Текст книги "Лунный свет"

Автор книги: Патриция Райс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Остин схватил Адриана за плечо, прежде чем тот бросился на нахального сквайра с кулаками.

– Он не стоит того. Его судьбу решит судья, если кто-нибудь предоставит доказательства. – Он обернулся к Сотби. – Сэр, Эверсли не мог убить Луизу. Я это знаю точно. Вы уверены в остальных обвинениях?

– Не говорите мне, что он делал или чего не делал, – раздраженно ответил старик. – Вы заплатили за: свою небрежность, но этот бандит оставался безнаказанным, потому что я не знал его имени. Когда я последний раз его слышал, у него еще ломался голос, но я узнал его. Я запретил Луизе видеть этого мерзавца, когда она думала, что он оплатит ей дорогу ко двору. Я выдал ее за вас, надеясь, что положу этому конец. Но нет, вы уплыли разбойничать на море, вместо того чтобы увезти ее отсюда. Когда вы уехали, я слышал их голоса в саду. Слуги поморгали ей, будь прокляты их черные сердца! Они думали, что я ничего не узнаю, раз уж я стар и слеп, но я их слышал. Вначале они смеялись, как молодые влюбленные. А затем они дрались, когда Луиза научилась сопротивляться. У этой девчонки язык был как бритва.

Остин неловко заерзал, не желая слушать дальше, но не мог оборвать человека, которого уважал. Он вытащил из-за стола бутылку бренди и налил себе, кивком показав остальным, что* бы они сами себя обслужили.

Единственным, кто посмел остановить отца, был Харли.

– Отец, прошлого не вернуть, Луиза умерла. Не нужно вспоминать все, в чем она была виновата.

Он встал за спиной отца, не зная, как разрядить напряжение, повисшее в комнате.

– Я хочу, чтобы вы поняли, что я не выживший из ума старик. Я знал свою дочь, я знал ее слабости. Она была хорошей девочкой, может быть, слишком своенравной и слишком высоко метила, но все равно хорошей девочкой. Но кто-то сбил ее с толку, и я говорю вам, что этот человек здесь. Не могу сказать, сколько это тянулось, началось ли это до или после замужества; но вот человек, который ее убил.

– Нельзя повесить человека за прелюбодеяние, – вмешался шериф. – Нет доказательств, что он ее убил. – Он посмотрел на Остина, словно хотел сказать, что это могло быть достаточным основанием для мужа.

Узнав имя человека, наставлявшего ему рога, Остин не испытав никаких чувств. Он так долго и так много терзался подозрениями, что мог ответить на вопрос Сотби, когда началась эта связь. В его постель Луиза попала уже не девушкой, но это не имело значения тогда и еще меньше сейчас. Все, что беспокоило его – этот ли человек поджег его конюшни и чуть не погубил при этом Обри. Чтобы узнать это, он готов был отдать все свои владения.

– Пусть господин Сотби говорит, – коротко распорядился он, усаживаясь за стол.

Сотби удовлетворенно стукнул палкой по полу.

– Ты виноват в своей небрежности, Хит. Она была еще дитя, и тебе следовало строже за ней смотреть. Каждый раз, когда я слышал эту парочку, я проклинал тебя. Я пытался предупредить тебя, но ты ничего не хотел слушать. Молодой и упрямый, как каменная стена. Потом, когда я услышат слухи о побоях, то решил, что ты, наконец, застал ее с любовником и зашел слишком далеко. Я был вне себя от гнева, но придержал язык. Вы за нее отвечали, и я знал, что даже в гневе вы не теряете головы. Я подумал, что это должно положить всему конец. Но не тут-то было.

Напряжение покинуло его, и он грустно уставился в камин, голос стал усталым.

– Когда ты уехал в последний раз, я не слышал их так часто. Я думал, что она откупилась от него, и испытывал облегчение. Но однажды я услышал ее крик. Звук быстро оборвался, словно кто-то зажал ей рот, но я все понял. И ничего не мог поделать. Я попытался убедить ее пожить с нами, пока вы в отъезде, но она слишком увлеклась своей свободой. Она пользовалась садом, чтобы скрыться от преданных слуг аббатства. Не могу с уверенностью сказать, что случилось в конце. Может быть, вы сможете убедить эту скотину рассказать. Я слышал, как они однажды спорили, и он ее ударил. Звук был ясным. Думаю, после этого она начала прятаться от всех нас. Я слышал, что вы, Хит, вернулись, и ждал вашего визита. Я хотел сказать, что готов оплачивать дом в Лондоне, если только это удержит Луизу от наваждения. Но все, что я услышал – это то, что она умерла, и было уже слитком поздно.

Харли положил руку на плечо отца и умоляюще посмотрел на Остина. История повергла присутствовавших в почтительное молчание, – всех, кроме обвиняемого, который выглядел скучающим и карманным ножиком обрезал ногти.

Остин встал и налил бренди в чистый стакан, который подал Сотби.

– Может быть, мы все подвели ее, Георг, но в конце она подвела сама себя. Вы знаете, что я признал бы этого ребенка своим. Ей не нужно было делать того, что она совершила.

Он ближе, чем когда-либо подошел к истине, рассказывая о смерти Луизы ее семье.

– Никогда не слышал более чудовищной лжи! Могущественный граф Хитмонт признает своим сыном незаконнорожденного от другого мужчины? Не смешите меня. Вы убили ее, и вы никогда не докажете противного.

Джеффри молча сидел рядом с кузеном и с неловкостью наблюдал реакцию мужчин. Он всегда верил сказкам Гарри о том, как Остин упокоил его любовницу. Романтическая история о прекрасной даме и приобретенном и утраченном богатстве импонировала ему, а жестокость и ярость Остина годами считались общепризнанными. Однако новый взгляд на случившееся был в равной степени правдоподобным, и страх за свои собственные делишки поставил его перед дилеммой.

Остин проигнорировал это заявление.

– Хотя вы и показали нам, что Эверсли – трусливый, похотливый бандит, ничто не говорит о том, что он ответственен за случившееся этой ночью.

Адриан вскочил как ужаленный.

– Твоя жена, я и этот денди можем в этом помочь, Хит.

При упоминании Обри Остин обернулся к своему другу.

– Как?

– Ваш щеголь пытался уговорить наших с вами жен поехать с ним этим вечером, вручив им фальшивые приглашения. Поговорив с Харли, Обри начала подозревать неладное, но, поскольку вы не сочли нужным сообщить ей о своем мнении по поводу Эверсли, она не испугалась.

– Харли передал мне ее подозрения, и я осмелился расставить ваших людей и людей Харли вокруг поместья. Мы не подозревали, что выродок посмеет сделать то, что произошло.

Остин почувствовал, что Адриан о чем-то умалчивает, и понял, что еще рано об этом говорить. Со сдержанной яростью он повернулся к Джеффри.

– Я оставил без внимания вашу наглость из-за отношения к вам Обри, но не намерен терпеть ее дальше. Чем вы объясните ваше поведение?

Джеффри выглядел растерявшимся от такого напора. Ответил Гарри.

– Этот щенок не виноват ни в чем, кроме того, что пытался использовать свой шанс. У вас нет оснований, чтобы нас задерживать, и я возмущен обращением ваших придурковатых помощников. Я потребовал бы удовлетворения, но я не дерусь с калеками и женоубийцами.

Остин стал еще спокойнее. Его загорелое лицо окаменело, превратившись в ледяную маску с орлиным носом и тяжелой челюстью. Темные локоны над лбом подчеркивали яркую синь его глаз. Он боролся с собой, обуздывая гнев.

– Шериф, если этот человек еще раз откроет свой грязный рот, я намерен взять хлыст, который висит в углу. Я бы хотел, чтобы вы придумали, как его заткнуть, прежде чем это случится.

Упомянутый хлыст был неприятным напоминанием. Остин однажды вырвал его у конюха, который хлестал им необъезженного однолетка. Несколько лет назад он забросил его в этот угол. Потом кто-то нашел для него крюк и повесил на стену, но он хранился здесь как сувенир и угроза. У Остина чесались руки использовать его.

Шериф не сомневался в его намерениях. После всего, что было сказано здесь этой ночью, он подозревал, что Эверсли очень повезет, если он проживет еще неделю. Но он не хотел быть свидетелем процесса, который джентльмены используют, чтобы приканчивать друг друга. Поединки стояли вне закона.

– Сквайр, я прошу вас придержать язык, когда с вами не разговаривают, иначе случившееся будет передано в суд. Здесь земли Его светлости, и вы имели несчастье быть застигнутыми на них.

– Благодарю вас – Остин повернулся к Джеффри и продолжил допрос: – Почему вы этим вечером хотели увезти отсюда Обри?

Загнанный в угол, Джеффри в поисках помощи посмотрел на кузена, который глянул на него с отвращением и отвернулся. Не зная, что делать, Джеффри уклонился от вопроса.

– Что вы имели в виду, когда говорили, что кто-то послал Обри в конюшню?

– Только то, что сказал.

– Кто-то запер в клетке ее чертову птицу, а когда карканья оказалось недостаточно, чтобы Обри бросилась к ней, сказал графине, что я пошел освобождать ворону. Клетку повесили в глубине, там, откуда начался пожар. Я никогда бы не отыскал ее, если бы птица не осталась с Обри, когда та освободила ее.

Остин с каменным лицом смотрел, как Джеффри переваривает эту информацию. Юный денди побелел, как его белый галстук, и избегал смотреть на кузена.

– Не могу в это поверить, – прошептал он пересохшими губами. – Это бессмыслица.

– Но не для человека, который хочет убить свою жену ради ее богатства, – холодно заметил Гарри. – Шериф, я предпочитаю, чтобы меня выслушал судья, а не убийца. Мы можем сейчас идти?

– Одну минуту. – Адриан встал перед Остином, прежде чем тот смог двинуться. – Можете вы объяснить свое присутствие здесь этой ночью? Я полагал, что ваши земли расположены несколько далее.

Гарри встал и с презрением посмотрел на него.

– На том конце аллеи, проходит дорога, открытая для каждого. Вы извините мне мою поездку по ней, когда я услышал колокол? Его должна была слышать половина графства.

– Когда это было? – тут же спросил Адриан.

– Как, черт возьми, я мог это узнать? – с раздражением ответил Гарри. – Когда этот старый скряга пытался вышибить мне мозги? Я приехал чуть раньше.

Удовлетворенный, Адриан с улыбкой повернулся к слуге закона.

– Шериф, этот человек лжет. Было почти десять часов, когда мы притащили его сюда. Тревога поднялась двумя часами ранее. Ее невозможно было услышать на расстоянии двух часов верховой езды отсюда. Но за дверью стоят люди, готовые под присягой подтвердить, что видели, как этот человек приехал со своим кузеном еще до пожара, и другие, готовые подтвердить, что Эверсли проходил через задние ворота. Первые двое также готовы присягнуть, что сэр Джеффри никуда не уезжал после того, как развернулся у ворот. Он проехал по южной дороге и остановился там. Когда поднялась тревога, он попытался уехать, но колеса завязли в грязи. Ему пришлось какое-то время выбираться на дорогу.

Остин благодарно сжал плечо друга, а затем кивнул на надувшегося пленника.

– Шериф, если этого недостаточно, я посоветую вам сохранить до суда его брюки. От них воняет керосином. А сейчас уберите его отсюда, пока я не потерял терпение и не сделал того, о чем потом пожалею. Другого оставьте. Мне нужно ему кое-что сказать.

Джеффри закрыл лицо руками, когда шериф увел его кузена.

– Ведите себя как мужчина и скажите, какого черта вы с ним водились? – проревел Остин, когда за представителем закона закрылась дверь.

Джеффри тряхнул головой и огляделся, избегая, однако, смотреть на грозную фигуру графа.

– Если все это правда, то Гарри – отъявленный мерзавец. Но он – мой единственный родственник. У меня не было причин думать, что он мне лжет. Я верил ему, когда он говорил, что вы увели у него невесту так же, как увели у меня Обри. Я хотел сделать ее счастливой. Все, чего она хотела – местечко в глуши вместе с ее зверьками. За ее приданое такое место можно было купить, и еще осталось бы достаточно для меня до конца дней. Мне много не нужно.

– Довольно! – Остин, казалось, был готов вздуть щенка, но сдержался. – А зачем было мне пакостить? Этим Обри не вернешь.

– Гарри говорил, что это возможно, – ответил он, обороняясь. – Он сказал, что вы будете ее бить, и я должен увезти ее отсюда. Но она отказалась поехать со мной. Тогда он сказал, что если вы лишитесь аббатства, вы снова уплывете, и Обри окажется в безопасности. Я знаю, что потерял ее, но у меня не было оснований не верить Гарри. Все знали, что вы убили свою первую жену, и он был прав, говоря, что вы – контрабандист, хотя, имея в тестях герцога, вы могли не бояться ареста.

При этой новости Адриан и Остин переглянулись, но промолчали.

Джеффри продолжал говорить, не дожидаясь вопросов.

– Но когда Гарри сказал, что собирается поджечь конюшню, я встревожился. Обри любила животных. Я не хотел, чтобы она это видела. Со мной она бы не поехала, но я подумал, что, пригласи я и ее золовку, она согласится. И это сработало бы, – он вызывающе посмотрел, – если бы меня не прогнали.

Остин слегка приподнял бровь и взглянул на своего зятя.

– Как вы это провернули? Адриан пожал плечами.

– Воспользовался услугами Джона. Сказал ему, что вы отдали распоряжение не отпускать леди с этим человеком. И Джеффри не добрался дальше ворот. У вас чертовски сообразительный грум, надо чаще пользоваться его услугами.

– Если бы Обри уехала, он был бы мертвым грумом, – хмуро заметил Остин.

В разговор вмешался Харли.

– Хит, Джефф никогда не был безукоризненно чистым, но не думаю, что он когда-нибудь замышлял что-то плохое. Единственный, кто настраивал меня против вас, был Гарри. Он убедил меня, что вы собираетесь совратить невесту Джеффа так же, как погубили Луизу. Он знал, как я к вам отношусь. Джефф смотрел на эту проделку только как на возможность разыграть из себя героя. Сомневаюсь, знал ли он даже, что Гарри привез меня в Лондон.

Остин запустил руку в волосы и гневно выдохнул, глядя на Джеффри.

– До сих пор я собирался перевешать всех, кто, на мой взгляд, выглядят мошенниками. Думаю, однако, вам лучше сейчас скрыться с моих глаз и ждать, пока к вам не придут мои адвокаты. Тогда вам придется давать показания против вашего кузена или же покинуть страну. На меньшее я не соглашусь.

Джеффри выглядел жалко, когда встал и оглядел непроницаемые лица вокруг. Он собрал остатки духа и, кивнув на прощание, вышел.

Когда дверь за ним закрылась, голос у камина ворчливо осведомился:

– Контрабандой, Хит?

Глава тридцатая

Вонь от горелого дерева и кожи стлалась низко над землей, когда на следующее утро Остин изучал понесенный ущерб. Без сюртука, на пронизывающем ветру, Остин осторожно пробирался по развалинам. Пока он осматривал каменные стены и сгоревшие балки, на дворе собралась группа мужчин. Они терпеливо ждали, невзирая на дождь.

Не оставалось ничего, кроме как заняться восстановлением конюшни, если он хотел, чтобы на зиму у скота была крыша над головой. Чистопородные животные были размещены на соседних фермах, кроме скакуна Остина, который из загона сердито взирал на происходящее. Если он не собирался никуда ездить этой зимой, все же нужно поставить для коня временное стойло. Чудесный новый экипаж в пристройке понес значительный ущерб и на какое-то время стал негодным для поездок. Все расходы на восстановление были больше, чем он мог себе позволить, пока не вернется его корабль.

Подавляя тревогу по поводу местонахождения своего судна, Остин вышел во двор, чтобы побеседовать с людьми, поджидавшими его. Цены на шерсть упали, а на все остальное – резко поднялись, и мелкие фермеры оказались вытесненными с рынка. Эти люди были только малой частью тех, кто вдруг обнаружил, что не может прокормить свои Семьи на ту малость, что они добывали от своего скота и своей земли.

Большинство из них не были профессиональными плотниками, но теперь Остин не сетовал на то, что ему не хватает рабочих рук.

Поговорив с работниками. Остин узнал одинокого всадника, подъехавшего к воротам на дряхлой кляче. Шериф Флетчер был тугодум и бедняк. О лошадях он заботился плохо. Но он был основательным, честным и обязательным парнем, и Остин жаждал услышать, что он расскажет ему об их заключенном.

Оставив Джона договариваться с новыми помощниками, Остин прошел через двор к поджидавшему его шерифу. Мышцы ног еще не пришли в норму, рана этой ночью снова открылась, но он мог ходить без трости и практиковался в этом. Слишком много было у него забот, чтобы откладывать их из-за больной ноги.

Шериф с угрюмым видом стоял рядом со своим рысаком и глядел, как граф направляется к нему от пожарища. Он не любил иметь дела с благородными, а за последние несколько дней провел здесь больше времени, чем за всю свою жизнь. За сегодняшний приезд он не ожидал благодарности.

– Доброе утро, шериф, – приветствовал его Остин. В йоге пульсировала боль, а голова была занята расчетами: сколько будет, стоит постройка новой конюшни и насколько это помешает его планам.

– Доброе утро, Ваше сиятельство, – неуклюже ответил шериф. – Я хотел сообщить вам новость раньше, чем остальным.

Остин кивком велел ему продолжать.

– Магистрат отпустил Эверсли на свободу без залога этим утром. Они сказали, что нет достаточно улик для его задержания, и рассмотрение дела отложено до следующей сессии. Сэр Джордж будет не слишком рад, если я не привезу вас к нему. Он тяжелый человек, если ему перечат.

– Бог мой!

Остин почувствовал новую тяжесть на своих плечах и автоматически выпрямился. Если Эверсли на свободе, никто из них не может чувствовать себя в безопасности. У сэра Джорджа тыква между ушей.

Шериф ожидал дополнительных распоряжений, кроме призывов к всемогущему. Молиться полезно так же, как постучать по дереву или перебросить через плечо соль, но ему всегда казалось легче позаботиться о делах самому, а не ждать милости с небес.

Остин быстро принял решение: Он не сказал шерифу, что собирается убить Эверсли в тот же момент, как тот ступит на его землю. Единственное, на что оставалось посягнуть, был дом и его жители. Он не мог вообразить, что этот человек обезумел настолько, чтобы вернуться, но не собирался давать ему шанс.

– Возможно, он захочет отомстить за прошлую ночь, Флетчер. Мне нужен человек, который бы все время присматривал за поместьем. Если вы знаете кого-нибудь, пришлите его ко мне. Я буду вам благодарен, если вы будете сообщать мне о местопребывании Эверсли. Если у него осталась хоть капля здравого смысла, он должен быть сейчас на полпути к побережью, но я не могу на это полагаться.

Граф говорил с известной долей равнодушия, которое изумило шерифа. Он ожидал проклятий и ругательств, но такая холодная оценка ситуации казалась ему более разумной. Однако он мало, что мог сделать.

В это время чья-то карета на полном ходу повернула на подъездную аллею, забрызгивая грязью элегантную ливрею лакея. Возможно, в этом таилась разгадка спокойствия графа, но Флетчер почувствовал себя лишним и не решился медлить. Пробормотав несколько слов о том, что охрану он постарается обеспечить, шериф ускользнул, с любопытством поглядывая на приближающийся экипаж. В этой глуши такой кареты не видали, а крест на дверце говорил о дворянстве. Люди благородного происхождения редко здесь появлялись.

Остин узнал визитера прежде, чем карета подъехала ближе, и сердце у него екнуло. Судя по состоянию экипажа и его скорости, герцог путешествовал большую часть ночи. Это не сулило ничего хорошего. Он взглянул вверх, на окно, за которым спала Обри, и душа его сжалась. Он не хотел позволить ей уехать так рано, но вести об Эверсли требовали, чтобы она уехала.

Остин молча стоял, пока лакей соскользнул с запяток, чтобы откинуть подножку и открыть дверь перед своим хозяином. Герцог вышел сам. Он выглядел похудевшим, лицо заострилось по сравнению с тем, каким видел герцога Остин в прошлый раз, но в обжигающем взгляде, которым он одарил своего зятя, не было и намека па слабость.

– Где моя дочь? – сразу же спросил он, не протягивая руки и направляясь к парадному входу.

– Спит.

Остин не поспешил за ним, заставив герцога обернуться и смотреть на него, пока он подходил.

– Что, черт возьми, она делает в постели в такой час? Она никогда так поздно не спала. Что здесь происходит? – добавил он, взглянув на почерневшие остатки некогда шикарной конюшни. Он заметил их еще раньше, но ярость мешала любому вежливому разговору на эту тему. Теперь же они показались ему уместным дополнением к цели его приезда.

– Небольшая неприятность, – сухо ответил Остин, идя впереди по парадной лестнице. – Мы поздно легли, и я велел служанкам не беспокоить ее.

Он открыл широкую дубовую дверь и жестом пригласил герцога войти.

– Хорошо, скажите им, чтобы привели ее сюда немедленно с собранными чемоданами. Она едет со мной.

Герцог последовал за Хитмонтом в холл. Не обращая внимания на величественную готическую архитектуру, он огляделся и, увидев зажженный в боковой комнате камин, направился туда.

Мэгги стояла, широко раскрыв глаза, на нижней ступеньке, и Остин отрывисто кивнул ей.

– Разбудите леди Обри и пригласите ее вниз, когда она оденется.

Он не дал ей возможности задать вопросы и последовал за тестем в кабинет, закрыв за собой дверь.

– Вы намерены объяснить этот визит? – сухо осведомился Остин, глядя на бутылку с бренди, оставшуюся с прошлой ночи. Добрый глоток был бы, кстати, но сейчас только утро, и подобный поступок наверняка не вдохновлял отца Обри.

– Вам нужны объяснения? – проревел герцог, оглядываясь вокруг. Он мрачно посмотрел на потрескавшуюся кожу кресла, стоявшего у камина, и остался стоять.

– Осмелюсь полагать, я ничего не сделал такого, о чем бы вы не знали раньше. Полагаю, в свое время я предельно ясно дал понять, что не в состоянии предоставить Обри ни того комфорта, к которому она привыкла, ни общества. Я обрисовал ситуацию предельно четко, как мне кажется.

Нога болела, но пока герцог стоял, Остин не мог сесть.

Герцог фыркнул. Осмотрев обтрепанные предметы меблировки, он уселся в, кресло Остина, предоставив своему зятю кушетку, на побитой молью обивке которой тот устроил свою больную ногу.

– Я знаю, что у вас есть идиотское предубеждение не использовать наследство Обри, вот почему я дал за ней хорошее приданое. На что, черт возьми, вы его потратили, если не на то, чтобы сделать эти руины комфортабельными для нее? – возмущенно спросил герцог, т– Эти проклятые слухи никогда меня не волновали, пока они не касались Обри, но им нет конца. В чем там дело с убийством вашей служанки? Это зашло слишком далеко.

– Если вы дадите мне время, я объясню, но не вижу необходимости посвящать в это Обри. Дело касается только меня, и Обри пойдет во вред, если она в него вмешается.

– Она через неделю будет в своей комнате в Эшбрук-Хаус. Возможно, я бы и выслушал ваши объяснения, почему вы обманули мое доверие, по никакие объяснения не извинят этого.

: Герцог вытащил из кармана сверток бумаг и бросил на стол. Когда Остин осторожно опустил ногу на пол, чтобы взять сверток, герцог нетерпеливо отмахнулся.

– Вам нет нужды сейчас читать их, я сам скажу, о чем они. Это ордера на ваш арест по обвинению в контрабанде. Вы можете попытаться объяснить это.

Остин откинулся на кушетку и закрыл глаза. Спорить оказалось невозможно. После прошлой ночи он понял, что что-то пошло не так. Он подозревал, что Эверсли подкупил кого-то из его окружения, но мог винить только себя. Он поспешил испытать судьбу и рискнул тем, чем не должен был рисковать. Риск казался оправданным тогда, когда он не рисковал ничем, кроме себя и своих земель. Он не собирался втягивать Обри, пока не устроится сам. Теперь же риск был чрезмерным и непростительным.

– Где корабль и капитан? – устало, спросил Остин.

– Корабль конфисковали в Эксетере. Капитана отвезли в Лондон для допроса. Он сопротивлялся как мог, но без кучи адвокатов был вынужден назвать ваше имя. Не очень честно было покинуть этого человека на произвол судьбы, – прорычал герцог.

– Я ничего не знал о его аресте. – Остин подумал о письмах, скопившихся за время его болезни, и хотел бы знать, какие еще неудачи ускользнули от его внимания. Но сейчас слишком поздно об этом волноваться. – У меня есть покупатель на часть моих земель. Я хочу, чтобы этого человека защитили.

– Хм. – Герцог откинулся на спинку стула и посмотрел на своего зятя. – Осмелюсь сказать, что он сможет сам себя защитить, как только вы найдете, куда он спрятал ваше золото. Товары на обратную дорогу на борту, но результатов первого плавания так и не нашли. Наверняка прибыль была намного больше, чем деньги, вложенные в товары на борту.

Прибыль была значительной, но осознание этого перевешивалось свертком бумаг на столе. Сношения с врагом – обвинение, требующее смертной казни. Его могли бы выслать в Австралию. Высылают ли туда лордов? Или, возможно, заточат в Тауэре до конца его дней. Остин раздумывал об этом с мрачным юмором.

– Я предпочел бы, чтобы Обри ничего не знала, пока благополучно не уедет отсюда. – Остин пытался придумать, как лучше сообщить ей эту новость, но его мозг отказывался трезво мыслить. Перед ним стояли ее огромные зеленые глаза, они смотрели на него со смущением и обидой, и он не мог приказать им уйти.

– Я не собираюсь сообщать ей, как плохо разбираюсь в людях. Держитесь от нее подальше, и эти писульки не пойдут никуда дальше моего кармана. Я надеялся, что до своей смерти увижу ее под надежной защитой, но теперь понимаю, что в этом я должен положиться на свою семью. Мой брат – лентяй и дурак, а его сын – мечтатель, но они смогут ее уберечь. Я никогда больше не буду так глуп, чтобы желать ей счастья.

Остин раскрыл глаза и уставился на когда-то гордого герцога.

– Вы надеялись сделать ее счастливой, заставив выйти за меня замуж?

Герцог неловко пожал плечами.

– Я представлял ее всем, кого выбирал, дли нее, а она совершенно не могла вспомнить, как их зовут, когда я ее спрашивая. Я не мог связать ее с сельским сквайром или с чертовой канцелярской крысой. Казалось, вы ей понравились, Бог знает почему.

Мои люди не смогли найти в слухах о вас ни грамма правды. Вас хорошо рекомендовали люди, которых я уважаю. Я знал, что вы никогда бы на нее не посягнули, а после скандала, который вы вдвоем постарались устроить, я не уговорил бы никого из людей, которых я хотел бы женить на ней. Вы оставили мне ничтожный выбор. Теперь я об этом жалею. Я не умер так быстро, как надеялись врачи. Можно было подождать, пока она подрастет, чтобы найти более подходящую пару, но теперь уже слишком поздно. Только держитесь от нее подальше, а я о ней позабочусь.

– Если врачи оставляют вам так мало надежд, это будет трудно, – сухо ответил Остин. – И вы забыли, я ее муж. Я не могу пожелать ей быть замужем за уголовником, но не могу и пожелать ей множества других вещей. Я буду держаться вдали от нее, если такова цена, которую я должен заплатить, но только до тех пор, пока буду считать, что она счастлива и в безопасности. Даже это может оказаться слишком тяжело.

Остин предпочел бы казнь или заключение, чем знать о том, что Обри где-то рядом, но недосягаема, однако он не мог выбирать. Будущее Обри должно быть на первом месте. Муж и жена, не живущие вместе, не были необычным явлением в их кругу, и, выбирая первое, она должна сама предложить развод или раздельное проживание.

Герцог внимательно посмотрел на Остина. Циничный, самоуверенный граф, который так уверенно отстаивал свои права прошедшей весной, за эти месяцы потерял часть своего высокомерия. Загар посветлел, а надменный рот смягчился. Постоянная готовность к обороне, которой он ограждал себя, исчезла; граф Хитмонт теперь был так же уязвим, как любой мужчина. Герцог хорошо выбрал момент, но ему не нравился кислый привкус победы.

Стук в дверь прервал разговор о сомнительной мудрости предупреждения Остина. Герцог рявкнул, и дверь распахнулась, пропуская нежную, грациозную дочь. Нефритовые глаза немедленно впились в отца, но она оставалась на пороге, не выказывая торопливости. Ее золотистые волосы озарились солнечным лучом откуда-то из холла, а тонкое платье из муслина с узором из листьев подчеркивало совершенство цвета ее лица. Зеленая лента корсета оттеняла цвет ее глаз и нефритовых заколок, скреплявших ее локоны. Но безмятежность, с которой она смотрела на них, серьезно пошатнула намерения герцога. Его дочь теперь стала женщиной, и весьма самоуверенной. Он почувствовал, что выиграл только половину сражения.

– Отец, что вас сюда привело? – Обри вплыла в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. По их лицам она уже поняла, что привело сюда герцога, но не хотела выказывать своего страха. – Пегги уже родила? С ней все в порядке? – Она не могла скрыть тревоги, когда заметила удручающий вид своего отца, но знала, что на эту тему герцог не позволяет говорить.

– Я только что оттуда. Это мальчик, и Алван квохчет, как будто он первый отец, у которого родился сын. Пегги слегла, похудела, если ты можешь себе это представить. Я приехал, чтобы увезти тебя со мной.

Остии встал, когда вошла Обри, и предложил ей кресло у стола. Она отказалась, перехватив его руку и встав рядом с ним, ничего не говоря, пока ее взгляд изучал его безжизненное лицо. Она почувствовала мимолетную тревогу, но он просил верить ему, и она верила. Пока.

– Остин, вы хорошо перенесете такую поездку? – невинно осведомилась она, пытаясь отгадать истину.

Встретив ее взгляд, Остин с трудом подбирал слова. Он достиг солнца и растаял в его лучах. Он почувствовал себя сброшенным на землю, когда освободил свою руку и вернулся на кушетку, где сел и вытянул ногу, чтобы предотвратить дальнейшее сближение.

– Я не могу поехать, Обри. Здесь так много дел. Вы увидите Пегги и ребенка, да и малый сезон в самом разгаре. Вам нужно уехать и развеяться немного. Не вы ли обещали сестрам Сотби поездку в Лондон?

Он был благодарен себе за эту мысль. Сотби были крайне практичными молодыми леди и, будучи хорошо воспитанными, могли уберечь Обри от любых неожиданностей. И они могли писать и рассказывать ему, как она путешествует. О большем он не мог и просить.

Взгляд Обри стал мятежным, когда она на него посмотрела, но она поберегла гнев для своего отца. Она повернулась лицом к герцогу.

– Когда вы вернете меня сюда, если я поеду с вами? Резкость тона выдавала ее презрение.

Герцог отвел взгляд, но голос его остался спокойным.

– Пегги нужна ваша компания. Тетя-Клара соскучилась по вас. Праздники промелькнут быстро, и вам захочется побыть со своей семьей. Не вынуждайте меня называть даты.

Сохраняя вид богини, сошедшей с небес, Обри положила на стол руки и заговорила с гневом, достойным богини.

– Не морочьте мне голову! Я навещу Пегги и отдам дань уважения тете Кларе, но теперь я – замужняя, женщина, и мое место рядом с мужем. Если он не может приехать со мной, я поеду к нему, и вы не сможете мне помешать.

: Шаги, раздавшиеся позади, остановили ее, и Обри заметила облегчение на лице отца, когда на ее руки легли руки Остина. Она обернулась, чтобы посмотреть на него с надеждой и страхом, и когда она. прочла выражение на его лице, свет в ее глазах померк.