Текст книги "Долина долгих снов"

Автор книги: Павел Загребельный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

И он решительно пошёл в ту сторону, где стояли палатки экспедиции.

– Андрейка! Андрейка! – побежал за ним Петрюк. – Да я же пошутил…

Мальчик был уже далеко. И пока Петрюк добежал, Андрейка поднял всех на ноги. Он рассказал о том, как Петрюк хотел разрушить мост и отрезать экспедиции путь к перевалу, напомнил и о подделанном письме, и о «больной» ноге Петрюка. Наступило молчание, которого не хотелось нарушать ни виновному, ни тем более другим.

Токтогул, как самый старший, заговорил первым.

– Я старый, ты тоже старый, – сказал он, обращаясь к профессору. – И оба мы дураки. Зачем взяли с собой такую паршивую овцу.

– Теперь и я вижу, что ошибся в вас, Петрюк, – тихо проговорил Иван Терентьевич. – Я надеялся, что вы всё-таки честный человек, хотел дать вам возможность искупить свою вину перед товарищами. А выходит, ошибся. Что вы мне на это скажете, Петрюк?

Но Петрюк молчал. Он уже сказал своё последнее слово.

Утром старый Токтогул отправил его в долину в сопровождении одного из молодых охотников.

* * *

Хотя Поля, Максим и Увайс старались рассмотреть храм, но оказалось, что пройти через гигантские ворота было нелегко. И не потому, что возле одной из колонн дремал на сплетённом из рисовой соломы стульчике белобородый мужчина, похожий на тех, которые привезли Максима, Полю и Увайса в храм. Нет, мимо этого сонного часового можно было провести целый полк солдат, и он даже не моргнул бы. Зато были другие часовые, значительно страшнее и опаснее, чем белобородый. С нижней арки ворот, с белых прекрасных колонн свисали вниз сотни змей. Тут были зелёные, тонкие, как хлыст, змеи с огромными отвратительными пастями, очковые змеи с характерными белыми «очками» на утолщённой шее. Белобрюхая змея-стрела с рыбьей головкой извивалась рядом с толстой коброй, которая угрожающе надувала свой зоб и высовывала из пасти раздвоенный язык. А внизу, преграждая дорогу к воротам, неподвижно лежал на земле сетчатый питон, ежеминутно готовый задушить стальными кольцами каждого, кто только попытается пробраться туда.

Рулевой что-то крикнул чёрному привратнику, тот встрепенулся, раскрыл глаза, достал из-под себя небольшую чёрную дудочку и заиграл на ней печально и протяжно.

В тот же миг змеи неподвижно застыли на своих местах, питон поспешно убрал своё многометровое тело от ворот, освобождая проход, и белобородые смело вступили под высокую арку. За ними пошли и наши путешественники.

Когда они были уже на лестнице, сзади снова заиграла дудочка и снова, должно быть, зашевелились на воротах разномастные гады. Но стоило очутиться перед храмом, чтобы забыть и о гадах, и обо всём, что осталось позади.

Храм был построен из яшмы – неимоверно твёрдого узорчатого камня. Что за люди жили в Долине долгих снов? Как смогли они построить такой грандиозный храм из этого прекрасного, вечного материала, который давали, по-видимому, окружающие горы? Неужели это творение таких людей, как Путра, или же предков этих белобородых?

Центральная часть храма была сделана из редкостной зелёной яшмы. Боковые башни её представляли собой гигантские конусы из перламутрово-белого камня, похожего на китайский нефрит. Египетские пирамиды по сравнению с этим храмом были жалкими кучками камешков.

И снова перед нашими путешественниками встал вопрос: кто же строители этого храма?

Они миновали многочисленные залы, большие и маленькие, совсем тёмные и ярко освещенные дневным светом, проникавшим сюда неизвестно как. Потом белобородые привели Максима, Полю и Увайса в большой сад, разбитый тут же, в пределах храма. Белобородый рулевой пригласил наших путешественников войти в одну из беседок, разбросанных вокруг. Как только они вошли, белобородые бросили в беседку их рюкзаки, и двери закрылись.

– Приехали, – констатировал Максим. – Теперь можем отдыхать. Но мне почему-то кажется, что мы попали сегодня не к таким приятным людям, как Путра и его товарищи. Что ты скажешь на это, Увайс?

Увайс молчал. Он уже понял, что убежать отсюда невозможно. Каменный мешок, в котором они сидели, был достаточно крепок. Двери заперты надёжно. В маленькие дырочки под крышей свободно могла пролететь ласточка, но для человека они были слишком узкими.

– Тебе не удалось узнать, Поля, куда это нас привели? – спросил Максим.

– Я ведь сказала – в Яшмовый храм, – ответила девушка.

– Это мы знаем, – невесело сказал Кочубей, – а детальнее?

– Ты ведь сам видел, что белобородый молчал всю дорогу, как немой.

– В таком случае воспользуемся свободным временем и наведём порядок в своём хозяйстве, – предложил Максим.

Они развязали рюкзаки и начали выкладывать на белый каменный пол свои вещи. Как и предвидел Максим, сухари и печенье превратились в куски затвердевшего теста. Записи, которые Кочубей вёл на протяжении всей экспедиции, размокли в воде, чернила расплылись по страницам, и не было возможности разобрать хотя бы одно слово. Поля принялась раскладывать испорченную в воде одежду, и вскоре беседка имела вид маленькой прачечной.

Увайс занялся приготовлением завтрака. Он открыл две банки консервов, разложил на платке то, что было когда-то хлебом, соскрёб с бумажных обёрток остатки шоколада. Завтрак был хоть куда!

– К нам вскоре, наверно, придут, – высказала догадку Поля. – Не может быть, чтобы о нас никто не побеспокоился. Вспомните, какая гостеприимная встреча была вчера.

– Но вчера мы были совсем в другом месте, – напомнил ей Максим. – К тому же, если я не ошибаюсь, Путра говорил нам, что хочет спрятать нас от каких-то белых братьев. Возможно, эти братья нас всё-таки отыскали, и мы сейчас находимся у них.

– Ты думаешь, что белобородые молчальники – это и есть мифические белые братья? – спросила Поля.

– Посмотрим, – уклончиво ответил Кочубей. А пока что неплохо было бы достать хоть немного обыкновенной холодной воды. – И он начал стучать кулаками в дверь.

Увайс бросился помогать ему, но все их усилия были напрасны. В саду царила мёртвая тишина. Никто не подходил к их тюрьме. Только вечером, когда в саду начало смеркаться, загремел засов на дверях и тот же белобородый рулевой жестом попросил их идти за ним.

Они пошли по направлению к центральной башне, откуда долетали неясные, глухие удары, словно там кто-то бил в гигантский барабан.

Постепенно к одиночным глухим ударам присоединились более частые, и уже не было сомнения в том, что это – барабаны. Затем в глухое бормотание барабанов вплелись пронзительные голоса медных труб, и невидимый хор запел торжественный хорал, вроде того, какой нашим путешественникам довелось слышать вчера. Где-то зазвонили колокола, и могучие слоны вспугнули своим густым рёвом вечерние сумерки.

– Готовится грандиозная демонстрация, – заметил Максим. – Не съедят ли нас сейчас живьём?

– Не говори глупостей! – сурово глянула на него Поля.

Они вышли на большую овальную площадь перед воротами центральной башни Яшмового храма.

Сотни смуглых мужчин в белых тюрбанах и белых повязках на бёдрах, выстроившись ровными шеренгами, били в барабаны. У каждой шеренги были другие барабаны. У одной – большие, круглые, как обыкновенные оркестровые турецкие барабаны, у другой – продолговатые, как ульи для пчёл, у третьей – напоминали две большие лейки. Были тут барабаны размером с блюдце, а были и как мельничный жёрнов. И всё гудело, бубнило, дребезжало, лязгало так громко, что хоть уши затыкай.

Голые танцовщицы с серебряными зонтиками над головой кружились перед дверью храма в пленительном танце. Трубачи, стройные, молодые, с медными браслетами на крепких ногах и руках, изо всей силы дули в свои крикливые инструменты, а большой отряд белобородых людей в круглых белых шапках-тарелочках выстроился по обе стороны высоких дверей, из которых, очевидно, вот-вот должна была выйти какая-то торжественная процессия.

И действительно. Двери мягко, беззвучно отворились, и в тёмной глубине храма, озарённая желтоватым пламенем камфорных светильников, появилась целая сотня белых, украшенных цветистыми попонами слонов. На спинах у слонов по двое и по трое, прячась под серебристыми четырёхугольными зонтами, сидели удивительно белые люди. У них была белая, как бумага, кожа на лице и руках, белые волосы на продолговатых маленьких головках, белые ресницы. Зато глаза у этих белых людей были красные, как у кроликов. Красноглазые сидели на спинах слонов, надменные и неприступные.

– Теперь я понимаю, о каких братьях все время шла речь, – сказал Максим. – Мы попали в царство альбиносов. Эти люди, воспользовавшись бесцветностью кожи для доказательства своего превосходства над темнокожими жителями Долины долгих снов, захватили здесь всю власть в свои руки. Вы видите, как их встречают! Подобных почестей не знали, должно быть, и египетские фараоны…

Среди однообразного белого потока внезапно появилось чёрное вкрапление – несколько альбиносов ехало на маленьких чёрных слониках. За ними шёл большой отряд белобородых мужчин с высокими чашами в руках, а дальше медленно передвигался гигантский серый слон, весь в золотых и серебряных ризах, затенённый двумя – один над другим – балдахинами. Перед ним выступало несколько мускулистых воинов, в руках у которых поблёскивали широкие тяжёлые мечи.

На спине чёрного слона сидели, наполовину спрятавшись в золотой, украшенной пучками страусовых перьев корзине, два альбиноса.

Все, кто был на площади, при появлении двух альбиносов на чёрном слоне упали на колени и дружно выкрикнули какие-то непонятные, таинственные слова:

– Бгур бгувас свас!

А когда отвратительные альбиносы милостиво кивнули головами, толпа ещё раз повторила:

– Бгур бгувас свас!

Когда процессия двинулась дальше, один из белобородых подтолкнул Максима к толпе пришедших с ними из сада.

– Нас не забывают, – пошутил Максим.

– Молчи, – прошептала Поля. – Мне почему-то кажется, что здесь готовится что-то страшное. Как ты думаешь, Увайс?

– Тут, наверно, за всех думают эти два выродка, – кивнул Увайс в сторону двух альбиносов на чёрном слоне.

– Идея! – хлопнул себя по лбу Максим. – Как же это мы не догадались раньше? Ведь эти пижоны и есть два белых брата! Выходит, всё становится на своё место. Мы попали в Долину подковы, нашли в ней Яшмовый храм, познакомились с так называемыми белыми братьями, теперь остаётся только одно: найти плантации цветов Неба. Тогда профессор Бойко не будет иметь к нам никаких претензий.

– Думаю, что Иван Терентьевич уже разыскивает нас, – заметила Поля.

– Вряд ли, – ответил ей Кочубей. – Мы исчезли всего несколько дней назад, и никакого повода волноваться за нас нет.

Процессия всё шла и шла по многочисленным крытым переходам, мимо бассейнов и фонтанов, мимо роскошных цветников.

Взревели трубы, толпа дружно прокричала: «Бгур бгувас свас!», один из альбиносов махнул рукой, и барабанщики вышли на плантацию цветов. Тогда другой альбинос выкрикнул что-то короткое и резкое, барабанщики все, как один, ударили в звучные бока своих инструментов, и вокруг раздался такой страшный грохот, словно где-то в горах началось землетрясение.

– Смотри, Максим! – воскликнула Поля, показывая туда, где гремели барабаны.

Там творилось что-то необычайное. Обвисшие бутоны цветов медленно поднимались вверх, плотная зелёная оболочка на них развёртывалась и из-под неё появлялись широкие белые лепестки. Лепестки росли на глазах, их становилось всё больше и больше. Вот уже несколько бутонов распустилось совсем, и вечерний сумрак прорезали снежно-белые звёзды сказочных цветов. Круглые и пушистые, как нежные облачка в летнем небе, широкие, как листья царя цветов – лотоса, они наполняли воздух еле уловимым пьянящим ароматом, от которого кругом шла голова.

– Цветы Неба, – прошептала Поля. – Так вот какие они!..

Но вот к барабанщикам присоединились белобородые чашеносцы. Они начали хватать руками цветы, срывать все лепестки и выдавливать из них в свои высокие чаши прозрачный сок.

– Я не понимаю, почему раскрываются цветы от барабанного боя, – сказала Поля. – Это просто какое-то чудо!

– Никакого чуда, – махнул рукой Кочубей. – Цветы раскрываются от вибрации воздуха. Обыкновеннейшая физика. Разве не так, Увайс?

– Этого мы в школе не проходили, – буркнул тот, не отрывая взгляда от главных альбиносов.

А тем временем среди людей, вместе с которыми наши путешественники пришли из храмового сада, послышались сперва тихие, а затем всё более громкие рыдания и вопли. Плакали мужчины, женщины, дети, словно на похоронах.

– Что случилось? – удивился Максим. – Почему они плачут, Поля? Ты не можешь узнать у этого белобородого, который следит за нами?

– Он молчит и не отвечает ни на один мой вопрос, – сказала девушка.

– Придётся ждать и смотреть, – вздохнул Максиме – Но что-то мне эти пышные церемонии перестают нравиться.

– А они тебе нравились? – спросила Поля.

– Не будем вспоминать о том, что было минуту назад, – отмахнулся Кочубей.

Чашеносцы с наполненными соком чашами подошли к толпе. Главные альбиносы в один голос крикнули: «Бгур бгувас свас!», и белобородые потащили к чашеносцам женщин, детей и мужчин, приведённых из садовых беседок. Начали подталкивать туда же и наших путешественников.

– Мне кажется, что нас хотят напоить этим соком! – сказал Максим.

– Помнишь, в надписи на щите черепахи сказано, что белые, братья готовят из цветов Неба напиток забвения, от которого люди спят долгие годы? – напомнила ему Поля.

– Спать долгие годы – это, очевидно, означает умереть, – пожал плечами Кочубей. – Но ведь не разыскивали же мы эту проклятую долину только для того, чтобы так бесславно закончить свои дни!

Но их тянули к чашам, несмотря на все протесты Поли и на сопротивление Увайса. Те, что попробовали уже напитка забвения, становились неестественно оживлёнными, они больше не плакали, а пускались в пляс, горланили песни, хохотали, и, глядя на них, смеялись довольные альбиносы.

Максим, Поля и Увайс отказались взять в руки чаши с напитком. Когда им попробовали влить напиток насильно, из этого ничего не вышло, кроме того, что Увайс выдернул у одного белобородого добрый клок волос.

– Мы не будем пить! – выкрикнула Поля, обращаясь к главным альбиносам. – Мы свободные люди с гор, и вы не смеете заставлять нас.

Альбиносы молча замахали руками, и к путешественникам сквозь толпу обезумевших от напитка людей начали пробираться суровые воины с широкими мечами.

– Кажется, мы попали в скверную историю, – сказал Максим. – Как ты думаешь, Увайс?

Но Увайса возле них не было. Он незаметно исчез, должно быть, вспомнив общеизвестную истину, что прятаться всегда легче там, где много людей.

– Ты не видела, куда девался Увайс? – спросил

Максим девушку.

– Нет, – ответила та и громко позвала: – Увайс! Увайс!

Сверкающее кольцо мечей сомкнулось вокруг них.

Кто ищет – всегда найдёт

Третий день свирепствовала в горах метель. Ветер стонал, ревел, завывал, высвистывал, крутился и вытанцовывал на одном месте. Спасательная экспедиция, ничего не найдя, возвращалась назад из пещеры, в которой были изображены цветы Неба.

Лежали в спальных мешках, время от времени бросались ловить ту или другую палатку, сорванную свирепым порывом ветра, молчали и думали каждый о своём.

Старый Токтогул, убедившись, что внук его дошёл до пещеры и исчез без следа в белом молчаливом просторе, сразу как-то обмяк, утратил всю свою решительность и выдержку и теперь всё время вздыхал, шмыгал носом и бормотал:

– Ох, Токтогул. Совсем старый стал Токтогул, умирать пора.

Андрейка, – которому было, должно быть, страшнее всех и который ночью вспоминал, как хорошо было в Киеве и как часто он не ценил этого, – днём, когда никто не спал, притворялся весёлым и бодрым и даже пробовал стыдить чабана.

– Да что это вы, дедушка Токтогул, говорите, – смеялся он, – вот утихнет ветер, так разве ж мы не помчимся вниз! А там уже, наверно, и наши путешественники возвратились,

– Ох, – стонал Токтогул, – глупый ты мальчик, как чабанская герлыга. Когда я был такой маленький, как ты, я перед старшими даже рот открыть боялся…

– А я не маленький, – не соглашался Андрейка. – Какой же я маленький, если не побоялся идти в такие горы?

– Ох, Увайс тоже не боялся… Батыр был. Глупая моя голова отпустила его. Теперь умру, кто его будет искать?

А профессор лежал тихо, ни с кем не разговаривая, и всё думал, думал. Он уже не обвинял себя в том, что не помешал вовремя своим ученикам пуститься в такое опасное путешествие. Возможно, он где-то просчитался, да где именно, не знает. Петрюк? Но Петрюка они отправили назад. А может, он лучше знал, где следует искать Максима и Полю? Но остаётся же фактом, что все трое – Максим, Поля и Увайс – добрались до пещеры с цветами, о которой Петрюк ничего не знал. Выходит, что они были здесь уже после того, как Петрюк их оставил. Следовательно, о нём можно не думать. Остаётся пещера. Они там спали. Весьма возможно, что успели перерисовать изображение цветов, начертили план местности. Это не могло занять много времени. А дальше? Что они делали дальше?

И тут Иван Терентьевич вспомнил о стрелках и иероглифах, которыми кончались стебли цветов. Что должны означать эти стрелки? Они указывали куда-то вниз, в том направлении, куда круто обрывался заснежённый склон. Иероглифов профессор ещё не расшифровал. Не смогли их, разумеется, прочитать и Максим с Полей. Но неужели они спустились по этому склону? Может, решили узнать, куда ведут эти стрелки?

Профессор подполз к Токтогулу и крикнул старику в самое ухо:

– Уважаемый Токтогул, приходилось ли вам когда-нибудь ночевать в пещере с цветами?

– А? Ночевать? – переспросил чабан слабым голосом. – Немножко ночевал.

– А сколько раз, не помните?

– Может, пять раз, а может, десять, – ответил Токтогул. – Ночевал.

– А что ты думаешь, профессор? – в свою очередь спросил его Токтогул.

– Да ничего особенного. Думаю, что нам нужно вернуться в пещеру.

– В пещеру? – удивился чабан. – Она же пустая.

– Вы лучше скажите мне, пожалуйста, долго ли ещё будет продолжаться метель? – спросил профессор. – В такую погоду туда, наверное, не доберёшься.

– Не знаю, – простонал Токтогул. – Уже осень спускается с Хан-Тенгри. Теперь метель может быть очень долго.

Но наутро ветер утих. Заблестели чистые снега, показалась каменистая громада хребтов.

Андрейка повеселел. Он хитро подмигнул Токтогулу, погладил Битку, побегал с ней по снегу. Всё-таки приятно, когда у тебя над головой светит солнце, когда не сбивает с ног бешеный ветер и, самое главное, когда ты идёшь на такое почётное дело, как спасение товарищей.

И Андрейка пошёл рядом с Токтогулом, который уже забыл о том, что ему нужно умирать, и снова вёл отряд через снежную целину.

История мертва, люди – живы

Их заперли в одну из боковых башен храма, в ту самую, которая была построена из чудесного белого нефрита.

Темнота, царившая внутри храма, не дала им возможности осмотреть свою новую тюрьму, но и во тьме легко было установить, что они попали в огромное помещение.

Страшно хотелось пить, беспокоила судьба Увайса, который исчез неизвестно куда. О собственной судьбе тоже, по-видимому, лучше было не думать. Максим и Поля попробовали задремать, устроив из своих рюкзаков постель на плитах пола, но сон лишь на короткие мгновения касался их глаз и снова отлетал, лёгкий и неуловимый, словно ветер.

Так миновала ночь. Сквозь невидимые отверстия в стенах внутрь храма начали вливаться серые волны рассвета. Из тьмы выступали высокие яшмовые колонны с крылатыми львами и слонами на капителях. От главного нефа храма, где находились Максим и Поля, отшлифованные узорчатые ступени вели к боковым алтарям, которые утопали в причудливых извивах каменной резьбы.

– Как ты думаешь, Максим, есть здесь выход? – спросила Поля.

– Сейчас будем искать, – ответил Кочубей. – Пока что нас, наверное, считают почётными узниками, если заперли в таком роскошном помещении.

– А может, тут ещё кто-нибудь есть? – высказала предположение девушка.

– Вряд ли. Ты слышишь, как отдаются наши голоса под сводами. Если бы здесь кто-нибудь был, мы бы уже давно услышали.

Не успел он выговорить последние слова, как в одном из боковых алтарей обрисовалась высокая человеческая фигура, и тихий, но чрезвычайно красивый голос долетел оттуда до удивлённых Максима и Поли.

– О, снег моих гор!

Фразу эту поняла только Поля и сразу же перевела Максиму.

– А ты, – сказал Максим, – отвечай ему так: О ты, око разума, красоты и справедливости!

– Оставь шутки! – сурово глянула на него девушка. – Я тебя совсем не узнаю с того момента, как мы попали в Долину долгих снов.

– Я сам себя не узнаю, – буркнул Максим.

К ним приближался высокий, величавый старик. Смуглое, оливкового цвета лицо его было старательно выбрито, пышные волосы густой седой гривой спадали почти до плеч.

– Помогите нам! – поднялась навстречу ему Поля. – Нас мучит нестерпимая жажда.

– О, всё есть страдание, – грустно усмехнулся тот. – Рождение есть страдание, старость есть страдание, неволя есть страдание, разлука с любимыми людьми есть страдание.

– Мы пришли с горы, – попробовала пояснить ему Поля. – Там лежит большая, очень большая, как тысячи ваших долин, страна, и ещё много стран там есть. Мы попали сюда случайно и не знаем, почему нас заперли в этом храме. Нам уже второй день не дают воды.

– О, вода нужна, чтобы залить пламя, которое пожирает всё на сеете, – как эхо, отозвался странный старик. – Всё – в пламени. Глаза и все чувства всегда в пламени, зажжённом огнём любви, огнём ненависти, огнём искушения. Пламя вспыхивает при рождении, старости и смерти, оно зажигается болью и воплями скорби, страдания, заботы и отчаяния. Весь мир в пламени, весь мир окутан дымом, весь мир пожирает огонь.

– Он сумасшедший! – сказал Максим. – Берегись, Поля, а то он кинется на тебя.

И он выступил вперёд, прикрывая собой девушку.

Но старик и не думал бросаться на них. Он ласково усмехнулся и спросил Полю:

– Вы пришли сюда по Тёплой реке? Не встречали ли вы там Путру?

«Путра» означало «сын», но могло быть и собственным именем. Почему-то Поле захотелось, чтобы тот гостеприимный Путра, который спас их после падения с гор, как раз и был сыном этого удивительного старика.

– Мы были гостями Путры, – сказала она, – но нас забрали от него белобородые и привезли сюда. Нас заставляли пить какой-то неведомый напиток, но мы отказались. И вот белые братья велели бросить нас в этот храм.

Старик стал на одно колено и красивым, звучным голосом прочитал молитву. После этого он поднялся, приложил руки ко лбу, дотронулся концами пальцев до Полиного лба и сказал:

– Меня зовут Диас Питар, я отец доброго сердцем Путры, который остался единственным защитником нашего темнолицего народа. Сейчас начинается новый день. Птицы вылетят из гнёзд своих, огонь вспыхнет в кострах, люди выйдут искать себе пропитание, только те, что выпили напиток забвения, будут лежать окаменелые точно мёртвые, лишённые желаний, не будут говорить, не будут слышать, не будут видеть. Много ли вчера братьев моих пило из чаш в руках белобородых?

– Много, – ответила Поля. – Они плакали и рвали на себе волосы, но никто не заступился за них, а они сами были почему-то слишком послушными.

– Дети мои, – сказал им Диас Питар, – разве вы сможете понять, что произошло с моим народом? Их приучили к мысли, что жертва – это сердцевина мира, и потому они без возражений выполняют волю белых братьев.

После этого Диас Питар исчез в своём алтаре и через минуту вышел оттуда с большим глиняным кувшином. Кувшин был наполнен холодной, прозрачной, как слеза, водой. Старик напоил Полю и Максима, спросил, не хотят ли они есть, и пригласил к себе.

За двумя яшмовыми грифонами они увидели ложе Диаса Питара, застеленное тигровой шкурой. Зелёный плиточный пол был весь усеян сухими пальмовыми листьями. На низеньком столике из шлифованного камня лежала еда. Это было жилище нетребовательного, скромного человека, а вернее – узника, которого, наверное, побаивались тюремщики.

Старик попросил своих молодых друзей выслушать довольно длинную и печальную историю.

Имя Диас Питар ему дали уже тогда, когда его волосы засеребрились, как снег на вершинах гор. Раньше он звался просто Варавода, так как был спокойный и тихий, как вода в Тёплой реке. Юношей Вару забрали в Яшмовый храм, и альбиносы велели ему наблюдать за старинными рукописями, спрятанными в одном из подземелий храма. Он превратился в единственного распорядителя и хозяина неисчислимых пальмовых листьев, покрытых угловатыми буквами древного алфавита, сотен буйволовых шкур, на которых горели золотые письмена минувших веков, десятков черепаховых щитов, из-узоренных резцами далёких предков народа Долины долгих снов. Со временем Вара научился разбирать эти письмена, и тогда перед ним поднялась таинственная завеса минувшего, и он увидел юность своего народа. Сначала им овладело стремление к познанию всего. Он видел, что существование на земле превратилось в страдание для его братьев, и потому хотел спастись от страдания. И он считал, что спасение это не в том, чтобы стать кем-нибудь, не в том, чтобы делать что-то новое, а лишь в познании того, что уже существует и скрыто от людей только из-за их невежества.

Но чем больше вчитывался он в старинные документы, спрятанные жестокими альбиносами в тайных подземельях, тем понятнее становилась ему его ошибка. Мало было знать прошлое. История мертва, люди – живы. Следовательно, нужно позаботиться о людях, тем более, если ты вооружён знанием истории.

Много-много веков тому назад его смуглолицый народ был совсем иным. Люди Долины подковы, как называлась когда-то Долина долгих снов, славились своей силой, своей сметливостью, любовью к искусству и науке. Они были непревзойдёнными строителями и умели обрабатывать самые твёрдые камни. Они не имели соперников во многих ремёслах. Они были наилучшими сказочниками и музыкантами во всём мире и соорудили в своей долине Храм звучания семи небесных сфер, в котором учили музыке своих детей. Теперь этот храм называют Яшмовым и детей смуглолицего народа приводят сюда лишь для того, чтобы дать им проклятый напиток забвения.

Однажды в Долине подковы появились странные чужеземцы. У них была белая кожа, белые, похожие на птичьи перья, волосы и глаза круглые и красные, тоже как у ночных птиц. Днём белые братья спали, так как их глаза были плохо приспособлены к свету, зато ночью, когда темнокожие дети юга спали, альбиносы начинали свою работу. Найдя возле Тёплой реки заросли диких цветов Неба, они добывали из них какой-то сок и давали его смуглолицым. От этого напитка люди засыпали и спали долгие годы, их нужно было лишь время от времени натирать какими-то мазями для того, чтобы сберечь в телах остатки жизни. Тех, кто выпьет напиток, альбиносы обещали потом взять к себе на службу. Так возникло в Долине подковы племя бородатых людей, которые стали руками и глазами альбиносов.

Шли годы. Альбиносов становилось всё больше и больше, они уже не обещали вечного блаженства пьющим сок цветов Неба, так как к тому времени этот сок стал проклятьем народа Долины подковы. Белобородые хватали детей, женщин, отцов и сыновей, привозили их в Яшмовый храм и там поили этих несчастных напитком сна, на долгие годы разлучая их с родными.

Спины у жителей Долины долгих снов теперь гнулись не от старости, а от слабости. Они забыли о том времени, когда у юношей были широкие плечи, крепкие ноги, твёрдые руки и зоркие глаза. Всё потонуло в сладостном забвении.

И вот он, Вара, решил рассказать обо всём этом своему народу. Он написал большую книгу – на сотне пальмовых листьев. Книга называлась «Открытие Долины подковы». Несколько лет переписывал он свою книгу, чтобы сразу разослать её во многие селения долины. Когда труд был завершён, он позвал своего сына Путру и поручил ему отнести народу «Открытие Долины подковы».

Вот тогда народ и назвал его Диасом Питером – Отцом Неба.

Но вскоре белобородые донесли альбиносам о существовании книги, и она была почти вся уничтожена, а он, её автор, заточён в этом храме.

Его сын, Путра, на свободе, но он не знает, что нужно делать дальше. Другие также этого не знают, так как перед людьми открылось лишь прошлое. Будущее же известно ему, Диасу Питару, и он ждёт той минуты, когда сможет сказать всё своему народу.

– Но альбиносы, наверно, никогда вас отсюда не выпустят, – сказала старику Поля.

– Быть может, и выпустят, – усмехнулся Диас Питар. – Они уверены в своей силе.

– А почему же Путра со своими товарищами не попробует освободить вас? – удивился Максим. – Сидеть и ждать добра от альбиносов – это не выход.

– Они угнетены, – вздохнул старик. – Никто не учил их решительной борьбе. А для моих рук эти стены слишком толсты.

– Для наших рук эти стены тоже толстоваты, – сказал Максим, – но мы не собираемся тут долго засиживаться.

– У вас есть товарищи по ту сторону стен? – тоинтересовался Диас Питар.

– О, там у нас целый народ, великий и сильный народ, – ответила ему Поля. – И нас никогда не бросят в беде.

– Но откуда ваш народ узнает о том, что вы здесь? – спросил Диас Питар. – Разве ещё хоть один человек, кроме вас, сможет перейти снежные горы? Землетрясениями тысячи лет назад завалены все проходы в Долину подковы. Альбиносы будут спокойно выжидать. А потом вас силой заставят выпить сок забвения, и вы заснёте, чтобы, проснувшись, снова пить сок и спать… И никто никогда не узнает, куда вы исчезли.

– Мы не поддадимся альбиносам, – решительно заявил Максим. – Или мы спасёмся сами, или нас спасут.

– Но кто, кто вас спасёт? – воскликнул Диас Питар.

Максим и Поля молчали. Они оба подумали об Увайсе.