355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Оноре де Бальзак » Кодекс порядочных людей, или О способах не попасться на удочку мошенникам » Текст книги (страница 9)
Кодекс порядочных людей, или О способах не попасться на удочку мошенникам
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 07:06

Текст книги "Кодекс порядочных людей, или О способах не попасться на удочку мошенникам"


Автор книги: Оноре де Бальзак



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

2. О СТРЯПЧЕМ

И вот наконец мы добрались до того прославленного ремесла, представителей которого испокон веков обвиняют во всех смертных грехах, а им все нипочем. Да здравствует французский юридический гений! Стряпчие – старейшины, покровители, святые и боги того искусства, которое помогает стремительно разбогатеть; на критику они со свойственной им величайшей убедительностью отвечают: «Мы тут ни при чем; мы служим Фемиде, а ею недоволен каждый второй из тех, кто имеет с ней дело. Вот и выходит, что, если во Франции в год рассматривают сто тысяч дел, ровно столько же хулителей поднимают голос против почтенного сословия стряпчих».

Из всех товаров в подлунном мире правосудие, несомненно, самый дорогой. Многие полагают, что еще дороже слава, но мы ставим на правосудие и докажем нашу правоту.

Начнем с того, что самая скверная сделка, подготовленная самым невежественным нотариусом, лучше самого лучшего процесса, пусть даже выигранного; это совершенно очевидно, как очевидно и то, что всякий, кто входит в контору стряпчего, ставит свое богатство на край пропасти!.. Если вы все еще сомневаетесь, читайте дальше.

Молодые писцы, объясняя вам, каким опасностям вы подвергаетесь, когда имеете дело с ними, начнут с мелочевки.Однако мелочевка– это, в сущности, только опушка густого леса, поэтому о ней мы поговорим в последнюю очередь; если старые стряпчие в мелочевкедуши не чаяли, ныне она считается детской забавой, которую предоставляют новичкам; больше того, судейские признают ее убыточной.Итак, мы начнем с другого и, не мешкая, покажем, каким образом самая простая вещь в мире становится самой сложной, а значит, и самой выгодной.

3. О ПОРЯДКЕ

Вы, может быть, полагаете, что мы поведем речь о порядке, в котором необходимо содержать свои дела? Как вы далеки от истины; нет, в данном случае порядок означает неразбериху, путаницу, пожар и проч.

Представьте, что у вас есть собственный дом (на самом деле у вас, возможно, нет за душой ни франка, но это не важно; мы просим вас вообразить себя домовладельцем, а эта мысль сама по себе утешительна). Иметь дом – не значит быть богатым; а между тем у вашей супруги есть капризы, а у вас самого есть желания, из чего следует, что сначала вы промотаете свой капитал, а потом начнете брать взаймы.

Вы отправляетесь к нотариусу занять деньги из пяти, шести, семи, восьми процентов; и вот вы уже заложили прекрасный дом, стоящий семьсот или восемьсот тысяч франков, сначала за десять, потом за двадцать, потом за пять, потом опять за десять тысяч франков; возвращать долги в срок вам не из чего, поэтому вы вынуждены подписывать соглашения о переводе долга, брать новые займы и проч.

Так проходит десять лет; в вашу душу закрадывается беспокойство, и однажды утром вы внезапно решаете: «Черт подери! Дольше так продолжаться не может; ведь этот прекрасный дом заложен уже раз тридцать или сорок!» И то сказать, ведь и уходя из дома, и возвращаясь назад, вы видите не ставни и не водосточные трубы, а облака из сотен тысяч франков, а за ними – сотни человеческих фигур, которые порхают там и сям и все без исключения требуют денег.

В один прекрасный день вам в голову приходит не менее прекрасная идея – выставить дом на продажу, вложить вырученные деньги в государственную ренту и жить, не зная забот. И вот вы объявляете о том, что дом продается. Кредиторы делают из этого вывод, что дела ваши плохи, и начинают требовать, чтобы вы заплатили по своим долговым обязательствам, а денег-то у вас нет; кредиторы подают на вас в суд и хотят лишить имущества. Стряпчие называют это – дело пошло; но подождите, это еще не порядок.

Вы нанимаете стряпчего, который будет представлять вас в суде; вскоре разгорается скандал. Одни кредиторы утверждают, что денег от продажи дома не хватит на оплату всех долгов; другие требуют от вас такие проценты, какие им вовсе не полагаются; стряпчий ваш бьется, как лев, и после борьбы, в которой вам несколько раз улыбается удача, наложение ареста на недвижимое имущество превращается в добровольную продажу.

Вы довольны, вы подсчитываете деньги, которые останутся после уплаты долгов, и надеетесь, что тогда наконец заживете спокойно; и в самом деле, дом продается за шестьсот тысяч франков. Тут кредиторы вновь затевают свару и начинают обсуждать очередность выплат.

Покупатель ваш, устав ждать, делает предложения кредиторам и по окончании этого дополнительного процесса, а скорее процессика, вкладывает деньги в фонд погашения.

И вот тут-то, после множества судебных заседаний и множества споров, дело доходит до наведения порядка, иначе говоря, вашим кредиторам предстоит одному за другим в определенном порядке получить свои деньги по суду. Вы полагаете, что это совсем просто. Как же вы ошибаетесь!.. Все еще только начинается.

Прежде всего стряпчий покупателя и стряпчий старейшего из кредиторов через судебного исполнителя уведомляютвсех прочих кредиторов о состоянии дел, иначе говоря, посылают им целый ряд документов, как то: 1) постановление о покупке, или купчую; 2) прошение на имя судьи о начале выплаты долгов; 3) перечень ваших займов и проч.

Так велит мудрый закон: разве не справедливо, чтобы каждый кредитор знал постановление суда и мог проверить, не продан ли дом ниже стоимости; разве не должен он иметь возможность ознакомиться с полным списком ваших заимодавцев, чтобы удостовериться, что сам он занимает в нем достойное место, что в перечень займов не включены поддельные долговые обязательства или долговые обязательства уже оплаченные? Право оспорить долговое обязательство – законное право кредитора.

Пока суд да дело, вы живете припеваючи и горя не знаете.

Нередко стряпчий покупателя и стряпчий старейшего из кредиторов – это одно и то же лицо, ибо обычно как раз состоятельный кредитор и приобретает ваш дом; скоро вы увидите, как ваше добро разойдется по рукам в самом идеальном порядке!

В списке сто человек, не считая стряпчих, которые имеют привилегию сами вычитать себе плату за труды из стоимости особняка; учтите, что сотня кредиторов – цифра очень скромная; ведь нередко случается так, что кредиторы переуступают право требования четверти, трети, а то и половины долга другим лицам; вы, например, взяли в долг десять тысяч франков у одного человека, а требовать с вас эту сумму с процентами являются трое или четверо людей, которых вы в глаза не видели. Так вот, следите внимательно за нашими подсчетами.

В судебном постановлении о продаже всего шести пятьдесят листов с оборотами – сущий пустяк, если вы примете во внимание, что на листе с оборотом позволено расположить всего двадцать строк, что строка состоит самое большее из пяти слов, а между тем в этом постановлении рассказана вся история предшествующих владельцев особняка, начиная с самого первого, и того участка, на котором он выстроен, описан сам дом и изложен ход судебного процесса, ему посвященного, и проч., и проч.

Итак, в постановлении двести пятьдесят листов с оборотами.

Прошение на имя суда о начале выплаты долгов кредиторам в правильном порядке займет никак не меньше пятидесяти листов с оборотами.

Теперь сам перечень ваших кредиторов и долгов – о! тут и трехсот листов может не хватить; но положим все-таки, что их триста.

Общий итог – шестьсот листов с оборотами.

Вот вам шесть сотен листов, посредством которых стряпчий должен через судебного исполнителя уведомитьобо всем, что им належит знать, сотню ваших кредиторов. А за каждую копию листа с оборотом стряпчему по закону причитается шесть су, или тридцать сантимов (совсем немного), а листа гербовой бумаги стоимостью семьдесят сантимов хваает на шесть таких листов с оборотами.

Посмотрим же, во что обойдется уведомлениеодного кредитора: шестьсот листов по шесть су стоят сто восемьдесят франков; сто листов гербовой бумаги по семьдесят сантимов стоят семьдесят франков.

Итого двести пятьдесят франков.

Теперь умножьте эти двести пятьдесят франков на сто – и вот вам без малого тридцать тысяч франков за одно только уведомлениекредиторов. Вы скажете, что стряпчий на этом не сильно разживется; ведь ему надобно изготовить сто раз по шесть сотен копий, иначе говоря, исписать шестьдесят тысяч листов с оборотами, а для этого придется нанимать целую уйму писцов!

Как бы не так! Не волнуйтесь, сударь, писцы палец о палец не ударят…

Хотите узнать, на чем заработает стряпчий? Вот на чем: на листе гербовой бумаги за семьдесят сантимов он уместит не шесть, а целых сорок листов дела – вот и выгода: с одного этого он будет иметь восемь с половиной тысяч франков.

Но это еще не все: он не станет отдавать шестьдесят тысяч листов писцам, ибо это обошлось бы ему в пятнадцать с лишним тысяч франков; он отдаст шестьсот листов типографу, которому для публикации вашего уведомленияв формате ин-октаво хватит одного печатного листа, так что стряпчему каждый из сотни таких экземпляров обойдется самое большее в двенадцатую долю одного сантима, но с вас-то он возьмет ровно столько, сколько предписывает закон, – по шесть су, или тридцать сантимов, за лист с оборотом.

Вот с чего начинается наведение порядка; заметьте, что мы обрисовываем картину только в общих чертах. Мы не станем занимать ваше внимание такими мелочами, как оспаривание долговых обязательств, очередность выплат, побочные процессы и злоупотребление правом, и проч., и проч. Напоследок мы скажем только еще об одном затруднении: у вас сотня кредиторов; за те десять лет, которые вы употребили на то, чтобы набрать долгов на три или четыре сотни тысяч франков, почти все они успели сменить квартиру, так что их местожительство, указанное в долговом обязательстве, как правило, не совпадает с местожительством нынешним; а между тем закон, стоящий на страже прав кредиторов, требует, чтобы уведомлениябыли вручены через судебного исполнителя по всем их возможным адресам; представьте, что у каждого из кредиторов имеется вдобавок загородный дом, – и в мгновение ока тридцать тысяч франков превращаются в шестьдесят.

Комиссионные, которые стряпчие получают от судебных исполнителей, заинтересованных в работе, – это, конечно, пустяк, но если из двадцати франков, в которые обходится одно уведомление, пять попадают в кошелек стряпчего, то двести уведомлений образуют вместе превосходный банковский билет в тысячу франков – и получает эту тысячу не кто иной, как стряпчий.

Но самое изумительное, что во всем этом нет ровно ничего противозаконного; делать нечего: все согласно тарифу. Стряпчий, ведущий ваши дела, – не больший плут, чем вы сами или господин Такой-то.Считайте это просто несчастным случаем – все равно как если бы вы сломали ногу.

Подведем итоги: если у вас имелось долгов на четыреста тысяч франков, а особняк ваш был продан за шестьсот тысяч франков, то за вычетом судебных издержек, издержек на приведение в порядокваших долговых выплат, издержек на дополнительные процессы у вас на руках останется самое большее пятьдесят тысяч франков.

Однако представьте на минуту, что один из кредиторов, подстрекаемый своим адвокатом, вздумает поднять цену, или что права вашей супруги на особняк доказаны неосновательно, или что в списке кредиторов обнаружились несовершеннолетние; тогда пиши пропало: вам не останется ничего другого, как бежать в Америку.

* * *

Впрочем, долговое законодательство – вещь восхитительная.

Случается, что по делу, для вас крайне важному, вынесено судебное постановление, и вы желаете как можно скорее вручить уведомлениеоб этом вашему противнику, чтобы он прекратил вас преследовать; вы обращаетесь к стряпчему, он смотрит на вас и говорит: «Это от меня не зависит!.. это дело секретаря суда; ступайте во Дворец правосудия и попросите его!»

Вы отправитесь во дворец, потратите массу времени на розыски этого секретаря, а когда вы наконец его отыщете, он покажет вам сотню постановлений, копии которых надобно сделать прежде вашего; а между тем вы не пожалели бы тысячи франков ради того, чтобы получить на руки желанную копию.

Вы возвращаетесь к стряпчему; на вас лица нет от горя, а он улыбается. «Что же, наконец, нужно сделать, чтобы раздобыть это чертово постановление?» – «Положитесь на меня, – говорит стряпчий. – Но учтите, нужно будет кое-кого подмазать».Вы соглашаетесь. И ровно через три дня копия уже у вас и руках. Но зато, когда стряпчий предъявит вам счет, там в самом конце будет стоять многозначительная фраза: «За услуги, хлопоты, поездки и проч. – пятьсот франков». И вы заплатите безропотно. Если вас не просят никого подмазать, считайте, что вы отделались легким испугом.

* * *

Если дело очень запутанное и постановления в ходе процесса издаются с такой же частотой, с какой летают ядра над полем боя, а тяжущихся стороночень много, тогда уведомленияотправляются напрямую от одного стряпчего другому и от одной стороны другой; в этом случае их копируют наскоро.

Сделать копию наскоро – это значит переписать резолютивную частьсудебного постановления, начиная с «Карл, милостью Господней король Франции и Наварры, и проч.», несколько мотивировочных частей («Принимая во внимание, что…») и последний лист.

Но берут за такую сокращенную копию ровно столько же, сколько взяли бы за полную. Теперь представьте, что в постановлении сто листов с оборотами, что в процессе десять участников, – барыш стряпчего можете подсчитать самостоятельно, руководствуясь тем примером, какой дан в параграфе о порядке.

При всем нашем уважении к господам практикующим юристам мы не можем не признать, что вся эта деятельность довольно сомнительна и, пожалуй, их не красит.

* * *

Но главный источник дохода стряпчих, дающий повод к гораздо большим злоупотреблениям, это ПИСЬМЕННОЕ ПРОШЕНИЕ НА ИМЯ СУДА.

Чтобы понять, что представляет собой это прошение, нужно все время держать в памяти те подсчеты, которые мы привели в параграфе о порядке;, остальное мы вам сейчас объясним.

Во всяком судебном процессе, если вас преследуют и требуют от вас исполнения определенных обязательств, каковых вы за собой не признаете, вы сталкиваетесь с противником coram judice [112]112
  Перед судом (лат).


[Закрыть]
, у вас обоих есть адвокаты, которые защищают ваши интересы; это – битва; адвокаты – это армии; однако прежде чем пойти в рукопашную, короли извещают вражескую державу об объявлении войны, издают манифесты.

В вашем случае объявлением войны служит документ о возбуждении гражданского дела в суде; это еще пустяк.

Другое дело манифест; в этой роли как раз и выступает письменное прошение на имя суда. Его обязан представить судьям, которые, впрочем, этой бумаги никогда не читают, ваш стряпчий; в этом деле он служит вашими устами, вашим крестным отцом.

Копии этих прошений один стряпчий вручает другому; сторонамих никогда не показывают – это бы слишком их растревожило. Таким образом, если в процессе десять участников, значит, необходимо изготовить десять копий прошения и десять раз вручить уведомление о нем; что же касается подлинника, то он остается у вашего стряпчего. Этот подлинник, который подшивают в дело, именуется толстяком.И если бы вы его увидали, то согласились бы, что он действительно не худенький: крупные страницы гербовой бумаги, на которых ваши резоны изложены, в полном согласии с ордонансом, из расчета двадцать строк на лист, пять слов на строку.

Каждый такой лист с оборотом стоит два франка, и это только за красноречие; ибо за гербовую бумагу и за уведомлениеплатить нужно отдельно.

Нам доводилось видеть прошения на двух или трех сотнях листов, о которых пришлось вручать уведомлениедвадцати сторонам.

Нетрудно догадаться, что если закон требует двадцати строк и пяти слов, то большего числа строк и слов вы на листе не встретите, а вот меньшее – запросто.

Нет такого дела, которое бы обошлось без прошения.

Вы, дитя Революции, носите имя Брут? [113]113
  После 1789 года многие французы, сочувствовавшие Революции и бравшие за образец античных героев-республиканцев, меняли имена, данные им при крещении, на имена, почерпнутые из древней истории.


[Закрыть]
Вы хотите отринуть эту нечестивую кличку и зваться Пьером? Вам необходимо судебное постановление. По сему поводу составляется прошение господина Брута на имя господина Председателяи проч.; на двадцати листах это прошение рассказывает о последствиях революционной бури, о злодеяниях, запятнавших Францию, о мудрости законодателя, который позволяет Пьеру Такому-то переменить имя, затем следуют статьи Кодекса, на основании которых… и проч.

Перемена имени обойдется Пьеру, Жаку или Бруту в сотню экю, пусть даже речь идет об изменении одной буквы.

Понятно, что, если в процессе участвуют десять сторон, тогда на одного писца, который переписывает крупным почерком толстый подлинник, приходится десять его собратьев, которые изготовляют десять копий для уведомлениядруг друга; тут-то и свершается чудо. Все восхищаются чудом с пятью хлебами, которыми удалось накормить сорок тысяч человек; стряпчий в данном случае действует совершенно противоположным образом: сорок тысяч строк должны уместиться на пяти страницах, а значит, писцам приказывают писать мелко, убористо и сокращать слова.

В результате уведомлениепревращается в ув-е, постановление– в пст-е, прошение– в прш-е, какой-то —в к-то, незамедлительно —в нзд-нои проч.; однако писцам предстоит еще как-то обойти требования казны, которая грозит штрафом всем тем, кто уместит на листе гербовой бумаги ценою в тридцать пять сантимов больше сорока строк. По счастливой случайности сочинители налоговых законов не догадались ограничить законодательным образом число букв, вследствие чего буквы эти становятся такими крохотными, что их впору изучать в лупу, как полное собрание сочинений Вольтера в одном томе; беды в этом нет: ведь прошение все равно никто внимательно не читает!

Да здравствуют вороньи перья, какими выводятся священные письмена, дающие судейским писцам хлеб насущный! Воронье перо пишет в тысячу раз более убористо, чем кисть художника-миниатюриста.

Отдельная статья – искусство составлять витиеватые фразы с длинными периодами; оно изумительно: тут встречаются такие похвалы новым законодателям и такие тонкие и в то же время пространные рассуждения, которые нередко вызывают смех у самих судей.

Например, после того, как в 1814 году Господь воротил нам Бурбонов, Людовик XVIII в декабре месяце издал ордонанс, согласно которому эмигрантам возвращалось все их имущество, дотоле не проданное. По этому поводу поступило множество протестов от кредиторов. Так вот, мы готовы биться об заклад, что в бесчисленном множестве прошений присутствует сообщение об этом событии, почитаемом в судейских кругах. Вот некоторые варианты этой сакраментальной фразы:

«В ту пору, когда Господь в премудрости своей покорил Францию железной деснице (это и все последующие грозные придаточные подразумевают Бонапарта), когда он обрушил на нее столько бедствий, когда он разбудил могучие бури, когда народы страдали под пятой ужасного колосса, когда революции изрыгали свой яд, в ту пору, господа(прошение всегда адресовано судьям), Франция еще сильнее возлюбила Бурбонов и они принесли ей дары мира, явились ей в ореоле кротости и покоя. Они предстали в окружении воспоминаний, хранимых ангелом согласия, и были встречены единодушными рукоплесканиями… И вот Господь повелел королю-законодателю, которого призывали мы все в наших молитвах, не только пожаловать нас бессмертной Хартией, но и отблагодарить своих старых слуг, вместе с ним сносивших тяготы изгнания. Тогда-то этот великий государь, движимый мыслями столь возвышенными и столь великодушными, достойный своих предков, убежденный, что мало восстановить алтари, укрепить трон, возвратить правосудию его могущество, дабы оно воссияло в прежнем блеске, надобно вдобавок сделать старинную Францию еще более сильной и более величественной, издал знаменитый ордонанс от такого-то числа… и вернул эмигрантам те имения, что дотоле не были проданы, причем не нанес этим великодушным деянием ущерба никому, кроме самого себя; ибо имения эти принадлежали казне так называемого монарха, вернее же сказать, свирепого узурпатора, готовившего гибель всем французам».

Сколько листов исписано этими монархическими излияниями, сколько двухфранковых монет за них заплачено! Вот от таких-то фраз прошения и толстеют; вот так-то и готовится великое сражение, в котором адвокаты будут применять уже совсем иное оружие.

Какой смысл в прошениях? Никакого. Впрочем, в иных случаях они полезны тем, что позволяют адвокатам получить общее представление о деле.

* * *

Адвокату, который ведет ваше дело, вы платите со всей возможной щедростью, и это совершенно справедливо; тем не менее в счете, который предъявит вам стряпчий, будет выставлено: пятнадцать франков за речь адвоката; эти пятнадцать франков стряпчий возьмет себе. Если адвокат выступал десять раз, в счете будет выставлено десять раз: в такой-то день пятнадцать франков за речь адвоката. Эти пятнадцать франков – плата, которая причитается адвокатам по закону; она столь скромна, что адвокаты к ней не притрагиваются и оставляют ее стряпчим, а уж эти-то не гнушаются ничем. Они в суде рта не открывают, но не в том суть: говорят ли они, молчат ли, пишут ли – вы заплатите за все.

* * *

Когда в результате протеста, поданного в середине процесса, обнаруживается необходимость произвести дознание или оценку имущества, закон позволяет каждой из сторон пользоваться помощью своего стряпчего, ибо этот защитник должен находиться при тяжущемся безотлучно; в этом случае стряпчие никогда не забывают указать в протоколе оценки свое участие, ибо совершается такая оценка порой за двадцать, а то и тридцать лье, и стряпчие получают определенную сумму за каждое лье плюс еще по девять франков за вакацию.

Впрочем, сами они не трогаются с места, ездят с бала на бал, играют, танцуют и проч., а потом, когда оценка заканчивается, ставят свою подпись в протоколе накануне его регистрации и в результате получают двести, триста, а порой целых девятьсот франков, смотря по важности дела, за то, что спокойно спали в своей постели и грелись у камелька.

Нет совершенно ничего невероятного в том, чтобы стряпчий оказался в один и тот же день в четырех-пяти различных местах.

Когда покойный господин Сельв [114]114
  Юрист Жан-Батист Сельв (1760–1823) опубликовал в начале 1820-х годов множество «записок» с критикой существующей судебной системы; в сходном жанре в 1773–1774 годах выступал Бомарше, однако его судебные записки, посвященные процессу, который он возбудил против богача графа Ла Блаша, представляли собой блестяще написанные памфлеты, сочинения же Сельва блеском не отличались.


[Закрыть]
решил положить конец этим злоупотреблениям, тотчас раздались крики: пожар! разбой! грабеж! и проч. Одинокий голос господина Сельва был заглушен этим хором, и он скончался, не совладав со стихией. Это был один из самых мужественных граждан, каких нам довелось знать. Его выставили в смешном виде, сам же он, к несчастью, остроумием не отличался. Когда бы в придачу к своему богатству, упорству и непреклонной отваге имел он сатирический дар, каким отличался Бомарше, он, возможно, добился бы отмены этого тарифа и принятия новых законов: но господин Сельв был стар и немощен; в стиле его не было ничего притягательного, вдобавок он нападал не на вещи, а на лица. Нашу мысль легко разъяснить на одном примере.

Господин Сельв однажды рассказал случай, который назвал чудовищным. Вот в чем было дело: «Один крестьянин умер и оставил двум детям свою лачугу и участок земли; все вместе стоило семьсот франков; в дело замешался стряпчий, воспользовался ссорой между братом и сестрой и посоветовал им продать дом с торгов. Судебные издержки дошли до тысячи семисот франков, и служитель закона, завладев и домом, и землей, принялся преследовать несчастных, требуя от них уплаты за свои труды».

Случай, разумеется, вопиющий; стряпчий, способный на подобное злодеяние, тот же бандит, хотя и без оружия; но все было сделано в строгом соответствии с законом; сердце обливается кровью, но закон не произносит ни слова в осуждение подобной процедуры; господин Сельв доверился голосу своего сердца, но не прислушался к разуму, который хладнокровно показал бы ему, что, если продажа с торгов обходится в одну и ту же сумму и для владельца миллионной недвижимости, и для хозяина старой лачуги, значит, виноват прежде всего закон и требовать надобно не безотлагательной казни стряпчего, а судебной реформы.

* * *

Если отчет в расходовании средств производится перед судом, противная сторона в своем прошении на имя суда оспаривает все пункты предъявленного вами счета; она либо отбрасывает их, либо преуменьшает, если речь идет о расходной части, и нередко раздувает, если речь идет о части доходной; в таком случае ваш стряпчий предъявляет встречное прошение, в котором доказывает, что все ваши пункты превосходные и точные.

Такое ответное прошение на языке Дворца правосудия именуется подпоркой,потому что оно призвано вас поддержать. Так вот, подпорканикогда не насчитывает меньше двух-трех сотен листов: ведь каждая статья достойна отдельного прошения.

Мораль: остерегайтесь выверять счета в суде.

Если вы продаете особняк с торгов, по доброй ли воле или потому, что на него наложен арест, извещение об этой продаже помещается в «Газете мелких объявлений», из расчета шесть су за строку; извещению предшествует постановление, дозволяющее продажу, а также краткое изложение причин, побуждающих вас к продаже, а также изложение некоторых сведений о продаваемом особняке, так что трехкратная публикация извещения, обязательная при продаже с торгов, обходится в немалую сумму; так вот, имейте в виду, что «Газета мелких объявлений» делится со стряпчими точно так же, как нотные торговцы делятся с музыкантами; стряпчие получают треть от стоимости объявления.

* * *

Вернемся к мелочевке.Так называют множество мелких актов, как то: повестки о вызове противной стороны в суд, официальную переписку между стряпчими, бумаги о возобновлении производства в суде, запросы о предоставлении документов, перечни вопросов, которые следует поставить перед экспертами, и проч., и проч.; всем этим умелый стряпчий шпигует всякое дело. В правильно устроенной конторе стряпчего между первым и вторым завтраком таких бумаг сочиняют франков на тридцать-сорок, не меньше; впрочем, не подлежит сомнению, что эта мелочевка– просто бледная немощь по сравнению с прошениями на имя суда, приговорами суда о продаже с долгов, наведением порядкасреди кредиторов, отчетами об опеке, контрибуциейи проч.

Контрибуция —это то же наведение порядка,только применительно к мебели. Если вас берут под арест и сажают в тюрьму, то, пока вы ночуете в коридоре тюрьмы Сент-Пелажи, начинается распродажа вашей мебели, однако зачастую вырученных денег недостает на покрытие ваших долгов; вот тут и возникает необходимость навести порядоксреди кредиторов, который, впрочем, есть лишь бледная копия другого, главного порядка; это все равно что миниатюра в сравнении с росписью церковного купола.

Стряпчий восстает от сна около полудня; накануне он, как правило, допоздна веселился на балу и, случается, проиграл кое-какие суммы в экарте; дождавшись его пробуждения, писцы подносят ему, точно министру, бумаги на подпись; тут и бумаги из мелочевки,и копии, и выписки; молодой стряпчий подписывает эти сотни бумаг, не читая, и восхищается своими писцами: ведь эти черти с утра уже успели сделать столько дел; впрочем, говоря по чести, гораздо больше он восхищается самим собой: ведь между писцом и стряпчим разница такая же огромная, как между солдатом и маршалом Франции.

Иные дела начинаются, развиваются и доходят до суда, клиент вносит плату, а стряпчий даже не знает его имени.

Надеюсь, вы понимаете, что теперь, после того как мы описали вам труды исполинов, мы не станем опускаться до пустяков и рассказывать о ловких проделках писцов, которые сумели заработать лишнюю монетку благодаря такой-то вакации или такой-то поездке. Тот, кто насладился зрелищем альпийских снежных вершин, не станет дивиться порции мороженого в кафе Тортони.

* * *

О парижских стряпчих можно было бы рассказать еще много интересного и даже забавного; но мы этого делать не станем, чтобы не отклоняться от темы. Довольно будет сказать, что этот цех служит опровержением священной мудрости, гласящей: «Ворон ворону глаз не выклюет».

Краткое содержание главы первой

Вы, должно быть, ждете каких-нибудь ярких афоризмов, которые стали бы для вас путеводной нитью в лабиринте, именуемом Дворцом правосудия? Не надейтесь; ибо, сказать по правде, даже стряпчий, удалившийся от дел, возникни у него нужда судиться, не способен уберечь свой кошелек от разграбления. Что делать, чтобы не платить лишнего?.. Напрасно будете вы изучать статьи закона и уловки крючкотворов; напрасно будете клеймить судебных исполнителей и «Газету мелких объявлений»; напрасно будете вникать в ход процесса, запрещать писать прошения на имя суда и призывать стряпчего сочинять бумаги стилем сухим, как солома…

Стряпчий не пошел бы на это даже ради собственного отца.

С такими требованиями вы просто не найдете ни одного стряпчего, который согласится вас защищать.

Если вы, как господин Сельв, наймете себе казенного стряпчего, он будет действовать спустя рукава и вы наверняка проиграете дело.

А если стряпчий поможет вам выиграть дело, не нажившись на вас, он навлечет на себя ненависть всех своих собратьев.

Наконец, если вы будете постоянно появляться в конторе вашего стряпчего, и ему самому, и его помощникам надоест вас видеть и они начнут вам вредить, как бы щедро вы им ни платили; пусть подобная перспектива заставит вас содрогнуться от ужаса и научит идти на уступки. Впрочем, если уж вам пришлось судиться, следите за ходом дела, знакомьтесь со всеми бумагами, вникайте в то, что делается ради вашей пользы, и своею властью запрещайте дорогостоящие прошения и бесполезные запросы; завязывайте дружбу не с владельцем конторы, а с простыми ее служащими; балуйте писцов, убеждайте их, что изучили их ремесло во всех тонкостях и не дадите себя обмануть, а свою признательность доказывайте, угощая их превосходными обедами, отменными ужинами, плотными завтраками; не жалейте ни трюфелей, ни крепких вин и не сомневайтесь: потратив таким образом триста франков, вы сэкономите тысячу экю [115]115
  То есть три тысячи франков.


[Закрыть]
. В любом краю святые сильнее самого Господа Бога. Забудьте о короле, но заручитесь поддержкой чиновников – в этом залог успеха.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю