Текст книги "Всеобщая история стран и народов мира"

Автор книги: Оскар Егер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Книга IV. Век Александра Великого

Глава третья
Царство Александра Великого

Новая правительственная система

Немногое известно о тех трех годах, которые Александр провел на отдаленном северо-востоке Азии, более или менее вдали от греков; но и это немногое убеждает в том, что он в это время уже приступил к чрезвычайно важной реформе, которая, при новом положении вещей, была необходима. Нелегко было привести в исполнение задуманное и при этом Александру пришлось выдержать тяжкие испытания и пережить весьма опасные перевороты.

Александр, царь Азии

Проблема заключалась в превращении македонской царской власти в абсолютную монархическую власть азиатского владыки. Государство в том виде, в каком Александр получил его от своего отца Филиппа, несло в себе еще черты определенной патриархальности. Царь, как первый между равными, принимал участие в пиршествах своих вельмож, носивших даже официальные титулы «товарищей» (гетайров) его, среди которых ближайшие к царю лица отличались еще названием «друзей» (филой). То, что случайно известно об этом кружке приближенных к царю лиц, удостоверяет, что они на своих сходках проводили время почти так же, как гомеровские герои в своем лагере под стенами Илиона. Все важнейшие дела обсуждались в государственном совете, который носил название «совета друзей», и если виден постоянно Александр во время битв на коне и во главе конного отряда македонской знати, то это было не военной случайностью, а установившимся обычаем. Способ обращения царя со знатью был тем более свободным, что Александр был еще молод, а между старшими его военачальниками было много таких, которые отличились еще при Филиппе и потому были твердо уверены, что они необходимы. Надо предполагать, что ввиду общей борьбы с варварским миром, македонский элемент значительно сблизился с греческим. Александр со своей стороны не допускал между ними никакого различия. Но, конечно, в ближайшем будущем можно было ожидать, что этот македоно-греческий элемент придет в столкновение с новой политикой царя, тем более, что он был вынужден необходимостью избирать для управления обширным царством людей из среды покоренных им народов. Он был тем более к тому вынужден, что никто из македонян и эллинов, видимо, не подумал изучить персидский язык или хоть сколько-нибудь ознакомиться с особенностями покоренных стран и народов.

Александр же, напротив, с самого начала относился к побежденным мягко: он тотчас же привлек варваров – и туземцев различных областей, и персов – к участию в управлении, везде пощадил национальные учреждения, даже сам заботился об их восстановлении, например, вступив в Вавилон, способствовал возобновлению древневавилонского храма Баала. Постепенно македонским сановникам и гордым, вольнолюбивым эллинам пришлось убедиться в том, что дело принимает более серьезный оборот… Уже во время пребывания в Мараканде, столице Дрангианы, т. е. на крайнем востоке, Александр решился привести в исполнение новую систему отношений к окружающим, состоявшую прежде всего в том, чтобы на больших праздниках и приемах при дворе и македоняне, и греки, и новые его подданные становились вместе. Затем он повелел, чтобы на будущее при всех придворных торжествах, например, во время приема послов, церемониал был для всех одинаков: и греки, и македоняне, приветствуя царя, должны были, по варварскому обычаю, преклонять перед ним колена. Это было необходимо потому, что различие в отношениях царя к его подданным было непостижимо для азиатов, и он, очевидно, должен был бы пасть в их глазах, если бы ближайшие к царю сановники отказались воздать ему эту почесть; но это сильно возмутило македонян и греков, как и все те внешние формальности, за которыми следовал большой внутренний переворот. Можно себе представить, как невыносимо было это новое требование Александра для македонских сановников! Даже греческие софисты, давно привыкшие ко всем видам лести и всегда готовые кадить власти, все же возмутились против нововведения, которое равняло их с «презренными» азиатами.

Заговоры. Недовольства знати

В войске появилась влиятельная партия недовольных и наступил очень опасный кризис, который выразился в том, что в короткое время обнаружили два заговора против жизни Александра, и в том, что недовольные элементы, проявившиеся в это время, сообщали свою окраску событиям этой эпохи. Все утверждали в то время, что Александр забылся на той высоте, на которую был вознесен своим изумительным счастьем, что он действительно превратился в азиатского деспота. Такое заключение совершенно неверно. Результаты, которых до этого времени успел достигнуть Александр, возможны только для ума, способного стать выше всех подобных, низменных увлечений, для ума ясного и холодного, для человека, в высшей степени одаренного самообладанием. А что таким был ум Александра и что он таким оставался до конца жизни – в этом не может быть никакого сомнения. Так, например, всеми уже признано, что в отношениях с женщинами он был полон самообладания и вообще был холоден, и в значительной степени именно на этих свойствах основывалось то беспримерное личное преобладание Александра, которому этот совсем еще молодой человек умел подчинить свое разноплеменное войско. Но в его среде были люди, которым казалось невыносимо, что он первенствовал перед всеми не только как царь, но и как человек; и хотя частности этих отношений не вполне достоверны, однако наверняка известно, что Филота, сын Пармениона, начальник отборного отряда знати, и греческий философ Каллисфен, племянник Аристотеля, наставника Александра, были наиболее выдающимися в среде недовольных царем. Надо предполагать, что Александру в это время грозила большая опасность, и это доказывается тем, что Филота был приговорен к смерти военным македонским судом по обвинению в тяжком преступлении: он был уличен в том, что знал о существовании заговора против жизни царя и не донес об этом; а после того, как Филота был казнен, Александр приказал тайно умертвить и Пармениона, который находился в Экбатанах при царской казне. Обе эти меры были, очевидно, вынужденными. И еще один из полководцев Александра пал в это критическое время, хотя и не состоял ни в каких отношениях с заговорами. Во время одного из пиршеств в Мараканде Клит – тот самый, который во время сечи под Граником спас жизнь своему государю – забылся до такой степени, что стал громко и оскорбительно обсуждать деяния Филиппа и в личном споре с царем стал грозить ему рукой. Его вывели из зала, но он опять в него ворвался и, разгоряченный вином, в пылу гнева, продолжал свои издевательства. Тогда Александр вышел из себя, вырвал копье из рук ближайшего телохранителя и заколол Клита. В этом факте важен не его почти случайный трагический исход, а то, что ему предшествовало. Человек, поставленный во главе нового громадного царства, должен был полновластно править македонянами, эллинами и варварами, не спрашивая у ветеранов своего отца; другими словами, абсолютная монархия стала для царства Александра необходимостью. Рассказывают, что Александр после несчастного эпизода с Клитом приказал позвать к себе одного из философов, бывших в его свите, Анаксарха, по весьма естественному желанию найти себе утешение при тягостных обстоятельствах жизни в беседе с одним из этих мужей слова. Говорят, что Анаксарх сумел выйти из этого затруднения, дав ответ Александру совершенно в духе его новой монархии. «Не напрасно, – так сказал он царю, – древние ставили статую дике (права) рядом с троном Зевса: что от него исходит, от высшего из богов, то и есть право; точно так же следует считать правым все то, что исходит от великого, всемогущего царя; так должен думать он сам, а за ним и все остальные люди».

Поход в Индию

Одно точно выяснилось для Александра из того противодействия, которое он встречал: он понял, что на Мараканде он еще не мог остановиться. Поход в Индию, в который он выступил летом 327 г. до н. э. из Бактр, многие считают фантастической прихотью Александра, а в сущности он был делом политической необходимости. Главным образом он был придуман Александром для персов, войска которых вошли в состав войска Александра. Он решился воскресить перед ними громадные предприятия их древних великих государей, Кира и Дария; завоевание прибрежных областей Инда должно было стать первым общим подвигом победителей и побежденных (30 тысяч персов были двинуты в этот поход), предводимых новым могущественным владыкой Азии, который и на войну, и на военную славу смотрел только как на средства достижения иных высших целей.

Положение Индии

Своеобразный мир, лежавший по ту сторону снежных вершин Гиндукуша, к подошве которого войско прибыло летом 326 г. до н. э., был до этого вовсе чуждым для греков и очень мало возбуждал их интерес. Только в новейшее время, и то окольным путем научного исследования, Индия стала оказывать некоторое, впрочем, довольно второстепенное влияние на духовный мир западноевропейских народов. По научным исследованиям оказывается, что веков за двадцать до н. э. в долину Инда были выселены арийские племена. Древнейшие письменные памятники, из которых черпаются сведения об этом народе и его жизни в Пятиречье (Пенджабе) – гимны Вед или «Откровений» по своему духу напоминают гомеровский эпос; но там все роскошнее, причудливее и страдает отсутствием чувства меры, все служит живым отражением местной природы, в стране жаркой, обильно орошаемой водами, которые текут с высоких гор, окаймляющих горизонт.

Народ, потом придавший свое наименование всему полуострову, сложился здесь и здесь развил свои особенности: и воинственная знать, и трудолюбивый народ, и жреческое сословие, которое осталось в своих строго определенных рамках. Большая перемена произошла в среде этого народа, когда он, размножившись, перешел в долину Ганга и оттуда стал далее расселяться по полуострову. Противопоставляя себя темнокожему и слабому племени туземцев, которые были покорены без особенного труда, арийцы положили здесь начало резкому разделению на касты (варны, т. е. цвета), что, в свою очередь, привело к чрезвычайному усилению жреческой, или брахманской касты, которая из зародышей Вед развила свою особую теологию (и догматику, и этику), представляющую собой смесь глубокомыслия с сумасбродством. Тягостный гнет, наложенный на народную жизнь разделением на касты и брахманской теологией, вызвал в VI в. до н. э. сильный переворот в виде быстро распространившегося учения Будды (буддизма). Буддизм вместо запутанного брахманизма, который налагал на человека узы при жизни и потом на бесчисленные мириады лет после смерти, противопоставил новое, правда, не особенно привлекательное, не особенно свежее и утешительное, но, по крайней мере, менее сложное мировоззрение и весьма успешно повел борьбу с грубыми предрассудками каст.

Битва при Гидаспе

Обо всем этом неизвестно из греческих источников ничего, потому что Александр не проник в ту часть Индии, где развивались эти мудреные религиозные учения. Он воспользовался соседскими распрями двух царей северо-западной Индии и при помощи одного из них, Таксила, своего сторонника, одолел другого, более могущественного. Этого царя из династии Пауравов – греки называют его Пором – он разбил в большом сражении, описание которого у Арриана напоминает яркие краски древнеиндийских героических эпопей; живо рисует этот автор и переправу Александра через реку, разлившуюся от тропических дождей (Гидасп), смерть царевича в схватке между конными разведчиками, высланными из обоих лагерей, и богатырскую борьбу с Александром этого рослого красавца, храброго царя Пора, который неутомимо мечет дротики в ряды неприятелей с высоты своего боевого слона, и этих громадных слонов, которые, подобно башням, стояли на известных расстояниях между рядами пехоты… Но вот, наконец, царь Пор, раненый и плененный, был приведен к Александру, и на его вопрос «как он желает, чтобы с ним обращались», отвечал с глубоким сознанием собственного достоинства: «по-царски». И он получил, подобно Таксилу, свое царство обратно из рук Александра уже как его вассал.

Установление границы государства

По дошедшим сведениям поход Александра окончился на берегах Гифасиса, одного из восточных притоков Инда, непроизвольно. Дальнейший переход через пустыню, отделявшую долину Инда от долины Ганга, и вообще продолжение войны оказались невозможными потому, что войско отказалось идти далее. Не входя в разбор того, как это могло случиться, заметим только, что Александр не пошел дальше Гифасиса, а затем, утвердив за собой всю страну вплоть до этой реки, исследовал Инд до самого моря, чем и доказал, что он и здесь вполне ясно понял и определил свою задачу. Эту реку он избрал естественной целью своего похода и назначил юго-восточной границей своего царства. Страна, по эту сторону примыкающая к Инду, была обращена в особую сатрапию, а по ту сторону лежали дружественные Александру царства Таксила и Пора. На берегах Инда были заложены две Александрии, и Александр тотчас позаботился об установлении связующего морского пути между Индией и западными странами, т. к. сухопутное сообщение было и трудно, и медленно. Известно, что по сухому пути были доставлены в Индию весьма значительные транспорты и, между прочим, не менее 25 тысяч полных гоплитских вооружений и большое количество медикаментов, что указывает, как превосходно было при этой экспедиции все военное устройство. Для этих транспортов путь сократился бы втрое и вчетверо, если бы оказалось возможным установление морского пути.

Возвращение. 325 г. до н. э.

Александр поручил решение этой задачи очень способному человеку, одному из своих друзей юности, Неарху, начальнику одного из отрядов армии. И с той поры, как Неарх благополучно выполнил это трудное дело, он навсегда остался в его глазах главным авторитетом во всех вопросах мореплавания. Сам же Александр повел свое сухопутное войско обратно, к западным странам царства, через Гедросийскую пустыню, и выдержал 60-дневный страшно утомительный поход, сопряженный с большими потерями людей (325 г. до н. э.). И во всем царстве тотчас же стало ощущаться возвращение царя и принятие им правления в свои руки. Тот зоркий и проницательный взгляд, от которого ничто не ускользало, которого одинаково боялись и полководцы, и наместники, и слуги, прислуживавшие за царским столом, обратился теперь на своеволия и превышения власти, к которым подало повод двухлетнее пребывание царя на крайнем Востоке. И вот он стал обдумывать лучшие способы к правильному устройству и управлению царством, собранным в его руках завоеваниями.

Правительственная деятельность Александра

Последние три года своей жизни (325–323 гг. до н. э.) Александр почти исключительно посвятил этому славному делу. Несмотря на чрезвычайную скудость известных источников именно в отношении к этой деятельности Александра, все же имеется возможность хотя бы в самых общих чертах набросать то, что можно назвать правительственной системой этого великого государя. Собственно противодействия он не встречал уже нигде. В Греции известие о победе при Гавгамелах произвело двоякое действие: одни пришли к убеждению, что судьба изрекла свой последний приговор над дальнейшей историей Греции, и с этим примирились, другие, наоборот, нашли, что окончательное поражение персов должно повлечь за собой окончательную гибель всякой свободы, и потому восстали. Агис, сын Архидама, спартанский царь, человек горячий и увлекающийся, стал во главе этого движения. Но вся затея, которую Александр в шутку называл «мышиной возней», уже весной 330 г. до н. э. после поражения при аркадском Мегалополе была окончательно подавлена наместником Александра Антипатром. С другой стороны, и в самом царстве Александра высшие сановники вскоре на нескольких примерах убедились, что забываться нельзя, что наместник Александра – это не то, что сатрап Дария; и когда некоторые из них дерзнули набрать себе отряды наемников, этим деяниям был положен быстрый конец. Один из них, хранитель государственной казны Гарпал, провинившийся в разных недостойных деяниях, поспешил избежать непосредственно грозившей ему кары и спасся бегством в Грецию со своими сокровищами и отрядом набранных им наемников. Но лишь на весьма короткое время ему удалось найти приют в Афинах, которые в последний раз в этом случае воспользовались своим правом убежища… Последнее, что должен был сделать царь для успокоения царства, это предупредить всякую возможность восстания в войске, которое можно было отчасти совершенно правильно назвать «вооруженным македонским народом». Для достижения этой цели необходимо было соединение той высшей осторожности с непреклонной энергией, которыми отличался Александр, и почти систематически он стал осуществлять план, по которому этот самовольный организм должен был обратиться в деятельнейшее из всех орудий общего, правительственного объединения.

Реформы

Уже в 330 г. до н. э. Александр отдал приказ набрать 30 тысяч мальчиков в Персии и смежных с ней областях для подготовки их к военной службе в будущем. По возвращении из Индии он женился на одной из дочерей царя Дария, Статире. Ближайшего из своих друзей, Гефестиона, он женил на ее младшей сестре, а некоторое количество своих вельмож и 10 тысяч македонских воинов переженил на азиатских женщинах. Этот союз двух наций был отмечен в Сузах блестящим празднеством. Первый шаг был прекрасно обдуман, и Александр с удивительно ясным, вполне реальным расчетом стал стремиться к тому, чтобы связать с новым порядком вещей возможно большее количество интересов. Другим его шагом по тому же пути было обнародованное Александром повеление всем царским кассам уплатить долги царскому войску, полную возможность к чему давало громадное накопление богатств в государственной казне еще со времен царей из рода Ахеменидов. Весьма любопытно известие, что этот царственный подарок пришелся не по душе многим из военачальников: они подумали, и, может быть, не без основания, что царь этой мерой желает только убедиться в том, кто именно из них живет слишком роскошно, и они даже медлили подавать свои счета. Но никто не угадал ближайшей цели этого мероприятия: Александр своим царским подарком хотел так повлиять на общее настроение в войске, чтобы задуманные им планы переустройства военной силы не встретили в ее среде слишком больших затруднений. Самой важной мерой в этом смысле была отставка 10 тысяч ветеранов и замена их таким же количеством новобранцев, причем солдаты-персы и другие азиаты были поставлены в ряды фаланги – этого национального македонского войска – и, следовательно, составили с македонянами смешанную военную силу. Когда эту меру предстояло привести в исполнение в Описе (город на левом берегу Тигра) и об этом было объявлено македонским ветеранам, дело дошло до открытого бунта. Александр усмирил бунтовщиков с обычным своим умением, просто запретив посылать свои приказы в возмутившиеся части войска, и, поручив свою личную охрану и все необходимые служебные отправления азиатским частям войска, стал относиться к своим ветеранам вполне равнодушно, как бы порвав с ними все связи.

Несколько дней спустя бунтовщики уже раскаялись и как милости искали возможности вновь увидеть своего государя. Затем, щедро награжденные деньгами и почетными преимуществами, ветераны двинулись на запад, в отечество, и все остальные македоняне подчинились новым служебным порядкам, благодаря которым войско стало средой, уравнивавшей и сближавшей разнородные национальности, стало деятельным орудием объединения в общем государственном строе. В то же время Александр позаботился о распространении знания греческого языка, которое, конечно, удобнее всего было совершить путем военной службы.

Положение царя

Царствовать – значит объединять, и невольно изумляешься, видя, как искусно Александр проводил в жизнь то, чего даже величайшие из персидских царей, такие, как Кир и Дарий I, достигали только чисто механически, путем стеснения свободы действий. Первой и важнейшей основой единений в этом царстве была личность самого царя, и в этом всецело выразилось то громадное различие, которое существовало между властью Александра и царственной властью Ахеменидов и всех других восточных владык. Своей личностью он придавал жизненное значение своей власти, в своей личности олицетворял царя. В вопросе о коленопреклонении как соблюдении древнеперсидского придворного церемониала он настоял на исполнении своей воли и сверх того еще приказал, чтобы в будущем эллины посылали к нему своих послов не иначе как в виде феоров, окруженных всей пышностью и облеченных характером посольств, отправляемых для участия в празднествах в честь божеств и храмов. Но он и не помышлял, да и самой природе его было бы это в высшей степени противно, о том, чтобы укрыться в тот мистический полумрак, среди которого персидские цари проводили всю свою жизнь. Напротив, на высоте величия Александр все же оставался всеоживляющим центром – душой всего государственного организма; он был не только прозорливее всех, но и деятельнее. Вот почему он уже очень рано стал пользоваться огромным авторитетом. Этим он был обязан тому редкому соединению качеств, которые в общем и составляли преобладающее величие Александра, столь неудержимо покорявшее ему всех еще задолго до начала его побед. Он был молод и одарен самой счастливой наружностью и сложением; неутомим в беге и во всех иных упражнениях греческого гимнастического искусства. После всех тягот дня, проведенного в битвах, вечером ли, ночью ли, он уже снова был на коне, чтобы лично руководить преследованием неприятеля. Он, подобно Ахиллу в гомеровских песнях, был и по личному мужеству, и по безумной храбрости первым в рядах такого войска, в котором храбрость и жажда славы были развиты в высшей степени. Зоркий глаз был в то время более необходим полководцу, нежели сейчас, но очень многие зоркие глаза немногое умеют видеть, а этому царю был присущ такой взгляд, от которого ничто не могло укрыться. Известный анекдот из юности Александра об усмирении того дикого фессалийского коня, знаменитого Буцефала, впоследствии несшего его на себе к победам, уже характеризует этот здравый, острый взгляд Александра. Еще будучи юношей, он уже способен был подметить в степном жеребце то свойство, которое было упущено из виду опытными знатоками коневодства. Ту же верность взгляда Александр постоянно проявлял и впоследствии, даже в весьма затруднительных положениях, то в выборе деятелей, пригодных для выполнения его предначертания, то в удачном выборе времени для выполнения каждого задуманного им дела. При своей чрезвычайной храбрости он еще особенно привлекал к себе почти суеверное пристрастие своих воинов тем, что успевал видеть больше, чем все другие, а потому и больше, чем все его окружающие, способен был понимать. Так, например, рассказывают, что после победы он первым являлся осматривать раненых и нередко скорее и лучше самих врачей умел оказать им помощь. Этой зоркости и верности взгляда Александра большой помощью была его замечательная память. Особенно же замечательно, что он, этот юноша, этот «мальчик Александр», как называли его в насмешку эллинские патриоты, пока не показал им своей мужественной силы в полном ее развитии, не подчинился влиянию какой бы то ни было страсти и ни одной из них не дал отвлечь себя в сторону. Казалось, что ему была известна только одна страсть – неутомимая деятельность. Он ощущал потребность в обществе, даже в дружбе, как это доказывается непринужденностью его отношения к своим полководцам, вопреки тому персидскому церемониалу, которого он придерживался только для торжественных приемов. Современники рисуют его обычно мягким, ласковым, занимательным, даже остроумным в беседе, но в гневе он бывал ужасен. Можно себе представить, как необъятна была подвижность этого человека, который должен был одним взглядом окидывать Афины, Египет, Македонию и Индию и который никогда не отказывался от бесчисленных мелких вопросов, вызываемых внутренним переустройством на этом необъятном пространстве земель. В то же время в своих письмах он не забывает упомянуть о беглых рабах того или другого из своих приближенных или же заботится о посылке своему старому учителю Леониду арабских благовоний, чтобы он не скупился на них при воскурении богам, как в то время, когда Александр был еще мальчиком, а его учитель бранил его за слишком большую затрату благовоний. Особенно плодотворной была его деятельность потому, что он все делал, вникая в суть дела, с полным сознанием цели, к которой стремился, и в этом особенно было заметно влияние его знаменитого воспитателя, грека Аристотеля. Известно, что Александр принимал личное участие в естественно-исторических исследованиях своего воспитателя, что он сам в роще при Таксилах собирал сведения об оригинальных воззрениях индийцев на покаяние, что он часто посещал мастерские художников – Лисиппа, Апеллеса, и если искал развлечений, то чаще всего в оживленной беседе, которая, конечно, представлялась ему в таком разнообразии и в таком выборе, как, вероятно, немногим смертным до него и после него.

Аристотель

Весьма уместно будет здесь отклониться от исторического рассказа, чтобы вкратце ознакомиться с личностью и деятельностью знаменитого учителя и воспитателя Александра. Аристотель родился в 384 г. до н. э. в г. Стагире, греческой колонии, основанной во Фракии при устье р. Стримона. Отец Аристотеля, Никомах, был придворным врачом македонского царя Аминты II (393–369 гг. до н. э.) и своему сыну также предназначал быть врачом. Предполагают, что этому первоначальному обучению врачебной науке Аристотель обязан опытным направлением своих позднейших философских исследований и наблюдений. Царь Филипп, младший сын Аминты, был дружен с Аристотелем, почти ровесником ему, и потому впоследствии назначил его воспитателем своего великого сына. Семнадцатилетним юношей Аристотель прибыл в Афины и поступил в школу Платона, ученика Сократа, который был поражен талантом своего ученика и называл его «разумом своей школы». Не вполне согласный с понятиями Платона о происхождении идей, Аристотель еще при жизни своего учителя критически относился к его учению, «с некоторой скорбью принося свою личную привязанность в жертву любви к истине», по его собственному выражению. Однако при жизни Платона он не открывал своей школы и был известен в Афинах только своими уроками красноречия. Эти блестящие уроки и выказавшаяся в них необычайная ясность и определенность преподавания, как полагают, и обратили внимание Филиппа на Аристотеля как на педагога. Но до сближения с македонским двором Аристотель много путешествовал, долгое время жил в Малой Азии у своего ученика тирана Гермия в Атарнее, потом даже женился на его дочери и переселился в богатый, прекрасный и просвещенный город Митилену, на остров Лесбос. Предание гласит, что царь Филипп вскоре после рождения у него сына Александра писал к Аристотелю: «Извещаю тебя, что у меня родился сын, но я благодарю богов не столько за то, что они даровали мне сына, сколько за то, что они мне его даровали при жизни Аристотеля, ибо я надеюсь, что твои наставления сделают его достойным наследовать мне и повелевать македонянами». После этого в течение четырех лет Аристотель постоянно жил со своим царственным воспитанником то в Пелле, столице Македонии, то в родном городе Стагире, и это воспитание способствовало развитию ума и характера в юном Александре. Главные науки, которым Аристотель обучал своего воспитанника, были нравоучительная философия, политика, риторика и поэтика. Музыка, естественная история, физика и даже медицина также входили в состав преподавания Аристотеля, насколько это было необходимо для пополнения образования Александра. Многие науки Аристотель излагал специально для своего воспитанника, и Александр впоследствии даже сердился на то, что Аристотель некоторые из этих сочинений обнародовал. С 17-летнего возраста ход учебных занятий Александра часто прерывался, потому что он уже принимал участие в походах отца и даже в битвах; но зато и после вступления на престол он еще три года не переставал заниматься науками под руководством Аристотеля, который, по-видимому, сопровождал Александра в его первых походах. Только с 335 г. до н. э., перед началом похода в Персию, Аристотель переселился в Афины, где и открыл школу философии в Ликее, недалеко от города. Ученики его впоследствии получили название перипатетиков (от перипатео – гулять), т. к. Аристотель имел обыкновение преподавать свои уроки на ходу, во время прогулки. В высшей степени замечательно то сочувствие и внимание, с которыми Александр, признательный своему воспитателю, постоянно относился к его трудам и неутомимой деятельности. Зная страсть Аристотеля к изучению природы, Александр приказал нескольким тысячам человек заниматься сбором разного рода животных и растений в Азии и пересылать их оттуда Аристотелю. При таком содействии Александра Аристотель имел возможность составить настолько значительную для того времени естественную коллекцию животных, что ученые и до сих пор еще ценят в этом труде наблюдательность и талант его знаменитого автора. При содействии Александра Аристотель составил и другой объемистый труд: обозрение политического устройства всех известных тогда греческих и варварских государств. Кроме того, Александр, по одному современному известию, подарил своему наставнику 800 талантов в виде пособия для его ученых трудов и для составления библиотеки.

Деятельность Аристотеля в Афинах как преподавателя и многостороннего ученого составляет эпоху не только в истории философии, но и в истории науки вообще. Весьма любопытны некоторые подробности устройства его Ликейской школы, сохранившиеся в различных записках и сочинениях современников о знаменитом ученом. Подобно некоторым из своих предшественников-философов Аристотель ввел в своей школе известную дисциплину, требуя от своих учеников строгого соблюдения правил и училищного порядка. Для наблюдения за этой дисциплиной в Ликейской школе был поставлен особый начальник (архонт), который через каждые десять дней чередовался с двумя другими архонтами. Преподавание Аристотеля распадалось на две резко отличные половины: до полудня он занимался с лучшими из своих учеников объяснением труднейших частей науки, после полудня преподавал более обширному кругу слушателей, допуская даже посторонних лиц и выбирая для своего преподавания вопросы, касающиеся общественной и обыденной жизни, стараясь при этом говорить доступным и понятным для всех языком.