Текст книги "Квартира"

Автор книги: Павел Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

«Чай вдвоем»

– Еще чашечку? Артем, не стесняйтесь. У нас, Штольцев, это древняя семейная традиция. Ведь прадед моего мужа был настоящий лорд. Принадлежал к древнему английскому роду. Так что любовь к чаепитиям у нас в крови. Муж мой, царствие ему небесное, хороший был человек. Так он, пока работал, вообще только чай и пил. Пока не закончит какую-нибудь очередную ткачиху или комсомолку-ударницу, ни крошки в рот не берет. Только чаек. Бывало, по пять-шесть дней на одном «цейлонском» проживал.

– Удивительно, – в такт своим мыслям произнес Павлов.

Он только делал вид, что внимательно слушает непрерывающийся рассказ соседки, а на деле беспрерывно анализировал события, происшедшие с ним в последние несколько дней и завершившиеся нападением у подъезда. Это столкновение не было случайным, а эти ребята ждали именно его, Артема Павлова. Они и зацепили его, исключительно чтобы проверить, он ли это. Убедившись, что встретили того, кого им заказали, сделали знак сообщнику у подъезда. Ну, и сами подтянулись вслед.

«И кому же это выгодно?»

Собственно, этот вопрос каждый юрист обязан ставить первым в любом деле и ситуации, с которой сталкивается. Так учат в любом юридическом вузе с первого дня. Но ответ не вырисовывался. Уж слишком многим это было действительно выгодно. Покалеченный, избитый и униженный адвокат Павлов понравился бы многим его «знакомым» гораздо больше, чем напористый, здоровый, активный и энергичный защитник Павлов, готовый вцепиться своей мертвой бульдожьей хваткой в горло всякому, кто идет поперек закона и его интересов.

Павлов попытался задать более сложный вопрос, которому не учат в вузах: «А кому это невыгодно?» Оказалось, что не так много доброжелателей среди окружающих его людей. Исключив маму и бывшую жену, Артем назвал пока только Варвару Серафимовну, так и щебечущую о работах давно ушедшего в мир иной мужа.

Артем вздохнул и кисло улыбнулся.

– Да-да! Не улыбайтесь, Артем! – по-своему поняла его улыбку старушка. – Весь мир! Именно весь мир.

Павлов, поняв, что пропустил изрядный кусок монолога соседки, отхлебнул чаю и осторожно переспросил:

– Значит, вы думаете, весь мир?

– Молодой человек! Я не думаю, а точно знаю! – Варвара Серафимовна сделала театральную паузу и торжественно добавила: – Посмотрите переписку моего мужа. Буквально весь мир признавался ему в симпатии и любви. Даже из Новой Зеландии есть письмо.

Соседка поднялась из-за стола, выдвинула верхний ящик комода, и Артем действительно увидел великое множество конвертов, аккуратно перевязанных разноцветными тесемками.

– Ого! – искренне удивился адвокат.

– Вот так-то, Артемий Андреевич. Было время, и мой муж был на коне. А теперь авторитетов нет. Никому не нужны художники. Союз архитекторов и скульпторов, существовавший с конца позапрошлого века, развалился. Имущественный вопрос уничтожил последние понятия о чести, достоинстве и справедливости. Люди из-за золотого тельца готовы продать не то что свою душу, а души всех родственников, друзей и знакомых. Сегодня правит бал отнюдь не добро и справедливость.

Старушка скорбно поджала губы, а Артем пожал плечами:

– Мне кажется, вы немного сгущаете краски. Временное помешательство, конечно, присутствует. Просто люди слишком долго жили в изоляции от остального мира. Не было возможности зарабатывать. Быть богатым считалось преступлением. Собственности не было. «Частный собственник» или «предприниматель» звучало как приговор. Да еще и с конфискацией. А сейчас все стало доступно. Другое дело, что люди не способны справиться с открывшейся свободой. Ну что ж. Медленно, постепенно будем втягиваться в новую жизнь.

Варвара Серафимовна отрицательно покачала головой:

– Я так не думаю. Порою мне кажется, что весь мир летит в пропасть. Вот взять хотя бы наш дом. Вы же сами заметили, что из жильцов остались лишь мы с вами. А некогда это был один из самых шумных и веселых домов на Старом Арбате. Большие семьи. Вместе жили. Вместе справляли праздники. Вместе грустили и радовались. А нынче? Куда делись Васильчиковы? Почему съехал последний из Массальских? Семенихины, пока я была во Флоренции, за бесценок продали свои апартаменты, а это, заметьте, самая большая квартира в нашем доме, и съехали куда-то в Монте-Карло. А Коробков? Вы, кстати, были у Василь Васильевича?

Она посмотрела на Артема столь требовательно, что ему стало ясно: надо сказать все. Павлов вздохнул и положил свою руку на ее морщинистую ладошку.

– Варвара Серафимовна, новости грустные. Василий Васильевич… он… в общем, его нет больше.

– Ну, конечно, – засверкала глазами старушка. – Вы же сами дали мне его новый адрес на Рублевке. Его собственная квартира опечатана, а Вася – в этом жутком бараке!

Артем покачал головой:

– Вы не поняли. Коробков умер. Я ездил туда, но когда я его нашел, было уже поздно. Он умер тихо. Лег в кровать и не встал. Так я его и нашел. Потом приехала милиция. Участковый. Все оформили.

– Когда же это все случилось? Вы не знаете, когда похороны?

Варвара вдруг засуетилась, ее лицо стало сосредоточенным, а руки задвигались, словно искали что-то. Она то вставала, то снова садилась. Павлов подхватил ее под руку и попытался усадить за стол.

– Не волнуйтесь. Его уже похоронили. Родных не было. Никого не нашли. Я оставил немного денег на отпевание и похороны. Не знаю, был ли он крещен, но в любом случае все должны были сделать по правилам. Извините, что сразу не сказал. У меня и так каждую неделю похороны. Да и с работой полный завал. А еще ведь и меня чуть не выселили… вы знаете?

Соседка, похоже, пришла в себя и теперь кивала головой в такт словам адвоката:

– Да-да. Нет. Не слыхала. А кто вас хотел выселить? Неужто этот безухий?

Скульптура

Услышав об одноухом, Павлов аж подпрыгнул на стуле, вцепился в руку соседки и затряс ее.

– Какой безухий? Варвара Серафимна! Кто? Где вы его видели? Почему?

Варвара Серафимовна приосанилась.

– Да, как же это? Я как из Флоренции приехала, сразу внимание на него обратила: весь день вокруг дома ошивался! Что-то вынюхивал. Попытался даже пройти в подъезд. Но это невозможно. Ведь я не пущу. Я его отлично разглядела. Коренастый. Лицо недоброе. Перекошенное. Лысый, как шар на балюстраде.

Артем жадно слушал, и Штольц это видела и старалась передать каждую деталь.

– И, главное, у него нет уха. Как будто ему его кто-то отколол. Знаете, как бывает на гипсовых или мраморных статуях. Я как увидела, у меня сразу такая ассоциация была. Думаю, может, ему как-то его примазать? А потом спохватилась. Ведь то же человек, а не статуя. Уж очень он неприятный был, этот тип. И все же, Артемий Андреевич, скажите мне поподробнее про Васю… ну, про Василия Васильевича.

Артем совершенно не желал возвращаться к этой теме; сейчас его интересовало одно: подробности об одноухом, но Варвара Серафимовна думала только о своем.

– Вы не подумайте ничего такого неприличного… Васю я с молодости знаю… он всегда такой был… застенчивый, увлеченный. Жаль. Он был добрый. Мухи не обидел в жизни. Всегда уступал. И проигрывал. Ох-охо-хо-хо. Вася, Вася, земля тебе пусть будет пухом и вечный покой, – она мелко перекрестилась.

Используя паузу, Артем попытался получить от Варвары Серафимовны хоть какие-то дополнительные детали об одноухом и еще и еще раз требовал описать его внешний облик… и Варвара Серафимовна нехотя поднялась, попросила подождать ее десять минут и через оговоренное время вынесла из мастерской на кухню… скульптурный шарж.

– Ух ты! – не мог не оценить мастерства Артем.

Соседка-скульптор нарочно сделала голову бандита большой, со всеми характерными деталями, а левая рука выглядела плотнее и крепче.

«Левша… – мелькнуло в голове Артема… – что-то с этим было связано… Отец?!»

Ссадина на виске отца была с правой стороны – так, если бы его ударил левша. Артем на мгновение окаменел, с грохотом, едва не уронив стул, встал из-за стола и ткнул пальцем в шаржированное изваяние:

– Варвара Серафимовна, вы позволите мне это взять?

Соседка кивнула, и Артем, торопливо распрощавшись, выскочил за дверь, презрев лифт, через две ступеньки поднялся домой, не скидывая куртку, прошел в кабинет, поставил изваяние одноухого на стол и достал календарь Коробкова. Что-то неуловимое, знакомое и тревожное крутилось в подсознании. Невидимая цепочка фактов и ощущений складывалась в пока невидимую, но уже ощущаемую картину. Артем жадно впился в стариковские каракули, принялся листать страничку за страничкой и, наконец, увидел то, что оправдывало всю эту манию преследования.

– Вот оно! – Артем жадно впился в записи Василия Васильевича.

«8 мая. 8.30. Готовлюсь к празднику. 10.15. Появился странный тип. Морда просто фашистская. Ему бы в гестапо самое место. В шрамах. Лысый. Нет правого уха. 11.00. Крутился во дворе. 11.10. На всякий случай вызвал милицию. 14.00. Милиции так и нет. С 15.00 до 19.00 обзванивал товарищей. Поздравлял».

Павлов пролистнул календарь дальше. Еще в двух местах наткнулся на записи о «лысом и безухом фашисте». Они были более конкретные и информативные. Например, в сентябре. «4 сентября. 12.20. «Фашист» требовал отдать документы на квартиру. Еле успел сбежать от него в подъезд. Гад!!! Никакой квартиры. Не продам и не продамся. Не запугают. Уеду опять на дачу. Не найдут».

Артем откинулся в кресле и прикрыл глаза. Все то время, пока он просто работал, просто возвращался каждый вечер домой, просто жил, у его соседа отнимали квартиру – нагло и безнаказанно. Видимо, отсутствие записей с мая по сентябрь объяснялось именно тем, что Коробков прятался на даче. Артем попытался вспомнить. Он действительно летом его ни разу не встречал.

Стоящая на столе фигура одноухого нагло ухмыльнулась, и Павлов потер виски. Видимо, сказывалось переутомление. Ему требовались душ и сон – хотя бы четыре часа.

«А может… прогуляться?»

На месте схватки запросто могли остаться какие-то улики: оторванная пуговица, капля крови из разбитого носа, следы ботинок на нетоптаном газоне… У дома давно никто не ходил, и вероятность что-то обнаружить была довольно высокой.

– Ладно, сходим. – Он рывком поднялся из кресла. – Мне никакая информация не лишняя.

Артем быстро прошел к двери, быстро сбежал по лестнице и так же быстро осмотрел место схватки.

«Крови нет… следов не осталось… а это что?!»

Артем аккуратно, за краешек поднял цветастый бумажный прямоугольник размером с паспорт. Это был билет. На хоккей. На завтра.

– Интересно…

Артем не был настолько молод и наивен, чтобы верить в такое благоволение фортуны, но в этом подъезде жили только два человека: он да соседка-пенсионерка. Кроме нападавших на него парней, обронить этот билет было просто некому.

Он окинул взглядом пустой черный двор и как-то ясно-ясно осознал, что проблема давно перестала быть частной маленькой проблемой отдельно взятого адвоката. И защищаться самому, в одиночку – уже не вариант. Недаром древние римляне говорили: «Если ты стал сам себе адвокатом, то твой клиент – дурак!»

Советник юстиции

Заставить государственного человека выполнять закон гораздо сложнее, чем уговорить его этого не делать. Не случайно одной из самых распространенных форм взяток является оплата правомерных действий. Если вы не верите в подобный парадокс, значит, вы еще не сталкивались с механизмом принятия решений – например, в правоохранительной области. Завести уголовное дело без специального указания практически нереально. Прекратить уголовное дело еще сложнее.

Павлову неоднократно удавалось и то, и другое. Но с делом о гибели отца все было иначе, и если бы не звонок Егора Кузьмича Ковтуна генеральному прокурору, дело не завели бы и поныне. Однако звонок состоялся, у Павлова приняли многостраничное заявление, и теперь расследованием занимались в Следственном комитете при Генпрокуратуре. Новым следователем стал начальник отдела советник юстиции Онаньев. И когда Артем рано утром вошел в его кабинет, следователь без лишних сантиментов перешел к делу.

– Да, у меня есть поручение генерального. Да, дело возбуждено. Но, скажу прямо, шансов немного. Новых улик, свидетельствующих о насильственной смерти, не появилось. Но расследование уже начали и вести будем. Вопросы? – сухо и четко, словно телеграфный аппарат, отбарабанил следователь.

– Понял. Коротко и ясно, – разочарованно ответил Артем.

Он видел, что с таким автоматом объясняться будет сложно, а потому просто достал календарь Коробкова и положил перед следователем.

– Вот. Посмотрите, – чуть подтолкнул вперед.

Но следователь отреагировал на это не совсем ожидаемо. Вместо того чтобы взять календарь в руки, он вообще их убрал со стола, а затем и спрятал за спину.

– Что это? Зачем? – нахмурился он. – Число я и так знаю. А что лежит между страниц – нет. Уберите!

– Нет-нет. Вы меня неправильно поняли. Я… извините… это календарь убитого, то есть… моего погибшего соседа. Василия Коробкова. Полистайте.

Артем снова подтолкнул календарь к Онаньеву. И тот вновь отшатнулся:

– Зачем? Где взяли? Как попал к вам? Что там?

Артем, показывая, что между страниц ничего нет, демонстративно пролистал календарь.

– Да говорю же вам – посмотрите! Не хотите? Хорошо. Я сам вам покажу. Глядите! Записи. Коробков пишет, что некий тип – одноухий, лысый, со шрамом – пытался отнять у него документы на квартиру. Про него же говорит соседка Варвара Штольц. Допросите хотя бы ее…

Следователь кисло усмехнулся:

– Господин Павлов, вы – адвокат. Я – следователь. Вы защищаете. Я расследую. Каждый делает свое дело. Я не слышал о ваших расследованиях. А я раскрыл убийство журналиста Голодова, взрыв «Питерского экспресса», Жгутовского серийного маньяка. Продолжать?

Павлов отрицательно покачал головой, и следователь спокойно продолжил:

– У нас дело о смерти в электричке. Ладно, вы настаиваете, что за этим стоят финансовые интересы. Это ваше право. Но при чем здесь календарь вашего соседа Коробкова?

Артем сосредоточился:

– Я пытаюсь объяснить, а вы – о своем. Смерть Коробкова, быстрое выселение всех старых жильцов нашего дома и прежде всего гибель моего отца связаны с этим одноухим субъектом.

Следователь глянул на часы.

– Я знаком с вашим заявлением и сразу проверил эти ваши предположения. Коробков умер от сердечной недостаточности. Выселен за долги. Дом старый, дряхлый, и понятно, что некоторые старые жильцы предпочли продать свои квартиры и переехать. А ваша соседка могла ошибаться.

«Дом старый…» – отметил Артем; насколько он знал, в центре города возраст дома ничуть не уменьшает цену квадратного метра.

– По характеру повреждений, описанных судмедэкспертом, – сослался адвокат на безусловно имеющий силу документ, – отца ударили в правую часть лица. Имеются синяки и ссадины. Это мог сделать только левша.

Следователь упрямо поджал губы.

– Одноухий, лысый человек со шрамом не обязательно левша. Неубедительно. Другие факты?

И тогда Артем выложил главное:

– Вот вам еще один факт: этот одноухий напал вчера на меня у подъезда. Он в самом деле левша. Я сам проверил. Удар его левой, как паровой молот. Если бы не увернулся, вы бы меня в больнице опрашивали. Описания Коробкова и Штольц полностью совпадают. Сам видел. Кстати, и вы его можете увидеть…

Павлов торжественно достал из кармана и положил на стол перед Онаньевым сверток. Тот отшатнулся от стола и снова демонстративно убрал руки за спину. Недоуменно поглядел на адвоката:

– Это вы что?

Артем развернул бумагу. Теперь вылепленный из скульптурной глины злоумышленник стоял на листе бумаги и тупо глазел на следователя.

– Это тот, кто вымогал у Коробкова документы на жилье, тот, кого неоднократно видела моя соседка, и тот, кто напал на меня вчера. Собственной персоной. Это вам как?

Артем впился взглядом в лицо следователя, но на нем так ничего и не отразилось.

– Никак. Подайте в установленной форме заявление. Проведем проверку, разберемся. Только не мне. Участковому. Порядок для всех один.

Артем встал и, не прощаясь, вышел из кабинета. О будущих результатах расследования советника юстиции Онаньева по факту гибели Андрея Андреевича Павлова он уже догадывался.

Митинг

Выйдя от следователя, Павлов мысленно перебрал все, что узнал за минувшие дни, и еще более утвердился в мысли, что дом «заказан» какой-то богатой фирмой и его намерены расселить, а затем реконструировать или перестроить – для еще одной перепродажи.

«Попробовать найти эту фирму?»

Нет, Артем не собирался спускать одноухому левше смерть отца, и – да, он прекрасно помнил, что лишь вчера вечером его самого едва не изувечили. Но следствие эти два «совпадения», вкупе с показаниями Штольц и календарем покойного Коробкова, нимало не интересовали, и адвокат просто вынужден был отринуть эмоции и смотреть в корень всего. А в корне всего стояла даже не его персональная квартира, а весь их старый дом.

«И из кого начинать вытряхивать правду? Из Жучкова?»

В принципе, у Жучкова могли быть некоторые связи, но Артем понимал: управдому в одиночку такое колоссальное дело не под силу – должно быть замешано и его начальство.

«И как я узнаю, что там на самом деле?»

Положа руку на сердце, быстро докопаться до истины, шагая от Жучкова и вверх, по всем инстанциям, было нереально. А время поджимало. Надо было шагать через голову.

«И кто поможет? Ковтун?»

Пожалуй, министр строительства был единственным, кто обладал достаточной властью, чтобы просто позвонить и узнать.

«К нему!» – решительно подвел итог сомнениям Артем и в считаные минуты доехал до здания министерства.

Надо сказать, что Министерство строительства занимало целый квартал вдоль Красной площади. Такая близость исторически была связана с тем, что после неудачной попытки разоблачить устаревшие методы работы Политбюро ЦК КПСС Борис Николаевич Ельцин был отправлен возглавлять именно строительную отрасль страны. Став президентом, он не забыл соратников, помогавших ему выжить и окрепнуть, и переселил их поближе к Красной площади. А пост министра строительства с тех пор стал знаковым. Впрочем, эта близость к центру Москвы и сделала министерство заманчивой мишенью для разного рода протестующих. Вот и сегодня парадный вход оказался перекрыт пикетом.

Артем оглядел плотную, сдержанно гудящую толпу. Вот старичок с дощечкой на длинном шесте, и на дощечке черной краской: «ВЕРНИТЕ МОЙ ДОМ!!!» Вот незадачливые инвесторы, типа семьи Губкиных, с наклеенными на транспаранты яркими рекламными проспектами и фотографиями пустырей и котлованов. А впереди всех стояла старушка в облезлой кроличьей шубе, и в руках у нее был маленький рукописный плакатик: «МОЕ ДОСТУПНОЕ ЖИЛЬЕ – ПОДВАЛ И МОГИЛА!» Артем даже вздрогнул от такой пронзительной откровенности.

– Смотрите! Павлов! – мгновенно узнали его в толпе. – Из телека!

– Эй! Господин судья! А почему вы не вызовете на свой суд Ковтуна?! Мы бы дали вам все нужные показания!

– Да он из той же компании! Зачем он, думаете, в министерство идет? Нам помогать? А фигушки!

Пикетчики – все разом – смолкли, и Артем понял, что надо хоть что-нибудь сказать.

– Друзья, я попал в такую же ситуацию, как и вы, – сказал он все, как есть.

– Фью-ю-ють! – присвистнул мужчина в дубленке. – Сапожник без сапог?

– Точнее, адвокат без квартиры, – поправил Артем.

Пикетчики сплотились вокруг почти мгновенно, и Артем, немного сожалея о том, что вообще попал в эту ситуацию, был вынужден рассказывать подробнее.

– У меня недавно умер отец. Оказалось, что он не успел до конца приватизировать квартиру. А я в ней живу много лет. С детства. Теперь меня пытаются выкинуть из отцовского жилья. А дом… дом, как я чувствую, вообще под вопросом.

– А чего ж ты, милый, не прописался-то? – подозрительно спросила старушка в облезлой кроличьей шубе.

Артем понимающе кивнул:

– Справедливый вопрос, матушка. Был прописан. Женился, выписался. Сейчас прописан у жены, теперь уже бывшей. Обычная жизнь. Как у всех.

– Меня тоже моя бывшая турнула, – сочувственно откликнулся молодой толстый парень с пышной бородой, – теперь вот бомжую по друзьям. А может, примкнешь к нам, адвокат? Ковтуна на телесуд перед всей страной вызовешь!

Предложение выглядело столь абсурдным, что толпа дружно засмеялась.

– Давайте к нам!

– Валенки и рукавицы выдадим!

Артем криво улыбнулся, – уж очень время поджимало.

– Мне еще на прием надо попасть, – болезненно произнес он, – если я хоть немного промедлю, я просто потеряю квартиру и наверняка пополню ваши дружные ряды. Поэтому позвольте, я пройду.

И пикетчики, видя, что с ними честны, и прекрасно понимая, что стоит у человека на кону, расступились – без единого попрека.