Текст книги "Всемирная история. Том 3. Новая история"

Автор книги: Оскар Егер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 49 страниц)

Отношения Франции к проекту Иосифа II

Не так сочувственно отнеслась к проекту Иосифа II другая соседняя держава – Франция. Не выступая открыто против предполагаемого обмена Бельгии на Баварию, но и не желая со своей стороны способствовать ни усилению Австрии, ни приближению ее границ к французской границе, французское правительство, в лице своего представителя графа де Вержен, дало уклончивый ответ: король Людовик XVI заявил, что он не может дать никакого окончательного ответа на вопрос об обмене Бельгии на Баварию, прежде нежели выскажется о том же предмете король прусский (январь 1785 г.). А это было почти равно сильно полному уничтожению всей затеи, так как на благоприятный ответ короля прусского едва ли можно было рассчитывать.

Союз германских князей, 1785 г.

Ответ Фридриха можно было угадать заранее. Он ответил в том же 1785 году, но не словами, а действием – последним шагом этого государственного мужа в конце его жизни. Его министр, граф Эвальд Фридрих фон Герцберг, вступил в переговоры с некоторыми из важнейших владетельных князей Германии об учреждении между ними общего союза с целью ограждения имперской конституции против всяких поползновений к нарушению его Габсбургским домом: 23 июня 1785 года Пруссия, Саксония и Ганновер заключили между собой этот Германский княжеский союз, к которому потом примкнули и Майнц, и Трир, и герцоги Веймарский, Готский, Брауншвейгский, Мекленбургский, Цвейбрюкенский, Гессенский, Аншпахский, Баденский и Дессауский. Образовалось нечто вроде Шмалькальденского союза 1530 года или вроде Унии 1608 года; но только тут уж подкладка была чисто политическая, одинаково соединявшая католических и протестантских князей «на защиту их владений против каких бы то ни было противозаконных притязаний и требований», и во главе этого союза стояла Пруссия, которая успела приобрести такое важное значение при Фридрихе Великом.

Эвальд Фридрих, граф фон Герцберг. Гравюра работы Вольта, 1791 г.

Кончина Фридриха II, 1786 г.

Год спустя, 17 августа 1786 года, этот замечательный государь скончался в Сан-Суси, на 75 году жизни. Поводом к его последней болезни послужила простуда, полученная престарелым королем на смотре, который он производил лично, несмотря на проливной дождь. До самой кончины ум его оставался, как всегда, светлым, и он ни на минуту не оставлял своих занятий. В последний год жизни у него однажды сорвалась такая фраза, которая довольно ясно указывала на его недовольство настоящим или окружающими: «Устал я рабами править»... Но несмотря на это недовольство, он, до последней минуты, ни в чем не уронил своего королевского достоинства и не отступил от той мудрости, которая ясно указывала ему, что именно может быть создано и достигнуто королевской властью и почином – и что для нее остается недоступным и недостижимым. Может быть поэтому именно им было чрезвычайно много сделано для королевства. Между тем как другие государства с трудом могли изворачиваться своими финансами и едва сводили концы с концами, Фридрих в течение 23 лет мира нашел возможность выдать около 45 000 000 талеров различным провинциям королевства на всевозможные культурные цели, да еще сверх того – накопить в казне, на случай войны, 55 000 000, которые он и передал своему сыну вместе с государством, благоустроенным во всех отношениях. В особенности же он отличался от своего современника, императора Иосифа II, тем, что умел избирать себе одну какую-нибудь весьма определенную цель и шел к ней всегда упорно и неуклонно, не отвлекаемый никакими побочными соображениями. И в своем круге действий – весьма ограниченном – он, конечно, сделал все, что можно было сделать, хотя его государственная деятельность не может выдержать никакого сравнения с государственной деятельностью великой современницы Фридриха – Екатерины.

Перенесение Фридриха Единственного в место успокоения. Потсдам, 17 августа 1786 г. Гравюра работы Ф. Бергера, 1797 г., по рисунку Ф. В. Бока

Вторая Турецкая и Шведская войны России

Фридрих не дожил до новых торжеств Екатерины над врагами внешними. В самый год его смерти султан, подстрекаемый французским послом, совершенно неожиданно предъявил русскому послу в Константинополе такие требования, которые прямо противоречили последним трактатам России с Турцией и были оскорбительны для русской народной гордости. Русский посол отвечал султану отказом, и, вопреки всем условиям международных отношений, был заключен под стражу. Такие действия султана вынудили Екатерину объявить Турции войну.

Россия не была подготовлена к этой Второй Турецкой войне, а потому вначале вела ее очень осторожно; но тут впервые проявился гениальный военный талант Суворова, который вынес всю эту войну на своих плечах. Турки дерзнули сделать высадку у Кинбурна (тогда – крепость у входа в Днепровский лиман), но потерпели страшное поражение от Суворова. Затем русская армия перешла границу и осадила сильную турецкую крепость Очаков.

В то время, когда значительнейшие русские силы были отвлечены на юг, Швеция вздумала воспользоваться затруднительным положением России для возвращения себе завоеваний Петра Великого и Елизаветы в Финляндии. На этом основании Швеция объявила России в 1788 году войну, без всякого существенного повода, но ошиблась в расчете: Россия выдержала войну со Швецией на севере и блистательно повела ее на юге, в Турции. В декабре 1788 году, Потемкин взял Очаков, а в 1789 году Суворов нанес туркам два страшных поражения, при Фокшанах и Рымнике; затем в 1790 году взял неприступную крепость Измаил, после кровопролитнейшего штурма. Турция вынуждена была заключить мир в Яссах (декабрь 1791 г.), и по условию этого мира Россия приобрела все северное побережье Черного моря, с крепостью Очаковом. За год до этого мира с Россией помирилась и Швеция, ничего не выигравшая от своей четырехлетней войны с Россией, так как границы обоих государств остались прежние.

Внутригосударственные преобразования Екатерины II

В высшей степени замечательно в царствование Екатерины то, что несмотря на все эти непрерывные и тяжелые войны, требовавшие большого напряжения сил и огромных финансовых затрат, все запутанные и мудрые политические отношения к Польше, Австрии и Пруссии нимало не ослабляли чрезвычайно сложной внутренней работы, которую неустанно несла на себе Екатерина, сознававшая необходимость многих преобразований в государственном устройстве России вообще и, в частности, в ее сословной, городской и общественной жизни, а главное – в поднятии общего уровня образованности.

Особенно важны были преобразования Екатерины в управлении губерниями. Разделение на губернии и провинции было введено уже при Петре Великом. Но этого разделения было недостаточно для правильного наблюдения за правосудием и для охранения общественной безопасности. Необходимо было разделить громадную территорию России на большее число губерний, и во всех губерниях значительно умножить число правительственных учреждений. С этою целью вся Россия была вновь поделена на 50 губернии и каждая губерния на уезды; а в 1765 году было обнародовано «Учреждение для управления губерний» и, на основании его, в губерниях было введено новое устройство и новое распределение власти. Управление губернией вверялось губернатору, назначаемому самой императрицей. Другие начальствующие в губернии лица назначались на службу Сенатом; многие избирались из местных дворян и купечества. Судебные учреждения были отделены от учреждений административных и финансовых, и суд гражданский был тоже отделен от уголовного. В каждом губернском городе были учреждены три палаты: уголовная – для уголовных дел всех граждан губернии, какого бы то ни было сословия; гражданская – для гражданских, и казенная палата – для собирания государственных доходов. Особые сиротские суды были учреждены для разбора дел вдовьих и сиротских; а самые попечения о вдовах и сиротах были предоставлены особому собранию выборных из дворян (дворянской опеки). Все дела благотворительности, заботы о сиротских домах, больницах и богадельнях были возложены на особые учреждения под названием «приютов общественного призрения».

Права и обязанности сословий были выражены совершенно определенно и каждому из них даны значительные льготы. Все права и обязанности горожан (как купцов, так и мещан) были изложены в особом городовом положении, а все права дворян – в дворянской грамоте: и то, и другое было обнародовано в 1785 году. Во избежание слишком большого развития бюрократизма, всюду, где была возможно, применено было выборное начало и дано сословиям самоуправление.

Важные преобразования были внесены Екатериной и в быт русского духовенства и монашества. По мысли императрицы была учреждена комиссия, которой было поручено привести в известность имущества и доходы монастырей. Императрица повелела все эти имущества и крестьян, приписанных к монастырям, взять в казну и из доходов с этого громадного фонда выдавать, по особому штату, суммы, необходимые на содержание монастырей, архиерейских домов, церквей и духовенства. Все же остатки от доходов Екатерина приказала обратить на распространение просвещения в народе и на дела благотворительности.

Чрезвычайно важны и разнообразны были меры, принятые Екатериной для охраны народного здравия и предупреждения некоторых условий, вредивших увеличению численности ее населения. Так, Екатерина заботилась о распространении и усилении медицинской помощи в отдаленнейших углах России; ею же введено было всюду обязательное оспопрививание, значительно ослабившее страшные оспенные эпидемии, опустошавшие Россию. Зная, что эти нововведения встретят в народе сильнейшее противодействие, Екатерина сама решилась всем подать пример для подражания. Она прежде всех приказала привить оспу себе и своему 14-летнему сыну, цесаревичу Павлу Петровичу. При ней же и по ее мысли был учрежден в Москве первый громадный воспитательный дом (1763 г.), а затем такой же в Петербурге (1767 г.), и в обязанность приказам общественного призрения вменено учреждение по городам приютов для покинутых матерями младенцев.

Весьма многое было сделано Екатериной для распространения образования в народе. Первый университет был основан в Москве еще при Елизавете (в 1755 г.); но среднее образование было до Екатерины не развито: она первая обратила внимание на эту существенную потребность общества и стала заботиться об учреждении по губернским городам гимназий, а также учредила первые в России женские воспитательные и учебные заведения (институты). При ней же во многих городах России были открыты первые народные училища (двуклассные), по весьма разумному и практическому плану, выработанному особой комиссией.

Сама Екатерина была одной из образованнейших женщин того времени, не только в России, но и в Европе. Воспитав себя на либеральных основах современной французской философии и близко знакомая с творениями энциклопедистов, она была глубоко проникнута уважением к представителям нового литературного направления и просветительным идеям XVIII века; доказательством этого уважения служит сохранившаяся, весьма обширная переписка ее с Вольтером и Дидеротом, и те щедрые награды и пенсии, которыми она их обоих наделяла. Сама принимая участие в различных отраслях литературы и возникающей русской журналистики, Екатерина много писала для сцены, преимущественно в сатирическом и назидательном роде, и весьма усердно поощряла развитие появившихся при ней крупных литературных талантов. В великую заслугу Екатерине должно быть поставлено и то, что она, продолжая преобразовательную деятельность Петра, многого сумела достигнуть без всякого принуждения, без крутых мер и суровых взысканий. В этом именно смысле способ действий Екатерины значительно отличается от способа действий Петра Великого. Петр принуждал, а Екатерина привлекала к подражанию Западу. Петр, увлекаясь западной цивилизацией, старался перенести в Россию западные обычаи и западные порядки целиком, без всякого изменения. Екатерина тоже многое заимствовала с Запада, но все свои преобразования старалась согласовать с нравами, обычаями и мировоззрениями русских людей.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Великобритания с 1763 г. Индия и Америка. Война за независимость североамериканских колоний

Англия с 1763 г.

История внутриполитических событий, происходивших в Англии после заключения мира в 1763 году и до начала французской революции, представляет собой полную противоположность с только что рассмотренным нами развитием в России, как на государственном уровне, так и на уровне народной жизни. В известном смысле, развитие Англии происходило также противоположно развитию других европейских государств, не ознаменовываясь, впрочем, в этот период времени, никаким особым внутренним преобразованием или выдающимися законами. Конституция королевства представляла собой реальный действующий свод законов и, по видимому, составляла предмет завистливого удивления приезжавших с материка иностранцев. Это удивление, а порой и восхищение, играло свою роль в отношениях Англии с другими государствами в течение последующих ста лет.

Во главе управления страной стоял король, ограниченный в своем произволе всевозможными конституционными, освященными историей, рамками, лично не несущий ответственность, теоретически не имеющий возможности делать зла, а на практике делавший его, по крайней мере, немного. Министры назначались королем, но, в сущности, они навязывались ему тем или иным большинством Палаты общин, то есть (на основании избирательных законов) властью знатных фамилий, подразделявшихся на партии и кружки виги и тори.

Центр тяжести власти, богатства, образования, красноречия и таланта находился в этой английской палате, в которой Шотландия значила очень немного, а Ирландия не имела вообще никакого значения. В строгом смысле, члены Палаты общин вовсе не были представителями английского народа: в избрании 558 членов, составлявших палату в то время, могли законно принимать участие всего только 10 000 человек, но и это число было на деле фиктивным. Итоги всех выборов зависели от весьма ограниченного круга влиятельных лиц. Тем не менее, общественные дела обсуждались палатой открыто, с допущением жарких прений, без всякого стеснения свободы слова и на глазах всей страны, имевшей, таким образом, здесь свое, хотя неполное, но все же полезное представительство.

Наряду со своим влиянием на состав Палаты общин, аристократия имела другое, очень даже действенное, орудие в лице Верхней палаты. Здесь заседали и вожди англиканской Церкви, епископы, и интересы этих глав Церкви, богатых и знатных, сливались с интересами крупных землевладельцев. Таким образом, вся политическая сила сосредоточивалась в руках аристократии, но эта последняя не образовывала касты и не была отделена пропастью от народа. Она не пользовалась самой ненавистной из привилегий – освобождением от поземельной подати, а высокое положение обязывало ее занимать государственные должности, заседать в Нижней или Верхней палатах, следовательно, так или иначе, но служить стране. Важнее всего было следующее: титул, связанный с поместьем, и владение землей, на котором основывалось величие рода, переходили всегда только к старшему сыну, между тем как младшие сыновья и дочери не участвовали непосредственно в наследии. Дочери, оставаясь без состояния, вступали часто в брак с лицами низшего положения. Сыновья назывались «комонерами», т. е. просто гражданами. Эта система держалась крепко, создавая род династии среди знати; но, вместе с тем, она служила как бы мостом, соединявшим дворянство с народом, придавала жизнеспособность аристократии, не давая ей выродиться в касту, сообщая, в то же время, третьему сословию аристократические элементы и поддерживая тем взаимодействие обоих классов. Английская аристократия не застаивалась; благодаря сказанному соприкосновению с народом, она обновлялась через посредство медленного обмена веществ: немногие родословные знатных родов восходили за XI столетие. О настоящей демократии не было речи; даже в городских самоуправлениях имели большое значение права корпораций, привилегий, цеховые права. Однако и в этом общественном строе была часть демократического элемента. Все жители пользовались свободой слова и печати в степени, далеко превосходящей континентальные учреждения; все лица были защищены от произвольных заарестований, могли принимать участие в суде присяжных, назначаемых из среды народа. Принудительной военной службы в Англии не было, и в низших слоях, вовсе не знавших настоящей свободы, одна мысль о ней, о своей принадлежности к английской нации, как бы заменяла людям действительную свободу. Та национальная гордость, которая позволяла тогда сразу отличать англичанина от континентальных жителей, имела, в сущности, свое основание, и оборотная сторона медали – полное невежество громадной массы народа, целый мир злоупотреблений, переходящих из поколения в поколение и не очищаемых рукой просвещенного деспотизма, равно как и многое другое, – вся эта мрачная сторона английской жизни должна была обнаружиться лишь впоследствии.

Парламент. Джон Уилькс

Начиная с 1763 года, приковывал к себе общее внимание в Англии некто Джон Уилькс, личность весьма недостойная. Но с именем его связывался теперь важный принцип и серьезная опасность нарушения английской конституции. Этот Уилькс поместил в газете «The North Briton» (1763 г.) статью, бесстыдно оскорбительную для короля и министров, и был арестован по их распоряжению. Но этот Уилькс состоял членом палаты общин, благодаря влиянию одного важного лица, которому он оказывал прежде весьма двусмысленные услуги, и судьи выпустили его опять на свободу, в силу его депутатской привилегии. Вместо того, чтобы примириться с этим и предоставить негодяю самому уронить себя окончательно в общественном мнении, весь официальный мир, король, правительство и самая палата общин повели свою Семилетнюю войну против недостойного демагога, которому все дело послужило блистательной рекламой: в 1774 году он был даже выбран в лондонские лорд-мэры. Благодаря королю и министрам, парламент вступился в дело даже с крайней страстностью; так один из епископов, заседавший в Верхней палате, сравнил Уилькса, частная жизнь которого была весьма непохвальна, с сатаной, и тотчас же попросил извинения у сатаны в том, что оскорбил его таким уподоблением. Пользуясь отлучкой Уилькса в Париж, Палата общин исключила его из своей среды и предписала новые выборы. Народ принял его сторону, и он был переизбран снова. Палата решила, что однажды исключенный ею не имел, вообще, уже более права заседать в парламенте, и когда жители Мидльсэкса избрали еще раз Уилькса большинством голосов (1769 г.), она дошла до того, что признала действительно избранным кандидата меньшинства, хотя и получившего всего 296 голосов против 1143. Этим закончилось все, хотя Питт, – тогда уже лорд Чэтэм (с 1766 г.), – защищал дело Уилькса, как дело попранного принципа, хотя и представляемого, в данном случае, недостойной личностью. Анонимный публицист повел блистательную полемику по тому же вопросу в своих «Письмах Юниуса», политической брошюре, заслужившей редкую честь войти в состав национальной литературы. Выдающиеся друзья свободы и английской конституции поступили разумно, подняв голоса против тирании, которую еще государственный ум Кромвеля заклеймил именем худшей из всех: тирании законодательного учреждения. В первый раз общественному мнению в Англии, особенно же в Лондоне, дано было понять, что важнейшее звено в государственном организме, Палата общин, страдает природным недостатком, который может разлить свой яд и на все целое этого организма.

Заокеанские английские владения. Ост-Индия

Между тем, Англии грозила уже издавна более непосредственная и грозная опасность. Англия и Франция вели между собой борьбу за морское господство, или за гегемонию в европейских заокеанских владениях. Этот спор, один из наиболее характерных в жизни XVIII столетия, был прерван Парижским миром 1763 года. Главными театрами этой борьбы были два пункта на земном шаре: Северная Америка и Ост-Индия; в обоих из них перевес был, или казался, на стороне англичан.

История британского владычества в Ост-Индии – то есть история покорения горстью европейцев страны в несколько сот миллионов жителей, притом отделенной целым полушарием от Англии,– эта история имеет весьма важное, то есть всемирно-историческое значение. Как мы уже видели, основание этому господству, выросшему постепенно из чисто меркантильного в политическое, было положено молодым торговым комиссионером, Робертом Клайвом, проявившим свои военные способности в борьбе с французами и их союзниками. Вернувшись в Англию через несколько месяцев после своей победы при Пласье (1760 г.) он отправился в 1765 году в третий раз в Индию, уже с титулом лорда Клайв и как полновластный губернатор области. Введя там гражданское устройство и организовав военные силы, он стал править по системе Великого Могола, то есть под именем туземных правителей и их ответственностью, при чем Клайв выговорил себе право собирать все доходы Великого Могола в Бенгалии, Ориссе и Бегари. При своем последнем возвращении в Англию (1767 г.) он подвергся большим нападкам в Палате общин, прожил еще несколько лет, пользуясь громадными богатствами, нажитыми им в Индии, и покончил жизнь самоубийством в 1774 году. Преемником его, продолжавшим и отчасти завершившим его дело, был Варрен Гастингс, первый генерал-губернатор ост-индский (с 1773 г.) при новой организации, введенной министерством лорда Порта в управлении англо-британскими владениями.

Варрен Гастингс, генерал-губернатор в Ост-Индии. Гравюра работы С. Фримэна с портрета кисти Ж. Ж. Макерье

Туземные племена и владетели, разъединенные между собой национальностью, религией, обычаями и эгоистическими раздорами, не повели национальной борьбы против англичан; единственным лицом, опасным для английского владычества, был магометанский воитель Гайдер-Али, основавший свое господство в Мисоре (с 1769 г.). Он собрал против англичан коалицию из туземных принцев, своих учителей и союзников французов и воинственного племени Маратов (1780 г.). Благодаря своей осторожности, энергии и неразборчивости в средствах, Гастингс сумел посеять раздор между своими врагами и скоро отклонил всякую опасность, с помощью нескольких дельных военных начальников. В 1784 году он заключил мир в Мангалоре с преемником Гайдера-Али, Типпо-Саибом, который обязался возвратить все завоеванные им земли. Эта война заставила английский парламент принять во внимание управление индийскими областями. Было действительно что-то несообразное в том, что громадная страна, населенная различными племенами и последователями различных вероисповеданий, страна, в которой поднимались всевозможные вопросы о войне и мире, и всякие международные отношения разрешались независимыми и разъединенными между собой владетелями, находилась в ведении простого торгового общества, известного числа неответственных частных лиц. Красноречивые голоса доказывали, что такое царство с многомиллионным населением не может служить только доходным поместьем для монополистов, устроивших свою акционерную компанию. Лица, разбогатевшие на службе этой компании или в качестве ее пайщиков, «набобы», или «индийские принцы», были излюбленным комическим типом народных пьес, в действительности же – предметом ненависти и страха. «Их деньги, – говорил один остроумный изобразитель этого класса людей, – вызвали вздорожание всех товаров, от свежих яиц до тухлых избирательных местечек (rotten boroughs)». Вскоре после того (1788 г.), продолжительный процесс против Варрена Гастингса, дал случай великим ораторам Борку, Шеридану, Фоксу, поддерживавшим обвинение в Верхней палате, выставить на заслуженный позор все бессердечие не ответственного ни перед кем общества, помышлявшего только о наживе любыми средствами. Слуги и пособники этого общества в Индии получали вместо всяких инструкций только одну: высылать как можно больше денег в Англию. В 1784 году во главе министерства был младший Вильям Питт, сын великого Питта, 24-летний юноша. Одним из его мероприятий был индийский билль, получивший силу закона в августе того же 1784 года. Сначала было принято предварительное решение, отменявшее прежний порядок, по которому 24 директора общества, избранные собранием акционеров, имевших право голоса (то есть обладавших, по меньшей мере, двумя акциями, каждая по 500 фр.), заправляли полновластно всем в «East-India-House», на Лиденголль-стрит. Этой директорской палате была придана теперь правительственная наблюдательная комиссия, «Board of control», которая проверяла все распоряжения и отчеты компании, изменяла ее распоряжения согласно действительным нуждам, а, в крайних случаях, издавала и свои собственные приказы. Назначение на высшие должности, например, на пост генерал-губернатора, зависело от короны.

Вильям Питт-младший. Гравюра работы Дж. Г. Гука

Таким образом, в Индии, несмотря на все недостатки и даже преступность действий ее правителей, чужеземное владычество утвердилось прочно, и туземное население, столь отличное по религии, нравам и национальности от своих покорителей, вынуждено было подчиниться новому господству. Совершенно иное происходило в Северной Америке, среди английского населения, которое не отличалось от метрополии в своих обычаях, религии, законах и понятиях о правах и свободе.

Северная Америка с 1763 г.

Ко времени заключения Парижского мира здесь насчитывалось около двух миллионов европейцев, преимущественно английского происхождения, при 500 000 индейцев и негров – рабов. Все они расселялись по колониальным Штатам, которых было тринадцать: на севере – Нью-Гамптоншир, Массачусетс, Ред-Айлэнд, Конектикут; в средней полосе – Нью-Йорк, Нью-Джерси, Пенсильвания, Делавар; на юге – Мэриленд, Виргиния, Северная и Южная Каролина, и последняя из колоний – Джорджия. Эти поселения, названия которых указывают, отчасти, на время их основания, напоминая имена царствовавших в те времена особ, существенно отличались от европейских государств по своему основному строю. Чтобы уяснить это, стоит указать на пуританскую общину «Пилигримов», удалившуюся из Англии в Голландию при гонениях, воздвигнутых на протестантов при Иакове I. Среди всевозможных трудностей, не получив от своего родного правительства никакого напутствия, кроме неопределенного обещания их не тревожить, переселенцы наняли судно «Ландыш» (1620 г.), которое и доставило первую часть общины, в числе 100 душ, в Новую Англию, где они основали колонию Нью-Плимут, у мыса Кап-Код. Проповедник Робинзон напутствовал странников пламенной речью, заклиная их «именем Господа и благоверных Его ангелов», верить ему или кому-либо, будь это новые Лютеры или Кальвины, не далее, чем идет учение самого Христа, верить одному «написанному Слову Божию» как единственному выражению истины. Эмигранты, находясь еще на «Ландыше», основали свою колонию, приняв такую форму присяги: «Именем Господа, аминь! Мы, верноподданные нашего великогого сударя, короля Иакова I, предприняв это странствие во Славу Божию, во успех веры Христовой, в честь короля и отечества нашего, и ради основания в северной части Виргинии первой колонии, соединяемся ныне, перед лицом Господнем... в гражданское общество»... Им пришлось перенести всякие лишения и опасности. При быстрой смене событий в XVII веке, эти колонии служили убежищем то роялистам, то республиканцам. В Европе была еще в полном разгаре религиозная война, а в Мэриленде, например, губернатор произносил такую присягу: «Обязуясь не притеснять, посредственно или непосредственно, всякого исповедующего христианскую веру». Эмигранты бежали сюда не из одной Англии, но и из Германии и Франции, находя здесь такую религиозную свободу, и при всем различии тех форм, в которые складывалась их жизнь в частности, они чувствовали свою солидарность при возрастании общего благосостояния и полной свободе своего самоуправления. Родина не особенно благоволила к этим колониям, по крайней мере, она не оказывала им систематического покровительства. От слишком энергичного вмешательства в их дело, не свойственного, впрочем, духу германского народа, а тем более английского, спасал колонии простор океана, отделявший их от метрополий; да и сами они остерегались просить на что-либо разрешений от своих далеких правительств. Стеснительные торговые законы, ограничивавшие колониальное производство, частью делавшие его и вовсе невозможным, равно как принуждение получать некоторые предметы первой необходимости не иначе, как через посредство английского флота, способствовали лишь крайнему развитию контрабандного промысла, которому чрезвычайно благоприятствовала береговая линия длиной в 200 миль и со множеством удобных гаваней. Благодаря всем условиям такой жизни, колонисты оставались одинаково привязанными к своей старой и новой родине. Так продолжалось до тех пор, пока им угрожала Франция; Англия, как мы уже видели, оказала большую услугу колониям, сломив силу этой державы, но люди проницательные предвидели неизбежные последствия этого. Маркиз Монткальм писал незадолго до своей смерти, что утешается в поражении, которое готовится Франции, полной уверенностью, что это самое поражение послужит отпадению английских колоний от Англии, и даже в весьма недалеком будущем.

Гербовый билль, 1765 г.

Это предсказание стало сбываться через немного лет после заключения мира. Лорд Бут, оставя должность премьер-министра еще в 1763 году, был замещен лордом Гренвилем. Английский государственный долг возрос при войне до 184 млн. фн.,– суммы чудовищной по понятиям того времени, еще не испытавшего, как легко переносится подобный долг богатым, трудолюбивым, способным к промышленности народом. Мысль о привлечении английских колоний в Америке к участию в общих расходах Великобритании, под тем предлогом, что эти расходы делались и в их интересах, была не нова, и Гренвиль надеялся осуществить ее удобнейшим образом – посредством обложения колоний гербовым сбором, то есть, предписав совершать все нотариальные, судебные и т. п. акты не иначе, как на гербовой бумаге известной ценности. Этот «гербовый билль» был утвержден 22 марта 1765 года и должен был вступить в законную силу 1 ноября того же года. Проект не встретил большого противоречия в парламенте и только когда министр колоний, Тоунзенд, сказал очень неловко, в поддержку предлагаемой меры, что американские колонии насаждены и процветают благодаря только почину и дальнейшей заботе о них со стороны английского правительства, то один член возразил ему, что было бы вернее сказать, что переселенцы бежали от английских притеснений и если достигли теперь благосостояния и силы, то именно благодаря полному невниманию к ним Англии. Известие о новом законе вызвало в Америке бурю негодования. В некоторых местах, например, в Бостоне, население приготовилось к самозащите, и это движение приняло такие размеры, что новое министерство, во главе которого был лорд Рокингэм, взяло обратно сказанный билль (январь 1766 г.). При этом был поднят важный конституционный вопрос: американцы, а с ними и оппозиция, опровергали право парламента на обложение колоний, не имевших своих представителей в палате, а ни один великобританский подданный не обязывался платить налогов без согласия на то его самого или его представителей. Вильям Питт красноречиво оспаривал то мнение, по которому законодательство и обложение государственными сборами различны по существу, на том основании, что уплачивание налогов подходит под понятие добровольного даяния: никто не может брать прямо из чужого кармана таких даяний, говорил он. Борк выразился еще удачнее, может быть, взяв другой пример. «Предположим, – сказал он, – что в чьем-нибудь парке находится волк. Хозяин парка имеет, может быть, право содрать с него шкуру, но еще спрашивается, как ему взяться за это»... Министерство осталось в принципе за налог, спор утих на время, но в июле 1766 года Рокингэм оставил дела, и король поручил Питту составление нового кабинета. Питт взял на себя поручение с мыслью создать правительство, чуждое всяких партий и кружковщины, но задача была уже не по силам ему, больному; он сделал громадную ошибку, только что вступив в управление, именно когда превратил себя, «великого комонера», как величал его народ, в «лорда Чэтэм», и вступил в Верхнюю Палату. Потом, ради своего расшатанного здоровья, он отправился на воды, и вместо сильного правительства, оказалась налицо какая-то министерская анархия. Состояние здоровья нового лорда не позволяло ему оставаться во главе дел, но он не решался оставить своего поста. Такое положение, не удовлетворявшее его и опасное для страны, было продолжительно: он удалился лишь в октябре 1768 года.