Текст книги "Подобно реке…"
Автор книги: Пауло Коэльо
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
В один из январских дней 2005 года
Сегодня не переставая идет дождь, температура около трех градусов выше нуля. Я все же решаюсь выйти на прогулку: мне кажется, если я не буду каждый день гулять, то не смогу нормально работать. Но, кроме того что льет дождь, на улице еще и ветрено, и через десять минут я залезаю обратно в машину. Дома достаю из почтового ящика газету: ничего важного, обычная журналистская болтовня и желание навязать читателю свое мнение.
Сажусь за компьютер, получаю электронную почту.
Ничего существенного, несколько пустяковых посланий, на которые я сразу отвечаю.
Немного упражняюсь в стрельбе из лука, но ветер слишком силен. Я уже закончил последний роман «Заир», уложившись в отведенный мною на каждую книгу двухгодичный срок; через несколько недель роман выйдет из печати. Написал новые заметки для электронных изданий, в которых я сотрудничаю. Обновил свою страницу в Интернете. Прошел обследование желудка, которое, к счастью, не выявило никаких отклонений (меня пугали неприятными ощущениями при глотании зонда, но в действительности все оказалось не так уж страшно).
Посетил стоматолога. Билеты на самолет для предстоящего путешествия, с которыми могла возникнуть задержка, пришли по курьерской почте. Есть кое-какие дела на завтра, кое-что я сделал вчера, но сегодня…
Сегодня я совершенно не знаю, чем занять себя.
Это меня пугает: разве я все дела переделал? Ведь для того чтобы придумать занятие, много хитрости не требуется: всегда найдутся какие-нибудь неосуществленные планы, всегда есть перегоревшие лампочки, которые надо заменить, сухие листья, которые надо сгрести, книги, которые надо расставить по полкам, файлы в компьютере, которые надо организовать, и много других дел. Как же получилось так, что у меня сегодня день полной праздности?
Надеваю берет, одежду с подогревом, поверх – непромокаемую куртку и выхожу в сад. В течение ближайших четырех-пяти часов холод мне не страшен. Сажусь прямо на мокрую траву и начинаю разбираться с теми мыслями, которые вертятся в голове:
А. Я бездельничаю. Между тем все люди сейчас чем-то заняты, усердно трудятся.
Сам себе отвечаю: я тоже много тружусь, до двенадцати часов в сутки. Просто так случилось, что как раз сегодня мне нечем заняться.
Б. У меня нет друзей. Я, один из самых известных писателей в мире, сижу здесь в одиночестве, и даже телефон не звонит.
Ответ: у меня есть друзья, но они считаются с моей потребностью в уединении, ради которого я, собственно, и забираюсь сюда, на мельницу во французском городишке Сен-Мартен.
В. Надо съездить за кока-колой.
Да, я вспомнил, что вчера закончилась кока-кола. Что мне мешает взять машину и поехать за ней в ближайший город? И на этой мысли я останавливаюсь. И все же: почему так трудно оставаться совсем без дела?
И снова разные мысли роятся в моей голове: о друзьях, сокрушающихся по поводу того, что еще даже не случилось; о знакомых, вечно занятых абсурдными, на мой взгляд, делами, бессмысленными разговорами, праздной болтовней по телефону; о начальниках, придумывающих новое поручение лишь для того, чтобы о них не забывали; о простых клерках, переживающих, что начальник не дал им никакого задания: не намек ли это на то, что в их услугах больше не нуждаются? О матерях, которые не находят себе места, потому что их дети покинули родительский дом; о студентах, измученных учебой, зачетами, экзаменами.
Чтобы не вставать и не ехать в магазин за кока-колой, я веду с собой долгое и трудное сражение. Тоска смертная одолевает меня, но я все равно решаю остаться и ничего не делать, по крайней мере в течение нескольких ближайших часов. Но постепенно томление уступает место сосредоточенности, и я начинаю слышать свою душу. Ей давно не терпится побеседовать со мной, но я все время был занят и занят.
Ветер не стихает, я знаю, что сегодня очень холодно, идет дождь и что завтра, вероятно, мне придется ехать за кока-колой. Я предаюсь безделью, и в то же время я занят делом, важнее которого не бывает: я прислушиваюсь к себе.
Мужчина, лежащий на тротуаре
1 июля 1997 года в 13 часов 5 минут на тротуаре Копакабаны лежал мужчина лет пятидесяти. Я прошел мимо, едва взглянув на него, и продолжил свой путь к уличному кафе, где обычно пью кокосовый сок.
Как житель Рио-де-Жанейро, я сотни (а может, тысячи) раз наблюдал мужчин, женщин или детей, лежащих на тротуаре. Как человек, много путешествующий, могу свидетельствовать, что подобные сцены не редкость практически во всех странах: от богатой Швеции до нищей Румынии. Я видел лежащих на тротуаре людей во все времена года: холодной зимой в Мадриде, Нью-Йорке и Париже они собираются около вентиляционных решеток, через которые выходит наружу теплый воздух из метро. В Ливане они прячутся от нестерпимого зноя в развалинах домов, оставшихся со времен войны. Видом валяющихся на тротуарах людей – пьяных, бездомных, изможденных – сегодня не удивишь никого.
Я выпил свой стакан сока и, не задерживаясь, поспешил обратно: у меня было запланировано интервью с Хуаном Ариасом из испанской газеты «Эль Пайс». На обратном пути я снова увидел на том же месте лежащего прямо на солнце мужчину. Все поступали так же, как и я: смотрели на него и проходили мимо.
Но к тому времени моя душа (хотя я и не знал об этом) устала наблюдать столько раз одну и туже сцену, и, когда я поравнялся с этим мужчиной, какая-то сила, которой я не в состоянии был противиться, заставила меня встать на колено и попытаться поднять его.
Он не реагировал. Я повернул его голову и заметил кровь на висках. И что теперь? Насколько опасна рана? Я обтер ему виски своей футболкой: вроде бы ничего страшного.
В этот момент мужчина стал бормотать: «Попроси, чтобы они меня не били», – и еще что-то в этом роде. По крайней мере, я удостоверился, что он жив. Теперь мне надо было убрать его в тень и вызвать полицию.
Я окликнул прохожего и попросил помочь оттащить лежащего на песок. Это был важный мужчина при костюме, с портфелем и разными свертками в руках. Он оставил все это на тротуаре и бросился помогать мне: видно, его душа тоже устала от подобных сцен.
После того как мы уложили избитого в тени, я отправился домой, предполагая зайти по дороге в отделение полиции и обратиться к ним за помощью. Но еще на подходе к отделению я заметил двух полицейских.
– Там, напротив такого-то номера дома, лежит сильно избитый мужчина, – сообщил я им. – Я уложил его на песок. Неплохо бы вызвать ему «скорую помощь».
Полицейские заверили меня, что предпримут надлежащие меры. Вот и все: я исполнил свой долг. Бойскаут, будь всегда начеку! День прожит не зря! Я переложил ответственность на других, пусть теперь они думают. И, к тому же, испанский журналист наверняка уже был на подъезде к моему дому.
Не сделал я и десяти шагов, как меня остановил иностранец. На корявом португальском он сказал:
– Я уже сообщал полицейским о мужчине на тротуаре. Они мне ответили, что это не их забота и что было бы другое дело, если бы он что-нибудь украл.
Не дослушав до конца, я поспешил вернуться к патрульным. Я рассчитывал, что им известно мое имя, так как я печатался в газетах и не раз выступал на телевидении. У меня даже возникла нелепая мысль, что иногда слава способна помочь в решении той или иной проблемы.
– Вы служите в органах власти? – поинтересовался один из них, когда я еще раз обратился к ним за помощью, на этот раз более настойчиво.
Мое имя им ничего не говорило.
– Нет. Но мы должны решить проблему немедленно.
Я выглядел не очень солидно: в бермудах из старых обрезанных джинсов, в футболке, испачканной кровью мужчины, и весь вспотевший. Обычный человек, без имени, без власти, уставший видеть людей лежащими на тротуаре и за несколько десятков лет своей жизни впервые решивший что-то сделать для одного из них.
И эта решимость оказалась определяющей. Бывают минуты, когда ты становишься готовым на все и теряешь всяческий страх. Бывают минуты, когда твои глаза начинают излучать особенный блеск и всем сразу становится ясно, что тебе не до шуток. Патрульные пошли со мной и вызвали «скорую».
Возвращаясь домой, я думал о трех уроках, извлеченных из этой прогулки: а) каждый спешит избавиться от дела, когда руководствуется «голым романтизмом»; б) всегда находится тот, кто готов сказать тебе: «Раз начал – иди до конца». И наконец: в) убежденность в правильности того, что ты делаешь, дает тебе власть над другими людьми.
Недостающая плитка
Во время одной из поездок я получил факс от моей секретарши:
«Для выполнения ремонта в кухне не хватает одной стеклянной плитки, – сообщалось в нем. – Направляю первоначальный проект и соображения каменщика относительно того, как можно обойтись без нее».
На одной странице был рисунок, сделанный моей женой: гармонично сочетающиеся ряды плиток и отверстие для вентиляции. На другой – план, который позволял решить проблему нехватки одной плитки: сущая головоломка, где стеклянные квадраты перемешаны без малейшего представления об эстетике.
«Пускай купят недостающую плитку», – приписала жена своей рукой. Так и было сделано, и первоначальный замысел был сохранен.
В тот вечер я долго думал об этом эпизоде: как часто из-за какой-нибудь безделицы мы готовы извратить первоначальный замысел нашей жизни!
История, рассказанная Раджем
У вдовы из одной бедной бенгальской деревни не было денег, чтобы платить за проезд в автобусе сына, поступившего в городскую школу, и мальчику приходилось в одиночку добираться пешком через лес. В первый раз мать напутствовала его перед дорогой:
– Сынок, не бойся леса. Проси бога Кришну быть тебе попутчиком. Он услышит тебя.
Мальчик так и поступил. Кришна услышал его и каждый день сопровождал в школу и обратно.
Накануне юбилея одного из преподавателей мальчик попросил у матери денег на подарок.
– У нас нет денег, сынок. Попроси своего брата Кришну.
На следующий день мальчик рассказал Кришне о возникшем затруднении. Тот дал ему кувшин, полный молока.
Обрадованный, мальчик понес кувшин учителю. Подарок был очень скромным по сравнению с другими, и учитель остался к нему совершенно равнодушным.
– Отнеси этот кувшин в кухню, – велел он помощнику.
Помощник исполнил распоряжение учителя. Но когда он вылил молоко, то с удивлением обнаружил, что кувшин снова наполнился сам по себе. Он тут же побежал сообщить об этом учителю.
– Где ты взял этот кувшин и каким таким фокусом он наполняется? – спросил изумленный учитель.
– Мне дал его Кришна, бог леса.
Учитель, ученики и помощник засмеялись.
– Нет никаких богов леса, все это суеверия! – сказал учитель. – Если он есть, пойдем покажешь его нам!
Весь класс вышел на улицу. Мальчик стал звать Кришну, но тот не являлся. В отчаянии он предпринял последнюю попытку:
– Брат Кришна, мой учитель хочет видеть тебя. Покажись, пожалуйста!
В этот момент из леса раздался голос, эхом разнесшийся по всем закоулкам:
– С чего ты взял, что он хочет видеть меня? Он даже не верит в мое существование!
Обратная сторона Вавилонской башни
Все утро я объяснял, что мне интересны не музеи и не церкви, а люди, живущие в этой стране, и поэтому я предпочел бы пойти, скажем, на рынок. Но это никого не убедило: сегодня, говорят, выходной, рынки закрыты.
– Куда же пойдем?
– В церковь.
Я так и знал.
– Сегодня отмечается день святого, которого мы – да наверняка и вы тоже – очень почитаем. Давайте посетим его усыпальницу. Но только не задавайте вопросов: позвольте и нам хоть раз чем-то удивить писателя.
– Сколько туда добираться?
– Двадцать минут.
Так всегда говорят: двадцать минут, но я знаю, что на самом деле гораздо дольше. Однако до сих пор они удовлетворяли все мои желания, так что на этот раз я готов уступить.
Я в Ереване, в Армении. Сегодня воскресенье. Смирившись, лезу в машину. Вдали возникает гора Арарат, покрытая снегом. Рассматриваю окрестные пейзажи.
С каким бы удовольствием я побродил здесь, вместо того чтобы трястись в этой банке на колесах. Хозяева стараются быть радушными, но я невнимателен и лишь стоический настрой заставляет меня терпеть их «специальную туристическую программу». Они тоже замолкают, и мы продолжаем путь в тишине.
Через пятьдесят минут (что я говорил!) приезжаем в небольшой город и направляемся в полную людей церковь. Замечаю, что все мужчины при костюмах и галстуках, словно по протоколу, и понимаю, насколько я смешон здесь в своей тенниске и джинсах. Выхожу из машины, представители Союза писателей уже ждут меня, вручают цветок, проводят сквозь толпу, собравшуюся на службу, ведут вниз по лестнице за алтарем, и вот мы уже около усыпальницы. Как я догадываюсь, здесь лежит святой, но, прежде чем возложить цветок, я хотел бы что-нибудь узнать о нем.
– Это Святой Переводчик, – отвечают мне.
Святой Переводчик! Я чувствую, как к глазам подступают слезы.
Сегодня 9 октября 2004 года, город называется Ошакан, и Армения – единственная страна в мире, где объявлен национальным праздником и всенародно отмечается день Святого Переводчика – святого Месроба. Он не только создал алфавит (без письменности армянский язык существовал и раньше), но и посвятил свою жизнь переводу самых важных текстов того времени, написанных на греческом, персидском или на кириллице. Он и его ученики поставили перед собой титаническую задачу: перевести Библию и основных классиков литературы. Благодаря им культура Армении приобрела самобытность, которая отличает ее по сей день.
Святой Переводчик. Я держу цветок в руке и думаю о тех, кого лично не знаю и кого, вероятно, мне никогда не доведется узнать, – о переводчиках моих книг: они изо всех сил стараются сохранить верность тому, что я выразил и чем хотел поделиться с читателями. Но больше всего я думаю о моем покойном тесте, Кристиано Монтейро Ойтисике, профессиональном переводчике, который сегодня вместе с ангелами и со святым Месробом тоже присутствует здесь. Я хорошо помню его, склонившегося над своей старой пишущей машинкой. Он часто жаловался, что за труд переводчика платят мало (к сожалению, ничего не изменилось и поныне), но тут же добавлял, что есть нечто более важное, что заставляет его не бросать это занятие: желание донести до своего народа знания, которые без переводчиков оставались бы ему недоступны.
Я молча молюсь за него, за всех тех, кто переводил мои книги, а также за тех, благодаря кому я сумел прочитать произведения, которых иначе никогда не открыл бы для себя: эти безымянные труженики помогли моему развитию и формированию как писателя. Выходя из церкви, я вижу детей, рисующих алфавит, вижу сладости в виде букв, а еще цветы и цветы – море цветов.
Когда человек возомнил о себе, Бог разрушил Вавилонскую башню, и все стали говорить на разных языках. Но по Своей бесконечной любви к людям Он же сотворил тех, кто восстановил разрушенные мосты, сделал возможным общение и распространение человеческой мысли, – переводчиков, людей, о которых мы так редко вспоминаем, открывая книгу зарубежного автора.
Перед встречей с книготорговцами
Я и еще одна писательница из Китая готовимся к выступлению перед американскими книготорговцами. Китаянка очень волнуется.
– Выступать перед публикой и так непросто, – говорит она мне, – но когда от тебя требуют объяснять свою книгу на чужом языке – тут уж и говорить нечего!
Я прошу ее не продолжать: боюсь, что и сам разнервничаюсь, так как нахожусь в том же положении, что и она. Вдруг китаянка оборачивается, улыбается и говорит негромко:
– Все будет хорошо, не переживайте. Мы здесь не одни, Прочитайте название магазина той дамы, что сидит позади меня.
На бейджике женщины значится: «Книжный магазин "Место встречи ангелов"». Презентация и моей книги, и книги китаянки проходит великолепно, благодаря тому что ангелы подали нам знак, которого мы ждали.
Об изяществе
Иногда до меня вдруг начинает доходить, что я сижу сгорбившись, и тогда я ощущаю некий дискомфорт. В такие минуты, еще не успев сообразить, в чем его причина, я спешу расправить плечи, то есть принять более изящное положение. И, всего лишь выпрямившись, я вдруг понимаю, что это простое движение помогло мне, занимаясь своим делом, чувствовать себя увереннее.
Изящество часто считают качеством незначительным, несерьезным, имеющим отношение лишь к моде. Это большая ошибка: человек всегда должен быть изящным и в поступках, и в осанке, потому что изящество – это то же, что и хороший вкус, хорошее воспитание, чувство меры и гармонии.
Изящество и душевное спокойствие требуются всегда, когда мы совершаем нечто важное в своей жизни. Естественно, не следует впадать в крайность и думать только о том, как покрасивее сделать жест рукой, сесть, улыбнуться, посмотреть вокруг себя. Но не стоит и забывать, что тело обладает собственным языком, который окружающие, хотя и бессознательно, понимают не хуже слов.
Душевное спокойствие исходит от сердца. Часто терзаемое сомнениями, сердце все же знает, что, обретя истину, оно найдет покой. Физическое изящество, о котором идет речь, исходит от тела и не является чем-то поверхностным – оно отражает то достоинство, с каким человек привык ступать, шагая по этой земле. Поэтому, когда вы чувствуете, что ваша поза неудобна, не спешите делать вывод о ее неестественности: наоборот, она естественна постольку, поскольку трудна. Благодаря ей тропа считает за честь предложить себя достойному паломнику.
Только, будьте добры, не путайте изящество с высокомерием или снобизмом. Изящество – это поза, наиболее подходящая для того, чтобы жест был совершенным, шаг – уверенным, а ваш ближний почувствовал к себе уважение.
Изящество достигается, когда человек отбрасывает всякую нарочитость и открывает в себе простоту и сдержанность. Чем проще и сдержаннее поза, тем она прекраснее.
Снег красив своей одноцветностью, море прекрасно тем, что кажется ровным. Но и море, и снег глубоки и знают об этом.
Ступайте по земле уверенно и радостно, не боясь споткнуться. Рядом с вами ваши друзья, которые готовы подставить плечо, когда понадобится помощь. Но не забывайте, что и недруги следят за вами, поэтому усвойте разницу между твердой и дрожащей рукой. Если будет непросто, сделайте глубокий вдох, заставьте себя поверить в то, что нет причин для паники, – и вы станете свидетелем чуда, которое никто не в состоянии объяснить: в вашей душе воцарится покой.
В ту минуту, когда вы принимаете решение и начинаете действовать, постарайтесь мысленно вернуться назад и пройти все стадии, которые предшествовали вашему шагу. Но делайте это без напряжения, потому что невозможно держать в голове все правила: с раскованным духом, по мере мысленного восхождения от стадии к стадии, вы осознаете, что было самым сложным и как удалось преодолеть трудности. Это отразится на состоянии вашего тела, поэтому будьте внимательны!
Можно провести аналогию со стрельбой из лука: многие стрелки жалуются на то, что, несмотря на многолетние тренировки, они все еще чувствуют нетерпение сердца и дрожание рук и поэтому не попадают в цель. Стрельба из лука помогает узнать нам свои недостатки.
В тот день, когда в вас ослабнет любовь к жизни, ваши движения будут лишены простоты и выстрел не удастся. Вы вдруг обнаружите, что вам не хватает силы как следует натянуть тетиву и согнуть лук.
Промах заставит вас задуматься о причинах неудачи: вы начнете испытывать внутренний дискомфорт, неведомый вам ранее.
Это неприятное ощущение возникнет оттого, что тело ваше внезапно состарится, утратит изящество. Смените положение, расслабьте мышцы головы, выпрямите позвоночник, расправьте грудь навстречу миру; думая о теле, вы тем самым заботитесь о душе: одно помогает другому.
Нья Шика из Баэпенди
Что такое чудо?
Есть много определений этого слова: «то, что нельзя объяснить законами природы»; «помощь свыше в критические моменты»; «нечто невероятное с научной точки зрения» и т. п.
У меня есть собственное определение: чудо – это то, что наполняет миром наши сердца. Иногда чудо проявляется как исцеление, а иногда как воплотившееся желание, но важно не то, как это происходит, а то чувство, которое мы испытываем, – глубокое благоговение перед Господом, оказавшим нам милость.
Двадцать с лишним лет тому назад, когда я еще был хиппи, моя сестра предложила мне стать крестным отцом ее первой девочки. Я был в восторге от предложения, и еще мне было приятно, что она не попросила меня остричь волосы (а они доходили почти до пояса) и не делала намеков насчет дорогих подарков для крестницы (у меня тогда не было денег).
Девочка росла, ей исполнился год, но ее так и не окрестили. Я решил, что сестра раздумала, и однажды прямо спросил ее об этом. Она ответила: «Нет-нет, все остается в силе. Просто я дала обет Нья Шике крестить девочку в Баэпенди, за то что однажды она снизошла к моей просьбе».
Я понятия не имел о Баэпенди и никогда ничего не слыхал о Нья Шике. Когда я бросил хипповать и стал работать в звукозаписывающей фирме, у моей сестры родилась еще одна девочка, которую она тоже не сразу крестила. Только в 1978 году она наконец решилась, и две семьи – ее и бывшего ее мужа – отправились в Баэпенди. Там я узнал, что эта самая Нья Шика в течение тридцати лет жила впроголодь, откладывая деньги на строительство церкви и на помощь нищим.
У меня только-только закончился весьма мятежный период жизни, и я не верил в Бога. Точнее, я не придавал сколько-нибудь серьезного значения духовной стороне бытия, веря лишь в то, что материально и чего можно достичь собственными усилиями. Я забыл о безумных грезах юности (и даже о том, что мечтал стать писателем) и не хотел возвращаться к иллюзиям. Я согласился участвовать в церковном обряде только потому, что этого хотели мои близкие. В ожидании начала крещения я бродил вокруг церкви и зашел в скромный домик Нья Шики, стоявший неподалеку. Две комнатушки, крошечный алтарь с несколькими образами святых и ваза с одной белой и двумя красными розами.
Под влиянием импульса, совершенно неожиданного для меня самого, я обратился к святой: «Если я стану писателем – о чем мечтал раньше и уже не мечтаю сейчас, – я еще раз приеду сюда, когда мне исполнится пятьдесят лет, и принесу одну белую и две красные розы».
На память о крестинах (и не более того) я купил образок Нья Шики.
На обратном пути в Рио-де-Жанейро происходит несчастье: автобус, едущий перед нами, внезапно тормозит, я в последнюю долю секунды выворачиваю руль, мой зять также успевает избежать столкновения, а вот машина, движущаяся за ним, врезается в автобус и взрывается. В итоге – несколько погибших. Останавливаемся на обочине шоссе и от растерянности не знаем, что делать. Я лезу в карман за сигаретой и вытаскиваю образок, с которого безмолвно глядит на меня наша заступница Нья Шика.
С этого дня я стал возвращаться к мечтам, к духовному поиску, к книгам и вскоре начал ощущать себя солдатом, вступившим в великое сражение – такое, для которого нужен мир в сердце, потому что оно – следствие чуда. Я не забыл о трех розах. И вот мне исполнилось пятьдесят лет – рубеж, казавшийся тогда столь далеким. Теперь он позади.
Как-то раз во время чемпионата мира по футболу я отправился в Баэпенди исполнить обет. Кто-то узнал меня в Кашамбу (где я заночевал), и ко мне явился журналист брать интервью. Когда я сообщил ему о цели своего приезда, он попросил:
– Расскажите о Нья Шике. Ее тело было эксгумировано на этой неделе, и в Ватикане рассматривается вопрос о ее беатификации. Нужны свидетельства людей о ее заступничестве.
– Нет, – сказал я. – Это слишком личная история. Я расскажу о ней, только если получу какой-то знак.
А про себя подумал: «Какой же это мог бы быть знак? Разве что она сама заговорила бы чужими устами!»
На следующий день я взял напрокат машину, купил цветы и поехал в Баэпенди. Остановившись чуть поодаль от церкви, я вспомнил тот давний день, когда, будучи служащим звукозаписывающей фирмы, побывал здесь, и все те обстоятельства, которые снова привели меня сюда. Когда я подходил к домику Нья Шики, из ближайшего магазина одежды вышла молодая женщина и заговорила со мной:
– Я видела на вашей книге «Мактуб» посвящение Нья Шике. Уверена, что она осталась довольна.
И ни о чем не попросила меня. Это всего лишь был знак, которого я ждал. И вот вам мое публичное свидетельство.