Текст книги "Прекрасная обманщица"
Автор книги: Патриция Гэфни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
«Ну что ж, – оправдывала себя Кэтрин, заставляя подняться на ноги, – я ведь собиралась изображать шлюху, не так ли? Если раньше он сомневался, то уж теперь, Богом клянусь, никаких сомнений у него нет и быть не может! Просто я сыграла роль до конца, чтобы он мне поверил. А по ходу дела узнала кое-что новенькое о себе. Оказывается, я могу играть свою роль так… убедительно. Может быть, стоит подумать об актерской карьере?»
Смутно ощущая, что ее рассуждения отдают лицемерием, и чувствуя себя не в силах мысленно задерживаться на них, она начала отыскивать взглядом свое платье. Выяснилось, что Бэрк второпях отбросил его в угол. Кэтрин уже собралась сама поднять его, но он ее опередил, подобрал платье и подал ей.
– Больше не буду тебя хватать, пока ты одеваешься, честное слово, – проговорил он со смехом, глядя, как она, с опаской косясь на него, натягивает платье через голову. – Погоди, позволь мне помочь.
Кэтрин возилась с застежками.
– Сама справлюсь, – раздраженно ответила она, пытаясь его оттолкнуть.
Бэрк лишь рассмеялся, нимало не смутившись, и принялся застегивать на ней платье.
– Знаешь, тут сверху не хватает пары пуговиц. Тебе следует быть осторожнее в будущем, моя дорогая.
– Ах ты…
Она крепко стиснула зубы, решив, что не позволит себя взбесить. Нет, такого удовольствия она ему не доставит. Когда все оставшиеся в целости пуговицы были уже застегнуты, руки Бэрка задержались у нее на груди, словно не желая ее покидать. Невероятно, но Кэтрин опять почувствовала волнение. Словно обжегшись, она стремительно отступила на шаг. Бэрк бросил на нее удивленный взгляд.
– Мои шпильки, – пробормотала она, отвернувшись и нашаривая шпильки среди скомканных простынь.
Потом она прошла в гардеробную, села перед зеркалом у туалетного столика и принялась яростно расчесывать волосы, почти наслаждаясь бодрящим ощущением боли.
– Что ты творишь, женщина? Побойся Бога! Ты же их с корнем выдернешь! Даже смотреть жутко. Разреши мне…
– Чтоб тебя! – в сердцах заорала Кэтрин, с грохотом швырнув на стол щетку. – Мне двадцать лет! Я вам не указываю, как чистить пистолет или подковывать лошадь, Ваше Высокопревосходительство! Буду вам очень признательна, если и вы прекратите лезть ко мне с советами насчет моего туалета, черт бы его побрал.
Она повернулась лицом к зеркалу, схватила щетку и опять начала выдирать волосы клочьями.
Бэрк так и застыл с открытым ртом. Через несколько секунд он запрокинул голову и разразился радостным хохотом, хлопая себя по бедрам и едва не лопаясь от смеха. Кэтрин искоса следила за ним негодующим взглядом, сворачивая волосы узлом и как попало втыкая в них шпильки. Бэрк тяжело опустился на постель и стал вытирать выступившие на глазах слезы, все еще посмеиваясь. Закончив прическу, она встала и направилась к двери.
– Ну, если вы натешились вдоволь, может быть, хватит корчить из себя обезьяну? Может, все-таки спустимся к ужину?
Бэрк перебросил ногу на ногу и, сцепив руки замком вокруг колена, опустил на них подбородок. Ему вдруг расхотелось куда бы то ни было идти.
– Ах, Кэт, милая Кэт, ты меня просто поражаешь! Женщины всегда представлялись мне существами таинственными и непостижимыми, но ты превзошла всех. Я отказываюсь тебя понимать. Неразрешимая загадка.
– Я чрезвычайно польщена. Теперь мы можем идти?
– «Я чрезвычайно польщена», – повторил он, нахмурясь. – Кто научил тебя так изысканно выражаться? Неужели один из твоих армейских любовников?
Она закусила губу.
– Я же вам рассказала, кто меня воспитывал. И вообще, после того, как… после того, что сегодня было, у вас больше не должно остаться никаких сомнений в том, кто я такая. Разве не так?
Увидев, что он не отвечает, а лишь вглядывается в нее с такой же напряженностью, как и она в него, Кэтрин почувствовала нарастающую панику.
– Я свою часть уговора выполнила, Бэрк! Я доказала, что я не лазутчица.
Бэрк продолжал пристально взирать на нее, не говоря ни слова. Когда ей показалось, что ни секунды этого гнетущего молчания она больше не выдержит, он встал и подошел к ней. В его лице ничего нельзя было прочесть.
– Ах, да, уговор. Да, Кэт, ты выполнила свою часть уговора. А теперь пойдем поужинаем, хорошо?
Кэтрин попятилась. Скверное предчувствие всколыхнулось у нее в животе волной холодной дурноты.
– Погодите, Бэрк. Вы собираетесь… Мы…
Она принялась отчаянно всматриваться в его лицо, но оно оставалось по-прежнему непроницаемым. Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы подавить тошноту.
– Мы должны кое-что прояснить. Вы сказали, что отпустите меня, если я… докажу, что я… шлюха. Я сделала все, чего вы требовали. Теперь вы должны меня отпустить. И я хочу… уехать сегодня. Прямо сейчас.
– Кэт, – заговорил он после минутного колебания, – присядь-ка на минутку.
И опять ледяная дрожь ужаса прошла у нее по спине.
– Нет? Почему?
Так как вместо ответа Бэрк лишь вздохнул и провел рукой по волосам со столь не свойственным ему нерешительным видом, ее волнение еще больше усилилось. Наконец, увидев, что он по-прежнему молчит, она задала прямой вопрос, от страха перейдя на шепот:
– Вы не собираетесь меня отпускать, так?
– Выслушай меня, дорогая.
– Ублюдок! – прошипела она. – Ах ты, лживый…
– Замолчи. Я не в настроении выслушивать твои отповеди. Сядь и выслушай меня.
– Да как ты посмел? – В густой синеве ее глаз засверкали серебряные искры. – После того, как я… как ты меня принудил…
– Э, нет, так не пойдет! Никто тебя ни к чему не принуждал.
Бэрк устало прислонился к двери и скрестил руки на груди.
– Боюсь, что ты пребываешь в заблуждении, Кэт, а все потому, что тебе вообще свойственно выдавать желаемое за действительное. Но, если ты будешь честна сама с собой, тебе придется признать, что я не давал обещания тебя отпустить. Несмотря на все твои амурные ухищрения, – добавил он с улыбкой.
– Что? – Она задохнулась от возмущения. – Это ложь! – Тут ее голос перешел в полузадушенный крик. – Ты знаешь, что это не так! Ты говорил…
– Я сказал, что не уверен в правдивости твоих утверждений. Мне казалось, что ты не та, за кого себя выдаешь. Сказал, что мне не хотелось бы вводить в заблуждение военные власти в Ланкастере. Ты сама себя обманула, сделав поспешный вывод, будто я отпущу тебя, как только тебе удастся меня убедить.
– Лжец!
Ее охватило такое бешенство, что она едва могла говорить.
Бэрк покачал головой, чувствуя, что сам с трудом владеет собой.
– Даже если бы я тебя отпустил, что бы ты стала делать? Куда бы отправилась?
– Я бы отправилась в Эдинбург! – со злобой ответила она. – Если тебе жалко лошади – пожалуйста, забирай ее себе на здоровье, я пешком пойду! И шмотки свои проклятые забирай, и плащ, и эти дурацкие сапоги…
– Перестань болтать глупости. Ты, похоже, совсем из ума выжила. Неужели ты думаешь, что сможешь пройти сто миль по ноябрьской распутице в срамном наряде и в стоптанных башмаках?
– Да! – страстно воскликнула Кэтрин. – На карачках поползу, лишь бы подальше от тебя!
Глаза Бэрка превратились в голубые льдинки.
– Можно сказать, что ползать на карачках тебе уже не впервой.
Ошеломленная Кэтрин судорожно втянула в себя воздух.
– Иуда! Грязный, лживый, гнусный сукин сын!
– Ты меня утомляешь, – протянул он, поворачиваясь к ней спиной.
– Подлец! Хоть ты и не говорил прямо, что отпустишь меня, ты знал, что я в это верю, и ничего мне не сказал! Злобный, низкий, порочный, бесстыжий выродок! Ты не стоишь того, чтобы…
– Ой, ради всего святого!..
– Англичанин!
В ее устах это было самое грязное ругательство, и она вложила в него всю ненависть, которую питала к нему в эту минуту.
Бэрк долго не сводил с нее глаз. У него вырвался, короткий нетерпеливый вздох.
– Идем, Кэт. Уже поздно.
– Никогда.
Девушка отшатнулась, отступая спиной к ночному-столику возле кровати и, дернув на себя ящик, схватила спрятанный им туда накануне тяжелый пистолет прежде, чем он успел сообразить, что она затевает. Одним молниеносным движением она нацелила пистолет ему в живот.
Бэрк замер. Если бы любая другая женщина стала угрожать ему пистолетом, он бы посмеялся и отобрал у нее оружие. Но по глазам Кэт было ясно видно, что она готова на убийство, а рука, маленькая женская ручка, сжимавшая пистолет, не дрожала.
– Кэт, – сказал он тихо, – не будь дурой.
– Я уже была дурой, – ответила Кэтрин таким же тихим и ровным голосом, – но больше это не повторится. А теперь медленно пройдите в гардеробную, майор Бэрк.
Она кивком указала ему на комнатушку, находившуюся справа от нее, при этом ни на секунду не упуская из виду цели.
Он сделал еще одну попытку.
– Если ты сбежишь, тебя поймают и тогда уж точно повесят. Неужели ты этого не понимаешь? Ты ведешь себя неразумно и таким образом сама подписываешь себе приговор, любовь моя. Позволь мне отвезти тебя в Ланкастер, и я скажу начальнику гарнизона, что ты – Вавилонская блудница собственной персоной. И тогда тебя отпустят.
Губы Кэтрин сложились в недобрую улыбку.
– А вы и впрямь меня за дуру держите, не правда ли, майор? Но я не собираюсь с вами спорить. Ступайте в ту комнату, или я вас пристрелю!
Бэрк ей поверил. Тщательно обойдя ее кругом, он попятился к гардеробной. Кэтрин следовала за ним на почтительном расстоянии. Когда он остановился на пороге, собираясь еще что-то сказать, она покачала головой и пистолетом дала ему знак войти внутрь.
Ключ был вставлен с внутренней стороны. Бэрк остановился, упираясь спиной в спинку стула. Дальше отступать было некуда. Между ним и дверью оставалось пространство всего в три фута. Кэтрин прикрыла дверь почти полностью и осторожно потянулась левой рукой, чтобы достать ключ, не переставая в то же время целиться в него правой. Но в то самое мгновение, как она вытащила ключ, Бэрк внезапным толчком захлопнул дверь, прищемив ей запястье правой руки, и пистолет выстрелил. Из-за двери раздался болезненный стон, распахнув ее настежь, она увидела, как он валится прямо на зеркало, а по лбу у него струйкой стекает кровь.
Кэтрин закричала от ужаса.
Казалось, не прошло и секунды, как горничная, та самая, что утром приносила им завтрак, вбежала в комнату.
– О, мэм, что случилось? Я слышала…
Ее голос осекся: она заметила Бэрка и дымящийся пистолет в руке Кэтрин. Глаза служанки округлились от ужаса, из широко раскрытого рта, как будто сами собой стали вылетать частые, короткие, пронзительные вопли. Кэтрин в панике уронила пистолет и, проскользнув мимо непрерывно орущей горничной, выбежала в коридор. Мужчина в халате попался ей навстречу и проводил ее изумленным взглядом. Со свистом рассекая воздух, она одним духом слетела вниз по ступенькам и замерла как вкопанная, увидев, что все постояльцы гостиницы глазеют на нее с раскрытыми ртами. Некоторые начали подниматься из-за стола, чтобы подойти к ней.
– Несчастный случай! Мой муж… Он чистил пистолет… Тут доктор есть? Помогите, он истекает кровью!
– Я доктор, – провозгласил почтенного вида пожилой господин с несколько сутулой осанкой. – Какая комната?
Он отодвинул свой стул и промокнул губы салфеткой.
– Второй этаж, по… последняя комната справа!
Бросив взгляд наверх, Кэтрин увидала на верхней ступеньке горничную Труди. Захваченная жестоким приступом икоты, служанка не в силах была говорить и лишь безмолвно тыкала в нее пальцем.
– Я поеду… за бинтами! – торопливо вскричала Кэтрин. – Возьму лошадь!
С этими словами она выскочила за дверь и опрометью бросилась за угол, на конюшенный двор.
Кобылу она нашла легко, а через минуту отыскала и уздечку.
– Эй, в чем дело? – спросил грубоватый верзила конюх, доедавший свой ужин при свете лампы в кладовой, где хранилась упряжь.
– Несчастный случай! Мой муж ранен, мне надо съездить за доктором. Погодите, это моя лошадь!
Кэтрин заступила дорогу конюху, когда он попытался ее остановить. На седло времени не оставалось. Она вывела лошадь во двор и вскочила ей прямо на спину.
– Задержите эту женщину! Остановите ее! – раздался визгливый крик.
Какой-то мужчина выбежал из-за угла и встал, закрывая выезд со двора. Кэтрин яростно всадила пятки в бока кобыле, и та рванулась вперед. Мужчина испуганно отскочил в сторону, лошадь и наездница стремительно промчались мимо. Кованые копыта высекали искры из мощенной булыжником дороги. Они галопом миновали фасад гостиницы, и Кэтрин краем глаза успела заметить кучку людей, столпившихся в дверях и провожавших ее глазами. Она еще ниже склонилась над шеей лошади и торопливым шепотом принялась уговаривать ее прибавить шагу. Очень скоро крики у нее за спиной утихли. Кэтрин во весь опор неслась в обратном направлении по той же дороге, по которой совсем недавно ехала сюда вместе с Бэрком.
Дождь прекратился, ночной воздух был влажен и прохладен. Клочковатые облака заслоняли луну; пришлось замедлить бег, иначе кобыла в темноте могла в любой момент угодить в канаву. Проехав рысью минут десять, Кэтрин добралась до развилки, которую запомнила еще позавчера. Налево шла дорога на Кезвик, так сказал ей Бэрк. Она остановилась в нерешительности. Инстинкт подсказывал, что надо ехать направо, на северо-восток, к дому. Но разум говорил, что именно этого враги от нее и ждут. Именно там ее в первую очередь и будут искать. Лучше покамест свернуть на северо-запад, обогнуть залив Солуэй-Ферт, а может быть, и пересечь его на лодке, если таковая найдется, и лишь после этого поворачивать на восток, к Эдинбургу.
С тяжким вздохом она повернула кобылу налево.
Дело пошло быстрее, когда луна вырвалась из туманной пелены облаков, но вскоре ее вновь затянуло тучами, и Кэтрин пришлось опять перейти на рысь. Единственными ее спутниками в эту нескончаемую ночь были хищные совы да их незадачливые жертвы. На рассвете она отвела кобылу в небольшой лесок, чтобы дать ей отдохнуть. Только там, прислонившись к дереву и съежившись от пробирающей до костей утренней сырости, положив голову на подобранные к груди колени, она наконец вернулась мыслью к тому, о чем не позволяла себе думать все это время. Дрожа от потрясения, девушка вновь и вновь переживала в уме ужасную сцену. Ее одолели рыдания, слезы безудержно катились по щекам. Ей пришло в голову, что лучше уж было не убегать, пусть бы ее поймали и повесили. Конечно, она не хотела спускать курок, у нее такого и в мыслях не было, да она бы и не смогла, даже если бы захотела, но положения дел это не меняло. Страшная правда заключалась в том, что она убила Джеймса Бэрка.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
10
Пронизывающий ветер обдувал раскисшую от дождя землю, над головой проплывали темно-серые, словно пушечные стволы, тучи. Они ползли па запад, как будто стремясь поскорее закрыть все еще пробивающийся на горизонте водянистый свет. Поросшие мхами и лишайниками валуны походили на спящее стадо коров. Вздувшийся ручей залил свои крутые берега, в воздухе остро чувствовался запах влажной земли. День клонялся к вечеру.
Внезапно ветер налетел шквалом, заставив Кэтрин поежиться и тесно прижаться к лошади. Кэтрин с силой стиснула зубы, чтобы они не стучали. Она тупо смотрела прямо перед собой, не замечая ничего вокруг и думая лишь о том, что надо двигаться вперед. Сырость пробирала ее до самых костей, волосы растрепались и стояли над головой подобно нимбу. Время от времени с ее посиневших губ срывался стон, но ледяной ветер тотчас же уносил его прочь. Ее лихорадило от голода, усталость давила на плечи, словно мешок камней, в теле не осталось ни единой косточки, которая не кричала бы от боли при каждом шаге измученной кобылы.
Она почти достигла Кезвика, по ее расчетам, до него оставалось не больше часа пути, но, как ни странно, чем дальше, тем больше ее охватывало ощущение бесцельности происходящего. Оно усиливалось с каждой милей. Ей вдруг стало безразлично, что ждет ее в конце пути. Кэтрин безвольно и вяло спрашивала себя, к чему вся эта суета и спешка, неужели это так важно, поймают ее или нет? Содрогнувшись, она попыталась изгнать из головы тягостную мысль, но безуспешно. Внутренний голос продолжал настойчиво и неумолимо твердить, что в Эдинбурге ее, в сущности, никто не ждет. Так зачем же она так упорно стремится туда попасть? Что она там забыла? Дом, который никогда не считала своим? Сумасшедшую мать, которая ее не узнает? Ведь именно тоскливое, беспросветное одиночество не в последнюю очередь толкнуло ее на эту авантюру, возобладав надо всеми остальными соображениями. Вслед за тем пришла новая мысль, нелепая и безосновательная, но поразившая ее в самое сердце: она подумала, что смерть идет за нею по пятам, забирая по дороге всех, с кем ей когда-либо приходилось соприкасаться: сначала семью и близких, а теперь вот единственного человека, который…
На этом ее размышления оборвались. Разум отказывался следовать по пути, ничего не сулившему, кроме боли. Выплакав два дня назад все свои слезы в приступе безутешного горя и угрызений совести, она заставила себя оцепенеть, не ощущать ничего, кроме тяжкой поступи лошади, леденящего душу холода и сырости, неумолимого голода и невероятной усталости. Нельзя было позволить себе даже думать о том, что она натворила в Гельвеллине, иначе можно просто сойти с ума. И уж тогда-то ее точно поймают. Избежать плена – вот единственная цель, которая у нее еще осталась. Вот, что придает ее существованию хоть какой-то смысл.
Незнакомое цветовое пятно, мелькнувшее где-то справа, на самой границе обзора, внезапно привлекло ее утомленное внимание. Она выпрямилась, прищуриваясь, и с трудом разглядела вдали, за чахлыми деревьями рощицы, что-то похожее на полуразвалившийся дом, возможно, заброшенный коттедж. Сквозь голые ветки виднелся угол соломенной крыши, а опустив глаза, Кэтрин заметила ответвлявшуюся от дороги тропинку, едва различимую в заглушавшей ее сорной траве. Она вскарабкалась на лошадь и направила ее на эту тропинку. Будь что будет. Опасливо пробираясь через рощу, прислушиваясь на ходу к каждому шороху, девушка выехала на опушку и, оказавшись в двадцати футах от коттеджа, остановилась. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь вздохами ветра в оставленном позади лесу. Внимательно осмотрев убогое строение, она отметила, что единственное окно закрыто ставнем, а полуотворенная дверь висит на одной петле. Только потом ей бросилась в глаза поднимавшаяся из полуобвалившейся каменной трубы тоненькая струйка дыма. И опять безнадежность сомкнулась над нею подобно могильному савану. Дом был обитаем, а это означало, что ей нельзя в нем показаться.
Слезы отчаяния навернулись ей на глаза. Надо повернуть лошадь и возвращаться в холодную, продуваемую всеми ветрами долину. Кэтрин почувствовала, как волна безрассудного гнева закипает у нее в груди. В конце концов, чем она рискует? Два бесконечно долгих и холодных дня она провела на лошади, убегая с постоялого двора в Гельвеллине, и за все это время никого не встретила. Если бы за нею гнались по этой дороге, то уж за два-то дня она наверняка бы заметила хоть какие-нибудь признаки погони. Она была на грани истощения; провести еще одну ночь без крыши над головой, дрожа в промокшем насквозь платье, – нет, это было бы самоубийством. Надо поесть и накормить лошадь. Кэтрин еще раз внимательно осмотрела покосившийся домик, потом обернулась, вглядываясь в только что покинутый лесок. Когда она опять повернулась к убогой лачуге, на пороге, откуда ни возьмись, показалась какая-то фигура.
Ахнув от неожиданности, девушка зажмурилась и опять открыла глаза. Сквозь сгущающийся сумрак едва-едва можно было разобрать, что это женщина, древняя старуха в лохмотьях с клюкой в руке. Она подошла поближе и что-то выкрикнула на незнакомом гортанном наречии, не то вопрос, не то угрозу.
– Угостите куском хлеба, матушка, – со слабой надеждой попросила Кэтрин. – Я два дня не ела.
Старуха подошла еще ближе, заслышав ее слова, и протянула руку почерневшей ладонью кверху. В тусклых и недобрых глазах на миг вспыхнул жадный блеск.
– Боюсь, у меня ничего для вас нет. – Кэтрин покачала головой и со вздохом развела пустыми руками.
Старая карга свирепо оскалилась и угрожающе подняла клюку, указывая на кобылу. Она опять что-то пробормотала хриплым гортанным голосом. Девушка догадалась, что старуха предлагает ей еды в обмен на лошадь. И опять ей пришлось покачать головой.
– Нет, я не могу отдать вам мою лошадь, матушка, но я готова отработать свой хлеб. Может, вам надо дров нарубить для очага или починить одежду…
Ей пришлось умолкнуть, когда старуха разразилась чередой невнятных проклятий. Продолжать разговор не имело смысла. С трудом удержавшись, чтобы не пустить в ход пару крепких словечек из собственного запаса, Кэтрин повернула кобылу кругом. С неожиданным для ее возраста проворством старая ведьма бросилась вперед, высоко занеся клюку над головой. Девушка изо всех сил подстегнула лошадь, но та была слишком измучена и не могла двигаться быстро. Суковатая палка просвистела в воздухе, раздался глухой треск. Удар пришелся Кэтрин по коленной чашечке. Она взвыла от ярости и боли. Испуганная кобыла шарахнулась в сторону и тряской рысцой затрусила по тропинке прочь от развалюхи, заставив всадницу ухватиться за гриву, чтобы не упасть. Так они проскакали около четверти мили, пока усталость, возобладав над испугом, не вынудила кобылу перейти на шаг и остановиться.
Кэтрин соскользнула на землю и бессильно прислонилась к массивному конскому плечу, зарывшись лицом в жесткую гриву. Рыдания вырвались из ее груди, по щекам ручьями полились слезы. Нет, ей этого не вынести. Она так устала, что готова лишиться чувств, ей дурно от голода, Бэрк убит… Выпрямившись и отступив назад, девушка взглянула на небо. Свинцовое, мертвое, оно не сулило никакой надежды. Вот лечь бы сейчас на землю, раскинуть руки и смотреть, смотреть без конца на тяжкие серые тучи, просто Лежать и смотреть, пока тьма не поглотит ее. Тогда ей ничего другого не останется, как закрыть глаза, ничего не видеть и не слышать, и не важно, что это будет – сон или смерть.
Кэтрин заставила себя встряхнуться. Что за безумие на нее нашло? Нет, не безумие, просто крайнее истощение. Отупевшим взглядом она обвела горизонт к западу от себя. До наступления темноты оставался самое большее еще час. Успеет ли она добраться до Кезвика? Возможно. Но что ей там делать без гроша в кармане, падая с ног от усталости? Чувствуя новое приближение, отчаяния, Кэтрин расправила плечи и усилием воли прогнала мрачные мысли. Надо будет что-нибудь придумать. Просто пока ей ничего не приходило в голову.
Она была отличной наездницей, но никогда раньше ей не приходилось ездить без седла более часа кряду, и теперь все ее мускулы ныли от непрерывной тряски. Сама мысль о том, что придется опять забираться на спину кобыле, показалась ей нестерпимой, и Кэтрин решила немного пройтись пешком.
Взяв под уздцы упирающуюся лошадь, она направилась в молчаливую долину, населенную, казалось, лишь овцами да дикими козами. Мутный закат окрасил небо на горизонте между двумя далекими холмами. По крайней мере здесь можно чувствовать себя в безопасности: кроме нее, вокруг ни души. Кэтрин оглядела далекие равнодушные холмы и, убедившись, что они не сулят ни опасности ни спасения, обернулась, чтобы еще раз проверить, что де лается в сгущающихся сумерках у нее за спиной. На фоне темного неба ее утомленные глаза различили на вершине холма, с которого она сама только что спустилась, черную точку. Девушка стала вглядываться в нее с растущей тревогой. Все увеличиваясь в размерах, точка превратилась в отчетливые очертания лошади и всадника. Будучи не в силах взобраться на кобылу прямо с земли, Кэтрин огляделась кругом в поисках какой-нибудь естественной подставки. В десяти футах от нее на краю дороги лежал большой камень. Она торопливо подвела к нему лошадь, села верхом и, ударив по бокам обеими ногами, послала ее вперед галопом, от которого затряслись все кости.
Проехав около ста шагов, девушка оглянулась назад. Преследователь нагонял ее с пугающей быстротой. В фигуре всадника было что-то знакомое… Сама не замечая, что делает, она остановила кобылу и через плечо всмотрелась в темноту. Вот он – все ближе и ближе. Бездумно, как зачарованная, Кэтрин следила за его приближением, и вдруг, подобно взрыву бомбы, до нее дошло, кто это. Бэрк! Его легкая, непринужденная посадка в седле, его широкие плечи, его голова… Бэрк! Значит, он не умер, она не убила его! Давящая пустота у нее внутри внезапно сменилась переполняющим душу восторженным чувством. Задохнувшись от радостного облегчения, она схватилась обеими руками за голову, словно та готова была улететь с плеч. И тут в мозгу ударил набатный колокол тревоги: ведь ей все еще надо спасаться бегством, ее жизнь в опасности!
Свирепым шлепком она пустила лошадь вскачь. Измученная кобыла неслась из последних сил, но, обернувшись еще раз, Кэтрин поняла, что скачка будет недолгой. Ехать можно было только прямо вперед, по обеим сторонам дороги тянулись земляные валы, и перескочить через них кобыла не смогла бы, а если бы и сумела, на плоской местности жеребец нагнал бы ее за пятьдесят шагов. Кэтрин осмелилась бросить еще один безумный взгляд через плечо. Теперь Бэрк был так близко, что она явственно разглядела его лицо. В его глазах светилось бешенство, зубы были оскалены в зловещей усмешке. Она хлестнула вожжами по спине спотыкающейся кобылы, но без толку. Копыта жеребца уже выбивали дробь прямо у нее над ухом. И вот он уже рядом!
«Нет!» – в полном отчаянии вскричала Кэтрин, когда Бэрк обхватил ее поперек туловища. Так как седла у нее не было, ей пришлось судорожно уцепиться за гриву лошади, но он сжал ее еще крепче и потянул к себе. Она стала неудержимо соскальзывать со спины кобылы. Обе лошади по-прежнему неслись голова к голове по каменистой дорожке. Повернув голову набок, Кэтрин изо всех оставшихся сил вонзила зубы ему в руку выше локтя и была вознаграждена неистовым воплем боли. Его захват немного ослаб, и она почувствовала, что падает. На одно страшное мгновение ей показалось, что вот-вот по ней пройдутся копыта продолжавшей бежать рядом кобылы, но, падая на землю, она успела увидеть, как обе лошади удаляются, не причинив ей вреда, однако тут же получила страшный удар по лбу, стукнувшись об острый камень, и безжизненно растянулась на дороге лицом вниз.
Бэрк на всем скаку повернул жеребца с такой силой, что тот с диким ржанием взметнулся на дыбы прежде, чем пуститься в обратный путь, а его наездник, на ходу соскочив с седла в шести футах от неподвижно распростертой на земле фигуры, бросился к ней, опустился на колени и коснулся огненно-рыжих волос.
– Кэт, – позвал он шепотом, переворачивая ее на спину, – Кэт!
Порез над бровью обильно кровоточил. Бэрк осторожно ощупал тело девушки, проверяя, нет ли переломов. Убедившись, что все кости целы, он устроил ее в полусидячем положении с упором на свое согнутое колено и прижал носовой платок к ее лбу. Она тихонько застонала и попыталась сесть прямее. Его руки обвились вокруг нее, а ее голова упала ему на грудь. Он почувствовал прикосновение девичьих рук, закрыл глаза и вдохнул осенний запах ее волос.
Молниеносным движением, буквально ошеломившим Бэрка, Кэтрин вырвалась из его объятий и откинулась назад. И тут он увидел, как в ее руке блеснул нож. Тот самый нож, что он обычно носил в кармане. Они вскочили на ноги одновременно.
Однажды эта чертова девка уже пыталась его убить; он не сомневался, что и на сей раз она собирается повторить попытку. Клокотавшие в нем в течение двух дней погони ярость, злоба и жажда мести вспыхнули в душе с удвоенной силой, потому что во второй раз ей удалось его одурачить. Теперь она пятилась спиной, подбираясь к его собственному коню и выставив вперед руку так, что острие ножа было направлено ему в горло. Бурный гнев Бэрка превратился в холодную и мрачную решимость. И все же… Господи, до чего она была хороша! Даже сейчас, когда ее волосы стояли копной, лицо было залито кровью, а бирюзовые глаза горели неукротимой ненавистью. «Нет, не выйдет, милая Кэт, – сказал он себе, чувствуя, как его решимость крепнет, – только не в этот раз».
Бэрк сделал шаг по направлению к ней, потом еще и еще один. Она не отступила, но он успел заметить предательскую искорку страха в ее глазах. Его рука стремительно взметнулась в воздухе и обхватила ее запястье словно тисками. Не обращая внимания на ее крик, он заломил ей руку за спину, в то же время крепко прижав ее к себе.
– Брось его, – сказал Бэрк самым будничным тоном. Его губы при этом находились в дюйме от ее губ.
– Поди ты к черту!
Бэрк усмехнулся. С легкостью поймав второе запястье, он и его завел ей за спину. Теперь она оказалась прижатой к нему всем телом и совершенно беспомощной.
– Брось его, – повторил он, задирая выше ее руку, державшую нож.
Голова Кэтрин запрокинулась назад, ее ноздри раздулись, но пальцы по-прежнему мертвой хваткой сжимали нож. Она стискивала зубы, чтобы не закричать. Бэрк вздернул ей руку еще выше, беспощадная улыбка на его лице сменилась озабоченностью.
– Брось нож, черт тебя побери!
Проснувшийся в нем зверь хотел видеть ее сломленной, сдавшейся. Ее глаза закатились, лицо было искажено смертельной мукой, но рука, сжимавшая нож, не разжалась, словно приросла к нему намертво.
– Выпусти его, ради Бога, я же тебе руку сломаю! – невольно вырвалось у него.
Не в силах отвечать, она лишь едва покачала головой. Глядя сверху вниз в это прелестное лицо с побелевшими губами, полное непостижимого для него упорства, Бэрк понял, что проиграл. Испустив сквозь зубы непристойное ругательство, он выпустил ее левое запястье и свободной рукой потянулся за ножом. С превеликим трудом ему удалось один за другим оторвать ее пальцы от рукояти. Нож упал на землю у нее за спиной.
Бэрк прекрасно понимал, что, если сразу выпустить ее руку, это причинит ей еще более сильную боль. Поэтому он стал опускать вывернутое запястье чрезвычайно медленно и постепенно, дюйм за дюймом, следя за тем, как слабая краска приливает к ее побледневшим щекам. Впервые он обратил внимание на темные круги у нее под глазами и понял, как она измучена. Ее плечи безжизненно поникли. Ему больше не хотелось причинять ей боль. Он принялся бережно растирать поврежденную руку Кэтрин, не спуская глаз с ее лица в надежде увидеть… он и сам не знал что. Ее глаза все время были закрыты, угольно-черные ресницы еще больше подчеркивали бледность щек. Когда ее губы задрожали, сердце у него растаяло, и он вдруг бросился целовать ее как безумный. Прежнее чувство вернулось в мгновение ока, Бэрк вспомнил, как сладко было ее обнимать, вспомнил вкус ее губ и языка… Вот она смягчилась, расслабилась в его объятиях, и его сердце наполнилось ликованием. Горя как в лихорадке, он обнял ее еще крепче. Ему страстно хотелось ощутить каждым дюймом своего тела все ее мягкие изгибы, прижать ее к земле, заставить выгнуться себе навстречу, услышать, как она шепчет и повторяет его имя… словом, чтобы все было как раньше. Он нащупал рукой ее грудь и принялся ласкать ее, пока нежная вершина не отвердела под его пальцами. Кэтрин испустила судорожный вздох, и Бэрк поймал его своим ртом. Он сжал ее еще сильнее и углубил поцелуй, пьянея от желания. Ему казалось, что их тела тают, растворяются друг в друге. Чем дальше, тем труднее было удержаться на ногах. С нарастающим волнением он понял, что готов овладеть ею прямо здесь, на обочине дороги, не снимая одежды. Его дрожащие пальцы скользнули за вырез ее платья и легонько коснулись упругой и нежной груди.
