Текст книги "Ксеноцид (др. перевод)"

Автор книги: Орсон Скотт Кард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

8
Чудеса

– Недавно Эндер обратился к нам с просьбой, чтобы мы придумали способ перемещаться в пространстве со скоростью, превосходящей скорость света. Он очень просил, чтобы мы хорошенько над этим поразмыслили.

– И ты ответила ему, что это невозможно.

– Мы так считаем. Так считают люди-ученые. Но Эндер настаивает на том, что если ансибли могут передавать информацию, значит и мы сможем с такой же скоростью пересылать материю. Чушь, конечно, – разница между информацией и физической реальностью слишком велика.

– А для чего ему вдруг потребовалось путешествовать с такой скоростью?

– Вот ведь глупость, да? Добраться куда-то, обогнав по пути свой образ?! Все равно что пытаться войти в зеркало, чтобы познакомиться с отражением самого себя.

– Эндер и Корнерой не раз обсуждали это – я слышал. Эндер считает, что, возможно, и материя, и энергия состоят из одного и того же – из информации. Наша физическая реальность – не что иное, как послание, которое филоты передают друг другу.

– И что ответил Корнерой?

– Он сказал, что Эндер в чем-то прав. Физическая реальность действительно послание, но послание это есть вопрос, который филоты постоянно задают Богу.

– Какой вопрос?

– Он состоит всего из одного слова: почему?

– И как же Бог отвечает филотам?

– Он отвечает им жизнью. Корнерой говорит, что, наделив Вселенную жизнью, Господь тем самым придал ей смысл.

Вся семья Миро собралась, чтобы встретить его по возвращении на Лузитанию. Прошло столько лет, а они по-прежнему любили его. И он любил их и после месяца, проведенного в космосе, с нетерпением ожидал мгновения, когда снова увидит семью. Миро понимал, по крайней мере умом, что за месяц полета на планете минуло четверть столетия. Он подготовил себя к морщинкам на лице матери, к тому, что Грего и Квара стали совсем взрослыми – им уже по тридцать с лишним лет. Чего он никак не мог предвидеть, так это того, что они станут ему чужими. Нет, больше чем чужими. Они превратились в абсолютно незнакомых людей, которые жалели его, считали, что знают его, и смотрели на него как на ребенка. Они стали старше его. Все как один. И в то же время оставались куда моложе, потому что боль и потери не коснулись их, в отличие от него.

Как обычно, Эла повела себя лучше всех. Она обняла Миро, поцеловала и сказала:

– Я чувствую себя такой смертной! Но я рада, что ты, как прежде, молод.

По крайней мере, у нее хватило мужества признать, что между ними теперь встала стена, хоть и притворилась, будто в роли этой стены выступила молодость. Все верно, Миро действительно остался таким, каким они его помнили. Во всяком случае, его лицо осталось прежним. Давным-давно потерянный брат восстал из мертвых; вечно молодой призрак явился преследовать семью. На самом деле их отделяло друг от друга то, как он двигался, как говорил.

Они явно забыли, каким беспомощным он стал, как плохо откликается его поврежденное тело на приказы мозга. Подволакивающий шаг, бессвязная, почти неразборчивая речь – их память стерла все недостатки и зафиксировала его таким, каким он был до несчастного случая. Кроме того, он всего лишь за несколько месяцев до путешествия стал калекой. Они с легкостью позабыли об этом и вспоминали Миро таким, каким знали его много лет: сильным, здоровым, единственным мужчиной, которого они могли сравнить с человеком, называемым ими отцом. Теперь им трудно было скрыть потрясение. Он видел их сомнения, ловил брошенные украдкой взгляды, чувствовал, как они изо всех сил пытаются не обращать внимания на его невнятную речь, на его медленный шаг.

Он всем телом ощущал их нетерпение. Спустя несколько минут он заметил, как кое-кто начинает искать пути к отступлению. «Слушай, еще столько дел! Увидимся за обедом». Его увечность заставляла их чувствовать себя настолько неуютно, что им приходилось спасаться бегством, им нужно было какое-то время, чтобы принять Миро таким, каким он вернулся к ним, или, возможно, придумать, как бы с ним вообще не встречаться или хотя бы делать это как можно реже. Хуже всего оказались Грего и Квара, они первыми обратились в бегство, что очень уязвило Миро, а ведь когда-то они боготворили его. Конечно, он понимал, насколько тяжело им было иметь дело с Миро-калекой, который оказался перед ними. Образ прежнего Миро был овеян наивной романтикой, и, естественно, им было больно видеть столь явное противоречие своим идеалам.

– Мы хотели устроить большой семейный обед, – сказала Эла. – Мама была за, но я подумала, что лучше подождать. Надо дать тебе время освоиться.

– Надеюсь, вы не ждали только меня все эти годы, чтобы сесть за стол, – улыбнулся Миро.

Казалось, только Эла и Валентина поняли его шутку; они единственные отреагировали естественно, усмехнувшись вместе с ним. Остальные, насколько заметил Миро, вообще не разобрали ни слова.

Они стояли в высокой траве рядом с посадочной площадкой, здесь собралась его семья. Мать, ей уже за шестьдесят, волосы приобрели серый, стальной оттенок, лицо светится силой, как и прежде. Он вдруг понял, что когда-нибудь она умрет. Не через тридцать – сорок лет, но умрет. Замечал ли он раньше, как она красива? Ему казалось, что союз с Говорящим от Имени Мертвых смягчит ее, вернет ей былую молодость. Может быть, так и случилось, может быть, Эндрю Виггин возродил в ее сердце огонь молодости. Но тело ее стало таким, каким сделало его время. Она постарела.

Эла, ей сорок. Мужа рядом не видно, может, она и замужем, а он просто не пришел. Но скорее всего, не замужем. Эла вышла замуж за свою работу. Она, казалось, была искренне рада видеть Миро, пусть даже и не могла скрыть жалости и участия. Неужели она думала, что месяц полета на скорости света каким-то образом излечит его? Неужели она думала, что он сойдет с шаттла сильным и крепким, как покоряющий пространства бог из дешевой мелодрамы?

Квим, облаченный в одеяния священника. Джейн говорила Миро, что его брат стал известным миссионером. Он обратил в веру более полудюжины лесов пеквениньос, окрестил их и, с высочайшего согласия епископа Перегрино, рукоположил свинксов-священников, чтобы те толковали Священное Писание своему народу. Он окрестил всех пеквениньос, вынырнувших из материнских деревьев, всех матерей, прежде чем те умерли, всех стерильных жен, которые заботились о маленьких матерях и их отпрысках, всех братьев, ищущих славной смерти, и все деревья. Однако только жены и братья могли принимать причастие, а что касается свадеб, то сложно было изобрести какой-нибудь разумный путь, чтобы сочетать браком дерево-отца и слепых, неразумных личинок, спаривающихся с ним. Но Миро отметил в глазах Квима огонек священной экзальтации. Это было мерцание силы, использованной во благо. Из всей семьи Рибейра Квим единственный с раннего детства знал, чему он хочет посвятить дальнейшую жизнь. И теперь он воплощал свою мечту. Если не обращать внимания на теологические неувязки, он явился святым Павлом для свинксов, и это наполняло его постоянной радостью. «Ты служишь Богу, младший брат, и Бог сделал из тебя своего человека».

Ольяду. Его серебряные глаза блестят, рукой он обвивает талию прекрасной женщины, их окружают шестеро детей, самый младший едва-едва научился ходить, самая старшая разменяла второй десяток. Несмотря на то что у детей были нормальные глаза, на их лицах все равно было написано свойственное их отцу бесстрастное выражение, отстраненность. Они не переживали, они просто смотрели. Такой взгляд был характерен для Ольяду. Миро вдруг пришла на ум неприятная мысль, что, очень может быть, Ольяду произвел на свет целое семейство безучастных наблюдателей, ходячих записывающих аппаратов, регистрирующих каждое событие, чтобы проиграть его для себя позднее. Нет, у него просто разыгралось воображение. Миро всегда ощущал некоторую неловкость в общении с Ольяду, поэтому приготовился к тому, что из-за похожести детей Ольяду на отца он и с ними будет чувствовать себя скованно. Их мать была очень красива. Ей, наверное, еще и сорока нет. Сколько ей было лет, когда Ольяду женился на ней? Что за женщиной она была, если решилась полюбить человека с искусственными глазами? Может быть, Ольяду записывал их любовные сцены, а затем проигрывал ей, чтобы показать, как она выглядит в его глазах?

Миро немедленно устыдился подобных мыслей. «Неужели при виде Ольяду я могу думать только об одном – о его ущербности? А ведь я его столько времени знаю! Тогда чего же я жду от них? Они тоже видят мою ущербность, когда смотрят на меня. Улететь отсюда было хорошей мыслью. Я рад, что Эндрю Виггин предложил мне это. Вот только возвращаться не стоило – незачем. Так что же я здесь делаю?»

Почти против своей воли Миро повернулся и взглянул на Валентину. Она улыбнулась ему, обвила рукой и прижала к себе.

– Все не так плохо, – сказала она.

Не так плохо, как что?

– Меня приветствует один-единственный брат, больше у меня никого нет, – усмехнулась она. – А тебя пришла встречать вся семья.

– Именно, – буркнул Миро.

Только тогда с ним заговорила Джейн, ее голос зазвенел у него в ухе:

– Нет, не вся.

«Заткнись», – мысленно посоветовал ей Миро.

– Один-единственный брат? – поинтересовался Эндрю Виггин. – Тебе меня мало?

Говорящий от Имени Мертвых выступил вперед и заключил сестру в объятия. Неужели Миро и в этих объятиях заметил какую-то неловкость, натянутость? Разве возможно, чтобы Валентина и Эндрю Виггин стеснялись друг друга?

Да это просто смешно. Валентина, твердая как скала, – ведь она Демосфен, ей положено быть такой, – и Виггин, человек, который вторгся в их жизнь и бесцеремонно перекроил по-своему всю жизнь их семьи. Разве им свойственна робость? Разве они могут стать чужими?

– Ты премерзко постарела, – сказал Эндрю. – И исхудала как щепка. Джакт что, совсем тебя не кормит?

– А что, Новинья готовить не умеет? – в ответ спросила Валентина. – Ты, похоже, еще больше поглупел с тех пор, как мы в последний раз виделись. Я прибыла сюда как раз вовремя, чтобы засвидетельствовать твою полнейшую умственную деградацию.

– А я-то думал, ты спасешь мир.

– Вселенную. Только тебя я пропущу вперед.

Она снова опустила руку на плечо Миро, другой обняла Эндрю и обратилась ко всем присутствующим:

– Вас здесь очень много, но я чувствую себя так, будто знаю всех без исключения. Надеюсь, что и вы скоро испытаете те же чувства по отношению ко мне и моей семье.

«Какой изящный ход! Одной фразой рассеять напряжение, витавшее в воздухе. Даже у меня на душе стало легче, – подумал Миро. – Она управляет людьми. Как управляет ими Эндрю Виггин. Интересно, этому она у него научилась или он – у нее? Или это в их семействе врожденное? Если уж на то пошло, их брат Питер был верховным правителем, он был настоящим Гегемоном. Ну и семейка! Не менее странная, чем моя. Только они странны своей гениальностью, тогда как моя семья стала странной от боли, мучившей нас долгие годы и калечившей наши души. А я самый странный из всех, самый искалеченный. Эндрю Виггин пришел, чтобы залечить наши раны, и преуспел в этом. Но внутренние повреждения – можно ли когда-нибудь излечить их?»

– Как насчет небольшого пикника? – спросил Миро.

На этот раз рассмеялись все. «Ну как, Эндрю, Валентина? Удачно я пошутил? Помог ли я разрядить обстановку? Помог ли каждому притвориться, будто все рады меня видеть и понимают, кто я такой».

– Она хотела прийти, – сообщила в ухо Миро Джейн. «Заткнись, – повторил Миро. – Я все равно не хотел, чтобы она приходила».

– Она увидится с тобой позже.

«Нет».

– Она замужем. У нее четверо детей.

«Мне теперь все равно».

– Она уже много лет не повторяла твоего имени во сне.

«А мне казалось, мы с тобой друзья».

– Мы действительно друзья. Я могу читать твои мысли.

«Ты постоянно суешь нос не в свое дело, старая сучка, и ты ничего не можешь».

– Она придет к тебе завтра утром. В дом твоей матери.

«Ноги моей там не будет».

– Ты думаешь, сможешь убежать?

Во время этого диалога с Джейн Миро ни слова не слышал из того, что говорилось вокруг, но ничего важного он не пропустил. Муж Валентины и ее дети спустились с борта, и она представляла их гражданам Милагре. В частности, их дяде. Миро весьма удивился, видя, с каким благоговением они обращаются к нему. Ах да, ведь они-то знали, кто он такой на самом деле. Эндер Ксеноцид – да, но также Говорящий от Имени Мертвых, человек, написавший «Королеву Улья» и «Гегемона». Теперь и Миро это знал, но в первый раз он встретил Виггина с неприкрытой враждебностью – в его глазах Эндрю был всего лишь Говорящим от Имени Мертвых, жрецом гуманистической религии, который, казалось, намеревался наизнанку вывернуть членов семьи Миро и выставить на свет Божий все их пороки. Что он и сделал.

«Думаю, мне повезло больше, чем им, – подумал Миро. – Мне повезло принять его как человека прежде, чем я узнал, что на самом деле он один из самых великих людей в истории человечества. Они, наверное, никогда не узнают его так, как я. А вообще-то, я на самом деле не знаю его. Я никого не знаю, и никто не знает меня. Мы проводим наши жизни в догадках о том, что происходит в голове нашего соседа, и, когда вдруг по счастливой случайности угадываем правильно, начинаем считать, что мы „поняли“ его. Какая чушь! Даже обезьяна, посади ее за компьютер, какое-нибудь слово да напечатает».

«Вы не знаете меня, никто меня не знает, – мысленно повторил он. – А меньше всех – та проклятая стерва, вечно сующая свой нос куда попало и живущая у меня в ухе. Эй, ты слышала?»

– Твое нытье? Как же я могла пропустить такое?!

Эндрю загружал багаж в машину. Места оставалось максимум для двоих-троих человек.

– Миро, ты поедешь со мной и Новиньей?

Но ответ Миро предупредила Валентина, взяв его за руку.

– Не поддавайся на его уговоры, – сказала она. – Лучше пройдись со мной и Джактом. Мы все привыкли друг к другу за время путешествия на корабле.

– Отлично, – кивнул Эндрю. – Мать не видела его двадцать пять лет, а ты хочешь, чтобы он прогулялся с тобой. Ты сама чуткость.

Эндрю и Валентина продолжали общаться в том насмешливом тоне, который избрали с самого начала, поэтому от решения Миро здесь ничего не зависело. Виггины шутя принялись разбираться между собой. Никогда в жизни он бы не сказал: «Мне надо ехать, я ведь калека». Не мог он принять и брошенный ему вызов, ведь тогда кто-то непременно принялся бы опекать его. Сам спор был затеян так ловко, что Миро даже показалось, что Валентина и Эндрю сговорились между собой заранее. А может, им и не нужно было сговариваться наперед. Может быть, они провели столько лет вместе, что без малейших раздумий выбирали правильный путь, чтобы ни в коем случае не причинить боль или обиду другим людям. Подобно актерам, которые настолько часто исполняли вместе одни и те же роли, что могли без малейшего смущения импровизировать.

– Я, пожалуй, пройдусь, – сказал Миро. – Я пойду кружным путем. Вы идите вперед.

Новинья и Эла было запротестовали, но Миро заметил, как Эндрю тихонько сжал Новинье руку, а что касается Элы, то ее протесты пресек Квим, обняв ее за плечи.

– Иди прямо домой, – сказала напоследок Эла. – Долго или недолго, мы будем ждать тебя. Иди прямо домой.

– Куда ж еще мне идти? – усмехнулся Миро.

Валентина не знала, что случилось с Эндером. Шел всего лишь второй день ее пребывания на Лузитании, но она уже почувствовала: происходит что-то не то. Конечно, неприятностей было достаточно, чтобы заставить Эндера беспокоиться и искать выхода. Он посвятил сестру в проблемы, возникшие у ксенобиологов с десколадой, в суть напряженных отношений между Грего и Кварой, и, конечно, не стоило забывать о флоте, направленном Конгрессом, – о смерти, грядущей с неба. Но Эндеру не впервой приходилось сталкиваться со всякого рода неприятностями, в особенности за годы полетов в качестве Говорящего от Имени Мертвых. Он с головой погружался в проблемы наций и семей, обществ и отдельных людей, пытаясь понять, а затем освободить и исцелить сердца от всяческих недугов. Но никогда он не реагировал на все так болезненно, как сейчас.

Хотя нет, один раз было.

Когда они были совсем детьми, Эндера прочили на должность главнокомандующего флотом, посланным против заселенных жукерами миров. После нескольких лет обучения в Боевой школе его привезли ненадолго на Землю – как выяснилось позднее, это был период затишья перед последней бурей. Эндер и Валентина не виделись друг с другом с тех пор, как ему исполнилось пять лет, им даже не позволяли обмениваться письмами. А затем внезапно воспитатели изменили тактику и привезли Валентину к Эндеру. Он содержался в огромном частном особняке неподалеку от их родного города. Целыми днями он только и делал, что купался или плавал на плоту по озеру, погруженный в себя, совершенно измученный.

Сначала Валентине показалось, что с ним все в порядке, и она безумно обрадовалась, увидев его после долгой разлуки. Но вскоре поняла, что с ним происходит что-то неладное. Только в те дни она не знала Эндера настолько хорошо – ведь он больше половины жизни провел вдалеке от нее. Однако она сразу догадалась, что ему несвойственно настолько уходить в себя. Дело было даже не в этом. У него не осталось мыслей, чтобы в них погружаться, поэтому он словно опустел изнутри, в нем ничего не осталось. Он отделил себя от окружающего мира. И ее задачей было вернуть его назад. Вернуть и показать ему место, которое он занимал в сложной структуре – паутине, сотканной человечеством.

Она сделала это. Поэтому Эндер вернулся в космос и командовал огромным флотом, который наголову разбил жукеров. С тех самых пор Валентина не замечала никаких нарушений в его связи с миром.

А теперь судьба снова разлучила их на значительный срок. Двадцать пять лет для нее и тридцать для него. И снова он кажется каким-то отстраненным. Валентина внимательно изучала Эндера, пока тот вез ее, Миро и Пликт по бескрайним зарослям капима.

– Мы словно маленькая лодочка, затерянная в безбрежном океане, – заметил Эндер.

– Не совсем, – ответила Валентина, припомнив, как один раз Джакт взял ее с собой в один из рейдов, краткосрочный, чтобы только расставить сети. Трехметровые волны высоко подкидывали их, чтобы потом утащить в глубокие провалы. На большой рыбацкой шхуне эти волны практически не замечались, ощущались как не самая сильная качка, но с борта маленького суденышка эти волны выглядели настоящими горами. У Валентины в буквальном смысле слова захватывало дух. Ей пришлось соскользнуть со скамьи на палубу, ухватиться обеими руками за сиденье, и только тогда она смогла облегченно вздохнуть. Тяжелая вздымающаяся масса океана ни в какое сравнение не шла с этой мирной травянистой равниной.

Хотя, может быть, для Эндера аналогия была бесспорной. Может быть, когда он видел расстилающиеся впереди пространства капима, он вспоминал о вирусе десколады, упорно и зло трансформирующейся, чтобы пожрать человечество и всю чуждую ей органику. Может быть, для Эндера прерии Лузитании волновались и шумели так же ужасно, как штормовой океан.

Моряки посмеялись тогда над Валентиной – не насмешничали, а ласково пошутили, – как родители, журящие ребенка за напрасные страхи. «Эти волны – детская забава, – говорили они. – Попробовали бы вы оказаться здесь в шторм, когда волны достигают двадцати метров в высоту».

Внешне Эндер был абсолютно спокоен, как те моряки. Спокоен и участлив. Он поддерживал разговор с ней, с Миро, делал попытки втянуть в разговор постоянно молчащую Пликт, но все-таки что-то скрывал. Что-то произошло между ним и Новиньей? Валентина не так давно была знакома с его женой, чтобы сразу понять, что́ между ними естественно, а что натянуто, – разумеется, открытой ругани не было. Поэтому, скорее всего, проблемой Эндера стала растущая стена между ним и обществом Милагре. Вот это возможно. Валентина хорошо помнила, сколько сил у нее ушло на то, чтобы завоевать расположение трондхеймцев, а ведь она вышла замуж за человека, который обладал огромным влиянием на своей планете. Каково же пришлось Эндеру, женившемуся на женщине, чья семья уже стояла особняком в общине Милагре? Может быть, ему так и не удалось исцелить души здешних людей?

Нет, не то. Когда сегодня утром Валентина встречалась с мэром Ковано Зулжезу и старым епископом Перегрино, те выказали искреннее расположение к Эндеру. Валентине довелось повидать слишком много подобных собраний, чтобы не научиться улавливать разницу между формальными почестями, политическим лицемерием и искренней дружбой. Если Эндер вдруг почувствовал себя отделенным от этих людей, то произошло это вовсе не по их вине.

«Я слишком зацикливаюсь на этом, – подумала Валентина. – Если Эндер кажется немного странным и отчужденным, это все потому, что мы очень долго не виделись. Или потому, что он чувствует себя неуютно с этим сердитым юношей Миро. Или причиной всему Пликт, которая в своем молчаливом и рассчитанном поклонении Эндеру Виггину отталкивает его от нас. А может быть, это я чересчур надавила на него, когда сразу потребовала встречи с Королевой Улья, не успев даже познакомиться с вожаками свинксов. Ни к чему искать причины его нелюдимости за пределами сегодняшней компании».

На горизонте возник столб дыма – они приближались к городу Королевы Улья.

– Ископаемые горючие вещества, – объяснил Эндер. – Она использует их в огромных количествах. В обычных обстоятельствах она бы себе такого не позволила – Королевы Улья обращаются со своими планетами очень бережно и никогда не идут на подобные траты, тем более в ущерб окружающей среде. Но в последнее время жукеры почему-то вдруг заспешили, а Человек говорит, что Королеве Улья было разрешено сжигать и перерабатывать полезные ископаемые в любых необходимых количествах.

– Необходимых для чего? – уточнила Валентина.

– Человек не скажет, как не ответит и Королева Улья, но у меня имеются кое-какие предположения. Думаю, и ты кое о чем догадываешься.

– Неужели свинксы с помощью Королевы Улья надеются за одно поколение построить хорошо развитое индустриальное общество?

– Вряд ли, – проговорил Эндер. – Они слишком консервативны для этого. Они хотят знать все, что только можно узнать, но вовсе не мечтают очутиться в окружении машин. Не забывай, деревья в лесу добровольно обеспечивают их любым необходимым инструментом. То, что мы вкладываем в понятие индустрии, им до сих пор кажется грубостью и неотесанностью.

– Что же тогда? Зачем весь этот дым?

– Спросишь у нее, – кивнул в сторону города Эндер. – Может быть, тебе она ответит.

– Мы действительно встретимся с ней лично? – спросил Миро.

– О да, – усмехнулся Эндер. – Или, по крайней мере, предстанем перед ней. Она сможет даже дотронуться до нас. Но возможно, чем меньше мы увидим, тем лучше. Там, где живет Королева Улья, обычно темно, если только она не готовится откладывать яйца. Тогда ей необходим свет, и рабочие проделывают специальные тоннели, чтобы ее покои освещало солнце.

– У них нет искусственного света? – удивился Миро.

– Они никогда не пользуются им, – пожал плечами Эндер. – Даже на кораблях, которые прилетали в Солнечную систему во время Первого Нашествия, не было ни единой лампочки. Свет им заменяют тепловые волны. Они способны увидеть любое тело, излучающее тепло. Иногда у меня создается впечатление, что свои тепловые источники они специально располагают так, чтобы это несло некий оттенок эстетизма. Что-то вроде терморисунков.

– Так зачем им тогда свет? Яйца можно было бы откладывать и без него, – заметила Валентина.

– Если бы Королева Улья не относилась с таким презрением к человеческой религии, я бы назвал это ритуалом. Лучше сказать, это часть их генетического наследия. Яйца откладываются только при солнечном свете.

Они въехали в город жукеров.

Валентина вовсе не была удивлена тем, с чем им пришлось столкнуться: еще совсем молодыми она и Эндер отправились вместе с первыми колонистами на планету Ров – мир, который раньше принадлежал жукерам. Но она знала, что Миро и Пликт ожидает много нового, в том числе чуждого, в мире жукеров; по сути дела, даже она чувствовала себя в этом месте как-то неуютно. Не то чтобы город был слишком уж чужд им, нет, – его составляли здания, большинство из которых словно припадало к земле, но в основе архитектуры жукеров просматривались те же принципы, что и в человеческих постройках. Куда больше царапала глаз та небрежность, с которой здания были раскиданы по равнине. Дорог и улиц как таковых не было и в помине, ни один архитектор не позаботился о том, чтобы обратить дома фасадом в одну сторону. И среди всего этого разнообразия нельзя было найти двух построек одинаковой высоты. Одни представляли собой лишь крышу, едва выступающую на земле, другие вздымались на ошеломляющую высоту. Отделка зданий предназначалась скорее для лучшей их сохранности – об украшениях и речи не шло. Если раньше Эндер выдвинул как предположение, что для удовлетворения эстетических потребностей жукеры используют тепло, то теперь, при взгляде на город, становилось очевидным, что других вариантов и быть не может.

– Бессмыслица какая-то, – сказал Миро.

– Да, если смотреть с поверхности, – поправила его Валентина, припомнив Ров. – Но если бы ты двигался по тоннелям, ты бы понял, что под землей все выглядит очень логично и стройно. Они следуют естественным пластам геологических пород. В геологии присутствует свой ритм, и жукеры чувствуют его.

– А высокие здания тогда зачем? – удивился Миро.

– Уровень моря для них предел. Если им требуется что-то по-настоящему крупное, им приходится забираться выше.

– Что же они строят, если им вдруг потребовались такие высокие сооружения? – задал риторический вопрос Миро.

– Не знаю, – ответила Валентина.

Они как раз приближались к зданию, которое возвышалось по меньшей мере на три сотни метров. Подъехав поближе, они заметили раскиданные вокруг десятки низеньких крыш.

Тут, впервые за всю поездку, подала голос Пликт.

– Ракеты, – сказала она.

Валентина краем глаза заметила, как по лицу Эндера скользнула мимолетная улыбка, он тихонько кивнул. Значит, Пликт только подтвердила подозрения, которые уже зародились в его душе.

– Но зачем? – не понял Миро.

Валентина чуть не выкрикнула: «Да чтобы в космос полететь!» Но это было бы нечестно – Миро никогда не жил на планете, которая вот-вот должна была выйти в космос. Для него улететь с планеты означало сесть на шаттл и спокойно переправиться на орбитальную станцию. Но единственный шаттл, находившийся в распоряжении жителей Лузитании, вряд ли мог принять на борт материалы, необходимые для какого-нибудь крупного проекта, направленного на освоение глубокого космоса. Даже если бы суденышко и смогло поднять все необходимое, Королева Улья никогда бы не обратилась к людям за помощью.

– Что она там строит, космическую станцию? – спросила Валентина.

– Думаю, да, – ответил Эндер. – Но столько ракет, и все такие огромные… Мне кажется, она собирается построить станцию прямо здесь, на земле. Включив в ее основу ракеты. Как ты думаешь, какой будет отдача?

Валентина чуть не сорвалась на резкость: «А мне-то откуда знать?» – но внезапно поняла, что вопрос предназначался не ей. Потому что почти сразу же сам Эндер выдал ответ. По всей видимости, это означало, что он спрашивает компьютер, чей терминал встроен в серьгу в его ухе. Нет, не компьютер. Джейн. Он спрашивал Джейн. Валентина все никак не могла привыкнуть к мысли, что, хотя в машине их всего четверо, с ними неотлучно присутствовал пятый участник поездки, который смотрел и воспринимал информацию через передатчики Эндера и Миро.

– Она быстро соберет ее, – продолжал Эндер. – Раздобыв информацию о местных ископаемых, Королева Улья мгновенно подсчитала, что металла хватит не только на космическую станцию, но и на два небольших кораблика дальнего следования, типа тех судов, которые использовали жукеры в первом Нашествии на Землю. Своего рода замена судам колонистов.

– И все это случится еще до того, как прибудет флот, – закончила за него Валентина.

Она сразу все поняла. Королева Улья готовилась к переселению на другую планету. Она не собиралась сидеть сложа руки и ждать, пока на ней снова не испробуют действие Маленького Доктора.

– Ты поняла меня, – кивнул Эндер. – Она не скажет нам, чем сейчас занимается, поэтому нам придется полагаться только на то, что заметит Джейн и о чем сумеем догадаться мы сами. Нынешние мои догадки не из приятных.

– Но что здесь такого, если жукеры снимутся с Лузитании? – пожала плечами Валентина.

– Не они одни, – мрачно констатировал Миро.

У Валентины в уме возникла совершенно иная картина. Вот почему пеквениньос позволили Королеве Улья беспрепятственно загрязнять атмосферу планеты. Вот почему, помимо станции, жукеры строили еще два суденышка. Все было четко спланировано с самого начала.

– Корабль для Королевы Улья и корабль для пеквениньос.

– Это они так считают, – покачал головой Эндер. – Я же вижу это как два судна, битком набитые десколадой.

– Nossa Senhora, – прошептал Миро.

Валентина почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Одно дело, когда Королева Улья пытается уберечь от гибели свою расу, но совсем другое, когда она несет смертельный самообучающийся вирус на другие планеты.

– Теперь вы видите, в какое затруднительное положение я попал, – сказал Эндер. – И понимаете, почему она не скажет мне прямо, чтó сооружает у себя на заводах.

– Но все равно ты не смог бы воспрепятствовать ей, – возразила Валентина.

– Он мог бы предупредить посланный Конгрессом флот, – ответил за Эндера Миро.

Верно. Десятки тяжеловооруженных судов, берущих Лузитанию в кольцо. Если военных предупредить о том, что планету собираются покинуть два космических корабля, и если выдать им начальную траекторию их полета, они бы с легкостью перехватили беглецов. И уничтожили бы их.

– Нет, только не это, – выдохнула Валентина.

– Я не могу препятствовать им, но и позволить уйти не могу, – промолвил Эндер. – Не дать им уйти означает поставить под угрозу полного уничтожения две разумные расы – жукеров и пеквениньос. Но если я отпущу их на все четыре стороны, я подвергну риску существование всего человечества.

– Ты должен поговорить с ними. Вы должны прийти к какому-нибудь соглашению.

– Чего стоит соглашение с нами? – спросил ее Эндер. – Мы не вправе выступать от имени человечества. А если мы начнем угрожать, Королева Улья просто-напросто уничтожит наши спутники, а заодно и ансибли вместе с ними. Впрочем, она все равно может это сделать, чтобы подстраховаться.

– Тогда мы действительно окажемся отрезанными, – сказал Миро.

– От всех и вся, – добавил Эндер.