Текст книги "Глазами богов"

Автор книги: Оуэн Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глазами богов

Неожиданно Он отпустил Её губы, спросил, пристально вглядываясь в Её блаженные глаза:

– Ты мне веришь?

– Верю.

– Тогда пойдём. – И потянул за собой, крепко сжимая Её ладонь. – Пойдём, не бойся…

– Но куда? Там темно… – Она покорно спешила за Ним, не страшась неизвестности, потому что доверяла Его самоуверенности, физической силе и отваге; а ещё – магическому блеску в глазах и бархатному баритону – голосу, способному возбудить самое недоверчивое сердце и обласкать слух, изнутри разбуживая давно похороненные желания даже самой строптивой в мире женской натуры. Она торопилась вслед за Ним, полностью вверяя Ему себя…

– Я покажу тебе…

Они приближались к утёсу.

– Но что?

В наступающих сумерках границы края обрыва не было видно, и только приглушённый шум волн, разбивающихся в кромешной тьме где-то далеко внизу о скалы и камни у подножия утёса говорили о том, что впереди конец земли – бездна, наполненная океаном.

– Я покажу тебе! – восклицал Он, вступая в борьбу с нахлынувшим встречным штормовым ветром, наполненным каплями солёного тумана. Его белокурые, длинные волосы развивались из стороны в сторону; белоснежная рубаха раздувалась парусом, наполняемая порывами ураганного ветра. – Я покажу тебе…

– Что? – Она не могла понять, что Он хочет Ей показать в этом чёрном от ночи и жутком от непогоды опасном месте на краю высокого обрыва, нависающего над океаном. Что нового Он хочет показать Ей? Она и днём-то побаивалась подходить близко к этой бездне, гуляя вдоль утёса! А сейчас ночь, шторм, ничего не видно, вокруг – мгла и ветер.

– Сейчас… – свист ветра проглатывал Его слова. – … ты всё… ты сможешь… верь, я… Ты увидишь это…

Он чуть замедлил шаг, крепче сжимая Её кисть: они приблизились к невидимому краю обрыва. Он каким-то образом чувствовал эту границу: между землёй и пропастью, будто видел её. Он сосредоточенно вглядывался в пустоту, словно что-то искал в ней. Она смотрела Ему в спину – на единственное светлое пятно в этом тёмном мире, совершенно ничего не подразумевая. Она верила Ему безоговорочно – верила, хотя влюбилась в Него всего лишь несколько мгновений назад.

– Я покажу тебе мир!!! – ликуя как ребёнок, кричал Он, приветствуя стихии, и наконец остановился. Судя по не далёким звукам бушующей воды, они находились примерно в ярде от края обрыва. – Я покажу тебе мир, которого ты не видела! – Он повернулся и не больно сжал Её плечи. В свете молнии Она различила в Его глазах блеск азарта, какого-то непонятного торжества и любви. – Ты увидишь всё – весь мир! – Он оглянулся и посмотрел в пустоту.

– Да, – слепо согласилась Она, – я увижу…

Он повернулся к океану, сделал полшага к невидимому краю, осторожно потянул Её за руку и поставил рядом с собой так, чтобы теперь они вместе одинаково близко стояли на одной линии в футе от края, которого даже на таком расстоянии всё ещё невозможно было разглядеть. Яростные порывы ветра с огромной силой бились о Её хрупкое тело, заставляя покачиваться и балансировать между жизнью и смертью. Но Его сильная рука придавала Ей уверенности, Его любовь подавляла страх, оставляя лишь лёгкое волнение, по ощущению схожее с тем, какое испытываешь при первом прыжке с высокого трамплина или… во время первого поцелуя.

Она боялась, да, но хотела увидеть то, что Он собирается Ей показать.

– Ты увидишь то, чего никогда не видела! И никто не видел…

– Я хочу-у!!! – смеялась Она в темноту, захлёбываясь влажным ветром.

– Ты увидишь это…

– Но что-о?! – кричала Она с закрытыми глазами, пребывая в некоем трансе, предвкушая то ли волшебство, то ли смертельный сладкий ритуал, который вот-вот начнётся. Она ничего уже не боялась – теперь Она жаждала начала неизвестного действа; и даже готова была умереть в эту минуту: умереть вместе с Ним, умереть ради Него, умереть даже от Его руки. Она уже любила Его больше себя самой.

– Что-о-о ты мне хочешь показа-ать?

– Мир!

– Да-а, я хочу-у-у…

– Ты увидишь мир, все земли, всю вселенную!

– Где-е? – недоумевала Она, но верила, что Он сможет это сделать: сумеет показать Ей то, что сокрыто от человеческих глаз мраком пасмурной ночи в пустоте бездны над океаном.

Он сделал полшага вперёд – Она следом. Носки Её туфель уже ни на что не опирались, всё – под ними была пустота и острые камни внизу. Следующий шаг будет шагом в бездну. А сомнений не оставалось – Ей придётся сделать этот безрассудный шаг, придётся прыгнуть, чтобы увидеть нечто таинственное и великое, что Он хочет ей показать. Прыгнуть вместе с Ним. И Она согласна. С Ним – и с Его любовью – Она согласна на всё!

То ли от переполнявших Её чувств любви, то ли от внушения, но Она находилась в экстазе точно таком же, как при первом в Её жизни поцелуе с Ним: долгом, глубоком и необычайно нежном. Этот поцелуй погрузил Её в до селе не изведанный мир, из которого Она вынырнула уже с новыми ощущениями. И смысл, и предназначение своего существования в этом мире вдруг открылись для Неё новыми ощущениями, терять которые с той минуты Ей не хотелось больше никогда. При том поцелуе Она впервые осязала человека, помимо родной матери, который раскрыл в Ней то, что было спрятано природой даже от Неё самой. И этот человек, который ещё недавно являлся для Неё совершенно посторонним, вдруг увидел Её изнутри; и стал первым, кто раскрыл сокровищницу Её неповторимости и красоты. И Он познал Её; а Она – себя, какую не знала до сих пор. И стал Он тем единственным, кто отныне знал о Ней всё, и знал, чего Она хочет. Не принадлежать Ему, своему Богу, Она уже не могла и не хотела. Теперь Он – часть Её. Флюиды, невидимые магнитные поля их аур, переплелись между собой, соединились, и влюблённые начали питаться любовью и энергией друг друга. А новое чувство – любовь к человеку – теперь для Неё стало жизненно важной необходимостью, ежесекундной потребностью, без которой отныне ей не представлялась жизнь. Любовь невидимой нитью соединила их, как пуповина, единящая мать и дитя в утробе.

– Когда я увижу? – смеялась Она.

– Сейчас, прямо сейчас!..

– Где я увижу?

– Здесь… Прямо здесь! Весь мир сразу! Прямо здесь и сейчас ты поймёшь саму жизнь!.. Ты увидишь… Ты сможешь это увидеть…

Рокот пенящихся и разбивающихся о камни и рифы волн далеко внизу уже совсем не пугали Её. Подсознательно Она верила: Он знает эти места, и знает, где можно безопасно спрыгнуть, чтобы не разбиться о камни. Он же неземной человек! Он знает, что надо делать. Он знает, чего она хочет!

– Как? Ка-ак весь мир сразу… Я хочу так!.. Как я смогу?..

– Ты сможешь.

– Но ка-ак? Сразу… весь мир. Ка-ак я смогу увидеть?..

– Глазами богов! – громогласно произнёс Он, и подался вперёд, увлекая Её за собой. – Ты увидишь мир ГЛАЗАМИ БОГОВ!..

– Глазами… – прошептала Она, падая в бездну и захлёбываясь потоками встречного воздуха. Её дыхание спёрло.

«Богов…» – повторила Она, но уже про себя, потому что сознание покинуло её.

«Люблю», – Его голос разбудил Её, и онемевшая ладонь, сжимаемая Его пальцами, напомнила о Нём. Он не потерял Её.

«Люблю», – ответила Она, продолжая падать с зажмуренными глазами.

Они летели. Или падали.

Куда, где, когда, сколько по времени?

Падали… Его желание, её доверие, их любовь – падали.

Они летели…

Куда?

Где весь мир сразу!

Как?

Глазами Богов.

* * *

То, что Она видела перед собой, не было похоже ни на что земное. Всё пространство вокруг походило на разлитые и перемешанные в воздухе гуашевые краски. И не было земли в этом мире, не было неба; но всё было одинаково красивым и разноцветным. Воздух был не прозрачный, а густой, как желе. «Мир, глазами богов, – вспомнила Она. – Но где же Он сам? Где они? Где утёс, прибрежные камни, её дом?»

Он и правда неземной! Необычный! Он сумел сделать невозможное, невообразимое.

Не многим дано досконально узнать и понять близкого человека, а тем более, заглянуть в его сердце и увидеть его внутренний мир его же глазами. Проживая всю жизнь с близким человеком, даже при кажущейся открытости и откровенности, и уверенности на все сто процентов, что мы знаем его, как себя, знаем всё, о чём он думает, чем дышит и о чём мечтает, мы, увы, всё равно до конца так и не сумеем с полной уверенностью познать его мироощущение. Хорошо ли это, плохо ли, но матушка Природа наложила табу на многие человеческие прихоти и желания. Возможно, так оно и лучше: то, что мы не знаем правду, иначе не избежали бы разочарования. Но такова людская натура: человеку дай возможность, и он непременно воспользуется шансом познать чужие мысли. Любопытство затмевает разумность и скромность; алчность призывает вкусить сладкий нектар запретного плода. Кто же откажется от подарка судьбы: от возможности, например, хоть на миг заглянуть в своё будущее, прочитать чьи-то помыслы или познать суть Мироздания.

А вот Он позволил Ей это сделать. Потому что любит Её, и знает, как любит Его Она. Да, уж Он-то это знает, как никто! Он же Её, единственную, выбрал из миллиарда женщин! И пускает Её в себя, чтобы показать свой мир. Не каждой влюблённой паре выпадает такое счастье: заглянуть в мысли и душу друг друга; мало кому суждено прочувствовать мир мыслями и сердцем любимого человека, да к тому же увидеть действительность глазами близкого человека.

Помимо этого, Он помог Ей забыть недавнюю неразделённую любовь. Он появился перед Ней на полпути к океану, куда Она направлялась, чтобы покончить с собой. Он возник ниоткуда и мгновенно влюбил в себя. Она влюбилась в Него, тут же позабыв про неприятности, и пошла вслед за Ним. Теперь Она была готова на всё, даже на саморазрушение! Он лишил Её страха, сделал смелой… И повёл за собой на утёс.

И вот Она здесь – неведомо где, – озирается по сторонам, спрашивая себя: «Где я?»

Из глубины разноцветной жизни начали появляться размытые овальные фигуры кроваво-красного цвета: некие живые субстанции, похожие на клетки организмов, которые можно наблюдать через микроскоп. Создавалось впечатление, будто находишься под водой и наблюдаешь, как из глубины к тебе приближается тёмное пятно, которое постепенно, по мере приближения, приобретает знакомые контуры, и ты понимаешь, что это плывёт на тебя рыба. Но это были не рыбы, а странные амёбовидные организмы медленно проявлялись издалека (или из глубины) пёстрого пространства. Их становилось всё больше и больше: сотни, тысячи, десятки тысяч. «Кто они? Зачем они?» – забеспокоилась Она.

/ты мне веришь? – верю. – Пойдём, я тебе покажу…/

В это время мириады жидких субстанций – кровяных телец – копошились, переливались, сливались между собой, размножались, делились, проживали мгновение, а потом поглощали друг друга. Сюрреалистичная картина микромира вызывала у Неё головокружение и тошноту. Ей не хотелось больше смотреть на это, не хотелось оставаться тут одной, и Она окликнула Его, хотя голоса своего не услышала. Зато Он услышал и отозвался. Он – Её любимый Бог, которому Она верила и полностью доверяла, – Он отозвался, но где-то в Её мыслях: «Я здесь! Ты со мной! Сейчас я тебе покажу… Сейчас. Подойди ближе, не бойся…». «Но куда?» – спросила (подумала) Она, пытаясь увернуться от столкновения с желеобразными субстанциями, проплывающими сквозь Её тело.

И тут, вдруг, всё вокруг разом погрузилось в темноту. Затем снова вспыхнул свет, и снова погас, словно кто-то включал и выключал свет. Вот мир опять исчез во мраке, и заново озарился, меняя резкость и картину окружающего (так бывает, когда спросонья дневной свет слепит глаза и трудно что-то разглядеть, пока не протрёшь глаза, чтобы вернуть чёткость). Она присмотрелась внимательнее: мир вокруг несколько изменился, стал более реалистичный, знакомый: желеобразное пространство исчезло вместе с субстанциями, и теперь Она находилась в зоне полутьмы; впереди зияла огромных размеров, изнутри наполненная слепящим – по всей видимости солнечным – светом дыра, точно портал – спасительный выход из микромира в макромир, туда, где есть человеческая жизнь.

Она, обрадованная исчезновением субстанций и Его голосу, направилась (точнее, переместилась) к дыре; осторожно приблизилась к границе портала и хотела было проплыть сквозь него, но невидимая преграда остановила Её; прильнув всем телом к мягкому на ощупь стеклу, Она заворожённо смотрела на мир снаружи; перед Ней открылся захватывающий вид, какой можно увидеть через иллюминатор самолёта, летящего на огромной высоте, или со спутника на орбите Земли.

Она смотрела на планету Земля с головокружительной высоты, словно находилась на вершине Эвереста, воздымающейся над облаками. Так альпинист видит мир, достигнув пика горы! При созерцании такого огромного пространства, простирающегося у Её ног, Ею овладели чувства значимости и превосходства над природой. Позже Она осознала, что не всё, на что Она смотрит, – смотрит одна. Было ощущение, что смотрит Она вместе с кем-то, или кто-то смотрит Её глазами. Или Она смотрит чьими-то, потому что, когда менялся ракурс или происходила аккомодация зрения, помимо Её воли кто-то показывал (смотрел) на то, куда Она ещё не глядела и даже не намеревалась. И этот кто-то как бы направлял её взор на то, куда (Он!) смотрел сам. Кто-то рассматривал облака – и Она тоже; потом кто-то (Он!) переводил взгляд на торчащие из облаков, как из ваты, верхушки гор и кратеров вулканов, – и Она вслед за его (Его) взглядом наблюдала эти же вершины.

А потом начался затяжной головокружительный прыжок-полёт вниз, сквозь облака, как на симуляторе полётов на истребителе. У Неё аж дух перехватило! Но было совсем не страшно, так как Она понимала, что находится в абсолютной безопасности на краю панорамного окна-полусферы – Его зрачка, откуда Ей открывался мир Его глазами… Глазами Бога! Её Бога. Её любимого Бога…

«Господи, а не Бог ли Он?» – промелькнула мысль.

Она парила в Его взгляде, проплывая сквозь облака, кружась над горами, лесами, пустынями, любуясь неповторимой красотой планеты, на которой жила.

«Как красиво», – восхищалась (думала) Она. А голос отвечал: «Такой он только снаружи… твой мир». Он сделал паузу и с некоторым сожалением, как Ей показалось, добавил: «И мой тоже». «Он красивый», – повторила Она. «Он не весь такой красивый, как кажется». «Но мне нравится мир твоими глазами, нравится, даже если внизу есть плохое. Он всё равно прекрасен… И прекрасен ты». «Ты хочешь его увидеть по-настоящему?» – спросил любимый. «Да, да, я хочу его увидеть таким, каким видишь его ты – твоими глазами!» – «Твой мир моими глазами? Но он может испугать тебя», – предостерёг бархатный голос. «Нет, я хочу видеть твоими глазами всё! И если ты можешь на это смотреть, то и я смогу». – «Но тебе надо быть готовой увидеть не просто что-то одно, как, например, эти озёра внизу, а всё сразу, одновременно все жизни тысячью миллионов глаз и миллиардами душ человеческих испытать и гнев, и радость, и страх и надежду, и ужас и счастье, и отвращение и красоту. И всё это воспринять разом, испытать и прожить одним мигом миллионы миллиардов жизней и разных судеб, чтобы понять мир таким, какой он есть на самом деле», – предупредил Он. «Мир твоими глазами…» – вторила Она, не обращая внимания на Его предостережения. Они плыли над синевой бесконечного океана, словно на воздушном шаре. «Да, моими». – «Глазами Богов. Я согласна», – Она улыбнулась дельфину, вынырнувшему из океана, который весело протрещал что-то на своём таинственном языке. «Да», – ответил Он и направил её взгляд на материк, приближающийся из-за горизонта. – «Что ж, тогда смотри!»

И вот они мчатся над сушей, опускаясь ниже и ниже, ближе и ближе к земле: люди, лица, звери, деревья, города, сёла, поля, улицы, аулы, заводы, дома, ночь, день, огонь, вода… Всё закружилось перед Её глазами, и Она кружилась вместе с картинкой реальности в воздушном танце, не различая ничего вокруг, потому что мир слился во множество спиральных линий…

И вдруг всё внезапно остановилось… Мир замер. Перед Ней открылся экран в полнеба. Начался первый сюжет.

…Где-то за кадром мяукал котёнок. Перед собой, как на экране монитора, Она видела мраморный пол, на который женские руки положили двух котят, чёрненького и рыжеватого. Потом появились женские ноги, обутые в ярко-красные туфли на высоком каблуке с заострённой металлической шпилькой. Туфли, пританцовывая, как на подиуме, прошлись вокруг озирающихся и испуганных котят; потом носок одной туфли дотронулся до спинки одного из котят и перевернул его на бок – малыш задёргал лапками, пытаясь найти в воздухе опору, чтобы вернуть обратно привычное для себя положение тела. Затем женская рука поправила животное в удобное для съёмки положение. Кажется, начиналось какое-то представление. Женская нога приподнялась и зависла над телом котёнка. Остриё шпильки слегка кольнуло спинку, и котёнок, озираясь на обувь, жалобно мяукнул. И тут неожиданно для Неё, ничего плохого не подозревающей, шпилька наполовину погрузилась в туловище животного, и душераздирающий писк котёнка наполнил Её сознание и комнату, в которой происходило издевательство. В это время второй котёнок дрожал, съёжившись, и непонимающе наблюдал за собратом, от страха прижав к голове ушки.

Насладившись болью котёнка, подёргивающегося в предсмертных судорогах, нога нелюди приподнялась, шпилька, окрашенная кровью, вышла из тела… И через секунду снова вонзилась, но уже с большей силой и яростью. Острый каблук полностью вошёл в плоть бедного животного, пригвоздив его к полу. Затем нога приподняла трупик, нанизанный на шпильку, как кусок мяса на шампур, покрутила над полом, демонстрируя извивающееся в судорогах животное, и стряхнула на пол, как осенний лист с ботинка. С другим котёнком, но уже другая пара женских ног в туфлях голубого цвета проделала то же самое. Дальше было хлеще: стройные женские ноги подобным образом поочерёдно расправились с другими маленькими животными: черепашками, хомячками, щенками, лягушками, птенцами. Животных пронзали каблуками, били, пинали, а некоторых медленно давили подошвой.

Шёл прямой эфир в закоулках чёрного интернета.

Она перевела взгляд на тех, кто позади Неё смотрел на всё это, и закричала: сотни тысяч женских и мужских лиц (чудовищ) лицезрели весь этот кошмар горящими от возбуждения глазами. Изверги наблюдали пытки животных, в маниакальной полуулыбке облизывая свои слюнявые губы, испытывая половое возбуждение. Одна такая тварь, похожая на земную женщину, во время всего просмотра продолжала лизать мороженное, не обращая внимания на молочный ручеёк, стекающий по подбородку и шее на грудь, которую она рьяно массажировала – её возбуждала сцена, в которой давили подошвой военного сапога крошечного воробья…

«Неееееееетттттт…» – простонала Она.

/ты увидишь мир глазами богов/

…Девочка (Она) вбежала в спальню родителей на крики мамы, которую ругал, – а перед этим, кажется, ударил, – отец, и остановилась в проходе как вкопанная. Папа стоял посередине комнаты, застыв в необычной позе, как статуя. Он как-то странно, тихо и заискивающе разговаривал с мамой, успокаивая её. Она находилась на балконе: сидела на перилах, свесив ноги внутрь лоджии. Её грузное тело покачивалось на узком поручне, готовое в любую секунду перевалиться и упасть. В глазах матери девочка увидела пустоту и безнадёжность. Дочери хотелось окликнуть её, но она (Она) боялась произвести лишний звук, чтобы не спугнуть маму, отчего та могла неосторожно качнуться, потерять равновесие и упасть с высоты восьмого этажа многоквартирного дома, в котором они жили. Отец, не на шутку испуганный тем, что мама может покончить с собой, заплакал и принялся уговаривать её не делать этого. Он скороговоркой просил у неё прощение, извиняясь за тысячи проступков, которые совершил, но мама смотрела на него – или сквозь него – стеклянными глазами, никак не реагируя на его мольбы. Похоже, она уже приняла для себя роковое решение. Отец сделал осторожный шаг вперёд в направлении лоджии – мама расширила глаза и… завалилась назад, исчезнув за балконной перегородкой. Тапочек слетел с её левой ноги и упал, уткнувшись носком в пол, провернулся в пируэте, как пуанта балерины, и лёг вверх подошвой. Отец в отчаянии выбежал на балкон, а девочка (Она) потеряла сознание. Последнее, что она услышала, это хруст сломанных ветвей деревьев (или костей), а затем глухой звук, похожий на тот, когда с большой высоты на асфальт падает мешок с песком…

«Нннннне-е-э-эмммы-ы…»

…Страшный человек в чёрных очках-окулярах и в голубой повязкой на лице тянул Её за голову из какого-то тесного места. Где-то рядом слышался женский стон. При помощи хромированных инструментов он наконец вытащил Её полностью, встряхнул, осмотрел, прихлопнул ладонью по ягодицам, и Она заплакала. Пока он вертел Её в руках, Она успела увидеть свои конечности, и ужаснулась – Её ноги и руки были кривые и короткие, как у новорождённых малышей. И Она заплакала пуще прежнего. Да и вообще, Ей хотелось постоянно плакать и плакать. Когда страшный человек переворачивал Её, Она заметила женщину, лежащую на кушетке; её глаза были закрыты, ноги раздвинуты и согнуты в коленях. Ей захотелось к ней прильнуть, но противный человек в очках отнёс Её в другую комнату, и передал каким-то людям неприятной наружности, сопровождая словами: «она здорова, забирайте». Те, в свою очередь, протянули страшному человеку небольшой пакет, из которого тот вынул несколько пачек банкнот номиналом в сто долларов и принялся пересчитывать купюры. Она заплакала, понимая, что никогда не увидит ту женщину (маму).

Далее всё стало происходить, как при ускоренной съёмке: Она переместилась вместе с чужими людьми (чудовищами) в другое место, где оказалась в операционном зале с белыми кафельными стенами. Там Она длительное время лежала под ярким белым светом многоглазого прожектора на ледяном алюминиевом столе, дрожа от страха и холода. Затем появилось лицо небритого мужчины (зверя). Он нагнулся и посмотрел на Неё, дыхнув в лицо табаком и перегаром. В руке он держал гофрированный шланг от анестезиологического аппарата. Кто-то вне поля Её зрения, приказным тоном велел приготовить контейнер со льдом. И разговор зашёл про печень. По всей видимости, – про Её печень. Говорили ещё о каких-то органах. А потом небритый надел маску на Её лицо, Она вдохнула эфир и начала проваливаться в небытие, ощущая пальпацию на своём животе…

«Ы-ымммм…».

…Мужчина и женщина средних лет сидели на диване и целовались. В доме царила предпраздничная атмосфера: горели две длинные свечи малинового цвета, в углу комнаты разноцветными огоньками гирлянды переливалась рождественская ёлка; из-под нижних ветвей, хитро прищуривая правый глаз и добродушно улыбаясь, выглядывал Санта Клаус; на переносном столике стояли два изящных хрустальных бокала, наполненных красным вином. Любовь и счастье царили и в доме, и в сердцах двух взрослых людей, недавно встретивших друг друга…

Неслышный за спокойной музыкой оркестра Гленна Миллера, звучащей из магнитофона, монотонный гул приливной тридцатифутовой волны, образованной вследствие прорыва плотины водохранилища в двадцати пяти милях от их жилища, отдавался по всей округе трубным завыванием. Волна стремительно приближалась к их любовному гнёздышку, погребая под себя и разрушая всё на своём пути, как вал дробильной машины.

За полминуты до конца мужчина поднялся с дивана, улыбнулся возлюбленной и подошёл к окну посмотреть: что за странный звук разносится по улице посреди рождественской ночи. Замигала гирлянда, будто выключали и включали свет, вынимая вилку провода из розетки. Спустя минуту, электричество и вовсе погасло. Мужчина отодвинул занавесь – и его рот раскрылся, застыв буквой «о», глаза расширились то ли от удивления, то ли от ужаса. Он так и не оглянулся на возлюбленную, потому что не успел: стена чёрной воды с молниеносной скоростью приблизилась к дому и ударила в окно…

«Нннннмммммы-ы-ы…»

…Обезьянка бешено крутит головой, торчащей из круглого отверстия, проделанного в крышке стола посередине, её туловище находится в специально оборудованной нише под столом. За этим столом сидят двое мужчин и две женщины. Испуганные глазки обезьянки готовы были вылезти из орбит, и бегают влево-вправо, вверх-вниз, ища спасения. Предчувствуя смертельную опасность, обезьянка визжит, как резаная, открыв пасть и обнажив острые тонкие клыки. На её сознание не подействовал даже спирт, который ей ввели за полчаса до экзекуции. Официант непринуждёнными движениями разложил столовые приборы, среди которых находились не только привычные вилки и ложки, но и инструменты: металлический секатор, необычной формы слесарный ножик и маленькие молоточки, больше похожие на игрушечные. Официант объяснил посетителям, для чего нужны инструменты и показал, как ими придётся пользоваться. Один из мужчин (свиноподобное существо), решился первым повторить показанные официантом манипуляции, и, шутя и хихикая, неловкими движениями принялся молотком наносить удары по голове примата. Его спутница решила последовать примеру и, повторяя действия кавалера, тоже начала с неподдельной агрессией колошматить по вращающейся вокруг своей оси голове беззащитного животного, которое не имело возможности увернуться от ударов. Она отчаянно кричала от боли и страха, вращаясь вокруг своей оси, как юла. В какой-то момент женщина промахивается, и молоток вскользь ударяет в надбровную дугу и счёсывает кончик носа примата, опрыскивая женщину и сидящих рядом живодёров каплями горячей крови. Все скромно хихикают. Процедура «приготовления блюда» продолжалась не дольше минуты. Вскоре всё стихло: когда голова с кровоподтёками на шерсти застыла в одном положении – обезьянка скончалась. Теперь за дело принялся официант. Он опытными руками виртуозно провёл ножиком по окружности головы, сделал глубокий разрез чуть выше бровей, точно куперовский могиканин, вырезающий скальп бледнолицего, и затем, поддев один край чем-то вроде долото, вскрыл черепную коробку и поднял её, словно крышку кастрюли. Потом глубокой ложкой аккуратно вычерпнул окровавленные мозги и выложил их на широкое блюдо, после чего вежливо предложил дорогим гостям (оборотням) отведать бесценное и полезное блюдо…

«Не-ена-а-а-а…» – стонала Она, теперь наблюдая сразу два сюжета как бы одновременно глазами двух людей:

…Два доктора склонились над неподвижно лежащими человеческими телами, делают какие-то эксперименты над людьми: вставляют в их глаза металлические спицы; некоторым пациентам вскрывают опухоли, наполненные гноем; кого-то просто изучают, вскрывая полость и вынимая внутренности наружу; группа вивисекторов пытается пришить голову мужчины к телу обезглавленной девушки.

Другая группа врачей, в другом отделении, насильно вводит в коленные суставы пациентов инъекции с помощью больших шприцев, наполненных густой зелёной жидкостью, отчего те орали, как резаные, вырывались из рук санитаров и бегали по палате, ударяясь головами о бетонные стены, оставляя на них отпечатки крови. Одна из пациенток, после введения через капельницу одного фунта густого раствора фиолетового цвета, сначала лежала спокойно, но потом вдруг резко села в кровати, закричала и начала выцарапывать себе глаза. Подбежавшие санитары скрутили её и привязали к кровати. Один глаз женщины остался цел, но второй она вырвать успела. Потом она ещё долго продолжала кричать и вопить в истерике, что не хочет что-то – или кого-то – видеть…

«Ннне-е-е-ет…»

На второй половине условного экрана демонстрировался зал кафедрального собора:

…Полумрак. Безлюдно. Кабинка для исповеди. Она смотрит глазами пастора (дьявола) на крестик с распятием в своих руках, и через сетчатое окошко похотливо расспрашивает мальчика, подростка двенадцати лет, который пришёл поделиться своими, как он считает, грехами и покаяться. Пастор отпускает ему грехи, успокаивает парня, объясняет, что его проступки не столь тяжкие, и что перед Всевышним он будет чист, как стёклышко хрусталя, и перед родителями тоже, если… Пастор (Она) попросил мальчика выйти из кабинки и перейти в его половину, и посвятил его в новое таинство искупления и избавления от бесовщины, о котором подросток до сих пор не знал в силу своей молодости и неопытности. Но об этом таинстве пастор порекомендовал юноше ни с кем не делиться, даже с близкими людьми, даже самим Всевышним. И нетерпеливо погрузил свою вспотевшую и волосатую ладонь в брюки дрожащего и покорного мальчишки…

«Нннне-е-е-еттт, пожа-алуйста…»

Теперь Она видела три сюжета:

…Она переводила взгляд от пленённых людей, стоящих вдоль каменной стены со связанными за спиной руками, на построенных в две шеренги солдат напротив, с винтовками наготове, направленными в сторону. Она, находясь в облике командира, отдала команду, отмахнув рукой – раздался оглушительный залп оружий. Перевела взгляд на пленённых – те, принимая вычурные позы, падали на землю, подкошенные пулями. Некоторые из них умирали сразу, а некоторые пытались дышать, хватая ртом воздух, как пойманные рыбы, продолжая подёргивать конечностями. Один мужчина попытался привстать на колено, пыжась в зверином оскале от боли; он в отчаянии смотрел на небо, будто оно могло ему чем-то помочь…

«…ыыыынннннееее…»

…Она смотрела в бинокль оптического прицела снайперской винтовки. В окуляре просматривалась худощавая спина подростка, который мирно сидел на лестнице крыльца небольшого дома песчаного цвета. Парень был один, рассматривал какой-то предмет в руках. Вот он повернул черноволосую голову, и Она разглядела его профиль: арабский мальчик. Похоже, это Ближний Восток. Печёт солнце, вокруг тихо, на войну не похоже, но… Мальчик кому-то улыбнулся, махнув ладонью в приветствии, и тут, помимо Её воли, указательный палец (Её или чей?!) нажал на спусковой крючок – прогремел выстрел: рубашка на спине мальчишки встрепенулась, и между лопаток расплылось кровавое пятно. Парень замертво упал со ступенек лицом вниз…

«…нннммммыыыгггг…»

…Племя каннибалов. Тропики. Костёр. Мимо Неё проносят на руках двух маленьких детей и трёх мужчин, подвешенных к толстой жерди. Их несут к костру. Потом начинаются песнопения под ритмичные звуки бубнов и страшные ритуальные танцы, и… И запах человеческого мяса, жарящегося на костре. О, этот ужасный запах горелой кожи! И чавканье десятков проголодавшихся ртов…

«Ннехочуууууу!..»

Отвратительные сюжеты из жизни страшной планеты стали накладываться один на другой:

…Группа голых девочек в возрасте от пяти до тринадцати лет, стыдливо прикрывая ладошками промежность, толпилась в полутёмной тесной комнате подвального помещения одного из заброшенных заводских ангаров. Напротив выстроенной детской шеренги восседали человекоподобные существа (подобия людей) в дорогих костюмах, обсуждая внешние физиологические данные детей и торгуясь с дилерами о цене «товара», как на бирже. Они скрупулёзно выбирали себе жертву для насилия, без конца почёсывая промежности брюк. За соседними стенами слышались плачи, стенания и крики о помощи – там велись съёмки порнофильмов. Чуть позже, снаружи послышался скрип тормозов микроавтобуса, из которого вывели испуганных мальчиков шести-десяти лет и под конвоем отвели в заброшенный цех на «смотрины» …