Текст книги "Мэри Поппинс (перевод Б. Заходера)"

Автор книги: Памела Линдон Трэверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

И он отрезал каждому по большому куску. Некоторое время все молчали.

– Ещё чаю? – спросил хозяин у Джейн.

Но, прежде чем она успела ответить, кто-то забарабанил в дверь.

– Войдите! – отозвался мистер Паррик.

Дверь отворилась, и появилась мисс Персиммон с кувшином горячей воды на подносе.

– Я подумала, мистер Паррик, – начала она, обводя комнату взглядом, – я подумала, что, может быть, вам понадобится ещё кипяток. О боже, я ни в жизнь… Ни в жизнь… – залепетала она, увидев, как вся компания мирно распивает чай в воздухе. – Ни в жизнь я ничего подобного не видела! Мистер Паррик, извините, я всегда знала, что вы немного странный! Но я всегда закрывала на это глаза, раз вы аккуратно платили за квартиру. Но такое поведение – нить чай с гостями в воздухе, – мистер Паррик, я поражена вашим поступком, сэр! Это так неприлично, и для джентльмена в вашем возрасте, я никогда, никогда…

– Ну, а вдруг, мисс Персиммон? – спросил Майкл.

– Что – вдруг? – высокомерно спросила мисс Персиммон.

– Вдруг и вы проглотите смешинку, как мы? – объяснил Майкл.

Мисс Персиммон гордо вздёрнула голову.

– Надеюсь, молодой человек, – возразила она, – я ещё не забыла, что такое самоуважение! Нет, сэр, я не стану болтаться в воздухе, как воздушный шар на верёвочке! Я предпочитаю стоять на собственных ногах, или я уже не Эми Персиммон… о боже мой, господи, МАМА! Что же это? Я не могу идти, я… я… Помогите, помогите!

Увы, ноги мисс Персиммон, совершенно против её воли, оторвались от пола, и она заковыляла по воздуху, переваливаясь с боку на бок, словно очень тоненький бочонок, с трудом балансируя своим подносом. Когда наконец она прибыла к столу и поставила на него кувшин с кипятком, бедняжка чуть не плакала.

– Благодарю вас, – сказала Мэри Поппинс спокойно и очень вежливо.

И мисс Персиммон повернулась и, пошатываясь, побрела по воздуху вниз, не переставая бормотать:

– Какой позор! Это я, такая воспитанная, степенная женщина! Надо пойти к доктору!

Едва коснувшись пола, она, ломая руки, опрометью кинулась бежать из комнаты и даже ни разу не оглянулась.

– Какой позор! – услышали они её стон, когда дверь за ней захлопнулась.

– Значит, теперь она не Эми Персиммон, раз она не устояла на своих ногах! – шепнула Джейн Майклу.

Мистер Паррик смотрел на Мэри Поппинс странным взглядом: наполовину укоризненно, наполовину одобрительно.

– Мэри, Мэри, ну зачем ты? Честное слово, напрасно! Бедняжка этого не переживёт! Но господи, до чего же потешный был у неё вид, когда она ковыляла по воздуху! Боже милостивый!

И все трое – старый джентльмен, а с ним Джейн и Майкл – снова покатились со смеху. Они хватались за бока и задыхались от хохота при мысли о том, как потешно выглядела мисс Персиммон.

– Ой, батюшки! – кричал Майкл. – Не смешите меня больше! Я не выдержу! Я лопну!

– Ой, ой, ой! – заливалась Джейн, хватаясь за сердце.

– О господи боже ты мой милостивый! – стонал мистер Паррик, вытирая слёзы полой пиджака, потому что он был не в состоянии найти свой носовой платок.

– Пора идти домой.

Голос Мэри Поппинс, словно трубный глас, заглушил общий хохот.

И в ту же секунду Джейн, и Майкл, и мистер Паррик внезапно спустились с небес на землю. Проще говоря, они шлёпнулись на пол – все трое. Да, мысль о том, что пора идти домой, – это была первая грустная мысль за весь день, и, как только она появилась, смешинка пропала…

Джейн и Майкл вздохнули, глядя, как Мэри Поппинс медленно спускается по воздуху с пальто и шляпой Джейн в руках.

Мистер Паррик тоже вздохнул. Это был тяжёлый, долгий, грустный вздох.

– Как жалко! – сказал он печально. – Ужасно жалко, что вы должны идти домой. Я никогда ещё так не веселился, а вы?

– Никогда! – уныло ответил Майкл. Ему было очень странно и грустно стоять опять на земле и не чувствовать внутри себя Волшебной Смешинки.

– Никогда-никогда! – как эхо, повторила Джейн, встав на цыпочки, чтобы поцеловать сморщенную, как печёное яблоко, щёку мистера Паррика. – Никогда-никогда-никогда!

* * *

Они ехали домой в автобусе. Мэри Поппинс сидела посредине, ребята по бокам, оба очень тихие и задумчивые – они вспоминали этот чудесный день. Майкл спросил сонным голосом:

– А часто ваш дядя так?

– Что значит «так»? – сердито переспросила Мэри Поппинс.

– Ну, часто он летает по воздуху? – пояснил Майкл.

– Летает? – Мэри Поппинс повысила голос. – Летает? Будь любезен, объясни, что ты хочешь этим сказать?

Джейн попыталась помочь:

– Майкл хочет сказать: часто ваш дядя глотает смешинки и кувыркается под потолком, когда веселящий газ…

– Кувыркается? Что это тебе пришло в голову! Кувыркается под потолком? Мне просто стыдно за тебя!

Мэри Поппинс явно была очень оскорблена.

– Но ведь это правда! – сказал Майкл. – Мы сами видели!

– Что-о? Видели, как он кувыркался? Как ты смеешь! Да будет тебе известно, что мой дядя – серьёзный, честный, порядочный человек, труженик, и будь любезен говорить о нём с уважением! И перестань жевать автобусный билет! Кувыркается! Надо же выдумать!

Майкл и Джейн удивлённо переглянулись.

Но они ничего не сказали.

Они уже усвоили, что, какие бы ни творились кругом чудеса, с Мэри Поппинс лучше не спорить.

Поэтому они только переглянулись.

И взгляд, которым они обменялись, означал:

«Было это или не было? Кто прав – Мэри Поппинс или мы?»

Увы, никто не мог им ответить на этот вопрос…

Автобус несся вперёд, ревя мотором и покачиваясь.

Мэри Поппинс сидела между ними надувшись и молчала; и вдруг – ведь ребята очень устали – они подвинулись к ней поближе, прижались к ней и задремали, продолжая недоумевать.

Глава третья
Мисс Ларк и её Эдуард

Мисс Ларк жила в соседнем доме.

Но, прежде чем мы пойдём дальше, надо обязательно рассказать тебе, что это был за дом – соседний дом. Это был очень большой дом, самый-самый большой во всём Вишнёвом переулке. Даже Адмирал Бум не мог скрыть, что он завидует мисс Ларк, хотя в его собственном доме – ты помнишь? – трубы были как на настоящем пароходе, а в палисаднике стояла мачта с флагом. И всё-таки соседи то и дело слышали, как он, проходя мимо дома мисс Ларк, ворчит:

– Лопни моя селезёнка! И зачем ей такие хоромы?

А завидовал Адмирал Бум тому, что в доме у мисс Ларк было два входа. Один парадный – для друзей и родственников мисс Ларк, а второй чёрный – для молочника, мясника и булочника.

Однажды булочник по ошибке вошёл через парадную дверь, и мисс Ларк так рассердилась, что сказала, что больше никогда в жизни не будет есть булочек!

В конце концов ей, правда, пришлось простить булочника, потому что только он один во всей округе умел печь булочки с хрустящей корочкой. И всё-таки она с тех пор недолюбливала его, и, приходя с булками, он натягивал шляпу на самые глаза, чтобы мисс Ларк могла подумать, что это не он, а кто-нибудь другой. Но этого никогда не случалось…

Джейн и Майкл всегда знали, когда мисс Ларк находится в саду или идёт по переулку, потому что она носила столько ожерелий и серёг, что вся звенела и гремела, как полковой оркестр.

И, когда бы она ни встретила детей, она всегда говорила одно и то же:

– Добрый день (или «доброе утро», если это было утром). Ну, как мы себя чувствуем?

Ни Джейн, ни Майкл так никогда и не могли до конца понять, о чём мисс Ларк спрашивает: как чувствуют себя Джейн и Майкл или как чувствуют себя они сами – мисс Ларк и Эдуард.

Так что они просто отвечали:

– Доброе утро (или, естественно, «добрый день», если время было послеобеденное).

День-деньской ребята, где бы они ни находились, слышали, как мисс Ларк кричит (очень громким голосом) что-нибудь вроде:

– Эдуард, где ты?

– Эдуард, не выходи без пальто!

– Эд, иди к мамочке!

Посторонний человек, конечно, решил бы, что Эдуард – это мальчик. Между прочим, Джейн была уверена, что мисс Ларк и считает Эдуарда маленьким мальчиком. Но Эдуард – это был не мальчик. Это был пёсик – маленький, шелковистый, пушистый пёсик, из тех, которых вполне можно принять за меховую муфту, пока они не начинают лаять. Но, конечно, когда они залают, тут уж не ошибёшься и поймёшь, что это собачка. Никогда в жизни ни одна муфта не поднимала такого шума!

Так вот, этот Эдуард вёл такую роскошную жизнь, что вы могли подумать, будто он – Шах Персидский инкогнито. Он спал на шёлковой подушке в комнате мисс Ларк; он два раза в неделю ездил на машине к парикмахеру – мыться шампунем; к обеду, завтраку и ужину ему подавали сливки, а иногда – устриц; и у него было четыре пальто, в полоску и в клеточку, и все разных цветов! Словом, в будни у него было полным-полно таких вещей, которые у простых смертных бывают только в день рождения; а когда у Эдуарда был день рождения, на его праздничный пирог ставили по две свечи за каждый прожитый им год вместо одной, как делают обычно.

Результат всего этого был тот, что Эдуарда терпеть не могли во всей округе. Все соседи покатывались со смеху, когда Эдуард в своём шикарном пальто проезжал мимо них на заднем сиденье машины мисс Ларк, направляясь к парикмахеру, укрытый меховой попонкой.

А в тот день, когда мисс Ларк купила ему две пары кожаных ботиночек, чтобы он мог гулять по парку в сырую погоду, весь переулок высыпал к ограде – посмотреть на Эдуарда и похихикать в кулачок.

– Фу! – сказал как-то раз Майкл, когда они с Джейн наблюдали за Эдуардом сквозь изгородь, отделявшую Дом Номер Семнадцать от соседнего дома. – Фу! Он просто никтожество!

– Откуда ты знаешь? – спросила Джейн, очень заинтересованная.

– Я знаю, потому что папа так его назвал сегодня утром.

– Он вовсе не ничтожество! – сказала Мэри Поппинс. – И точка!

И Мэри Поппинс была права. Эдуард вовсе не был ничтожеством, как вы очень скоро увидите.

Не нужно думать, что он не уважал мисс Ларк. Он её уважал. Он даже по-своему любил её. Разве мог он плохо относиться к той, которая была так добра к нему всю жизнь – с тех пор, когда он был ещё щеночком, – даже если она и целовала его слишком уж часто. Но не было никакого сомнения в том, что жизнь, которую вёл Эдуард, надоела ему хуже горькой редьки. Он с радостью отдал бы половину своего состояния – если бы оно у него было – за честный кусок простого сырого мяса вместо куриной грудки или омлета со спаржей, которыми его обычно потчевали.

Потому что в глубине своей собачьей души Эдуард мечтал стать дворняжкой – обыкновенной дворняжкой. Когда он проходил мимо своей родословной (висевшей на почётном месте в гостиной мисс Ларк), его бросало в дрожь. От стыда. Сколько раз он мечтал о том, чтобы у него не было ни отца, ни дедушки, ни прадедушки и мисс Ларк не могла поднимать из-за них столько шуму!

Недаром он и дружил только с одними дворняжками. Едва ему удавалось вырваться, он мчался к калитке и сидел там, поджидая какую-нибудь дворнягу, с которой он мог бы потолковать о жизни – о нормальной собачьей жизни. Но как только мисс Ларк замечала это, она непременно поднимала крик:

– Эди! Эди, домой, маленький! Не подходи к этим ужасным уличным собакам!

Увы, Эдуарду приходилось идти домой, потому что иначе мисс Ларк не постеснялась бы понести его домой и тем самым опозорить навеки. И несчастный пёсик краснел и мчался опрометью по лестнице, чтобы друзья не слышали, как она называет его Золотком, Радостью, Сахарочком.

Самый закадычный друг Эдуарда был не просто дворнягой – он был Притчей во Языцех. Он был наполовину эрделем, наполовину легавой, причём обе половины были худшие. Где бы на улице ни происходила драка, он непременно оказывался в самой гуще; он постоянно имел неприятности с почтальоном и полисменом; и больше всего на свете он любил рыться в помойках и сточных канавах. Словом, это была действительно Притча во Языцех всего переулка, и многие вслух выражали свою радость, что он – не их собака…

Но Эдуард любил его и постоянно с нетерпением ждал встречи со своим другом. По большей части им, правда, удавалось лишь на ходу обнюхаться в парке, но иногда, если им везло (что бывало очень-очень редко), они вели длинные беседы через забор. Тогда-то Эдуард узнавал от своего друга все городские новости и сплетни, причём грубый смех дворняги явно говорил о том, что она не очень стесняется…

И тут вдруг приятную беседу прерывал визгливый голос мисс Ларк, звавшей Эдуарда из окна; гость, показав ей язык, подмигивал Эдуарду и неторопливо удалялся, повиливая своей задней частью, с видом полнейшего презрения.

Эдуарду, конечно, никогда не разрешалось выходить за ворота одному: он мог выйти либо с мисс Ларк – на прогулку в парк, либо с одной из её служанок – к парикмахеру или маникюрше.

Представьте же себе удивление Джейн и Майкла, когда они увидели, что Эдуард мчится мимо них по парку, один-одинёшенек, прижав уши и подняв хвост, словно он напал на след тигра. Мэри Поппинс рывком приподняла коляску – чтобы Эдуард не налетел на неё и не опрокинул вместе с Близнецами. А Джейн и Майкл радостно завопили.

– Эй, Эдуард! Где твоё пальто? – крикнул Майкл, стараясь передразнить высокий, визгливый голос мисс Ларк.

– Эдуард! Ах ты нехороший мальчик! – крикнула Джейн, и, конечно, так как она была девочка, голос мисс Ларк получился у неё гораздо лучше.

Но Эдуард только презрительно покосился на них и громко пролаял что-то Мэри Поппинс.

– Гав-гав! Ррр-гав-гав-гав! – повторил он несколько раз.

– Сейчас, дай подумать. Ага! По-моему, первый поворот направо, а там – второй дом на левой стороне, – сказала Мэри Поппинс.

– Гав? – сказал Эдуард.

– Нет, там нет садика. Просто задний двор. Ворота почти всегда открыты.

Эдуард опять залаял.

– Точно не знаю, – сказала Мэри Поппинс, – но думаю, что да. Он обычно дома в это время.

И Эдуард, кивнув головой, понёсся галопом дальше. От удивления глаза у Джейн и Майкла были круглые, как блюдечки.

– Что он говорил? – спросили ребята хором.

– Да просто так, разные пустяки… – ответила Мэри Поппинс и сжала губы так плотно, словно твёрдо решила не выпустить изо рта больше ни одного слова. Слышно было только, как Джон и Барбара ворковали в коляске.

– Нет, не пустяки! – выпалил Майкл.

– Не просто так! – поддержала Джейн.

– Ну конечно, вы лучше знаете! Как всегда! – презрительно сказала Мэри Поппинс.

– Он, наверно, спрашивал вас, где кто-то живёт, – начал Майкл.

– Что ж, если ты сам знаешь, зачем приставать ко мне с вопросами? – фыркнула Мэри Поппинс. – Я не энциклопедия!

– Майкл, – шепнула Джейн, – она нам ничего не скажет, если ты будешь так разговаривать. Пожалуйста, Мэри Поппинс, скажите нам, что Эдуард вам говорил, пожалуйста!

– Спроси вот у него! Он знает – мистер Всезнайка! – сказала Мэри Поппинс, сердито кивнув в сторону Майкла.

– Ой, нет, я не знаю! Честное слово, не знаю! Скажите!

– Половина четвёртого. Пора пить чай, – сказала Мэри Поппинс.

Она круто развернула коляску и покатила её домой, сжав губы ещё крепче, словно заперла рот на замок. И всю дорогу она не проронила ни слова.

Джейн с Майклом немного отстали.

– Это ты виноват, – сказала Джейн. – Теперь мы никогда ничего не узнаем!

– Ну и ладно, – сказал Майкл и изо всех сил разогнал свой самокат. – Я и не хочу знать!

Но он, конечно, ужасно хотел знать. И случилось так, что и он, и Джейн, и все остальные всё узнали ещё до чая.

Они были уже напротив своего дома и собирались перейти улицу, как вдруг они услышали громкие крики в соседнем доме и увидели удивительную картину. Обе горничные мисс Ларк носились как безумные по саду, то заглядывая под кусты, то на верхушки деревьев, как будто они разыскивали потерянное сокровище. Там же был и Робертсон Эй из Дома Номер Семнадцать, с деловым видом разметавший гравий на дорожке сада мисс Ларк, словно он надеялся найти пропажу под камушком. Сама мисс Ларк бегала по саду, ломая руки и крича:

– Эдуард! Эдуард! О боже, он пропал! Мой дорогой мальчик пропал! Надо послать за полицией! Я поеду к премьер-министру! Эдуард пропал! О боже! О боже!

– Бедная мисс Ларк! – воскликнула Джейн и кинулась через дорогу. Ей было всё-таки очень жалко мисс Ларк.

Но утешение принёс – и очень быстро – не кто иной, как Майкл. Как раз подходя к своей калитке, он оглянулся и вдруг что-то увидел в конце переулка.

– Эй, вон Эдуард, мисс Ларк! Посмотрите, вон там – на углу возле дома Адмирала Бума! – закричал Майкл.

– Где, где он? Покажи мне! – задыхающимся голосом молила мисс Ларк. Наконец она поняла, куда он показывает, и впилась туда глазами.

И там действительно был Эдуард. Он шёл не спеша, с невозмутимым видом, словно ему всё трын-трава, а рядом с ним семенил огромный пёс, казавшийся наполовину эрделем, наполовину легавой (причём обе половины были, как ты помнишь, худшие)…

– О боже, какое счастье! – возопила мисс Ларк, громко вздыхая. – Какой камень свалился с моей души!

Мэри Поппинс и ребята приостановились у калитки; мисс Ларк и обе её горничные перевесились через забор; Робертсон Эй, отдыхая от трудов праведных, опёрся на щётку, и все в молчании созерцали возвращение Эдуарда.

А Эдуард и его друг важно шествовали по направлению к дому, небрежно повиливая хвостами и насторожив уши, и по выражению глаз Эдуарда вы могли понять: какие бы у него намерения ни были – это были серьёзные намерения.

– Боже! Эта ужасная собака! – пролепетала мисс Ларк, разглядев спутника Эдуарда. – Пшёл! Пшла! Марш отсюда! – закричала она.

Но пёс вместо ответа просто-напросто уселся на тротуар, почесал правой ногой левое ухо и зевнул.

– Пшёл! Вон! Пшёл, говорят тебе! – сердито замахала на него руками мисс Ларк. – А ты, Эдуард, – продолжала она, – иди домой сию минуту! Как ты мог так уйти – совершенно один и без пальто! Я тобой очень недовольна!

Эдуард лениво тявкнул, но не двинулся с места.

– Что это значит, Эд? Иди немедленно домой! – настаивала мисс Ларк.

Эдуард опять тявкнул.

– Он говорит, – вмешалась Мэри Поппинс, – что не собирается возвращаться домой.

Мисс Ларк обернулась и смерила Мэри Поппинс надменным взглядом:

– Откуда вы знаете, что говорит моя собака, позвольте спросить? Конечно, он сейчас же пойдёт домой!

Однако Эдуард только энергично затряс головой и что-то проворчал.

– Он не пойдёт, – сказала Мэри Поппинс. – Не пойдёт без своего друга.

– Какие глупости! – сердито сказала мисс Ларк. – Он совсем не это говорит! Неужели я впущу эту безобразную дворнягу в свой сад!

Эдуард пролаял три или четыре раза.

– Он говорит, что так решил, – сказала Мэри Поппинс. – И более того – он уйдёт и будет жить со своим другом, если его другу не позволят жить здесь с ним.

– Эдуард, как ты можешь так говорить, после всего, что я для тебя сделала! – Мисс Ларк чуть не плакала.

Эдуард тявкнул и отвернулся. Большой пёс встал.

– О боже, он уходит! Я вижу, он хочет уйти! – рыдала мисс Ларк.

Она минутку поплакала в платочек, потом высморкалась и сказала:

– Что ж, хорошо, Эдуард! Я сдаюсь. Пусть эта… эта дворняжка останется у нас. Но с одним условием – она будет спать в угольном погребе.

– Он заявляет, мэм, что это невозможно. Его друг тоже должен спать на шёлковой подушке в вашей комнате, как и он. Иначе он будет спать в погребе со своим другом, – сказала Мэри Поппинс.

– Эдуард, как тебе не совестно! – простонала мисс Ларк. – Я никогда на это не соглашусь!

Эдуард ясно дал понять, что он собирается уходить. То же сделал и большой пёс.

– О боже, он покидает меня! – взвизгнула мисс Ларк. – Эд, Эд, я согласна! Пусть будет так, как ты хочешь. Он будет спать в моей комнате, хорошо! Но моя жизнь теперь навсегда разбита, навсегда! Такая ужасная дворняжка!

Она вытерла свои мокрые глаза и продолжала:

– Я никак этого от тебя не ожидала, Эдуард. Больше я ничего не скажу! Пусть всё, что я думаю, останется у меня в груди. А это… м-м-м… животное я буду звать Шариком, или Бобиком, или…

Тут большой пёс взглянул на мисс Ларк с величайшим презрением, а Эдуард громко залаял.

– Они говорят, вы должны звать его Варфоломеем и никак иначе, – сказала Мэри Поппинс. – Его имя – Варфоломей!

– Варфоломей! Что за имя! Этого ещё не хватало! – в отчаянии пролепетала мисс Ларк. – Что он ещё говорит?

Эдуард опять залаял.

– Он говорит, что вернётся только при условии, что вы никогда не будете его заставлять носить пальто и не станете посылать к парикмахеру. Это его последнее слово! – сказала Мэри Поппинс.

Наступило молчание.

– Что ж, очень хорошо, – сказала мисс Ларк наконец. – Но я тебя предупреждаю, Эдуард: если ты простудишься и умрёшь, пеняй на себя!

С этими словами она повернулась и величественно зашагала в дом, по дороге глотая слёзы и шмыгая носом.

Эдуард наклонил голову к Варфоломею, словно говоря: «Пошли!»

И обе собаки бок о бок не спеша проследовали по садовой дорожке, подняв хвосты, как флаги, и вошли в дом следом за мисс Ларк.

– Да, как видишь, он оказался не таким уж ничтожеством, – сказала Джейн, когда ребята поднимались в детскую.

– Нет! – согласился Майкл. – Но как ты думаешь, откуда Мэри Поппинс это знала?

– Не знаю, – сказала Джейн. – А она нам никогда-никогда не скажет. Никогда…