355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Орсон Скотт Кард » Седьмой сын » Текст книги (страница 6)
Седьмой сын
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 00:11

Текст книги "Седьмой сын"


Автор книги: Орсон Скотт Кард



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Ты что, снова собрался ловить балки? – поинтересовался Нед.

– Знаешь, а это идея. Мы можем сбрасывать тебе на голову бревна, а ты их будешь в доски рубить, – предложил Нет.

– Я не еду с вами, – вздохнул Элвин-младший.

Нет и Нед обменялись одинаковыми понимающими взглядами.

– Что ж, жаль, – пожал плечами Мера. – Но когда папа с мамой охладевают друг к другу, во всей Воббской долине начинает падать снег.

И он подмигнул Элвину-младшему точно так же, как прошлым вечером.

Это подмигивание навело Элвина на некоторые раздумья. У него был один вопрос, только он сильно сомневался, стоит ли об этом говорить. Он подошел поближе, чтобы остальные ничего не услышали. Мера разгадал намерения Элвина и присел на корточки у колеса телеги, чтобы выслушать, что Элвин хочет ему сказать.

– Мера, если мама верит в Бога, а папа – нет, откуда мне знать, кто из них прав?

– Мне кажется, папа тоже верит в Бога, – ответил Мера.

– А если не верит? Я вот что хочу спросить. Что мне делать, если мама говорит одно, а папа – другое?

Мера начал было что-то отвечать, но тут же замолк – Элвин увидел, как лицо его посерьезнело, значит, он собирается сказать нечто очень важное. Он скажет правду, а не отмахнется, прикрывшись ничего не значащими словами.

– Эл, если б я сам это знал. Иногда у меня создается впечатление, что вообще никто ничего не знает.

– Папа говорит, что знать – означает видеть глазами. А мама говорит, что знать – это чувствовать сердцем.

– А ты что скажешь?

– Что я скажу? Да мне всего шесть лет, Мера.

– А мне уже двадцать три, Элвин, я взрослый человек, а знаю не больше твоего. Думаю, ма и па тоже толком ничего не знают.

– Раз они сами не знают, то чего ж так злятся друг на друга?

– Ну, это семейная жизнь. Все время ты за что-то борешься, хотя на самом деле отстаиваешь вовсе не то, что думаешь.

– А что они на самом деле отстаивают?

Прямо на глазах у Элвина Мера снова изменился. Он было подумал сказать правду, но потом решил ничего не говорить. Он выпрямился и взъерошил Элвину волосы. Верный знак того, что взрослый собирается соврать, как всегда врут детям, будто те не достаточно надежны, чтобы им можно было доверить правду.

– По-моему, они спорят только затем, чтобы услышать голоса друг дружки.

Обычно Элвин молча проглатывал ложь, которой потчевали его взрослые, но на сей раз перед ним стоял Мера, его старший брат. Почему-то ему не хотелось, чтобы Мера лгал ему.

– Сколько мне лет должно исполниться, прежде чем ты будешь говорить со мной честно? – спросил Элвин.

В глазах Меры на секунду полыхнул гнев – люди не любят, когда их в лицо обзывают лжецами, – но затем он с пониманием усмехнулся:

– Столько, чтобы ты сам мог угадать ответ, – сказал он, – и столько, чтобы этот ответ еще мог принести тебе пользу.

– Так сколько же? – настаивал Элвин. – Я хочу, чтобы ты сказал мне правду, хочу, чтобы ты всегда говорил со мной честно и откровенно.

Мера снова опустился на корточки:

– Этого я не смогу, Эл, потому что подчас правда очень трудно дается. Иногда приходится растолковывать вещи, которые сам не знаешь как объяснить. А бывает и так, что ты должен самостоятельно найти ответ на свой вопрос, прожив собственную жизнь.

Элвин страшно разозлился и не счел нужным скрывать это.

– Не злись на меня, младший братик. Кое-что я не могу сказать тебе потому, что сам не знаю. Честно-честно, я не вру тебе. Так что давай договоримся следующим образом. Если я могу ответить, я отвечаю, если же нет, то говорю тебе об этом прямо. И никакого притворства.

Ни один взрослый еще не говорил с ним настолько честно – на глаза Элвина навернулись слезы.

– Ты сдержишь свое обещание, Мера.

– Сдержу – или умру. Можешь на меня рассчитывать.

– Знаешь, я этого никогда не забуду. – Элвин вспомнил клятву, которую дал Сияющему Человеку прошлой ночью. – Я тоже умею хранить обещания.

Мера рассмеялся, подтянул Элвина к себе и крепко прижал к плечу.

– Ты ничуть не лучше мамы, – проговорил он. – От тебя не отвяжешься.

– Ничего не могу поделать, – кивнул Элвин. – Но, Мера, если я начну доверять тебе, то как узнаю, когда нужно перестать верить?

– А ты не переставай, – сказал Мера.

В эту минуту к дому подъехал Кальм на своей старой кляче, на крыльцо вышла мама, держа в руках корзинку с обедом, и все, кто должен был ехать, уселись в телегу и покатили к церкви. Папа повел Элвина в сарай, и не успел он оглянуться, как уже помогал крепить доски, причем его работа выглядела ничуть не хуже папиной. По правде говоря, Эл работал даже лучше, потому что пользовался своим даром. Клятвы он не нарушал, алтарь предназначался всем, поэтому он мог скреплять дерево на века, чтобы оно никогда не разошлось в местах стыков. Элвин было подумал помочь папе и скрепить его доски так же, но, присмотревшись, понял, что у папы тоже имеется похожий дар. Его доски не прилегали друг к другу так плотно, чтобы составлять единое целое, как это получалось у Элвина, но они крепко держались, поэтому ничего переделывать не потребовалось.

Папа говорил очень мало. А ничего и не нужно было говорить. Они оба знали, что у Элвина-младшего есть дар связывать вещи друг с другом. К вечеру алтарь был собран и покрашен. Они оставили его сохнуть и побрели в дом. Рука папы твердо лежала на плече Элвина, они шли так спокойно и дружно, словно составляли две половинки одного тела, как будто рука папы росла прямо из шеи Элвина. Элвин чувствовал пульс в папиных пальцах, и этот пульс совпадал с ритмичными постукиваниями его собственной крови.

Когда они вошли, мама крутилась у очага. Заслышав их шаги, она обернулась и посмотрела на них.

– Ну как? – спросила она.

– Самый гладкий ящик, что я видел в жизни, – ответил Элвин-младший.

– А в церкви сегодня ничего не произошло, – сказала мама.

– Здесь тоже было все в порядке, – кивнул папа.

Элвин потом долго гадал, и почему это ему показалось, будто мамины слова означали: «Я никуда не уйду», а папины – «Никогда, никогда не покидай меня». Однако он знал, что понял все правильно, потому что именно в эту секунду отдыхающий у камина Мера поднял голову и незаметно для остальных подмигнул Элвину.

8. Посетитель

Преподобный Троуэр был человеком праведным, но не без пороков, и одним из его тайных грешков стал еженедельный ужин с Уиверами. Скорее даже не ужин, а обед, поскольку чета Уиверов содержала собственный магазинчик и мануфактуру и крутилась без устали с утра до вечера, лишь в полдень на минутку-другую останавливаясь, дабы заморить червячка. Раз в неделю, в пятницу, преподобный Троуэр не мог устоять перед искушением, чтобы не зайти на огонек. Дело было не столько в количестве и разнообразии еды, сколько в качестве. Недаром люди поговаривали, что Элеанора Уивер из старого пня сварит такую похлебку, что гнилую деревяшку будет не отличить от нежной зайчатины. Кроме того, Армор Уивер был крайне набожным человеком и знал Библию от корки до корки, а разговор с умным человеком всегда доставляет удовольствие. Конечно, беседа, что обычно велась в доме Уиверов, ни в какое сравнение не могла идти с диспутом, который можно было бы затеять с любым высокообразованным церковником, но в этой забытой Богом глуши приходилось довольствоваться малым.

Обычно они обедали в комнатке, что располагалась сразу за магазином, – то была наполовину кухня, отчасти мастерская и немного библиотека. Элеанора время от времени помешивала похлебку, и запах варящейся оленины и испеченного накануне днем хлеба сливался с ароматами мыла и свечного воска.

– О, мы торгуем всем, – сказал Армор, когда преподобный Троуэр впервые посетил сей гостеприимный дом. – Мы предлагаем вещи, которые каждый окрестный фермер без труда мог бы изготовить и сам, – только наши товары много лучше, и фермер, сделавший покупки в нашем магазине, сэкономит себе многие часы работы, а это означает, что он может расчистить, вспахать и засадить лишний кусок земли.

Стены магазинчика от пола до потолка были сплошь увешаны полками, на которых красовались товары, привезенные из городов, что раскинулись на востоке. Здесь можно было найти одежду из хлопка, сотканную на паровых ткацких станках Ирраквы, оловянные тарелки, железные горшки и котлы из литейных цехов Пенсильвании и Сасквахеннии, искусно разукрашенную керамику и маленькие шкатулки, сделанные руками плотников Новой Англии, и даже маленькие мешочки с дорогими, редкими специями, доставленные в Нью-Амстердам с далекого Востока. Армор Уивер раз признался, что на эти товары ему пришлось потратить сбережения всей жизни – весьма рискованный ход, ведь в малонаселенных западных землях разориться легче легкого. Однако преподобный Троуэр подметил для себя, что со всех окраин – с низовий Воббской долины, вниз по Типпи-каноэ и даже с берегов реки Нойс – непрекращающимся потоком текут сюда фермерские повозки за покупками.

И сейчас, пока Элеанора еще не позвала мужчин отведать приготовленной похлебки, преподобный Троуэр решился-таки задать Армору вопрос, который давно беспокоил его.

– К вам много покупателей приезжает, – начал он, – но я никак не могу понять, чем они рассчитываются. Насколько мне известно, наличные деньги здесь не в ходу, а ничего особо выгодного, что можно было бы удачно продать на востоке, в наших краях не добывается.

– Они расплачиваются свиным салом, углем и прекрасной древесиной – ну и, конечно, снабжают едой Элеанору, меня и… третьего человечка, который вскоре должен появиться. – Только слепец мог не заметить, что Элеанора за последний месяц сильно раздалась, будучи уже на половине срока. – Но в основном, – продолжал Армор, – они берут товары в кредит.

– В кредит?! Вы даете в кредит фермерам, чьи скальпы следующей же зимой могут быть обменены в форте Детройт на мушкеты или виски?

– Здесь больше болтовни, чем дела, – поморщился Армор. – Людей скальпируют много реже, чем об этом говорят. Местные краснокожие не дураки. Им известно об Ирракве, о том, как их собратья заседают в филадельфийском Конгрессе наравне с белыми, и о том, что им позволяется иметь мушкеты, лошадей, основывать фермы и города, боронить поля, – как это уже происходит в Пенсильвании, Сасквахеннии или в Нью-Оранже. Совсем недавно прошел слух о племени черрики с Аппалачей, которое собирает урожай и сражается в одних рядах с бледнолицыми мятежниками Тома Джефферсона 12Note12
  Джефферсон, Том (1743-1826) – американский государственный и общественный деятель; явился автором проекта Декларации Независимости; в начале XIX века стал президентом США, сменив на этом посту Джона Адамса


[Закрыть]
, дабы отстоять свою независимость от короля и роялистов.

– Но с таким же успехом они могли прознать о целых армадах плоскодонок, плывущих вниз по Гайо, и огромных караванах повозок, направляющихся на запад, о поваленных деревьях и растущих посреди леса домах.

– Думаю, вы правы, преподобный, но только наполовину, – ответил Армор.

– По-моему, возможных исхода здесь два. Либо краснокожие попытаются истребить белых людей, либо попробуют осесть и жить среди нас. Последнее будет не так просто – они несколько не привыкли к городской жизни, которая, по сути дела, естественна для белых. Но война с нами обернется для них еще худшей стороной, поскольку в этом случае они будут перебиты до последнего человека. Конечно, они могут посчитать, что если убить парочку-другую бледнолицых, то все остальные испугаются и не будут больше тревожить Запад. Но им неизвестно, что творится в Европе. Мечта о собственном клочке земли ведет людей за пять тысяч миль, чтобы не покладая рук работать с утра до вечера, рожать детей, которые могли бы преспокойно жить в родной стране, и подвергаться риску обнаружить в один прекрасный день томагавк у себя в затылке. Только уж лучше подчиняться самому себе, нежели служить пусть даже самому доброму господину. За исключением Господа Бога.

– И вас тоже увлекла эта мечта? – поинтересовался Троуэр. – Неужели и вы рискнули всем ради клочка земли?

Армор глянул на свою жену Элеанору и улыбнулся. Краем глаза Троуэр заметил, что она не ответила мужу улыбкой, но также мимо его внимания не прошел тот факт, что глаза ее отличаются дивной красотой и глубиной, как будто ей ведомы тайны, которые заставляют ее сдерживаться, даже когда на сердце царит радость.

– Земля, которой владеют фермеры, меня не интересует, я не фермер, это видно сразу, – сказал Армор. – Но есть и другие способы владеть землей. Видите ли, преподобный Троуэр, я даю в кредит, потому что верю в будущее этой страны. Когда ко мне за покупками приезжают люди, я узнаю от них имена соседей и делаю черновые карты ферм, речушек и ручьев, на берегах которых они находятся, и окрестных дорог. Я отдаю им письма, написанные другими людьми, сам пишу и, когда требуется, отсылаю послания на восток, тем поселенцам, которые осели в других местах. Мне известно все и вся в верхней Воббской долине и по берегам реки Нойс, и добраться я могу куда угодно.

– Иными словами, брат Армор, в вашем лице представлено местное правительство, – подмигнув, улыбнулся преподобный Троуэр.

– Лучше сказать так: если наступят времена, когда у нас возникнет необходимость в собственном правительстве, я пригожусь, – поправил Армор.

– Через два-три года сюда приедут новые поселенцы, начнут делать кирпичи и горшки, шкатулки и кувшины, пиво и сыр, и как вы думаете, к кому они обратятся, чтоб продать или купить? Они придут в магазин, который в свое время поверил им в кредит, когда их женам страшно захотелось яркой ткани на новое платье, когда потребовалась железная плита или камин, чтобы удержать за дверями зимние холода.

Филадельфия Троуэр не стал высказывать имеющиеся у него сильные сомнения по поводу того, что благодарные поселенцы будут вечно помнить Армора Уивера. «Ведь я, – подумал Троуэр, – могу и ошибаться. Разве Спаситель не наставлял, чтобы мы всегда пускали хлеб по водам? Даже если Армор не достигнет того, о чем мечтает, он сделает доброе дело и поможет этой земле обрести цивилизацию».

Ужин был готов. Элеанора разлила по тарелкам похлебку. Согласно правилам приличия, преподобный Троуэр улыбнулся женщине, поставившей перед ним расписную белую миску.

– Вы, должно быть, очень гордитесь своим мужем и его деяниями.

Вместо того чтобы ответить смиренной улыбкой, Элеанора, вопреки всем ожиданиям Троуэра, чуть не рассмеялась, но сдержалась – в отличие от своего мужа, который откровенно расхохотался.

– Преподобный Троуэр, вы и в самом деле человек с большими странностями, – отсмеявшись, проговорил Армор. – Пока я вожусь со свечным воском, Элеанора варит мыло. Тогда как я отвечаю на письма и рассылаю их, Элеанора рисует карты и заносит в нашу маленькую записную книжку новые имена. Она всегда рядом со мной, а я – рядом с ней, мы ровным счетом ничего не можем друг без друга. Хотя нет, вру, к своему садику она старается меня не подпускать, да и мне это не очень интересно. Зато я проявляю больше интереса к Библии, чем она.

– Что ж, – в замешательстве промолвил преподобный Троуэр, – я рад, что она столь преданная помощница своему мужу.

– В нашей семье нет хозяев и слуг, – сказал Армор, – запомните.

Он произнес это с улыбкой, и Троуэр улыбнулся в ответ, хотя поведение Армора поставило его в тупик: Уивер открыто заявил, что находится под каблуком у жены. Этот мужчина совершенно не стеснялся того, что не является хозяином в собственном доме. Впрочем, чего еще можно было ожидать, учитывая, что Элеанора выросла в семейке Миллеров, славящейся своими причудами? Вряд ли старшая дочь Элвина и Веры Миллеров станет преклоняться перед мужем, как напутствовал Господь.

Но оленина заставила священника забыть о нарушении традиций. Такого вкусного мяса Троуэр никогда не едал.

– Невероятно, – восхитился он. – Даже не думал, что дикий олень может быть настолько вкусным.

– Она срезает жир, – объяснил Армор, – и шпигует оленину куриным мясом.

– А, вот сейчас и я это распробовал, – кивнул Троуэр.

– А олений жир идет в похлебку, – продолжал хвалиться Армор. – Мы никогда ничего не выбрасываем, все стараемся где-нибудь да использовать.

– Как и наставлял Господь, – одобрил Троуэр. И обратился к ужину. Он уже приканчивал вторую миску похлебки и третий ломоть хлеба, когда ему на ум пришла мысль, которую он поспешил высказать вслух, надеясь польстить и сделать комплимент. – Миссис Уивер, вы готовите так искусно, что я почти готов поверить в волшебство.

Троуэр ожидал, что Уиверы усмехнутся его шутке. Вместо этого Элеанора опустила глаза, упершись взглядом в стол, смутившись и покраснев, словно ее только что обвинили в адюльтере. Да и Армора будто подменили: он весь напрягся и резко выпрямился на стуле.

– Я буду очень вам благодарен, преподобный, если впредь вы не станете касаться этой темы в стенах нашего дома, – сказал он.

– Да я ж не всерьез, – попытался было извиниться преподобный Троуэр. – Ведь среди праведных христиан это всего лишь шутка. Столько вокруг всяких суеверий, вот я и…

Элеанора поднялась из-за стола и покинула комнату.

– Что я такого сказал? – удивился Троуэр.

– Ничего особенного, вы ведь не нарочно, – вздохнул Армор. – Давний спор, который начался еще до нашей женитьбы. Я тогда только обосновался на этих землях. Я познакомился с ней, когда она пришла вместе с братьями, чтобы помочь мне построить хижину-времянку – там мы сейчас варим мыло. Она начала было разбрасывать по моему полу мяту и бормотать под нос какие-то стишки, но я наорал на нее, приказал заткнуться и выметаться из дома. И процитировал Библию, где говорится: «Ворожеи не оставляй в живых».

– Вы обозвали ее ведьмой, и она вышла за вас замуж?

– Ну, перед этим мы еще не раз касались вопросов ворожбы.

– Но теперь-то она не верит в подобные глупости?

Армор задумчиво почесал лоб:

– Дело здесь не столько в неверии, преподобный, сколько в поступках. Нет, больше она этим не занимается. Ни здесь, ни где-либо еще. Поэтому, когда вы чуть ли не обвинили ее в колдовстве… в общем, она несколько расстроилась. Видите ли, она обещала мне…

– Но я же извинился, так почему…

– Тут-то мы и подошли к самому главному. Вы мыслите по-своему, но никогда не докажете ей, что заговоры, заклятия и травы не обладают силой, потому что она собственными глазами видела такое, чему вы объяснения не найдете.

– Не может быть, чтобы столь образованный человек, как вы, начитанный, прекрасно знающий Писание и знакомый с миром, не убедил свою жену позабыть суеверия, которыми пугают детей.

Армор мягко положил руку на запястье преподобного Троуэра:

– Преподобный, честно говоря, никогда не думал, что мне придется разъяснять нечто подобное взрослому человеку. Добрый христианин не пускает всякое чародейство в свою жизнь, потому что силы тайные должны приходить к нам исключительно через молитву и милость Господа нашего Иисуса. А вовсе не потому, что волшбы не существует.

– Так ее и в самом деле не существует! – воскликнул Троуэр. – Существуют лишь силы небесные, видения, явления ангелов и прочие чудеса, упомянутые в Писании. Но сила Господня не имеет ничего общего с приворотными зельями, заговорами против крупа, мором среди кур и прочими земными глупостями, которые невежественные крестьяне творят при помощи так называемой «тайной мудрости». Все эти заклятия и наговоры – стоит подойти к ним с научной точки зрения – быстро разъясняются.

Армор очень долго не отвечал. Троуэр даже почувствовал себя как-то неловко, но тоже молчал, поскольку не знал, что еще сказать. Раньше ему никогда не приходило в голову, что Армор может верить в подобные предрассудки. Правда, открывшаяся ему, поражала. Одно дело отрекаться от колдовства, поскольку его не существует, и совсем другое – верить в магию и отказываться от нее, поскольку такое не пристало праведному христианину. Это было куда более благородно: ведь Троуэр не верил в волшебство исходя из элементарного здравого смысла, тогда как для Армора и Элеаноры это неверие стало настоящей жертвой.

Прежде чем он сумел облечь в слова пришедшую к нему на ум мысль, Армор вздохнул и откинулся на спинку стула. Бакалейщик предпочел уйти от темы, заговорив о совершенно посторонних вещах:

– Похоже, ваша церковь вот-вот будет завершена.

Преподобный Троуэр с огромным облегчением ступил на безопасную землю:

– Крыша вчера была закончена, сегодня в конце концов удалось обшить стены досками. Завтра нам никакой дождь не страшен: на окна повесят ставни и сделают двери. Так что вскорости внутри будет тепло и уютно.

– Я заказал стекло, его должна доставить лодка, – сказал Армор. И подмигнул. – Знаете, а я ведь разрешил-таки проблему с судоходством на озере Канада.

– Каким образом? Французы же топят каждый третий корабль, даже те, что идут из Ирраквы, не избегают общей участи.

– Все очень просто. Я заказал стекло в Монреале.

– Французское стекло в окнах британской церкви?!

– Американской церкви, – поправил Армор. – А Монреаль тоже находится в Америке. Как бы французы ни пытались выжить нас отсюда, мы тем не менее представляем хороший рынок для производимых ими товаров, поэтому губернатор, маркиз де Лафайет 13Note13
  Лафайет, Мотье де (1757-1834) – «герой Старого и Нового Света», как называли этого человека во Франции; сражался в Америке в рядах восставших против владычества английской короны американских колонистов; получил звание генерала американской армии; вернувшись во Францию, маркиз де Лафайет принимал участие во французской революции, штурмовал Бастилию, однако позднее разошелся с революционерами во взглядах и принял сторону монархии; этот человек станет одним из главных действующих лиц второй книги цикла о странствиях Элвина Творца


[Закрыть]
, не стал возражать против того, чтобы подчиненные ему граждане извлекали прибыль из своего дела, пока мы все равно держимся здесь. Стекло повезут кружным путем, через озеро Мизоган, после чего баржа войдет в реку святого Иосифа, а потом спустится по Типпи-каноэ.

– А успеют ли до дождей?

– Должны, – кивнул Армор. – Иначе я им не заплачу.

– Вы поразительный человек, – воскликнул Троуэр. – Правда, временами меня смущает ваше равнодушие к Британскому Протекторату.

– Я такой, как есть, – пожал плечами Армор. – Вот вы, к примеру, выросли под властью Протектората, поэтому и думаете как истинный англичанин.

– Я шотландец, сэр.

– Так или иначе, вы британец. В вашей стране достаточно одного слуха, якобы кто-то там занимается запрещенной практикой, чтобы человека выслали, даже суда толком не устроив. Я прав?

– Ну, мы стараемся поступать по справедливости – правда, церковные суды действительно скоры на приговор, и опротестование вердикта не дозволяется.

– Все правильно. А теперь сами прикиньте: если всякий, кто практикует запрещенные действа и обладает непонятными для вас способностями, немедленно высылается в американские колонии, то каким образом вы могли встретиться с колдовством, раз росли в Англии?

– Я не встречался с ним, потому что его не существует в природе.

– Его не существует в Британии. Это проклятие несут на себе христиане Америки – нас со всех сторон окружают светлячки, водянки, бредуны и наговорники. Наши дети еще в младенчестве узнают, что может натворить скороговорка «иди-уходи», не говоря уже о болтунном заклинании, которое всякие шутники до смерти обожают использовать на детях: ребенок начинает выбалтывать первое, что приходит на ум, оскорбляя всех на десять миль в округе.

– Болтунное заклинание! Брат Армор, вы же неглупый человек и должны понимать, что пара-другая стопок доброго виски способна сотворить с человеком то же самое.

– С пьяницей, но не с двенадцатилетним мальчишкой, который в жизни алкоголя в рот не брал.

Армор явно привел случай из собственного опыта, правда, это ничего не меняло.

– Всегда можно найти другое объяснение.

– Объяснений происходящему можно найти море, главное, чтобы фантазия не подвела, – усмехнулся Армор. – И вот что я вам скажу. Вы можете проповедовать против колдовства, и паства от вас не откажется. Но если вы и дальше будете утверждать, что колдовства не существует, тогда, думаю, люди сильно призадумаются насчет целесообразности посещения церкви, в которой проповедует круглый тупица.

– Я должен излагать правду такой, какая она есть и какой я вижу ее, – отрезал Троуэр.

– Вы можете уличить человека в мошенничестве, но вы же не называете его имени перед собранием. Нет, вы продолжаете проповедовать честность и надеяться, что ваши слова дойдут по назначению.

– Вы хотите, чтобы я действовал окольными путями?

– Церковь у нас получается замечательная, преподобный Троуэр. Она бы и вполовину не была такой прекрасной, если б не ваша мечта. Но местные жители считают, что это их церковь. Они рубили лес, они возводили ее, она стоит на общей земле. Стыд и позор падет на наши головы, если вы своим упорством вынудите их отдать приход другому священнику.

Долгое время преподобный Троуэр молча созерцал остатки роскошного обеда. Он думал о церкви, о свежих, еще не покрашенных досках, покрывающих ее стены. Она была уже закончена: гвозди держали крепко, кафедра величественно возвышалась над пустым пока залом, залитым ярким солнечным светом, который легко проникал в незастекленные окна. «Дело не в церкви, – твердил себе Троуэр, – а в цели, которую я должен здесь достигнуть. Я предам свой сан, если позволю захватить власть в этой деревеньке суеверным дуракам типа Элвина Миллера и, как выяснилось, всей его семьи. Раз моей миссией является уничтожение зла и предрассудков, я должен поселиться среди невежественных и суеверных людей. Постепенно я открою им знание и приведу к правде. И если я не смогу убедить родителей, то со временем сумею обратить детей. Это работа всей жизни, это мой крест, и я не откажусь от него, пусть даже на несколько мгновений мне придется отступить от правды».

– Вы мудрый человек, брат Армор.

– И вы тоже, преподобный Троуэр. В перспективе, хоть мы и расходимся по некоторым вопросам, мы тем не менее желаем одного и того же. Мы хотим, чтобы эта страна стала цивилизованной и приняла христианство. Вряд ли кто из нас станет возражать, если Церковь Вигора превратится в Вигор-сити, а Вигор-сити примет звание столицы Воббской долины. В Филадельфии бродят слухи, что Гайо вот-вот станет штатом и присоединится к ним. Наверняка такое же предложение будет сделано Аппалачам. А почему не Воббская долина? Когда-нибудь к нам тоже придут. Вся страна протянется единой от моря до моря, сплотив белых и краснокожих, и души наши обретут свободу, мы сами будем выбирать правительство, сами будем устанавливать законы и с радостью им повиноваться.

Размах мечты Армора впечатлял. И Троуэр ясно представлял себя в этой картине. Человек, который проповедует с кафедры величайшей церкви в самом большом городе края, станет духовным лидером, объединившим огромный народ. Он настолько глубоко погрузился в яркие картинки-мечтания, что, поблагодарив от души Армора за вкусный обед и покинув своды гостеприимного дома, чуть не задохнулся от изумления, увидев, что сейчас Поселение Вигора состоит всего лишь из большого магазина Армора и его пристроек, огороженного участка общинной земли, на котором паслась дюжина овец, и непокрашенной деревянной коробки большой новой церкви.

Но церковь уже можно было пощупать руками. Она была почти завершена, высились стены, наверху красовалась гладко обтесанная крыша. Преподобный Троуэр всегда считал себя рациональным человеком. Прежде чем поверить в мечту, он должен был пощупать ее руками, но церковь была вполне осязаема, поэтому теперь воплощение в жизнь оставшейся части мечты зависело от них с Армором. Надо привести сюда людей, сделать деревеньку центром всей территории. В церкви можно проводить не только церковные службы, но и городские собрания – места хватит. Ну а на неделе… Все его образование пропадает даром – почему бы не открыть для местных детишек школу? Он научит их читать, писать, обращаться с цифрами и, что важнее всего, думать. Из их умов будут вычеркнуты глупые суеверия, и там не останется ничего, кроме чистого знания и веры в Спасителя.

Его так захватил ход мыслей, что он не замечал, куда идет, а направлялся он вовсе не к ферме Питера Маккоя, расположенной ниже по реке, где в старой бревенчатой хижине ждала его кровать. Он поднимался вверх по склону, сворачивая к молельне. Только запалив свечи, он понял, что действительно намерен провести здесь ночь. Эти голые деревянные стены стали ему домом – и ни один кров на белом свете не был ему ближе. Запах древесной смолы щекотал ноздри, ему хотелось распевать гимны, которые он никогда раньше не слышал. Мурлыкая что-то под нос, он сел на пол и принялся перелистывать большим пальцем страницы Ветхого Завета, не замечая напечатанных на бумаге слов.

Шаги он услышал, когда деревянный пол церкви заскрипел. Тогда он поднял голову и увидел перед собой, к полному изумлению, госпожу Веру, держащую над головой лампу, и двух близнецов – Нета и Неда. Они тащили какой-то огромный деревянный ящик. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что этот ящик – его будущий алтарь. И алтарь, по правде сказать, весьма добротно сделанный: доски его были настолько плотно подогнаны друг к другу, что работа сделала бы честь любому мастеру-плотнику. По ровно положенной краске, покрывающей дерево, проходило два ряда идеально выжженных крестов.

– Ну, куда будем ставить? – поинтересовался Нет.

– Отец сказал, что мы должны принести его сюда сегодня, раз крыша и стены уже закончены.

– Отец? – недоуменно переспросил Троуэр.

– Он сделал этот алтарь специально для вас, – пояснил Нет. – А малыш Эл собственноручно выжег кресты; он очень расстроился, что ему не разрешили больше ходить на строительство церкви.

Троуэр встал и подошел поближе. В алтарь плотник, видно, вложил всю душу. Меньше всего священник ожидал этого от Элвина Миллера. И, глядя на ровные, со знанием дела выжженные кресты, вряд ли можно было сказать, что эту работу выполнил шестилетний ребенок.

– Вот сюда поставьте, – сказал он, подводя близнецов к месту, которое он заранее определил, надеясь вскоре поставить здесь алтарь. Алтарь одиноко стоял в молельне – будучи покрашенным, он резко выделялся на фоне свежих досок пола и стен. Это было само совершенство, и на глаза Троуэра навернулись слезы. – Передайте им, что алтарь прекрасен.

Вера и мальчики широко улыбнулись.

– Вот видите, не враг он вам, – сказала Вера, и Троуэру оставалось только согласиться.

– Я тоже ему не враг, – промолвил он. Но не сказал: «Я одержу победу над ним, прибегнув к любви и терпению. Победа будет на моей стороне. Этот алтарь еще раз доказывает, что в сердце своем он тайно жаждет моей помощи, которая освободит его от тьмы невежества».

Они не стали задерживаться и, распрощавшись, направились сквозь покров ночи домой. Троуэр положил палочку для зажигания свечей рядом с алтарем – никогда, никогда не кладите ее на алтарь, поскольку это отдает папизмом, – и преклонил колени, вознося небесам благодарение. Церковь была почти завершена, внутри стоял прекрасный алтарь, построенный человеком, которого он опасался больше всего, и кресты на том алтаре были выжжены странным ребенком, который являлся воплощением темных суеверий невежественных поселенцев.

– О, гордыня тебя прямо переполняет, – произнес чей-то голос позади него.

Он обернулся, на лице его играла довольная улыбка: он всегда был рад появлению Посетителя.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю