Текст книги "В объятиях смерти"

Автор книги: Патрисия Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Это будет великолепно, – сказала я.

Усмехнувшись и внезапно воспрянув, он встал со стула, и его руки задвигались с проворностью жонглера, подхватывая бутылки, когда он, не прибегая к помощи мерного стаканчика, отмерял длинные струи жидкого гаитянского золота, за которыми следовали сверкающие брызги тоника. В качестве финала он искусно отрезал идеальный ломтик от ки-уэстского лайма, выглядевшего так, как будто его только что сорвали с дерева, выжал его в мой напиток и пробежал выжатой корочкой по краю стакана. Вытерев руки о полотенце, заткнутое за пояс его потертых ливайсов, он прошелся по стойке бумажной салфеткой и артистично вручил мне свое произведение. Без сомнения, это был лучший ром с тоником, который я когда-либо подносила к своим губам, и я сказала ему об этом.

– За счет заведения, – сказал он, помахав в воздухе десятидолларовой купюрой, которую я протянула ему. – Я рад каждому доктору, который курит и считает, что ром – это хорошо. – Сунув руку под стойку, он извлек свою пачку сигарет. – Я вам говорю, – продолжал он, чиркнув спичкой, – я так чертовски устал слышать все это ханжеское дерьмо о курении и обо всех остальных вещах. Вы понимаете, что я имею в виду? Начинаешь чувствовать себя, как какой-то проклятый преступник. Что до меня, то я говорю: живи сам и давай жить другим. Это мой девиз.

– Да. Я точно знаю, что вы имеете в виду, – сказала я, когда мы глубоко и с наслаждением затянулись.

– Они всегда найдут, за что тебя осудить. Ну, знаете, за то, что вы едите, что пьете или с кем встречаетесь.

– Вы совершенно правы, люди бывают несправедливы и злы.

– Черт с ними!

Он снова уселся в тени своего убежища с рядами бутылок, тогда как мою макушку вовсю припекало солнце.

– О'кей, – сказал он. – Значит, вы врач Стро. Что вы хотите узнать, если не возражаете против моего вопроса?

– Ее смерти предшествовали некоторые обстоятельства, совершенно сбивающие с толку, – сказала я. – Я надеюсь, что ее друзья могли бы кое-что прояснить...

– Подождите минутку, – прервал он, выпрямляясь на стуле. – Говоря врач,какую специализацию вы имеете в виду?

– Я осматривала ее...

– Когда?

– После ее смерти.

– О, черт! Вы говорите, что вы гробовщик? -недоверчиво спросил он.

– Я судебный патологоанатом.

– Следователь?

– Более или менее.

– Надо же, будь я проклят. – Он оглядел меня с ног до головы. – Никогда бы не догадался.

Я не знала – комплимент это или наоборот.

– Они всегда посылают этих... судебных патологоанатомов вроде вас вынюхивать информацию, как вы это сейчас делаете?

– Никто меня не посылал. Я приехала по собственной инициативе.

– Зачем? – спросил он. Его глаза снова потемнели от подозрений. – Вы проделали чертовски долгий путь.

– Я хочу выяснить, что с ней произошло. Мне это очень нужно.

– Вы говорите, что полицейские не посылали вас?

– У полиции нет полномочий посылать меня куда бы то ни было.

– Здорово, – засмеялся он, – мне это нравится.

Я протянула руку за своим стаканом.

– Шайка задир. Им кажется, что они начинающие Рембо. – Он затушил свою сигарету. – Пришли сюда в своих резиновых перчатках. Бог ты мой! Представьте себе, как это выглядит хотя бы с точки зрения наших клиентов. Пришли навестить Брента – он был у нас официантом. Господи, он умирает – а они что делают? Задавая свои дерьмовые вопросы, мерзавцы одели хирургические маски и встали в десяти футах от его кровати, как будто он – тифозная Мери. Клянусь Богом, даже если бы я знал что-нибудь насчет Берил, я бы не уделил им ни секунды своего времени.

Имя угодило в меня, как мелкий камушек, и когда наши глаза встретились, я знала, что он понял значение того, что сказал.

– Берил? – спросила я.

Он молча откинулся на своем стуле.

Я нажала на него:

– Вы знали, что ее звали Берил?

– Как я уже сказал, полицейские здесь задавали вопросы, говорили о ней. – Он неловко зажег другую сигарету, избегая встречаться со мной взглядом. Мой друг бармен оказался очень плохим лжецом.

– Они говорили с вами?

– Нет. Я улизнул, когда увидел, что здесь происходит.

– Почему?

– Я говорил вам. Не люблю полицейских. У меня есть «барракуда», побитый кусок дерьма, на котором я езжу еще с тех пор, как был ребенком. По какой-то причине они всегда норовят меня поддеть. Все время всучивают мне квитанции то за одно, то за другое, выпендриваются со своим большими пушками и темными очками, как будто сами себе кинозвезды в своих же собственных телевизионных сериалах или что-то в этом роде.

– Вы знали ее имя, еще когда она была здесь, – сказала я спокойно, – вы знали, что ее зовут Берил Медисон задолго до того, как пришла полиция.

– Ну и что, если так? Большое дело?

– Она очень старалась скрыть свое имя, – ответила я с чувством. – Очень не хотела, чтобы люди здесь знали, кто она такая. Она не говорила людям настоящее имя. Платила за все наличными, чтобы не использовать кредитные карточки, чеки – все что могло идентифицировать ее. Она была напугана, спасалась бегством. И не хотела умирать.

Бармен смотрел на меня широко раскрытыми глазами.

– Пожалуйста, расскажите мне все, что вы знаете. Пожалуйста. Я чувствую, что вы были ее другом.

Он молча встал, вышел из-за стойки бара и, повернувшись спиной ко мне начал собирать пустые бутылки и другой мусор, который молодежь разбросала по настилу.

Я в молчании медленно пила свой напиток, глядя мимо него на воду. Вдали бронзовый юноша разворачивал темно-синий парус, готовясь выйти в море. Листья пальмы шептали на ветру, и черный пес-лабрадор пританцовывал вдоль берега, кидаясь в прибой и обратно.

– Зулус, – пробормотала я, оцепенело глядя на собаку.

Бармен оставил свое занятие и посмотрел на меня.

– Что вы сказали?

– Зулус, – повторила я. – Берил упоминала Зулуса и ваших кошек в одном из своих писем. Она писала, что беспризорные подопечные «Луи» питаются лучше, чем иной человек.

– В каких письмах?

– Она написала несколько писем, когда была здесь. Мы нашли их в ее спальне после того, как она была убита. Она писала, что люди здесь чувствуют себя единой семьей. Считала это место самым красивым в мире. Я бы хотела, чтобы она никогда не возвращалась в Ричмонд, чтобы она сталась здесь.

Я слышала свой голос как бы со стороны, как будто он принадлежал кому-то другому. Перед глазами у меня все поплыло. Ставший привычным недосып, накопившийся стресс и ром сделали свое дело. Казалось, солнце высушило остатки крови, которые все еще пытались пробиться к моему мозгу.

Вернувшись наконец под соломенный навес, бармен заговорил тихо и проникновенно:

– Я не знаю, что вам рассказать. Но, да, я был другом Берил.

Повернувшись к нему, я ответила:

– Спасибо. Мне бы хотелось думать, что я была бы ее другом. Что я и есть ее друг.

Он неловко опустил взгляд, но я успела заметить, что выражение его лица смягчилось.

– Никогда нельзя быть по-настоящему уверенным, кто в порядке, а кто нет, – прокомментировал он. – Теперь это по-настоящему трудно понять, что верно – то верно.

Значение его слов медленно просачивалось через мою усталость:

– А что, были люди, которые спрашивали о Берил и с которыми было не все в порядке? Кроме полиции? Кроме меня?

Он налил себе кока-колы.

– Были? Кто? – повторила я, внезапно встревожившись.

– Я не знаю его имени. – Он сделал большой глоток из своего стакана. – Какой-то красавчик. Молодой, может быть, двадцать с чем-то. Темноволосый. В модной одежде, в крутых солнечных очках. Прямо как с обложки журнала. По-моему, это было пару недель назад. Он сказал, что частный детектив, какое-то дерьмо в этом роде.

Сын сенатора Патина.

– Он хотел знать, где жила Берил, когда была здесь, – продолжал он.

– И вы рассказали ему?

– Черта лысого! Я даже не разговаривал с ним.

– А кто-нибудь другой сказал ему? – настаивала я.

– Маловероятно.

– Почему это маловероятно, и вообще, вы скажете мне, как вас зовут?

– Маловероятно, потому что никто, за исключением меня и моего приятеля, этого не знал, – ответил он. – А как меня зовут, я скажу, если вы скажете, как зовут вас.

– Кей Скарпетта.

– Приятно познакомиться с вами. Меня зовут Питер. Питер Джонс. Мои друзья зовут меня Пи Джей.

* * *

Пи Джей жил в двух кварталах от «Луи» в крошечном домике, полностью утопающем в тропических джунглях. Листва была настолько густой, что я вряд ли бы заметила под ней каркасный дом с облупившейся краской, если бы не запаркованная перед ним «барракуда». Одного взгляда на автомобиль было достаточно, чтобы понять, почему у его владельца постоянные стычки с полицией. Это было нечто в стиле настенного искусства подземки – на огромных колесах, с выхлопными трубами, фарами и высоко задранной задней частью, с самодельной росписью, представлявшей собой галлюцинаторный бред в психоделической цветовой палитре шестидесятых.

– Это моя малышка, – сказал Пи Джей, нежно похлопывая своего монстра по капоту.

– Да, это нечто, – согласилась я.

– Она у меня с шестнадцати лет.

– И будет с тобой всегда, – сказала я искренне, ныряя под ветви и следуя за ним в прохладную густую тень.

– Здесь не так уж много места, – извинился он, распахивая дверь. – Всего одна дополнительная спальня и туалет – наверху, где жила Берил. Думаю, на днях я снова ее сдам. Я не слишком придирчив к своим жильцам.

В гостиной был какой-то винегрет из мебели со свалки: диван и чересчур пухлое кресло в кошмарных оттенках розового и зеленого, несколько диссонирующих светильников, сделанных из ракушек и кораллов, и кофейный столик, сработанный из чего-то, что в прошлой жизни было, скорее всего, дубовой дверью. Вокруг валялись разрисованные кокосовые орехи, морские звезды, газеты, башмаки, банки из-под пива. В сыром воздухе носился кисловатый запах гнили.

– Как Берил узнала, что вы сдаете комнату? – спросила, я присаживаясь на диван.

– У «Луи», – ответил он, зажигая несколько светильников. – Несколько первых ночей она провела в «Ошен Ки» – совершенно замечательном отеле на Дювале. Думаю, она довольно скоро сообразила, что ее здорово ударит по карману, если она собирается задержаться здесь на какое-то время. – Он уселся в пухлое кресло. – Наверное, это было, когда она пришла к «Луи» обедать в третий раз. Она просто брала салат и сидела, уставившись на воду. Она тогда ни над чем не работала. Просто сидела. Это было довольно странно – то, что она болталась без дела. Я имею в виду, что она даже не говорила ни с кем. В конце концов, как я уже сказал, это было в третий раз, когда она пришла к «Луи», она спустилась к бару и облокотилась о перила, глядя на море. Наверное, мне стало ее жалко.

– Почему? – спросила я.

Пи Джей пожал плечами.

– Она показалась мне такой потерянной. Подавленной или что-то в этом роде. Так мне показалось. Поэтому я заговорил с ней. Она не была, что называется, легким человеком.

– С ней непросто было сойтись, – согласилась я.

– С ней чертовски трудно было поддерживать дружеский разговор. Я задал ей пару немудреных вопросов типа: «Вы здесь первый раз?» или «Откуда вы?» – в таком роде, и она иногда даже не отвечала мне. Как будто меня здесь нет. Но это было забавна. Что-то нашептывало мне не отставать от нее. Я спросил, что она хочет выпить. Мы начали болтать о том о сем. Это в какой-то степени сняло ее напряженность и заинтересовало. Дальше я дал ей попробовать несколько фирменных напитков заведения. Первый – «Корона», смешанная с лаймом, от которого она съехала с катушек. Затем – «Бабенкот», как я вам смешивал. Это было действительно нечто особенное.

– Не сомневаюсь, это несколько расслабило ее, – заметила я.

Он улыбнулся.

– Да, вы верно ухватили. Я ведь смешиваю довольно крепко. Мы начали болтать о разных вещах, ну а затем она спросила, где можно поблизости остановиться. Вот тогда-то я и сказал ей, что у меня есть комната и пригласил прийти посмотреть. Я сказал, что она может прийти попозже, если хочет. Это было воскресенье, а по воскресеньям я всегда освобождаюсь рано.

– И она пришла в тот же вечер? – спросила я.

– Это меня действительно удивило. Я, в общем-то, не рассчитывал, что она появится. Но она появилась, безо всяких проблем нашла меня. К тому времени Уолт был дома. Обычно он продает свое дерьмо до темноты. Он как раз вошел, и мы все трое начали болтать и быстро поладили. Дальше мы отправились бродить по старому городу и закончили в закусочной. Хотя она была писательницей и все такое, она здорово нагрузилась, все говорила и говорила о Хемингуэе. Она была действительной милой дамочкой, скажу я вам.

– Уолт продавал украшения из серебра, – сказала я, – на Меллори-Сквер.

– Как вы это узнали? – удивился Пи Джей.

– Из писем Берил, – напомнила я ему.

Какое-то время он печально смотрел в сторону.

– Она упоминала также и закусочную. У меня сложилось впечатление, что она очень любила вас с Уолтом.

– Да, мы любили втроем попить пивка. – Он поднял с пола журнал и кинул его на кофейный столик.

– Наверное, вы двое – единственные друзья, которые у нее были.

– Берил – это что-то. – Пи Джей посмотрел на меня. – Она – это что-то. Я никогда прежде не встречал никого, похожего на нее, и, возможно, уже не встречу. Когда вы преодолеете эту ее стену, она довольно приятная дамочка. Чертовски славная. – Он откинул голову на спинку кресла и уставился в облупленный потолок. – Я любил слушать, как она говорит. Она могла говорить обо всем так... – он щелкнул пальцами, – как я никогда не смог бы, даже если бы десять лет думал об этом. Моя сестра – то же самое. Она преподает в школе, в Денвере. Английский. У меня не больно то хорошо подвешен язык. Зато руками много чего умею делать. Чем только не занимался до того, как стал барменом. Строил, клал кирпичи, плотничал. Немного занимался росписью в гончарной мастерской до тех пор, пока чуть не умер от голода. Я приехал сюда из-за Уолта. Встретился с ним в Миссисипи. На автобусной остановке, можете себе представить? Мы начали болтать, и всю дорогу в Луизиану ехали вместе. Два месяца спустя мы оба оказались здесь. Это так странно. – Он посмотрел на меня. – Хочу сказать, что это было почти десять лет назад. И все, что у меня осталось, – это груда хлама.

– Ваша жизнь еще далеко не окончена, Пи Джей, – сказала я.

– Да. – Он запрокинул лицо к потолку и закрыл глаза.

– Где сейчас Уолт?

– В «Аудердейл» – последнее, что я слышал.

– Мне очень жаль, – сказала я.

– Так уж получилось. Что я могу сказать?

Какое-то время мы молчали, и я решила, что пришло время попробовать.

– Берил, когда была здесь, писала книгу.

– Вы угадали. Когда Берил не напивалась с нами, она работала над своей чертовой книгой.

– Эта книга исчезла, – сказала я.

Он не ответил.

– Так называемый частный детектив, которого вы упоминали, и разные другие люди проявляют к ней острый интерес. Вы уже знаете об этом – я уверена.

Он продолжал молчать, не открывая глаз.

– У вас нет никаких причин доверять мне, Пи Джей, но я надеюсь, вы выслушаете меня, – продолжала я тихим голосом. – Мне нужно найти эту рукопись – рукопись, над которой Берил работала, когда была здесь. Я думаю, что она не забрала ее с собой в Ричмонд, когда уезжала с Ки Уэста. Вы можете мне помочь?

Открыв глаза, он в упор уставился на меня.

– Со всем уважением, доктор Скарпетта, чего ради? Чего ради я должен нарушать обещание?

– Вы обещали Берил, что никогда не скажете, где рукопись? – спросила я.

– Не важно, я спросил первым, – ответил он.

Глубоко вздохнув, я подалась вперед, опустив взгляд на грязно-золотистый пушистый ковер под ногами, и сказала:

– Я не могу привести ни одной достаточно веской причины для того, чтобы вы нарушили обещание, данное другу, Пи Джей, – сказала я.

– Бред собачий. Вы бы не спрашивали меня, если бы у вас не было достаточно веской причины.

– Берил рассказывала вам о нем? – спросила я.

– Вы имеете в виду мерзавца, который изводил ее?

– Именно.

– Да, я знал о нем. – Он неожиданно поднялся. – Не знаю, как вы, а я созрел для пива.

– Пожалуй, – сказала я, полагая, что должна принять его гостеприимство несмотря на свое состояние – я все еще не оправилась от рома.

Вернувшись с кухни, он протянул мне запотевшую бутылку ледяной «Короны», в длинном горлышке которой плавал ломтик лайма. На вкус это было бесподобно. Пи Джей сел и снова заговорил:

– Стро, я имею в виду Берил – мне кажется, что я могу называть ее также и Берил, – была жутко напугана. Если быть честным, услышав о том, что произошло, я не был сильно удивлен. Я хочу сказать, что это потрясло меня. Но я не был сильно удивлен. Я предлагал ей остаться здесь. Я говорил ей, чтобы она плюнула на плату за комнату, что она может остаться. Мы с Уолтом, ну... наверное, это забавно, но дошло до того, что она стала для нас кем-то вроде сестры. И этот подонок меня тоже достал!

– Простите, не поняла? – меня напугал его неожиданный гнев.

– Уолт покинул меня. После того как мы услышали об этом. Не знаю. Он изменился, в смысле – Уолт. Не могу сказать, что это единственная причина – то, что произошло с ней. У нас были свои проблемы. Но что-то с ним произошло. Он стал сдержанным и больше молчал. А потом однажды утром ушел. Просто ушел.

– Когда это было? Несколько недель назад, когда полицейские пришли в «Луи», и вы узнали от них?..

Он кивнул.

– Это и меня достает, Пи Джей, – сказала я. – Здорово достает.

– Что вы, черт подери, имеете в виду? Кучу хлопот?

– Я живу кошмаром Берил, – едва выдавила я из себя.

Он глотнул пива, напряженно глядя на меня.

– Как раз сейчас я тожев бегах, по той же причине, что и она.

– Боже, вы заставляете кровоточить мое сердце, – сказал он, качая головой. – О чем вы говорите?

– Вы видели фотографию на первой странице утреннего «Геральда»? Фотографию машины полицейского, сгоревшей в Ричмонде?

– Да, – сказал он задумчиво, – смутно припоминаю.

– Это произошло перед моим домом, Пи Джей.

Детектив сидел у меня в гостиной и мы разговаривали, когда его автомобиль был подожжен. И это не первое, что случилось. Ты понимаешь, меня он тоже преследует.

– Кто, ради Бога? – спросил он. Я могла бы ответить ему, что он сам знает, но вместо этого с трудом произнесла:

– Человек, который убил Берил. Человек, который убил ее наставника, Кери Харпера, о котором вы, наверное, слышали от нее.

– Много раз. Черт! Я не могу в это поверить!

– Пожалуйста, помогите мне, Пи Джей.

– Не знаю, как я могу. – Он так расстроился, что вскочил с кресла и начал ходить из стороны в сторону. – Зачем этой свинье преследовать вас?

– Он страдает навязчивой ревностью. Он одержим.

Он параноидальный шизофреник. Похоже, он ненавидит всех, кто связан с Берил. Пи Джей, мне необходимо выяснить, кто он. Мне нужно найти его.

– Проклятье, я не знаю, кто он. Или где он, черт бы его побрал. Если бы знал, я бы нашел его и оторвал бы ему башку.

– Мне нужна эта рукопись, Пи Джей.

– Какое отношение ко всему этому может иметь ее рукопись? – возразил он.

Тогда я рассказала ему. Рассказала о Кери Харпере и его медальоне, о телефонных звонках и волокнах, а также об автобиографической книге, которую писала Берил и в краже которой меня обвинили. Я выложила все, что только могла вспомнить имеющего отношение к этим делам, а душа моя в это время усыхала от страха. Я никогда ни разу не обсуждала подробности этого дела ни с кем, кроме следователей или прокуроров, которые имели к этому отношение. Когда я закончила, Пи Джей молча встал и вышел из комнаты. Он вернулся с армейским ранцем, который положил мне на колени.

– Она там, – сказал он. – Я поклялся Богом, что никогда этого не сделаю. Прости, Берил, – пробормотал он, – мне очень жаль.

Открыв матерчатый клапан, я аккуратно достала пачку примерно в тысячу отпечатанных листов с пометками от руки и четыре компьютерные дискеты. Все это было перетянуто широкими резинками.

– Она просила нас никогда никому не отдавать это, если с ней что-нибудь случится. Я обещал.

– Спасибо, Питер. Благослови тебя Господь, – сказала я, а затем задала ему последний вопрос:

– Берил никогда не упоминала кого-то, кого бы она называла "М"?

Он стоял очень тихо, разглядывая свое пиво.

– Вы знаете, кто это? – спросила я.

– Мне, – сказал он.

Я не поняла.

– "М" – значит «Мне». Она писала письма самой себе, – объяснил он.

– Два письма, которые мы нашли... Те письма, которые мы нашли на полу в спальне после того, как она была убита, те, в которых упоминались вы с Уолтом, были адресованы "М".

– Я знаю, – сказал он, закрывая глаза.

– Откуда вы знаете?

– Я понял это, когда вы упомянули Зулуса и кошек. Я понял, что вы читали эти письма. Вот когда я решил, что с вами все в порядке, что вы та, за кого себя выдаете.

– Значит, вы тоже читали эти письма? – ошеломленно спросила я.

Он кивнул.

– Мы так и не нашли оригиналы, – пробормотала я. – Те два письма, которые мы нашли, – копии.

– Это потому, что она все сожгла, – сказал он, глубоко вздохнув и беря себя в руки.

– Но не сожгла свою книгу.

– Нет. Она сказала мне, что не знает, куда отправится потом или что будет делать, если онвсе еще там, если онвсе еще преследует ее. Она сказала, что позвонит мне потом и сообщит, куда переслать книгу. А если от нее не будет вестей, то хранить и не отдавать никому. Но она так и не позвонила. Она так никогда и не позвонила, черт подери! – Отвернувшись от меня, Пи Джей вытер глаза. – Вы знаете, книга была ее надеждой. Ее надеждой остаться в живых. – У него перехватило дыхание, когда он добавил: – Она никогда не переставала надеяться, что все обернется к лучшему.

– А что именно она сожгла, Пи Джей?

– Свой дневник, – ответил он, – я думаю, что это можно так назвать. Письма, которые она писала сама себе. Она говорила, что это ее терапия и что не хочет, чтобы кто-то увидел их. Они были очень личными, ее личные мысли. За день до своего отъезда, она сожгла все письма, кроме двух.

– Тех двух, которые я видела, – почти прошептала я. – Почему? Почему она не сожгла эти два письма?

– Потому что она хотела, чтобы они остались у нас с Уолтом.

– Как память?

– Да, – сказал он, протягивая руку за своим пивом и небрежно вытирая с глаз слезы, – часть ее самой, запись того, о чем она думала, когда была здесь. За день до своего отъезда, в тот день, когда сожгла весь хлам, она пошла и просто скопировала эти два письма. Она взяла себе копии и оставила нам оригиналы, сказав, что это такой способ «вжиться» друг в друга, – такое слово она использовала. Мы, все трое, всегда будем вместе в наших мыслях до тех пор, пока у нас есть письма.

Когда он проводил меня, я обернулась и благодарно обняла его.

Я возвращалась к своей гостинице, когда солнце уже опустилось, и пальмы четкими силуэтами были выгравированы на широкой огненной ленте. Шумные толпы людей пробирались вдоль Дюваля в сторону баров, колдовской воздух был оживлен музыкой, смехом и огнями. Я шла пружинистым шагом, лямки армейского ранца давили мне на плечо. Первый раз за много недель я испытывала прилив счастья, пребывая почти в эйфории. И я была совершенно не готова к тому, что меня ожидало в моем номере.