Текст книги "Шпион"

Автор книги: Павел Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Тип

Даже когда истерический приступ прошел, Алек чувствовал себя плохо, очень плохо. Так он себя ощущал, только когда смотрел на того, кто передал ему эту проклятую – или спасительную? – капсулу…

Алек на всю жизнь запомнил их разговор.

– Вы хотели со мной встретиться? – спросил он.

– Это правда, – кивнул ночной визави, – но здесь лучше есть, а не говорить.

Он громко потянул через трубочку напиток, и Алек брезгливо поморщился.

«Интересно, наш или иностранец?»

Сидеть в шумной забегаловке с малознакомым чавкающим типом было неприятно. И тип на эту его гримасу тут же отреагировал:

– Странное имя. Алек. Как будто не хватает чего-то.

– В смысле?

– Я знаю русские имена Олег, Алексей, Александр. Есть еще Алик. Это, кажется, от тюркского Алимджан или что-то вроде этого. А ваше имя звучит странно.

Тип отложил недоеденный гамбургер и посмотрел Алеку прямо в глаза.

Алек смутился: судя по тому, как отстраненно тип отозвался о русских именах, он все-таки был иностранцем, а главное, что-то Алеку подсказывало, что лучше бы этому типу не хамить, а отвечать как есть.

– Это семейное дело. Мама хотела назвать меня в честь своего отца Александром, а папа в честь своего – Алексеем. Спорили, спорили и… ничего не решили.

– Вот как? – поднял брови визави.

– Да. Не смогли договориться. Папа с характером, мама вообще мужик в юбке.

– И что же решили? – полюбопытствовал тип, мельком глянув на входящих посетителей.

Алек хмыкнул:

– Если бы не деды, так ничего бы и не решили.

– Вы имеете в виду отца папы и отца мамы? – уточнил иностранец.

Алек пожал плечами.

– Ну да! Короче говоря, они и решили за своих детей. Решили меня звать коротко – Алек.

Он вздохнул и машинально одернул полу плаща, измявшуюся от сидения на неудобном металлическом стуле.

– А почему же именно Алек, а не Алик или Олег? – не унимался иностранец.

Алек снова пожал плечами.

– Что же здесь непонятного? Алек. Эти четыре первые буквы начинают имя Александр, то есть деда по матери. И эти же четыре буквы есть в имени Алексей, деда по папе. Вот и весь секрет. Поэтому я – Алек, а не Олег и вовсе не Алик. Кстати, ненавижу, когда меня так кличут. Я вам не тюрок!

Нет, он вовсе не хотел напрашиваться на конфликт, но обозначить пределы допустимого счел важным.

Визави холодно улыбнулся, отставил бумажный стакан и сгреб остатки еды в коробочку из-под гамбургера. Затем он встал и вытряхнул мусор в большой бак. Поднос положил сверху, придержав его через салфетку, обернутую вокруг правой руки.

«Вот, блин, чистюля драный!» – криво усмехнулся Алек, заметивший эту импровизированную перчатку.

Иностранец наклонил голову, делая вид, что тщательно застегивает «молнию», и вполголоса проговорил:

– Рад был с вами познакомиться, Алек. Хотелось бы глянуть, что за товар вы приготовили. Списки, выходные данные, названия, краткое описание, авторы. Подготовьте мне бумажку.

Он сказал это тем же ровным, неэмоциональным голосом, каким говорил все время, и в этот миг Алек понял, что это был не просто разговор, это была проверка. Более того, то, что он только что услышал, – вовсе не просьба, а самый настоящий приказ. И вот тогда Алека впервые охватил настоящий ужас, такой же, какой он познал, когда бросил содержимое капсулы в бутылку, – леденящий. Вот только что-то подсказывало ему, что, если он не избавится от въедливого внимания Черкасова к даже не изданной пока энциклопедии, его ждет ужас еще больший.

Не вовремя

– Борис Васильевич, я все осознал.

Черкасов поднял взгляд. Алек Савельевич Кантарович стоял, как студент-первокурсник перед строгим экзаменатором. Черкасов икнул. Съеденные еще в обед в институтской столовой котлеты, выдаваемые за «рубленые бифштексы», до сих пор просились наружу. Придурковатый проходимец Кантарович со своим вечным беканьем и меканьем в такой момент только раздражал. Зам по режиму устало посмотрел на худую ссутулившуюся фигуру.

– Чего тебе нужно, Давидыч?

– Я говорю, что полностью осознал, так сказать, свои неверные шаги.

– О как! – поднял брови Черкасов, а котлета еще упорнее потребовала свободы. Он тяжело сглотнул кислую от желудочного сока слюну и поморщился: – Не вовремя ты зашел, Шмульевич. Не вовремя.

– Я буквально на секунду, Борис Васильевич, я понимаю, что вы о-о-очень заняты. Понимаю. Не смею мешать. Не смею.

– Так и не мешай, – раздраженно отозвался Черкасов, – давай-давай, двигайся по своей траектории дальше.

Так называемый «рубленый бифштекс» отчаянно сопротивлялся напавшей на него пищеварительной системе отставного полковника. Кантарович, ничего не зная об этой битве, неуверенно, как-то наискосок кивнул.

– Да-да. Конечно. Буквально одно, нет, полслова.

– Ну-у-у?

– В знак моего покаяния примите скромный презент. Вот, – он поставил на стол сверток. – Берег на особенный день.

– Что? Какой такой день?

Черкасов недоуменно поднял брови и помассировал запястье. По китайской системе акупунктуры следовало нажимать на точку, находящуюся на расстоянии ширины трех фаланг пальцев от запястья. Этот нехитрый массаж спасал даже при качке на воде, когда Борис с женой впервые выехал в круиз по Волге до Астрахани и обратно. Тошнота слегка ослабела, а бифштекс отступил на ранее занятые позиции в районе двенадцатиперстной кишки. Черкасов выдохнул.

– Уф-ф-ф. Правда, Моисеич, не вовремя ты. Ой как не вовремя. Осознал и осознал, хрен с тобой! Живи дальше. Ну что, договорились?

Кантарович расцвел фальшивой улыбкой.

– Естественно! Борис Васильевич, но я же от души…

Он судорожно развернул бумагу и трясущейся рукой подтолкнул стеклянный сосуд к проректору. Странно, при виде переливающейся всеми цветами радуги водки, заключенной в пузатое, дутое стекло, Черкасову полегчало, а бифштекс, ворочающийся на входе в желудок, впервые запросил пощады. Борис вздохнул и, схватив широченной ладонью бутылку, другой рукой резко крутанул красную пробку.

«Крр-ряк!» – отлетел страховой контрольный поясок, и Черкасов удовлетворенно кивнул и с интересом глянул на визитера.

– Понял, что это значит?

Алек побледнел и пошевелил губами:

– Что?

– А это значит, Моисеич, – хохотнул Черкасов, – это значит, что водка… – тут он расхохотался, – водка не па-ле-на-я!!! Га-га-ха!

Кантарович криво улыбнулся и вытер лоб рукавом, а Черкасов набулькал полный стакан водки. Каждый офицер должен иметь дежурный стакан под рукой, а Черкасов был настоящим офицером, и потому стакан всегда дежурил возле него.

– Извини, Савелич, не предлагаю! – глядя в стакан, произнес Черкасов. – Самому маловато будет.

Он впервые назвал его правильно – по отчеству – и почему-то сразу подумал, что это дурной знак.

«Нельзя им попускать – на шею сядут…» – подумал Черкасов и опрокинул содержимое стакана в себя.

Караоке

Отдельный кабинет японского ресторана имел все необходимое для веселого времяпрепровождения. В углу беззвучно мерцал телевизор, настроенный на музыкальный спутниковый канал. Рядом – музыкальный центр и караоке. На татами вокруг стола, поджав ноги, расположились четверо: Артем с Соней и Соломин с какой-то нимфеткой, не слишком, кстати, приветливой. Впрочем, нимфетку можно было понять: мужчины наперебой старались угодить заокеанской гостье, а когда ей позвонили, все почтительно замерли.

– Нет, господин Проторов, – отрезала в телефонную трубку Соня, – вы неправильно меня поняли.

– Проторов? – заинтересовались мужчины. – А чего он хочет?

– Он пожертвовал детям Африки двести тысяч, – поморщилась девушка, – а теперь считает, что имеет право со мной отужинать. Вот звонит… нетрезвый.

– Еще раз позвонит, дайте ваш телефон мне, – предложил Артем.

– А если Артема не будет рядом, то мне, – тут же поддержал его Соломин.

Соня заинтересованно прищурилась.

– Ну, Артем Андреевич я знаю, что может ему гарантировать: «по судам затаскаю»… На то он и адвокат. А вы кто, Юра? Что вы ему можете сделать?

Соломин и Павлов фыркнули и переглянулись.

– Из авторучки застрелю! – значительно пообещал Соломин.

– Юрий Максимович, вы шпион? – сделав круглые глаза, цитатой из «Адъютанта Его Превосходительства» спросил Артем.

– Видишь ли, Артемий… – ответил Соломин столь же точной цитатой.

Друзья захохотали над этой столь понятной им шуткой, и через две минуты Соня снова купалась в лучах мужского внимания и повышенной заботы, и даже полковник Юра изображал не то японского самурая, не то повара:

– А вот замечательный кусочек тунца. Сонечка, вы просто обязаны попробовать!

– Ой, ну что вы, я уже так наелась, что теперь не смогу и встать из-за стола.

Девушка заметно смущалась, и Павлов, ловко орудуя палочками, подкладывал ей лакомые кусочки, на которые указывал его приятель Юра.

– Кушай, Соня, кушай. От нас никто еще голодным не уходил. Мы с Юркой даже на единственный рубль могли и поесть, и еще угостить кого-нибудь. Помнишь, Юр?

– О! Это забыть нельзя. Артем очаровал всех поварих в нашей альма-матер, и они ему за это добавку подкидывали.

– Добавку? А что это? – Девушка удивленно вскинула длинные ресницы.

Мужчины переглянулись.

– Это трудно объяснить, – Соломин покачал головой.

– Особенно иностранным гостям, – подхватил Артем.

– Простите.

Соня виновато переводила взгляд с Артема на Юрия и обратно. Она даже представить не могла, что такое добавка. И как могут ее подкидывать какие-то очарованные ее Артемом поварихи.

– Скажите, Соня, а чем вы занимаетесь в настоящий момент? – вдруг заинтересовался Соломин.

Она отложила палочки и, выпрямившись, как ученица, ответила:

– Пытаюсь заниматься благотворительностью, – и тут же коротко вздохнула, что не укрылось от внимательного полковника.

– А почему так грустно?

– Так получилось.

Ей на подмогу пришел Артем:

– Наши толстосумы, Юра, не все понимают. Они не знакомы с такими терминами, как милосердие и помощь, а слово «бес-ко-рыст-ный» воспринимают как оскорбление. Так что Сонечке приходится нелегко.

– Сочувствую и понимаю, – склонил голову Соломин, – мы вон с Темой тоже собирали деньги жертвам карабахской трагедии. Помнишь?

Павлов сухо кивнул.

– Тоже ведь не все понимали, зачем и почему.

Соломин поднял круглый стеклянный чайник, на дне которого распустился великолепный цветок лотоса, и разлил по чашечкам.

– Это самый вкусный чай. Если вы его будете пить каждый день, Соня, то никогда не состаритесь! Подставляйте чашечку.

Полковник ловко разлил по маленьким пиалам душистый напиток, и Соня, следуя примеру молчаливой подруги Соломина, кивнула и, поднеся чашку к губам, вдохнула аромат. Прикрыла глаза и наконец ответила Соломину:

– Вы знаете, а я не хочу. Не хочу не стариться.

Нимфетка удивленно вытаращила глаза, а кавалеры всем своим видом выразили удивление.

– Вот как?!

– Первый раз вижу девушку, которая не боится состариться.

– Забавно. Но почему?

Соня пожала плечиками, сделала глоток чая и, поставив пиалу, посмотрела прямо в глаза Соломину. Ее взгляд был нежным, но прямым и открытым. Так на Юру давно никто не смотрел, и в этот момент он слегка позавидовал своему товарищу, у которого к Сонечке был явно не только платонический интерес. Девушка откинула волосы и пояснила:

– Для человека вполне естественно стареть. Нужно наслаждаться каждым возрастом. Ведь то, что мы знаем в сорок, не дано познать в двадцать, а в шестьдесят приходит мудрость, которой можно поделиться с близкими. Стареть не страшно. Страшно оказаться одиноким. Страшно остаться непонятым. Страшно быть невостребованным.

Нимфетка откровенно загрустила и склонила голову к широкому плечу своего спутника.

– Неужели вы не мечтаете о вечной молодости? – поддержал тему явно привычный к таким знакам внимания Соломин. – А как же любимое женское увлечение?

– Какое?

– Поиски молодильных яблок и средства Макрополуса, – подхватил Артем.

– А-а! – Соня равнодушно наморщила носик. – Вечная молодость? Звучит и то жутковато. Хотя…

Девушка задумалась, и шаловливые искорки вспыхнули в ее глазах, отчего Соломин непроизвольно подался вперед, а она откинулась на мягкий валик, предусмотрительно проложенный вдоль стен.

– Есть одно место, где вечная молодость гарантирована!

– Это где же? – Соломин ловил не только каждое слово, но и каждое движение прелестной американки.

– Где? В раю!

Она откинулась еще сильнее и, слегка запрокинув головку назад, засмеялась, показав мужчинам великолепную работу американских стоматологов, которые придали ее и без того жемчужным зубкам еще больший блеск и белизну. Юра и Артем переглянулись. Соломин подмигнул другу и, залив в себя остатки лотосового чая, мрачно поставил точку в этой странной дискуссии:

– Есть еще одно место. В аду!

Повисла тяжелая пауза, но Юра уже переключил внимание друзей на чудо-аппарат «караоке», и остаток вечера прошел шумно и весело. Пелись и русские народные, и «Мишелл», и «Катюша», и «Мани-мани», и «Рябина кудрявая», и «Амурские волны». И лишь когда Артем посадил Соню в автомобиль и вернулся к медлившему Юре, он снова заметил мелькнувшую в глазах друга скорбь.

Артем покачал головой.

– Юра, спасибо! Давно у меня не было такого вечера…

– О чем ты?! – сделал шутовское лицо Соломин. – Чи шо, обращайтесь! Темка, я был рад тебя видеть. – Затем он наклонился к его уху и тихо сказал: – Девочка классная!

– Да ну тебя! – Павлов шутливо толкнул его в живот.

Соломин так же шутливо перехватил руку, и вдруг улыбка сошла с его лица, а хватка стала на мгновение стальной. Он подтянул Артема поближе и, глядя в переносицу, жарко выпалил в лицо:

– Везунчик ты, Павлов! Если бы не ты, не видать тебе этой Софочки как собственных ушей. – Но тут же отпустил Артема и, обнажив ровные крупные зубы, хохотнул: – Не боись, адвокатура!

Дело

На следующее утро санкция на ведение оперативно-следственной работы была получена. Белугин на удивление быстро все понял и санкционировал оперативные мероприятия в полном объеме. Дал в подчинение целый оперативно-технический отдел, три бригады наружного наблюдения и аналитиков. Но главное – назначил руководителем бригады по расследованию шпионского дела именно Соломина.

Полковник Соломин достал свежеотпечатанный лист постановления из принтера, любовно и нежно дунул на него, положил на письменный стол, встал и, вытянув руки по швам, торжественно обратился к нему:

– Вот так начинаются великие дела.

На мгновение стало грустно. Вспомнилась беззаботная работа в Англии. Традиционный чай «five o'clock» в Ритце или Дорчестере. Чтобы попасть на хороший чай в престижное место, нужно было заранее заказать столик. И даже не у всех членов королевской семьи это получалось, а Соломин… он умел все.

Юрий Максимович вздохнул. Ему катастрофически не хватало ощущения востребованности. В английской резидентуре он был на своем месте: знал все тонкости оперативной работы, выстраивал лучшие схемы вербовки самых строптивых агентов, разработал собственную систему связи и обмена информацией через биржевые сводки. Правда, в Москве отнеслись к этому крайне недоверчиво и скептически, и хотя система так и не была утверждена, ему разрешили-таки продолжить эксперимент!

И вот он вернулся в Россию, и вовсе не с триумфом. Да, благодаря отцовским связям его провал удалось нивелировать. Тем более что английский МИД не успел сделать никаких заявлений и не подавал нот протеста. Однако Москва все же решила перестраховаться и тоже завалила парочку английских корреспондентов-гомосексуалистов, которых застали в ночном клубе снимающими мальчиков. Как и положено в играх спецслужб, ответ должен быть строго симметричным.

Теперь задача Юры состояла в том, чтобы разоблачить законспирированную британскую агентурную сеть и пресечь утечку секретной информации. Но основная цель все-таки была иной – вернуться к живой работе за границей. Пусть не в Британии, в конце концов, есть еще много отличных стран. Например, Уругвай. Замечательное латиноамериканское государство, где процветает культ прекрасных женщин. Увидев даму за рулем, весь поток машин останавливается, и на дороге начинается состязание в вежливости. Юра вздохнул. Ему об этом рассказывал коллега, недавно завершивший командировку, но в отличие от Соломина с благодарностью и новой государственной наградой.

– Что ж, у тебя снова есть шанс, Юра, – тихо произнес он, – не прос… пусти его.

Соломин сложил документы в папку и закрыл в сейф. Немецкие замки заскрежетали и встали на охрану секретных бумаг. Теперь ему предстояло получить и подшить в дело официальное заключение академика Рунге, и, само собой, он будет отрицать все, даже самые очевидные нарушения режима секретности.

«Что ж, чем сильнее он будет дергаться, тем сильнее узелок на шейке затянется…»

Ну а потом надо будет встретиться с ребятами из Следственного управления. Они уже должны были получить приказ по секретной почте и наверняка бойко обсуждали, с какой стати им спустили полковника-«парашютиста» из главка. Вот и пришло время не только встретиться, но и плотненько поработать. Но для начала объяснить, что, прежде чем стать «парашютистом», он честно заработал и свои звездочки, и свои награды, и свои боевые ранения.

Чацкий

К десяти Борис извелся. Этот… как его… Соломин все не звонил, и у Черкасова нет-нет да и возникало чувство острой тревоги, словно случилось нечто непоправимое.

«Позвонить, что ли, самому? – подумал Черкасов, достал записную книжку и перевернул в поисках нужного номера несколько страниц. – Сколько можно тянуть?»

– Что за бред?

Телефона Железного Юрика не было.

Борис тряхнул головой, проверил страницы еще раз – пусто!

«Может, не записал?»

Черкасов недоверчиво хмыкнул и выдвинул ящик стола, затем второй… но среди хлама и надерганных из разных мест листочков Юркиного телефона тоже не оказалось.

«В сейфе, – понял он, поднялся и, дважды повернув ключом, потянул за тяжеленную дверцу. – Что?..»

Сейф не открывался.

Борис аккуратно повернул ключ снова – те же два оборота, но в другую сторону, потянул дверцу на себя, снова повернул ключ на два оборота и снова потянул… сейф молчал.

«Неужели ключи не мои? А где тогда мои?»

Он поднес ключи к глазам. Печать висела его, да и ключ был знакомый, с характерными росчерками глубоких царапин.

Черкасов глянул на дверь и вдруг осознал, что шутки кончились. Номера Соломина у него не было, а кто бы мог помочь еще, он не знал…

«Неужели самому Глебу Арсентьевичу придется звонить?»

Перепрыгивать через столько голов сразу не хотелось, но иного выхода Борис не видел. Он глотнул, достал из кармашка визитку Белугина и набрал номер.

– Это вас беспокоит Борис. Борис Васильевич Черкасов. Я когда-то учился у Глеба Арсентьевича. Он должен помнить. Дело в том, что я ваш коллега и сейчас тружусь проректором по режиму одного академического института. Вот… Хотел посоветоваться с Белугиным. Реально?

В трубке на мгновение замерли.

– Борис Васильевич, я сейчас попробую вас соединить, если Глеб Арсентьевич сможет переговорить. Ждите…

В трубке воцарилась тишина – минуту, две. Затем что-то щелкнуло, и тот же голос произнес:

– Говорите.

Если честно, Борис не ожидал, что всемогущий Белугин ответит ему сразу и сам. А тот уже кричал в трубку:

– Эй, бродяга! Как живешь? Неужто сам Борис Черкасов мне соизволил позвонить? Ай-яй-яй! Какая честь! Ну, рассказывай.

Борис на мгновение опешил, но тут же собрался и ответил – быстро и четко:

– Живу неплохо. Жена, дети. Тружусь в Институте киберфизики. Проректором по режиму. Ну а в остальном как говорил Чацкий: «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» Вот ваша помощь нужна. Могу я просить о встрече?

– Когда?

Борис глянул на так и не открывшийся сейф и вздохнул.

– Прямо сейчас.

Лох

Полковник Соломин сразу понял, насколько удачно все сложилось.

– Коля, – прямо с утра позвонил он товарищу из налоговой инспекции, – мне справка по Проторову нужна. Дашь?

Когда-то товарищ из налоговой инспекции учился вместе с ним в Высшей школе КГБ, но затем ушел в народное хозяйство, и в конце концов, его вклад был оценен приличной должностью.

– Нет проблем, – отозвался товарищ, – Проторов давно уже наш клиент, что называется. А что конкретно тебя интересует?

– Ему тут одна особа деньги задолжала… сумма крупная – двести тысяч, а возвращать не хочет. Надо бы подсобить господину Проторову – денежку вернуть.

Товарищ захохотал: в альтруизм Железного Юрика он не верил никогда.

– Сделаем.

А через двадцать минут Проторову позвонили и объяснили, что гражданка США Софья Ковалевская – участница преступной группы, собирающей под видом благотворительного фонда деньги с таких лохов, как он.

– Как лохов? – не сразу понял Проторов. – Я не лох.

– Короче, – объяснили ему, – если не хочешь, чтобы конкретно налоговая считала тебя последним лохом, давай заяву ментам. У них зуб на эту особу есть…

И к 11 часам утра заявление от Проторова уже лежало в отделении милиции. Оставалось дождаться, когда эта разъезжающая по всей Москве особа где-нибудь себя проявит.

«Вот кто она? – думал Соломин. – Простой курьер?»

Могло быть и так.

«Но ведь может быть и резидент…»

И это тоже могло быть правдой, ибо в разведке полагаться на миловидную мордашку – себя не уважать.

«Надо Черкасову позвонить…»

Сейчас, когда полковник Соломин, как руководитель следственной бригады, получил весь набор полномочий, кое-что с Борисом следовало уточнить.

Соломин быстро набрал номер Черкасова, но тот не отзывался. Соломин набрал номер мобильного – тот делал вид, что его забыли дома на тумбочке.

– Зараза!

Что ж, ничего иного от хронически пьющего человека ожидать было нельзя.