Текст книги "Утраченная свобода"
Автор книги: Паула Литтл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Было ясно, что мистер Тэллант был только рад сменить свою квартиру, и после непродолжительного спора, в котором он был счастлив уступить, Бертрам взял кошелек, обнял Арабеллу и сказал, что считает ее лучшей сестрой в мире.
Приехав на Парк-стрит, Арабелла первым делом побежала в свою спальню и, не задерживаясь для того, чтобы снять шляпу, села за стол у окна и приготовилась писать письмо.
Прошло некоторое время, прежде чем она достигла результата, который ее удовлетворил. Наконец, письмо было дописано и запечатано сургучом. Потом она позвонила и, когда горничная пришла на вызов, попросила прислать к ней Бекки, если девушку можно было отвлечь от ее обязанностей. Когда появилась Бекки, застенчиво улыбаясь и сжимая руки под передником, Арабелла протянула ей письмо и сказала:
– Пожалуйста, Бекки, не могла бы ты придумать способ выскользнуть из дома и отнести письмо к мистеру Бомарису? Ты могла бы сказать, что идешь по моему поручению, но… но я буду очень тебе обязана, если ты никому не скажешь о письме.
– О, мисс! – выдохнула служанка. – Я не скажу ни слова ни одной живой душе!
– Спасибо! Если… если мистер Бомарис окажется дома, я была бы рада, чтобы ты дождалась ответа!
Бекки кивнула с пониманием, заверила Арабеллу, что она всецело может на нее положиться, и удалилась.
Ничто не могло показаться более заговорщическим, чем тот способ, которым она проникла в комнату Арабеллы полчаса спустя, однако новости оказались неутешительными: три дня назад мистер Бомарис уехал в сельскую местность, и ей сообщили, что он может отсутствовать в Лондоне неделю.
Глава 14
Мистер Бомарис, отсутствовавший шесть дней, вернулся в Лондон вовремя, чтобы принять участие в позднем завтраке в четверг утром. Его прибытие вселило в одного из домочадцев радость, граничащую с бредом.
Мистер Бомарис взял Улисса под мышку, подобрал со стола пачку писем и направился с ними в библиотеку. Усердному молодому лакею, который поспешил распахнуть перед ним дверь, он сказал:
– Еду для этого отвратительного животного!
Приказ был немедленно передан на кухню, и уже там Альфонс приказал одному главному помощнику оторваться от своего дела и приготовить блюдо, способное вызвать угасший аппетит у собаки.
Мистер Бомарис, отбрасывая в сторону пачку приглашений и счетов, натолкнулся на письмо, которое не было доставлено по почте. На нем крупными буквами было написано: «Срочно». Почерк, определенно женский, был ему незнаком.
– Что же у нас здесь, Улисс? – сказал он, ломая сургуч.
Там было не очень много: «Дорогой мистер Бомарис, – начиналось послание, – я буду вам весьма обязана, если вы окажете мне честь прийти на Парк-стрит, как только вы будет располагать временем, и сообщить мне об этом через дворецкого. Остаюсь всегда искренне ваша – Арабелла Тэллант».
Этот образец эпистолярного искусства, который стоил таких мучительных раздумий мисс Тэллант и стольких погубленных листов почтовой бумаги, возымел свое действие. Мистер Бомарис отбросил в сторону остальную корреспонденцию, посадил Улисса на пол и склонил голову над теми немногими, жирно подчеркнутыми словами, пытаясь разгадать их смысл.
Оставив своего преданного обожателя спать после трапезы, достойной Гаргантюа, мистер Бомарис покинул дом и направился на Парк-стрит. Там его ожидало известие о том, что милорд, миледи и мисс Тэллант в ландо уехали в Британский музей, что выставляется широко обсуждаемая коллекция мраморных скульптур лорда Элджина под деревянным навесом, выстроенным специально для нее. Мистер Бомарис поблагодарил дворецкого за это сообщение, поймал проезжавший мимо экипаж и дал указание извозчику везти его на Грейт-Рассел-стрит.
Он увидел мисс Тэллант, которая с отсутствующим видом сосредоточилась на скульптурном фрагменте из храма богини Никэ, она терпеливо сносила лекцию лорда Бридлингтона, оседлавшего своего конька. Леди Бридлингтон первой заметила высокую, изящную фигуру мистера Бомариса, приближавшегося к ним по салону. Она уже один раз видела собрание античных фигур в резиденции лорда Элджина на Парк-Лейн, поэтому не чувствовала себя обязанной в третий раз с ней знакомиться, и получала больше пользы от того, что в оба глаза выглядывала своих знакомых, которые могли бы выбрать в это утро поездку в Британский музей. Увидев мистера Бомариса, она восторженно воскликнула:
– Мистер Бомарис! Что за счастливая случайность! Как вы поживаете? Как случилось, что вы не были вчера у Киркмихаэля на Венецианском завтраке? Это было чудесно! Я убеждена, что вам необходимо побывать там! Шестьсот гостей!
– Я польщен, мэм, что среди стольких людей вы заметили мое отсутствие, – ответил мистер Бомарис, пожимая ей руку. – Меня несколько дней не было в городе, я вернулся только утром. Мисс Тэллант! Ваш слуга, Бридлингтон!
Арабелла, которая при звуке его голоса быстро повернула голову и стала пристально вглядываться, потом схватила его за руку, как ему показалось, несколько судорожно, и подняла к лицу мистера Бомариса пару напряженных вопрошающих глаз. Он улыбнулся им ободряюще и склонил вежливое ухо к леди Бридлингтон, которая спешила уверить его в том, что пришла в музей только для того, чтобы показать греческие сокровища Арабелле, которая не смогла видеть их на первой выставке. Лорд Бридлингтон, не питающий неприязни к увеличению своей аудитории, принялся своим обычным манером высказывать собственные взгляды на вероятную художественную ценность фрагментов, – развлечение, которое, несомненно, заняло бы его на длительный промежуток времени, если бы мистер Бомарис самым апатичным тоном не укоротил его, сказав:
– Публичная оценка Вестом и сэром Томасом Лоуренсом должна была, я полагаю, установить эстетические достоинства этих древностей. А что касается уместности их приобретения, каждый из нас может придерживаться собственного мнения.
– Мистер Бомарис, вы не хотите посетить Сомерсет-Хаус вместе с нами? – перебила леди Бридлингтон. – Я не знаю, как вышло, что мы не были там в день открытия, но мы получили столько приглашений, и… это просто чудо, когда есть время, чтобы оглядеться! Арабелла, любовь моя, осмелюсь сказать, что ты уже устала смотреть на все эти печально поврежденные фризы, или как их еще можно назвать, – но я могла бы никогда не сводить с них глаз! – и будешь рада для разнообразия посмотреть на картины!
Арабелла согласилась с этим, бросая такой умоляющий взгляд на мистера Бомариса, что он был вынужден занять место в ландо.
Уже внутри здания леди Бридлингтон, чьи амбиции одно время были сосредоточены на том, чтобы способствовать браку между Арабеллой и Несравненным, ухватилась за первую возможность оттащить Фредерика от молодой пары. Она высказала свое горячее желание увидеть последний образец искусства Томаса Лоуренса, отвлекла сына от минутного созерцания последнего президентского огромного холста и потащила его на поиски этого модного шедевра.
– Чем я могу служить вам, мисс Тэллант? – тихо сказал мистер Бомарис.
– Вы… вы получили мое письмо? – запинаясь, спросила Арабелла, бросив краткий взгляд на его лицо.
– Этим утром. Я сразу же отправился на Парк-стрит и, понимая, что дело могло быть безотлагательным, последовал за вами в Блумсбери.
– Как вы добры… вы так добры! – произнесла Арабелла голосом, который не мог быть более жалобным, даже если бы ее собеседник оказался жестоким чудовищем.
– В чем дело, мисс Тэллант?
Делая вид, что она всецело поглощена холстом перед собой, она сказала:
– Осмелюсь сказать, вы, может быть, позабыли об этом, сэр, но… но как-то раз вы сказали мне, то есть вы были так любезны, что сказали… что если мои чувства переменятся…
Мистер Бомарис милосердно вмешался, чтобы положить конец ее замешательству.
– Разумеется, я не забыл об этом, – сказал он. – Кажется, к нам приближается леди Чармвуд, поэтому давайте пойдем дальше! Следует ли мне понимать, что ваши чувства, мисс Тэллант, переменились?
Арабелла, послушно переходя к одной из новых «Испытательных картин», принадлежащих кисти младших членов академии художеств (в каталоге описанной как «Старик, просящий у матери руку дочери, которая выказала свое нежелание соглашаться на подобную неравную партию»), отважно сказала:
– Да, сэр.
– Мое окружение, – сказал мистер Бомарис, – не позволяет мне сделать нечто большее, чем просто заверить вас, что вы сделали меня счастливейшим человеком в Англии, мисс Тэллант.
– Спасибо, – сдавленно сказала Арабелла. – Я постараюсь стать… стать послушной женой, сэр!
Губы мистера Бомариса дернулись, но он ответил со всей серьезностью:
– С моей стороны, я постараюсь быть превосходным мужем, мисс Тэллант!
– О, да, я уверена, это так и будет! – наивно сказала Арабелла. – Если только…
– Если только… – подсказал мистер Бомарис, когда она замолчала.
– Ничего! – поспешно сказала она. – Ах, Боже мой, здесь мистер Эпворс!
– Обычного поклона, когда он будет проходить мимо, вполне достаточно, чтобы смирить его притязания, – сказал мистер Бомарис. – Если это возымеет действие, я посмотрю на него через лорнет.
Это замечание заставило ее невольно засмеяться, но через мгновение она снова стала серьезной и, очевидно, с усилием пыталась подобрать слова, чтобы выразить свои мысли.
– Какие неудобные места мы выбираем для того, чтобы делать предложения! – заметил мистер Бомарис, мягко подводя ее к дивану из красного плюша. – Давайте надеяться, что если мы сядем и сделаем вид, что поглощены разговором, никто не окажется настолько невежливым, чтобы прервать нас!
– Я… Я не знаю, что вы должны обо мне думать! – сказала Арабелла.
– Пожалуй, мне лучше не говорить вам и подождать, когда мы окажемся в более уединенном месте, – ответил он. – Вы всегда так восхитительно краснеете, когда я говорю вам комплименты, что это может привлечь к нам внимание.
Она колебалась, а потом решительно к нему повернулась, крепко сжав рутами зонтик, и сказала:
– Мистер Бомарис, вы действительно хотите жениться на мне?
– Мисс Тэллант, я действительно хочу жениться на вас, – подтвердил он.
– И… и вы так богаты, что мое состояние ничего для вас не значит?
– Совсем ничего, мисс Тэллант.
Она громко вздохнула.
– Тогда… вы женитесь на мне сразу? – спросила она.
Ну и что, черт возьми, это означает? – подумал мистер Бомарис удивленно. Неужели этот проклятый сорванец еще во что-то влез с тех пор, как я уехал из города?
– Сразу? – повторил он, сохраняя невозмутимость в голосе и наружности.
– Да! – отчаянно сказала Арабелла. – Вы должны знать, что я питаю величайшую неприязнь ко всем… ко всем формальностям и… и той чепухе, которая всегда сопровождает объявление о помолвке! Мне… мне хотелось бы обвенчаться тихо – по сути, в строжайшем секрете – и прежде, чем кто-нибудь догадается, что я приняла ваше любезное предложение!
Должно быть, негодный мальчишка оказался в большей беде, чем я думал, решил мистер Бомарис, и она все-таки не смеет сказать мне правды! Действительно ли она хочет довести до конца это возмутительное предложение или только думает, что хочет этого? Добродетельный человек при подобном положении дел, несомненно, открыл бы ей глаза на то, что нет необходимости прибегать к таким мерам. Какую же скучную жизнь должны вести добродетельные люди!
– Вы можете думать, что это странно, но я всегда считала, что побег – это так романтично! – вызывающе провозгласила она.
Мистер Бомарис не склонил уха к подсказкам своего второго лучшего «я» и немедленно ответил.
– Как вы правы! Удивляюсь, что сам не подумал о побеге! Объявление о помолвке двух таких заметных фигур, как мы с вами, вызовет бурный поток поздравлений и комментариев, а это совсем не в нашем вкусе!
– Именно так! – кивнула Арабелла, с облегчением обнаруживая, что увидел дело в таком разумном свете.
– Учтите еще досаду таких, как Хорас Эпворс! – сказал мистер Бомарис, моментально увлекаясь планом. – Вас сведет с ума их бредовая болтовня!
– Ну, я думаю, это может быть, – сказала Арабелла.
– В этом нет никаких сомнений. Больше того, такая формальность, как обращение к вашему отцу за разрешением, давно устарела, и мы прекрасно обойдемся без нее. Если еще и слышны голоса старомодных типов против таких скороспелых браков, то нас это не касается, в конце концов.
– Н-нет, конечно, – согласилась Арабелла с большой долей сомнения. – Вы думаете, общество будет… будет очень шокировано, сэр?
– Нет, – сказал мистер Бомарис искренно. – Никто нисколько не будет шокирован. Когда бы вам хотелось убежать?
– Завтра не будет слишком скоро? – тревожно спросила Арабелла.
Мистеру Бомарису хотелось бы, чтобы его любовь дала ему право на откровенность, но глупо было бы отказываться от того, чем он наслаждался в такой степени. Он немедленно ответил:
– Никакое время не будет слишком скорым! Но помня о том, что мне, вероятно, нужно сделать кое-какие приготовления, я смею предложить, чтобы мы теперь же ушли отсюда вместе.
– Нет, это невозможно, – серьезно сказала Арабелла. – В сущности, я совсем немного знаю о таких вещах, но полагаю, что мне будет чрезвычайно трудно убежать с Парк-стрит так, чтобы никто не знал об этом! Мне необходимо будет захватить с собой саквояж, по крайней мере, кроме моего несессера, как же в этом случае мне это удастся? Если только я не прокрадусь глубокой ночью, конечно, но это должно быть действительно поздно, потому что привратник всегда ждет, когда придет лорд Бридлингтон. А я могу заснуть, – чистосердечно прибавила она.
– У меня природная неприязнь к побегам среди глубокой ночи, – твердо сказал мистер Бомарис. – Подобные мероприятия требуют использования веревочных лестниц, мне достоверно известно, и мысль, что дозор может застать меня в самый момент ее забрасывания в ваше окно, кажется мне достаточно неприятной.
– Ничто, – сказала Арабелла, – не заставит меня карабкаться по веревочной лестнице! Кроме того, моя спальня находится в задней части дома.
– Может быть, – сказал мистер Бомарис, – вы лучше предоставите мне возможность организовать необходимые приготовления.
– О, да! – с благодарностью отозвалась Арабелла. – Я уверена, что вам известно, как все устроить!
Это замечание относительно его прошлого образа жизни мистер Бомарис вынес с неизменившемся лицом.
– Точно так, мисс Тэллант, – мрачно сказал он. – Теперь давайте договоримся. Мне помнится, что завтра среда и в Воксхолл Гарденс будет празднество.
– Да, леди Бридлингтон одно время собиралась взять меня с собой, – согласилась Арабелла. – Но потом, вы знаете, она вспомнила, что в этот вечер будет прием в Аксбридж-хаусе.
– Очень скучное место, я не сомневаюсь. Я приглашу леди Бридлингтон – и лорда Бридлингтона, я полагаю, – оказать мне честь и присоединиться к моему приему в Воксхолле. Вы, естественно, будете включены в это приглашение, и в подходящий момент во время встречи мы вместе выскользнем на улицу, где нас будет ждать мой фаэтон.
Арабелла обдумала это предложение и нашла два возражения против него.
– Да, но каким странным покажется леди Бридлингтон то обстоятельство, что вы уйдете в середине собственного приема!
Свою мысль о том, что леди Бридлингтон посчитает эту эксцентричность наименее странной чертой планируемого мероприятия, мистер Бомарис оставил при себе. Он сказал:
– Совершенно верно. После нашего отъезда ей передадут записку.
– Ну, я полагаю, это будет лучше, чем ничего, – заключила Арабелла. – О, простит ли она когда-нибудь, что я обошлась с ней таким образом?
Это невольное восклицание, казалось, вырвалось у нее неосознанно. Затем Арабелла высказала второе из своих возражений.
– Все это хорошо, но я не могу взять саквояж с собой в Воксхолл!
– Предоставьте это мне, – сказал мистер Бомарис.
– Но вы не можете послать за ним на Парк-стрит! – возразила Арабелла.
– Конечно, нет.
– А я не стану убегать без перемены одежды, без моих расчесок и без зубного порошка! – объявила девушка.
– Это было бы совершенно неправильно, – согласился мистер Бомарис. – Все эти вещи у вас будут.
– Вы не можете покупать эти вещи для меня! – выдохнула Арабелла, пораженная.
– Я уверяю вас, что это занятие доставит мне наслаждение.
Она уставилась на него, а потом отчаянно вскричала:
– Как все это ужасно! Я никогда, никогда не думала, что могу дойти до этого! Кажется, для вас – это самое обычное дело, но для меня… Однако я вижу, что придираться бесполезно!
В углу рта мистера Бомариса задрожал предательский мускул, который был сурово подавлен.
– Ну, не такое уж обычное, – сказал он. – Так случилось, что раньше я еще никого не похищал. Однако для человека с обычной сообразительностью в таком деле нет ничего невозможного, можете быть уверены. Но я вижу миссис Пенкридж, которая надеется встретиться взглядом с вами и со мной. Мы позволим ей сделать это, а пока она будет спрашивать, не нравится ли вам вон тот бюст Ноллекенса, я отправлюсь на поиски леди Бридлингтон и договорюсь с ней, чтобы завтра она привезла вас с собой в Воксхолл.
– О, умоляю, не надо! Я терпеть не могу миссис Пенкридж! – прошептала она.
– Да, гнусная женщина, но ее невозможно избежать, – отозвался он.
Увидев, как он поднимается, миссис Пенкридж устремилась к нему с кисловатой улыбкой на губах. Мистер Бомарис приветствовал ее, пустив в ход свою вкрадчивую обходительность, остановился, поддавшись вежливости на минуту, а потом, к негодованию Арабеллы, поклонился и отправился в следующий зал.
Глава 15
Выйдя из дома на Сомерсет-Хаус, мистер Бомарис сел в экипаж и направился к гостинице «Красный Лев». То, что он там узнал, пролило яркий свет на поведение Арабеллы. Так как у него были достаточные основания полагать, что он уже давно завоевал сердце Арабеллы, то его нисколько не ранило открытие, когда она предложила ему свою руку, чтобы иметь средства спасти брата от долгов, наоборот, только очень развлекло. Заплатив счет Бертрама за проживание в гостинице и получив назад его часы от домовладельца, он вернулся в свой дом, но на другом экипаже.
То же самое удовольствие, которое он находил в нелепых ситуациях и которое заставило его носить в петлице одуванчик три дня назад, не имея при этом лучшей цели, чем насладиться замешательством своих непутевых друзей и подражателей, заставило его глубоко оценить ситуацию, в которой он теперь оказался. Коротая время по дороге к Маунт-стрит, он спрашивал себя, когда же в сумасбродную голову его возлюбленной придет мысль, что ее желание получить немедленно – вслед за церемонией венчания – большую сумму денег будет выглядеть довольно странно и может причинить ей некоторые неудобства. Он не мог сопротивляться желанию мысленно рисовать эту сцену и все еще тихо смеялся, когда подъехал к дому, и это обстоятельство немало смутило его дворецкого.
– Не пошлете ли вы в конюшню за моим тильбюри, Броу? – сказал мистер Бомарис. – И передайте Пейнсвику… А, вы здесь, не так ли? – добавил он, пока его камердинер спускался по лестнице. – Я больше ничего не хочу слышать о пропавших рубашках, поскольку об этом скучнейшем предмете, судя по выражению вашего лица, вы приготовились разглагольствовать, но вот что прошу мне ответить! Где письмо, которое я передал вам, чтобы отправить в «Красный Лев» мистеру Энсти, и почему вы до сих пор не сказали, что оно не было доставлено?
– Вы, может быть, вспомните, сэр, – укоризненно сказал Пейнсвик, – что я упомянул, пока вы сидели за завтраком, о деле, которое считал своей обязанностью довести до вашего сведения. На что вы, сэр, ответили: не сейчас.
– Я так ответил? Я не догадывался, что вас так легко можно заставить замолчать. Где письмо?
– Я положил его под стопку писем, которая ожидала вас на этом столе, – ответил Пейнсвик, безмятежно снимая с себя дальнейшую ответственность.
– В таком случае оно в библиотеке. Спасибо, это все.
Улисс, который растянулся на полу в библиотеке, наслаждаясь безмятежным сном, проснулся, когда вошел мистер Бомарис, зевнул, поднялся, встряхнулся, несколько раз чихнул, потянулся и своими ушами торчком и виляющим хвостом показал, что он готов к любому приключению.
– Я рад, что ты принял привычный вид, – сказал мистер Бомарис, просматривая груду корреспонденции, лежащей на столе, и взяв в руки собственное письмо к Бертраму. – Знаешь, ты не должен был разубеждать меня в тот вечер! Только посмотри, что из этого вышло! И все же, кто знает? Я бы не пропустил сегодняшнего разговора с ней и за тысячу фунтов! Я полагаю, ты думаешь, я вел себя отвратительно? Это, безусловно, верно, но будь справедливым и признай, что она заслуживает этого за то, что она такая восхитительная маленькая дурочка!
Улисс завилял хвостом. Он не только отдавал мистеру Бомарису должное, но всем своим видом показывал готовность сопровождать его во всех экспедициях, которые были на уме у хозяина.
– Бесполезно будет предлагать, я думаю, чтобы ты занял место Клейтона? – сказал мистер Бомарис, забираясь в тильбюри.
Клейтон, ухмыляясь, показал, что он согласен взять собачонку на колени, но мистер Бомарис покачал головой.
– Нет, нет, я боюсь, что это ему не понравится. А вы мне не понадобитесь, – сказал он и отъехал, объявив своему настороженному спутнику: – Теперь перед нами стоит задача выследить нечленораздельного друга этого молодого болвана, Феликса Сканторпа. Интересно, нет ли ищейки среди всей твоей мешанины предков?
Он приехал к дому мистера Сканторпа, но ему сообщили, что тот, по-видимому, собирался к Будлю, мистер Бомарис сразу же поехал на Сент-Джеймс-стрит, где и заметил свою добычу. Он натянул вожжи и повелительно крикнул:
– Сканторп!
Мистер Сканторп, естественно, разглядел, кто управляет резвым гнедым, сидя на козлах тильбюри, но так как он совсем не ожидал, что его знает Несравненный, то этот оклик весьма его удивил. У мистера Сканторпа появились некоторые сомнения, и он осторожно сказал:
– Вы меня, сэр?
– Да, вас. Где молодой Тэллант? – Увидев на лице мистера Сканторпа выражение беспокойства, нетерпеливо прибавил: – Ну-ка, не будьте большим дураком, чем вы есть! Уж не полагаете ли вы, что я собираюсь напустить на него судейских?
– Ну, хорошо, он в «Петухе», – неохотно раскрыл тайну мистер Сканторп. – То есть, – поправился он, вдруг вспомнив об инкогнито своего друга, – если вы имеете в виду мистера Энсти.
– У вас есть братья? – спросил мистер Бомарис.
– Нет, – сказал мистер Сканторп, прищурившись. – Единственный ребенок.
– Вы меня утешили. Передайте поздравления вашим родителям!
Мистер Сканторп обдумал эти слова с нахмуренными бровями, но ничего не мог понять. Он уточнил:
– Только один родитель, – сказал он. – Отец умер через три месяца после моего рождения.
– Вполне понятно, – сказал мистер Бомарис. – Я изумлен, что он продержался так долго. Где этот «Петух», про который вы говорите?
– Дело в том… я не уверен, что должен говорить!
– Даю вам слово, что вы сослужите своему непутевому другу очень плохую услугу, если не скажете!
– Ну, это на углу Дюк-Лейн, Тотхиллские поля, – признался мистер Сканторп, капитулируя.
– Боже милостивый! – вымолвил мистер Бомарис и погнал лошадь.
Постоялый двор «Петух», хотя был и небольшим приземистым зданием, оказался более приличным, чем это представлял себе мистер Бомарис. Дюк-Лейн изобиловала отбросами всевозможных сортов, которые остались гнить на дороге, но «Петух» казался в меру чистым и в хорошем состоянии. Он мог даже похвастаться конюхом, который вышел из конюшни, чтобы воззриться на тильбюри. Когда до него дошло, что важная персона, державшая в руках вожжи, остановилась не только для того, чтобы спросить дорогу, но действительно хочет, чтобы он позаботился о лошади и карете, предчувствие огромной щедрости возникло в его сознании, он поспешил заверить своего благородного клиента, что готов посвятить все свое нераздельное внимание его экипажу.
Потом мистер Бомарис вошел в бар постоялого двора, где его появление заставило лодочника, двух грузчиков, метельщика и хозяина прервать разговор на полуслове и уставиться на вошедшего джентльмена в немом вопросе.
– Доброе утро! – сказал мистер Бомарис. – У вас остановился мистер Энсти, я думаю?
Хозяин, оправившись от изумления, шагнул вперед, кланяясь несколько раз.
– Да, ваша светлость! О, да, конечно, ваша светлость! Выгони эту шавку отсюда, Джо! Если ваша светлость соизволит…
– Не делайте этого, Джо! – перебил мистер Бомарис.
– Он ваш? – изумился хозяин.
– Разумеется, мой. Редкий экземпляр: вас удивила бы его родословная. Мистер Энсти здесь?
– Он наверху, в своей комнате, сэр. Все время сидит один, так сказать. Если вашу светлость не затруднит пройти в кабинет, я сбегаю наверх и приведу его, прежде чем кошка вылижет свое ухо.
– Нет, отведите меня к нему, – сказал мистер Бомарис. – Улисс, прекрати гоняться за крысами! У нас нет времени на развлечения! Ко мне!
Улисс, нашедший в углу многообещающую дыру и так пыхтевший там, что ее обитатель теперь побоится вылезти оттуда, по меньшей мере, в течение еще двадцати четырех часов, услышав приказание своего хозяина, с сожалением подчинился и последовал за ним по крутой узкой лестнице. Хозяин постучал в одну из трех дверей, голос разрешил войти, и мистер Бомарис, жестом отпуская своего проводника, шагнул в комнату, захлопнул дверь за собой и жизнерадостно произнес:
– Как вы поживаете? Я надеюсь, вы не возражаете против присутствия моей собаки?
Бертрам, сидевший за небольшим столом, в сотый раз пытаясь найти пути разрешения своих проблем, вскинул голову и вскочил на ноги, побелев, как рубашка.
– Сэр! – выговорил он, хватаясь дрожащей рукой за спинку стула.
Улиссу не понравился его тон, и он зарычал на него, но был призван к порядку.
– Сколько раз мне еще говорить тебе о том, что ты совершенно не воспитан, Улисс? – сурово сказал мистер Бомарис. – Никогда не пытайся затеять ссору с человеком под его собственной крышей! Лежать немедленно!
Он стащил перчатки и кинул их на кровать.
– Что вы за утомительный молодой человек! – дружелюбно сказал он Бертраму.
Мистер Тэллант, покраснев, точно свекла, сказал сдавленным голосом:
– Я собирался прийти к вам в четверг, как мы уговаривались!
– Я уверен, что так оно и есть. Но если бы вы оказались умнее и не покинули бы «Красного Льва» так поспешно, то у вас не было бы ни малейшей причины для теперешних бедствий. Вам не понадобилось бы доводить себя до полусумасшествия, а мне не пришлось бы приводить Улисса и такую местность, которая не внушает ему уважения, как вы видите.
Бертрам недоуменно бросил взгляд на Улисса, который сидел у двери, всем своим видом на что-то намекая, и сказал:
– Вы не понимаете, сэр. Я… находился в безвыходном положении! Или это, или тюрьма, я полагаю!
– Да, я, пожалуй, с вами согласен, – кивнул мистер Бомарис. – Следующим утром я послал вам чек на сто фунтов вместе с моим уверением, что не имею намерения требовать с вас значительной суммы, которую вы мне проиграли. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы я успел сделать это вовремя – а еще лучше было бы не впускать вас с самого начала! Но вы согласитесь, что ситуация была несколько неудобная.
– Мистер Бомарис, – сказал Бертрам с видимым усилием, – я не могу оплатить свой долг сейчас, но я клянусь вам, что выплачу вам все! Я собирался повидать вас в четверг, чтобы рассказать вам все и… и умолять об отсрочке!
– Правильно, – одобрил мистер Бомарис. – Но у меня нет привычки выигрывать большие суммы денег у школьников, и вы не можете требовать от меня, чтобы я изменил своим обычаям только для того, чтобы успокоить вашу совесть, прошу меня простить за откровенность. Не присесть ли нам, или вы не доверяете здешним стульям?
– О, прошу прощения! – спохватился Бертрам, ярко вспыхивая. – Конечно! Не знаю, о чем я думал! Пожалуйста, садитесь на этот стул, сэр. Но это не годится! Я должен и я… О, не хотите ли вы чего-нибудь выпить? Здесь есть не так уж много, включая пиво, портер, и джин, но если вы не против джина…
– Разумеется, против, и если вы таким образом проводите свое время с тех пор, как я в последний раз видел вас, то не удивлюсь, что вы находитесь не в самой лучшей форме.
– Нет, то есть, сначала… да, только это было бренди и уже… уже давно, – пробормотал Бертрам стыдливо.
– Если вы пили бренди, которое продается в этом районе, то должны быть сделаны из железа, ибо до сих пор живы, – заметил мистер Бомарис. – Какова общая сумма вашего долга? Или вы не знаете?
– Да, но… Вы что? Собираетесь платить мои долги, сэр?! – На ум юноше пришла ужасная мысль, и он пристально уставился на своего посетителя с вопросом: – Кто вам сказал, где я нахожусь?
– Ваш дружелюбный, но безмозглый приятель, конечно.
– Сканторп? – недоверчиво сказал Бертрам. – Это не был… это не был кто-то другой?
– Нет, это не был кто-то другой. Я еще не обсуждал этого вопроса с вашей сестрой, если вы это хотели узнать.
– Откуда вы знаете, что она моя сестра? – сказал Бертрам, вглядываясь в него еще пристальнее. – Вы скажете, что узнали это тоже от Сканторпа?
– Нет, я с самого начала догадался. Вы держите при себе ваши счета? Дайте их мне!
– Ничто не заставит меня сделать это! – пылко вскричал Бертрам. – Я хочу сказать, что очень вам обязан, сэр, и это чертовски любезно с вашей стороны, но вы должны понять, что я не могу принять такое великодушие! Ведь мы почти незнакомы! Я не могу взять в толк, почему вы должны сделать это для меня!
– Ах, но нам не предназначено оставаться чужими! – объяснил мистер Бомарис. – Я собираюсь жениться на вашей сестре.
– Собираетесь жениться на Белле? – сказал Бертрам.
– Определенно. Вы понимаете, что в этом свете все дело предстает совсем по-другому. Вы едва ли можете ждать от меня, что я буду выигрывать в фараон деньги у брата моей жены. Вы в самом деле должны учесть мое положение, мой дорогой мальчик.
Губы Бертрама задрожали.
– Я понимаю, в чем дело! Она пошла к вам, и вот почему… Но если вы думаете, сэр, что я опустился так низко, что позволю Белле пожертвовать собой, только чтобы спасти меня от позора…
Улисс, моментально обидевшись на перемену в голосе, бросился к своему хозяину и вызывающе залаял на Бертрама. Мистер Бомарис положил руку ему на голову.
– Да, очень грубо, Улисс, – согласился он. – Но не обращай внимания! Имей в виду, что никто не ценит меня так высоко, как ты!
Весьма сконфуженный, Бертрам произнес:
– Я хотел сказать… я прошу простить меня! Я только собирался сказать… Она мне ничего не говорила!
– Неужели? Как эти женщины любят секреты! Возможно, она думала, что первыми эту новость должны узнать родители.
– Думаю, она могла бы, – с сомнением сказал Бертрам. – Но она утверждала, что ни за кого не может выйти замуж, потому что всех заставила думать, что она богатая наследница…