355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Пат Бут » Малибу » Текст книги (страница 6)
Малибу
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 19:56

Текст книги "Малибу"


Автор книги: Пат Бут



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Итак, как мы многократно делали… что-то вроде обозрения… многократно мы будем делать это и дальше…

Неожиданно он плюхнулся в свое кресло, словно его оглушили мешком с песком, и кивнул бородатому человеку в очках, сидящему рядом. Следующий докладчик поднялся, поправил очки, прокашлялся и заговорил тонким высоким голосом. Его глаза замерли, уставившись в папку, лежащую перед ним на столе.

– Как обычно, я разделил наши проекты на те, что наверняка будут закончены, и на те, которые еще находятся в стадии подготовки и уже либо получили какой-то статус, либо чем-то привлекли наше внимание. Я не хотел бы резкого изменения существующего положения вещей… – сказал человек в очках, и в воздухе повисла пауза. Со всех сторон на Латхама смотрели выжидающие глаза; в своей деятельности миллионер занимался журналами и издательством. Что может он понимать в киноделе? И поймет ли? Заведующий производственным отделом продолжал монотонно бубнить:

– Но я хотел бы упомянуть и то, что, согласно маркетинговому тесту, положение фильма «Пожар дома» обнадеживающее. Они дают шестьдесят пять пунктов на предварительных просмотрах, а это огромный показатель. И мы надеемся на лучшее в День поминовения.

– А на скольких экранах? – неожиданно спросил Латхам. Он уже не улыбался, а его глаза сузились в щелку. Все присутствовавшие напряглись – вопрос был по существу. А новый владелец студии снова проявил небывалый интерес к отделке потолка, затем тщательно изучил свои ногти, затем успел запомнить на всю жизнь узор китайской обивки мебели.

– Тысяча, я полагаю, – наконец выдавил из себя заведующий производственным отделом совершенно подавленным голосом. – Мы планировали медленный, постепенный рост.

– Бюджет! – рявкнул Латхам.

О, Боже! Он таки добрался. Он все знал и обо всем, и обо всех!

Земля стала уходить из-под ног заведующего производством, но он сделал еще попытку оттянуть неизбежное.

– Пассив или актив?

– И то и другое! – леденящим душу тоном произнес Латхам.

– Тридцать пять на сорок, – еще выдохнул перепуганный насмерть человек.

Все было крайне плохо. Картина стоимостью в сорок миллионов долларов плюс еще пять миллионов расходов на актеров не имела права идти только на тысяче экранах. Надо было по крайней мере две тысячи кинотеатров. Да, только так. Если всего тысяча прокатных экранов – дело труба.

Собравшиеся снова задумались о своей дальнейшей карьере. Куда им податься, когда все для них кончится? Где еще найдут они такое теплое местечко? Где еще смогут так вольготно жить, любить тех, кого привыкли любить, и быть любимыми сами…

– Итак, проект «Пожар дома» сгорел, – подытожил Латхам. Все идет по-старому, «Космос» так и не избавился от привычки терять деньги.

Никто из них не шевельнулся. Неужели так быстро? Как это пройдет, без шума? Выгонит ли он всех разом? Здесь и прямо сейчас? Или же оставит нескольких для того, чтобы убрать помещение и развесить приветственные плакатики в честь будущих преемников?..

– Но так уж случилось, что для меня это не большая потеря. С этой минуты студия «Космос» перестает заниматься производством фильмов, – сообщил собравшимся Дик Латхам.

Что? Ладно, с ними покончили, но при чем здесь студия? Того, что произошло, не бывает. Это все им снится. Студии продают точно так же, как банки с сардинами Но их не открывают и не закрывают. Меняются характеры киногероев, но студии продолжают жить! Студии могли принадлежать конгломератам, концернам, производителям сухого молока, на худой конец, сверхбогачам, возомнившим себя гениями кино. Все это уже есть сегодня: рядом уже шныряют пронырливые япошки, скупившие американские предприятия. Завтра наступит еще чей-нибудь черед. В студии можно делать все – можете всех там трахнуть, выгнать, набрать новых, почистить и помыть, но студии нельзя закрывать. Это не по-американски.

А этот чистенький и такой гладкий Латхам посмел нанести сокрушительный удар.

Исполняющий обязанности коммерческого директора все-таки нашел в себе силы, несмотря на реальную угрозу лишиться работы, произнести:

– Вы не можете этого сделать…

– Это как посмотреть. Я думаю, что сейчас вы все убедитесь, что смогу, – прозвучал в тишине твердый голос Латхама. – «Космос», по оценкам графства Лос-Анджелес, стоит около миллиарда долларов. Если бы я решился избавиться от него, продав или закрыв, неважно, как, а потом положил бы деньга под проценты – то это принесло бы мне сотню миллионов в год… а прикиньте среднюю пятилетнюю прибыль, господа! Ну, кто назовет мне сумму?..

Латхам посмотрел на финансиста «Космоса», единственного человека, кто взирал на все с восхищением.

– Двадцать миллионов в год, но, конечно же, все зависит от того, как считать.

– Считать точно, – оборвал его Латхам, – И еще, скажем, проблему следует обозначить вот так: зачем выпускать плохие фильмы, когда можно делать хорошие деньги?

На такой вопрос не было ответа, или если он и был, то никто не решался вслух его произнести. Истина была в том, что для собравшихся выгоднее было выпускать плохие фильмы, чем делать хорошие деньги. Чужой миллиард в банке – это скучно. А миллиард на финансирование ваших затей – самая чудесная реальная фантастика! Это было настолько очевидно для собравшихся, что не вызывало никаких споров.

– Господа! Мне остается только попросить вас всех подать в отставку. Без сомнения, все ранее заключенные контракты будут скурпулезно выполнены до конца.

Дик встал, стряхнул несуществующую пылинку с идеально вычищенного пиджака и послал прощальную улыбку собравшимся.

– Удачи вам, господа! – были последние его слова. Дик мягко прикрыл за собой дубовую дверь, прошел через предбанник. Секретарша, почти хорошенькая, перехватила его у дверей.

– Как вы велели, мистер Хаверс ждет вас в вашем офисе, а потом у вас завтрак с Эммой Гиннес во «Временах года».

– Отлично! – произнес Дик. Он не любил лифты и взбежал по лестнице наверх. Как там в сказке – одним ударом семерых! А он целых двадцать шесть. Всех уволил, наверное, рекорд Гиннеса поставил. Боже! Как ненавидел он любую некомпетентность. Почти так же сильно, как любил груди Эммы Гиннес.

Латхам бурей ворвался в свой кабинет. Хаверс вскочил с дивана и взволнованно спросил:

– Как все прошло?

– Великолепно! Они попытались всучить мне липу насчет нового фильма, пытаясь уверить, что он спасет «Космос». Ты можешь в это поверить?

– Да, – поддакнул Хаверс. – На фильм пришли бы только те, кто не успел попасть на «Индиану Джонса Ш», да и то их было бы не много.

Латхам засмеялся, он любил Хаверса. Ему нравилось, что Хаверс никогда не скрывал и никогда не стыдился своего практицизма и горячей любви к деньгам. Именно по этой причине Хаверс стал человеком номер два в империи Латхама.

– Мне оповестить прессу и телевидение?

– Подожди часок-другой. Я обещал дать время Лиз Смит и ее конторе.

– Кому все это достанется? Фрэду Сэнду? Дугласу?

– Нет, передай все Стивену Шапиро, он – от Стэна Хермана. Предоставь ему двухмесячные льготы и привилегии, а затем открывай доступ для всех.

Латхам заглянул через плечо своего партнера в парк сквозь маленькое окошечко.

– Скажи Стивену, чтобы нашел меня в «Броад-Бич» в конце недели. А сейчас я собираюсь в Малибу.

– У меня готов «Боинг».

– Нет, не беспокойся, я не хочу шокировать. Доберусь при помощи МГМ. Никогда раньше не пользовался услугами этой фирмы, заодно и проверю, все ли так хорошо, как обещают в рекламе. Да, закажи мне комнату, Эмма Гиннес поедет со мной.

Распоряжаясь таким образом, Латхам не видел ничего особенного в том, что он отдает их Хаверсу, словно слуге. В империи Латхама все были лишь слугами, невзирая на громкие должностные титулы.

– Когда мы будем приступать ко второй фазе сделки «Космос»?

Латхам поудобнее устроился в кресле, осмотрел безупречную сорочку, еще раз прошелся придирчивым взглядом по пиджаку, выискивая хоть какой-нибудь намек на пылинку. Затем повернулся во вращающемся кресле направо, потом налево. Осмотрел себя в зеркале под китайской рамой. Да, все выглядит у него хорошо. Даже он сам. Вот только загар стал бледнеть. Ну ничего, к концу недели он исправит это упущение.

– Да, вторая фаза «Космос». Осиное гнездо. – Он поиграл длинными тонкими пальцами, глубоко вздохнул. Да, пожалуй, одеколон «Наваждение» из коллекции Кэлвина Клейна – не лучший выбор. С ним придется расстаться: этот аромат эротичен до болезненности. Надо вернуться к привычному запаху «Ройял яхт» – это, несомненно, будет единственно верным решением.

– Мы уже почти перекрыли Каньон, скупив там земли. Это было нетрудно. Пять миллионов долларов, шестьсот акров. Старый хрыч хотел заложить в контракт кое-какую неизменяемую статью. Но взамен выбил себе только лишних полмиллиона долларов. – Харвес хорошо разбирается в человеческих слабостях и тут он лишний раз убедился в неотразимой силе наличных…

– А рядом уже земля Алабамы… – произнес Латхам с отстраненным, выражением лица.

– Да, интересно, что он сделает, когда узнает, что рядом с ним будет построена киностудия?

Латхам сглотнул, как если бы только сейчас до него дошла вся грандиозность его замыслов. Он собирался построить совершенно новую киностудию «Космос», оснащенную по последнему слову техники, прямо в сердце холмов Малибу. Знаменитая торговая марка «Космоса» – вращающийся земной шар на фоне сверкающей звездами вселенной будет жить и дальше. Он построит студию на земле, купленной за гроши. А почти миллиард долларов, который он выручит за нынешнюю студию «Космос» в графстве Лос-Анджелес, он предоставит правительству Соединенных Штатов в качестве займа. Это будет сделка века! Когда он думал об этом, в нем все пело от восторга.

Одно было ясно как день: когда Бен Алабама узнает, что Дик Латхам собирается так бесцеремонно обойтись с его обожаемой природой, он просто пролетит сквозь крышу от бессильной ярости.


* * *

– Этого не может быть!

– Но было!

– И что, прямо перед всеми?!

– Да, я стояла как раз рядом. Там была и Дженифер, спроси ее!

– Боже мой!.. Я с трудом могу поверить, что такое вообще возможно. Но это круто! Это просто невероятно!

– А он ей и говорит… Я точно не помню его слов, но смысл такой, что она сделала ему самое непрофессиональное предложение и что она нарядилась как драное чучело!

– А что на ней было?

– Ну, этот ужасный тюль, знаешь, как у балетных танцоров; преогромный желтый пояс с бабочками-бантиками и ботинки Алисы в Стране Чудес. Она выглядела как сестра Золушки – толстая и некрасивая. Ну ты же сама знаешь, как кошмарно Эмма одевается!

– А что она сказала?

– Да ничего! Она молча убежала. Этот красавчик просто уничтожил ее. Это было как в кино.

– Я просто не знаю, что делать. Может, спрятаться? Ведь она войдет и поймет, что мы все знаем!

Аманда уже успела им рассказать, что было в Англии, когда она еще работала вместе с Эммой в журнале «Класс». Эмма тогда была непробиваема. Они ничего не могли с ней поделать, а всем известно, как мастерски англичане могут извести человека словечками. Эмма появилась откуда-то с севера из местечка Джойси и сменила свое имя с Дорен на Эмму Гиннес. Она стала брать специальные уроки дикции, чтобы убрать страшный сельский акцент. Аманда рассказывала, что в это время все были безжалостны к ней. Они раскопали, что Эмма пробивала свой путь наверх, начав с работы в каком-то заштатном пригородном журнальчике. И это стало предметом их многолетних шуток в ее адрес. Они звали ее «Сельским развлечелием», по названию журнала.

Саманта Дюпон и Мэри Полк рассмеялись мелким смешком, смешали цветные карандаши, плакатики и транспаранты и пустые кофейные чашки на своих столах. Во время перерыва на обед атмосфера в журнале «Нью селебрити» мгновенно менялась в лучшую сторону. Саманта, возглавлявшая отдел художественной прозы, лично присутствовала на том памятном вечере в театре Джуллиарда, когда их ненавистный босс была буквально размазана и уничтожена молодым актером. И она приберегала самые пикантные подробности на закуску, желая помучить остальных ожиданием. Она продолжала свой рассказ:

– Как бы там ни было, но Эмма терпела все это в течение нескольких лет. Никогда не протестовала, не устраивала истерик, не плакала – просто принимала все унижения и оскорбления и молча проглатывала их. Аманда рассказала, как Виктория Брокэм обычно спрашивала у Эммы, что подумает о той или иной проблеме рабочий класс. Ну, типа: «Как рабочие отреагируют на это, Эмма, ведь вы у нас эксперт в этом. Так как они к этому отнесутся?» Ее коллеги любили выставлять банки с пивом «Гиннес» на видное место и смеялись своей шутке. Они были жестокими, потому что Эмма Гиннес и тогда была такой же, как и сейчас, здесь – неуклюжей, толстой, бесцеремонной и подлой. И вот однажды хозяином журнала стал кто-то другой, и они с удивлением обнаружили, что Эмма Гиннес назначена главным редактором, – сообщила Саманта.

Очарование рассказа поблекло. На всех присутствующих словно набежала тень.

Аманда рассказывала, что Эмма тайком записывала на пленку неодобрительные отзывы Виктории Брокэм о новом хозяине. И дала ему послушать. Виктория посмеивалась над его акцентом или мимикой. Так говорит Аманда А как оказалось, люди в верхах очень чувствительны к такого рода насмешкам.

– И их всех уволили?

– Да, именно так все и было.

Повисла неловкая, напряженная тишина. Прошло уже три недели с того момента, как Дик Латхам нанял Эмму Гиннес для спасения пошатнувшегося журнала, И три недели, как Саманта и Мэри все еще продолжали работать в этом журнале. Но они, конечно, не предполагали проработать здесь до самой пенсии. Они работали в последнем издании журнала, выпускаемого в традиционном стиле. Журнал «Нью селебрити» был зачат, но никто из его работников не мог с уверенностью сказать, что жизнь действительно зародилась в нем. Две подружки попытались воспрянуть духом.

– Так что там с разгромом под Джуллиардом?

– А как звали того парня?

– Тони Валентино Он стоящий парень. В первый раз Эмма проявила настоящий вкус. Он был просто великолепен, но, по правде говоря, я не любительница одних мускулов.

– Боже! Мы должны что-нибудь сделать для него. Я представляю, как он себя чувствовал… Ну, когда речь пошла о женитьбе…

Снова зазвучал смех, но ненадолго.

– Кто и на ком женится? – спросила Эмма Гиннес, входя в комнату.

Подчеркнутая правильность ее произношения звучала даже более зловеще и угрожающе, чем угроза в ее голосе. Эмма остановилась на пороге, глаза осматривали комнату в поисках предательства, инакомыслия или оскорбления величества. Мэри Полк, чья жизнь была в служении моде, дважды поморщилась. В первый раз потому, что внезапно появилась их нелюбимая начальница, над которой они как раз насмехались. А второй раз – при виде одежды, что была на Эмме Гиннес. Ужасная красная юбка в паре с жакетом и такой же шляпой выглядели просто невероятно уродливо в комплекте.

– Э-э-э, я шутила над недавним знакомым Саманты, – наконец нашлась Мэри.

– Да, я согласна, друзья Саманты – это неиссякаемый источник юмора, – согласилась Эмма, проходя вглубь помещения. – Ее заметки и статьи тоже довольно забавны… довольно глупы, да, скорее глупы, чем забавны.

Она бросилась в атаку, ее слова были полны сарказма, цинизма и иронии. Эмма отлично знала, что они за штучки, эти красотки. Она хорошо знала им цену. Они были заокеанскими кузинами тех сволочей, что делали невыносимой ее жизнь, когда она работала в журнале «Класс» в Англии. В своем стремлении выбиться наверх она готова была стерпеть любое унижение, какое только могли выдумать или изобрести британские аристократки. А классовая жестокость была их любимым спортом. Сотни лет подготовки в отражении возможных выскочек из низов были уже заложены в их генах. И они знали, как с хирургической точностью применить то или иное слово, чтобы оно было как можно болезненнее, как использовать наиболее действенным способом самый малый жест, как отравить ядом самую невинную улыбку. По сравнению с Викторией Брокэм и ее соратниками эти американки были начинающими любителями в искусстве уничтожить человека. И это несмотря на то, что они были служащими ее же журнала. И если они собирались делать тоже, что и их британские коллеги, то они будут так же примерно наказаны. Она переняла их навыки, дополнила и улучшила своими методами, и сейчас все американские снобы ждали своей очереди получить заслуженную трепку.

Эмма присела за стол, пальцы запустила в груду хлама, взяла линейку, и посмотрела сквозь прозрачную пластмассу на свет лампы.

– Бог свидетель, я не брала на работу фотографа из Пент-Хауза. И эту девицу, которая выглядит ках шлюха с улицы. В этом есть какая-то традиция, или здесь принято просто снимать сиськи и задницы?

У Мэри Полк отвисла челюсть от неожиданности. С ней никто так не говорил с тех пор, как она вышла из детского возраста. Черт, даже судья не говорил с ней таким тоном, когда она попалась на героине в далекие дни своей молодости. Наверняка страховые фонды были задуманы именно для таких случаев, как этот. А теперь эта английская выскочка имеет наглость заявить ей, что у нее совсем нет вкуса! Нет вкуса! Предки Мэри Полк могли позволить себе не ютиться на «Мзйфлауре» – корабле первых переселенцев, они встречали суденышко в порту. Иисусе, ее семья сохранила классовые традиции. Мэри вспомнила о семейной гордости, ее глаза блеснули патрицианским огнем и она приготовилась к сражению.

– Эти снимки были сделаны Клодом Дэром, а девушка – Сэм Акрефильд. – Она произнесла эти имена таким тоном, словно бы выносила смертный приговор эталону вкуса и красоты Эммы Гиннес.

– Совершенно верно, – произнесла Эмма, едва улыбаясь и развалясь на стуле. – Порнографический фотограф и шлюха. Вопрос заключается в том, что они делают в нашем журнале?

– Послушайте, Эмма! Все пользуются услугами Клода, а он всегда работает с Сэм. Вы должны об этом знать. – Саманта стала волноваться. Она должна была вступиться за своих друзей.

– Все работают с Клодом… Все работают с Клодом… – Эмма тщательно скопировала мимику Мэри и постаралась как можно точнее передать ее манеру говорить. – Конечно, я знаю это. И любой в Западном Хэмп-шире, кто еще не выжил из ума, знает это. Вот в этом-то и заключается вся проблема. Послушай, дорогуша. Совершенно невозможно отличить один выпуск журнала от другого, один фасон повторяется везде. Почему? Да потому, что «все работают с Клодом Дэром» и только круглые идиоты, притворяющиеся, что они работают, или слепцы не могут заметить, что ваш выдающийся фотограф Клод Дэр полностью выдохся, что он импотент в творческом плане. А ваша Сэм Акрефильд просто девушка по вызову.

– Не вижу никакой, связи между их сексуальным поведением и нашим журналом, – высокомерно бросила Мэри Полк.

– Ну так я скажу тебе, законодатель моды, – прошипела Эмма. – Явный секс, – Эмма поиграла интонацией, – остался в моде прошлого года, и я боюсь, что ты тоже, милочка.

Эмма бросила вызов. Прозвучал зов трубы. Эмма была готова к драке. Если эта бостонка двинет хоть одним мускулом – она пропала.

– А кого вы хотите вместо него, Эмма? – едва прошептала Мэри.

– Пэт Паркер, – не теряя ни секунды, выпалила Эмма.

– Пэт Паркер? – переспросили в изумлении обе девушки в унисон.

– Но она же занимается фоторепортажами, – растерянно проговорила Мэри.

– И потом, она специалист по жанровым снимкам, – сказала Саманта. – Я говорю, что она не из известных, но вряд ли подойдет для «Селебрити»…

– Боже! Вы правы. Для «Селебрити» – нет, для «Нью селебрити» – да, – зазвучал триумфально голос Эммы. – Пэт Паркер всегда вовремя. Всегда там, где надо. Мне плевать у кого она причесывается или в каких ваших модных журналах не печатается! Если вы не работаете рискованно, вам не восхитить людей в этом мире. Вот и все. Безопасность пресна и скучна. Попробуйте заострить тематику, и вы увидите, что отбоя от читателей не будет! Но нам надо сначала их расшевелить. Отучите их от безмятежной жизни.

– Отучить их от покоя? Благодарю вас, Эмма. Большое вам спасибо, – слабо пробормотала Мэри, раздавленная критикой.

– Возможно, мы сможем использовать ее для рубрики «Звезды завтрашнего дня». Может быть, ей удастся убедить Тони Валентино переменить свое решение? – предложила Саманта.

Она с улыбкой запустила словесную ракету с ядерной боеголовкой в Эмму Гиннес. Вполне вероятно, что сама Саманта погибнет при взрыве, но надо дать понять этой проклятущей Эмме, что все в журнале знают до мельчайших подробностей историю ее унижения – это оправдывало риск.

У Эммы все поплыло перед глазами. В очередной раз интуиция ее не подвела. Она могла поклясться, что эти вертихвостки обсуждали именно ее, когда она появилась в комнате. И вот сейчас все это стало совершенно ясным. Кровь прихлынула к ее щекам и пошла расходиться по ее лицу, словно круги на воде от брошенного камня. Она сжала кулаки, пульс учащенно забился. Мысленно перед ней предстали все, кто когда-либо ее травил и унижал, она вспомнила лица всех, чьи слова жгли ее мозг, как кислота прожигает ткани. Еще больше она побагровела, когда вспомнила лицо этого парня, полного такого самомнения и самолюбования, который при всех, кто сейчас присутствует, унизил и растоптал ее в грязи. А это было трагедией всей ее жизни. Она всю жизнь стремилась достичь такого положения, где ее никто бы не посмел никоим образом обидеть. Тяжелая работа, самопожертвование, интриги и долгожданная победа, И что потом? Тут же появился новый кретин и испортил, отравил ей существование. Ей, стоящей во главе армии влиятельных людей. И кто? Никому не известный выскочка. Как его там звали? Валентино? Все в ней напряглось, когда она только лишь мысленно произнесла это имя. Глаза сузились, а зрачки впились в девушку, которая посмела дразнить ее.

– А вы знаете… Вы, может быть, знаете, почему я вас пока еще держу на работе? Ну так я вам скажу. Я хочу, чтобы вы выпустили последний выпуск вашего журнала для маразматиков «Селебрити». Зачем? Затем, что следом за этим на полном контрасте выйдет выпуск нового журнала «Нью селебрити». И каждый сможет почувствовать разницу. Вот почему я вас пока еще держу. Я сама никогда бы не смогла изобрести такую чудовищную скуку и серость, что вы успешно взрастили в «Селебрити». У вас двоих к этому есть несомненный талант. Вы можете навести тоску на всю Вселенную! Вы наслаждаетесь банальностями. Когда Господь творил безынициативных людей, он в уме уже держал вас за образец. Сейчас я отбываю во «Времена года» на ланч с Диком Латхамом, а затем отправлюсь на уикэнд в Малибу. И еще я хочу вас предупредить, что собираюсь уволить вас обеих. Вы, козявки, вы меня поняли? – прокричала высоким гневным голосом Эмма.

Долго сдерживаемые слезы наконец прорвались и хлынули потоком по ее щекам. Да, вышвырну их, и все дела! Эти красотки никогда не будут голодать, никогда не будут мерзнуть в холодной комнате с голыми стенами. На лето они отправятся в Хэмптонский курорт, а на зиму куда-нибудь в Англию, где какой-нибудь кретин-издатель предложит им перезимовать под его теплым одеялом в отделе рекламы… Такие никогда не переведутся. Наоборот, они вновь и вновь появляются, пересказывая, как знаменитая Эмма Гиннес, несмотря на свое влияние и славу, была втоптана в грязь в театре Джуллиарда никому неизвестным актером-новичком.

Эмма поспешила к двери, обернулась, и девушки увидели перекошенное яростью лицо их главного редактора.

– Ненавижу вас! Ненавижу вас всех! Придет день, и я вам покажу, как умею ненавидеть! Помянете вы еще меня!


* * *

Тони Валентино нежился в шипящих пузырьках огромной ванны «Джакузи». Закрыв рукой глаза от солнца, он тщетно пытался сохранить печальный настрой. Он хмурился, помотал головой в раздражении, выдал весь репертуар классических жестов горечи и сожаления, но безуспешно. В другой раз этого вполне бы хватило ему для придания мыслям нужного направления. Он считал: разреши телу сделать что-то – и душа последует в том же направлении. Но только не сейчас. Сейчас это было сделать просто невозможно. Малибу был слишком могущественен. Он исподволь проник в него и в подмогу себе вызвал надежного союзника – удовольствие от жизни. Тони повернулся, потоки направляемой, «холодно кипящей» воды обволокли его тело. Он посмотрел сквозь стеклянные борта на побережье. Волны величественно и лениво катились на южное побережье Калифорнии, так же неспешно и с достоинством, как это делали многие века до этого и будут делать после. Пеликаны и чайки ныряли за рыбой. Нырки разгуливали по карамелевому песку. Тони потянулся за стаканом ледяного «Сан Пеллегрино», добавил немного лимона в минеральную воду и стал, подпевать песенке Милли Ванили, которая раздавалась из динамиков аудиосистемы «Сони».

– Рад, что сюда приехал? – Она возвышалась над ним, вся просвечиваемая насквозь солнечными лучами.

Тони уставился на нее, положив руки на борта «Джакузи». Улыбаясь он кивнул, хотя знал, что это всего лишь отсрочка, которая поможет ему притупить боль, которая притихнет, но никогда совсем не уйдет. Малибу действительно излечивало раны. Но от действительности все равно не убежишь. А он и не хотел убегать. Элисон это поняла и благодарно улыбнулась, потому что он не гнал ее. Если знать, что эта богатая девочка никогда и не в чем не нуждалась и не знала отказа, то надо оценить по достоинству ее улыбку.

– Слушай, может, нам чего-нибудь перекусить? Ты не поможешь мне приготовить барбекью? Это ведь по-калифорнийски…

Он не ответил, дотянулся до черных солнечных очков и водрузил их себе на нос, чтобы скрыть выражение своих глаз и чувств.

– Только полезную и здоровую пищу, пожалуйста. Никакой соли. Никакого холестерола. Никаких липопротеинов! – засмеялся Тони, поразившись самому факту, что он еще может смеяться.

– Ты что, думаешь я себе враг? В этом краю зелени, жиры будут ядовитой отравой. Так, у нас есть спаржа, затем куриные грудки и шпинат. На десерт – клубника и ежевика, если угодно.

Смех звучал в ее голосе. Элисон была-по-настоящему счастлива и очень добра, подумал Тони. Она вытащила его из прострации, в которой он пребывал. Постаралась сделать все возможное, чтобы он забыл о своих горестях и печалях. Она, совершенно определенно, любила его, но только непонятно за что. Совершенно непонятно, почему богатая, молодая и красивая аристократка, в доме которой подавали еду на серебре, выбрала в любовники человека, у которого холодные амбиции уже полностью подавили все человеческие чувства. Он был очень груб с ней. Он ее просто использовал, продолжал пользоваться и сейчас. Она же отвечала на все это ангельской добротой, щедростью и здоровым юмором. Какое-то странное чувство – то ли благодарности, то ли еще чего – стало зарождаться в душе Тони, но то, что последовало дальше, отвлекло его от самоанализа. Элисон стояла прямо перед ним, как стоят актрисы на сцене, и патрицианские гены сказывались в любой черточке ее облика. Каждая клеточка, каждая жилка ее тела и лица говорили об этом.

Надменность бровей, тень густых ресниц и римский профиль. Черный как ночь купальник разделял ее надвое внизу живота. Нежная лайкра туго обтягивала осиную талию, переходя в округлые бедра. Точки сосков сексуально поблескивали на солнце сквозь тонкую ткань, раскрывая тайну Элисон Вандербильт, вернее, говоря о том, чего она сейчас хочет. Девушка страстно желала любви. Но за все ее годы детства и юности она смогла убедиться лишь в одном: она вовсе не вызывала ответного чувства любви у кого-либо. Она смирилась с этим грустным явлением и уже больше не мечтала о восхищении собой, об уважении, теплоте, участии и нежности. Всего этого, в отличие от богатых домов, великолепных лошадей и автомобилей, никогда не было в ее жизни. Она стала видеть свое предназначение в том, чтобы давать удовольствие, а не получать его. Природа не терпит пустоты, и то место, где должна была бы быть любовь, заполнило вожделение, прорывавшееся наружу, несмотря на старательные усилия подавить его.

– Входи, Элисон, – пригласил Тони. Его голос был небрежен.

Секунду Элисон как-бы колебалась, но затем довольная улыбка появилась в уголках ее рта. Глаза загорелись, и она помотала головой в береговом бризе, словно породистый пони. Она подошла к борту «Джакузи» и затем нырнула в пенящуюся воду. Она была рядом с ним, а он не сделал ни единого движения ей навстречу. Он рассматривал ее длинную и тонкую шею, капельку над верхней губой, заглядывал в ее глаза, тщетно пытавшиеся спрятаться в любовании облаками. Он смотрел в ее глаза и легко читал всю ее, как книгу, написанную для него специально крупными и отчетливыми буквами. Боже! Он знал все ее тайны и знал, что ее тело уже готово и только ждет его сигнала, чтобы отдаться ему в любовной истоме. Он посмотрел на берег – до него было около десяти ярдов. Граница пляжа Колонии доходила до высшей отметки прилива. Но в этой солнечной нирване никто не следил за соблюдением такой неспокойной и подвижной границы частных владений. Еще он понял что чтобы сейчас ни случилось, все будет здесь и, возможно, при людях. При мысли об этом сердечко Элисон Вандербильт испуганно сжалось. Она снова дерзнула посмотреть на Тони. Его руки скрылись под водой, голова чуть наклонилась, выражение лица было ждущим. Затем он выгнулся и одним движением оказался рядом с ней в пенящейся воде. Элисон судорожно сглотнула. Ее глаза широко раскрылись, пульс участился. Облако нереальности начало накрывать ее с головой здесь, в волшебном райском краю, где море любит пустыню… В горле у нее пересохло, словно оно было ложем прожаренного солнцем каньона. Грудь ее налилась истомой, бедра напряглись, и она вдруг взмокла, словно и не была сейчас в воде, а где-то в сердце пустыни под солнцепеком.

Он полулежал напротив нее абсолютно обнаженный. Она не отрываясь смотрела на это великолепное творение Всевышнего, которое по праву принадлежало ей. Она просто чувствовала себя обязанной насытить эти великолепные части мужского тела своим женским участием. Но Элисон замерла неподвижно. Тони знал, что ему следует делать, и она без его приказа не двигалась. Затем она, словно получив его приказ, дотронулась до своей груди, сжала ее. Ее пальчики нащупали сквозь нежную ткань сосок и стали нежно его гладить. Секунду спустя он уже гордо выпрямился, довольный вниманием к себе. Элисон сильнее сдавила его своими пальцами, и в этот момент волна наслаждения зародилась глубоко внутри нее и поднялась выше, затопляя мозг страстным желанием. Бедра напряглись, затем спина выгнулась дугой. Ее губы открывались, вновь напрягались, предчувствуя сладостное прикосновение. Элисон дотронулась рукой до второй груди, рожок соска был уже полностью возбужден. Элисон смотрела сквозь полуприкрытые глаза на Тони, довольная и гордая тем, что он видит все ее естество, предназначенное только для него. Она была счастлива, что он знает, что она отдает всю себя на его полную милость.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю