Текст книги "Точка отсчета"

Автор книги: Патрисия Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

– Не забивай себе голову такими мыслями. Иногда люди слишком много думают о чем-то, доводят себя до стресса, и тогда то, чего они боялись, случается.

– Как со Спарксом.

– Не понимаю, при чем здесь Спаркс.

– Может быть, он тоже слишком много думал о чем-то и навлек на себя беду. Думал о том, сколько у него завистников и врагов, боялся, что однажды они придут и все отнимут, а закончил тем, что сам же все и сжег. Убил своих лошадей, а заодно и белую подружку. И остался ни с чем. Никакие страховки не заменят то, чего он лишился. Никоим образом. Так что как ни крути, а Спарксу конец. Либо он уже потерял все самое дорогое, либо закончит свои дни в тюрьме.

– Я бы подозревала его, если бы речь шла только о поджоге. Но ведь убита молодая женщина и сожжены заживо лошади. Так что мне картина представляется далеко не такой ясной.

– А по-моему, наш случай напоминает ситуацию с О. Джеем[16]16
  О. Джей (англ. О. J. Simpson) – чернокожий американский спортсмен и актер, в 1994 г. был обвинен в убийстве своей жены и ее приятеля.


[Закрыть]. Богатый и влиятельный черный парень. Бывшая белая подружка с перерезанным горлом. Тебя не тревожат такие очевидные параллели? Послушай, мне надо покурить. Подымлю в окно, ладно?

– Если Кеннет Спаркс убил свою бывшую любовницу, то почему не сделал это в каком-то другом месте, которое никак не ассоциировалось бы с ним? Зачем уничтожать все, чем обладаешь, и при этом навлекать на себя подозрения?

– Не знаю, док. Может быть, где-то что-то вышло из-под контроля и полетело ко всем чертям. Может, он не хотел убивать ее и поджигать особняк.

– В пожаре нет ничего такого, что говорило бы в пользу его спонтанности или непредумышленности, – возразила я. – Полагаю, тот, кто поджигал ферму, прекрасно сознавал, что делает.

– Кто знает. А может, ему просто повезло.

Пятна света на дороге чередовались с тенями, а рассевшиеся на проводах птицы почему-то напомнили ноты. Подъезжая к ресторану «Северный полюс» с вывеской, на которой красовался белый медведь, я вспомнила, что именно сюда частенько заезжала на ленч после заседаний суда округа Гухланд. Перед глазами встали лица детективов и судмедэкспертов, многие из которых уже давно ушли в отставку. Я плохо помнила детали прошлых дел, потому что убийств было слишком много, и мысль об этом, а также об ушедших коллегах на мгновение отдалась печалью. Ред-Фезер-Пойнт находился в самом конце длинной, посыпанной гравием дороги, которая выходила к внушительного вида ферме на берегу реки Джеймс. Оставляя за собой облако пыли, я свернула к белой ограде, за которой расстилались зеленые луга с разбросанными кое-где клоками сена.

Белый трехэтажный дом казался немного покосившимся и как будто перебравшимся в наше время из другого столетия. Далеко за домом паслись несколько лошадей, но больше никого видно не было. Мы вошли в большую конюшню под зеленой крышей. Из глубины ее доносился металлический стук. Прекрасные лошади выглядывали из стойл, вытягивая великолепные шеи, и я не удержалась от соблазна прикоснуться к бархатистому носу замечательного арабского скакуна и задержаться у соседнего стойла, откуда на меня смотрели большие темные глаза совсем маленького жеребеночка и его матери.

Не разделявший моих чувств Марино держался на расстоянии от лошадей и отмахивался от осаждающих его мух.

– Одно дело на них смотреть, и совсем другое – когда тебя цапнут за руку, – прокомментировал он. – Мне и одного раза хватило.

Если не считать ударов молотка, вокруг было тихо. На деревянных стенах висели смотанные шланги и грабли, сушились одеяла. Первой, кого мы встретили, была женщина в костюме для верховой езды, со шлемом на голове и английским седлом в руках.

– Доброе утро, – сказала я. – Мы ищем кузнеца. Я – доктор Скарпетта.

– Он там. – Она кивнула, но не остановилась. – И раз уж вы здесь, посмотрите Черного Шнурка. Мне он показался горячим.

Я поняла, что меня приняли за ветеринара.

Свернув за угол, мы увидели Дорра, который сидел на табурете, зажав между коленями правую переднюю ногу здоровенной белой кобылы. Кузнец был лысым, с мощными плечами и руками, в кожаном фартуке, похожем на кожаные гетры ковбоев. Пот обильно стекал по раскрасневшемуся лицу, оставляя грязные подтеки.

– Здравствуйте, – бросил он, вытаскивая гвоздь из алюминиевой подковы.

– Здравствуйте, мистер Дорр. Я доктор Скарпетта, а это капитан Пит Марино. Ваша жена подсказала, где вас найти.

Он поднял голову и посмотрел на нас.

– Меня все называют просто Хьюи, потому что такое у меня имя. Вы ветеринар?

– Нет, я судебный патологоанатом. Мы с капитаном Марино расследуем уоррентонское дело.

Глаза кузнеца потемнели. Дорр перевернул старую подкову и, достав из кармана фартука нож, начал зачищать копыто.

– Того, кто это сотворил, следовало бы расстрелять, – сказал он, доставая из другого кармана плоскогубцы.

– Мы делаем все возможное, чтобы найти этого человека, – сообщил Марино.

– Моя задача в том, чтобы установить личность погибшей при пожаре женщины, – объяснила я, – и попытаться прояснить, что именно с ней случилось.

– А для начала, – добавил Марино, – хорошо бы узнать, почему она там оказалась.

– Я о ней слышал. Странное дело, – сказал Дорр, взявшись за напильник. Лошадь втянула губы. – Уж и не знаю, с какой стати там кто-то оказался.

– Вы, если не ошибаюсь, были на ферме за несколько дней до пожара? – спросил Марино, открывая блокнот.

– Пожар случился в субботу вечером. – Кузнец почистил копыто проволочной щеткой. – Я пробыл там почти весь четверг. Все как обычно. Подковал восемь лошадей. У одной, белой, загноилось копыто, так я смазал формальдегидом... Ну да вы знаете. – Он посмотрел на меня, отпустил правую ногу и поднял левую. Лошадь взмахнула хвостом. Дорр постучал ее по носу. – Это ей, чтобы подумала хорошенько. Плохой день. Они ж как дети малые, так и норовят устроить тебе проверку. Ты-то думаешь, что они тебя любят, а им только и надо, чтобы ты их покормил.

Лошадь закатила глаза и оскалила белые зубы. Кузнец вытаскивал гвозди, работая с неимоверной быстротой и при этом не прекращая говорить.

– Возможно, вы видели у Спаркса молодую женщину? – спросила я. – Высокая, с длинными светлыми волосами, очень красивая.

– Нет. Когда я там бываю, мы обычно проводим время с лошадьми. Кеннет всегда помогает как может. Он от них без ума. – Дорр снова открыл нож. – А что касается женщин, то сам я никого не видел, хотя слышал всякое. Не знаю. Мне он всегда казался немного одиноким. Удивительно, верно? Учитывая, кто он такой.

– Вы долго у него работали? – спросил Марино, выдвигаясь немного вперед и показывая тем самым, что берет на себя первую роль.

– Почти шесть лет. Приезжал пару раз в месяц.

– Когда вы видели его в тот четверг, он не говорил, что собирается куда-то уезжать?

– Да, конечно. Поэтому я и приезжал. Кеннет собирался на следующий день в Лондон, а на ферме никого не оставалось, вот он меня и позвал.

– Мы предполагаем, что жертва приехала в старом голубом «мерседесе». Вы не видели на его ранчо такую машину?

Дорр пересел на скамеечку пониже и взялся за левую заднюю ногу.

– Нет, такую не помню. Стой смирно! Не видел. – Он уже снимал очередную подкову. – У нее тоже плохие ноги.

– Как ее зовут? – поинтересовалась я.

– Молли Браун.

– Вы ведь не местный?

– Родился и вырос в южной Флориде.

– Я тоже. В Майами.

– Ну, теперь это все равно что Южная Америка.

Глава 12

Неизвестно откуда взявшаяся гончая неслышно протрусила по усеянному сеном полу и остановилась, привлеченная, вероятно, запахом костной стружки. Молли Браун грациозно подняла заднюю ногу и поставила ее на стойку, как будто готовилась к сеансу педикюра в косметическом салоне.

– Хьюи, – сказала я, – в этом пожаре много, очень много непонятного. Есть, например, тело, хотя в доме Спаркса вроде бы никого не должно было быть. На мне лежит определенная ответственность, и я намерена сделать абсолютно все, чтобы выяснить, почему женщина там оказалась и как получилось, что она не покинула дом, когда начался пожар. Вы, похоже, последний, кто побывал на ферме до трагедии, поэтому я прошу вас поднапрячься и вспомнить все, включая самые мелкие детали. Может быть, что-то показалось вам необычным.

– Именно так, – добавил Марино. – Например, не разговаривал ли Спаркс в тот день с кем-то по телефону. Или, может, у вас сложилось впечатление, что он ожидал кого-то. Кстати, не упоминал ли он в вашем присутствии имени Клер Роули?

Дорр поднялся и потрепал кобылу по крупу. Я же из осторожности отступила, стараясь держаться подальше от задних ног животного. Гончая вдруг зарычала, как будто только теперь признала во мне чужака.

– Иди сюда, малышка.

Я наклонилась и протянула руку.

– Вот что я вам скажу, доктор Скарпетта. Вы доверяете Молли Браун, и она доверяет вам. – Дорр повернулся к Марино: – А что касается вас, то вы боитесь животных, и они это чувствуют. Чтоб вы знали.

Кузнец направился к выходу, и мы последовали за ним. Обходя лошадь, рост которой достигал по меньшей мере четырнадцати ладоней[17]17
  Ладонь – мера длины, равная четырем дюймам и применяемая только в отношении лошадей.


[Закрыть], Марино почти прижался к стене. Свернув за угол, мы оказались у грузовичка, на котором, очевидно, и приехал Дорр. Это был красный пикап, в кузове которого стоял работающий на пропане кузнечный горн. Кузнец повернул ручку, и из сопла вырвалось голубое пламя.

– Ножки у нее небольшие, так что приходится пользоваться заклепками. Это вроде протезирования у людей, – объяснил Дорр, зажимая алюминиевую подкову клещами и поднося ее к пламени. – Обычно я считаю до пятидесяти. Столько времени надо, чтобы горн разогрелся до нужной температуры. – В воздухе запахло нагревающимся металлом. – А вообще хватает и тридцати. Алюминий цвет не меняет, так что я просто нагреваю его до состояния ковкости.

Дорр перенес подкову к наковальне и проделал в ней дыры. Потом вставил заклепки и забил их молотком. Включил шлифовальный станок, взвывший не хуже страйкеровской пилы. Обточил края. Я не сомневалась, что он делает все это нарочно, чтобы потянуть время, а может быть, придумать, как вообще не отвечать на наши вопросы. У меня не было ни малейших сомнений в его исключительной преданности Кеннету Спарксу.

– По крайней мере, – сказала я, – семья погибшей имеет право знать. Мне нужно уведомить родных о ее смерти, а сделать это я не могу до тех пор, пока не выясню наверняка, кто она такая. И они, конечно, спросят, что с ней случилось. Так что я просто должна все знать.

Он промолчал, и мы вернулись к Молли Браун. За время нашего отсутствия лошадь успела навалить целую кучу и к тому же наступить на нее ногой, так что Дорру ничего не оставалось, как взять в руки изрядно послужившую щетку и заняться не самым приятным делом. Собака продолжала бродить поблизости.

– Для лошади самое верное спасение – убежать, – сказал наконец Дорр, помещая очищенное копыто между коленей. – Вы думаете, что она вас любит, а она все равно старается держаться подальше. – Он забил гвозди и подогнул прошедшие насквозь острые концы. – Люди, если загнать их в угол, поступают примерно так же.

– Надеюсь, вы не думаете, что я пытаюсь загнать в угол вас, – заметила я, опускаясь на корточки и почесывая гончую между ушей.

Не спеша с ответом, кузнец взялся за напильник.

– Тпру! – пробормотал он. В воздухе стоял сильный запах металла и навоза, и у меня уже начала кружиться голова. – Дело-то ведь вот в чем, – продолжат кузнец, постукивая легким молоточком. – Вы двое приходите сюда, думая, что я могу доверять вам. Вы думаете, что это так же легко, как подкову положить.

– Если вы так считаете, то я вас не виню, – сказала я.

– А уж я подковывать эту лошадку ни за что бы не взялся, – вставил Марино. – Да у меня и желания такого нет.

– А она и укусить может, и лягнуть, и хвостом по физиономии съездить. Так что пусть каждый своим делом занимается, иначе хлопот не оберешься.

Дорр выпрямился, потер поясницу и отправился к горну. Мы снова потянулись за ним.

– Послушайте, Хьюи, – сказал Марино. – Я прошу у вас помощи, потому что думаю, что вы и сами хотите помочь. Вам же были дороги те животные. И вам не наплевать, что в доме погиб человек.

Кузнец открыл ящик с инструментами, достал новую подкову и зажал ее клещами.

– Я только одно могу: сказать, что лично я думаю по этому поводу.

Он поднес подкову к огню.

– Внимательно слушаю, – проворчал Марино.

– Так вот. На мой взгляд, там работал профессионал, а женщина в этом как-то участвовала, но по какой-то причине не смогла смыться.

– По-вашему, она и подожгла ферму?

– Может быть, она и была с поджигателями, но ее почему-то подставили.

– Почему вы так считаете? – спросила я. Кузнец зажат нагревшуюся подкову тисками.

– Знаете, то, как жил Спаркс, здесь многим не нравилось, особенно всяким нацистам.

– Мне все-таки неясно, почему вы полагаете, что женщина имела к поджогу какое-то отношение, – сказал Марино.

Дорр потянулся и потер спину. Потом повертел головой, и в шее у него захрустело.

– Может, тот, кто это сделал, не знал, что Спаркс собирается уехать из города. А девчонка им требовалась, чтобы заставить его открыть дверь. Может, у него с ней что-то было. Раньше.

Мы с Марино слушали его, не перебивая.

– Спаркс не из тех, кто не впустит в дом того, кого знает. Вообще, на мой взгляд, он всегда был слишком добрым, а это в наших краях к добру не приводит.

Молоток стучал все сильнее, выдавая настроение кузнеца, и подкова, словно почувствовав это, предупредительно зашипела, когда он окунул ее в ведро с водой.

Дорр молча вернулся на место и, опустившись на скамеечку, принялся прилаживать вторую подкову. Лошадь вела себя немного нервно, но мне показалось, что ей просто наскучила эта утомительная процедура.

– Есть и еще один факт, который укладывается в мою теорию, – заговорил кузнец, не прекращая работать. – В тот четверг, когда я был на ферме, там кружил какой-то вертолет. Мы думали, он что-то распыляет, но нет. Кто его знает, что он там делал. Может, неполадки какие возникли и он искал место, где бы сесть. В общем, покружил минут пятнадцать, а потом улетел на север.

– Какого он был цвета? – спросила я, вспоминая, что тоже видела вертолет, когда была на пепелище.

– Белый. Похож на белую стрекозу.

– С поршневым двигателем? – спросил Марино.

– Я в этих птичках особо не разбираюсь, знаю только, что небольшой. По-моему, двухместный. И кстати, без номера. Интересно, да? Словно кто-то проводил что-то вроде воздушной разведки.

Гончая уже положила голову мне на ногу и прикрыла глаза.

– А раньше вы этот вертолет никогда там не видели? – спросил Марино, и я поняла, что он тоже вспомнил белый вертолет, но не хочет открыто проявить свой интерес.

– Нет, сэр. В Уоррентоне такого рода любителей нет. Они только лошадей пугают.

– Но здесь же есть авиапарк, есть воздушный цирк, несколько частных взлетных полос, – добавил Марино.

Дорр снова поднялся.

– Я вам рассказал то, что знаю и как это понимаю. Лучшего у меня нет. – Он вытащил из заднего кармана платок и вытер вспотевшее лицо. – Все. Черт, я уже весь взмок.

– Еще одно, последнее, – сказал Марино. – Спаркс – человек важный и занятой. Ему же наверняка приходится пользоваться вертолетами. Ну, например, попасть побыстрее в аэропорт. Ферма-то от дорог далеко, можно сказать, в глуши.

– Конечно, вертолеты к нему прилетали. Садились прямо на ферме.

Дорр поднял голову и с сомнением посмотрел на Марино, как будто подозревая его в чем-то.

– И белого среди них вы не видели?

– Я уже сказал: раньше он мне на глаза не попадался. – Он уставился на нас обоих и отвел взгляд только тогда, когда Молли Браун натянула поводья. – И вот что вам еще скажу. Напоследок. Если думаете наехать на мистера Спаркса, то сюда больше не показывайтесь.

– Наезжать мы ни на кого не собираемся, – с вызовом ответил Марино. – Мы заняты выяснением правды, а она, как известно, говорит сама за себя.

– Неплохо бы было услышать этот голосок, – проворчал Дорр. – Для разнообразия.

По дороге домой я большей частью молчала, глубоко обеспокоенная тем, что узнала, и пытаясь разобраться в услышанном. Марино ограничился несколькими замечаниями, после чего тоже впал в молчание. Настроение его по мере приближения к Ричмонду становилось все мрачнее и мрачнее. Мы свернули к его дому, когда у него сработал пейджер.

– Вертолет ни с чем не согласуется, – бросил он, когда я припарковалась за его грузовичком. – И может быть, не имеет ко всему этому никакого отношения.

Я кивнула – всякое возможно.

– А это еще что за чертовщина? – Он поднял пейджер и посмотрел на дисплей. – Вот дерьмо. Похоже, что-то стряслось. Тебе, пожалуй, стоит зайти.

Мне не часто доводилось бывать у Марино дома. В последний раз это, кажется, случилось, когда я заглянула к нему проездом с домашним хлебом и моим фирменным рагу. Иллюминация, разумеется, была включена, да и внутри повсюду висели гирлянды лампочек, а елка едва выдерживала тяжесть навешенных на нее игрушек. До сих пор помню бегающий по полу паровозик и припорошенный снегом рождественский городок. Марино приготовил эггног[18]18
  Эггног – яично-винный напиток, подается холодным или горячим.


[Закрыть], пустив в дело целую бутылку самодельного кукурузного виски, и, честно говоря, домой я потом добралась не без проблем.

Сейчас гостиная выглядела уныло пустой с одиноко стоящим посреди комнаты креслом-качалкой. На каминной полке теснились вазы и кубки, которые Марино регулярно получал за победы в соревнованиях по боулингу, но единственной приличной вещью так и остался телевизор с большим экраном. Пройдя за хозяином в кухню, я увидела грязную плиту, переполненное мусорное ведро и раковину с небрежно сваленными в нее тарелками. Пока Марино набирал номер, я взяла губку и принялась за уборку.

– Ты вовсе не обязана это делать, – прошептал он.

– Кто-то же должен.

– Да, Марино, – громко сказал он в трубку. – Что случилось?

Некоторое время он внимательно слушал, и я видела, как темнеет его напряженное лицо и сдвигаются к переносице брови. Почистив плиту, я перешла к тарелкам. Их было много.

– Проверили как следует? – спросил Марино. – Да? Вот даже как? И на этот раз все было так же? Да, да. Никто не помнит. В этом хреновом мире полно людей, которые ни хрена ничего не помнят. И конечно, они ничего не видели, так?

Я аккуратно ополоснула стаканы и поставила их на полотенце, чтобы просохли.

– Согласен, вопрос с багажом требует дополнительной проверки, – продолжал Марино.

В бутылке с моющим средством уже ничего не осталось, и мне пришлось воспользоваться высохшим кусочком мыла, обнаружившимся под раковиной.

– Раз уж вы там, – говорил Марино, – то постарайтесь выяснить, что за белый вертолет летал в районе фермы Спаркса. – Он помолчал, потом добавил: – Может быть, раньше и определенно позднее, потому что я видел его своими глазами, когда был на месте.

Марино снова замолчал, а когда я уже перешла к вилкам и ложкам, вдруг сказал:

– Ладно. И пока я не положил трубку, не хочешь ли поздороваться со своей тетей?

Я посмотрела на него.

– Здесь.

Он протянул мне трубку.

– Тетя Кей?

Люси, похоже, была удивлена не меньше, чем я.

– Что ты делаешь в доме Марино? – спросила она.

– Убираюсь.

– Что?

– У тебя все в порядке? – спросила я.

– Марино введет тебя в курс дела. Насчет вертолета я проверю. Должен же он был где-то заправляться. Попробую узнать кое-что в Лизберге, но шансов мало. Ладно, мне надо идти.

Я повесила трубку и вдруг почувствовала, что меня переполняет злость.

– Похоже, док, у Спаркса большие проблемы.

– Что случилось?

– Как выясняется, за день до пожара, в пятницу, он появился в Даллесе и зарегистрировался на рейс в девять тридцать вечера. Сдал багаж, но в Лондоне его так и не получил. Спаркс мог сдать багаж, отдать билет у выхода на посадку, а потом развернуться и уйти из аэровокзала.

– На международных рейсах пассажиров считают по головам, – возразила я. – Его отсутствие на борту не осталось бы незамеченным.

– Может быть. Но такой парень, как Спаркс, не стал бы тем, кем стал, если бы не был хитер.

– Марино...

– Подожди. Дай мне закончить. Спаркс утверждает, что ребята из службы безопасности уже ожидали его в Хитроу в момент прибытия рейса в Англию в девять сорок пять на следующее утро, то есть в субботу. Речь идет об английском времени, у нас это четыре сорок пять утра. Ему сообщают о пожаре, он садится в самолет и возвращается в Вашингтон, так и не потрудившись захватить багаж.

– Думаю, ты на его месте тоже мог бы расстроиться и забыть о вещах.

Марино пристально посмотрел на меня. Я положила обмылок на раковину и вытерла руки.

– Док, тебе надо прекратить защищать его.

– Я и не защищаю. Просто стараюсь быть более объективной, чем некоторые. И конечно, сотрудники службы безопасности в Хитроу должны помнить, что видели Спаркса, не так ли?

– Пока что мы этого не знаем. И вообще трудно представить, как они там успели прознать о пожаре. Понятно, что у Спаркса на все найдется объяснение. Он может, например, сказать, что всегда уведомляет службу безопасности аэропорта о своем прибытии и его каждый раз встречают прямо у трапа. Очевидно, что известие о пожаре уже попало в утренний выпуск новостей и бизнесмен, с которым он должен был встретиться, позвонил в аэропорт и попросил поставить Спаркса в известность о случившемся.

– С этим бизнесменом кто-нибудь уже разговаривал?

– Еще нет. Не забывай, это версия Спаркса. Не хотелось бы говорить, док, но разве не найдется людей, которые готовы соврать ради такого человека? Если Спаркс стоит за пожаром, то, конечно, он все продумал до мелочей. Гарантирую. И позволь напомнить, что к тому времени, когда он прибыл в аэропорт Даллес, чтобы сесть в самолет до Лондона, ферма уже горела, а женщина была мертва. Кто может сказать, что он не убил ее, а потом не установил какой-то таймер, чтобы пожар начался после его отъезда?

– Никто и не скажет, – согласилась я. – Но и доказательств у нас нет. И не будет, если только эксперты не найдут материальное подтверждение того, что пожар был вызван с помощью некоего дистанционного устройства, спровоцировавшего возгорание в доме.

– В наше время в качестве таймера можно использовать все, что угодно. Электрический будильник, видеомагнитофон, компьютер, цифровые часы.

– Верно. Но должно быть и кое-что еще. Нечто, что вызвало бы взрыв, замыкание, искру. Это мог бы быть капсюль-детонатор, например. – Я помолчала, потом сухо добавила: – Ладно, если тебе не надо что-нибудь еще почистить, то я ухожу.

– Не заводись, – примирительно сказал Марино, – ты же знаешь, я здесь ни при чем.

Я остановилась у двери и посмотрела на него. Тонкие седые пряди прилипли к влажному лбу. В спальне у Марино наверняка валялась грязная одежда, и вообще этот дом уже миллион лет не видел настоящей уборки. Я вспомнила Дорис, его жену, представила ее многолетнее терпеливо-покорное служение в этом доме, продолжавшееся вплоть до того дня, когда она вдруг влюбилась в другого мужчину и уехала с ним. Иногда мне казалось, что в Марино влили кровь не той группы. Какими бы благими ни были его намерения, какими бы замечательными ни были успехи на работе, он постоянно вступал в жуткие конфликты с окружающей средой. И та постепенно и неумолимо убивала его.

– Сделай мне хотя бы одно одолжение, – попросила я, уже взявшись за дверную ручку.

Он вытер лицо рукавом рубашки и достал сигарету.

– Не подталкивай Люси к преждевременным выводам. Ты не хуже меня знаешь, что главная проблема здесь в местной политике и местной полиции. Не думаю, что мы приблизились к пониманию случившегося, а потому давай не будем навешивать ярлыки.

– Ты меня удивляешь. После всего, что этот сукин сын сделал против тебя. Он что, по-твоему, святой?

– Я не говорю, что он святой. Если откровенно, я вообще не знаю ни одного святого.

– Спаркс тот еще дамский угодник, – продолжал Марино. – Не знай я тебя, подумал бы, что ты к нему неравнодушна.

– Не хочу даже отвечать на такую глупость.

Я вышла на крыльцо, с трудом подавляя желание хлопнуть дверью.

Марино последовал за мной.

– Ну да. Виноватые всегда так говорят.

– И не думай, что я ничего не знаю. Когда у вас с Уэсли не ладится...

Я повернулась и ткнула пальцем ему в грудь:

– Все, хватит. Ни слова больше. Не суй нос в мои дела и не смей сомневаться в моем профессионализме. Заруби это себе на носу, черт бы тебя побрал!

Я сбежала по ступенькам, села в машину и нарочито медленно и осторожно дала задний ход. Выезжая со двора, я даже не оглянулась.