355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пат Бут » Малибу » Текст книги (страница 7)
Малибу
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 19:56

Текст книги "Малибу"


Автор книги: Пат Бут



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Груди выскользнули из тесного купальника. Их снежная белизна резко контрастировала с ее загорелым телом. Элисон снова собрала их в ладони и протянула Тони жестом подарка. Да, она их дарила ему. Элисон пощипывала соски до тех пор, пока боль не превратилась во все увеличивающееся наслаждение, в фейерверк страсти. Вожделение буквально заполнило всю ее без остатка, ее правая рука скользнула вниз, к самой ее сердцевине, ноги раздвинулись и указательный палец мягко пробежался по ткани трусиков. Элисон тихо застонала, едва ее палец обнаружил средоточие наслаждения, и в ней проснулась вся животная сущность самки.

– Ну, Элисон, сделай это! Поласкай себя, – мягко произнес Тони, и его слова открыли последние шлюзы, сдерживающие Элисон.

Она забилась в водовороте наслаждения, который уносил ее куда-то в свой особый мир волшебного экстаза. Ее пальцы делали свое дело. Сознание лишь фиксировало те мгновенные картины наслаждения, что проносились у нее перед глазами. Ее самое нежное место пульсировало, разгоралось нестерпимым пламенем. Требовало все более смелых и резких ласк. Элисон одной рукой ласкала свою грудь, другой нежно, но твердо вела немой диалог с собой. Затем ее пальцы начали входить и выходить, словно хорошо приработавшийся поршень. Она все больше и больше входила в экстаз. Ей было все равно, видят ли ее с берега или нет, она убыстрила темп. Ей было важно лишь одно. Она мастурбировала для одного человека в мире – для Тони. Она взглянула на него, и выражение его лица стало наградой Элисон за ее труды.

Элисон продолжала пальцами ласкать свой нежный бутон, но уже глубже и сильнее они входили внутрь. Постепенно её порывистые лихорадочные движения приобрели ритм. С нарастанием любовного крещендо она все более выгибалась дугой в ожидании приближающегося оргазма. И все время она неотрывно смотрела на Тони. Она делала это для него. Она все была готова сделать для него.

Тони подвинулся поближе к ней и обнял ее своими крепкими руками. Их головы были напротив друг друга, и Элисон чувствовала его возбужденное горячее дыхание на своих щеках. Он накрыл ее своим телом. Элисон взметнула ноги и обняла его сильные бедра. Ее правая рука все еще продолжала оставаться в глубине сладкой пещеры. Элисон почувствовала напряжение его мужского естества и, вытащив наконец свою руку, дотронулась до Тони. От его размеров и крепости можно сойти с ума, только и смогла подумать Элисон и приготовилась принять дорого гостя. Но Тони сперва хотел напиться любовного напитка из ее губ и страстно поцеловал. Но в этом страстном поцелуе не было ничего от нежности любви. Это был поцелуй грубого завоевателя, который долго и тяжко воевал за свою добычу, и теперь пришел черед наслаждаться ею. Дрожа от возбуждения и страха, она постепенно сдавала свои позиции и полностью отдавалась на его власть. Она уже не могла отличить, где и чей язык, его губы стали частью ее губ, все это было в сопровождении целого симфонического оркестра звериного наслаждения. Тони брал ее, словно это было в последний раз, словно он ворвался в осажденный город. Это было и больно, и одновременно так восхитительно, что она так и не смогла до конца разобраться, что же ей нравится больше всего. Его руки перебирали ее роскошные волосы, ласкали щеки, вынуждали ее губы ловить его губы…

Тони опустился вниз ее живота. Глаза его жадно пожирали ее. Тони не любил ее вовсе, но сейчас он хотел ее, и он возьмет эту девушку, хочет она или нет. Он ничего не обещал ей кроме того, что наполнит ее всю своим самым сокровенным. Но уж этим-то он ее напоит досыта. Он не обещал ей нежности, участия, просто сострадания. Она сможет получить лишь то, что сама сможет найти, и не его вина, что она будет страдать в эмоциональном одиночестве.

Элисон все это отлично понимала. Но она любила его! И ее тело было ее подарком этому красавцу. И она находила свое истинное наслаждение в том, что отдавала на растерзание ему свое роскошное тело. Она хотела его ласк все сильнее. Тони вошел в нее грубо, отбросив ее ладошки, прикрывающие выступающий холм, поросший нежными зарослями. Просунул свою руку ей между ног, встал на колени, выгнул ее и…

Элисон почувствовала его мощь и настойчивость. Ей казалось, что он сейчас ее распорет всю до самого горла. И еще она его ждала, она его хотела, она его получила и не хотела отдавать! Она наслаждалась каждым мгновением, каждой лаской – нежной, грубой. Ей было все равно. Главное, она отдалась тому самому чувству самопожертвования в любви, которое так долго зрело в ней и просилось наружу. И теперь оно отвечало на каждый толчок его мускулистого тела, на каждую встречу ее женского естества с напряженной мужской плотью. Она раздвинула ноги насколько могла. Никогда еще в жизни она не была так открыта миру, любимому мужчине.

– Пожалуйста, еще, еще, – стонала Элисон.

Тони брал ее, наслаждаясь женским телом. Элисон порой теряла четкость мысли. Все вокруг было в волшебном тумане, страсть накатывала на нее и смывалась волнами наслаждения. С каждым разом они становились все выше, все круче. Элисон с восторгом ожидала девятого вала, чтобы он смыл ее всю в океан экстаза. Тони напрягся, она вновь почувствовала всю мощь и могущество его мужского естества, что сейчас было в глубине ее пещеры из индийских или арабских сказок. Тони содрал с нее остатки одежды, швырнул их воду. Грудь Элисон, освобожденная от всяких оков, отзывалась на ласку его рук. Он провел языком по ложбинке между ее грудями, его крепкие сильные пальцы сжали соски и стали их теребить. Он стал забавляться ее телом, доставляя удовольствие и себе и ей. Элисон снова обхватила его ногами и стала помогать ему своим телом, и долгожданный оргазм девятым валом накрыл ее.

Она задохнулась, потеряла всякую ориентировку в пространстве, забыла, где находится, как ее зовут. Она поняла только одно: такого счастья, такого экстаза у нее никогда в жизни не было. Она наконец выдохнула воздух и пронзительно вскрикнула. Она была словно гребешок могучей волны, легко летящей по океану. Она была птицей, парящей в теплом воздухе высоко над каньоном. Спазмы охватили все ее тело. Сладкие судороги сводили и разводили ее ноги, она не могла и не хотела скрыть своего удовольствия от сексуальной разрядки, от оргазма, который ей подарил Тони.

«О-о-о!» – вознесся к небесам ее крик. Но Тони не отпустил ее. Он не обратил ни малейшего внимания на ее состояние и собирался продолжать. И Элисон Вандербильт, к своему удивлению, вдруг поняла, что она еще хочет его и ничего не имеет против новой попытки взобраться на Эверест наслаждения. Тони поднял ее, раздвинул ноги, приподнял и подсадил себе на грудь. Он был в ней, он любил ее. Сейчас их связывала горячая нить его мужского естества, которая словно мост соединяла два тела. Элисон обхватила ногами его поясницу и откинулась назад. Сейчас она балансировала на его твердом, как железо, мужском жезле. Тони, помогал ей, ритмично двигаясь и поддерживая ее за талию лишь кончиками пальцев. Спустя минуту он начал свой финальный танец внутри Элисон. Она не могла видеть его орудие, но она его себе явственно представляла. Ее чувства все больше и больше возносили ему хвалу, лишь чуть-чуть преувеличивая его действительные возможности. Ее вновь охватило крещендо любовного предчувствия и томления. На этот раз Тони уловил его, и их тела слились в унисон любовной симфонии. Снова он крутанул ее к себе, они посмотрели друг на друга. Элисон смахнула мокрую прядь волос, ее дыхание было тяжелым, зубы крепко стиснуты в сладостной судороге. Она снова начинала таять от любви. Она просто стала вся жидкой, ее ноги и руки дрожали и отказывались служить. Она устремилась ему навстречу, побуждая его сделать с ней все, чего ему только захочется, взять ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Она заглянула в его глаза. Это было все, что она хотела сейчас. Она хотела выпить, всю его мужскую сущность, она ждала его освежающий фонтан, который должен оросить потрескавшуюся от засухи землю. И он наконец понял, что этот момент пришел. Он остановился. Элисон притихла и ждала в напряжении. Тони стал абсолютно спокоен. Ее тело связывал с ним только его железный и горячий мост, который, казалось, никогда не отпустит Элисон. Элисон вновь попробовала его представить, но не смогла, в ее влажной и теплой глубине он заполнил все пространство, и она уже просто не могла определить, где же кончается она, а где начинается он. Затем снова и снова. Их обоих охватывало вожделение перед неизбежным и таким сладостным сексуальным освобождением. Вожделение стало их сутью, их мыслью, их словом… И, наконец, фонтан взметнул свою ликующую струю, руки Тони сдавили мертвой хваткой грудь Элисон, он хрипел и содрогался в порыве оргазма. Элисон выгнулась дугой, закричала в порыве животной страсти и забилась в своем оргазме, догоняя его, дополняя их картину единения.


* * *

– Я даже не знаю, как делать фотографии, тем более выдающиеся. Я не знаю, как можно распознать стоящий объект для съемок. Одно я знаю наверняка – где есть красота. А она есть здесь! Все дело лишь в том, чтобы оглянуться повнимательнее, и рано или поздно, ты сможешь найти свой шанс.

– Алабама, это что значит, все получается наугад, случайно?

– Ну, не упрощай так. Нужна кропотливая и усердная работа. Ну, и, конечно, нужно везение, чтобы оказаться в нужный момент в нужном месте. Надо еще отточить технику, чтобы и во сне можно было сделать точную фотографию. Все должно быть отработано до автоматизма. Как только ты начнешь вычислять в уме и вспоминать таблицы – считай, дело пропало и кадр упущен. Доверяй первому порыву. И больше нет никаких секретов. Но все это относится к людям, которые уже что-то умеют и знают. Тем, кому требуется только полировка и шлифовка навыков. Талант может быть неразвитым, неосознанным, но он должен быть. Если же его нет – все без толку, не будет никакого успеха. Лишь новая занятная фотография, – твердо заявил Алабама.

Пэт Паркер болезненно поморщилась, но не от оптимистично-пессимистичного, в зависимости от того, откуда посмотреть, взгляда на искусство фотографии, а от того, что тесные джинсы натерли ей ноги и сейчас внутренняя часть бедер саднила. Она попыталась как-то разгладить ткань джинсов, чтобы хоть на минутку-другую освободиться от болезненного чувства.

Пэт колебалась, сказать ему об этом или нет. Нет, она ничего не скажет, иначе он примет ее за маменькину дочку, впервые в жизни пошедшую в поход. Алабама рядом с ней возвышался огромным утесом, великолепно смотрясь на фоне гор, мимо которых они проезжали. В этой атмосфере говорить о чем-нибудь заурядном, типа ее болезненных ощущений, было бы просто невозможным.

– Теперь я понимаю, почему люди носят специальные штаны для верховой езды. Иначе все полностью натрешь себе в одну минуту, – все-таки не вытерпела Пэт.

Алабама не оглянулся. Он не заинтересовался. Она посмотрела на Алабаму. Точно так же, как и в искусстве фотографии искусство верховой езды требовало постоянной тренировки. Пэт крепче обняла ногами лошадь и отдала должное японцам за их национальную черту – терпение в преодолении трудностей. Если это помогло японской йене укрепиться, то, может, верховая езда поможет выработать в ней терпение и поможет отточить ее искусство в фотографии на полях Санта-Моники?

– В этих горах есть только один-единственный враг, которого следует бояться, – наконец бросил через, плечо Алабама. Его лицо затеняла широкая черная кожаная шляпа, одинаково помогавшая ему от дождя и солнца. – Это человек. Он разводит огонь, который уничтожает горы. Он прокладывает через них дороги, губя все живое вокруг. Я еще не встретил ни одного такого покорителя природы, борца за прогресс и развитие, которого мне не хотелось бы пристрелить. – Рука Алабамы легла на полированную рукоять «Смит и Вессона» сорок пятого калибра, который внушительно смотрелся на его бедре.

Пэт порадовалась за себя, что она не строитель дорог. Она глубоко вдохнула ароматный лесной горный воздух, поправила широкополую шляпу, которую ей выдал Алабама. В ложбинке между ее грудями пробежала капелька пота, заставив ее передернуть плечами. Было слишком жарко, и ее кофточка прилипла к телу, намокнув от пота. В Нью-Йорке редко когда было так жарко, и Пэт не привыкла к жаре. К тому же кончились и сигареты. А в этом царстве Алабамы, где все было свежим и благоуханным, курильщики, очевидно, стояли совсем рядом со строителями дорог и прочими представителями прогресса.

– Верно, что Малибу собирается превратиться в город?

– Да, и развитие на этих землях – один из главных доводов в этом направлении. Если мы объединимся, то все, кто живет здесь, смогут повлиять на то, как будет развиваться этот край. В общем-то неплохая мысль, а? Это называется демократией.

– Но не для тех, кто занимается переустройством и вынашивает план развития за счет природы.

– Да. Обычно те, кто принимает решение о перекройке карты земельных участков, не являются местными жителями. Это у них называется «быть независимым в выборе решения». А развитие края означает поступление в казну новых налогов на содержание все новых бюрократов. А сами они вовсе не собираются жить в Малибу. Поэтому их все это очень мало касается.

– Местные газеты пишут обо всем, кроме проблем канализации. А это главная проблема Малибу.

– Канализация не играет здесь особой роли. В каждом доме есть санитарный бак. К тому же когда океан затопляет все эти великолепные дома на берегу, то люди оказываются буквально по колено в воде и все смывается. Но местные жители довольны этим неудобством, поскольку отсутствие центральной канализационной системы не позволяет строить отели и деловые центры на этом участке. Таким образом, местные жители против канализации; политики и благоустроители – за. Вот и причина всей заварившейся каши. – Алабама засмеялся, и его необъятный живот заколыхался в солнечных лучах от хохота при мысли, что все эти миллионеры, кинозвезды, художники, короче, вся богема, ведет смертельный бой за право самим распоряжаться своими нечистотами.

– Ну и кто же победит? – спросила Пэт.

– Я, – коротко ответил Алабама и пришпорил своего коня, понукая его в гору.

Пэт засмеялась и устремилась за ним. Занятно, Алабама стал казаться ей чем-то всеобъемлющим. Его уверенность, его веселость и неумеренность в питье, весь его эксцентризм странным образом нравился Пэт, и она неожиданно для себя стала относиться к нему как к своему отцу, которого никогда не знала. Он не ставил себя выше ее, и каждый раз она узнавала от него что-то новое, неважно, по фотографии, по искусству ли. При всем этом не было специальных уроков! Все было так взаимосвязано и взаимопереплетено. Алабама не переставал повторять, что образ жизни человека, его шкала ценностей – все это проявляется в том, как он видит мир через объектив и какие снимки он делает. В принципе любой человек внутри фотограф. И в большинстве случаев этому умению лучше там и оставаться. Даже свои явные недостатки Алабама являл как достоинства. Его манера напиваться пивом была вызовом серьезности и прозе жизни. А драка была проявлением американской традиции, воспитывавшей уверенных и сильных людей. Без них любое общество было бы обречено на проигрыш с таким же, но более боевитым. Его задиристость была всего лишь отстаиванием своих принципов, что должен был делать любой человек, кто жил по законам морали. Они достигли самого ближайшего пика, и Алабама повернулся в своем ковбойском седле для того, чтобы полюбоваться чудесным видом, открывшимся перед ним. Пэт последовала его примеру и замерла, восхищенная красотой дикой природы, открывшейся перед ней в кристально чистом горном воздухе. С одной стороны была долина Сан-Фернандо со всеми ее домами, дорогами, садами и прочими благами цивилизации, окаймленная горным массивом. С другой – Малибу граничил с океаном. В прозрачном воздухе Пэт смогла разглядеть Каталину, что на южном берегу залива Санта-Моника и на севере четко виднелся проход между горами в графство Вентура. Солнце играло, переливаясь блестками кристаллов, вплавленных в скальный массив, отдыхало на зарослях магнолий и жасмина. Глядя вверх, Пэт вдруг представила себя на лестнице в небо.

– Именно здесь можно постучаться в дверь небес, – сказал Алабама, поняв ее чувства.

Пэт спешила, забыв даже про стертые ноги.. Она достала свой рюкзачок, где хранилось самое необходимое, на ее взгляд, для нормального существования. Вынула «Лейку» и восьмидесятипятимиллиметровыи телеобъектив и прикрутила его к фотоаппарату. Глаза привычно оглядели небосвод, прикидывая выдержку. Она не глядя зарядила аппарат и на вскидку сделала три снимка.

– Тебе нужна широкоугольная камера, а не «Лейка». Ты делаешь цветные фотографии, а не что-либо! И для этого надо брать «Кодаком» и возможно, применить красный фильтр, чтобы не было теней. Сейчас солнце у нас над головой. Такое освещение не годится для съемки фотопейзажа. И тебе надо объектив шире, чем восемьдесят пять миллиметров. Примерно в половину больше.

Алабама наклонился со своего седла к девушке. Она его расстроила. Она делала все, как обычно, и совсем не продумывала свои действия. Он ничего и никому больше не будет рассказывать об искусстве фотографии. Пэт обернулась, мгновенно нашла в видеоискателе его недовольное, рассерженное лицо и на фоне монументальных гор в солнечном блеске закрепила навечно его изображение. Щелчок затвора подтвердил это историческое событие.

– А вот это и будет то самое искусство фотографии, – поддразнила его Пэт, широко улыбаясь, что смогла застать нужный момент в нужном месте.

– О-о-о! – только и произнес Алабама.

Ему следовало бы предусмотреть такой оборот. Но этот чертенок его провел. Настроение Алабамы заметно улучшилось, похоже, что из нее выйдет толк. Он убедился, она может мгновенно собраться и сделать нужный снимок. За много лет своей работы он еще ни разу не видел такого проявления реакции и мастерства в одном человеке. Она прекрасно пользовалась фактором неожиданности. Более того, эта девчушка видела предмет для фотографирования и могла определить нужный момент для съемки. Она могла правильно составить композицию, могла правильно ее разделить, могла и прекрасно отпечатать. Да, у нее определенно был талант. Он правильно сделал, что пригласил ее в Малибу и сейчас об этом нисколько не жалел. Фотографии, которые она сделала, пока была его гостьей, лишь подтвердили правильность его решения. Только дважды он засомневался в ней, но уже во второй раз она элементарно утерла ему нос, походя сбив с него немного спеси. Фотография «садового гнома», как он называл про себя тот снимок, должна была получиться великолепно.

Пэт повторила то, что сделал знаменитый канадский фотограф Карш Черчиль. Тот специально разозлил известного государственного деятеля и снял его в припадке ярости. Фотографии стали классикой.

Алабама припомнил этот пример, когда критически оглядел окрестности, проверил выдержку, степень освещенности, угол, на котором он был снят верхом на лошади. Словом, все, что могло бы быть учтено с профессиональной точки зрения. И он уже увидел себя на этом снимке. Он видел себя так же отчетливо, как слышал Моцарт свою музыку, едва записав ее на нотном листе. И он должен был признать, что снимок получился превосходный. Он спрыгнул с седла, подошел к Пэт и положил ей руку на плечо.

– Я прошу прощения. Я больше не буду так с тобой поступать.

Пэт засмеялась.

– Тебе не надо извиняться, и ты можешь делать все, что захочешь. Ты ведь же живая легенда.

– Ладно, я попробую, – ответил он со странным чувством, зародившимся глубоко внутри. Боже! Похоже, он собирался сообщить ей ту великую тайну, которую до сего дня знал только он и Кинг!

– Ты что имеешь в виду, Алабама? – спросила Пэт. – Я видела твои фотографии-шоу в «Метрополитен», что были сделаны в прошлом году. Они просто великолепны.

Пэт говорила, – чтобы скрыть смущение. Он ее озадачивал. Чувство доброты и неуверенности никак не было ему присуще. И он вовсе не старался сделать ей комплимент.

– Я скажу тебе, Пэт, почему мои фотографии такие же, как и много лет назад. Десять лет я не брал в руки фотоаппарат и не собираюсь и в дальнейшем. Я просто печатаю старые негативы и ставлю на них сегодняшнее число. Ну, и что ты об этом думаешь, мой дружок?

Пэт поняла, что ее проверяют. Шок, ужас или неприятие не годились для этого случая. Или это была какая-то слишком сложная шутка, или были какие-то причины, по которым это могло оказаться самой невероятной правдой. Ей надо было поверить в то, что Бэкбон перестал рисовать, что Кэрсон перестал хохмить с эстрады, что Рейган отказался выступать по телевидению. Все это было полной ерундой. Правда, иногда могло оказаться и правдой.

– Это правда, то, что ты мне сейчас сказал?

Алабама выглядел озадаченным. Нет, он был озадачен.

– Ну, я не совсем в этом сам уверен, Я рассказал тебе, потому что ты мне нравишься. Может, со временем ты сможешь все понять.

Так неожиданно тайное стало явным. Им предстояло подробно исследовать этот феномен во время становления и укрепления их недавно зародившихся дружеских отношений. Да, она ему нравилась. Но еще больше он восхищался ею и доверял ей. Она была человеком его типа. Таких в графстве Лос-Анджелес было всего несколько.

– Как бы там ни было, талантливая девочка, нам следует вернуться, если мы намереваемся посетить Латхама и его ланч. Как тебе нравятся миллиардеры? Они что-нибудь для тебя значат? – смеясь, спросил Алабама.

– Нет, пока ничего не значат, – так же со смехом ответила Пэт.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю