Текст книги "Утраченные иллюзии"

Автор книги: Оноре де Бальзак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Оноре Бальзак
УТРАЧЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ

Р. Резник. Бальзак и его роман «Утраченные иллюзии»

Знаменитая современница и друг Бальзака Жорж Санд писала о нем: «Благодаря ему нашу эпоху впоследствии будут знать как ни одну другую… Мы знакомим наших детей со страницей прошлого, восстановленного усилиями серьезных ученых, – таков «Рим эпохи Августа»; придет день, когда, создавая исторические труды подобного рода, ученые назовут их «Франция времен Бальзака», и эти труды окажутся куда более ценными, ибо они будут почерпнуты из первоисточника».

Предвидение Жорж Санд было, в общих чертах, верным (примечательно, что значение реализма Бальзака было хорошо понято великими романтиками Гюго и Жорж Санд). Уже Маркс и Энгельс в научных работах, в переписке, полемике ссылались на образы и эпизоды из «Человеческой комедии» как на факты самой действительности.

«Я выносил в своей голове целое общество», – не без гордости утверждал Бальзак. В словах этих не заключалось преувеличения. По законам своего искусства художник в серии романов и повестей создал общество, в котором живут и борются люди всех классов, состояний, профессий, все психологические типы – мужчины и женщины; разыгрываются общественные бури и бури всех человеческих страстей. Автор хотел и добился того, чтобы в его изображении общество «заключало в себе основу своего движения», чтобы законы развития ясно проступали в созданной им картине. Он называл это «соперничать с актами гражданского состояния».

Жизнь Бальзака почти точно совпадает с первой половиной прошлого века: он родился в мае 1799 года, умер в августе 1850-го, Эта жизнь не была богата внешними событиями. Сын военного чиновника, чудака и оригинала, и чрезмерно строгой матери, он родился в Туре, учился в частных пансионах, затем в парижской Школе права, служил клерком у адвоката и нотариуса. Чтения молодого Бальзака поразительно разнообразны: Рабле, мощный художник французского Возрождения, культ которого Бальзак пронес через всю жизнь; плеяда французских классиков, особенно Мольер; фаланга просветителей, особенно Дидро и Руссо; английские и немецкие романтики, Стерн, Байрон, Вальтер Скотт; всякого рода приключенческие и фантастические модные романы – «разбойничьи», «кошмарные», «веселые»; современная поэзия; исторические, философские, научные труды – чего только не поглощал он, у всех чему-нибудь учась. Позже в его всеохватывающей писательской работе эти чтения отозвались по-разному, чаще всего неузнаваемо преображенными. Чтобы добиться независимости, необходимой для литературных занятий, он покупает на добытые взаймы деньги типографию, но наживает лишь долги, которые растут из-за ростовщической системы займов. Из долгов он не мог выпутаться всю жизнь, осужденный вновь и вновь прибегать к ростовщикам и платить новые проценты. Долги жестоко пришпоривали его в литературной работе.

К концу 1829 года коммерческие планы уже оставлены. Бальзак – автор исторического романа «Шуаны», а вскоре и «Сцен частной жизни». Он выходит на арену большой литературы и работает в небывалом темпе, становится «самым плодовитым из наших романистов». Влиятельный французский критик, написавший о нем эти слова, еще не подозревал его истинного значения.

О дальнейшем Бальзак сказал: «Главные события моей жизни – это мои произведения». Жизнь идет в схватках с бесчисленными замыслами, требующими воплощения, с уже изданными текстами, требующими совершенствования. К главным событиям принадлежала также любовь к «Чужестранке» – так подписывала свои первые письма к нему читательница из Украины, польская графиня Эвелина Ганская. Роман с ней, который Бальзак стремился увенчать браком, затянулся на восемнадцать лет. Он трижды ездил к ней в Россию – в Петербург и в ее именье Вишховню. Из третьей поездки он вернулся в Париж с нею вместе, она стала его женой; это было в год его смерти.

Буржуазная пресса постоянно его травила. Французская Академия дважды отвергла этого недостаточно респектабельного и совсем не «академичного» автора.

За полгода до смерти Бальзак писал другу, что счастье слагается из мужества и труда, что энергия и особенно иллюзии всегда его выручали. Речь шла о надеждах на полную свободу, женитьбу, возвращение здоровья. Но в иные моменты он понимал: «счастье, избавление, свобода всегда будут только маячить впереди».

Когда подошли к концу затянувшиеся годы ученичества, Бальзак определился как художник современности. Он писал о ней с огромной силой отрицания и одновременно с огромным увлечением. Его противоречивое отношение к своей эпохе верно отражало противоречия самой жизни. В десятилетия между двумя революциями 1830 и 1848 годов французская действительность могла внушать отвращение, но и была способна вызвать к себе глубокий интерес.

Во Франции сходила с исторической сцены дворянская аристократия – революция 1830 года была ее окончательным поражением. Уходил класс, некогда первый в обществе, владевший высокой культурой, а в XIX веке – безнадежно выродившийся, развращенный паразитизмом и перенявший худшие пороки буржуа. Финансисты и предприниматели насаждали повсюду дух стяжательства, везде торжествовал принцип купли-продажи. Буржуазный строй, разрушая старые феодальные связи, превращал общество в собрание разрозненных, конкурирующих личностей. Но при всей низменности буржуазных отношений новый век нес с собой обновление и развитие экономической жизни страны; к этой стороне Бальзак, по словам Маркса, «вообще отличающийся глубоким пониманием реальных отношений» [1]1
  К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. 2-е, т. 25, ч. 1, стр. 46.


[Закрыть], был чрезвычайно внимателен. Начался бурный рост наук и техники, росли и украшались города, совершенствовались формы быта.

Бальзак наблюдал упадок феодальных связей и считал пагубным для Франции дробление общества на эгоистические буржуазные единицы, враждующие между собой. Он сделал выбор в пользу «принципа чести» и попытался связать свою общественную позицию с монархистами, объявив себя сторонником дворянства и короля, – ради восстановления коллективных гражданских чувств, подрываемых буржуазией. Но место Бальзака в общественной и литературной борьбе эпохи определялось не программой политической партии, к которой ему показалось уместным примкнуть. Даром художника он распознавал развивающееся и умел отличать его от косного и застойного. Он знал истинную цену графам и маркизам, промотавшимся материально и духовно, и постоянно выказывал себя столь необычным «легитимистом», что настоящие сторонники старой династии Бурбонов относились к нему весьма недоверчиво и настороженно: понимали, что он отвешивает поклоны перед королевской властью только из ненависти к буржуа. Наделенный высокой объективностью, писатель видел уродливость нового общества, но также и его превосходство над старым, заложенные в нем стимулы постоянного развития. Отсюда у Бальзака, наряду с острейшей критикой современности, то увлечение ею, без которого было бы невозможно создать «Человеческую комедию». Эпоха трех революций и многих общественных потрясений не могла не приковать к себе художника, столь чуткого к движению жизни.

В различных произведениях тридцатых годов выражается это чувство. «Наше время мчится столь стремительно, умственная жизнь бьет ключом с такой силой…» – замечает писатель, и в этих словах нет желания повернуть историю вспять. «Париж как бы говорит после каждой законченной работы: «За новую работу!» – как говорит то себе сама природа». В Париже, с его «поэмой витрин», «тысячей карикатур», «все время обновляющимися зрелищами», наталкиваешься на «целые миры скорбей и вселенные радостей» – до них так жаден художник! Отвечая на письмо Ганской, которая пренебрежительно отозвалась о XIX веке, он негодующе спрашивает, «как посмела» она назвать этот век глупым, и перечисляет выдающихся ученых, писателей, композиторов, врачей. «А наши химики, наши второстепенные люди, стоящие первоклассных талантов!.. принадлежат этому веку… также несколько парижских сорванцов, мановением руки вызывающих революцию».

Вот почему Бальзак, увидевший порочность нового общественного строя так проницательно и остро, как никто другой из современников (исключая только авторов «Коммунистического манифеста»), не мог ограничиться выражением разочарования в буржуазной действительности, не погрузился, подобно многим писателям-романтикам, в муки безверия и душевной опустошенности. Он хотел изучить окружающую жизнь как она есть, в ее уродстве и прозаичности; но в этой прозе ему открылась поэзия разрушения отжившего и движения к новому. Нужно было показать и те силы, тех честных людей, которые, не спасаясь в заоблачные миры пли экзотические страны, живя, борясь и терпя фактическое поражение среди буржуазных хищников, все-таки противостоят растлевающему духу наживы и своей деятельностью служат будущему человечества.

К тридцатым годам прошлого века передовая французская литература проникается духом своеобразной научности, выражая общее усиление интереса к научному познанию. Темпы развития человечества ускорились, вставала задача осознать закономерности этого развития. Общественные катаклизмы недавнего прошлого, Французская революция и наполеоновские войны дали толчок развитию исторической науки во Франции в эпоху Реставрации; искусство в лице Вальтера Скотта опередило науку в познании общества и его классов. В увлекательных романах Вальтера Скотта впервые наглядно проявилась связь судьбы отдельного человека с большими историческими событиями; вырисовалось значение материальных интересов для политического поведения героев – приверженности их определенной королевской династии или форме государственного управления. В романах Скотта из прошлого его родины обозначилась и роль масс в больших идейных движениях, в борьбе враждующих общественных сил. Замечательные французские историки, работавшие в первые десятилетия нового века, признавались, сколь многим они обязаны Вальтеру Скотту, Творческий опыт шотландского романиста много значил и для Бальзака, оценившего его заслуги в емкой формуле: «Вальтер Скотт возвысил роман до степени философии истории».

Наряду с исторической наукой в первой трети прошлого века делает успехи также и естествознание, рост промышленности требует этих успехов и обусловливается ими.

Литература идет на общей волне, она стремится давать неуклонно правдивое и глубокое представление о действительной жизни, о современном обществе; при свойственных ей возможностях могучего воздействия на чувства и воображение читателей она хочет исследовать, быть точной и дальновидной, как наука, а на деле бывает и значительно дальновиднее.

После тридцати лет Бальзак весь охвачен пафосом познания; творить – для него значит исследовать. Предисловие к «Человеческой комедии» будет пестреть именами знаменитых естествоиспытателей. Особенно высоко ценится Жорж Кювье, открывший геологические эпохи и глубоко постигший связь между отдельными частями живого организма. – Бальзаку дороги общие принципы развития и взаимосвязей в мире, и в текст романа «Шагреневая кожа» (1831) он вводит настоящий гимн Кювье. «Отец Горио» (1834) посвящается «великому и знаменитому Жоффруа де Сент-Илеру в знак восхищения его работами и гением»; этот ученый раскрывал изменения животных организмов в зависимости от среды и подготовил идеи Дарвина об эволюции видов. Бальзак в курсе последних достижений естественных и гуманитарных наук. «Все, что расширяет науку, расширяет и искусство», – скажет он устами одного из своих героев, изобретателя и композитора Гамбары. Очень характерно для Бальзака, что под его пером понятия «художник», «ученый», «философ» обычно сливаются, он пользуется ими как равнозначными и взаимозаменяемыми, ибо все они объединяются в понятии «исследователь» и «творец». Он постоянно называет себя историком, – наверное, не менее часто, чем художником или писателем. Он напишет даже так: «Начинают понимать, что я более историк, чем романист…» [2]2
  В первые десятилетия XIX века «романами» все еще продолжали называть, по традиции двух предшествующих веков, произведения неглубокие, чисто развлекательные, противопоставляя их высоким жанрам – трагедии и эпопее. Поэтому Бальзак часто называет свои романы «историями», «композициями», «трудами» и особенно охотно «этюдами», то есть изучениями.


[Закрыть]Устами близкого ему молодого писателя Бальзак в предисловии к своим сочинениям выражает заветную цель: «Создать образ целой эпохи, назваться историком XIX века…»

При знакомстве с одним из значительных героев романа «Утраченные иллюзии» д’Артезом не сразу можно решить, писатель он или ученый, ибо он то и другое в одном лице. Автор говорит о его углубленных научных занятиях в области философии и естествознания, д’Артез зарабатывает на жизнь, сотрудничая в энциклопедических и естественно-исторических научных изданиях; он же профессионально разбирает роман Люсьена и сам создает «произведение, исполненное вымысла», «психологическое, широкого охвата, в форме романа».

Творческая фантазия Бальзака, неотделимая от его феноменальной наблюдательности, постоянно возбуждается вопросами: почему? Каким образом? В силу какого закона? Ему важно глубоко исследовать создаваемые им характеры – «объяснить выражение лица человека всей его прошлой жизнью», эпохой, глубоко и правдиво мотивировать события, из которых складывается действие произведения. Одна из заповедей Бальзака: «Не отделять следствие от причины, так как они неразделимы и кроются одно в другом». Лица и события его романов, заключающие в себе свое объяснение, должны быть драматичны и занимательны, нести все напряжение переходного времени и всю энергию человеческих страстей, все возможности человека в добре и зле…

Научные идеи не сковывают воображение писателя – они его оплодотворяют и стимулируют. В Предисловии к «Человеческой комедии» он напишет: «Я в лучшем положении, чем историк, – я свободнее».

Он выделяет как важнейшее, центральное в драме современности – возвышение буржуа, всевластие денег, падение старых ценностей. Аристократы уступают место туго набитому денежному мешку. Денежные интересы руководят политиками, подменяют патриотизм и законы. Бешеная конкуренция царит в деловой жизни. Деньги разъедают семью, становятся между родителями и детьми, превращают супругов в смертельных врагов. «Нет более близкого родственника, чем тысячефранковый билет». Деньги извращают духовную жизнь, гибельно влияют на судьбу людей науки, искусства, порождая бесчисленные трагедии. Современное состояние общества видится как «грозная социальная болезнь». Оно так безмерно далеко от норм человечности, что вызывает патетическую иронию. Как складываются судьбы человеческие в этой отравленной атмосфере? Какие силы общества и человеческой души противостоят болезни?

В 1830 году написан первый вариант повести о ростовщике (будущий «Гобсек», 1835). Здесь ярко проявляется сгущение, гиперболизация как закон бальзаковского творчества. Искусство, писал он, это «сгусток природы», «концентрированная природа». Чтобы лучше выявить огромную силу золота, Бальзак создает для своего Гобсека впечатляющее, рембрандтовское освещение, наделяет его недюжинным умом и проницательностью, эстетическим чувством. Герой повести не серый, не средний ростовщик. Зато он и осознает свою власть над людьми так полно, наслаждается ею так глубоко, как не мог бы обычный процентщик; и говорит он об этой власти крылатыми, врезающимися в память словами. Деньги делают его режиссером многих и многих человеческих драм. Гобсек – французский «скупой рыцарь». У рассказчика, молодого адвоката Дервиля, реакция на знакомство с Гобсеком – ужас перед жизнью и людьми. «Неужели все сводится к деньгам?» – спрашивает себя Дервиль.

Гобсек, этот выдающийся ум, сам становится жертвой своей страсти к стяжательству: она его иссушает и делает маньяком. В окончательной редакции повести Гобсек умирает в возрасте девяноста лет, оставив после себя груды гниющих товаров, разлагающихся лакомств, свернутых драгоценных картин; во всем кишат черви…

Бальзак считает увеличение масштабов изображаемого и яркую индивидуализацию типов необходимыми условиями художественной правды. «Задача не в том, чтобы копировать природу, а в том, чтобы ее выражать. Ты не жалкий копиист, но поэт!» – учит в одной из его лучших повестей («Неведомый шедевр») мыслящий художник новичка. Характерам должны соответствовать и события: необычайные, волнующие и в то же время – в своей глубокой сущности – реальные, типичные.

Бальзак впервые кладет в основу своих сюжетов не историю любви, отвлеченной от реальных жизненных обстоятельств, не отвлеченные преследования невинности условными злодеями, как это было во французском романе двадцатых годов XIX века, а нечто совсем иное: обогащение и банкротство торговца, историю помещичьего имения, меняющего владельцев, спекуляцию земельными участками, финансовые аферы, борьбу вокруг завещания. В его романах это не отдельные эпизоды на периферии главного действия, а само главное действие.И в прозе буржуазного общества обнаруживается острый драматический интерес.

В 1833 году в числе многих других произведений Бальзака появился роман «Евгения Гранде». Здесь был выведен финансист иного рода и с иной биографией, чем Гобсек, – без присущего Гобсеку столичного блеска и своеобразного аристократизма духа. Бальзака занимают все социально-психологические разновидности стяжателя, художественно-историческое исследование типа конкретно, как никогда прежде. Феликс Гранде – скупец провинциальный, виноторговец, выгодно использовавший возможности для покупки земель, открытые революцией; хитрец, умеющий выжидать, искусно эксплуатирующий всех без исключения, с кем ему приходится соприкоснуться. Он скрывает свои расчеты за притворной простоватостью и косноязычием, обманывать – для него наслаждение. Он жесток, как стихии природы. После ловкой операции он становится похож на удава, переваривающего пищу. Он не дал сбыться счастью своей дочери.

Образ кроткой и вместе стойкой, беззаветно любящей девушки, контраст отца и дочери пленили молодого Достоевского; перевод «Евгении Гранде» на русский язык стал его первой литературной работой. «… чудо, чудо!» – писал он об этом романе [3]3
  Ф. Достоевский, Письма, I, М.—Л. ГИЗ, 1928, стр. 69.


[Закрыть].

В «Отце Горио», законченном за сорок дней бешеной работы, сосредоточилось столько содержания, что трем его главным героям как бы тесно на сравнительно небольшом пространстве этого романа. Бывший торговец мучными изделиями, страстно и слепо любящий двух своих дочерей; они продавали ему крохи дочернего внимания, пока он еще мог платить, потом выбросили вон; они терзали его, «как палачи». Беглый каторжник Вотрен, заряженный огромной энергией, доказывающий с несокрушимой логикой, что действия банкиров, судей, министров отвечают законам и обычаям каторжного мира. А между Горио и Вотреном – молодой дворянин Эжен де Растиньяк, полный жажды успеха; он выбирает себе путь, усваивая столь разные и все же сходные уроки – урок судьбы Горио и поучения Вотрена. Все элементы романа в их сложной соотнесенности служат выявлению глубочайшей, коренной аморальности дворянско-буржуазного общества эпохи Реставрации.

И в этом романе действует тот же закон «сгущения» жизни, укрупнения масштабов; Горио – «Христос отцовской любви», Вотрен – «Кромвель каторги», Растиньяк – не заурядный карьерист. Из других романов мы узнаем, что он достигнет министерского поста. И, однако, все эти образы, при столь ярко выраженной в них господствующей страсти, строятся не на одной черте, – не наподобие образов Мольера, в которых одна и та же краска накладывается все гуще. Бальзак преклонялся перед творцом «Тартюфа», перед силой его обобщений и социальной действенностью его искусства, но в его собственных героях главная страсть сочетается с другими чертами и интересами, не исключая ни богатства психологических оттенков, ни развития характера. Изменения во времени – непременное свойство бальзаковских образов.

Законы общества определяют поведение героев романа и поощряют все порочное в них. Но, воплощая первую заповедь реалистического искусства, Бальзак не ставит героев в рабскую зависимость от среды (как будет у писателей-натуралистов школы Золя), не удовлетворяется односторонним освещением. Общество направляет человека и давит на него, но все же герой может и выбирать, ему даны воля и разум. Горио и сам виновен в том, что потворствовал дочерям и воспитал в них безмерный эгоизм. Растиньяк мог бы выбрать и другой путь.

Во время работы над «Горио» у Бальзака созрел совершенно необычный единый план, охватывающий лучшие из уже написанных им книг и все будущие, еще не родившиеся книги. Он давно тяготел к всеобъемлющим картинам, к систематическому изображению общества и поэтому задумывал произведения целыми сериями, циклами: то «Живописную историю Франции», то «Сцены частной жизни», «Философские романы и рассказы». Наконец, возник окончательный план, и Бальзак, радуясь и торжествуя, мог поделиться им с друзьями и близкими. Интуиция подсказывала ему, что есть единство в бесконечном разнообразии жизни, которое он пожелал отразить. План строился на нескольких взаимосвязанных организующих идеях: идее определяющего влияния среды, которая формирует человека; идее природных границ человеческой активности, энергии, деятельности, страсти, творчества. Как вспоминал Бальзак позже, целое предстало перед ним «некой грезой», «манящей химерой», властно требовавшей своего воплощения. Отныне все его произведения становились частями единой панорамы, населявшая их толпа героев текла из романа в роман. Последующие книги не просто продолжали предыдущие, связь между ними была более сложной. План Бальзака таил в себе замечательные художественные эффекты. Персонаж, который в одном романе был главным, в других уходил из поля зрения, чтобы появиться снова на иной арене, в иной период своей жизни; в следующем романе на него как бы падало боковое освещение в разговоре новых действующих лиц; еще в одном – он тенью проходил на заднем плане, свидетельствуя свое существование вне кругозора, охваченного этим романом, а через несколько лет воскресал в новых обстоятельствах. Достигалась удивительная многогранность характеристики и «эффект присутствия», живая игра света и тени. События, рассказанные в одном произведении, получали резонанс в отдаленной области жизни, приносили свои плоды в новом кругу лиц, служили завязкой новых драм. Это была не арифметическая сумма отдельных повествований, а единый широкий и сложный поток жизни в ее развитии, предстающий в меняющемся освещении и различных ракурсах.

Около 1840 года явилось и заглавие для целого – «Человеческая комедия». Называя так свой труд, автор соотнес его с монументальной поэмой Данте «Божественная комедия» (1321), памятником итальянской жизни и общеевропейской духовной культуры на грани Средних веков и Возрождения; но Бальзак и противопоставил свою «Комедию» Дантовой, определив ее как «человеческую».

Заглавие богато значением: оно говорит о масштабах художественного целого; в нем выразилась ирония по отношению к суете и лицемерию буржуазного общества, к ничтожеству целей, ради которых играется жестокая и циничная комедия. Заглавие направляет мысль читателя, хорошо знакомого с Бальзаком, к высокой трагикомедии – судьбе смертного человека, «наделенного призванием к бесконечному».

Уже с 1830 года Бальзак одержим разрастающимися планами, которые требуют почти немыслимых темпов работы. Он пишет по восемнадцать часов в сутки. Проведя за письменным столом ночь, пишет днем при закрытых ставнях и спущенных гардинах, при свечах. «Я пленник идеи и дела, столь же неумолимых, как кредиторы…», «Я точно на поле битвы, и борьба идет жестокая…» – пишет он матери. Он подсчитывает, что, проработав тридцать ночей подряд, спал за весь месяц только шестьдесят часов; в другой раз сообщает план – работать по двадцать четыре часа кряду, затем спать по пять часов, «это составит двадцать один с половиной час в сутки». Он возбуждает свою энергию потоками кофе, который разрушит его здоровье. Он называет это «жизнью в огне». Почти неправдоподобная, грозная эпопея его труда не может быть передана в немногих строках, она – в томах его переписки. «… ежедневно у меня жар… Я плачусь жизнью!» В фантастическом романе «Шагреневая кожа» (занимательном, как арабские сказки, и притом насквозь современном по искусству и по материалу) Бальзак исследовал различные жизненные позиции перед лицом начертанного на талисмане закона: чем интенсивнее живешь, тем быстрее сгораешь. Теперь миф шагреневой кожи он относит и к самому себе, предвидя, что доработается до смерти. Но ничего не меняет в образе жизни: «… я буду гордиться тем, что осмелился предпринять свой труд, даже если упаду под его бременем». Работу над воплощением бесчисленных замыслов одновременно с нескончаемой – до двадцати и больше раз – правкой корректур он называл: «бороться с лавиной».

В письмах он любил сравнивать себя с людьми самого разнообразного физического труда: каменщик, судостроитель, солдат, раб, вращающий жернова, резчик, литейщик, пахарь, садовник. В одном из поздних романов он скажет: художник «трудится как рудокоп, засыпанный обвалом».

Лучшее из существующих изображений Бальзака – знаменитая статуя работы Родена, где в камне запечатлена безмерность творческого порыва. Описание этой статуи сделано австрийским поэтом Р.-М. Рильке. «Роден увидел широкую, ступающую вперед форму, терявшую свою увесистость в складках плаща. Из мощного затылка словно рос кустарник волос, и, откинувшись в их гриву, лежало лицо. Оно смотрело. Оно было зачаровано созерцанием. И, казалось, покрыто потом творчества. Лицо стихии. Это был Бальзак в избытке своего плодородия. Родитель целых поколений, расточитель судеб. Это был человек, которого глаза, казалось, не нуждаются в предметах. Если бы мир был пустой – его взоры родили бы в нем вселенную» [4]4
  Перевод А. В. Луначарского. См. А. В. Луначарский, Этюды критические, изд-во «Земля и фабрика», М. —Л. 1925, стр. 313.


[Закрыть].

«Утраченные иллюзии» автор датировал 1835–1843 годами. Роман создавался в гуще других произведений: в этот же период были написаны «Музей древностей», «Беатриса», «Чиновники», «Дочь Евы», «Цезарь Биротто», «Банкирский дом Нусингена», «Темное дело», «Жизнь холостяка», «Онорина», «Провинциальная муза» и еще многие романы и повести.

Творческая история «Утраченных иллюзий» характерна для Бальзака. Роман был задуман сначала как повесть об обольстившихся друг другом провинциальном поэте и провинциальной львице; попав в Париж, они увидели друг друга в подлинном, беспощадном свете – и расстались. Но когда повесть была написана, она оказалась лишь введением к роману: «В процессе творчества все изменилось». Автору открылось, что его бесхарактерный поэт, очутившись в Париже, должен был подпасть влиянию журналистики – «язвы нынешнего века»; вглядываясь в действительность, автор обнаружил неизбежность такого развития сюжета. Задуманное продолжение Бальзак отстаивает характерным аргументом: «Разве не имеет он (писатель. – Р. Р.)права пользоваться преимуществом, признанным за наукой, которой предоставляют для проведения исследований время, достаточное, чтобы осуществить ее широкие замыслы?» Таким образом, создание романа отождествлено с процессом познания. В другом месте Бальзак ссылается на пример знаменитого естествоиспытателя XVIII века Бюффона, который также публиковал свои труды по частям.

Каждый персонаж «Утраченных иллюзий» приходит в роман из глубин прошлого своей страны, своей семьи и своего собственного. Действие происходит в 1819–1823 годах и органически вписано в эти годы; в своих главных, самых общих линиях оно мотивировано историей Франции, вытекает из конкретной социально-исторической ситуации и несет на себе ее отпечаток. У власти реставрированная королевская династия, и аристократия задает тон; но воздух еще полон воспоминаний о революции и наполеоновской эпопее, налицо их неистребимые последствия. Старый Сешар скупил по выгодной цене национализированные дворянские земли. Уже история его типографии, в которой работали скрывавшийся от революционных властей граф и неприсягнувший аббат, неотделима от тех лет. Черты времени – глубокая ненависть между аристократической и буржуазной половинами города Ангулема, замкнутость дворянских семей, «зараженных тупым роялизмом… закоснелых в ханжестве… и столь же далеких от жизни, как их город и его скала…» В этой обстановке делам молодого владельца типографии Давида Сешара вредит его нейтралитет в политических и религиозных вопросах. Драматическая линия романа – возвышение и падение Люсьена – связана с борьбой роялистской и либеральной партий: герой изменяет либералам в надежде на милости двора и восстановление дворянского имени своей матери. Роялисты вынуждены балансировать между левыми и крайними правыми, которые, как и либералы, способствуют увеличению ненависти к королевской власти; впереди маячит призрак новой революции.

Бальзак владеет секретом особой «дозировки» истории и художественного вымысла в их органическом сплаве. Черты времени – от борьбы классов и партий, от подъема прессы и литературных сенсаций (например, действительно опубликованные в 1819 году стихотворения Андре Шенье, которыми в романе наслаждаются молодые друзья Люсьен и Давид) до театрального быта, до дешевого парижского ресторана, прибежища интеллигентных бедняков, – все это из самой жизни. На заднем плане проходят немногие исторические лица: министры, деятели партий, поэты, журналисты. В этой реальной действительности, черпая свою силу из глубокого проникновения в ее законы, располагается мир художника, обладающий сверх того своей особой силой фантазии и обобщения, эмоциональности и сгущенного драматизма.

В глазах Бальзака к главным явлениям века принадлежит «трагическая история молодого поколения, за последние тридцать лет» в мире всеобщей конкуренции и развращающих влияний. Судьбу молодого человека Бальзак воплотил в целом ряде социально-психологических вариантов, от самоубийцы Атаназа Грансона («Старая дева») до преуспевающего честолюбца Растиньяка. В «Утраченных иллюзиях» эта тема воплощена в Люсьене де Рюбампре, который после многих перипетий терпит крушение в жизненной борьбе.

Литературно одаренный, но безвольный юноша, подвижный по натуре, «с равной легкостью переходивший от зла к добру и от добра к злу», Люсьен любит пожинать плоды, не прилагая труда, между тем как истинный писатель утверждается в своем призвании железной стойкостью характера. Образы Люсьена и законодательницы вкусов ангулемской аристократии Луизы де Баржетон могут служить примерами сложности бальзаковского психологического портрета. Луизе присущи «блистательные качества ума и нетронутые сокровища сердца», но в условиях провинциального застоя она проникается самомнением, самые достоинства ее вырождаются, выдающаяся женщина становится напыщенной, жеманной и смешной. Женское одиночество делает ее жизнь пустой и бесцельной. Меняющееся авторское освещение образа колеблется между признанием и иронией, осуждением и глубокой снисходительностью, источник которых в полном и объективном понимании характера. Но Бальзак беспощаден, когда ловит свою героиню на чисто сословном пороке: из дворянского чванства Луиза велит Люсьену пренебречь свадьбой сестры и друга, «какого-то буржуа», из дворянской спеси она отрекается от Люсьена в Париже и бросает его на произвол судьбы.