Текст книги "«Королева Язу»"

Автор книги: Орсон Скотт Кард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Да я и не говорил, что знаю ваши секреты. Догадывался, и только.

– Итак, Артур Стюарт, мистер Бови только что сообразил, что находится на середине реки, в тумане, вместе с двумя людьми, чьи секреты он угрожал раскрыть.

– Тут призадумаешься, – сказал Артур.

– Просто так вы меня из лодки не выкинете, – предупредил Бови.

– Я не желаю вам зла, потому что я на вас не похож, – сказал Элвин. – Я убил человека только однажды, в приступе горя и ярости, и с тех пор не перестаю сожалеть об этом.

– Я тоже, – сказал Бови.

– Вы этим гордитесь. Вы сберегли орудие убийства и сделали его своим талисманом. Мы с вами совсем не похожи.

– Пожалуй.

– И если бы я захотел убить вас, мне не пришлось бы выбрасывать вас из лодки.

Бови опять бросил весла и поднес дрожащие руки к горлу.

– Дыхание перехватило? – спросил Элвин. – Но ведь вам никто не мешает. Дышите же! Вдох – выдох. Вы всю свою жизнь это делали.

Бови не то что задыхался – он просто не мог подчинить себе собственное тело.

Элвин не стал дожидаться, когда Бови посинеет, – он всего лишь дал ему почувствовать свое бессилие. Потом тот просто вспомнил, как надо дышать, и втянул в себя воздух.

– А теперь, когда мы установили, что вам нечего меня опасаться, – сказал Элвин, – давайте спасем двух ребят на самодельном плоту без дифферента.

И в белой пелене перед ними, в каких-нибудь пяти футах, возник плот. Еще один взмах веслами – и они стукнулись об него. Только в это мгновение двое на плоту их заметили.

Артур перебрался на нос с кормовым концом и перескочил на плот.

– Слава Богу! – воскликнул один из двоих терпящих бедствие.

– Вы прибыли как нельзя более вовремя, – сказал другой, выше ростом, помогая Артуру закрепить канат. – Плот ненадежный, а в таком тумане даже окрестностей не видно. Так себе поездочка, надо сказать.

– Рад видеть, что вы не пали духом, – засмеялся Элвин.

– Мы молились и пели гимны, – заверил длинный.

– Это сколько же росту в вас будет? – спросил, запрокинув голову, Артур.

– Я на голову выше собственных плеч, но подтяжек вполне хватает.

Нельзя было не почувствовать симпатии к этому человеку, и это сразу вызвало у Элвина подозрения. Если у него такой дар, то доверять ему опасно. Но в том-то и штука с такими людьми: ты не доверяешь им, и в то же время они тебе нравятся.

– Вы, часом, не адвокат? – спросил Элвин. Они уже приготовились взять плот на буксир.

Незнакомец выпрямился во весь свой рост и поклонился – такого неуклюжего поклона Элвин еще в жизни не видел. Одни колени и локти, сплошные углы, даже лицо напрочь лишено плавных линий. Этот малый настоящий урод. Надбровья выдаются, как у обезьяны, и все же… смотреть на него не противно, а улыбка у него на редкость теплая и приветливая.

– Авраам Линкольн из Спрингфилда к вашим услугам, джентльмены.

– А я Куз Джонстон из Спрингфилда, – представился другой.

– «Куз» – значит «кузен», – пояснил Линкольн. – Его все так зовут.

– Теперь стали звать, – уточнил Куз.

– Кузен? А чей? – спросил Артур.

– Только не мой, – ответил Линкольн. – Но он вылитый кузен, правда? Воплощение родственности, квинтэссенция седьмой воды на киселе. Начав звать его Кузом, я только подтвердил очевидное.

– Вообще-то я сын второй жены его отца от первого брака, – внес ясность Куз.

– Вследствие этого мы друг другу сводные никто, – сказал Авраам.

– Я особенно благодарен вам, ребята, за то, – взял слово Куз, – что мне теперь не придется выслушивать до конца самую невероятную басню, которую когда-либо плел старина Эйб.

– Никакая это не басня. Я слышал ее от человека по прозвищу Сказитель. Он поместил ее в свою книгу и не сделал бы этого, не будь она правдивой.

У «старины Эйба», который выглядел не более чем на тридцать, был острый глаз, и он сразу заметил, как переглянулись Элвин с Артуром.

– Вы его знаете? – спросил он.

– Он правдивый человек, это верно, – сказал Элвин. – Какую же историю он рассказал вам?

– О рождении одного ребенка. О трагической гибели его старшего брата – его убило несущееся по течению дерево, когда он спасал свою мать. Фургон застрял на середине реки, а у нее как раз начались роды. Однако он умер не сразу и прожил достаточно долго, чтобы новорожденный мог считаться седьмым сыном седьмого сына, у которого живы все братья.

– Возвышенная история, – сказал Элвин. – Я сам прочел ее в той книге, о которой вы говорили.

– И вы верите в нее?

– Верю.

– Я же не говорил, что это неправда, – вмешался Куз. – Просто это не та история, которую хочется слушать, когда тебя несет вниз по течению в миззипском тумане.

Эйб Линкольн пропустил это мимо ушей.

– Вотя и говорю Кузу: Миззипи еще милости во обошлась с нами по сравнению с тем, как поступила куда более мелкая речка с героями этого рассказа. А тут и вы подоспели – выходит, река проявила великую доброту к двум никудышным плотовщикам.

– Плот сами делали? – спросил Элвин.

– У нас руль сломался, – сказал Эйб.

– А запасной?

– Я не знал, что он понадобится. Но если нам суждено попасть на берег, я его сделаю.

– Умеете работать руками?

– Не сказал бы. Но буду трудиться, пока не добьюсь своего.

– Не мешало бы и над плотом потрудиться, – рассмеялся Элвин.

– Буду признателен, если покажете, что с ним не так. Я сам ни черта не вижу – плот как плот.

– Сверху да, а вот под ним кое-чего не хватает. На корме должен быть дифферент, чтобы она оставалась кормой. А спереди плот у вас перегружен, вот он и вертится.

– Чтоб мне провалиться! – сказал Эйб. – Не гожусь я в лодочники.

– Мало кто годится, – заметил Элвин. – Исключение – наш друг мистер Бови. Ни одной лодки не пропустит, хлебом его не корми, только дай погрести.

Бови натянуто улыбнулся. Плот теперь плыл за ними, и им с Элвином хочешь не хочешь приходилось тащить его по реке.

– Вы бы стали чуть дальше назад, – деликатно предложил потерпевшим Артур Стюарт. – Тогда плот перестанет так зарываться в воду, и его будет легче тянуть.

Сконфуженные Эйб и Куз поспешили выполнить его просьбу. Густой туман делал их почти невидимыми и глушил звуки, сильно затрудняя беседу.

Пароход они догоняли долго. Хорошо еще, что рулевой, добрая душа, шел тихим ходом, несмотря на гнев капитана Ховарда из-за потерянного времени. Спасатели и спасенные услышали шум колеса, и перед ними выросла «Королева Язу».

– Чтоб меня ощипали и поджарили! – вскричал Эйб. – Какой замечательный у вас пароход.

– Увы, не у нас, – сказал Элвин.

Артур Стюарт заметил, как проворно Бови взобрался на палубу и растолкал всех собравшихся, хлопавших его по плечу, как героя. Артур его не винил, но Бови, хотя Элвин порядком напугал его на реке, все-таки представлял опасность для них обоих.

Когда шлюпку подняли, а плот закрепили у борта, пассажиры принялись задавать обычные дурацкие вопросы – например, как они нашли друг друга в знаменитом тумане над Миззипи.

– Все вышло, как я сказал, – рассказывал Элвин. – Они были совсем близко, но все-таки пришлось их поискать.

Эйб Линкольн слушал его с усмешкой и ни слова не сказал поперек, но Артур видел, что этот человек далеко не дурак. Он знал, что плот был отнюдь не близко от парохода, и заметил, что Элвин греб прямиком к «Королеве Язу», как будто видел ее.

Что бы Эйб ни думал об этом, вскоре он уже рассказывал всем желающим, какого дурака свалял, строя плот, и как они с Кузом ополоумели от бесконечного кружения в тумане.

– Меня так скрутило, что мы вдвоем полдня распутывали мне руки-ноги и выкапывали голову из подмышки. – Несмешная, в общем, история в его изложении звучала так, что все со смеху покатывались, но вряд ли у нее был шанс попасть в книгу Сказителя.

Ночью они сделали остановку в довольно большом порту. Народ все время сновал взад-вперед, поэтому Артур временно отказался от плана освободить рабов-мексиканцев.

Вместо этого они с Элвином отправились в кают-компанию послушать лекцию. Читал ее Кассиус Марселлус Клей, известный противник рабства, не боявшийся выступать в самом сердце рабовладельческих штатов. Но делал он это, как отметил Артур Стюарт, довольно ловко. Он не обличал рабство как ужасающий грех – он говорил о том, какой вред приносит оно семьям самих рабовладельцев.

– Каково это – растить детей в убеждении, что их руки никогда не будут знать никакого труда? Что будет, когда отец состарится, а дети, не приученные к труду, начнут тратить его деньги, не думая о завтрашнем дне?

И разве эти дети, видевшие, как их ближними, какого бы цвета ни была их кожа, помыкают, ни во что не ставя их труд и свободу, – разве не сочтут они своего престарелого отца вещью, утратившей всякую ценность? Вещью, которую выбрасывают на свалку? Ибо, если к одной категории людей относятся как к товару, отчего бы детям не приучиться делить всех людей на полезных и бесполезных, которых следует выбросить вон?

Артур слышал многих аболиционистов, но этот всем утер нос. Рабовладельцы не кипели желанием вывалять его в смоле и перьях, по меньшей мере – нет, они сконфуженно переглядывались, думая, возможно, о собственных детях, ни на что не годных оболтусах.

Но в конечном счете польза от речей Клея невелика, решил Артур. Что ж им теперь прикажете делать – отпустить своих рабов и перебраться на Север? Прямо как в Библии, где Иисус сказал богатому юноше: «Раздай имение свое нищим и иди за мной». Богатство этих людей измеряется рабами. Отказаться от них – значит сделаться бедными или по крайней мере перейти в средний класс, где приходится платить наемным рабочим. Нанимать, другими словами, чью-то спину, а не владеть ей. Ни у кого из них не хватит на это мужества – так, во всяком случае, думал Артур Стюарт.

Он, однако, заметил, что Эйб Линкольн слушает оратора очень внимательно, с горящими глазами. Особенно когда Клей заговорил о сторонниках отправки черных обратно в Африку.

– Что сказали бы вы, если бы кто-то захотел отправить вас самих в Англию, Шотландию, Германию или любую другую страну, откуда приехали ваши предки? Все мы, богатые и бедные, свободные и невольники, теперь стали американцами. Нельзя отсылать в Африку рабов, чьи деды и прадеды родились на этой земле – Африка для них теперь не более родина, чем Китай или Индия.

Эйб кивал, слушая это, и у Артура сложилось впечатление, что до сих пор долговязый считал этот проект – взять и спровадить черных в Африку – наилучшим решением проблемы.

– А мулаты? Светлокожие метисы, в которых кровь европейцев и африканцев смешалась поровну? Их что же – надвое разделить, как железнодорожные пути, и каждую половину оправить на родину? Нравится вам это или нет, мы все перемешались на этой земле и приросли к ней. Порабощая темнокожего, вы порабощаете сами себя, ибо отныне вы прикованы к нему не менее крепко, чем он к вам, и его неволя формирует ваш характер точно так же, как его собственный. Сделайте темнокожего раболепным, и тот же процесс сделает вас тираном. Заставьте его дрожать от страха перед вами, и это превратит вас в чудовище. Выдумаете, ваши дети, видя вас таким, не будут бояться вас? Нельзя носить одну личину перед рабами и другую – перед своими близкими, если вы хотите, чтобы этим личинам кто-то верил.

После лекции, перед тем как разойтись спать, Элвин и Артур постояли немного у поручней, глядя на плот.

– Как можно после такой речи вернуться домой, – сказал Артур Стюарт, – и тут же не отпустить всех рабов на волю?

– Я же нот не отпускаю тебя, – заметил Элвин.

– Потому что ты только притворяешься моим хозяином, – шепотом парировал Артур.

– Тогда я мог бы притвориться, что отпускаю тебя, и это послужило бы другим хорошим примером.

– И что бы ты тогда со мной делал?

Элвин на это слегка улыбнулся, и Артур понял его.

– Я не говорю, что это легко, но если бы так поступили все…

– Все не поступят. Значит, тот, кто отпустит своих рабов, станет бедным, а кто не отпустит, останется богатым. И кто же получит власть в здешних краях? Тот, кто рабов сохранит.

– Выходит, надежды нет.

– Все должно произойти сразу, по закону, а не мало-помалу. Пока рабство хоть где-то разрешено, дурные люди будут владеть рабами и получать от этого выгоду. Надо запретить его – и дело с концом. Никак не могу добиться, чтобы это поняла Пегги. Вся ее пропаганда ни к чему не приводит: стоит кому-то перестать быть рабовладельцем, как он теряет всякое влияние среди тех, кто ими остался.

– Конгресс не может отменить рабство в Королевских Колониях, а король – в Штатах. Значит, как ни крути, где-то оно будет, а где-то нет.

– Будет война, – сказал Элвин. – Рано или поздно, когда свободным штатам опротивеет рабство, а рабовладельческие станут еще более зависимыми от него, с той или с другой стороны произойдет революция. Думаю, мы не дождемся освобождения, пока король не падет и его Колонии не войдут в состав Штатов.

– Этому никогда не бывать.

– Мне кажется, это все же произойдет, но кровопролитие будет ужасным. Люди сражаются яростнее всего, когда даже самим себе не смеют признаться, что борются за неправое дело. – Элвин плюнул в воду. – Пошли спать, Артур Стюарт.

Но Артуру было не до сна. Речь Кассиуса Клея вызвала под палубой большое волнение, и многие из рабов сердились на Клея за то, что он заставил белых почувствовать себя виноватыми.

– Попомните мои слова, – говорил парень из Кенитука. – Когда они чувствуют свою вину, то единственный для них способ облегчить душу – это внушить себе, что так нам и надо, а если мы этого заслуживаем, то людишки мы хуже некуда и надо наказывать нас почаще.

Артуру это казалось чересчур заковыристым, но ведь он был совсем крохой, когда мать вместе с ним бежала на волю, и не мог быть полноправным участником в споре о том, что такое рабство.

Даже когда все угомонились, ему не удалось заснуть, и в конце концов он вылез по трапу на палубу.

Ночь была лунная. Туман над восточным берегом стлался низко и позволял видеть звезды.

Двадцать пять мексиканских рабов спали на корме, тихо бормоча что-то сквозь сон. Спал и стражник.

«А ведь я собирался их освободить этой ночью, – подумал Артур. – Но теперь уже поздно – к утру не управлюсь».

Но тут ему пришло в голову, что он, пожалуй, сумеет сделать это быстрее, чем полагал.

Он сел в темном углу и после пары неудачных попыток вызвал в уме железное кольцо на лодыжке ближайшего раба. Он ощутил это кольцо, как прежде монету, и стал размягчать его, словно пряжку ремня.

Кольцо, однако, оказалось намного массивнее, чем монета или пряжка. Не успевал он размягчить одну его часть, другая опять застывала, и так без конца. Прямо как в истории о Сизифе, которую читала ему Пегги, – тот в подземном царстве, Гадесе, толкал камень в гору, но на каждый шаг вверх ступал два шага вниз и после целого дня работы был от вершины дальше, чем в самом начале.

Потом Артура осенило, и он чуть не выругался вслух. Надо же быть таким глупым!

Совсем не обязательно размягчать все кольцо. Снять он его, что ли, собирается, как рукав? Достаточно проделать это с ушком, где металл тоньше всего.

Он попробовал, добился полного успеха и тут кое-что обнаружил.

Ушки не были соединены – чека отсутствовала.

Он стал мысленно проверять одни кандалы за другими и везде находил то же самое. Чеки недоставало везде. Каждый раб уже был свободен.

Он подошел к ним. Они не спали и потихоньку делали ему знаки – уйди, мол, с глаз долой.

Артур вернулся в свой угол, а они, будто по сигналу, разомкнули свои кандалы и тихо сложили цепи на палубу. Без некоторого шума, конечно, не обошлось, но часовой даже не шелохнулся – как и никто другой на всем пароходе.

Чернокожие встали и начали перелезать через борт, глядящий на реку.

Они все потонут. Рабов плавать не учат и самим учиться не позволяют. Они сделали свой выбор между рабством и смертью.

Хотя Артур, если подумать, не слыхал ни единого всплеска.

Он перебежал к дальнему борту и заглянул через поручни. Все двадцать пять человек собрались на плоту и тихо перегружали имущество Эйба Линкольна в шлюпку. Небольшой груз там вполне уместился, и много времени это не заняло.

Неужели это для них так важно – не брать чужого добра? Они так и так совершают кражу, поскольку бегут от своих хозяев. Хотя это только теория, будто один человек, становясь свободным, тем самым что-то крадет у другого.

Потом они все улеглись на плот, и крайние, гребя руками, как веслами, двинулись на середину, в туман, к берегу краснокожих.

Кто-то положил руку Артуру на плечо, и он подскочил.

Это, конечно, был Элвин.

– Не надо, чтобы нас видели здесь, – сказал он тихо. – Пойдем вниз.

Артур провел его на камбуз. Элвин зажег одну лампу, низко привернув фитиль, и они стали шептаться.

– Я знал, что какой-нибудь дурацкий план в твоей башке непременно созреет, – сказал Элвин.

– А я думал, что ты не захочешь устраивать им побег. И как я не догадался…

– Я и сам так думал. Все дело, наверно, в Джиме Бови, который оказался шибко догадливым и пытался убить меня – нет, Артур Стюарт, он не остановился бы, будь у него в руке нож. Перерезал бы мне глотку за милую душу. Вот я и подумал: каково-то мне было бы предстать перед Богом, зная, что я мог бы освободить двадцать пять человек, но счел нужным оставить их в рабстве. А может, это проповедь мистера Клея так на меня подействовала. Наставила на путь истинный.

– Мистера Линкольна точно наставила, – сказал Артур Стюарт.

– Может быть. Хотя не похоже, что у него когда-нибудь было желание владеть другими людьми.

– Я знаю, почему ты это сделал.

– И почему же?

– Потому что знал: если ты этого не сделаешь, сделаю я.

– Я знал, что ты надумал попробовать, – пожал плечами Элвин.

– И довел бы дело до конца.

– Долго бы пришлось доводить.

– Все пошло быстро, когда я понял, что можно ограничиться ушками.

– Вероятно. Но сегодняшнюю ночь я выбрал в основном из-за плота. Подарок судьбы, да и только. Грех не воспользоваться.

– И что же будет, когда они доплывут до берега краснокожих?

– Тенксватава о них позаботится. Я дал им условный знак, который надо показать первому встречному краснокожему. Благодаря этому знаку их проводят прямо к Тенскватаве, где бы тот ни был. А пророк, увидев его, обеспечит беглецам свободный проход – или просто оставит их жить у себя.

– Они могут понадобиться ему для войны с мексиканцами. Если те двинутся на север.

– И это возможно.

– Что за знак ты им дал?

Элвин показал крошечный мерцающий кубик – то ли из чистейшего льда, то ли из стекла, но стекло так мерцать не может.

– Пару таких вот штук.

Артур взял кубик в руку и понял, что это.

– Там внутри вода.

– Правильно. Я решил их сделать там, на реке, когда моя кровь чуть не пролилась в воду. Это одно из условий их изготовления: ты отдаешь частицу себя воде, чтобы сделать ее твердой, как сталь. Ты знаешь закон: творец…

– Творец есть часть того, что он создает, – закончил Артур Стюарт.

– Ложись-ка спать. Незачем кому-то знать, что мы этой ночью бодрствовали. Не могу же я усыпить их навсегда.

– Можно я оставлю его себе? – спросил Артур. – Мне в нем что-то видится.

– Тебе может привидеться что угодно, если смотреть подольше, только я его тебе не отдам. Если люди считают ценностью то, что лежит у меня в котомке, что же они сделают ради кубика твердой воды, который показывает близкое и далекое, прошлое и настоящее?

Артур вернул кубик Элвину, но тот, не притронувшись к нему, улыбнулся. Вода вернулась в жидкое состояние и просочилась сквозь пальцы Артура. На столе осталась лужица, и Артур, глядя на нее, почувствовал себя растерянным и несчастным.

– Вода как вода, – сказал Элвин.

– С капелькой крови.

– Нет, кровь я забрал назад.

– Спокойной ночи. И спасибо… за то, что освободил их.

– Что мне еще оставалось, раз твое сердце так решило? Я смотрел на них и думал: кто-то любил их не меньше, чем твоя мама любила тебя. Она умерла за твою свободу, а мне этого делать не пришлось. Я всего лишь пошел на риск, да и то небольшой.

– Но ты же видел, что у меня получилось, правда? Я размягчил железо, не раскаляя его.

– Молодчина, Артур Стюарт. Теперь ты настоящий творец.

– Так себе творец.

– Из любых двух мастеров один всегда сильнее другого. Но сильному, чтобы не задаваться, полезно помнить, что всегда найдется третий, посильнее его.

– А кто сильнее тебя?

– Ты. Потому что для меня унция сострадания стоит дороже, чем фунт умения. Все, отправляйся спать.

Только теперь Артур Стюарт почувствовал, как он устал. То, что до сих пор держало его на ногах, испарилось, и он едва добрел до своего тюфяка.

Ну и переполох же поднялся утром! Подозревали всех и каждого. Некоторые думали, что это двое плотовладельцев – с чего бы иначе беглые оставили их имущество на борту? Но потом кто-то высказал здравую мысль, что вместе с грузом все беглые на плоту просто бы не уместились.

Затем подозрение пало на проспавшего часового, но и это представлялось сомнительным – будь он замешан, он убежал бы вместе со всеми, а не остался бы дрыхнуть на палубе, пока кто-то из матросов не поднял тревогу.

Только теперь, после побега, выяснилось, кому же принадлежали эти рабы. Мистер Тревис, как предполагал Элвин, был совладельцем, но больше всех убивался капитан Ховард. Это неожиданное обстоятельство объясняло, почему мексиканская экспедиция отправилась вниз по реке именно на его пароходе.

Элвина удивляло то, что и Тревис, и Ховард поглядывают на них с Артуром так, будто догадываются об истине. Хотя чему тут, собственно, удивляться? Если Бови рассказал им, что случилось с его ножом на реке, то ясно, что человеку, имеющему такую власть над железом, проще простого вынуть чеки из кандалов.

Постепенно все разошлись, но когда Элвин и Артур собрались последовать их примеру, капитан Ховард направился прямо к ним.

– Я хочу поговорить с вами, – без намека на дружелюбие заявил он.

– О чем? – спросил Элвин.

– Этот ваш парень – я видел, как он выносил за ними ведро на утренней вахте. Видел, как он с ними разговаривал. Это вызвало у меня подозрения, поскольку никто из них не говорил по-английски.

– Pero todos hablaban español, – ввернул Артур Стюарт.

Тревис понял его и пришел в негодование.

– Они все говорили по-испански? Лживые скунсы!

Как будто рабы обязались быть честными с ним.

– Я расцениваю это как признание, – сказал капитан Ховард. – Он не отрицает, что говорит на их языке и знал о них то, чего не знал их хозяин.

Элвин положил руку на плечо Артуру, чтобы пресечь его протест.

– Мой парень только что выучился говорить по-испански, и когда ему представился случай попрактиковаться, он им воспользовался, естественно. Может быть, у вас есть доказательства, что кандалы были открыты при помощи параши? Если нет, то прошу вас оставить его в покое.

– Нет, я не думаю, что чеки вытащил он, – возразил капитан. – Я думаю, он просто сообщил черным, что кто-то другой задумал освободить их.

– Ничего я такого не говорил! – возмутился Артур.

Элвин стиснул его плечо чуть сильнее.

– Раб не должен так отвечать белому, особенно корабельному капитану.

– Все в порядке, парень, – вмешался подошедший Бови. – Скажи им, незачем больше хранить этот секрет.

У Элвина упало сердце. Потребуется нешуточная пиротехника для отвлечения, чтобы они с Артуром успели сбежать.

Но Бови сказал совсем не то, чего ожидал Элвин.

– Малец рассказал мне про то, что узнал от них. Они замышляли устроить гнусный мексиканский обряд. Завести нас в глушь и ночью вырвать у кого-нибудь сердце. Вот я и решил, что лучше нам избавиться от этих подлых предателей.

– Вы решили? – вскипел капитан. – Какое право вы имели что-то решать?

– А такое. Вы поставили меня во главе разведчиков, то есть тех самых черномазых. Чертовски глупая идея, должен сказать. Почему, вы думаете, мексиканцы оставили этим ребятам сердца? Чтобы заманить нас в ловушку. Так было задумано с самого начала, да только мы в их ловушку не попались.

– А вы знаете, сколько они стоят? – бушевал Ховард.

– Вам-то они ничего не стоили, – заметил Тревис.

Капитанский пыл несколько поубавился.

– Это вопрос принципа. Мыслимо ли – взять и отпустить их на волю!

– Я этого не делал, – сказал Бови. – Я отправил их на тот берег. Что там с ними будет, по-вашему, – если допустить, что они переберутся через туман?

Капитан для порядка поворчал еще немного, и следствие было закрыто.

Элвин дождался Бови в их обшей каюте и спросил:

– Почему?

– Я же сказал, что умею хранить секреты. Я видел, как вы с парнем это провернули, – и, доложу я вам, стоило поглядеть, как вы разделались с кандалами, даже пальцем к ним не притронувшись. Мне повезло встретить человека с таким талантом. Вы мастер из мастеров.

– Поедемте тогда с нами. Бросьте ваших сообщников. Разве вы не видите, что они обречены? С мексиканцами шутки плохи. Вы все смертники, все до единого.

– Может, оно и так – но им я нужен, а вам нет.

– Мне тоже нужны. Мало кто в этом мире способен скрывать от меня свой сердечный огонь. Это и есть ваш дар, верно? Становиться невидимым для всех, когда надо. Потому я и не заметил, что вы за нами следите.

– Но в прошлую ночь вы проснулись, как только я притронулся к вашей котомке, – усмехнулся Бови.

– Притронулись? А может, вернули ее назад?

Бови уклончиво пожал плечами.

– Спасибо, что вступились за нас и взяли вину на себя, – сказал Элвин.

– Не такая уж это большая провинность. Тревису самому надоело возиться с этими черномазыми. Это Ховард уперся на том, что без них нам не обойтись, а он с нами не пойдет – высадит в Мексике, и все тут.

– Я мог бы давать вам уроки, как Артуру Стюарту.

– Да нет, вряд ли. Мы люди разные, это вы верно сказали.

– Не такие уж разные. Вы могли бы стать другим, ежели б захотели.

Бови в ответ покачал головой.

– Хорошо. Я отблагодарю вас единственным способом, который будет вам по душе.

Бови подождал и спросил:

– Ну?

– Уже. Я вернул его вам.

Бови схватился за ножны у себя на поясе и достал нож. Клинок был на месте и ни капельки не изменился.

Можно было подумать, что Бови держит на руках утраченное и найденное дитя.

– Как это вы приделали клинок обратно? Вы ко мне даже близко не подходили!

– Он был на месте все время. Небольшой обман зрения.

– Чтобы я его не видел?

– И чтобы не поранили никого.

– Но теперь-то он режет?

– Я думаю, в Мексике вас ждет гибель, мистер Бови, – но вы сможете прихватить с собой парочку человеческих жертв.

– Насчет жертв согласен, а вот сам умирать не собираюсь.

– Надеюсь, что я ошибся и все у вас будет хорошо.

– А я надеюсь, ты будешь жить вечно, Элвин Мастер, – сказал «убивец с ножиком».

В то же утро Элвин, Артур Стюарт, Эйб Линкольн и Куз сошли с парохода и вместе отправились в Нуэва-Барселону. В пути они рассказывали друг другу самые невероятные веши, но это уже другая история.