челюстях своих товарищей. Побродив по поверхности своего жилища, они выпускают ношу и скрываются обратно. Принесенный наверх муравей некоторое время лежит неподвижно со скрюченными ногами, как мертвый, потом постепенно поднимается на ноги и начинает заниматься туалетом. На туалет уходит много минут. Прежде всего тщательно чистит усики специальным гребешком, прикрепленным к передним ногам, а потом и все остальное тело.

После туалета муравей отправляется не спеша бродить по крыше своего дома и остается на ночь сторожить его.

Так старые, опытные муравьи отбирают на ночь дежурных, и, наверно, та спальная комната, которую нам пришлось раскопать, была заполнена такими отсыпавшимися днем ночными сторожами.

Кладбище муравьев

Утром солнечные лучи падают сперва на вершину солнечного склона и освещают скалы, прикрытые можжевельником. Потом золотая от солнца полоска ширится и медленно движется вниз, к дну ущелья и нашим палаткам. Кто рано встал и озяб от свежего утренника, кому не терпится встретить солнышко пораньше, тот, перебравшись через ручей, забирается на поросший травами солнечный склон. И когда у нас на биваке еще холодно, сыро и в лесу застоялась лесная прохлада, там так тепло, что хочется сбросить рубашку и принять солнечную ванну.

Мои товарищи по биваку, любители утренних солнечных ванн, жалуются на ядовитую траву солнечных склонов, от которой, если полежать на земле, тело покрывается красными пятнышками, долго болит и чешется. Я что-то не верю в ядовитые свойства душистой богородской травки, густо покрывающей солнечные склоны ущелья, и мы заспорив об этом, все идем расследовать злосчастную причину, мешающую наслаждаться утренним солнцем.

– А вы попробуйте-ка полежите сами! – предлагают мне.

И действительно, стоило только прилечь на пахнущую тимолом траву, как стали ощущаться множественные уколы, потом жжение, зуд, а на коже спины проступили маленькие красные пятнышки.

– Ага! Убедились! – торжествуют любители солнечных ванн и начинают уверять, что трава обжигает, даже если подостлать под себя на землю простыню.

Я обезоружен, но не сдаюсь, внимательно разглядываю растения и тут вижу множество всюду ползающих маленьких коричневых муравьев с матовой головой, грудью и блестящим лакированным брюшком. На самом кончике брюшка в лупу видна крохотная иголочка-жало. Это был, несомненно, он – маленький жалоносный муравей, широко распространенный в умеренных зонах Европы, Азии и Америки. Он живет многочисленными поселениями, связанными друг с другом. В каждом маленьком поселении бывает несколько десятков тысяч особей, а в конгломерате связанных между собой муравейников насчитывается несколько десятков миллионов муравьев.

^{Муравей-крошка старательно вонзает в кожу свой кинжальчик.}

И все это настоящее государство незримо умещается на небольшой площади в четверть гектара.

Солнечные склоны нашего ущелья кишели этим муравьем, и его многочисленные подземные жилища легко было обнаружить по небольшим, беспорядочно разбросанным кучкам земли.

– Богородская травка тут ни при чем, – озадачиваю я своих товарищей. – Посмотрите, сколько тут обосновалось муравьев! У каждого муравейника, конечно, найдутся защитники, они и вонзают свои маленькие жала в тело непрошенных посетителей. Теперь, собираясь загорать на солнце, выбирайте место, свободное от муравьев!

И чтобы окончательно убедиться, мы прикладываем к телу муравьев и в лупу наблюдаем, как они старательно вонзают в кожу свой маленький кинжальчик и, конечно, изливают в ранку яд.

Рассматривая, как всегда, многочисленные и связанные друг с другом колонии этого муравья, я вижу, что большинство муравьев занято перетаскиванием своих товарищей. Но это необычный перенос, какой нам удавалось видеть у рыжего муравья, и смысл его совсем другой. Тут, оказывается, ноша мертва и носильщики стаскивают мертвецов в специальные места – муравьиные кладбища. Вон их сколько, этих кладбищ, – плотно сложенных кучек мертвых муравьев! Они рельефно выделяются темными пятнами на светлой почве. И каждая колония сносит своих покойников в отдельную кучку.

В каких только позах не лежат погибшие муравьи! Вот один в страшной боевой хватке раскрыл челюсти и расставил широко в стороны ноги. Другой весь скрючился комочком и подогнул брюшко к самой голове. Третий изогнулся как-то боком... А там, среди горы трупов, кое-где виднеются и крупные мертвые матки. Их немало – в каждой кучке два–три десятка.

Этот муравей очень плодовит и в каждой колонии держит по многу яйцекладущих самок. Сколько же тут в каждом кладбище мертвецов? И, взяв на себя труд подсчитать, мы получаем цифру около десяти тысяч! [1]1
  Подсчет велся так: было отобрано пятьсот целых муравьев и взвешено. Потом взвешены остальные муравьи, и по сравнению веса определено, сколько всех муравьев на кладбище.


[Закрыть]

Какова же причина такого повального бедствия? Муравьи часто страдают от различных заболеваний, которые вызываются грибками и бактериями. Какая-то свирепая заразная болезнь постигла этот южный склон и сейчас уносит тысячами маленьких муравьев.

Страдают ли от нее личинки? Да, на некоторых кладбищах заметны ссохшиеся беловатые комочки. Но их мало. Мы раскапываем гнезда. 0 них почти совсем отсутствуют личинки. Судя по всему, мор продолжается давно, и все силы муравьев, здоровых и переболевших, направлены на очищение муравейников от погибших товарищей и перенесение их на муравьиные кладбища.

Разве нельзя было бы бросать трупы где попало? Нет, нельзя. Это вызвало бы загрязнение всей территории и способствовало распространению заболевания. Мор будет продолжаться, видимо, очень долго, до тех пор пока в живых не останутся только переболевшие и невосприимчивые к болезни. Быть может, болезнь унесет всех муравьев, и только немногие счастливцы продолжат существование своей колонии и через несколько лет восстановят свою былую многочисленность.

Переселение муравьев

Теперь каждый день я навещаю солнечный склон, по-росший душистой богородской травкой, и смотрю на маленьких жалоносных муравьев. Мор нисколько не утихает, и здоровые муравьи едва успевают хоронить погибших. Сколько времени он будет продолжаться?

И тут оказывается, что в полукилометре многочисленные поселения такого же маленького муравья не знают никакого бедствия и заняты своими мирными делами. Впрочем, на краю поселения появились носильщики и, вытаскивая мертвых муравьев, разбрасывают их во все стороны. Болезнь только что прокралась сюда, и здесь еще не умеют сносить погибших в одно место. Болезнь только зацепилась за краешек поселения, и недалеко время, когда она завладеет всеми маленькими колониями.

Как-то утром, когда золотая полоска солнечных лучей близко придвинулась по склону ко дну ущелья, я услышал крики своих товарищей. Шум ручейка, его журчание мешало разобрать слова, но я понял, что дело касалось, маленьких муравьев.

Находка действительно была интересной. Основание кустика богородской травки все кишело муравьями. Они были сильно возбуждены и сновали во все стороны. Многие бегали к другому кустику, многие возвращались от него обратно. Некоторые таскали во все стороны личинок и куколок. Во всей этой беспорядочной толкотне тем не менее определялось довольно явное продвижение в одном направлении: муравьи переселялись и были заняты этим, по-видимому, всю прошедшую ночь. Сейчас утром происходила укладка личинок и куколок в тенистые уголки нового кустика богородской травки. Тут же под личинками и куколками было спрятано несколько маток.

Внимательно обследовав почву вокруг скопления, я увидел и тех, кто отстал от всей компании и теперь догонял ее. По этим отставшим было нетрудно обнаружить и несколько мест бывших остановок. Находились они все под укромными куртинками трав, недалеко друг от друга, не более одного-полутора метров. И самым замечательным оказалось то, что на этих стоянках оставались все больные и погибающие. Они просто отставали от всей колонии, не имея сил двигаться вперед.

Так, небольшими перебежками, со всем домашним добром, личинками, куколками и матками, избавляясь по пути от больных, муравьи медленно продвигались в другие места.

Вот почему на солнечном склоне, в местах, где раньше никогда не было маленьких жалоносных муравьев, появились насыпи свежевыброшенной земли. То были новые жилища переселенцев, бежавших от страшной болезни.

Муравьиный поход

Звери очень охотно пользуются тропинками и дорогами, проложенными человеком, и уж если предстоит большой переход, а по пути – дорога, то ею обязательно воспользуются. В лесу по тропам и дорогам ходят медведи, волки, лисы, барсуки и многие другие животные. Надо полагать, что дороги и тропы в своей местности звери знают куда лучше самого человека. Особенного в этом ничего нет: по дороге ведь гораздо легче идти, чем по густой траве, кустам да бурелому. И звери это хорошо понимают. Понимают это и некоторые насекомые.

Все это невольно припомнилось, когда я встретил на лесной дороге большую колонну коричневых муравьев. Дорога была узкая, но торная, гладкая и без камней. Вокруг нее теснились большие елки, солнце бросало последние лучи и клонилось за вершину горы. В лесу стояла тишина. Муравьев было много – пожалуй, не менее одной–двух тысяч. Шли они торопливо, вытянувшись длинной лентой, и настолько тесно друг к другу, что казалось, будто по земле ползла громадная плоская змея около шести–семи метров длиной. Впрочем, гуще всего было в голове колонны. Здесь, видимо, шли разведчики, муравьи старые, бывалые, знающие и дорогу, и местность. К концу колонна постепенно редела, и в самом хвосте плелись редкие муравьи. От головы колонны постоянно отбегали муравьи, которые спешно направлялись в стороны на двадцать–тридцать сантиметров и возвращались обратно. Это были своеобразные щупальцы колонны. И, наконец, кроме того, некоторые муравьи постоянно бежали от головы колонны назад по краям колонны до самого ее хвоста и обратно. Они будто проверяли строение колонны и следили, чтобы муравьи не расползлись в стороны. Все выглядело как организованный и, видимо, вполне привычный муравьиный поход. Вели себя муравьи очень воинственно и так больно искусали большую толстую уховертку, случайно оказавшуюся на пути, что та долго не могла прийти в себя.

Такое массовое шествие я встретил впервые и поэтому очень им заинтересовался. Мне показалось, что я вижу или переселение муравейника, или так называемых странствующих муравьев.

Конечно, было очень интересно узнать причину переселения муравьев, направление их пути и все другое, что могло неожиданно открыть секреты сложной инстинктивной жизни этих насекомых. Смущало одно обстоятельство. Из книг мне было известно, что странствующие муравьи живут только в тропических странах и при каждом переселении перетаскивают с собой и все свое добро: яички личинок, куколок и самое самку – основательницу колонии.

Тут же ничего этого не было, и только одни коричневые муравьи, похожие один на другого, налегке, поблескивая лакированным одеянием, спешно мчались вдоль обочины дороги и рассылали своих гонцов в стороны.

Пока я раздумывал над всем виденным, в голове колонны произошло какое-то замешательство: все шествие остановилось, муравьи сбились в одну беспорядочную кучку, нестройно сдвинулись все вправо вверх и заползли на нависшую над дорогой обочину. Тут они долго крутились, обследуя щелки и трещинки в земле.

^{Над лесом пронеслась стайка стрижей.}

Наступали сумерки. Налетел ветерок, и высокие ели качнули ветвями. Высоко в воздухе, задевая низкие облака, сбившись в стайку, пролетели стрижи, потом вернулись обратно и стали носиться из стороны в сторону с резким, многоголосым визгом. Толкотня муравьев и топтание на одном месте казалось бестолковым и скучным. Но пока я разглядывал стрижей, как-то незаметно с места остановки муравьев сперва вытянулось что-то вроде отростка, потом выстроилась колонна, и опять вдоль дороги поползла извивающаяся лента. Вскоре колонна совсем оторвалась от стоянки, но там еще осталась кучка муравьев, будто навсегда отстав от товарищей.

За десяток минут колонна прошла по дороге не менее чем двадцать метров и, не доходя до ручья, неожиданно свернула в сторону. Этого я более всего опасался: попробуйте-ка в сумерках проследить муравьев среди густой травы и кустарников! Но в дебрях зарослей колонна муравьев стала еще плотнее, а движение ее сильно замедлилось: по дороге ведь было куда легче и быстрее двигаться.

Путешествие по зарослям было недолгим. У небольшого холмика муравьи сбились в кучу, как-то лихорадочно все сразу замахали усиками, странно задрыгали ногами и потом дружно, как по команде, не теснясь и не толкая друг друга, потоком ринулись в маленькое черное отверстие на вершине холмика. Вскоре все муравьи – все, сколько их было, – исчезли в таинственном подземелье, и только кое-кто из отставших бегал растерянно на холмике.

Прошло несколько минут...

Внезапно из дырочки стали спешно выскакивать коричневые муравьи, каждый с ношей – большой белой куколкой, и помчались в обратный путь по зарослям на торную дорогу. Потом с куколками стали выскакивать совсем другие, чуть поменьше и бархатисто-черного цвета, муравьи и в величайшей тревоге стали разбегаться в заросли трав, спасая самое драгоценное – свои куколки.

Грабеж куколок коричневыми муравьями и бегство с ними хозяев муравейника продолжалось недолго – всего лишь каких-нибудь пять минут. Вскоре по дороге протянулась стройная процессия грабителей; каждый нес по одной куколке. Грабители направлялись к обочине дороги, туда, где была временная остановка, и там стали торопливо засовывать куколок в щели. Кто освободился, тот сейчас же бежал обратно. Кое-кто даже не стал заботиться о своей ноше и бросал ее тут же. Из незаметных щелей этой временной базы коричневых муравьев выползали немногочисленные бархатисто-черные муравьи, точно такие же, как в разграбленном муравейнике, и стали заботливо поднимать брошенных куколок, принимать их из челюстей грабителей и затаскивать в подземные ходы. Эти черные муравьи уже были не противниками, а сообщниками, хотя принадлежали к другому виду.

Вскоре муравейник опустел. Часть куколок была унесена грабителями, другая спрятана хозяевами в лесу. Остались нетронутыми только очень крупные куколки, из которых должны были вывестись самцы и самки. Эти куколки были не нужны разбойникам: ведь самцы и самки вылетают из муравейника и навсегда его покидают. Кое-кто из грабителей успел перенести по две куколки и даже пытался нагрузиться третий раз. Для этого, оказывается, и служил промежуточный пункт остановки; и, не будь его, каждый муравей-грабитель не смог бы унести больше одной куколки.

Теперь, когда уже нечего было грабить, у входа в муравейник разыгралась битва, и бархатисто-черные муравьи кинулись в отчаянную схватку с неприятелем; а если кое-кому из коричневых муравьев и удавалось схватить оставшуюся неприпрятанную куколку, то на грабителя нападало сразу несколько защитников. Но коричневые муравьи были крупнее, сильнее и, видимо, опытнее в этом своем грабительском деле. Тем не менее возможность легкой поживы закончилась, и вскоре от ограбленного муравейника обратно протянулась колонна муравьев, но уже без куколок.

Здесь на промежуточном пункте, муравьи долго крутились и толкались, размахивая усиками и вздрагивая ногами.

Наступила ночь.

Рано утром я поспешил на место ночного происшествия. Черный холмик земли в лесу был пуст, а отверстие в нем наглухо заделано. Ничто не говорило о вчерашних делах, и только кое-где валялись неприбранные трупы муравьев-защитников. Некоторые из них все еще конвульсивно вздрагивали ногами. Все, кто убежал в заросли, давно возвратились с драгоценной ношей обратно.

Пусто было и на месте временной остановки коричневых муравьев. Все награбленное было ночью перенесено в муравейник, и только немногие бархатисто-черные муравьи-сообщники бродили по пустым и несложным галереям.

Эта временная стоянка с бархатисто-черными муравья-ми-сообщниками, пожалуй, была самым значительным из всего виденного. Значит, грабительский муравьиный поход был заранее подготовлен! Вначале было разведано гнездо муравьев, затем подготовлена временная стоянка с наспех сделанными ходами. Туда были перенесены бархатисто-черные муравьи-сообщники. И только тогда начался муравьиный поход. Пользуясь этой временной стоянкой, муравьи-грабители успели сделать с куколками несколько рейсов.

^{Это были коричневые муравьи-рабовладельцы.}

Зачем же коричневым муравьям понадобились куколки черных муравьев? Среди множества разнообразнейших инстинктов у муравьев развит и так называемый «рабовладельческий» инстинкт. Коричневый муравей оказался так называемым рабовладельцем. Воруя куколок, эти муравьи воспитывают из них муравьев, которые, развившись в чужом гнезде, уже навсегда в нем остаются. Бархатисто-черные муравьи-сообщники и были такими воспитанниками. Но воспитанники сами не рождают в чужом муравейнике, не имеют матки, кладущей яйца, и хозяевам приходится периодически совершать набеги на чужие муравейники.

Еще о походе муравьев

Я просмотрел книги по муравьям и нашел несколько описаний походов коричневого муравья-рабовладельца. Один из первых ученых, видевший грабительские набеги этого муравья, был Гюбер, который и описал свое наблюдение еще в 1810 году. После этого наблюдения над походами сделали Фабр, Рузский и многие другие. Но никто из ученых не упоминает о строгом порядке колонны, об организации своеобразной кладовой для приема похищенных куколок и о том, какое значение имеет эта кладовая. В этом нет ничего удивительного, так как навыки муравьев одного и того же вида иногда сильно отличаются в различных местностях и даже в разных муравейниках. Муравьи ущелья Аршан, следовательно, оказались наиболее совершенными в этом своем грабительском деле. И мне думалось, что я просто по случайности напал на муравьев из очень старого и опытного муравейника.

Но еще одна встреча с другим видом рабовладельца заставила задуматься над виденным и отказаться от этого заключения.

Мы втроем возвращались из далекого горного похода, и, хотя ныли от усталости ноги после долгого подъема вверх по ущелью, теперь спускаться вниз было легко и приятно.

День близился к исходу. Солнце давно зашло за высокие и темные тучи, и в ущелье лег серый полумрак. Верховой ветер шумел вершинами старых елей и заглушал шум горной речки, бурлившей далеко внизу по дну ущелья.

Тропинка, по которой мы спускались, была торная, гладкая, и, несмотря на наступавшие сумерки, я различил на ней муравьев, тащивших куколок. Это был уже хвост колонны, исчезавшей в траве. Ее догоняли отставшие, которые выскакивали с куколками из двух наспех вырытых норок, куда сносились похищенные куколки. Вблизи находился разграбленный муравейник. Вокруг входа в него в возбуждении кружили хозяева, валялось несколько трупов защитников.

Картина похода была знакомая. Но муравей-грабитель оказался другим. Это был кроваво-красный рабовладелец, широко распространенный в Европе, Азии и Америке. Кроваво-красным его назвали за красный цвет груди, пожалуй мало имеющий общего с цветом крови. Голова и брюшко муравья были почти черного матового цвета.

Я во множестве встречал этого муравья на Солнечном и Теневом хребтах, но никогда не видел в обществе рабов. Он всегда строил свои собственные жилища и жил самостоятельно, не пользуясь ничьими услугами. Этот муравей, не в пример коричневому рабовладельцу, был способен жить и без рабов. Возможно, у многих муравейников инстинкт рабовладельчества совсем не проявлялся.

Мы тотчас же нашли и гнездо рабовладельца, успели раскопать его и познакомиться с его особенностями. В гнезде рабами оказались те же бархатисто-черные муравьи. Находка была интересной, но мое предположение, что перевалочные базы мог строить только опытный муравейник коричневого рабовладельца, не оправдалось.

Чем же можно объяснить совпадение грабительских инстинктов у обоих разных видов рабовладельцев? Объяснение этому, мне кажется, можно дать другое, более простое.

Как коричневый, так и кроваво-красный муравьи имели рабами только одного бархатисто-черного муравья. Этот муравей был очень многочисленным и, видимо, часто страдал от налетов. Другие виды муравьев, которых могли держать рабовладельцы, в наших горах не обитали.

В качестве меры защиты от налетчиков бархатисто-черные муравьи избрали единственное – спешный вынос и бегство во все стороны со своими куколками.

Но всякая причина вызывает следствие, всякое действие – противодействие. Мера защиты бархатистого муравья вызвала изменение поведения рабовладельцев, и они, прежде чем начинать грабеж, делали вблизи временные помещения, для того чтобы в короткое время расхвата куколок и хозяевами и грабителями успеть сделать с ношей несколько рейсов.

Вот почему у обоих рабовладельцев оказались сходные навыки.