Текст книги "Счастливый день(СИ)"

Автор книги: Павел Мисюра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Annotation

Мисюра Павел Александрович

Мисюра Павел Александрович

Счастливый день

СЧАСТЛИВЫЙ ДЕНЬ

Милость и истина да не оставляют тебя:

обвяжи ими шею твою, напиши их на

скрижали сердца твоего, и обретешь милость

и благоволение в очах Бога и людей.

Книга Притчей Соломоновых (гл. 3 стих 3,4)

Пронзительно и нагло зазвонил будильник. 6:30 утра.

Сергей Петрович Борисов нехотя поднял голову с подушки и, протянув руку к будильнику, выключил его.

«Как не хочется вставать», – откинувшись назад, он уставился в потолок.

«Какие на сегодня планы? – вяло подумал он. – А какие собственно планы, все то же самое, изо дня в день». Голова была тяжелой, в теле чувствовалась усталость и разбитость.

– Да, 47 лет уже далеко не молодость.

Однако надо было вставать. Борисов сел на кровати и посмотрел на спящую жену. Наташа спала, запрокинув голову на подушке и выпростав руки над одеялом. Влажный от пота локон волос прилип к щеке. Лицо было одутловатым, слегка располневшим. На лбу и около глаз явно проступали морщинки. Она была всего на год младше мужа.

Борисов прислушался к своим ощущениям: «Тишина!» Вид жены не притягивал и не отталкивал его. Он вспомнил о своей молодой подружке. Оле было 32 года. Он познакомился с ней два года назад, когда возвращался домой с работы. Шел сильный дождь. Проезжая мимо остановки, он увидел стоящую там молодую женщину. Ее зонт был поломан от ветра, и она уже явно промокла. Борисов предложил ее подвезти. Она согласилась. В машине они разговорились. Оля была веселой и раскрепощенной девушкой. С ней было очень легко и приятно общаться. Они явно понравились друг другу. Борисов производил впечатление успешного и респектабельного мужчины и, не смотря на разницу в возрасте, выглядел превосходно. Он следил за собой. Рассказывая друг другу разные истории, они шутили и смеялись. У Борисова давно не было такого легкого и приятного общения. Он подвез ее до дома и, попрощавшись, они обменялись телефонами. Через два дня он позвонил Оле и предложил ей сходить в ресторан. Она согласилась. Борисов заказал столик в уютном пригородном ресторане с японской кухней. Он был в приподнятом настроении и чувствовал себя рядом с Олей на несколько лет моложе. Ему было с ней легко и просто. Они очень приятно провели тогда этот вечер. Стали встречаться. И закрутилось! Приходилось постоянно придумывать различные причины для оправданий его поздних приходов домой, отсутствия в выходные дни.

Оля была замужем. Ее муж Виталий работал мотористом на большом торговом судне, приписанном к Балтийскому пароходству, и подолгу был в море. Детей у них не было. Поначалу Оля была верной женой, но потом сорвалась от одиночества. Борисов был не первым ее любовником. Она любила развлечения, рестораны, подарки и умело тянула из него деньги. Любила ли она его? Вряд ли. Им было просто хорошо друг с другом. Догадывалась ли жена? Может быть. По крайней мере, она не выказывала своих подозрений.

«А может и у нее кто-нибудь есть? – подумал Борисов. – А почему нет?» Наташа была еще достаточно привлекательной. Он не раз замечал направленные на нее недвусмысленные мужские взгляды. Когда-то это ему льстило. Мысль о возможной измене жены почему-то совсем не удручала его и не вызывала ревности.

«Неужели мы уже стали такими чужими и безразличными друг другу людьми? – думал он. – Когда это произошло? Кто в этом виноват? Наверное, оба».

Борисов встал и пошел в ванную. Приняв душ, он почувствовал прилив сил, сонное состояние прошло. Пройдя на кухню, он приготовил себе кофе и бутерброд. Сидя за столом в зале, он посмотрел на висевшую на стене фотографию в рамке. Это был их совместный с Наташей снимок в первый после свадьбы год. Такие молодые и счастливые. Они действительно любили друг друга.

Борисов вспомнил, как они познакомились. Это было в январе, после Нового года. Он студент четвертого курса политехнического института, она студентка медучилища. Была студенческая вечеринка у его друзей. Кроме его однокурсников, было еще несколько незнакомых ему парней и девчонок. Было очень весело. Он сразу обратил на нее внимание. Несколько раз приглашал на танец и подсел рядом к ней за столик. Они болтали обо всем, и им было хорошо. Наташа была стройной хрупкой девушкой с длинными каштановыми волосами и притягательными серыми глазами. Ее длинные бархатные ресницы завораживали его взгляд. В конце вечеринки он предложил проводить ее. Она охотно согласилась. Они долго гуляли по вечернему Ленинграду в парке, по набережной вдоль Невы. Была не очень холодная и безветренная зимняя ночь, шел пушистый снег. Он рассказывал ей какие-то смешные истории из своей жизни. Она весело смеялась. Ее серебристый смех вперемешку с искрящимися при свете фонарей снежинками вызывал у него неописуемое ощущение восторга и счастья. Им не хотелось домой. Они бродили по сонному городу до тех пор, пока не почувствовали, что замерзли. Тогда они забежали в подъезд ближайшего дома и, поднявшись на последний этаж, устроились около батареи. Они молчали глядя друг на друга. От нее пахло каким-то приятным запахом духов и морозной свежестью. На лице, как слезинки, блестели оттаявшие снежинки. Он обнял ее и поцеловал. Она не сопротивлялась и ответила ему встречным поцелуем. Он почувствовал такой прилив нежности, и как хмельно закружилась у него голова.

Они стали встречаться: ходили в кино, на дискотеки, на дружеские вечеринки и друг к другу домой. Его и ее родители хорошо их приняли и не мешали встречам. Им было хорошо друг с другом. Через год после знакомства они решили пожениться. Борисов уже оканчивал институт и получил распределение на машиностроительный завод в Свердловске. Наташа тоже оканчивала училище и, получив как жена, открепление от распределения, поехала с Борисовым. Им дали комнату в семейном общежитии.

Скромные жилищные условия не смущали их и не доставляли неудобств. Они были молоды, счастливы и полны надежд. Через год у них родилась девочка. Они, почти не сговариваясь, назвали дочку Анной.

Борисов, начав с мастера в механосборочном цехе завода, быстро продвигался по служебной лестнице и уже через три года был переведен начальником отдела главного механика. Наташа работала медсестрой в городской больнице. По выходным они обычно не сидели дома, а выбирались куда-нибудь с друзьями или ходили в кино.

Когда Ане было два года, она сильно заболела. Вызвали скорую. Аню отвезли в больницу. Там установили двустороннее воспаление легких в тяжелой форме. Борисов вспомнил, как они с Наташей вместе тряслись от страха за дочь в приемном покое больницы и, сидя рядом в коридоре, сжимали друг другу запотевшие руки. Наташа плакала. Как потом он ездил по всему городу в поисках необходимого Ане какого-то редкого лекарства, которого не было в больнице. Слава Богу, все обошлось. Аня пролежала больше месяца в больнице и ее выписали домой вполне здоровой.

Когда произошел развал Союза, а следом за ним и постепенное разорение завода, на котором работал Борисов, они решили вернуться в свой родной город, к этому времени вернувший свое изначальное название Санкт-Петербург.

Борисов нашел себе работу в недавно организованной производственно-коммерческой фирме в качестве менеджера. Фирма закупала за границей компьютеры и комплектующее к ним оборудование, а также различную офисную технику. Борисов занимался подготовкой и исполнением договоров на поставку этого оборудования различным предприятиям и контролировал их сервисное обслуживание. Работа была интересной, связанной с командировками по всей стране, а иногда и за границу.

Наташа, поначалу поработав около года в местной городской больнице и не имея от этого большого морального и материального удовлетворения, тоже решила поменять профессию. Окончив курсы консультанта-диетолога, она нашла себе работу в престижном фитнес клубе при большом спортивно-оздоровительном комплексе города. Консультируя своих клиентов и составляя им индивидуальные диеты, Наташа не особенно заботилась о своей собственной диете, ныряя частенько в холодильник и любя плотно покушать чего-нибудь на ночь глядя. К этому времени она хоть и не была еще полной женщиной, но уже безвозвратно утратила свою былую стройность.

На девятый год супружества судьба подарила им сына. Назвали его Кириллом. Старшая дочь Аня уже перешла во второй класс школы. Училась хорошо.

В отношениях Сергея и Наташи давно уже не было той юношеской свежести, которая была в начале их совместной жизни. Съедаемые бытом, мелкими ссорами, и погружением каждого в свою собственную жизнь, их отношения становились все более отчужденными. Живя под одной крышей, они постепенно удалялись друг от друга.

Постепенно исчезали их общие интересы. Иногда они еще ходили вместе на дружеские вечеринки или принимали гостей у себя дома, но это отнюдь не освежало их отношений. Нельзя сказать, что их отношения стали тягостными друг для друга, однако они потускнели и не вызывали уже того прежнего трепета и взаимного влечения.

Борисов посмотрел на часы. Пора уже было выходить из дома. Взяв свою сумку, он спустился во двор, где стояла его «Audi». Бросив сумку на соседнее сиденье и включив зажигание, он выехал на трассу.

Город уже полностью проснулся и дороги были переполнены автомобилями. Проехав несколько кварталов, он уперся в большую пробку, которой не было видно конца. Видимо впереди была какая-то авария, машины почти не двигались. Проехав пару кварталов и посмотрев на часы, Борисов понял, что уже сильно опаздывает на работу. Он свернул на ближайшем перекрестке, зная, что там есть платная парковка и неподалеку станция метро. Поставив машину на стоянке, он решил поехать на метро, благо до работы было всего несколько остановок и здание его фирмы было недалеко от одной из станций.

Зайдя в метро, он почувствовал знакомый с детства спертый, с запахом алебастры, воздух подземки. Как давно он здесь не был. Борисов даже не знал, сколько сейчас стоит билет на проезд. Ему вспомнились школьные и студенческие годы, когда они с друзьями веселой гурьбой вваливались в проходящие электрички. Шумно разговаривали и обращали на себя укоризненные взгляды пассажиров. Как они с Наташей, возвращаясь последней электричкой, целовались в пустом вагоне. Куда все это ушло? Может эта радость юности унеслась навсегда в том полуночном вагоне.

Вокруг него был совершенно другой мир, от которого он отвык, глядя на него из окна своего «Audi». Студенты, рабочий люд, старухи с хозяйственными сумками спешили каждый по своим делам.

На работу Борисов опоздал на полчаса, на что никто особенно не обратил внимания. Сергей был одним из топ менеджеров компании и у него был свободный график. Требовались результаты работы, чтобы все проходило без сбоев, вовремя составлялись отчеты и выполнялись поручения директора.

Пройдя в свой кабинет и включив компьютер, он увидел у себя сообщение директора по внутренней электронной почте, что ему необходимо до 15-го числа месяца составить квартальный отчет о реализации офисной техники и ее сервисном обслуживании.

По этому отчету у Борисова были некоторые вопросы, и ему нужно было проконсультироваться с начальником. Зайдя в приемную, он увидел там Веронику – секретаршу директора. Это была стройная пышногрудая блондинка с безупречным макияжем на лице и дорогой прической.

– Привет, Ника. Ты прекрасно сегодня выглядишь! – приветствовал Борисов.

Его взгляд невольно скользнул от ее чувственных губ к глубокому вырезу декольте на ее новом синем платье. Гардероб Вероники обновлялся с невиданной скоростью и, конечно, никак не мог соответствовать ее официальной зарплате.

– Спасибо, стараюсь, – улыбнулась Вероника в ответ не столько на комплемент, сколько на его взгляд. Такие вожделенные мужские взгляды льстили ей более всяких комплементов.

Борисов улыбнулся, представив какого рода старания приходится прилагать «бедной» Веронике для того, чтобы так сногсшибательно выглядеть. Все ее природные данные соответствовали ее «нелегкой» профессии.

– Шеф у себя? – спросил Сергей. Он все еще не мог оторвать взгляда от ее декольте.

– У себя, – улыбнулась Вероника.

– Один или есть кто?

– Один.

– Я зайду? Надо поговорить.

– Хорошо, – Вероника перевела взгляд на экран компьютера, на котором маячила интернет-страница какого-то модного журнала.

Борисов прошел в кабинет директора. За столом сидел шеф – далеко не молодой человек крупного телосложения с тяжелым подбородком.

– Здравствуйте, Семен Маркович.

– А, Сергей, привет. Проходи. Как дела?

И не дожидаясь ответа Борисова, перешел к делу:

– Ты видел мое сообщение?

– Да, я как раз по поводу него хотел с вами проконсультироваться.

– Ну, давай, что там у тебя?

Они поговорили минут пятнадцать об отчете Сергея.

Вернувшись в свой кабинет и сев за стол, Борисов приступил к составлению отчета, но никак не мог на нем сосредоточиться. Захотелось курить. Он открыл ящик стола, где у него лежали сигареты, но увидел пустую пачку.

«Черт! – подумал Сергей. – Как всегда в неподходящий момент!»

Он решил сбегать за сигаретами в ближайший киоск.

Выйдя на улицу и подойдя к киоску, Борисов увидел, что он закрыт.

«Придется прогуляться пару кварталов до следующего киоска», – подумал он.

Был теплый день начала июня. Воздух был свеж и прозрачен.

Борисов шел, разглядывая прохожих и витрины магазинов.

Подойдя к киоску, он увидел возле него нищего. Тот сидел на маленьком складном стульчике, поставив впереди себя коробку от обуви. Это был пожилой мужчина лет семидесяти. На нем была старая, потертая во многих местах замшевая куртка, под которой виднелось застиранная, но не грязная светлая сорочка, потрепанные брюки, стоптанные ботинки и выцветшая брезентовая кепка. Старик сидел, опустив голову, и как будто дремал.

Борисов не очень любил давать милостыню, хотя всякий раз, встретив нищего, ему было неудобно отказывать в подаянии, и всегда оставался неприятный осадок, как будто его обманывали, и он не имел силы этому сопротивляться.

Он достал из кармана пиджака портмоне, вытащил из него купюру в сто рублей и протянул ее старику.

– Возьмите, – сказал Сергей.

Старик поднял голову и посмотрел на Борисова. Во взгляде нищего не было привычных Сергею жадности и наигранного страдания. На Борисова из-под очков в облезлой оправе и с перемотанной изолентой дужкой смотрели смущенные, немного испуганные глаза, полные печали и душевной тоски. Очевидно, старику было явно стыдно за себя и свое занятие. Его лицо производило впечатление интеллигентного человека. Он совсем не был похож на тех бомжей, которые встречались раньше Сергею.

-Спасибо, молодой человек! – произнес нищий, взяв у Борисова купюру и сунув ее в карман куртки.

Они продолжали безмолвно смотреть друг на друга.

Вдруг Борисов, неожиданно для себя, услышал свой собственный приглушенный голос:

– Простите! Вы хотите чего-нибудь поесть. Здесь рядом есть кафе, и я хотел бы вас угостить.

Старик улыбнулся:

– Вы предлагаете мне пообедать с Вами? Спасибо большое. Я бы не против, но извините, мой вид... Это неудобно! И рядом с Вами...

– Ничего страшного, пойдемте! – вдруг решительно ответил Борисов, забыв, что его ждет работа.

– Вы так считаете? А как же... – старик осмотрелся вокруг. – Ну, хорошо.

Он поднялся со стула, с трудом разгибая спину. Вытащив из обувной коробки мелкие монеты, он сунул их себе в карман, сложил свой раскладной стульчик и растерянно оглянулся вокруг, не зная куда ему деть пустую коробку.

– Оставьте вы ее вон там, возле мусорки, – сказал Борисов, указав на стоявшую неподалеку урну.

Старик аккуратно положил коробку возле мусорной урны и смущенно улыбнувшись, ответил:

– Я готов.

– Пойдемте, здесь недалеко, – показал рукой Сергей.

Они направились к расположенному неподалеку, минутах в пяти ходьбы, кафе. Старик шел медленно, сутулясь, слегка прихрамывая и изредка шаркая ногами. Борисову, привыкшему ходить быстро, приходилось себя притормаживать. Шли молча.

Подойдя к двери кафе, старик, растерявшись, остановился, не зная, куда ему деть свой складной стульчик.

– Возьмите с собой, – сказал Борисов. – Ничего страшного.

Старик, посмотрев на него, согласно кивнул головой.

Сергей открыл дверь и пропустил своего спутника вперед.

Зайдя в зал, старик остановился, подслеповато озираясь вокруг.

Борисов подошел к официантке и спросил, где им можно сесть. Официантка, с удивленным и несколько брезгливым взглядом посмотрев на его спутника, указала на столик в дальнем углу возле окна. Борисов прошел к столу. Следом за ним, настороженно озираясь по сторонам и прижимая к себе руками раскладной стульчик, следовал старик.

Сели за стол. Борисов попросил меню. Официантка принесла одно меню и дала его Сергею, неодобрительно покосившись на его спутника.

– Хотите что-нибудь выбрать? – Борисов протянул старику меню.

– Нет, простите, Вы сами. Мне все равно, – отмахнулся тот.

Прочитав меню, Борисов подозвал официантку:

– Нам, пожалуйста, один борщ, два бифштекса с гарниром, два салата и по бокалу апельсинового сока.

– Что-нибудь из спиртного? – официантка посмотрела на спутника Борисова.

Старик отрицательно и как будто испуганно замотал головой:

– Нет! Нет! Я не пью. Спасибо!

Официантка, презрительно хмыкнув, удалилась.

В кафе было уютно, тихо играла спокойная музыка.

Старик настороженно оглядел зал, как будто ожидая того что его могут в любой момент отсюда выгнать.

– Простите, как Вас зовут? – спросил старика Борисов.

– Владимир, – ответил тот.

– А как по отчеству?

Старик на какое-то мгновение замешкался, как бы вспоминая свое отчество.

– Николаевич, – наконец произнес он.

– А меня Сергей Петрович. Можно просто Сергей, – ответил Борисов.

Установилось неловкое молчание. Старик, потупив глаза, теребил рукав своей куртки.

– Владимир Николаевич, расскажите, пожалуйста, о себе, – попросил Борисов.

– О себе? – старик удивленно посмотрел на Сергея. – Зачем?

– Ну, если мы с вами уже познакомились, я хотел бы узнать о Вас больше.

– Как я докатился до жизни такой? – грустно спросил Владимир Николаевич.

– Нет, конечно! – смутился Борисов. – Просто мне хотелось... , ну как бы..., узнать вас поближе. А я расскажу Вам о себе.

– Вы серьезно? – взгляд старика потеплел:

Борисов кивнул головой.

– Ну, хорошо. Хотя в моей биографии нет ничего особо интересного.

Владимир Николаевич посмотрел в окно, как бы вспоминая свои прожитые годы. Лицо его стало грустным. Он начал свой рассказ и явно чувствовалось, что он давно был лишен нормального человеческого общения, и ему хотелось выговориться, поделиться с кем-нибудь своими переживаниями:

– Мне уже 69 лет. Сам я из Ленинграда. Пережили блокаду. Мне было всего шесть лет, когда она началась. Отец пошел на фронт и уже в октябре сорок первого мы получили похоронку. Погиб в боях под Москвой. Моя мама очень сильно переживала, слегла, обессилила. Через полгода она умерла от болезни и голода. Меня забрали к себе дедушка с бабушкой, родители отца. Они тоже очень сильно голодали, но старались, как могли в первую очередь накормить меня. Никогда не забуду их любовь и заботу о себе.

Мой дядя Федор, брат отца был военным, артиллеристом в чине капитана. Еще до войны его посадили по 58-й, во время чистки армии, по чьему-то ложному и совершенно нелепому доносу. Его жену через несколько месяцев тоже забрали и она, просидев полгода в «Крестах», была отправлена в лагерь без права переписки. Больше о ней мы ничего не слышали. Детей у них не было. Когда началась война, дядю освободили и, лишив офицерского звания, отправили солдатом в штрафной батальон. Кому-то ведь нужно было воевать. Он погиб в первый же месяц где-то под Киевом.

Перед окончанием войны умер дедушка, не дожив до победы три месяца. С бабушкой мы прожили еще одиннадцать лет. К тому времени я, уже окончив школу, начал работать и поступил на вечернее отделение педагогического института. Решил пойти по стопам отца. Он тоже был учителем в школе. Окончив институт, я был направлен по распределению учителем русского языка и литературы в одну из школ города Мурманска. Там я познакомился со своей будущей женой Валей. Она была на два года младше меня. Через год у нас родился сын Игорь. Прожив в Мурманске три года, я с семьей вернулся в Ленинград. Город отстраивался, появлялись новые районы. Дом на Васильевском, в котором я жил со своими родителями во время войны, очень сильно пострадал во время бомбежек и после войны был снесен, а на его месте построили мужское общежитие для Балтийского судостроительного завода. Старую бабушкину квартиру, в которой я жил до отъезда в Мурманск, забрали, и когда вернулся, нам дали комнату в коммуналке в Выборгском районе города. Жили скромно, но очень дружно. Соседи были хорошими людьми, тоже пережившими блокаду. Почти все праздники мы отмечали вместе. Устраивали всем домом субботники. Вымывали до блеска квартиру, подметали двор, выбрасывали весь накопившийся мусор и потом, окончив работу, ставили стол во дворе и накрывали скатертью. Каждый приносил, что было из продуктов. Выставляли в окно на первом этаже патефон и включали наши любимые мелодии. Затем все дружно садились за стол. Кушали, пели песни, танцевали, играли на гитаре. Когда темнело, вешали над столом лампу и сидели допоздна. Приходили и присоединялись к нам жильцы из соседнего дома. Наши дети очень любили такие вечера и всегда просили нас чаще их устраивать. Это было время оттепели. Это чувствовалось во всем. Люди, перестрадав, как будто омыли слезами свои души. Новые планы, мечты и надежды. Сейчас уже нет таких дружных, бескорыстных отношений с соседями, да и вообще между людьми. Все закрылись и обособились в своих квартирах, в самих себе.

Владимир Николаевич замолчал, как будто вспоминая свои молодые годы. Он смотрел в окно на совершенно другой, чуждый ему мир, из которого судьба отбросила его на задворки, и ему не было в этом мире места, и он был никому не нужен.

Помолчав несколько минут, он продолжил:

– Я работал в школе, недалеко от дома, а Валя воспитателем в детском саду. У нас была дружная семья. Мы с женой уважали, любили и заботились друг о друге. Почти не бывало ссор, а если и были то недолгими. Мы быстро старались найти примирение, прощая друг другу.

Когда Игорю было уже пятнадцать лет, у нас родился еще один мальчик. Назвали Славой. Я боялся, что роды у жены могут быть с осложнениями, все-таки уже возраст, но все обошлось. Славик был нашим любимчиком, как это обычно бывает, когда рождается младший и поздний ребенок в семье. Мы баловали его, ни в чем ему не отказывая, хотя и понимали, что делаем неправильно, но по-другому не могли. Как будто старались дать ему все то, чего сами были обделены в детстве. Валя тоже, как и я в раннем возрасте лишилась родителей – отец погиб на фронте, а мать под бомбежками. Ее воспитывала тетя – сестра мамы. Она жила со своим мужем в старом ветхом деревянном домишке, доставшемся им от их родителей. У них не было своих детей из-за болезни тети, и она отдала всю нерастраченную любовь своей племяннице. Когда Валя выросла, то заботилась о своих приемных родителях до последнего их дня. Часто ездила в Мурманск навещать их и посылала им посылки с вещами и продуктами.

Игорь – старший сын, окончив школу и железнодорожный институт, уехал по распределению в Николаев на Украину и там остался. Женился. Родили дочь, а через три года развелся с женой. Нашел себе сожительницу с ребенком, и так до сих пор они живут не расписанными, в гражданском браке. Работает где-то там инженером. Игорь никогда особенно не проявлял к нам с женой больших сыновьих чувств, а когда уехал, мы получили от него вначале лишь одно письмо. С тех пор он совсем не интересовался как у нас дела и приехал лишь один раз на похороны Вали, да и то пробыл всего два дня и уехал. О себе почти ничего не рассказывал, торопился домой. Наверняка, он и не знает о том, в каком я сейчас положении. Мы с Валей, наверное, сами виноваты в том, что Игорь вырос таким отстраненным, как будто чужим и немного холодным человеком. Может быть, мы недодали ему родительского тепла и ласки. Не знаю...

Славику с родительской любовью мы наоборот перестарались. Хотя, конечно, это была совсем не та любовь, которая нужна сыну для его правильного воспитания. Мы его просто баловали. Он рос ленивым, ничем особо не интересовавшимся ребенком. Школу окончил на тройки. После школы болтался по улицам с друзьями, пока его не забрали в армию. Придя из армии, не хотел ни учиться, ни работать, пока мы сами ему не подыскали по знакомству неплохое место на заводе. Поработав там немного, он уволился, сказав, что это ему не подходит. Затем устраивался работать в других местах, но нигде долго не задерживался. Его увольняли или он уходил сам. Больше времени он был вообще без работы, сидел дома у нас на иждивении и это его не особенно огорчало. Частенько приходил домой подвыпивши. Потом он познакомился с Ирой – очень энергичной и практичной девушкой, которая смогла взять Славика в свои руки. У нее была маленькая однокомнатная квартира, которая досталась ей в наследство от бабки. Они поженились, и сын переехал к Ире. Мы с Валей остались вдвоем. Славик, если и навещал нас иногда, так только затем, чтобы попросить денег. Через год у них родился сын – Дима. Мы надеялись, что женитьба и рождение сына сделают Славика более серьезным и ответственным, но он совсем не изменился. Также скакал с одной работу на другую или просто сидел дома. Мы с женой навещали семью сына, чтобы повидать внука, покупали ему игрушки. Иногда, когда Славик с Ирой хотели куда-нибудь пойти, они приносили Диму к нам. Мы с большим удовольствием нянчились с ним. Это были для нас самые радостные моменты.

Через несколько лет моя жена сильно заболела. У нее обнаружили рак груди. Положили в больницу и сделали операцию, удалив одну грудь. Затем она проходила химиотерапию. На какое-то время состояние стабилизировалось и она как будто пошла на поправку, но потом опять началось ухудшение. Все наши сбережения ушли на ее лечение. Мы до конца надеялись, что нам удастся победить ее болезнь, но она постепенно угасала. Пять лет назад Валя умерла. К тому времени уже был год, как я вышел на пенсию. Все хлопоты о похоронах легли на мои плечи. Славик совершенно не хотел принимать в этом участия, а Игорь, как я уже говорил, приехал на пару дней только на сами похороны.

Глаза у Владимира Николаевича стали влажными. Он налил себе воды из графина и стал пить мелкими глотками. Борисов подумал о своих родителях, и ему стало стыдно. Несмотря на то, что они жили в соседнем районе города, он забыл, когда в последний раз был у них. Он даже долгое время не звонил им, чтобы узнать как у них дела и как здоровье. Старик помолчал еще пару минут и продолжал:

– Я остался один в своей двухкомнатной квартире. Как то вечером ко мне пришел Славик. Он принес торт и предложил попить чаю. Это было так неожиданно и очень странно. Я не мог припомнить ничего подобного и спросил: «По какому это поводу?» Он мне сказал, что просто так, без всякого повода. Я поставил чайник, а Славик нарезал торт. Мы сели за стол. Славик поинтересовался, как у меня дела. Я начал ему рассказывать о себе, но видел, что он меня почти не слушает, а думает о чем то своем. Я остановился и попросил его самого рассказать о своей семье. Он неохотно, вкратце рассказал мне о себе, о жене и сыне. Мы помолчали. Вдруг он спросил:

– Пап, а тебе не скучно одному в квартире?

Я скорее почувствовал, чем понял то, к чему он клонит, но переспросил:

– Да нет, а что?

Сын, немного замявшись, отвечал:

– Ну, может нам поменять твою и нашу квартиры на одну большую трехкомнатную в хорошем районе. Ты будешь жить с нами. У тебя будет своя комната. Внука будешь часто видеть. Ты же с годами все слабее. Одному ведь тяжело, а если вдруг заболеешь, и нас нет рядом. Как ты думаешь?

Мои ощущения подтвердились. Я не сомневался в том, что эта инициатива принадлежала Ире – жене Славка.

– А что думает Ира по этому поводу? – спросил я, как будто бы предполагая, что это инициатива исходит от сына.

Славик оживился:

– Она не против!

Я замялся, не зная, что ему ответить.

– Мне нужно подумать, – наконец промолвил я.

– Хорошо, – Славик заторопился домой. – Ты не переживай, все хлопоты по обмену я возьму на себя. Все будет хорошо, и мы будем вместе, – уговаривал он меня на последок.

Он ушел, а я еще долго сидел за столом, уткнувшись взглядом в недоеденный торт. Мне было горько и обидно.

Мы десять лет обучаем детей в школе. Мы учим их математике физике, химии и прочим наукам, но не учим их самой главной науке – быть людьми. Мы не воспитываем в них сочувствия и доброты, а потом нас шокирует их душевная слепота. Мы очень мало беседуем со своими детьми, ограничиваясь вопросами о сделанных домашних заданиях.

Владимир Николаевич, глядя в пространство, куда-то мимо меня продолжал:

– Я позвонил Славику через два дня и сказал, что я согласен на обмен. Он очень обрадовался и предупредил меня, чтобы я не волновался, когда ко мне будут приходить для осмотра квартиры.

Обмен произошел довольно быстро. Всем занималась Ира. Она наняла какого-то проворного маклера, тот подыскал нам трехкомнатную квартиру в Кировском районе города. Все это время Славик и Ира были очень учтивы и вежливы со мной, постоянно интересовались моим здоровьем. Такое благорасположение продолжалось еще некоторое время и после переезда, но вскоре стало охладевать. Я все больше стал раздражать их по разным поводам и старался как можно больше времени не выходить из своей комнаты или ездил к своему другу Аркадию, у которого иногда просиживал до вечера. Он с женой всегда очень тепло принимали меня у себя. Их дети давно выросли и жили отдельно. Чтобы не сидеть дома, я решил найти себе какую-нибудь работу. Мне повезло, и я устроился вахтером на заводе не далеко от дома. Зарплата не большая, но зато я был чем-то занят и никому не мешал.

У Славика все никак не клеилось с работой. Как-то раз он пришел домой возбужденный с горящими глазами и стал рассказывать, что его друзья предложили ему вместе с ними заняться коммерцией. Дескать, у них есть очень хорошие идеи, но для этого им нужно скинуться своими капиталами и, как я понял, немалыми. У Славика никакого своего капитала, естественно, не было, но он сказал, что можно взять ссуду в банке. Я стал его отговаривать, зная какой из него никудышный коммерсант, но он и слушать ничего не хотел. Он носился с этой идеей несколько дней, выяснял, как можно взять ссуду. Ему сказали, что нужен хотя-бы один гарант. Он обратился к своим знакомым, но никто не соглашался. Тогда он стал уговаривать меня стать его гарантом.