Текст книги "О ком грустит Пьеро"
Автор книги: Патриция Хорст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Патриция Хорст
О ком грустит пьеро
1
Дэвид Колбери остановил свой синий «форд» у ограды небольшого сквера и вышел из машины. Солнечное жаркое утро в Лос-Анджелесе, парочки на скамейках, запах, горячего асфальта, прохожие, спешащие по своим делам… Обычный, ничем не примечательный день. Но для Дэвида он был, пожалуй, самым страшным и самым прекрасным за все тридцать пять лет его жизни.
Он спустился по широкой, посыпанной песком дорожке, стараясь не выходить из тени деревьев, и остановился у детской площадки. Мальчики и девочки, загорелые, смеющиеся, играли с куклами и машинами, возводили из кубиков башни, качались на качелях, бегали наперегонки. Шумные, веселые и беспечные, еще ничего не знающие о трудностях и огорчениях, о разлуках и болезнях.
– Эрни! Нам пора! – послышался звонкий женский голос.
Дэвид замер и побледнел, услышав короткое имя. И в следующее мгновение увидел, как мальчик с темно-русыми волосами, в клетчатой рубашке и бежевых шортах оглянулся и помахал кому-то рукой.
– Эрни, пойдем!
– Ну, еще чуть-чуть, пожалуйста! – попросил мальчик, хмурясь и притоптывая ногой.
– Хорошо, даю тебе десять минут.
Дэвид нашел взглядом женщину: молодая стройная блондинка в легком открытом платье. Значит, это она…Что ж, могло быть и хуже. Он несколько секунд пристально смотрел на нее, потом резко отвернулся и сжал кулаки. Попробовать завязать знакомство? Но это слишком рискованно: если она встретит его презрительной усмешкой, другого шанса уже не будет.
– Мама, идем? – Эрни попрощался с приятелями, подобрал с травы разноцветный мяч и направился к женщине.
Она подхватила его на руки и поцеловала в румяную щеку. Это зрелище причинило Дэвиду мгновенную острую боль – словно осколок льда проник в сердце. Мальчик и женщина, о чем-то переговариваясь, уже удалялись и почти скрылись за зеленой изгородью, когда Дэвид пришел в себя.
– Мой сын… – прошептал он, будто пробуя это слово на вкус, и снова повторил: – Мой сын.
Он и не представлял, собираясь в Лос-Анджелес после получения длинного и сбивчивого письма, что встреча обернется такой мукой. Да и что это за встреча: выслеживание и подглядывание за собственным четырехлетним ребенком, который даже не подозревает, кто его настоящие родители.
Дэвид медленно вернулся к машине и сел за руль. Его ожидало еще одно свидание, и, скорее всего, оно будет более тяжелым и печальным. Он покачал головой и достал из кармана листок бумаги с адресом больницы. Но никак не мог заставить себя включить зажигание и тронуться в путь.
Бессильно уронив руки на колени, он смотрел сквозь ветровое стекло на спешащих мимо людей и думал, что в конечном итоге судьба настигает тебя, как бы ты ни прятался. И предъявляет счет за все ошибки к немедленной оплате, не соглашаясь на уступки, не давая времени на размышления.
Дэвид вздрогнул от стука в стекло.
– Вам плохо? – Полицейский внимательно рассматривал его осунувшееся лицо со следами бессонной ночи.
– Нет, все в порядке, просто задумался. – Дэвид изобразил доброжелательную улыбку и завел мотор. – Не беспокойтесь.
Полицейский кивнул и отошел, провожая взглядом подержанный «форд», тронувшийся с места слишком резко, так, что взвизгнули тормоза. Дэвид вел машину, не отрывая глаз от дороги: он действительно очень устал и с трудом заставлял себя быть внимательным и осторожным. Два дня за рулем, серые ленты скоростных шоссе, краткие остановки на заправочных станциях, горький кофе, уже почти не помогающий…
Стоило ли так торопиться? За пять лет он почти сумел забыть прошлую жизнь. Вырвал из памяти, как из книги, несколько страниц и бросил в огонь. Но они не сгорели, и теперь приходилось читать их заново. Возвращение туда, где когда-то был сначала счастлив, где цвела любовь, после преданная и проданная, всегда ужасно. Но у него не было выбора: невозможно ответить на просьбу умирающей женщины отказом. Даже если сам когда-то тайно, сходя с ума от тоски, желал ей смерти.
Больница, куда Дэвид приехал, находилась почти на окраине города. Высокое здание с большими окнами, в которых отражалось солнце, тенистые деревья вокруг него, клумбы с яркими георгинами и розами… Наверное, здесь хороший уход и умелые доктора, но откуда бы взяться деньгам, чтобы заплатить за все это?
Дэвид поднялся по ступеням в холл и спросил в окошке регистрации, где ему найти Мэри Шон. Пожилая медсестра провела его по светлому коридору, пахнущему лекарствами, к маленькой одноместной палате и, сказав что-то ободряющее, оставила одного.
С замирающим сердцем Дэвид открыл дверь и вошел, стараясь ступать тихо. На постели лежала женщина – исхудавшая, с запавшими глазами, обведенными темными кругами.
– Мэри… – Он присел на стул, ощутив слабость в ногах. – Это я, Мэри.
Она слабо улыбнулась и, протянув тонкую руку с выступающими жилками, коснулась его щеки.
– Ты все-таки приехал… Спасибо, милый. – Слезинки повисли на ее дрожащих ресницах. – Прости меня, прости за все.
– Ну, что ты… – Дэвид почувствовал, что жалость и нежность заполняют его душу. – Мы оба виноваты в случившемся, и я, наверное, в большей степени. То, что я ничего не знал, не оправдывает меня. Не плачь, пожалуйста…
Заготовленные слова, упреки в предательстве мгновенно вылетели из головы. До последнего момента он не верил, что то, о чем говорилось в письме, правда. Но, увидев Мэри, такую несчастную, уже отрешившуюся от всего земного, понял, что не сможет быть жестоким. Теперь прошлое не имело значения, невозможно было в чем-либо обвинять эту женщину. Она и так получила сполна.
– Ты видел его? – Мэри попыталась приподняться, но тут же с тяжелым вздохом опустилась обратно на подушку. – Расскажи, как наш мальчик?
– Очень красивый, веселый… – Дэвид с трудом подбирал слова. – Он показался мне счастливым.
– Надеюсь, что это так. Господи, ну почему я это сделала? Почему? – Мэри разрыдалась, захлебываясь слезами и всхлипывая. – Ты должен позаботиться о нем.
– Но как? Я растерял все знакомства в Лос-Анджелесе. Не могу же я просто явиться в тот дом…
– Позвони Джонни! Помнишь Джонни Келгута? Он поможет. – Хрипловатый шепот звучал все тише. – Это ведь и твой сын…
– Вам лучше уйти сейчас.
Дэвид не заметил, как медсестра появилась в палате. Она склонилась над Мэри, поправляя сбившуюся простыню. Потом едва заметно кивнула головой в сторону коридора. Дэвид вышел, не оборачиваясь, но звук голоса Мэри преследовал его неотступно.
– Не стоило ее так волновать. – Медсестра осторожно прикрыла за собой дверь. – Она и без того очень слаба.
– Неужели нет никакой надежды?
– Сожалею, мистер…
– Колбери, Дэвид Колбери. Я… Я бывший муж Мэри.
– Она умирает, мистер Колбери. – Медсестра говорила негромко и участливо. – Возможно, если бы она показалась врачу раньше, еще можно было бы что-то сделать. Но сейчас уже слишком поздно… Лейкемия в последней стадии не поддается лечению.
Дэвид только молча кивнул. Выйдя из больницы, он сел в машину и поехал в отель, где утром снял номер. Бессвязные мысли проносились в голове, сердце учащенно билось. Ему хотелось одного – закрыть глаза и поспать хотя бы несколько часов. Потом он будет думать, искать решение, звонить старым знакомым, которые, скорее всего, давно забыли о его существовании. Он обязательно найдет выход из этой ситуации, и не только ради Мэри, но и ради себя самого.
В номере было прохладно, синие шторы на окнах не впускали яркий солнечный свет в комнату. Дэвид разделся, принял душ и, растянувшись на кровати, попытался уснуть. Но вместо долгожданного сна к нему пришли воспоминания, эти непрошеные гости, которые являются без стука и терзают душу…
Все началось десять лет назад, когда Дэвид, окончивший к тому времени Колумбийский университет, приехал в Лос-Анджелес, чтобы найти работу и начать настоящую взрослую жизнь. Ему удалось устроиться в небольшую строительную компанию, но полученные им знания оказались никому не нужными. Вместо того, чтобы проектировать дома, Дэвид часами отвечал на телефонные звонки, разбирал корреспонденцию и писал рекламные объявления. Его начальник не воспринимал молодого человека всерьез, а в ответ на просьбы дать ему возможность доказать свои способности только презрительно усмехался.
Тогда же Дэвид познакомился на вечеринке с Мэри. Как она была красива! Миниатюрная брюнетка с пронзительно зелеными глазами и ярким чувственным ртом. Она мечтала стать актрисой, а пока подрабатывала в ночных кафе, исполняя зажигательные танцы для скучающей публики, состоящей в основном из мужчин.
Их первая встреча закончилась долгой прогулкой по ночным улицам города. Они говорили обо всем на свете – о себе, о любви, о музыке, о луне. Как двое беспечных детей, взявшись за руки, они, то медленно шли, то бежали вприпрыжку, то останавливались перед роскошной витриной ювелирного магазина, чтобы полюбоваться россыпью драгоценных камней.
Какое чудесное время: молодость, легкость, ощущение полной свободы. Даже то, что у них не было денег на ресторан, казалось забавным. Пустяки, можно купить несколько сандвичей и бутылку дешевого вина и устроить пикник на скамейке в сквере. Первый поцелуй обжег обоих, и они тут же отправились на квартиру, снимаемую Дэвидом в старом многоэтажном доме.
Утром они решили, что это любовь. И через месяц поженились, устроив пирушку для многочисленных знакомых. Сначала все шло прекрасно. Страсть и новизна обладания нежным гибким телом Мэри, дарили Дэвиду несказанное блаженство. Он просыпался с одной мыслью: у них впереди целый день и ночь, они снова будут вместе погружаться в жаркие волны желания и всплывать на поверхность, задыхаясь от восторга.
Его беспокоила лишь работа Мэри. Какому мужу понравится, что его жена каждый вечер обнажается перед чужими мужчинами, не отрывающими горящих глаз от ее груди, плеч, бедер, по праву принадлежащих только Дэвиду. Он пробовал убедить ее сменить занятие, но Мэри отказывалась.
– Я знаю девушек, которые выбивались в актрисы из танцовщиц, – уверенно говорила она, проводя помадой по губам. – А вдруг какой-нибудь продюсер или режиссер заглянет в наше заведение? Я верю в свою удачу, милый, не зря же мы живем в Лос-Анджелесе.
– Но ведь есть и другие способы, – убеждал ее Дэвид. – Можно сделать кинопробы, разослать в агентства твои фотографии…
– Да, и всю оставшуюся жизнь ждать телефонного звонка.
Мэри усмехалась, усаживалась к мужу на колени, и споры прекращались сами собой. Потому что невозможно вести внятный разговор и целоваться одновременно. Дэвид же, влюбленный до головокружения, тогда предпочитал ласки словам, надеясь, что все как-нибудь уладится.
Но прошел год, а они по-прежнему считали центы, отказывая себе даже в маленьких удовольствиях. Мэри, которая раньше встречала любые огорчения ослепительной улыбкой, чаще стала грустить и возвращаться в их крохотную квартирку все позже. Иногда она оставалась ночевать у подруги: так, во всяком случае, звучали ее краткие объяснения на следующий день. И Дэвиду приходилось верить, иначе он просто сошел бы с ума от ревности.
Он выбивался из сил, ища более доходную работу, но у него не было ни достаточного опыта, ни рекомендательных писем. Получая отказ за отказом, он постепенно терял надежду на лучшее будущее. И понимал, что, если так пойдет и дальше, он потеряет Мэри навсегда.
Нет, она ни в чем его не упрекала. Но видеть, как она постепенно отдаляется, было мучительно. По вечерам, когда она собиралась на работу – тщательно накладывала макияж, расчесывала волнистые волосы до блеска, покрывала лаком длинные ногти, – Дэвид сидел рядом, не в силах оторвать от нее глаз.
– Ты такая красивая, – шептал он, проводя ладонью по гладкой загорелой спине.
– Да, но это не приносит денег. – Мэри поводила смуглым плечом, словно отряхивая что-то мешающее.
– Скоро все изменится, клянусь. – Дэвид понимал, что пустые обещания уже надоели ей, но ничего не мог с собой поделать. – Мы будем богаты, я постараюсь.
– Конечно, милый. – Она дарила безразличную улыбку: так улыбаются чужому докучливому человеку. – Извини, мне пора.
И исчезала за дверью, как сладкое видение, чтобы вернуться только утром, усталой, пахнущей вином и сигарным дымом, с красным пятнышком на шее, появление которого объясняла собственной неловкостью. Дэвид ожидал ее, меряя шагами комнату и проклиная свое невезение.
Почему она не уходила совсем? Он до сих пор не знал, что привязывало к нему Мэри – любовь, страсть, равнодушие, надежда? Им было очень хорошо в постели, но это ведь не причина. Правда, иногда случались дни, когда прежняя Мэри возвращалась, и они снова гуляли по ночам и строили планы на будущее, возвращались домой и до зари не выпускали друг друга из объятий.
Однажды Дэвиду предложили, наконец высокооплачиваемую работу. Он с радостью согласился и взялся за дело. Ему поручили разработать макет особняка для какого-то богача, и Дэвид подумал, что судьба дает ему неплохой шанс. Часами он просиживал у кульмана, похудел, питаясь лишь бутербродами и крепким кофе, и через две недели принес новому начальству готовый проект.
Ему действительно заплатили какие-то деньги в виде аванса, но на этом все и закончилось. Вскоре выяснилось, что нанявшая его фирма обанкротилась еще месяц назад, и любые попытки добиться возврата хотя бы чертежей ни к чему не привели.
Мэри старалась утешить Дэвида, но было заметно, что ее начинают утомлять неудачи мужа. Их жизнь стала походить на тягучий бесконечный кошмар, из которого невозможно выбраться. Три года совместного существования, бедности, затаенных обид, тщательно скрываемого недоверия…
Как-то дождливым утром Мэри вошла в квартиру с довольной улыбкой на лице и огромным букетом алых роз.
– У меня хорошие новости, милый! – Она сняла промокший плащ и небрежно бросила его на стул. – Вчера я познакомилась с агентом, который занимается поиском девушек для нового фильма. Он сказал, что у меня есть шанс получить небольшую роль, представляешь?
– Неужели? – Дэвид недоверчиво покачал головой. – И что для этого надо сделать?
– Несколько цветных фотографий для начала. – Мэри как-то смущенно потупилась. – В общем, вечером я с ним встречаюсь.
– Ты уверена, что это не какой-нибудь обманщик, решивший использовать тебя? – Дэвид заметил розы и нахмурился. – Это от него?
– Да, он очень щедрый. – Она слегка покраснела и отвернулась к окну. – Знаешь, я уже отвыкла от того, что кто-то дарит мне цветы, приглашает в ресторан…
– А потом он пригласит тебя в постель, – раздраженно сказал он. – Ты и на это согласна?
– Не говори глупостей! – Мэри вдруг закружилась по комнате. – Я стану актрисой! Мне должно, наконец повезти! Я просто уверена, что все получится. Не сердись, прошу тебя.
Она долго готовилась – надела тончайшее шелковое белье, ажурные чулки, короткую узкую юбку и облегающую полупрозрачную блузку. Когда Дэвид увидел, как она соблазнительна, он вдруг с необычайной ясностью понял, что если сейчас отпустит жену, то потеряет ее.
– Любимая, останься! – Он готов был встать на колени, выпрыгнуть из окна, лишь бы удержать ее. – Давай сходим в ресторан, в театр, давай уедем куда-нибудь вдвоем…
На мгновение Мэри замерла, внимательно глядя на него, потом решительно направилась к двери, бросив на прощание:
– Не скучай.
Она вернулась только на следующий вечер, веселая, словно ничего страшного не случилось. Дэвид даже не стал спрашивать, где она была, чтобы не выслушивать очередную ложь. И Мэри ничего не сказала, лишь упомянула мимоходом, что фотографии будут готовы через несколько дней.
Еще два месяца они провели вместе, но будто разделенные непроницаемой стеной. Как Дэвид ни пытался убедить себя, что все кончено, зернышко надежды жило в глубине души, и он не мог уйти первым. Его любовь, его зеленоглазая девочка, умевшая быть такой нежной, превращалась в холодную недоступную женщину, равнодушную и далекую, как звезда в ночном небе.
Однажды, вернувшись с работы, Дэвид застыл на пороге: в комнате царил беспорядок, дверцы опустевшего шкафа были распахнуты, на столе лежала короткая прощальная записка, написанная явно в спешке, летящим неровным почерком.
Мэри уехала в Нью-Йорк с этим неизвестным агентом, бросив все, даже не найдя времени, чтобы объясниться. Дэвид налил в бокал неразбавленного виски и выпил одним глотком, чтобы хоть как-то утишить нестерпимую боль в сердце. Он смог пережить этот страшный вечер, у него хватило сил. Но утром он проснулся другим человеком – от мечтательного юноши, видевшего мир, словно через розовые очки, почти ничего не осталось.
Дэвид не любил вспоминать последующие полтора года, потому что они состояли из скучной работы, виски, подружек на пару часов, нетребовательных и готовых разделить с ним постель за ужин в недорогом ресторане. Он жил так, будто никогда не существовало на свете женщины с зелеными глазами. И почти привык к чувству опустошенности и безразличия к окружающему миру.
Неизвестно, чем бы все закончилось, но однажды Мери снова вошла в его неприбранную квартиру, где на полу лежали книги и журналы, немытые стаканы и пустые бутылки. Она, не дав Дэвиду опомниться, бросилась к нему на шею, заливаясь горячими слезами, бессвязно бормоча, прося прощения, жалуясь… Он не смог выгнать ее на улицу, просто не сумел.
Его жена вернулась из долгого путешествия – что ж, прекрасно. Не было никаких агентов, измен и предательств. Ничего. Он так решил – и точка. Мэри ничуть не изменилась, разве что похудела и стала еще красивей и нежней. Она пыталась загладить вину – поцелуями, чувственными ласками, накалом страсти. Но пламя, горевшее в Дэвиде прежде, угасло, и не в ее силах было снова разжечь его.
Через некоторое время Мэри, оправившись от неудачи, вернулась к прежнему образу жизни. Наверное, она просто не могла иначе. И для Дэвида снова потянулись бессонные ночи и безрадостные дни. И когда ему однажды предложили место архитектора в канадской компании, он, не раздумывая, согласился. Необходимо было вырваться из замкнутого круга, иначе это закончилось бы плохо.
Он предложил Мэри поехать с ним – она отказалась. Провинциальный городок, где отсутствовали театры и ночные кафе, где по улицам, залитым светом фонарей, не бродили смеющиеся люди, ничем не привлекал привыкшую к развлечениям Мэри. К тому же первая ошибка не научила ее остерегаться, ничего не добавила к опыту. И она по-прежнему продолжала верить, что в один прекрасный день появится человек, который сделает из нее звезду.
Дэвид уехал один и в течение пяти лет ничего не знал о своей жене. Она просто перестала для него существовать. И только иногда приходила во сне худенькой зеленоглазой девочкой, легкой, как мотылек. Он полностью изменил свою жизнь, с головой уйдя в работу. После нескольких удачных проектов его повысили в должности, он стал вполне обеспеченным человеком.
А позавчера в его небольшой квартире появился неизвестный молодой человек и передал письмо – измятое, прошедшее через множество рук. Письмо от Мэри… Прочитав его, Дэвид сначала недоуменно покачал головой, не веря и ничего не понимая. Но потом вдруг осознал, что у него растет сын.
Когда он уезжал, Мэри уже носила под сердцем его мальчика. Естественно, беременная женщина не может танцевать и раздеваться перед зрителями, а другого источника дохода у нее не было. И когда пришло время рожать, Мэри оказалась в бесплатной больнице для бедняков. Там-то к ней и обратился с предложением некий Тимоти Элберн: он сказал, что они с женой давно мечтают о ребенке, но не могут иметь его. И если бы Мэри согласилась за определенное вознаграждение, да, за достаточно большое вознаграждение, подписать документ об отказе от всех прав на малыша…
Ну, что бы ожидало ее сына? Нищета, голод, скитание по чужим квартирам, поздние возвращения матери. А Тимоти обещал, что в их семье у него будет все самое лучшее. И Мэри, ослабленная, несчастная, одинокая, согласилась. Она увидела своего ребенка только через год, да и то случайно. Тимоти и красивая молодая женщина сидели за столиком открытого кафе, а рядом стояла коляска. Мэри долго не решалась подойти, но он первый заметил ее.
– Дорогая! – Тимоти с усмешкой обернулся к женщине. – Познакомься с матерью Эрни.
– Здравствуйте, – прошептала та, побледнев. – Я Кэтрин.
Мэри робко приблизилась и заглянула в коляску. Малыш посмотрел на нее ясными синими – как у Дэвида! – глазами и улыбнулся.
– Мы, кажется, договорились, что вы не будете пытаться разыскать ребенка, – холодно сказал Тимоти. – У вас нет никаких прав на него.
– Перестань! – возмущенно воскликнула Кэтрин и положила узкую ладонь на плечо Мэри. – Не слушайте его, не бойтесь. Хотите подержать его на руках?
Мэри отшатнулась и бросилась бежать, чувствуя, как сильно бьется сердце, причиняя боль. И только дома, упав на диван и заливаясь слезами, она окончательно поняла, чего лишилась. Ведь можно было разыскать Дэвида: он бы не смог отказаться от сына! Но теперь было слишком поздно, и невозможно признаться бывшему мужу в страшном поступке…
Она не писала Дэвиду, как жила эти годы. Но, узнав, что тяжело больна, Мэри нашла в себе силы, чтобы разузнать через знакомых побольше о Кэтрин. Она сумела разыскать и самого Дэвида. Перед смертью, когда уже не оставалось никакой надежды, она попросила его приехать в Лос-Анджелес. Она рассказала ему все, не утаив ничего, и не пыталась оправдываться.
Он был потрясен до глубины души. Дочитав письмо до конца, Дэвид тут же позвонил в компанию и сказал, что берет отпуск. Собрав вещи, он тем же вечером отправился в Лос-Анджелес, боясь не успеть поговорить с Мэри. Всю дорогу он думал лишь об одном: о своем сыне, четырехлетнем мальчике, который жил где-то с чужими людьми, ничего не зная о родителях настоящих.
Сын… Это слово жгло ему сердце и гнало вперед. Дэвид не представлял, что будет делать. Ведь нельзя же действительно войти в дом к тем людям и заявить свои права на ребенка. Значит, придется искать другие пути. И он был уверен, что пойдет на все, лишь бы вернуть себе сына.
