Текст книги "Муравей-путешественник"

Автор книги: Павел Мариковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Носильщики и чемоданы

Товарищ, отправившись на прогулку по лесу, вскоре возвратился назад, чтобы сообщить мне, что на дороге у большого серого камня какие-то муравьи переносят муравьев.

«Наверно, опять вражда между муравейниками и переноска трупов», – решаю я и иду на дорогу к большому серому камню. Около громадного гранитного валуна, величиною с небольшой домик, есть муравейник, и я его хорошо знаю. С каким же другим муравейником могла возникнуть вражда? Место там как будто неперенаселенное...

Дорога идет по лесистому склону горы, поднимается круто вверх и наконец выходит на небольшое плоскогорье, откуда открываются широкие дали, видны хребет Солнечный, Сухой хребет и залитая солнцем долина в зеленых квадратиках посевов и темных полосках поселений. У большого камня через дорогу действительно тянется настоящая процессия муравьев. Одни муравьи возвращаются обратно с ношей к муравейнику у камня, другие, порожние, спешат им навстречу. Поза переносимого муравья своеобразная: брюшко подогнуто к голове, ноги скрючены,, сам он весь как маленький удобный чемоданчик и будто добровольно приготовился для переноски.

Муравьев, таких же рыжих лесных, выносят из небольшого отверстия, ведущего под камень у края дороги. Оттуда выскакивают носильщики со своей ношей и не спеша, деловито ползут размеренным шагом к своему муравейнику. Вокруг никаких следов возбуждения, замешательства и будто все происходящее – самые обычные, будничные дела. Вот к дырочке-входу бежит рыжий муравей и тащит кусочек панциря жука. Это охотник-разведчик, и он спешит к себе домой, под маленький камешек. Но у входа он сталкивается с другим рыжим муравьем; происходит обмен сигналов усиками, кусочек жука брошен, оба муравья стоят друг против друга с раскрытыми челюстями. Вот муравья-охотника другой муравей схватывает за одну челюсть и тянет к себе. Охотник слегка сопротивляется, но потом неожиданно складывает вместе ноги, подгибает к голове брюшко: чемоданчик готов, и его уже волокут через дорогу к большому серому камню.

Из-под земли в отверстии входа появляется муравей с кусочком земли. Это – строитель, занятый расширением своего жилища, и его тоже постигает та же участь чемоданчика.

Муравей-охотник, муравей-строитель сразу дают основание предполагать, что отверстие в земле ведет в небольшой зачинающийся муравейник. Сперва строятся небольшие подземные галереи, а потом уже начинает возводиться и насыпь из разного материала, прикрытого сухими хвоинками.

Но если это новый муравейник, выпестованный молодой самкой, то почему он был невредимым столь долгое время рядом с таким старым, большим муравейником? Остаться незамеченным он никак не мог, на своей территории муравьи-разведчики заглядывают решительно во все уголки. И как объяснить столь миролюбивый перенос и это добровольное складывание чемоданчиком? Нет, молодой муравейник, видимо, зачался из старого и жители его – бывшие члены старой колонии у большого серого валуна. И для того, чтобы окончательно убедиться в значении события, я устраиваюсь поудобнее и вынимаю из кармана большую лупу.

Тут же по дороге между рыжими муравьями бегают маленькие муравьи – совсем малыши. На них рыжие разбойники не обращают внимания. По этим муравьям-малышам я и запомнил муравейник у гранитного валуна, давно собираясь его раскопать и познакомиться с ним детальнее. Муравьи-малыши поселились сбоку у основания муравейника рыжих муравьев и, я знаю, построили там свои маленькие узенькие ходы. По ним они могут свободно проникать в муравейник своих хозяев, сами приобрели запах их гнезда, и привыкшие к ним рыжие муравьи не трогают своих маленьких соседей.

Среди малышей-муравьев, поселяющихся в гнездах крупных муравьев, немало так называемых муравьев-воров, систематически и незаметно обкрадывающих своих хозяев. Но есть и просто муравьи-соседи, которым почему-то выгодно селиться рядом с таким многочисленным и мощным соседом, как рыжие муравьи у большого камня. Так же селятся воробьи в гнездах орла, находя там защиту; дикие гуси делают свои гнезда около гнезда громадной полярной совы. Разведать жизнь этих муравьев-малышей и проникнуть в тайну их взаимоотношений с рыжими казалось очень интересным. Пока я раздумывал о малышах, из муравейника всё носили и носили муравьев. И когда я уже было собрался идти домой, из входа стала протискиваться сразу целая толпа рыжих носильщиков.

Часть из них тащила молодую самку, другая не пускала свое сокровище. Компания все же кое-как протиснулась наружу и тут застыла в страшном напряжении: силы были равные, и не хватало перевеса, чтобы сдвинуть ношу в одну какую-либо сторону. Бедной самке, видимо, было нелегко от этой распри. Так продолжалось долго. С обеих сторон прибывало подкрепление, и муравьи-носильщики едва успевали утаскивать противников через дорогу.

^{Муравей-носильщик бежит с муравьем-чемоданчиком.}

Прошел час. Число муравьев-чемоданчиков постепенно уменьшалось, а носильщиков – увеличивалось. Вскоре самку поволокли через дорогу, а из подземного жилища вытаскивали редких муравьев да какие-то остатки насекомых. И тут я убедился, что муравьям-носильщикам нелегко было узнавать жителей маленькой колонии и иногда они в поисках ноши, раскрыв челюсти, бросались друг на друга и, только распознав ошибку, расходились в стороны. Видимо, жители зачинающейся колонии муравьев имели такой же запах, как и жители главного гнезда, и только слегка отличались чем-то.

Теперь все становилось понятным. Жители большого муравейника нашли молодую самку и стали строить свое отдельное жилище. Они приняли ее в свое общество и почему-то изолировались от главной колонии. Может быть, тут вначале поселилась одна самка, потом к ней уже примкнуло несколько добровольцев, а за ними другие. Быть может, этих других зачинщики отделения также перенесли за челюсти. Гнездо-филиал существовало безнаказанно некоторое время, пока его не принялись ликвидировать.

Образование гнезда-филиала при помощи молодой самки – факт сам по себе интересный, как один из способов возникновения нового муравейника, но самое многозначительное во всем этом была переноска муравьев. Почему муравьи из гнезда-филиала не могли сами пойти в свой старый муравейник? Ведь до него было не более четырех метров. Неужели они не смели или не могли после переноски возвратиться обратно в новое, облюбованное жилище? Почему они так безропотно позволяли себя переносить, складываясь чемоданчиком? Неужели хватка за челюсть – жест переноса – была в инстинкте муравьиного поведения, как действие повелительное со стороны члена своей же общины, сопротивляться которому не полагалось? Или тут было еще что-то более сложное...

Психика муравьев и законы, управляющие их поведением, все еще плохо известны, и дальнейшее проникновение в тайны жизни этих насекомых может принести много неожиданных и интереснейших открытий.

Два муравейника

Много событий в жизни муравьев ускользает от нас незамеченными: то, что происходит в лесной подстилке, в траве, в гуще кустов, недоступно глазу наблюдателя. Вот почему интересное из жизни муравьев удается чаще всего видеть на лесных тропинках и дорогах.

И в этот раз тихим солнечным утром на лесной тропинке происходило что-то не совсем обычное. Через нее в одном направлении шла целая толпа рыжих муравьев, и каждый нес в челюстях плотно сжавшегося в комочек живого муравья. В обратном направлении бежали муравьи без ноши.

Внешне все это выглядело очень похожим на то, что удалось видеть при уничтожении зачинающегося муравейника. В действительности дело обстояло значительно сложнее. Переноска муравьев происходила между двумя настоящими муравейниками. Они отстояли друг от друга на расстоянии не более трех с половиною метров. Один муравейник был прислонен к большому камню, имел хорошо построенную насыпь из свежих хвоинок и щедро освещался солнцем. Другой муравейник располагался около куста рябины и был сильно затенен. Конус этого муравейника очень старый, неправильный, разбросанный, из посеревшей хвои. Новых, свежих, желтых, недавно осыпавшихся с дерева хвоинок, которыми муравьи так тщательно обновляют крыши своих зданий, почти не было.

Несколько дней через тропинку шагали муравьи-носильщики. Они перетаскивали муравьев из муравейника, выглядевшего свежим, в муравейник старый. Перенос муравьев не носил никаких следов ни враждебности, ни возбуждения. Это была внешне самая обычная, будничная работа, прекращавшаяся на ночь. Многое в этом казалось совершенно непонятным и загадочным. Муравьи-носильщики, например, добравшись до чужого гнезда, подолгу ходили по нему, как бы разыскивая нужного муравья, и далеко не всякий муравей привлекал их внимание. Кого выбирали муравьи-носильщики? То ли ранее сбежавших или также перетащенных своих собратьев, то ли муравьев определенных наклонностей: ухаживающих за личинками, строителей, охотников.

Но как они их узнавали? По внешнему виду? Самый острый глаз энтомолога, вооруженного микроскопом, этого не смог бы установить. По запаху? У муравьев очень развитое обоняние. Неужели род занятий мог наложить какой-либо отпечаток на муравья?

Муравейники были родственны, в этом не могло быть сомнения, так как иначе между ними разыгралась бы кровопролитная бойня. Возможно, муравейник у камня отъединился от муравейника под рябиной год или два назад и не потерял связи с ним. Переход или перенос в новый муравейник большинства рабочих вызвал ослабление старого, он начал хиреть, тогда часть рабочих из более сильного, молодого муравейника стали переносить обратно, в муравейник под рябиной.

Перенос новой партии рабочих тотчас сказался: старый муравейник начал на глазах покрываться свежими хвоинками; их тащили со всех концов муравьи-рабочие. На третий день носильщики стали перетаскивать куколок. В новом муравейнике на это решительно не обращали внимания.

Возможно, такие периодические переселения происходили между двумя муравейниками неоднократно. Впрочем, среди носильщиков можно было заметить редких одиночек, которые тащили муравьев уже в обратном направлении – из старого муравейника в молодой. Уж не перестарались ли первые носильщики? Утащив слишком много муравьев, они вызвали реакцию обратного потока. Но если причина переноса становилась понятной, то самое действие его оставалось загадочным. Неужели муравей, перенесенный в другое гнездо, теряет память на обратный путь и навсегда остается в новом гнезде?

Возьмем и разъединим носильщика и ношу и оставим их на тропинке на некотором расстоянии друг от друга. Носильщик в недоумении, он мечется вокруг в поисках исчезнувшего чемоданчика. Иногда он останавливается и, поднявшись на ногах, смотрит своими черными точками глаз на меня, как бы разглядывая нечто странное, так неожиданно нарушившее его привычную работу. Еще несколько минут поисков – и носильщик бежит по начатому пути в свое гнездо. Обратно он не поворачивает: этому препятствует неуловимая для нас последовательность действий и знаков пути.

Что же творится с ношей? Тут полная растерянность. Муравей подбегает к мимо ползущим муравьям, щупает их усиками, мечется кругами или подолгу застывает на одном месте и не знает, куда деваться. Он совершенно беспомощен, растерян и для чего-то иногда плотно всем телом прижимается к земле, широко расставив в стороны ноги. Муравей совсем потерял ориентацию в пространстве. Около такого муравья останавливаются несколько рабочих и подолгу гладят его усиками. Иногда его случайно находит носильщик и уносит в свое гнездо. Потолкавшись во всех направлениях, муравей все же отправляется к себе домой. Один раз такой растерянный муравей отправился в обратную сторону по пути нескольких носильщиков, проходивших мимо него. Все равно куда, лишь бы не чувствовать себя заблудившимся!

Способности находить дорогу оказались совершенно различными у разных муравьев. Некоторые ее находили через несколько минут, другие совсем не могли найти выхода из внезапного затруднения. Подобную беспомощность проявляли и муравьи, взятые из муравейника при помощи пинцета и отнесенные на тропинку. Но муравей-охотник и разведчик, мчавшийся домой с добычей, находили дорогу гораздо быстрее, чем те, кто занимались постройкой жилища.

Некоторые муравьи, взятые из входов муравейника, поражали своей совершенной беспомощностью и были способны блуждать часами в поисках пристанища совсем рядом со своим родным домом. Уж не этих ли особенно беспомощных молодых и неопытных муравьев разыскивали носильщики? Как они их узнавали?

Опыты как будто позволяют сделать такой вывод. Отправляясь из жилища, муравьи ориентируются по каким-то предметам, расположенным в последовательности. Перенесение муравья в обстановку, где он, может быть, даже часто бывал, но куда попал внезапно, сразу нарушало эту последовательность и лишало ориентации. Отсюда напрашивается невольно и второе предположение: перенос муравьев уничтожал ориентацию и привязывал к новому месту.

Гибель муравейника

Кто подолгу просиживал в лесу у муравейников, наблюдая за жизнью этих многочисленных и своеобразных насекомых, мог легко заметить, что муравейник от муравейника отличался не только внешним видом, но и поведением своих жителей. В молодых, небольших муравейниках муравьи очень активны, жизнедеятельны и дружны. В случае опасности в таком муравейнике почти мгновенно наступает тревога, и все его население сейчас же выскакивает на поверхность. В старых, больших муравейниках жители заметно спокойнее, а тревога возникает медленнее. Но самое разительное впечатление представляют очень старые муравейники.

^{Немало времени приходилось сидеть у муравейника с лупой в руках.}

Хорошо вспоминаю один такой муравейник – на корневых лапах высокой ели. Здесь не было никакого конуса, и хвоя, беспорядочно разбросанная на площади почти в четыре квадратных метра, и случайный мусор, валявшийся на поверхности, и неряшливые входы – все говорило о царившем запустении. По поверхности гнезда ползали вялые муравьи. Их очень трудно было растревожить и чем-либо возбудить. Гусеница, подброшенная в муравейник, свободно уползала из него, так как два–три охотника не в силах были ее удержать, а никакой помощи вовремя не подоспевало. Расковырянный палкой участок гнезда совсем не вызывал той суматохи, которая так обычна в нормальных гнездах. Здесь муравьи не копошились и не метались в тревоге, и никто не думал пускать на врага струйки муравьиной кислоты. Только десятка два рыжих муравьев появились в проделанной бреши, стали медленно шевелить усами и нехотя, не торопясь начали таскать хвоинки. Вялые и равнодушные, они производили впечатление явных лентяев.

Если у муравейника отнять самок, кладущих яйца, то вскоре, лишившись молодого поколения – личинок и куколок, муравьи становятся вялыми, перестают ходить на охоту, не принимают пищи. Потом их одолевает полная апатия, и постепенно приходит гибель: муравьи как бы теряют интерес к жизни. Для некоторых видов муравьев это было уже не раз доказано.

Может быть, и в этом старом муравейнике тоже погибли самки. Я не пожалел времени и сил его раскопать. В нем находились несколько самок и даже личинки и куколки. Только молодое потомство оказалось в очень небольшом числе. Особенно было мало крупных куколок – будущих крылатых самцов и самок. Муравейник, видимо, не желал тратить энергию на воспитание тех, кто потом навсегда покинет родительское гнездо. Муравейник был явно старым и угасающим.

Какова же причина угасания старого муравейника? У скептиков немедленно появится насмешливая улыбка: разве можно объяснить непонятное и еще пока не доказанное?

Не будем бояться скептиков и попробуем порассуждать. Пусть это будет заблуждением, но даже ошибочное суждение приносит гораздо больше пользы, чем осторожное воздержание, так как каждое предположение будит мысль и ведет к ее проверке, подтверждению или отрицанию. И долгие размышления рождают такое объяснение причин угасания муравейника.

Жизнь муравейника рыжего лесного муравья долгая. Известны муравейники, которым больше ста лет. В течение своей жизни муравейник растет, постепенно увеличивается количество его жителей.

Но наступает время, когда, для того чтобы прокормить большое население, нужно увеличивать территорию охоты. Но она имеет пределы, так как слишком далеко отлучаться от муравейника и совершать далекие рейсы тяжело. Приходит конец роста: муравейник перестает увеличиваться и в размерах, и в числе жителей. Рождается столько личинок, чтобы только пополнить естественную убыль. Появляется излишек энергии, которую некуда приложить. Постепенно развивается вялость, апатия. Муравьям старым подражают молодые.

Проходят годы, и жители муравейника становятся бездеятельными, ленивыми. Муравейник начинает плохо противостоять невзгодам, его разоряют враги, охотников ловят и умерщвляют муравьи соседних муравейников. Муравейник постепенно угасает. Давно минуло время рождения муравейника, прошел период его бурного роста, процветания в годы зрелой жизни крепкой, слаженной колонии, наступило угасание. И это неизбежное угасание продолжается до тех пор, пока какая-нибудь катастрофа совсем не прекратит существование муравейника. Каждый очень старый муравейник неизбежно гибнет. И следы таких погибших муравейников в лесу легко встретить, если внимательно вокруг присмотреться.

Можно ли определить возраст и сроки жизни муравейника? Конечно, нельзя. Многие муравейники погибают, едва успев зачаться, многие живут долгие годы. Но всему, что имело начало, приходит конец.

Сладкий дождик

После дождливого лета в середине августа в горах Тянь-Шаня установилась теплая и солнечная погода. Хотя утрами холодно, а всю ночь барабанит о палатку дождь, днем жарко, греет солнце, и всё, что запоздало в своем развитии – и растения, и животные, – торопится наверстать упущенное.

Сегодня, в день дальнего похода вверх по ущелью, особенно жарко. Притихли синички, умолкли крикливые чечевицы, и только насекомые вьются и радуются долгожданному теплу. Иногда от кучевого облака, плывущего по глубокому синему небу, на ущелье падает тень и, медленно всползая на крутые склоны, уходит в сторону.

^{В походе приятно отдохнуть.}

Жарко... Рюкзаки сброшены на землю, сняты рубахи, и как приятно отдохнуть в тени высокой развесистой ели после трудного пути! Внезапно на горячее тело падают редкие капли дождя, и они так прохладны.

– Слепой дождь! – решаем мы и, запрокинув головы, смотрим кверху.

Над ущельем светит яркое солнце, и только в стороне плывет белое облако. И тут мы невольно замечаем, что над нами ветви елки какие-то совсем необычные, с черными пятнами. Другие же совсем почернели.

Через несколько минут мы уже вскарабкались на ель и сидим среди ее густых ветвей.

Темные пятна оказываются скоплениями черных, как уголь, тлей. Тут, среди кишащей массы насекомых, выделяются большие тли, настоящие великаны, длиной около одного сантиметра. Над их спиной красуются совершенно прозрачные с черными жилочками крылья. Это тли-расселительницы. С пораженного дерева они постепенно разлетаются в стороны и заселяют другие деревья. Расселительниц сравнительно немного. Гораздо больше тлей меньшего размера, с объемистым брюшком. Вонзив свой длинный хоботок в нежную кору ветвей, они усиленно высасывают соки растения и рождают маленьких детенышей. Новорожденная тля такая же, как и мать, только, конечно, очень маленькая и с более продолговатым брюшком. Собравшись кучками, голова к голове, маленькие тли дружно сосут дерево. Еще ползают в колонии тли среднего размера с ярко-белым пятном на кончике брюшка. Эти белохвостые тли какие-то особенные, и их происхождение непонятно.

На светлом фоне коры ели черные тли резко выделяются. Видимо, черная окраска – своеобразное приспособление тлей к прохладному лету в горах. Ведь в черной одежде можно легко и быстро согреться на солнышке. Совсем высоко в горах вообще очень много черных насекомых. Сейчас же, при такой жаре, черный цвет только помеха, и тли все собрались на северной, теневой стороне дерева.

Но разве не опасно иметь столь заметную окраску? Видимо, для тлей опасность от врагов не столь существенна. Вон сколько у них защитников! По стволу ели тянется вереница муравьев. Одни налегке мчатся вверх, другие, отяжелевшие, с раздувшимся брюшком, степенно ползут вниз. Тли щедро угощают своих защитников сладкими выделениями. Брюшко муравьев так раздулось, что стало полосатым и выглянули наружу лакированно-блестящие каемки брюшных сегментов, в обычном положении скрытые, как края черепицы на крыше. Муравьи здесь разные: и черные, и черно-рыжие, и совершенно рыжие. Всем им хватает пищи, и нет никакой причины затевать из-за сладких угощений вражду. У рыжих муравьев, спускающихся вниз, брюшко даже просвечивает на солнце, как янтарь, и желудок, видимо, раздут до отказа. Конечно, они не настоящие обжоры и, наевшись, никак не собираются предаваться отдыху. Значительная часть добычи будет отрыгнута обратно: сладких выделений в муравейнике ожидает немало голодных ртов. Быть может, даже поспешно опорожнив свой желудок, муравей-добытчик тотчас же помчится обратно, на эту же елочку, за новой провизией. Таким образом, добытое пропитание муравьи сносят в свой муравейник не только в челюстях, но и в желудке.

В черном клубке копошащихся тлей всюду шныряют муравьи. Одни из них подбирают оброненные тлями круглые и прозрачные шарики сладких выделений, другие, постукивая тлей усиками, просят подачку. Муравьи не умеют узнавать, кто больше всех богат в данный момент сладким выделением, и просят всех подряд, без разбора. Вот почему в ответ на постукивания усиками некоторые тли сердито крутят брюшками, подергивают ими из стороны в сторону. И в этот момент сторонись, муравей, не то получишь оплеуху! От своих сотоварок, попусту слоняющихся по колонии и мешающих спокойно сосать дерево, тли отделываются резкими ударами задних ног: «Не лезь, куда не следует, и выбирай посвободней дорогу!»

Не все тли ожидают муравьев-просителей. Многие, высоко подняв кверху брюшко, застывают на мгновение: из конца брюшка выделяется прозрачный шарик, он быстро растет, и вдруг бисеринка стремительно отскакивает в сторону, будто ею выстрелили. В этом действии – неплохой умысел. Ведь если бы тли не умели стрелять своими шариками, то вскоре колония тлей была бы перепачкана липкими выделениями, в которых ее обитатели могли погибнуть, завязнув лапками.

Не поэтому ли еще в самое оживленное время питания тли уселись все на нижнюю сторону веток елки? Ведь стрелять прямо вниз куда легче и безопаснее для окружающих.

Видимо, в еловых лесах давно не было размножения этой тли, так как сейчас ею поражены только отдельные деревья и еще не успели появиться враги этого вредителя. Сейчас, на обильной пище, они начинают увеличиваться в числе. Придет время, и елочку будут спасать многочисленные ярко расцвеченные жуки-коровки, изумрудные златоглазки, осы – охотники за тлями и многие другие. Впрочем, в колонии тлей уже кое-где видны засохшие трупы с раздувшимся брюшком. У иных же от брюшка осталась только одна оболочка и на конце зияет большое отверстие. Это начал действовать маленький наездник-афелинус. Он откладывает в каждую тлю по одному яичку. Из яичка очень быстро развивается новый наездник.

Кроме муравьев, около тлей крутятся многочисленные крылатые охотники до легкой наживы, и больше всего среди них вороватых мух. Изредка прилетают бабочки-траурницы, почти черные, с белой каемкой на крыльях. Появляются и пчелы. Когда плохо цветут травы, пчелы охотно переключаются на сбор выделений тлей, и тогда между ними и муравьями устанавливается глубокая вражда. Мед, собранный от тлей, пчеловоды называют «падевым». Он очень плох и не годится на зиму. Сейчас же всем хватает угощения тлей, и около елки крутится разнообразный крылатый народ.

Наглядевшись на тлей, мы слезаем с дерева и тогда вспоминаем о слепом дождике. Он продолжает капать, но только не из белого облака, как нам раньше показалось, а с ветвей елочки. Теперь мы ощущаем на губах и вкус капелек. Дождик оказывается сладким! Это тли стреляют сверху вниз прозрачными бисеринками. От этого обстрела загорелая кожа вскоре становится пятнистой, так как каждая капелька, высохнув, отблескивает маленьким лакированным зеркальцем.

Прежде чем надевать одежду, приходится у ручья смывать следы сладкого дождика.