Текст книги "Всемирная история. Том 3. Новая история"

Автор книги: Оскар Егер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 49 страниц)

Такие аргументы встречали мощный отпор и один джентльмен из Бокингемшейра, Джон Гампден, представитель старинного земельного зажиточного дворянства этой провинции, не согласился заплатить наложенных на него двадцати шиллингов, аргументируя это именно тем, что такая подать не была утверждена парламентом и, следовательно, взимание ее было незаконным. Он был обвинен по суду, но пример его все же нашел подражателей. В сущности, руководствуясь такими соображениями, можно было взимать какую угодно подать и на содержание сухопутного войска. Между тем, иностранцев поражало даже то обстоятельство, что при процветании страны и возрастающем благосостоянии, король вовсе не думает об увеличении своей армии, несмотря на усиление народного недовольства.

Однако нельзя было упрекнуть короля Карла в том, что он тратит средства из государственной казны безрассудно. Содержание его двора не превышало того, что требовалось для поддержания достоинства страны, личная его жизнь была безупречна. Более того, он принимал все меры по поддержанию торговли и колонизации, толково и с любовью поощрял живопись, архитектуру, литературу и театр. Его никак нельзя было назвать легкомысленным и если он и добивался усиления королевских прерогатив, то делал это с целью улучшения государственного устройства. Но несмотря на столь благие намерения, ему откровенно мешали его личные недостатки. Отсутствие такта, упрямство, присущее всем Стюартам, и не допускавшее их поступиться чем бы то ни было, в случае же неизбежности согласиться на что-либо противное его убеждениям, он делал это не иначе, как с затаенной мыслью снова все изменить при более благоприятных обстоятельствах. «Карлу недоставало, – замечает, со свойственною ему тонкостью тот немецкий историк, которому мы обязаны столькими меткими характеристиками, – того чувства, которое заставляет человека отличать исполнимое от неисполнимого». Другими словами, можно сказать, что ему недоставало рассудительности для правильного, применения своего ума к действию.

Правление Карла. Архиепископ Лауд

Все это выразилось ясно в отношениях Карла к религиозным делам. Ему было необходимо найти в народе опору своему личному способу правления, и потому он благоволил к своим католическим подданным, которым, по их признанию, никогда еще не жилось так хорошо. Законы против них не были отменены, но оставались бездейственными. Сторонники короля, как и враги, в равной мере ожидали, что он восстановит католицизм, хотя сам Карл был далек от такой мысли, твердо придерживаясь основ английской Церкви и сознательно отвергая папизм. Но отстаивая свои церковные прерогативы столь же упорно, как и политические, он хотел обеспечить безусловное преобладание в государстве введенному епископо-королевскому церковному строю. Для этой цели Карл избрал ближайшим своим сподвижником Уильяма Лауда, возведенного им в достоинство примаса Англии и архиепископа Кентерборийского,– человека, разделявшего ее воззрения, но крайне ограниченного. Лауд был предан английской Церкви до фанатизма, и потому слыл ярым противником восстановления главенства папы. Однако склоняясь к арминианству по своим богословским воззрениям, он обладал ортодоксальной нетерпимостью, и потому особенно ненавидел пуритан, число которых постоянно росло, причем они приобретали силу именно благодаря тяготевшему над ними преследованию.

Карл и пуритане

Уже Иаков I жаловался на то, что в его государстве так расплодились эти «ехидны», как он высокомерно обзывал пуритан. С тех пор среди среднего сословия и даже части дворянства значительно укоренилось то более строгое понимание христианских истин и значения реформации, которое получило кличку «пуританства». Пуритане восставали против внешней обрядности англиканской Церкви, роскошных процессий, свечей, крестов, риз и митр, «старого суеверия, требовавшего поклона перед алтарем»[19]19
  Оправдание Пайма: в книге Guizot, Histoire de la Revolution d'Angleterre. II, 325.


[Закрыть] других частностей, унаследованных от папства, т. е. от «царства антихристова», как они выражались, действительно, не имевших ничего общего с простотой евангельского слова, скорее даже противоречивших ему. По этой же причине восстали протестанты против епископства и всей иерархической системы, столь сильно разнящейся с изначальным идеалом христианства. Но самой глубокой и основной причиной противоборства пуритан было «постыдное происхождение англиканской Церкви, созданной в угоду страсти и пороков деспота, позорной уступчивости одних и низких интриг других, поэтому обязанной своим существованием всему, что противно Богу и Писанию и совместимой лишь с придворной суетностью, мирскими потехами, пляской, театральными зрелищами и прочими бесовскими забавами». Все негодование секты обрушилось на светские удовольствия, особенно на распространившуюся общую страсть к театру. Один пуританин, игравший значительную роль в парламентской борьбе, Уильям Прин (Prynne), написал книгу «Histriomastix» (бич лицедеев), за что на нем были выжжены клейма и отрезаны уши.

Если бы Карл ограничился политической сферой, то мог бы одержать победу. Этой стороне его стремлений много содействовал весьма преданный ему и способный человек, бывший член парламентской оппозиции, Томас Уэнтворт, перешедший в другой лагерь потому, что здесь открывалось больше простора его честолюбию. Король назначил его своим наместником в Ирландии и Уэнтворт вел здесь дела весьма успешно. Но совмещение религиозного насилия и политического было большой ошибкой со стороны Карла. Оно придало оппозиции стойкость и то внутреннее содержание, которое удвоило ее значение.

На протяжении ближайших лет деятельность оппозиции была направлена, впрочем, безуспешно, против двух главных учреждений, служивших Карлу основой существования его системы: звездной палаты или чрезвычайного светского суда, члены которого назначались от правительства, а компетенция осталась неопределенной, и верховной комиссии, подобного же чрезвычайного духовного суда, которому подлежали все дела, касающиеся лиц, именуемых господствующей Церковью «еретиками».

В 1637 году дела оппозиции были настолько плохи, что многие даже из числа влиятельных членов парламента и лидеров партий думали о переселении за море, с целью найти там свободу для исполнения своих религиозных обязанностей. С 1640 года эмиграция в Америку приняла, действительно, большие размеры, но Карл I совершил самый безумный шаг – решил установить в Шотландии свою англиканско-абсолютистскую систему.

Положение дел в Шотландии с 1618 г.

Стремления Иакова I восстановить и здесь епископальное правление и ввести один церковный епископальный строй для обоих королевств – не имели особенного успеха. Епископы опять получили право заседать в шотландском парламенте, но средоточие духовной силы, ее законодательная власть, была прерогативой общего собрания духовенства (the general assembly). Пертские статьи (1618 г.), которыми предписывалось коленопреклонение при принятии причастия и соблюдение больших праздников, почти не соблюдались как дворянством, так и народом по причине распространения среди них кальвинистских идей. Это направление, еще не утвердившееся в Англии, было уже господствующим в Шотландии.

Тот факт, что король взял себе в жены «хананеянку», порождал здесь большее негодование, нежели в Англии, и посещение Шотландии Карлом, которого сопровождал архиепископ Лауд (1663 г.), не произвело в стране благоприятного впечатления. Его старания ввести здесь англиканскую обрядность были слишком явными.

Умышленное отклонение созыва «general assemblies» и на основании королевского приказа учреждение в Шотландии Верховной комиссии по примеру Англии вызвало общее недовольство. Люди начали рассуждать об активной и пассивной борьбе. «Страдать или повиноваться – выходит одно», – толковал народ. Но существовала еще и епископская партия, и ни Карл, ни тупоумный прелат, настраивавший его, не думали отступать.

В 1635 году при активном участии короля была составлена в англиканско-епископальном духе книга канонов, опубликованная в 1636 году и которая должна была получить обязательное применение во всем королевстве. Относительно толкования Ветхого Завета было достигнуто соглашение, но когда в октябре была провозглашена новая литургия, всюду распространилась молва о скором восстановлении папизма. К Пасхе 1637 года был обнародован новый церковный закон, немедленно вступивший в силу. Новая литургия должна была происходить в первый раз в большой Эдинбургской церкви Св. Джиля, 23 июля 1637 года. Все правительственные должностные лица явились на церемонию. Но только декан собрался приступить к службе, как в церкви поднялся страшный шум: крики, всякая брань огласили воздух, стулья и все, что попадалось под руку, полетело в декана и в епископа. При этом присутствовали и набожные дворяне и проповедники, но общее возбуждение было настолько сильно, что королевское правительство и даже сам Лауд посчитали за лучшее повременить с введением новых церковных правил.

1637 г. Оппозиция в Шотландии. Конвент

Но положение с каждым днем становилось серьезнее. Шотландские беспорядки приобретали все большее значение в связи с великой всемирной борьбой, происходившей на континенте. В это время произошла битва под Нордлингеном, в которой паписты одержали верх. Началось сопротивление против объединенного могущества «скипетра и митры». Недовольство вводимой литургией и сходки по этому поводу множились, но это не удовлетворяло недовольных: нечего было колебаться там, где приходилось выбирать между гневом Божьим и гневом королевским.

Партия решилась предъявить обвинение епископам и отвергнуть епископство вообще как несоответствующее старинными законами и самому Писанию. Король поступил здесь так же, как в и Англии, но его ответы с речами об истинной религии, о правах и о льготах жителей, о даровании амнистии не выражали его настоящих намерений и могли только усилить волнение, которое приняло форму открытого союза и завершилось торжественным договором, под названием «Covenant», который был обнародован в Эдинбурге 28 февраля 1638 года и подписан множеством лиц из высшего и низшего дворянства, духовенства и городских обывателей. Восстав против папизма и опираясь на парламентские решения в пользу реформатов, они требовали уничтожения Верховной комиссии, прежнего ограничения епископской власти общими собраниями, которые должны были впредь созываться ежегодно. Однако при этом подтверждалась и прежнее недовольство епископами.

Король отправил в Шотландию в качестве своего верховного комиссара знатного тамошнего уроженца, маркиза Джемса Гамильтона, который старался достичь соглашения. Он противопоставил вышеуказанному конвенту другой, которым с согласия короля восстанавливалось прежнее положение дел и допускались все те уступки, какие были незадолго до того – мера, совершенно достаточная для умиротворения нации или ее пресвитерианского большинства. Но было уже поздно. Знамя конвента было поднято, и народные массы, даже не до конца понимающие значение этого слова, привлекались им, как боевым кличем. И когда уже по королевскому повелению в ноябре 1638 года в Глазго состоялось генеральное собрание, значительное его большинство оказалось состоящим из «ковенантов», с которыми не было возможности войти в соглашение.

Это собрание объявило себя компетентным для суда над епископами. Изданное королем распоряжение о роспуске этого съезда и оглашенное на городской площади города Глазго, осталась без последствий. «Пертские статьи» были признаны недействительными, епископат уничтожен, епископы, в зависимости от степени их участия в королевском законодательстве в последнее десятилетие, были не только лишены своих кафедр, но и подвергнуты отлучению.

Вооруженное восстание в Шотландии, 1639 г.

Король принял вызов. В январе 1639 года он представил своим верным подданным в Англии оправдание, служившее ответом на постановления шотландского собрания, и собрал войско в 20 000 человек при содействии англиканского духовенства, дело которого было и его делом. Шотландцы со своей стороны выступили «за Христов венец и за Ковенант», или, как читалось на их знаменах: «За Господа, Короля и Ковенант». Они все еще придерживались той фикции, что восстают не против самой основы существовавшего государственного строя и не против короля.

Командование их войском принял на себя Александр Лесли, один из наиболее выдающихся людей из числа тех многих шотландцев, которые сражались на материке за торжество протестантства. Он служил в шведской армии и прошел свою военную школу под знаменами Густава Адольфа. Он происходил не из знатного рода и состоял в свите лорда Рота, но он обладал боевым опытом и его мнение имело большой вес на военном совете.

Обе армии встретились на границе в то время, как английский флот подошел к Фрису на Форте. Но королевскому войску недоставало той уверенности и того религиозного энтузиазма, которые одушевляли шотландцев, и дело кончилось переговорами, которые привели к соглашению, известному под названием «Бервикского мира». Войска были распущены, шотландские крепости возвращены королю, который взамен этого соглашался на отмену епископата и на созыв нового собрания и парламента, на котором должны были разрешиться спорные вопросы. Этот договор был принят с радостью всем протестантским миром, породив надежду на то, что Карл будет действовать в духе таких людей, как Лесли, то есть придерживаться политики защиты протестантства, и примет участие в континентальной борьбе, а шотландские войска помогут ему отвоевать обратно Пфальц.

Но, к несчастью Карла, его внешняя политика была столь же нерешительна и непоследовательна, как и внутренняя. При этом он постоянно подрывал одной из них другую. Карл постоянно колебался между Францией и Испанией, а при его дворе не переводились интриганы и интриганки обеих этих партий. Вследствие этого все его старания на пользу племянника были напрасны. В этом случае, как и в других, он хотел достигнуть цели, но избегал средств к ее достижению. Обладая проницательным умом, он ясно усматривал все трудности и опасности различных путей, но не обладал способностью принять твердое решение и неуклонно идти к намеченной цели. Французы называли его образ действий двусмысленным; в деле о Пфальце он вел переговоры как с ними, так и с испанцами, а те отплачивали ему за это весьма недвусмысленным сочувствием к шотландцам.

Бервикский мир оказался бесплодным. С обеих сторон были сделаны наилучшие заверения, но разногласия не исчезли. Ни собрание духовенства, ни парламент, созванный после того (август 1639 г.), не проявили никакой уступчивости. Парламент даже предъявил такие требования к теории государственного преобразования, что для короны оставалось лишь одно ее имя, а лидеры большинства не затруднились войти в соглашение с французским королем. В тайном послании к Людовику XIII, они просили его покровительства, ссылаясь на давнюю связь Франции с Шотландией.

Страффорд

Этот документ попал в руки английского правительства и ускорил принятие решения королем возобновить военные действия. В это же время Карл вызвал из Ирландии в совет самого отважного и энергичного из своих слуг лорда Томаса Уэнтворта, ирландского наместника. Как уже было сказано, Уэнтворт состоял сначала в оппозиции, будучи самым страстным и опасным противником Бекингема, но потом, руководствуясь своим честолюбием и жаждой власти, перешел на сторону короля, проявив на различных высоких должностях свои недюжинные государственные и административные способности, особенно управляя Ирландией.

Это был военный человек, но с юридическим образованием, высокого роста, неустрашимый и полный веры в себя. Он получил титул графа Страффорда и быстро привел в порядок ирландские дела. Ирландский парламент без всякого затруднения изъявил свою готовность снабдить короля войском и деньгами. Страффорд смело советовал принудить шотландцев к повиновению силой, а для сбора необходимых на то денежных средств созвать английский парламент – чего не было уже в течение одиннадцати лет. Если же этот парламент отказался бы от предложения, которое затрагивало честь нации, в равной мере как и честь короля, то такой отказ должен был вполне оправдывать чрезвычайные меры, к которым мог прибегнуть король.

2. Долгий парламент и междоусобная война, 1640-1649 гг.

Созыв английского парламента, 1640 г.

Парламент собрался в апреле 1640 года. Он был открыт речью лорда-хранителя печатей, Финча, употребившего неудачную риторическую притчу о Фаэтоне, которому не следовало заступать на место Феба,– это означало, что парламент не должен был позволять себе править государственной колесницей, а изъявить, главным образом, свое согласие на субсидии, требуемые для войны, необходимость которой доказывалась открытыми взаимоотношениями шотландских лордов с Францией. Их послание к французскому королю было зачитано и Финч закончил выступление заверением, что король будет праведным, кротким и милостивым правителем. Однако в зале нашлись люди, понимающие, судьба каких вопросов решалась в данный момент, и их нельзя было подкупить словами. Они понимали, что шотландцы отстаивают религиозный принцип,– тот самый, которого также придерживались лидеры Нижней палаты, а именно – безусловное протестантство. Один из этих лидеров, Джон Пайм (Рут), произнес речь, в которой доказывал, что источник всего зла, переносимого страной, кроется только в папстве, с которым необходимо решительно разорвать связь.

Религиозное разногласие было для всех важнейшим предметом на этом заседании парламента, который, как и предшествовавшие ему, стоял твердо на том, что сначала следовало облегчить тяготы народа, а затем уже вести речь об ассигновании денег. Король вступил в переговоры: он обещал отказаться от корабельного сбора, получив взамен разрешение на двенадцать субсидий, и дать Палате общин время изложить все свои жалобы. Верхняя палата поддержала короля и даже Нижняя не отклоняла примирения, но Карл не мог отрешиться от своих тайных мыслей.

Роспуск парламента. Шотландия

Желательное снисхождение к католикам теряло всякое значение, потому что оно было связано с уничтожением старинных английских вольностей и зависело от колебаний нынешней политики. Поэтому Нижняя палата стояла на своем, требуя подчинения католиков, обеспечения неприкосновенности частного имущества и парламентской свободы. В королевском совете такое развитие событий было предусмотрено, и потому решение распустить парламент было принято очень быстро. Парламент был распущен в мае 1648 года, к великой радости радикальной оппозиции, которая и не надеялась, что он сумеет отстоять дело свободы. Король тоже выражал свое удовольствие по поводу этого роспуска. Огорчилась одна только умеренная партия.

Начиная с марта, Шотландия стала готовиться войне, а в июне по собственному почину в Эдинбурге собрался парламент без присутствия королевского комиссара, а заседания открылись без символов королевской власти: меча, скипетра и короны, чего до того времени не бывало. В течение нескольких дней были приняты весьма важные решения: духовенство было лишено права заседать в парламенте, равно как и в судах, чем остался вполне доволен низший клир. Другие решения также были направлены к усилению парламентской власти. Позиция, занятая английской палатой общин и сочувствие лидеров оппозиционной партии ободряли шотландцев. Они издали красноречивый манифест, в котором настоятельно убеждали англичан в общности интересов обеих стран. Ссылаясь на готовившееся вторжение английских войск в Шотландию, они справедливо указывали на то, что Англию вынуждают обнажать меч на ее же собственную религию, в то время, как обеим странам одинаково подобало защищать истинную веру и законную свободу королевских подданных против партии, окружавшей короля и вселявшей всюду суеверие и рабство.

Лесли перешел старую англо-шотландскую границу, реку Твид, во главе 20 000 человек, подошел к Тайну, осадил Ньюкасль и Доргэм. Король и Страффорд находились у Йорка, но они напрасно надеялись, что появление шотландцев на английской земле возбудит в народе национальный дух, разожжет его племенную вражду.

У шотландцев были большие связи в Англии, и все, восставшие против антипарламентской политики короля, увидели в Лесли союзника, что было обоснованно тем, что победа Страффорда над ним означала бы одновременно поражение парламентского строя в Англии. Такое общее настроение сводило на нет усилия короля. Его войско становилось ненадежным, нельзя было смело вести его против шотландцев. Созванное им, как в прошлые времена, собрание нотаблей, magnum consilium лордов в Йорке, не отказало ему в помощи, и король был вынужден вступить в переговоры с шотландцами. В Рипоне (Йоркшир) было заключено перемирие. В течение этого времени, то есть двух месяцев, шотландское войско должно было оставаться в Англии, получая на свое содержание по 850 фунт. стерл. ежедневно. Вместе с тем было определено, что король созовет парламент, потому что без него он не мог получить средств для выплаты шотландцам. «Grammercy good master Scot» («большое спасибо господину шотландцу»), – поется в старинной английской песне того времени: присутствие шотландского войска обеспечивало победу английскому парламенту.

Долгий парламент

Этот парламент, известный под названием «Долгого» и сыгравший столь значительную роль в судьбе Англии, собрался в Уэстминстере 3 ноября 1640 года. Большинство предыдущего парламента усилилось еще несколькими влиятельными членами народной партии, чувствовавшими за собой поддержку населения. Король требовал (впрочем, он мог уже только желать), чтобы прежде всего ему были выделены средства на то, чтобы прогнать шотландцев обратно. Но Палата общин придерживалась противоположного мнения. Она сознавала свое могущество и обратила свое внимание на внутренние вопросы и на этот раз заговорила уже не об облегчении тягот, а о наказании виновных в их установлении, «дабы другим не повадно было».

Процесс над Страффордом

Прежде всего было выдвинуто обвинение против Страффорда, самого влиятельного из советников короля и потому наиболее ненавистного. Сам Страффорд просил короля оставить его в Ирландии во главе армии, считая себя там более полезным, однако в сложившейся обстановке в преддверие борьбы не стал уклоняться от нее. Он был настолько тверд, что явился в парламент и занял свое место в Верхней палате, где ответил обвинением на обвинение, сказав, что предательский союз вождей оппозиции с шотландцами побудил последних к сопротивлению. Он отрицал пагубность последствий поражения, понесенного королем и им самим. Но 11 ноября (1640 г.) обвинение против него было сформулировано в Палате общин, и самый могучий из ее лидеров в это время, Джон Пайм, во главе делегации своих соратников отнес его в Палату лордов, которая приняла документ и назначила следствие.

В декабре того же года такое же обвинение в государственной измене было предъявлено архиепископу Лауду, который также был подвергнут заключению, как и Страффорд. Некоторым другим, не столь значительным, членам правительства удалось бежать. По совету Гамильтона, король пригласил некоторых лиц, стоявших близко к оппозиции, к участию в правительстве и согласился на издание закона, согласно которому парламент должен был созываться раз в три года и не мог быть распущен или отсрочен в течение первых 50 дней с момента открытия заседаний без согласия на то обеих палат. Но это не остановило ход процесса против Страффорда. Серьезные и страстные прения о конституционных вопросах, о реформе или полном уничтожении епископата и произвольно возникавшие при господствующем настроении умов слухи о заговорах против парламента или его членов, поддерживали и распространяли общее возбуждение.

Мужественная и ловкая защита Страффорда произвела соответствующее впечатление на Верхнюю палату. Вскоре стало очевидно, что к нему нельзя применить в законном смысле слова, обвинение в государственной измене. То, в чем его можно было обвинить, подпадало под юридическое понятие, выраженное английским словом misdemeanour, беззаконие, и даже если судьи попытались бы инкриминировать felony – нарушение верноподданического долга, то все же Страффорд был юридически прав, говоря, что сотни беззаконных деяний не составляют еще felony, а сотни felonies не являются еще государственной изменой. Но суровые судьи, члены преобладающей в парламенте партии, не хотели выпускать своей жертвы. Они прибегли к обвинению законодательным порядком, посредством так называемого bill of attainder (обличительный акт).

Нет сомнения, что закон, установленный обеими палатами и утвержденный королем, мог сделать неправое правым и наоборот. Тщетно некоторые сторонники той же партии назвали такое дело политическим убийством. Им ответили словами о государственной необходимости, софизмами о том, что человек, попирающий законы, не может надеяться на защиту с их стороны. Нельзя оспаривать, что в этот раз – единственный раз – Страффорд являлся поборником закона, следовательно, общественного блага и свободы. Но борьба была слишком горячей и ее высокие цели заслоняли собой точку зрения права. Дело шло о победе над страшнейшим и опаснейшим для будущего врагом.

Сторонники старого порядка вещей среди знати и офицеров войск, расположенных на севере, вместе со множеством представителей англиканской Церкви и понимавших грозившую ей опасность, были готовы на реакционное движение, но прежде, чем оно достигло чего-то определенного, слухи о нем породили общее возбуждение, особенно в Лондоне, где радикальная партия была наиболее сильна. Верхняя палата, весьма малочисленная, поддалась давлению общественного мнения: 26 голосами против 19, она приняла bill of attainder, вотированный подавляющим большинством Нижней палаты. Дело оставалось только за королевской подписью. Страффорд был настолько великодушен, что письменно слагал с короля все его обязанности по отношению к нему и советовал пожертвовать им, чтобы сохранить за собой возможность добиться соглашения с народом. К сожалению, в ту минуту, когда Карлу следовало слушать лишь голос своей совести, он имел слабость пригласить на совет некоторых епископов. Только один из них посоветовал ему следовать голосу совести. Король предпочел то, к чему его трусливо склоняли другие. «Не уповайте на князей мира!, – произнес Страффорд словами Писания, узнав о решении своего государя.

Казнь совершилась на Тауэрском холме 12 мая 1641 года. Граф смело склонил свою голову под топор, достойно выдержав борьбу до конца.

Лорд Страффорд. Гравюра работы де Пасса. В глубине картины – сцена казни Страффорда

Казнь Страффорда. 1641 г. Положение короля

Король и те лорды и епископы, которые убеждали его не подвергать себя самого и всех их опасности из-за одного человека, напрасно принесли Страффорда в жертву. Тотчас же вслед за своим согласием на вышеуказанный билль, Карл должен был подписать и тот, согласно которому парламент присваивал себе единоличное право роспуска палаты или отсрочки ее заседаний. Но все это предоставляло возможность королю свободно ехать в Шотландию, где он надеялся исправить сделанные им прежде ошибки и тем самым разорвать связь шотландцев с английскими радикалами. Он исполнил все их желания, дал обещание замещать все высшие должности в Шотландии не иначе, как по выбору сословных чинов, вручил ведение всех важнейших дел самому главному лицу партии, графу Ардейлю, взяв при этом с него и с Александра Лесли, недавно предводительствовавшего шотландскими войсками, честное слово в том, что они не станут принимать участия в английских смутах. Лесли был пожалован титулом графа Льювен. Умиротворив, таким образом, Шотландию, Карл надеялся, что ему удастся восстановить порядок и в Англии.

Убийство в Ирландии

Но в это самое время англо-шотландские дела усложнились тем, что происходило в Ирландии. Католики – как английские уроженцы, так и масса туземного, кельтского происхождения – воспользовались слабостью местного правительства, во главе которого не было уже человека, подобного Страффорду. Они нашли удобный случай отделиться, сделать страну самостоятельной, католической, кельтской. Вожди движения и монахи спокойно обсуждали вопрос: следовало ли просто изгнать саксов-протестантов или истребить их? А когда восстание вспыхнуло и распространилось по всему острову, при малочисленности гарнизона вопрос разрешился сам собой, благодаря давно накопившейся вражде, обнаружившей теперь всю свою ярость. Тысячи трупов покрывали землю, совершались всевозможные ужасы, и небольшие военные силы, присланные королем, смогли добиться лишь того, что удержали за собой несколько крепостей.

Великий выговор, 1641 г.

Английский парламент отсрочил свои заседания, возложив текущие дела на особую комиссию. Король возвратился из Шотландии и по-видимому был готов поступать разумно. Меры Палаты общин против порядков англиканской Церкви (придача пасторам учителей, лекторов) порождали брожение в народе, а в самой палате было сильное, умеренное меньшинство, которое считало, что пора уже остановиться. Но ирландский погром снова разжег протестантское чувство, всюду ходили слухи о папистских заговорах. Главное же было в том, что палата зашла слишком далеко для того, чтобы не идти еще далее.

Самый влиятельный из лидеров парламентского большинства, Джон Пайм, побудил палату к еще одному революционному шагу. В представленном ею великом увещании (Remonstration), содержавшем 200 пунктов, были изложены все обвинения в адрес правительства – настоящие и прошедшие. В заключение требовалось лишение прелатов их светских должностей и почетного звания и назначение на высокие места как по внутренним, так и внешним делам только лиц, облеченных доверием парламента.

Но выскажется ли большинство Нижней палаты за это «увещание» – было еще вопросом. Это должно было решиться 22 ноября 1641 года. После ожесточенных прений, длившихся до полуночи, и в которых, с одной стороны, спорили Эдуард Гайд, лорд Фальклэнд, Джон Кольпипер, а с другой – Пайм и Гампден, послание было одобрено с перевесом всего лишь в 11 голосов (159 за послание, 148 против). Меньшинство отчаянно протестовало и произошла бурная сцена – была минута, когда сама палата грозила обагриться кровью, но Гампдену удалось усмирить волнение. Спустя несколько дней король прибыл в Лондон, где был принят вполне приветливо. «Увещание» было ему представлено. Он назначил новых лиц на правительственные должности из числа парламентского меньшинства: в их числе были лорд Бристоль и его сын Джон Дигби.