Текст книги "Вне закона"
Автор книги: Патриция Поттер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)
Глава 16
Наступило утро понедельника, ясное и тихое, с золотистой дымкой на горизонте. Уиллоу выглянула из окна, ища первые зарождающиеся облачка, но их не было. Серо-голубое небо оживлялось только бледно-желтым солнцем, которое вскоре станет густо-желтым, горячим и яростным.
Но, странно, она чувствовала удовлетворение и точно знала, почему. Он обещал остаться.
Уиллоу не знала, особенно после предыдущей ночи, почему с ним она чувствовала себя в такой безопасности. Она подозревала, что должна бы испытывать такой же страх перед ним, как и большинство других; она никогда не видела, чтобы один человек одолел столь многих… и только словами и жестами, хотя бы очень зловещими.
И даже человек на танцах не так быстро выхватил револьвер, как он.
Джесс был весь опасность, и жизненность, и сила, и изящество. И загадка.
Он так хотел, чтобы она плохо думала о нем: Лобо – наемник, человек вне закона, белый индеец. Бесчувственный, безразличный убийца.
Хотя часть ее понимала, что это было в какой-то степени верно, она видела другого Джесса, сиявшего сквозь дырявую броню, подобного золотому самородку, долго лежавшему в глубине. Она научилась находить их давным-давно, когда нянчилась с маленькими мальчиками в школе своего отца, многие из которых были напуганными, многие огрызающимися – но тоже из-за того, что были напуганы.
Она знала, что ее детство не было обычным, и поэтому она смотрела на вещи отлично от других людей. Ее мать, безумно хотевшая мальчика, чтобы она могла назвать его Джорджем по имени отца Уиллоу, умерла, когда родилась Уиллоу. Уиллоу росла без материнской заботы и быстро взрослела. Она также стала товарищем по играм жившим при школе мальчикам, потом их старшей сестрой и, наконец, приемной матерью. Она играла с ними, спорила с ними, учила их, и научилась очень хорошо понимать людей.
Она узнала, что доверие «плохому» мальчику зачастую окупалось. Она узнала, что за драчливостью часто скрывалось одиночество. Она узнала, что почти всякому хотелось любви, даже тем, кто ее отталкивал. Может, именно таким любовь была больше всего необходима. И в те годы она научилась преодолевать почти любое препятствие.
Время. Терпение. Любовь. Они принесли плоды с Чэдом, годами не доверявшим никому, и с Эстеллой, не знавшей ничего, кроме оскорблений, даже с Брэди.
У Джесса было больше времени, чтобы нарастить защитные слои, но они тоже поочередно стали растрескиваться. Она думала, что из-под них должно показаться нечто чудесное.
Или было слишком поздно? Предупреждающий голос нарушил ее оптимизм. Она все еще так мало знала о нем. Она все еще не знала, почему он занимался таким делом или что он чувствовал, когда…
Но об этом ей не хотелось думать, во всяком случае сейчас.
Она выругала себя за пустые мечтания. Еще неделя, и школа на месяц закроется из-за уборки урожая. Тогда у нее будет время быть с Джессом, больше узнать о нем.
Уиллоу бросила последний взгляд в окно, и ее внимание привлекло движение у загона. Она наблюдала, как предмет ее размышлений взлетел на неоседланную лошадь и исчез из вида. Она набросила купальный халат и почти побежала к двери, открыв ее только чтобы успеть увидеть, как человек и лошадь слились в быстром движении. Джесс наклонился к шее лошади, обхватив ногами ее бока. Они были слиты так гармонично, так прекрасно смотрелись. Оба производили впечатление неукрощенной дикости, несли ореол совершенной свободы, как бы составляя одно целое с ветром.
У нее защемило сердце. Никогда ей не поймать ветра, никогда не удержать его в руках.
Он мог оставаться на месте несколько дней, но потом свобода опять призовет его.
* * *
Свежий утренний воздух струился по лицу Лобо, осушая его после быстрого умывания. Первые лучи солнца вызывали чувство удовольствия и очищения. Он наслаждался ощущением лошади, ощущением понимания между ними. Эти два создания уважали один другого, знали один другого и откликались один другому. Все остальное он пытался выкинуть из своих мыслей.
Когда предыдущей ночью люди Ньютона уехали, Лобо занял наблюдательный пункт на холме, с которого просматривалось ранчо, пока Брэди не сменил его в ранние утренние часы. То же самое они собирались делать этой ночью.
Это решение еще больше привязывало Лобо к ранчо, и неприятное ощущение внутри дало ему понять, что он слишком глубоко увязает в этом деле. Но он не знал, как вырваться, не оставив всех на ранчо беззащитными перед яростью непредсказуемого Алекса Ньютона.
Но сейчас он выбросил это из головы, впитывая душой и телом земные радости нового дня, запах, и звуки, и ощущение природы, понятных, составляющих удовлетворение вещей.
Он гнал каракового, пока не почувствовал, что тот начинает уставать, и потом замедлил его ход, радуясь знакомому ощущению езды без седла, разделяющего его и лошадь. Теперь он почти всегда ездил в седле, потому что на нем можно было везти все необходимое. Не то было, когда он жил с апачами…
Тогда случались немногие хорошие дни, и те немногие были похожи на этот, когда ему удавалось урвать несколько часов свободы, удавалось избавиться от подозрительных взглядов. Они никогда не доверяли ему, потому что он не женился на индианке и не участвовал в их обрядах. Но он доказал себя настоящим воином, когда в двенадцать лет оказался перед выбором – убить или умереть в огне.
Старуха, которой он принадлежал, умерла. Он был и рад, и испытывал сожаление. Рад, потому что он ее ненавидел. Сожаление, потому что знал, что ее смерть означала для него. Он был теперь достаточно взрослым, чтобы доставить неприятности, работа, которую он мог выполнять, больше не стоила труда стеречь его. И эта семья апачей уже очень давно не захватывала пленников, так что мальчик Пес сделал единственное, что мог сделать, вызвал сына вождя на поединок. Ставкой была жизнь. Апачи веселились от души. Сано, сыну вождя, было тринадцать, и он был на голову выше мальчишки-раба. У него также уже было несколько лет воинского обучения, апачи обучали мальчиков тонкостям войны чуть ли не с младенческого возраста.
Но Сано принял вызов. Он сказал, что это будет неплохим развлечением. У него было слабое место – самоуверенность, а мальчик Пес научился обнаруживать слабые места. Он также научился пользоваться ножом, когда сдирал бесчисленное количество шкур. И на его стороне была решимость отчаяния.
Бой был долгим. К руке каждого привязали конец веревки, и обоим дали ножи. Мальчик Пес был быстр, он привык увертываться от пинков и затрещин, и, несмотря на вечный голод, жилистое тело было сильным от тяжелой работы. Его недостатком был малый рост. Он знал, что не может позволить Сано провести удар или навалиться на него. Поэтому он подскакивал то ближе, то дальше, насколько позволяла связывавшая их веревка, ухитряясь ткнуть или порезать противника. Сано, разъярившись, потерял осторожность и открылся, делая выпад. И нож мальчика Пса проник ему в сердце.
Наступило молчание, внезапное затишье сменило звучавшие несколько секунд назад язвительные крики. Вождь стоял, глядя вниз на своего единственного сына. Его рука потянулась к ножу, и мальчик Пес решил, что сейчас умрет. Но потом рука упала и вождь отвернулся.
Он стал собственностью вождя, и его статус изменился. Больше он не делал женскую работу. Он помогал с лошадьми, и его даже учили пользоваться луком и стрелами, хотя никогда близко не подпускали к немногим винтовкам, которые у них были. Но за ним всегда следили, его охраняли, ему не доверяли, пока двумя годами позже белые солдаты не напали на лагерь и он не убил нескольких из них. Он сделал это только чтобы спасти свою собственную жизнь, а не потому, что они были врагами апачей, но с этих пор он поднялся еще на одну ступеньку. Апачам не хватало воинов, и теперь его обучали на воина. Хотя за ним еще наблюдали и не полностью доверяли, его больше не охраняли день и ночь. Он убил белых и, совершив это, стал апачем.
Были случаи, когда он мог бежать, но ему некуда было идти. У него не было семьи. С солдатами или белыми поселенцами у него было не больше общего, чем с апачами. Возможно даже, что отчасти он стал считать себя апачем. Вместе с другими он участвовал в набегах, брал в плен мексиканцев и продавал их, и хотя никогда не насиловал женщин, он проверил свою взрослость на пленнице, которой, казалось, было все равно. Она спокойно лежала под ним, и хотя он почувствовал физическое облегчение, он также познал отвращение к себе и ужасную пустоту. Больше он никогда не пользовался пленницами.
То, что он не насиловал пленниц или не взял в жены индианку, еще больше отдалило его от других. Если бы он не был таким хитрым и опасным в бою, его убили бы – это Лобо понимал. И вправду, другие апачи вызывали его на смертельные поединки. Он дрался за своего каракового, которого он жеребенком увел с ранчо, и за женщину, которая предпочла Лобо другому, хотя он сам не был в ней заинтересован. Потом случилось это последнее нападение солдат.
Лобо показали другую жизнь, такую, в которой к нему опять относились с недоверием и презрением, и часто с откровенной ненавистью. Но он научился не обращать внимания ни на что и ни на кого кроме, может быть, своего каракового.
И ему это удавалось. С тех пор как его брата оставили умирать у тропы апачей, ему было совершенно наплевать на всех. Он никогда ни о ком не заботился. А теперь вдруг ему стало не все равно. По какому-то нелепому стечению обстоятельств он обнаружил, что несет ответственность не просто за одного другого человека, но за кучку детей и неполноценных взрослых, не говоря о женщине с самыми синими глазами, какие он когда-либо видел.
Он остановился у реки и дал караковому напиться. Сейчас она уже уехала с ранчо, поехала учить детей. Эта мысль вернула старое стремление, желание учиться, но он никогда не стал бы просить ее. Это было бы самым большим унижением из всех.
Черт побери. Он желал ее больше, чем когда-либо чего-либо. Но с таким же успехом она могла быть солнцем, такая далекая и недосягаемая.
* * *
В городке Ньютон новости распространялись быстро.
– Вы знаете…
– Я слышал…
– Наемник? У мисс Уиллоу?
– Теперь она слишком далеко зашла…
– Не могу поверить…
– Но мне это сказали совершенно точно.
– Вроде неприлично, раз она учительница и все такое.
– А это просто еще слух.
– Человек Ньютона мне сам сказал.
– Она свихнулась? Я слыхал, он жил с апачами.
– Я слыхал, он больше индеец, чем белый.
– Рассказывают, разогнал кучу людей Ньютона.
– А как думаете, почему? У мисс Тэйлор нет столько денег, чтобы платить ему.
– Да, почему?
– Гм… гм.
На этот вечер было назначено городское собрание.
* * *
Уиллоу не стала задерживаться после школы. На протяжении всего дня ее окатывали волны предвкушения, и чем ближе к концу занятий, тем сильнее они становились.
Когда последний ученик, не считая близнецов, ушел, она торопливо заперла дверь и направилась к тележке, бросив быстрый беспокойный взгляд в сторону кабинета Салливэна.
Он сказал, что приедет прошлой ночью, и не приехал, а это значило, что у него было неотложное дело. Но она знала, что он не собирался отступать. И ей не особенно хотелось спорить насчет Джесса на глазах у всего города Ньютона.
Не то чтобы – это она быстро поняла – они еще не знали о ее новом работнике. Она заметила бросаемые тайком взгляды – на перемене и когда родители приходили забрать детей. Теперь это любопытство было на лицах нескольких праздношатающихся. Она заподозрила, что будет созвано еще одно городское собрание.
Но сейчас ей было все равно. Она их уже пережила немало до этого, и ничто не имело значения, кроме безопасности ее семьи… и кроме Джесса.
Прежде чем она успела забраться в тележку, к ней быстро подошел Салливэн. Лицо его было мрачным.
– У вас все в порядке?
– Конечно, – ответила она.
– Вчера у миссис Корбетт родился ребенок.
– Я что-то вроде этого и подумала. – Уиллоу улыбнулась. – Мальчик или девочка?
Он подозрительно посмотрел на нее.
– Девочка.
– Они хорошо себя чувствуют?
– Да. Но я хотел поговорить с вами насчет…
– Знаю, – сказала Уиллоу, – и я не изменю своего решения.
– Вам известно, что весь город говорит об этом?
– С каких пор вас заботит, о чем говорит весь город? – сказала она более резко, чем ожидала.
– Когда я согласен с этим, – упрямо ответил он.
– Салливэн, – осторожно подбирая слова, начала Уиллоу, – вчера целый день Джесс помогал Брэди, а вечером приехали люди Ньютона, очевидно чтобы сжечь сарай. Он им не позволил.
– Джесс? – сказал Салливэн подчеркнуто. – Джесс? Его зовут Лобо.
– Его настоящее имя Джесс.
– Джесс? – опять с недоверием повторил он.
– До того, как он попал в плен к апачам.
Салливэн удивленно поднял бровь.
– Он еще что-нибудь говорил? Как его фамилия?
Она покачала головой.
– Джесс? Ну, будь я проклят.
Уиллоу не могла сдержать улыбки удовлетворения. Наконец ей удалось поколебать его уверенность.
– Он говорил еще что-нибудь? Например, сколько человек он убил? – ядовито спросил Салливэн.
– Он спросил, хочу ли я это знать.
– А вы не хотите?
– Нет. Мне все равно, чем он занимался раньше.
Салливэн уставился на нее.
– Все равно?
– Если бы вас лишили вашей семьи и воспитали у апачей, возможно, вы тоже делали бы что-то из того, что он был вынужден делать, чтобы выжить, – сказала Уиллоу.
– Это не значит, что он поступал правильно, и не оправдывает того, что он делает сейчас.
Уиллоу посмотрела ему в глаза.
– Обычно вы не осуждаете людей.
– Я беспокоюсь за вас. Я беспокоюсь за детишек.
– И двоих не было бы в живых, если бы он их не спас.
Он вздохнул.
– Я не могу даже догадываться о его побуждениях, Уиллоу, но такие, как он, не меняются. И они не живут долго.
Уиллоу замерла, снова ощутив страх, не отпускавший ее с тех пор, как Джесс открыл ей, кто он такой. Она знала, что последнее замечание Салливэна было верным, но предпочла оправдаться, перейдя в нападение.
– А вы, Салливэн, вы действительно живете?
Его серые глаза потемнели.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду Марису.
У него дернулась щека.
– При чем тут Мариса?
– Совершенно ясно, какие чувства вы двое испытываете друг к другу, но вы не собираетесь ничего предпринимать.
– Я не собираюсь посадить ей на шею инвалида.
– Никогда не видела никого менее похожего на инвалида.
Он внезапно успокоился.
– Вы меня видели, когда у меня бывали приступы малярии.
– И думаете, Мариса так мелка и эгоистична, чтобы не любить вас в такие моменты?
Его глаза потемнели еще больше.
– Мариса гораздо сильнее, чем кажется.
– Значит, она просто эгоистка?
– Как вы только можете… – Он вдруг замолчал, поняв ее уловку. – Я не собираюсь обременять ее, – сказал он.
– И вы называете меня упрямой, – с отвращением произнесла Уиллоу.
– Как всегда вы меняете предмет разговора, – резко ответил он. – Мы говорили о вас.
– Это вы говорили обо мне, – уточнила она. – А я хочу поговорить о Марисе.
Вдруг он ухмыльнулся.
– Может, я вас выслушаю, если вы выслушаете меня.
Уиллоу взглянула на него с подозрением. Ей это показалось очень невыгодной сделкой. Салливэн получит всю выгоду. Но может быть, он серьезно подумает насчет Марисы.
– Я подумаю об этом, если и вы подумаете, – сказала она. – А теперь мне пора домой.
Салливэн нахмурился.
– Вы будете осторожны?
– Я буду очень осторожна. А вы пойдете на собрание сегодня?
– Вам известно насчет собрания?
– Я догадываюсь.
– Уж что верно, то верно, Уиллоу, с тех пор как вы приехали, собраний стало больше.
Она улыбнулась.
– Вы будете защищать меня, как обычно?
Он покачал головой.
– На этот раз…
– Спасибо, Салливэн, – сказала она, забираясь на сиденье тележки, очевидно, не обращая внимания на его сомнения.
Он раздраженно глядел на нее.
– Я не знаю…
Но его слова повисли в пустом пыльном воздухе, и он дьявольски надеялся оказаться не правым, ожидая, что ее ждет ужасное разочарование.
* * *
Мариса терпеливо выжидала подходящего момента почти весь понедельник. Казалось, ее ни на минуту не оставляли без присмотра. Ее единственной надеждой улизнуть был Кэди, и ей никак не удавалось застать его одного. Она выходила из себя, беспокоилась и нервно расхаживала по комнате.
Все менялось к худшему. Эти люди другой породы начинали хозяйничать в Ньютоне. Профессионал на танцах в субботу вечером. Лобо. Келлер. Люди с жестким взглядом и холодными голосами. И в том, что они приехали сюда, виноват был ее отец.
Она просто должна была узнать, почему.
Снова она подумала о Лобо. Засада. Какое бы ей дело до этого? Он был один из них. Но почему-то ей было дело. Наверное, из-за Уиллоу. В конце концов, он, по-видимому, перешел на сторону Уиллоу. Хотя она не могла понять почему. Казалось, это его нисколько не интересовало, когда она говорила с ним сразу после его приезда в Ньютон. Он ее так же испугал, как и Кантон на танцах.
Но засада – одна мысль, что ее отец будет замешан в этом, причиняла боль. Каким бы он ни был – строгим, часто безжалостным, – но он был всегда человек чести.
А если она скажет Лобо или Уиллоу о готовящейся засаде, то не решит ли человек по имени Лобо в отместку убить ее отца? Сможет ли она пережить такое?
Салливэн. Он должен знать, что делать.
Она несколько раз пыталась пройти к загону, но каждый раз натыкалась на Келлера или одного из новых работников, которых она побаивалась. Ей не нравилось, как они оценивающе ее разглядывали. Даже Лобо не косился на нее с таким знающим, ждущим видом.
Только ближе к вечеру ей удалось пробраться к загону. Уиллоу наверняка уже уехала из школы на ранчо, но Салливэн должен быть на месте, если только его не вызвали к больному. Прошу тебя, Господи, молила она, пусть он будет на месте.
С самым невинным выражением на лице она прошла к сараю. Кэди был там, занимаясь очисткой стойл.
– Мисс Мариса, – сказал он, уважительно дотрагиваясь до полей шляпы.
– Добрый вечер, Кэди. Чудесный день. Для поездки лучше не придумаешь.
– Ну, мисс Мариса, вы знаете приказ вашего отца.
– Конечно, – сказала она, – но я надеялась, что вы сможете поехать со мной. Ну немножечко, – упрашивала она.
Он никогда не мог устоять перед ней, и теперь не устоял. Когда Кэди оседлал ее лошадь и помог ей сесть верхом, она почувствовала чуть заметное угрызение совести.
– В какую сторону, мисс Мариса?
– В сторону города, – сказала она.
Секунду он задумчиво смотрел на нее, потом только пожал плечами, когда она улыбнулась ему своей самой просящей улыбкой.
День был ясным. Небо было ярко-синим и от земли под лучами солнца поднималось марево. Она знала, что должна бы желать дождя, он был им всем нужен, особенно тем, у кого не было доступа к реке. Все ручьи пересохли, и немногие фермы в округе несли потери. Все же раз она ничего не могла поделать насчет дождя, она вполне может насладиться этими мгновениями свободы. Она не знала, удастся ли ей снова вырваться после сегодняшней авантюры.
Почти на полпути к городу Кэди стал возражать, но она блеснула улыбкой.
– Мне надо повидать доктора Баркли.
Он сразу принял озабоченное выражение.
– Что-то неладно?
Она успокаивающе улыбнулась.
– Просто голова болит. Я думала, у него найдется порошок.
– Но ваш отец…
Не отвечая, Мариса пришпорила лошадь, пустив ее так быстро, что разговор стал почти невозможным. Она не снижала скорости, пока они не подъехали к кабинету Салливэна. Не дожидаясь помощи Кэди, она соскочила на землю.
– Вернусь через десять минут, – сказала она и подбежала к дому, открыла дверь без стука и снова закрыла, прежде чем Кэди успел войти.
Салливэн поднял голову от книги, которую он читал, сидя в кресле. При виде ее на его лице появилось выражение радости и тревоги.
– Что-нибудь неладно?
– Все неладно, – сказала она, входя, не сводя взгляда с его лица.
Она протянула ему руку, и он крепко сжал ее.
– Рассказывайте.
Внезапно ее охватили сомнения. Не было ли это предательством по отношению к ее отцу? Или, если она не предупредит Уиллоу, то предаст других.
– Все будет в порядке, – сказал Салливэн уверенным и ободряющим тоном. – Что бы это ни было…
И потом она оказалась в его объятиях, чувствуя, что хотела бы всегда там находиться. Он крепко держал ее, вливая в нее свою силу. Несколько минут она не двигалась, ища комфорта в возникшем твердом убеждении, что Салливэн сумеет все устроить.
Его ладонь пригладила ей волосы и передвинулась к подбородку, приподнимая его, пока их взгляды снова не встретились.
– Так в чем дело? – повторил он.
– Это верно, что человек… что Лобо… перешел к Уиллоу?
– Да, – мрачно ответил он.
– Почему?
Он весь напрягся.
– Не знаю, – сказал он. – Хотел бы я знать.
– Я все вспоминаю тот раз, когда его встретила. Он был невежлив и даже… очень груб, но… но я не боялась его так, как некоторых других.
– Он странный человек, – сказал Салливэн. – Чэд его чуть ли не боготворит, и даже Эстелла переносит его присутствие. – Он помолчал мгновение. – Видит Бог, я не понимаю ни его, ни почему он помогал Уиллоу, когда считалось, что он работает на вашего отца. И я не знаю, почему Уиллоу ему так доверяет.
– А вы? – негромко спросила Мариса.
– Не могу сказать, чтобы я ему доверял. Неважно, что он сделал для Уиллоу, он несет беду, Мариса. Вот и все. Уиллоу понятия не имеет, что может случиться.
Мариса прикусила губу.
– Люди отца собираются устроить ему засаду. Я слушала их разговор.
Салливэн застонал.
– Уиллоу сказала, что люди вашего отца прошлой ночью хотели сжечь сарай. Это только начало, Мариса, и я не знаю, как это можно остановить.
– Знаю, – сказала Мариса. – Я слушала их разговор, и хотела предупредить Уиллоу, но… мой отец больше не позволяет мне ездить одной.
Салливэн еще больше помрачнел.
– Как вы добрались сюда?
– Кэди, – сказала она. – Он сейчас на улице, и, может, корчится от боли.
Он медленно кивнул. Ему приходилось лечить Кэди спину.
– Я не ожидала, что папа так далеко зайдет, – тихо и печально сказала Мариса.
Салливэн крепко обнял ее, и она прижала голову к его груди. Она ощущала успокоение, слыша мирные удары сердца, чувствуя тепло его дыхания на своей щеке. Она подняла голову, и их взгляды встретились. Его спокойные серые глаза были озабочены, но вселяли чувство уверенности.
– Хотела бы знать, почему, – продолжала она. – Тогда, возможно, я могла бы что-то сделать.
– Не знаю, – задумчиво сказал Салливэн, – может ли кто-нибудь что-то сделать сейчас.
– Но вы знаете, почему? – настаивала она. – Я знаю, что-то было из-за моей матери, но не знаю, что.
Салливэн крепко обнял ее.
– Все, что мне известно – это что он обвиняет Гэра в смерти вашей матери.
– Что нам делать насчет Уиллоу и… этого человека? Насчет засады?
Салливэн был в нерешительности, потом сказал:
– Мы должны их предупредить.
– Вы не думаете, что он станет мстить отцу?
– Я не скажу ему, кто за этим стоит. Только то, что я слышал, что несколько человек сговаривались убить знаменитого профессионала. Видит Бог, для таких, как он, это просто профессиональный риск. Судя по тому, что я о нем слышал, для него этого будет достаточно.
Раздался стук в дверь.
– Мисс Мариса! – Голос Кэди был громким и настойчивым.
Салливэн приподнял бровь.
– Мне лучше уйти, – грустно сказала Мариса. Салливэн крепко держал ее, глядя в затуманившиеся карие глаза.
– Мисс Мариса!
– Я должна идти, – снова прошептала она. – Но я собираюсь попробовать поговорить с Гэром Морроу. Может быть, есть способ остановить это.
– Нет, если засуха продлится, и Гэр будет пользоваться землей Уиллоу, – без выражения сказал Салливэн. – Не знаю, сможет ли что-нибудь тогда их удержать.
– Салливэн?..
В ее голосе появились нежные просящие нотки, и все, что он мог бы сделать – это наклониться и поцелуями стереть беспокойство с ее лица. Но он боялся начать то, что не смог бы остановить. Потом он вспомнил свой последний разговор с Уиллоу. Возможно, она была права.
Больше он не мог сдерживаться. Он склонил голову и легко дотронулся губами до ее губ. Ощутив ответное движение, он прижал губы сильнее, вкушая экзотическую смесь страсти и невинности. Как хорошо было ощущение ее губ, ее тела! Он чувствовал то, чего не чувствовал уже много лет – подъем духа, и желание, и небесное наслаждение. Его чресла болели от чего-то большего, чем желание, от стремления владеть, и нежить, и любить. Он был одинок долгое время, и из-за малярии оставил когда-то лелеемые мечты о жене и детях. Теперь они ворвались в его сознание с бурной, яростной силой, заглушая все остальное, всякие сомнения, что у него были. Осталось только наслаждение, невероятное наслаждение и чувство, что она ему нужна.
– Мисс Мариса!
Стук в дверь стал громче, настойчивее, и Салливэн понял, что еще мгновение – и она откроется. Он с трудом оторвал губы от губ Марисы и отступил на шаг.
– Вам лучше идти, – сказал он.
Глаза ее сияли, губы, покрасневшие и припухшие от его поцелуя, соблазнительно чуть налились. Она выглядела такой милой, и на ее лице было какое-то благоговение перед ним.
– Мы еще поговорим, – нежно сказала она.
Она кивнула и отошла, как раз когда дверь открылась. В двери стоял весь побагровевший Кэди, переводя взгляд с Салливэна на Марису. Она заметила появившееся на лице Кэди понимание, сменившееся сочувствием.
– Нам лучше отправляться, мисс Мариса, – медленно сказал он. – Ваш отец будет бешенее раненого кабана.
Мариса медленно кивнула, встретив взгляд Салливэна. В его глазах появилось что-то необычное. Там таилось обещание. Несмотря ни на что, она почувствовала тепло внутри, счастье, перевесившее всю заботу, и страх, и ожидание беды последних нескольких дней.
– Все будет хорошо, – сказал Салливэн. – Я обещаю.
И Мариса знала, что так и будет. Она смотрела в нежные глаза на сильное лицо в проведенных болью морщинах, и чувствовала себя желанной и в безопасности. Она чувствовала, что может сделать все, стать всем для него. Она кивнула. Глаза ее говорили больше, чем могли бы сказать слова. Она тоже обещала.
Он улыбнулся, и весь мир показался ей сияющим. Потом Кэди потянул ее за руку, и они вышли. Только тогда обратила она внимание на незнакомые лица на улице, на большое число мужчин. Только тогда заметила она оценивающие взгляды, и это грубо и резко вернуло ее к реальности.
