Текст книги "«Королева Язу»"

Автор книги: Орсон Скотт Кард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Их стерегут круглые сутки. Какты вообще собираешься разговаривать с ними?

– Брось, Элвин. Ты же знаешь, что хоть один из них да говорит по-английски – как иначе они могли бы работать проводниками?

– Или по-испански, а кто-то из белых тоже владеет этим языком. Об этом ты не подумал?

– Я уже попросил кубинца выучить меня испанскому.

Это показалось Элвину явным хвастовством.

– Я отсутствовал всего шесть часов, Артур Стюарт.

– Ну, он ведь не совсем еще меня выучил.

Элвин опять задумался о том, так ли уж сильно пострадал талант, которым Артур обладал в детстве. Выучить язык за шесть часов? Нет, конечно, гарантии, что кубинский раб хорошо владеет испанским – как и английским, впрочем. Но что, если у Артура Стюарта природный дар к языкам? Что, если он был вовсе не имитатором, а мальчиком, от рождения умеющим говорить на любом языке? Элвин слышал о таких людях. Им стоит только услышать чужое наречие, чтобы заговорить на нем, как на родном.

Может быть, этот дар по-настоящему проснулся в Артуре только теперь, когда он становится мужчиной? Элвин даже позавидовал ему и тут же посмеялся над собой. Представить только, чтобы человек с его, Элвина, даром завидовал кому-то другому! Он может сделать камень жидким как вода, воду – прочной как сталь и прозрачной как стекло, может обратить железо в живое золото и при этом жалеет, что не способен овладеть чужим языком с той же легкостью, с какой кошка падает на лапы? Грех неблагодарности, один из многих, за которые его наверняка пошлют в ад.

– Чего ты смеешься? – спросил Артур Стюарт.

– Все время забываю, что ты уже больше не мальчик. Хочу только надеяться, что если тебе понадобится моя помощь – вдруг, скажем, тебя поймают на разговорах с мексиканскими рабами и начнут драть кнутом, – ты сумеешь как-нибудь дать мне знать.

– Очень даже сумею. А если убивец с ножиком, который спит на твоей койке, вдруг начнет плохо себя вести, ты тоже дай знать, что написать на твоей могильной плите.

– Убивец с ножиком?

– Так говорят под палубой. Но ты лучше спроси его сам, он тебе все и расскажет. Ты ведь так поступаешь обычно, правда?

– Угу. Если я что-то хочу знать, то так прямо и спрашиваю.

– И тебя, как правило, не убивают.

– В среднем у меня неплохие результаты, – скромно ответил Элвин.

– Но ты не всегда выясняешь то, что хочешь.

– Зато всегда выясняю что-то полезное. Например, как легко раздражаются некоторые люди.

– Я сказал бы, что у тебя дар на это дело, если б не знал, что у тебя есть другой.

– Бесить людей, да.

– Они начинают злиться, не успеешь ты поздороваться.

– А на тебя вот никто не злится.

– Потому что я симпатичный.

– Ну, не всегда. Хвастовство тоже иногда раздражает.

– Только не моих друзей, – ухмыльнулся Артур.

– Но твоих родных это с ума сводит.

Когда Элвин вернулся к себе, «убивец с ножиком» уже проснулся и вышел куда-то. Элвин подумал, не занять ли ему снова свою койку, но это значило нарываться на драку, и он решил, что дело того не стоит. В каюте четыре койки на двоих – незачем злить попутчика, борясь за одну-единственную.

Засыпая, Элвин, как всегда, отыскал сердечный огонь Пегги и удостоверился, что у нее все хорошо. Ребенок в ней рос как положено, и у него теперь тоже билось сердечко. Не то что во время первой беременности, когда ребенок родился преждевременно и выжить не смог. Теперь Элвину не придется смотреть, как его дитя синеет и задыхается у него на руках, несмотря на отчаянные попытки отца отыскать в маленьком тельце хоть какой-то шанс на жизнь. Что пользы быть седьмым сыном седьмого сына, если единственный, кого ты неспособен исцелить – это твой первенец?

В первые дни после его смерти Элвин и Пегги не отходили друг от друга, но потом она начала отдаляться, избегать его. В конце концов он понял, что она просто боится забеременеть снова. Тогда он поговорил с ней, сказал, что от беды не скроешься – многие люди теряют детей, даже тех, что уже подросли немного. Надо пытаться снова и снова, чтобы было чем утешиться при мысли о маленькой могилке.

«Я выросла, глядя на две такие могилки, – сказала она. – И знала, что родители, глядя на меня, видят двух моих сестер, носивших то же самое имя».

«Ты была светлячком и потому знала больше, чем полагается знать ребенку. Наша малышка скорее всего светлячком не станет. Все, что она будет знать, это как мы ее любим и как мы хотели, чтобы она родилась».

Элвин не знал, убедил ли он Пегги или она согласилась снова завести ребенка только ради него. Во время второй беременности она, как и в первый раз, разъезжала по всей стране и боролась за освобождение рабов, стараясь при этом, чтобы оно не привело к войне. Элвин в ее отсутствие оставался в Церкви Вигора и учил желающих началам созидания.

Оставался, пока она не давала ему какого-нибудь поручения. Вот и теперь Пегги отправила его вниз по реке в Нуэва-Барселону, хотя в глубине души ему хотелось побыть дома с ней вместе и позаботиться о ней.

Она, будучи светочем, прекрасно знала, чего он хочет, – стало быть, сама хотела как раз обратного: пожить врозь.

С этим Элвин мог примириться, что не мешало ему отыскивать ее на грани сна и засыпать, лишь когда в нем затеплятся два сердечных огня – ее и ребенка.

Элвин проснулся в темноте, поняв, что происходит что-то неладное. Рядом с ним горел чей-то сердечный огонь, и он слышал тихое дыхание крадущегося к нему человека. Запустив «жучка», он определил, что тот тянется к котомке, которую Элвин обхватил рукой.

Кража? Чертовски глупая затея на борту парохода, если у незнакомца именно это на уме. Разве только он превосходный пловец и способен добраться до берега с тяжелым золотым лемехом.

Нож злоумышленника висел на поясе, и тот пока не собирался его доставать. Элвин, учитывая это, произнес как можно тише:

– Если вы ищете что-нибудь съедобное, дверь с той стороны.

Ох, как подскочило при этом сердце у незнакомца! И первым делом он схватился за нож – это движение, как отметил Элвин, было у него хорошо отработано.

Впрочем, он почти сразу взял себя в руки. Элвин догадывался почему – ночь была темная, и незнакомец полагал, что Элвин видит в темноте не лучше его самого.

– Уж очень вы сильно храпели. Я просто хотел перевернуть вас на другой бок.

Элвин знал, что он врет. Когда Пегги давно уже пожаловалась на его храп, Элвин разобрался, отчего люди храпят, и преобразовал свою носоглотку так, чтобы не производить больше подобного шума. Он взял за правило не пользоваться даром ради собственного блага, но счел, что от храпа нужно избавиться ради других – ему-то это спать не мешало.

Однако он не подал виду и сказал:

– Спасибо. Но сплю я чутко, и если попросить меня повернуться, я тут же послушаюсь. Жена всегда так делает.

И тут незнакомец беззастенчиво признался в своих намерениях:

– Знаете, когда человек так прижимает свою котомку к себе, других так и разбирает поглядеть, что у него там такое.

– Когда я не прижимаю ее к себе, других разбирает не меньше, и гак им куда сподручнее подобраться к ней в темноте и познакомиться с ней поближе.

– Больше, полагаю, вы мне ничего не скажете?

– На вежливый вопрос я всегда готов ответить.

– Но поскольку спрашивать, что лежит у вас в котомке, невежливо, вы не станете отвечать.

– Приятно познакомиться с человеком, знающим толк в хороших манерах.

– Хорошие манеры и нож, который не ломается у черенка, – вот что помогает мне жить в этом мире.

– Мне вполне достаточно хороших манер. А нож ваш мне нравился больше в ту пору, когда еще был напильником.

Незнакомец одним прыжком отскочил к двери, выхватив нож.

– Кто ты и что обо мне знаешь?

– Ровно ничего, сэр. Но я кузнец и вижу, когда нож переделывают из напильника. По мне, это скорее меч, а не нож.

– Я ни разу не доставал нож на этом пароходе.

– Рад это слышать. Но когда вы спали, а я вошел, было светло, и я хорошо рассмотрел ножны у вас на поясе. Нож не бывает таким толстым у основания, и пропорции у него в самый раз для напильника.

– С виду это невозможно определить. Вы что-то слышали. Кто-то распустил свой язык.

– Люди всегда говорят, но не обязательно про вас. Просто я хорошо знаю свое дело, а вы, полагаю, знаете свое. Меня зовут Элвин.

– Элвин Смит,[2]2
  Смит (Smith) – по-английски «кузнец»; самая распространенная англоязычная фамилия. – Примеч. пер.


[Закрыть] э?

– Мне повезло в жизни: я получил имя. Держу пари, что и у вас оно есть.

Незнакомец усмехнулся и спрятал нож.

– Джим Бови.

– Ваша-то фамилия как будто не от ремесла образована.

– Это шотландское слово. Означает «светловолосый».

– Но у вас волосы темные.

– Ну, первый Бови, ручаюсь, был белокурый викинг. Ему понравилась Шотландия, когда он разбойничал там, вот он и остался.

– Его дух, наверно, возродился в ком-то из потомков, и тот переплыл еще одно море.

– Я сам викинг до мозга костей. Вы правильно угадали насчет ножа. Пару лет назад я присутствовал на дуэли – дело было на окраине Натчеза, около кузницы. Оба промахнулись, и все пошло кувырком – люди, знаете, собрались поглядеть на кровь, а тут такое разочарование. Один парень прострелил мне ногу, и я вроде бы выбыл из борьбы, но тут увидел, что майор Норрис Райт связался с парнишкой наполовину меньше его и наполовину моложе. Это меня так взбесило, что я позабыл про рану, а кровь из меня хлестала, как из резаной свиньи. Но я обезумел, схватил кузнечный напильник и вонзил ему прямо в сердце.

– Для этого большая сила нужна.

– А то! Я ведь не промеж ребер его вогнал, а прямо сквозь ребро. Мы, викинги, обретаем силу великанов, когда нас охватывает безумие боя.

– Ваш нож сделан из того самого напильника, верно?

– Один ножовщик в Филадельфии переделал его для меня.

– Обточил, не перековал.

– Точно.

– Этот нож вам приносит удачу.

– Ну, я не умер пока.

– Да, тут без удачи не обойтись, учитывая вашу привычку подкрадываться к спящим и осматривать их багаж.

Улыбка на лице Бови погасла.

– Что ж поделать, если я такой любопытный.

– Понимаю. У меня тот же порок.

– Теперь ваша очередь.

– Очередь? И что же я должен сделать?

– Рассказать вашу историю.

– Мою? У меня при себе только свежевальный ножик, но он сослужил мне хорошую службу в диких краях.

– Вы же знаете, я не об этом спрашиваю.

– Ну а я рассказываю об этом.

– Я вам рассказал про свой нож, а вы расскажите про свою котомку.

– Про нож вы всем рассказываете, чтобы не так часто пускать его в ход. А я про котомку не рассказываю никому.

– Этим вы только любопытство разжигаете в людях. А кое у кого могут возникнуть и подозрения.

– Время от времени такое случается. – Элвин свесил ноги с койки и встал. Он уже прикинул на глаз габариты Бови и знал, что сам он дюйма на четыре выше, что руки у него длиннее и плечи шире – недаром же он кузнец. – Но моя милая улыбка рассеивает все подозрения.

– Да, детина ты будь здоров! – засмеялся Бови. – И никого не боишься.

– Я много кого боюсь. Особенно людей, которые вгоняют напильники сквозь ребро прямо в сердце.

– Странное дело, – задумчиво сказал Бови. – Меня в жизни многие боялись – но чем больше они боялись, тем реже признавались, что боятся. Ты первый, кто прямо сразу так и сказал. Это что же выходит – ты боишься меня больше всех? Или совсем не боишься?

– Я вам вот что скажу: держитесь подальше от моей котомки, и нам не придется это выяснять.

Бови засмеялся опять, но его мимика больше напоминала оскал дикой кошки.

– Нравишься ты мне, Элвин Смит.

– Приятно слышать.

– Я знаю человека, которому как раз такие ребята требуются.

Стало быть, этот Бови входит в компанию Тревиса, подумал Элвин.

– Если вы про мистера Тревиса, то мы с ним уже условились, что он пойдет своей дорогой, а я своей.

– Вон оно что, – сказал Бови.

– Вы к нему только в Фивах присоединились?

– Про нож я тебе рассказал, но про свои планы не стану рассказывать.

– Ну, а я из своих секрета не делаю. Я планирую снова лечь спать и попытаться досмотреть сон, который вы прервали, вознамерившись прекратить мой храп.

– Хорошая мысль, – одобрил Бови. – А поскольку я ночью совсем не спал из-за твоего храпа, то займусь тем же самым, пока солнышко не взойдет.

Элвин лег и прижал котомку к себе. К Бови он повернулся спиной, но, конечно, оставил в нем своего «жучка» и мог следить за каждым его движением. Тот долго стоял, глядя на Элвина, и Элвин по биению его сердца и бурной циркуляции крови видел, что тот неспокоен. Что им владело – гнев или страх? Трудно об этом судить, когда лица не видно, да и тогда нелегко. Но его сердечный огонь дал Элвину понять, что Бови принимает какое-то решение.

Не скоро ему удастся уснуть, коли он так взбудоражен. С этой мыслью Элвин проник в Бови и стал успокаивать его.

умеряя его сердцебиение и выравнивая дыхание. Многие думают, что тело всегда откликается на эмоции, но Элвин знал, что бывает и наоборот. Тело ведет, а эмоции подчиняются.

Через пару минут Бови начал зевать, а там и уснул вскоре – не сняв ножа и держа руку поблизости от него.

Интересные, однако, друзья у этого Тревиса.

Артура Стюарта переполняла самоуверенность. Но если ты это чувствуешь и компенсируешь нахальство повышенной осторожностью, ничего дурного с тобой произойти не должно, так ведь? Разве только когда твоя заносчивость преувеличивает в тебе сознание собственной безопасности.

У миз Пегги это называлось «рассуждать вкруговую». Такие рассуждения не приводят никуда – или приводят куда угодно. Думая о миз Пегги, Артур всегда чувствовал себя виноватым из-за того, как он говорит. Да только что пользы говорить правильно? Мулат, навострившийся говорить как джентльмен, – да на него будут смотреть, как на дрессированную обезьяну. Как на собаку, которая ходит на задних лапах. Джентльменом он от этого все равно не станет.

Потому-то он и ведет себя так нахально – вечно ему хочется что-то доказать. Но только не Элвину.

Нет, Элвину в первую очередь, Потому что тот обращается с ним как с мальчишкой, хотя Артур взрослый мужчина. Как с сыном, хотя Артур ничей.

Все эти мысли тоже ни к чему, когда тебе необходимо вынести вонючую кадку, провозившись с этим как можно дольше – надо же выяснить, кто из рабов говорит по-английски или по-испански.

– Quien me compreende? – прошептал Артур. («Кто меня понимает?»)

– Todos te compreendemos, pero calle la boca, – ответил ему третий с краю. («Мы все тебя понимаем, только рот закрой».) – Los blancos piensan que hay solo uno que hable un poco de ingles.

Надо же, как он тарахтит – и выговаривает совсем не так, как кубинец. Но Артур уже обрел чувство языка и понимал, в общем, все. Они все говорят по-испански, но притворяются, будто только один из них немного знает английский.

– Quieren fugirde ser esclavos? («Хотите стать свободными?»)

– La unica puerta es la muerta. («Единственный способ – это смерть».)

– Al otro lado del rio hay rojos que son amigos nuestros. («Ha той стороне реки живут краснокожие – они наши друзья».), – сказал Артур.

– Sus amigos no son nuestros. («Ваши друзья – не наши друзья».)

Другой пленник кивнул.

– Y ya no puedo nadar. («Я все равно не умею плавать».)

– Los blancos, que van a hacer? («Что собираются делать белые?»)

– Piensan en ser conquistadores. («Конквистадорами себя считают» – эти люди, как видно, не слишком высокого мнения о своих хозяевах.) – Los Mexicos van comer sus corazones. («Мексиканцы сожрут их сердца».)

– Tu hablas como cubano, – включился в беседу еще один. («Ты говоришь как кубинец».)

– Soy americano. Soy libre. Soy… – Артур не успел еще выучить, как будет по-испански «гражданин». – Soy igual. («Я равный».) Не совсем, правда, но все-таки более равный, чем вы.

Несколько рабов усмехнулись, услышав это.

– Ya hay vista, tu dueño. – Артур понял только «dueño» – хозяин.

– Es amigo, no dueño. («Он мне друг, а не хозяин».)

Это их насмешило, но смеялись они потихоньку, поглядывая на стражника, который дремал, привалившись к стене.

– Me de promesa. («Обещайте мне».) Cuando el ferro quiebra, no se maten. No salguen sin ayuda. («Когда железо сломается, не убивайте себя», – хотел сказать Артур – но, возможно, это означало «не дайте себя убить». – «И не уходите без помощи».) Пленники смотрели на него в полнейшем недоумении.

– Voy quebrar el ferro, – повторил он. («Я хочу сломать железо».)

Один из них с насмешкой протянул к нему руки, звякнув цепью. Другие с тревогой покосились на стражника.

– No con la mano, – сказал Артур. – Con la cabeza.

Пленники разочарованно переглянулись. Артур знал, о чем они думают: этот парень просто спятил – вообразил, что может ломать железо если не руками, то головой. Но лучшего объяснения он им дать не мог.

– Mañana, – сказал он, («До завтра».) Они закивали в ответ, явно не веря ему.

Вот тебе и выучил испанский! Хотя дело, возможно, в другом – они просто никогда не слыхали о созидании и не знают, что человек способен ломать железо силой своего разума.

Артур знал, что ему это под силу. Это был простейший урок Элвина, но он только недавно понял, что Элвин имел в виду, говоря о проникновении в металл. До сих пор Артуру казалось, что для этого надо сильно напрячься мысленно, а оказалось, что совсем не так. Все гораздо проще. Как с иностранным языком. Пробуешь его на вкус и начинаешь чувствовать. Ты чувствуешь, например, что хотя «mano» оканчивается на «о», впереди надо ставить артикль «lа», а не «el». Просто знаешь, что так надо, и все.

В Карфаген-Сити он дал торговцу, продававшему плюшки, двадцать пять центов, а тот зажилил сдачу. Вместо того чтобы орать на него – разве мыслимо, чтобы цветной подросток орал на белого человека? – Артур просто подумал о монетке, которую все утро держал в кулаке: какая она была теплая и как хорошо было ее ощущать. Он точно проник в ее металлическую сущность, как проникал в музыку языка. И, продолжая думать о ней, представил себе, что она становится все теплее…

Он продолжал представлять себе это, а торговец вдруг завопил и начал хлопать себя по карману, куда положил четвертак.

Монета жгла его!

Продавец попытался выудить монетку, но она обожгла ему пальцы. Тогда он скинул пиджаки при всем честном народе спустил штаны вместе с подтяжками. Монета, выкатившись из кармана, зашипела, деревянный тротуар задымился.

Торговца занимало только одно – ожог у него на ляжке. Артур представил, что монетка остыла, поднял ее и сказал:

– Мне еще сдача причитается.

– Убирайся вон, черный дьявол! Проклятый колдун. Проклинать деньги, которые даешь человеку – все равно что воровать.

– Смешно такое слышать от человека, который берет с тебя четвертак за пятицентовую булочку.

В разговор вмешались прохожие.

– Четвертак у парня хотел зажать, да?

– На то закон есть, хоть парень и черный.

– Воруешь у тех, кто ответить не может.

– Подтяни штаны-то, болван!

В итоге Артур получил сдачу с четвертака и хотел вернуть жулику его пять центов, но тот его и близко не подпустил.

«Ну что ж, я пытался, – подумал Артур Стюарт. – Я не вор. Я творец, вот я кто».

Не такой, как Элвин, конечно, но монету он, черт побери, раскалил, да так, что она чуть карман тому малому не прожгла.

«Если я это могу, то и всему остальному смогу научиться», – думал Артур – это и вселяло в него такую самоуверенность. Каждый день он практиковался на любых металлических предметах, которые ему попадались. Плавить железо, конечно, ни к чему – рабы ему спасибо не скажут, если он, снимая с них цепи, сожжет им запястья и лодыжки.

Он хотел просто размягчить металл, не раскаляя его. Это куда труднее, чем просто нагреть. Он то и дело ловил себя на том, что опять напрягается, пытаясь навязать металлу мягкость. Но стоило ему расслабиться и ощутить металл в голове, как песню, он постепенно опять начинал понимать, как это нужно делать. Он размягчил пряжку собственного ремня так, что мог гнуть ее, как ему хотелось. В конце концов он снова придал ей форму пряжки, чтобы штаны не свалились.

Но пряжка была медная, а медь от природы мягче железа. И даже с ней Артур добился успеха совсем не скоро. А вот Элвин однажды у него на глазах размягчил ствол ружья в тот самый миг, когда владелец этого ружья в него выстрелил.

Артур пока делает это медленно, а рабов между тем двадцать пять человек, и у каждого по два железных браслета – на ноге и на руке, – и надо, чтобы все они дождались, пока последний из них не станет свободным. Если кто-то побежит раньше времени, схватят всех.

Он, конечно, мог попросить о помощи Элвина, но тот уже дал ему свой ответ. Пусть остаются рабами, вот как решил Элвин. Но Артур этого не допустит. Судьба этих людей в его руках. Он теперь по-своему тоже творец, и ему решать, когда ждать, а когда действовать. Он не умеет исцелять болезни, как Элвин, и подчинять себе животных, и превращать воду в стекло. Но железо он, черт возьми, размягчать умеет и непременно освободит этих людей.

Завтра ночью.

На следующее утро они из Гайо вошли в Миззипи, и Элвин впервые за многие годы увидел над рекой туман Тенскватавы.

В него входишь, как в стену. На ясном небе ни облачка, и когда смотришь вперед – ничего особенного. Так, легкая дымка. И вдруг ты уже видишь не дальше чем на сто ярдов перед собой – в том случае, если движешься вверх или вниз по реке. Если вздумаешь переправиться на правый берег, тебе покажется, что ты ослеп – ты не увидишь даже носа собственной лодки.

Это ограда, поставленная Тенскватавой для зашиты краснокожих, ушедших на запад после того, как Такумсе проиграл свою войну. Все краснокожие, не желавшие жить по закону белого человека, все, кто покончил с войной, переправились на запад, и Тенскватава закрыл за ними дверь.

О западных землях Элвин слышал от трапперов, которые бывали там раньше. Они говорили, что горы там скалистые и такие высокие, что снег на вершинах не тает даже в июне. Там есть места, где горячая вода сама собой бьет из земли на пятьдесят футов вверх, а то и выше. Там пасутся стада бизонов – они могут идти мимо тебя целые сутки, и назавтра их будет не меньше, чем вчера. Там есть прерии, пустыни и сосновые леса, а высоко в горах, как алмазы, таятся озера – если заберешься туда, к вечным снегам, тебе нечем будет дышать.

И все это теперь – земля краснокожих, куда белых никогда больше не допустят. Для того над рекой и стоит туман.

Да только для Элвина это не преграда. Если бы он захотел, то мог бы рассеять туман и перебраться на тот берег. И никто бы его не тронул. Так повелел Тенскватава, и нет среди краснокожих ни одного, кто нарушил бы волю пророка.

Он даже подумывал высадиться на берег, подождать, когда пароход уйдет, а потом достать каноэ и найти на том берегу своего старого друга и учителя. Славно было бы потолковать с ним о том, что творится в мире. Обсудить слухи о грядущей войне между Соединенными Штатами и Королевскими Колониями – а может быть, между свободными штатами и рабовладельческими. Обсудить возможность войны с Испанией ради захвата устья Миззипи и возможность войны Королевских Колоний с Англией.

Теперь возник новый слух – о войне с Мексикой. Что сказал бы на это Тенскватава? У него, наверное, много своих забот – возможно, как раз теперь он старается объединить всех краснокожих, чтобы повести их на юг и защитить свои земли против народа, который вырывает пленным сердца на вершинах усеченных пирамид в угоду своему богу.

Элвин думал об этом, стоя у поручней правого борта – штирборта, хотя непонятно, зачем речникам такие мудреные слова вместо простых «право» и «лево». Он стоял там, смотрел в туман и видел не больше, чем любой другой человек, как вдруг его внутренний глаз засек на реке два сердечных огня.

Они крутились на самой середине реки, не различая, где вверх, а где низ, и им было страшно. Элвин понял это в одно мгновение. Двое на плоту, а плот без дифферента, с носовым креном. Неопытные, стало быть, и плот у них самодельный. Руль сломался, и они теперь не знают, как направлять плот вниз по реке. Они брошены на волю течения и не видят, что происходит в пяти футах от них.

«Королева Язу», конечно, производит достаточно шума, но туман обладает свойством глушить звуки. И даже если эти двое услышат пароход, разве они поймут, что это? Перепуганные люди могут подумать, что по реке плывет какое-то чудовище.

Как же Элвину быть со всем этим? Как заявить, что он видел то, чего никто другой не видит? Течение здесь слишком сильное для него – он не сможет его преодолеть, чтобы подвести плот поближе.

Придется немного приврать. Элвин повернулся и крикнул:

– Слышите? Видите их? Плот потерял управление! Там люди, их крутит на одном месте, и они взывают о помощи!

Капитан и рулевой вместе перегнулись с мостика, и рулевой заявил:

– Я ничего не вижу!

– Я их видел секунду назад, – пояснил Элвин. – Недалеко отсюда.

Капитан Ховард понимал, куда ветер дует, и его это не устраивало.

– Я не поведу «Королеву Язу» еще глубже в этот туман! Нет, сэр! Прибьются к берегу чуть пониже – это их дело, не наше.

– Речной закон! – возразил ему Элвин. – Люди терпят бедствие!

Рулевой молчал. Закон действительно обязывал оказывать помощь в таких случаях.

– Я не вижу никого, кто терпел бы бедствие, – упорствовал капитан.

– Поворачивать пароход нет нужды. Дайте мне шлюпку, и я привезу их.

Это капитана тоже не устраивало, но рулевой был человек порядочный, и скоро Элвин уже сидел в спущенной на воду шлюпке.

Не успел он отчалить, в лодку свалился мешком Артур Стюарт.

– В жизни не видел, чтобы люди прыгали так неуклюже, – сказал Элвин.

– Хочешь, чтобы я пропустил самое интересное? Ну уж нет!

– Не спешите так, мистер Смит, – окликнул сверху Джим Бови. – Двое сильных мужчин в таком деле лучше одного. – И тоже прыгнул – довольно ловко, учитывая, что он был лет на десять старше Элвина и лет на двадцать – Артура. Он легко опустился на ноги, и Элвин подумал: «Интересно, какой у него талант?» Смертоубийство для этого человека, возможно, только побочный промысел. Уж очень он легок – как пух.

Бови с Элвином сели на весла. Артур сидел на корме, таращил глаза и все время спрашивал:

– Далеко еще?

– Их могло отнести течением, – сказал Элвин, – но они где-то тут.

Видя скептическую мину Артура, он сделал такие глаза, что до парня наконец дошло.

– Кажется, я их вижу, – тут же выпалил он, подыгрывая Элвину.

– Вы ведь не собираетесь плыть до того берега, чтоб краснокожие нас прикончили? – осведомился Бови.

– Нет, – заверил его Элвин. – Я видел этих ребят, как вас вижу, и не хочу, чтоб их смерть была на моей совести.

– Так где же они, по-вашему?

Элвин, конечно, знал где, и по возможности греб прямо к ним. Трудность заключалась в том, что Бови греб немного в другом направлении. Оба гребца сидели к плоту спиной, и Элвин не мог даже притвориться, что видит его. Он лишь старался работать веслами немного сильней, чем Бови.

Артур, глядя на них, закатил глаза.

– Может, вы перестанете делать вид, что верите друг дружке, и будете грести в одну сторону?

Бови на это засмеялся, Элвин вздохнул.

– Ничего вы не видели, – сказал Бови. – Я наблюдал за вами – вы смотрели прямо в туман.

– Вот, значит, почему вы поехали с нами.

– Надо же было выяснить, на что вам лодка.

– Я хочу спасти двух парней на плоту, которых крутит течение.

– Продолжаете настаивать, что это правда?

Элвин кивнул, и Бови опять засмеялся:

– Выходит, провели вы меня.

– Тогда позвольте мне еще немного побыть ведущим. Чуть правее, пожалуйста.

– Такой у вас, значит, дар? Видеть в тумане?

– Похоже на то, разве нет?

– Не совсем. В вас есть много такого, что простым глазом не видно.

– Да неужели? – Артур с подчеркнутым удивлением оглядел плотную фигуру Элвина.

– А ты вовсе не раб. – Это Бови произнес уже без смеха, и Элвин с Артуром почуяли беду.

– Раб, – сказал Артур Стюарт.

– Ни один раб не посмеет так отвечать белому, дубина. По твоему языку сразу видно, что кнута ты не пробовал.

– Это вы хорошо придумали – сопровождать нас, – заметил Элвин.

– Можете не беспокоиться. У меня у самого есть секреты, и чужие я тоже хранить умею.

«Уметь-то умеешь, но вот сохранишь ли?»

– Не такой уж это страшный секрет, – сказал Элвин. – Я отвезу парня на север и вернусь назад другим пароходом.

– Судя по рукам и плечам, ты точно кузнец. Но ни один кузнец, глядя на зачехленный нож, не сможет сказать, что он переделан из напильника.

– Я хорошо знаю свое ремесло, – сказал Элвин.

– Элвин Смит. Пора бы тебе путешествовать под другим именем.

– Отчего так?

– Ты тот самый кузнец, что несколько лет назад убил пару ловчих.

– У моей жены эти ловчие убили мать.

– Да чего там… Ни один суд не вынесет тебе приговора, как и мне за мои дела. Мне сдается, у нас с тобой много общего.

– Меньше, чем вы думаете.

– Тот же Элвин Смит сбежал от своего хозяина, прихватив с собой одну вещь.

– Ложь. И он знает, что это ложь.

– Уверен, что знает, – но так говорят.

– Не всякому слуху верь.

– И то верно. Что-то ты уже не так налегаешь на весла, а?

– Думается, нам лучше не спешить, пока мы не закончили свой разговор.

– Я просто пытаюсь сказать тебе кое-что – заметь, по-хорошему. Я, кажется, знаю, что ты носишь в своей котомке. Ты должен быть большим умельцем, если слухи не врут.

– И что же я, по-вашему, такое умею? Летать?

– Говорят, ты умеешь железо превращать в золото.

– Здорово было бы, правда?

– Будешь отрицать?

– Железо я умею превращать только в подковы и дверные петли.

– Но один-то раз это тебе удалось?

– Нет, сэр. Говорю вам, все это выдумки.

– Я тебе не верю.

– Вы хотите сказать, что я лгу?

– Не обижайся только, ладно? Я много раз дрался на дуэли и всегда побеждал.

Элвин промолчал. Бови тяжело и пристально посмотрел на Артура Стюарта, а затем промолвил:

– Вот оно что.

– О чем вы? – спросил Артур.

– Ты меня не боишься.

– Боюсь, – возразил Артур.

– Ты боишься, что я про тебя знаю, но не боишься, что я вызову твоего мнимого хозяина на дуэль.

– Очень даже боюсь.

Бови в один миг бросил весла, выхватил нож и приставил его прямо к горлу Элвина – но от ножа к тому времени осталась одна рукоять.

Улыбка медленно сползла с лица Бови, когда он осознал, что его драгоценный нож, бывший прежде напильником, лишился клинка.

– Ты что наделал? – вскричал он.

– Забавный вопрос для человека, который собирался меня убить.

– Я хотел только попугать тебя. Не надо было делать такое с моим ножом.

– Чужие намерения я разгадывать не умею. Беритесь за весла.

Бови повиновался.

– Этот нож приносил мне удачу.

– Стало быть, кончилась она, ваша удача.

– Думать надо, кому грозите ножом, мистер Бови, – вставил Артур.

– Я хотел только сказать, что ты именно тот человек, который нам нужен. Незачем было ломать мой нож.

– В следующий раз, когда соберетесь привлечь человека на свою сторону, не тычьте в него ножом, – сказал Элвин.

– И не угрожайте раскрыть его секреты, – добавил Артур.

Бови, который до сих пор просто дулся, встревожился: