Текст книги "Няня для сына олигарха. Миссия:выжить (СИ)"
Автор книги: Оливия Лоран
Соавторы: Ария Гесс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Знаешь, – Кирилл подходит ближе, накрывая своей ладонью мою, отчего кожу словно пронзают мелкие иголки. Трепетно, тепло, безопасно. – Я бы не против ещё одного такого.
Поднимаю на него взгляд, все еще ощущая теплые пальцы на своей ладони, задержавшиеся на ней неприлично долго для обычной передачи сумки.
– Это правда было недоразумение, – таю от его бешеной энергетики и мелко дрожу. Дышать забываю, тону в глазах голубых и бесконечных.
– Верю, – сжимает ладонь, распространяя тепло по всему моему телу, а потом принимает из рук сумку, подмигивает и идет на выход.
Тук-тук, тук-тук…
Стучит предположительно моё сердце, отдавая вибрацией в голову.
Тук-тук, тук-тук…
Замедляется моё восприятие, вынуждая застыть статуей, все ещё отходя от бешеного адреналина.
Тук-тук, тук-тук…
А теперь вообще кажется, словно с ума схожу, потому что уже далеко не в голове это слышу.
Тук-тук… Черт!
Срываюсь на второй этаж, чтобы понять причину воздушной тахикардии этого дома, и обессилено стону, показательно хныкая.
– Уйди! – кричит маленький бандит, который где-то нашел гвозди и теперь ПРИБИВАЕТ ими досточку к двери моей комнаты. – Не зайдешь! Уходи! Папа не уедет, если ты уйдешь!
Сажусь рядом на колени, намереваясь аккуратно отобрать острые гвозди и сделать пометку осмотреть весь дом на наличие вот таких вот опасных предметов в свободном доступе. И если я сейчас кинусь забирать, боюсь, что Тема может пораниться.
– Дай, пожалуйста, и мы с тобой поговорим, – тяну к нему рукой, но тот лишь злится и кидает в меня… черт возьми, молоток!
– Ау! – взвываю, когда он ударяется о мою руку, попадая прямо по косточке на запястьи.
Мне так даже от отца не прилетело! А тут!
Показательно начинаю хныкать, прижимая ладонь к груди. Знаю, что запрещенный прием, да и вреда от него больше, чем пользы. Но я просто в растерянности!
Артем виновато перебирается с ноги на ногу, пытаясь и так разглядеть, и так, но ничего не говорит.
Плачу ещё сильнее, и это срабатывает.
– Прости, Эва, я не хотел, чтобы у тебя рука поломалась.
Да!
– Ты мне очень больно сделал, – поднимаю на него расстроенный взгляд. Даже становится как-то совестно, что использую детские слабости, вызывая жалость. – Ты же понимаешь, что если я уйду, то твой папа наймет новую няню? Ты меня больше не увидишь. Будешь новую няню обижать.
– Не хочу новую, тебя итак хватает! – выдает он, присаживаясь рядом. – Она же починится?
– Починится, если я не буду волноваться. А я не буду, если ты будешь меня слушаться и не будешь баловаться. Договорились?
– Договорились, – пожимает мою здоровую руку и встает на ноги. – Я дома устал сидеть, Эвешка, пошли погуляем.
Улыбаюсь. Ну ангел же, когда хочет!
– Ну, пошли. Только тепло одевайся, там снегом уже все занесло. Колготочки, теплую водолазку… Идём?
Тема кивает и срывается в свою комнату.
Через несколько минут выходим на улицу и с удовольствием вдыхаем морозный воздух декабря. Пахнет чистотой, цитрусами и Новым годом. Безумно нравится эта атмосфера праздника, царящая в городе. Вот и сейчас. Выйдя на бульварную улицу, любуемся красотами местности: все украшено, сверкает и переливается.
– Красота-а-а, – тяну с удовольствием, и Тема мне поддакивает. Радуюсь тому, что он успокоился.
Всего-то стоило пожертвовать своей рукой! И чего раньше не сказал, столько бы нервных клеток сберегла.
– Эв, а пошли в парк, который возле дома, мне надоели огоньки эти, – тянет обратно он, и я соглашаюсь.
Мы и правда уже очень далеко отошли от дома. Вызываю такси, чтобы не тратить время. Доезжаем быстро, высаживаемся прямо возле хвойного парка. Он на отшибе, поэтому людей здесь очень мало.
Гуляем вдоль тропинок, пока Тема не воодушевляется и не начинает тянуть меня и тыкать пальцем в сторону замерзшего озера.
Страх липкими щупальцами обволакивает тело, и я машу головой в отрицании.
– Нет, Тем, только не туда…
– Хочу на каток! – капризничает он, вырывая свою маленькую ручку, и бегом уносится на лед.
– Стой!
Истерика подкатывает к горлу, когда бегу за ним. Страх перемешивается с отчаянием, и я готова шлепнуться в обморок, только бы это все закончилось.
Но все только начинается, когда я ступаю на лед и вижу образовавшиеся под моей ногой трещины…
20
Глава 8
Нет-нет-нет-нет-нет… Только не это!
– Тёма! – кричу во всё горло, распугивая несчастных птиц в округе.
В то время как я медленно опускаюсь всем телом на тонкий лед, он уже оказывается на середине озера. Удивительно, как в такой ситуации вообще вспоминаю о том, как правильно действовать.
Глупо надеяться, но я, словно утопающий, что хватается за соломинку, тянусь в карман куртки за телефоном и звоню Кириллу. Хочется верить в то, что он и правда сможет нам чем-то помочь.
И лишь от его слов: «Не двигайтесь! Еду!» у меня появляется надежда.
– Темочка, пожалуйста, замри! Медленно опускайся на лед и ложись, как я, – умоляю ребенка, вспоминая всевозможные молитвы.
На деле же, как заведенная повторяю отчаянно: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…» и продолжаю ползти к нему.
– Зачем? – удивляется он. – Эвешка, вставай!
Будто бы в подтверждение своих слов он подпрыгивает на месте и только после этого замирает. Не потому что, так я попросила. Под его ногами трещит лед.
В моменты, когда счет идет на секунды и нужно реагировать быстро, на меня обычно нападает ступор. Сейчас же, когда так важно сохранять спокойствие и не двигаться… я подрываюсь на ноги и лечу к ребенку.
Я успею, успею… Не хочу даже думать об обратном, упрямо веря в удачу. Не обращаю даже внимания на хруст расползающихся подо мной трещин. В голове лишь пульсирует мысль, что я просто обязана нас отсюда вытащить.
Чудом добираюсь до Темы и подталкиваю его к берегу, до которого осталось не так уж и далеко. Представляю, как стоим на суше и дожидаемся его отца, а добравшись до дома, проводим поучительную беседу за кружкой горячего чая.
А в следующую секунду воображаемая картина расплывается, когда я слышу треск под ногами, вижу удаляющуюся спину Артёма и падаю.
Провалившись одной ногой в озеро, упираюсь руками в заснеженный лед. Холод пронзает конечности и спирает дыхание, отчего сердце срывается на бег.
Захлестнувшая паника только разгорается, когда ко мне подскакивает Тема и, склонившись к лицу, мечется испуганным взглядом.
– Всё хорошо, ничего не бойся, – утешаю его, в то время как сама трясусь от страха. – Я тебя очень прошу… возвращайся на берег. Только медленно. Видишь, какой хрупкий лед? Там тебя ждет папа, – добавляю для убедительности, зная, что это сработает безотказно.
– А ты? – спрашивает растерянно.
– А я сейчас вылезу. Сразу же, как ты дойдешь до берега.
И только когда он уходит с застывшего озера, я действительно пытаюсь выбраться. От ужасных воспоминаний, что всплывают в памяти, я паникую еще больше.
В детстве, едва ударял мороз, я часто ходила на затянутый льдом пруд. И в последнюю прогулку я чудом не отморозила конечности, когда провалилась под лед. Тогда мне сказочно повезло. Местные рыбаки заметили барахтающегося в воде ребенка и быстро пришли на помощь. Сейчас же мне помощи ждать неоткуда…
– Эва!
Знакомый голос, вселяющий уверенность, вынуждает встрепенуться. На мгновение даже дикий холод в сводящих конечностях не ощущается.
Но когда Кирилл кидается ко мне, я вдруг снова паникую.
– Не ходи, провалишься!
Кажется, я родилась в рубашке. Потому что он, игнорируя мои крики, каким-то невероятным образом вытаскивает меня на берег, где нас ждет Тема.
Теплая куртка, накинутая на плечи поверх моей, приятно греет. И пахнет вкусно… А крепкие объятия Кирилла и вовсе распускают жар по телу. Лишь ноги мерзнут и дрожат. Но сказать об этом я почему-то не решаюсь.
Он так растерян случившимся, что никак не может отстраниться и продолжает растирать мою спину ладонями. Будто огонь из меня добыть собирается. А ведь в груди итак уже печет…
Повинуясь немыслимому порыву, обвиваю руками его шею. Пальцами касаюсь затылка и еле сдерживаюсь, чтобы не зарыться в волосы.
– На этот раз ты точно получишь взбучку, – грозится он, утыкаясь носом мне в шею.
Понимаю, почему он злится. По моей вине мог пострадать его сын. И он будет абсолютно прав, если после этого уволит меня. И компенсацию даже не попросишь… Даже руки с его плеч убрать пытаюсь, но он не позволяет.
– Простите, – тихо сиплю, не зная, что еще можно сказать.
Кирилл немного отстраняется и с удивлением заглядывает в лицо.
– Все-таки не успел… – заметив мою растерянность, он поясняет: – И память пострадала, выкаешь тут мне.
Уголки моих губ дергаются в улыбке.
И почему я улыбаюсь? Еще минуту назад была готова разрыдаться, прощаясь с жизнью, а теперь еле сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. И из объятий теплых не хочу.
Взгляд Кирилла плавно опускается ниже, а затем он и сам склоняется к моему лицу.
Улыбка стынет на губах. Взбунтовавшееся сердце снова дает о себе знать. То оголтело тарабанит по ребрам, то замирает в ожидании. Такими темпами мне скоро потребуется помощь кардиолога…
Трясутся уже не только ноги, но и все тело пробивает дрожью. Зуб на зуб не попадает. Если сейчас он поцелует меня, а тянется он так, что это кажется вполне вероятным, то боюсь, что могу случайно прикусить ему язык.
Теплые губы касаются моей щеки, обжигая кожу. Будто вскользь мажут по виску, и поцелуй приходится куда-то в лоб.
– Напугала, – выдыхает хрипло. – Температура вроде в норме. Пойдем в машину, там Тема нас ждет.
21
Глава 9
Не делаю никаких выводов, даже не пытаюсь анализировать ситуацию на озере. Не собираюсь думать, почему не сдержала свои шаловливые ручки, когда обнимала и крепко прижималась к Кириллу.
Я же чуть Богу душу не отдала! Могу себе позволить побыть немного безответственной эгоисткой?
Голова болит от пережитого шока, и я сильнее кутаюсь в одеяло. Ноги до сих пор не согрелись, а ночные позывы в туалет меня изрядно замучили.
Заснуть удается лишь под утро, а будит меня ничто иное, как вновь наполнившийся мочевой. Как бы цистит не заработать.
Встаю с кровати, но глаза упрямо не разлепляются. Иду спросонья на ощупь, захожу в ванную и сажусь на унитаз. Какое облегчение… Только рези в животе неприятные, однако.
Витаю в своих мыслях, думая о том, что надо бы ноги попарить и таблетки выпить. Широко зеваю и совсем не замечаю, как открывается дверь.
Сердце на секунду замирает, когда высокая фигура с голым торсом заходит в ванную и подходит к умывальнику, как бы ненароком стрельнув на меня взглядом.
Шок сменяет осознание, глаза предательски распахиваются, и рот, как назло, не закрывается в тот самый момент, когда Кирилл поворачивается и с не менее ошарашенным лицом смотрит на меня, как на привидение.
– А-а-а! – вскрикиваю я, прикрываясь руками.
Кирилл кричит в ответ, на автомате кидая в меня лежащее у него в руках полотенце, и выбегает из ванной.
Блин, блин, блин, ну как же так?!
Натягиваю белье и замираю в дверях, прислушиваясь к шагам снаружи. Хоть бы ушел! Господи, какая же стыдоба-а-а!
Можно мне, пожалуйста, исчезнуть? Я не выдержу этого позора-а-а! Хочется сейчас быть на месте туалетной бумаги и смыться в унитаз! Завидую тебе, квинтэссенция отходов! Ты сейчас удачливее меня раз в сто!
Бьюсь головой о стену, негодуя, как могла забыть запереть дверь?! И сколько мне времени тут сидеть? И почему Кирилл не пошёл в ванную в своей комнате?!
Стойко решив не трусить, открываю дверь. Оглядываюсь, словно героиня дешевого боевика, и уже хочу по-тихому забежать в свою комнату, как вижу…
Маленького шкодливого ребенка! Да и не просто ребенка, а вооруженного с ног до головы моими… лифчиками!
– Стой! – кричу пакостнику, пока он, хохоча, уносится в свою комнату.
Нагоняю до того, как успевает замкнуть дверь. Просунув ногу в проем, протискиваюсь внутрь с решительным настроем отвоевать свою кружевную собственность.
– Живо сюда, – хватаю свое нижнее белье, но малой держит его так, как голодная собака последнюю кость, и хохочет.
– Эвка, я твоих насисьников таких ещё и папе повесил, вот он смеяться будет, – выдает Артем, и я резко выпускаю из рук почти отвоеванную бретельку.
Твою ж…
Я думала хуже уже быть не может, но он просто феномен с большой буквы. Как довести человека до бешенства за одну минуту? Вот так!
Подрываюсь с места и бегу в комнату Кирилла. Открываю на щеколду, заглядываю и, когда понимаю, что комната пуста, захожу и вижу… черт возьми!
На комоде, на часах, на кровати, на картине, на двери… Господи, да везде разбросаны мои бюстгальтеры!
Шум льющейся воды из душа успокаивает. Кирилл все же решил воспользоваться своей ванной. А значит, у меня есть время все собрать.
Быстро прохожусь по комнате, сметая свои вещи, словно электровеник. И когда поворачиваюсь, чтобы сбежать, дверь ванной открывается, и в комнату входит Кирилл. В одном лишь полотенце…
22
Слава Богу, хватило мозгов спрятать вещи за спиной. Тяжело сглатываю и стараюсь смотреть ему в лицо, а не на то, что ниже.
– Эва, доброе утро. Тебе уже лучше? Вчера ты меня очень напугала, – стремительно подходит ко мне, делая вид, что утреннего казуса и не было, и сейчас я не стою в его комнате!
– Все хорошо. Благодаря тебе, – закусываю губу, потому что это правда.
Что бы я делала, если бы он не успел вовремя? А что было бы с Артемом? Травма на всю жизнь.
– Ты что-то хотела попросить? – спрашивает серьезно.
Даже непривычно общаться в таком формате.
– Я, эм…
– Ты можешь сказать мне о чем угодно. Я сделаю для тебя это.
– Ты же завтра улетаешь…
– Может не стоит?
– Нет, – пугаюсь я, что это из-за меня он теперь вынужден отказаться от работы. – Я просто хотела, чтобы хотя бы этот день вы с Артемом провели вместе.
Его внимательное выражение лица меняется по мере по моих слов. Кирилл приближается, заставляя меня отступить на несколько шагов и вжаться в стену своими лифчиками.
– Если хотела, значит проведу.
Он протягивает ладонь и скользит кончиками пальцев по моей руке, начиная от локтя и выше. Поддевает тонкое плечико ночнушки, что бесстыдно спустилось, и возвращает его на плечо, намеренно задевая кожу.
Не дышу, закрыв глаза, и он, словно мысли мои прочитав, шепчет на ухо:
– Дыши, Эва…
Вздрагиваю, распахнув ресницы, и вижу ухмыляющееся лицо Кирилла.
Ну и… даже слов подобрать не могу!
Пулей вылетаю из его комнаты, мысленно давая взбучку маленькому шкоде. Ну сколько можно надо мной издеваться?!
Снова захожу в комнату в Теме.
– Так, верни мне все мое белье, и давай разговаривать!
– Не хочу! – прыгает на кровати малой в такт моему подрагивающему веку.
– Значит и в снежки с папой играть не хочешь? – Иду ва-банк.
Глаза Артема загораются надеждой. Он спрыгивает с кровати и несется на меня.
– Хочу! Вот, забирай! Я к папе хочу! – протягивает мне мои вещи, и я не могу удержаться от того, чтобы не погладить его по голове.
– Не делай так больше. Ты уже все понимаешь. И брать чужие вещи, особенно нижнее белье – очень некультурно. Ты же не хочешь, чтобы папа стыдился твоих поступков?
Он машет головой в отрицании.
– А хочешь, чтобы гордился?
Кивает.
– Тогда нужно совершать хорошие поступки, Темушка. Ты постараешься?
– Постараюсь, – нехотя выдает ребёнок, и мы идём завтракать, а потом собираемся на улицу.
– Подштанниками утеплились? Это вам не в пальто идти до машины, – цепляю Кирилла, когда тот надевает старую теплую меховую куртку, которую я накануне нашла на его чердаке. А искала, между прочим, санки, которые оказались завалены кучей ненужной одежды и обуви.
Кирилл направляет на меня свои сведенные к середине брови и надевает теплые валенки.
– Папа, лови! – взвизгивает Артем, кидая в сторону Кирилла огромный снежный шар. Но тот ловко отбивает его рукой и уже несется за сыном.
Как мы только не кидались: и башни строили, и пушечный ряд устраивали, и бомбардировку на вражеский лагерь, где я и Тема – одна команда, а Кирилл, как самый взрослый представитель сильного пола, в другой.
И тут, в момент икс, когда я довела до совершенства огромную глыбу и уже бегу в сторону отвернувшегося Кирилла, малой пробегает за мной и толкает вперёд.
Все происходит словно в замедленной съемке какой-то комедии, когда я ору во все горло, Кирилл разворачивается с раскрытым ртом и руками, снежный ком летит ему прямо в лицо, но это наименее опасное, что ему грозит, потому что в комплекте с глыбой идёт моя огромная туша.
Падаю на Кирилла, впечатывая и его, и свое лицо в ком.
– Господи, – смахиваю снег с мужчины.
Его аристократические черты лица расслаблены, а веки опущены…
Наклоняюсь, чтобы почувствовать, дышит ли, и замираю в миллиметре от его губ, когда его глаза открываются.
Он смотрит на меня пристально, без тени улыбки на лице…
Странное ощущение, вроде и встать нужно, а вроде и тепло так… пока мне прямо в голову не прилетает ещё один снежок, опуская мою голову вниз…
Секунда, две… и мы замираем глядя в глаза друг другу. Мои губы накрывают его. Мягкие, тёплые, пухлые. Лишь щетина колется немного. По телу растекается волна удовольствия, а в голове набатом крутится: «встань, ненормальная!».
За сегодняшний день я достигла максимального левла по шкале смущения.
Сначала он увидел меня на унитазе, потом я собирала лифчики в его комнате и застала его в полотенце, а теперь свалилась на него в прямом смысле как снег на голову и… поцеловала.
Упираюсь руками по обе стороны от него, собираясь отстраниться, но тяжелая рука обхватывает мою шею и тянет на себя. Он целует меня. Сам. На фоне вдалеке слышится хохот Темы, в то время как его отец нежно прикасается то к одной губе, то ко второй. Не углубляет поцелуй, лишь прикасается, но даже это обычное прикосновение, заставляет внутренности скрутиться в косичку и призывно пульсировать, отдавая трепетом по всему организму. Кажется, я даже трястись начинаю.
Решаю оборвать это безумие, пока все не дошло… да куда ещё больше зайти может! Просто решаю оборвать!
Отстраняюсь резко, не давая ему шанса меня остановить, но он и не пытается.
Восстанавливаю сбившееся дыхание, наплевав на то, что он тоже это видит.
– Темушка, – зову ребёнка, чтобы как-то сгладить это ужасное чувство смущение, что разит от нас обоих, стоит мне только взглянуть на него. – Я думаю, на сегодня достаточно. Пойдем в дом, заболеешь…
23
Глава 10
Рано утром Кирилл собирается в командировку и, чтобы избежать детских слез, целует спящего сына, после чего я иду его провожать.
После вчерашнего поцелуя не знаю, как себя вести и испытываю странную неловкость. Понимаю, что выгляжу глупо, протягивая ему ладонь для рукопожатия, но ничего лучше не придумываю.
Смущение вспыхивает ярким румянцем на щеках, когда он с сомнением косится на мою руку, а затем мягко сжимает ее своей и не так уж и мягко тянет на себя.
Кутаюсь в теплых объятиях. Практически не дышу, ощущая его ладонь на лопатках. Страшно даже пошевелиться. А сердце, наоборот, как у птички тарахтит.
Но как только Кирилл уезжает, просыпается Тёма и устраивает мне целый спектакль.
На все мои предложения и просьбы реагирует односложным: «Не хочу! Не буду!», и на самом деле отказывается абсолютно от всего.
Только ближе к обеду с трудом и уговорами мне удается его накормить, после чего он уносится в свою комнату и запирается в ней как в темнице.
Решаю не напирать, потому что понимаю, что Артёму требуется время и личное пространство.
Весь день, половину которого я провожу, сидя на полу и подпирая спиной дверь его комнаты, развивается по тому же сценарию.
Лишь ближе к ночи, когда все звуки за дверью стихают, мне всё же приходится использовать свою пилочку в качестве отмычки, и я по-тихому пробираюсь внутрь.
Убедившись в том, что он безмятежно спит, укрываю его одеялом, выключаю свет и ухожу в свою комнату.
На следующий день с утра пораньше звонит Кирилл, с которым я как раз хотела серьезно поговорить. Но вместо того, чтобы высказать ему гневную тираду относительно ответственности и детской психики, застываю с выражением откровенного ужаса на лице, когда он говорит, что командировка затягивается. Домой он вернется только через неделю.
Неделю, Карл!
Стоит ли говорить о реакции Тёмы на эту новость?
Заверения его отца, что мы обязательно протянем сами еще неделю, во что я, честно признаться, верю с трудом, так странно укладываются в голове, будто меня ставят перед фактом, и мысленно я с этим уже свыклась.
Поэтому я быстро прощаюсь с Кириллом и с дурным предчувствием иду за Тёмой.
Шестое чувство не подводит меня и в этот раз…
Сначала он показательно фыркает и снова запирается в своей комнате. Потом, когда мои нервы, натянутые струной, трещат, я снова вскрываю дверь детской спальни и принимаюсь уговаривать его позавтракать. Он вновь вертит носом, и даже мороженное не в силах его переубедить.
Решив, что рано или поздно он проголодается, кое-как уговариваю собраться на прогулку, и мы отправляемся нагуливать аппетит. Наивно полагаю, что сработают старые методы, и тяну его на детскую площадку.
И это было моей первой ошибкой…
Отплевываясь от грязного снега, тру воспаленные глаза, которые ужасно пекут от мелких песчинок, а затем прихожу в ужас от осознания того, что Тёмы нигде нет…
Еще секунду назад он стоял рядом и швырялся в меня снежками, а теперь просто-напросто испарился! Как можно быть таким быстрым, когда ты такой маленький?
Спустя вечность поисков (а на деле секунд двадцать) взгляд цепляется за ярко-синий помпон на шапке, как у Темы, и я тут же срываюсь на бег, догоняю его и тяну в сторону дома.
– Пусти! – кричит он, дергаясь в сторону дороги. – Хочу, чтобы ты исчезла!
– Ну, прости, придется тебе меня потерпеть еще как минимум несколько дней, пока не вернется твой папа, – приседаю на корточки на уровне его глаз. – Зачем убегаешь? Потеряться не боишься?
– Я на озеро хочу, – бубнит он.
Противный холодок сбегает по спине от одного лишь упоминания об этом месте.
– Зачем?
– Ты упала, и за тобой пришел папа, вот и за мной вернется!
Неприятная резь царапает где-то за ребрами, и вся моя злость на его проказы быстро угасает.
– Ну уж нет, – отрезаю тоном учителя. – Не будем больше трепать нервы папе, да и геройский плащ вряд ли уместился в его чемодан. А пойдем лучше в кофейню? Наверняка у них еще много мармеладок. Я даже договорюсь на двойную порцию для тебя, – подмигивая, расплываюсь в приторной улыбке.
– Домой хочу! – не разделяя моего восторга, Тема топает в сторону особняка.
Ну что ж. Никто не обещал, что будет легко.
Конец дня проходит в прежнем режиме. Тема в комнате, я под его дверью.
Наутро, удивительно, но он даже ест завтрак вовремя. Проголодался, наверное, за эти несколько дней. Да и нервничает ребёнок…
Он вдруг становится на удивление тихим. Всё такой же недовольный, но тихий. Уложив его на обеденный сон, я достаю романчик, что прихватила с собой из дома, и расслабляюсь.
Это становится моей второй ошибкой…
Никогда. Вот вообще никогда-никогда нельзя расслабляться, если остаешься с ребенком один на один. Даже когда тебе кажется, что он мирно спит в своей кровати. Потому что в этот самый момент, пока ты читаешь о невероятной любви какого-нибудь самоуверенного Биг босса и его вредной подчиненной, где-то в соседней комнате может разворачиваться настоящая катастрофа.
Именно это сейчас происходит на втором этаже дома…
– Тёма!!! – хлюпая босыми ногами по залитому паркету, ищу маленького пакостника, попутно вызывая клининг.
Едва не раскладываюсь в ванной на скользком мраморе, пробираясь к душевой. Окатанная с ног до головы из лейки, брошенной на дно, выключаю кран и направляюсь в свою спальню на детский смех.
Смахивая с лица мокрые пряди, нащупываю что-то липкое и моментально цепенею.
Боже… Нет-нет-нет… Только не это!
Бросаюсь обратно в ванную к зеркалу и прихожу в самый настоящий ужас!
Пока я убирала мокрые пряди, эта резиновое чудовище запутало мне кончики. Причём не просто маленький кусочек, а целая блямба размером с орех… не будем вспоминать кого! Концы безвозвратно потеряны… От нервов хватаю из шкафа ножницы и отрезаю слипшиеся жвачкой концы волос.
– Ну всё…
Вне себя от злости несусь в спальню к мелкому негоднику.
Треск рвущейся ткани за дверью вынуждает напрячься. Он что там, кромсает мою одежду?! Всё же придется потребовать у Кирилла компенсацию. И, пожалуй, сумма за моральный ущерб будет значительно выше, чем за материальный!
Шагнув в комнату, замираю от неожиданности.
Господи! Лучше бы это были мои платья…
Перьевая подушка едва ли не сбивает меня с ног. В тайфуне парящих перышек я становлюсь похожей на йети!
Мелкий чертенок заливается хохотом и шмыгает мимо меня в коридор. Нагоняю его на кухне и как только ловлю, меня оглушает звон битой посуды. Вместе со скатертью со стола летит и услужливо накрытый мною полдник.
Осколки осыпаются к нашим ногам, и к моему бессильному негодованию прибавляется страх.
– Тема, не двигайся!
Хватаю его на руки и опускаю на стул, как он тут же намеревается спрыгнуть с него. От бессилия не нахожу другого выхода, как запереть его в детской спальне.
Раскладываю перед ним белые листы бумаги, карандаши и оставляю одного. Даже если он разнесет в пух и прах свою спальню, в чем я очень сомневаюсь, это куда менее пугающие меня последствия.
На кухне вооружаюсь веником и совком. Перья неприятно липнут к телу, отчего я ощущаю себя новомодным квадробером. Или просто мокрой курицей.
– Это что за маскарад?
Взвизгнув от испуга, хватаюсь за колотящееся сердце и замечаю в дверном проеме ошарашенного Кирилла.
– Ты уже вернулся?
И как по закону подлости из детской комнаты доносится детский крик…
Кирилл срывается с места и несется на второй этаж. Я, с метлой наперевес, несусь следом.
– Ты что, заперла его?! – басит мой разъяренный начальник, сражаясь с замком. – Совсем с ума сошла?!
– Это чтобы он не… – мое жалкое оправдание «поранился» тонет в визге Артёма, с разбегу врезающегося в грудь Кирилла.
– Папа, папа! Спаси меня от нее! – тычет в меня пальцем, словно я вселенское зло, и хнычет.
– Я могу всё объяснить! – жалобно пищу в свою защиту под уничтожающим взглядом пока еще моего босса.
– Уволена!
Грозный рык дает четкое понимание, что теперь этот босс с гневным взглядом уже не мой…
Смотрю на него неверяще, но лишь больше убеждаюсь в том, что он настроен решительно. Нервно швыряю зажатый в руках веник, и разворачиваюсь на выход.
– Соберу свои вещи!
И это, кажется, единственное, что я вообще за сегодня делаю правильно.
Дорогие читатели! Сегодня книга будет выложена полностью 🤗 Приятного чтения и хорошего настроения!
24
Глава 11
Кирилл
Пока закипевший мозг остывает, не осознаю, что вообще наговорил ей. Стоило увидеть этот хаос в доме и плачущего Тему в комнате, тормоза вообще отказали, а глаза черной пеленой затянуло.
Да я бы в жизни не поверил, что она может такое вытворить, если бы сам лично не увидел!
Думал, приеду пораньше, сюрприз сделаю. Сделала. Она мне. Да такой, что до сих пор прийти в себя не могу, и лишь крепче прижимаю к себе ребёнка.
– Тем, ты в порядке? Больше она не будет возле тебя, успокойся, – глажу сына по светлой макушке, но он как-то странно жмурится и ерзает в руках.
– Пап, а почему не будет?
– Потому что плохо с тобой обращалась, а я это никому не позволю, даже Эве, – ставлю его на ноги, а сам присаживаюсь рядом.
– Она не плохо обращалась, – жмется малой и в глаза не смотрит. – Это я ей жвачку подсунул и краны везде пооткрывал.
– Что?
Слова шестилетнего сына настолько просты и сложны одновременно, что я, тридцатидвухлетний, никак не могу их переварить!
– А ну посиди-ка ты тут, разбойник, – подсаживаю его на кровать, а сам выхожу из комнаты и достаю телефон.
Первый опыт просмотра камер несколько дней назад не удался… Тогда я случайно попал именно в тот момент, когда Эва была в нижнем белье. И, конечно, я не извращенец, чтобы разглядывать ее так втихую. Решил не смотреть камеры, так как доверял ей, а теперь…
Проматываю моменты съемки на несколько часов назад и смотрю в ускоренном режиме.
Черт возьми, – закусываю губу и зарываюсь в волосы, сжимая пальцами голову, когда вижу все, что происходило дома во время моего отсутствия. И Эву, караулящую Артема возле двери. И как она укрыла его одеялом и поцеловала в лоб. И как расстраивалась, когда пыталась покормить, но он упрямо отказывался. И как… Артем устроил дома армагеддон. Как она отрезает свои красивые светлые волосы, потому что на них прилипло что-то вязкое, похожее на жвачку. Как Артем бьет посуду… Эти перья…
Ну конечно… Поэтому она стояла с веником в руках и в таком виде, словно на неё стая голубей напала.
Черт возьми!
– Артем! – разворачиваюсь, но малого уже нет в комнате.
Иду по коридору, слыша жалобный скулеж.
– То папа, то теперь ты уходишь! Эвешка, открой! – говорит Артем грустным поникшим тоном, пока стучит в дверь комнаты Эвы.
Слышится щелчок, Эва открывает дверь и берет на руки Артема. Ее волосы влажные, одежда чистая, а не тот костюм молодых и пернатых. Видимо, успела принять душ за это время.
– Иди ко мне, Темушка. Я в душе была и не слышала. Давно стоишь тут?
Сердце в груди начинает истерично биться о ребра, а вскипевшая в венах кровь ударяет в голову.
Ну какой идиот. И как это исправлять теперь?
Теперь уже я, словно нашкодивший котенок, который наделал дел, и которого моськой туда ткнули, плетусь к ее комнате, потирая подбородок и подбирая в голове наиболее подходящие фразы для оправданий. Но на уме лишь такие, после которых, уверен, пойду я в лес… шишки собирать.
Так, я ж мужик. Че стоит зайти и извиниться?!
Открываю аккуратно дверь и вижу картину Репина «Приплыли»: Эва лежит на кровати, Артем лежит головой на ее животе и обнимает за талию. Она гладит его по голове и что-то рассказывает. Заметив меня, останавливается и переводит усталый взгляд.
– Уеду утром, если позволите, – произносит отстраненным голосом, что по перепонкам моим режет.
– Я хотел с тобой поговорить…
– А я не хочу, уж извините.
Этот показательный переход на «вы», когда я уже целовал и обнимал ее, дико злит. Хотя и сам виноват, но все равно бесит.
– Я буду ждать тебя внизу с твоим любимым горячим шоколадом и надеюсь, ты дашь мне объясниться и… извиниться.
Она вскидывает удивленно бровь, а потом демонстративно отворачивается, все также копошась в волосах Артема, пригревшегося у неё под боком.
Выхожу, не находя больше слов. Решаю, что надо бы ещё подумать над оправданиями, а то слова из серии «я перегнул, прости», боюсь, не сработают.
Господи, почему все так сложно?!
И как вообще делать этот горячий шоколад? Ладно, не думаю, что сложнее, чем выискивать риски в последнем инвестиционном договоре.
– Привет, Алиса, как сделать горячий шоколад?
***
После почти получаса рысканий по кухне, нахожу какао и сыплю его в закипевшее молоко. Пойдёт!
