Текст книги "Клуб Первых Жен"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
– Давай, Элиз, не таись! Я приму в этом участие при условии, что и ты будешь с нами. Мы обязательно должны найти выход, – сказала Анни.
– Я слышала от дяди, что у Билла какие-то трудности с Феб.
– Может быть, за это и следует зацепиться, – радостно предложила Бренда. – Хотя она, как бомба замедленного действия, все равно уничтожит себя сама.
– В чем еще уязвим Билл?
– Конечно, самое слабое его место – женщины. Скажи ему, что он плох в постели, и ему уже не оправиться от удара до конца жизни.
– Это на самом деле так? – спросила с надеждой в голосе Бренда.
Элиз посмотрела на нее, как бы раздумывая, отвечать ей на этот вопрос или нет. Потом, вздохнув, сказала:
– К сожалению, нет. – И хихикнула. – Хотя, кто его знает, ведь это было давно.
– Может быть, нам удастся полностью разрушить его планы с женитьбой. Тогда-то ему уже не оправиться, – предложила Анни.
– Это не совсем так. Он годами собирал антиквариат, который сейчас стоит больших денег. И потом, он и без того довольно прилично зарабатывает.
– Ему ничего не стоит очаровать еще какую-нибудь богатую невесту, – сказала Бренда и осеклась, понимая, что могла этим обидеть Элиз.
– Все в порядке, Бренда. – Элиз пожала плечами. – Твоя правда. Но я уверена, что в чем-то мы все равно сможем его уличить.
Бренда встала и достала из-под сиденья папку.
– Чуть было не забыла. Угадай, какой у меня для тебя подарок? Что я буду иметь, если покажу тебе копии счетов и отчеты о расходах клиентуры Билла? Эти документы достала Анжеле одна из машинисток, работающих в его адвокатской конторе. Не знаю, пригодятся ли они, но попробовать можно.
– Бренда, ты – гений, – сказала Элиз. – Это – многообещающее начало.
– А как насчет Джила? Его машина еще цела, – напомнила Бренда. – Я хочу, чтобы он был наказан физически. – И, узрев на лицах подруг выражение брезгливого отвращения, она продолжила: – Я знаю, вы не приемлете насилия. Но девизом итальянской семьи Морелли было «око за око». Вы должны помнить, что Джил причинил Синтии страдания. За это его нужно как следует поколотить. Давайте дадим клятву и заключим договор, скрепленный кровью, что мы это сделаем.
Анни замотала головой.
– Никакого насилия. Насилие абсолютно исключается, – твердо произнесла она.
Потом, улыбнувшись, наполнила узкий тонкий бокал шампанским и поставила его на стол. Сняв с руки обручальное кольцо, с которым она так долго не могла расстаться, Анни с возгласом: «Вот!» бросила его на дно бокала.
– Ах, так! – воскликнула Элиз.
Она со смехом стащила с руки свое кольцо и тоже бросила его в бокал.
Бренда, ухмыляясь и прикладывая титанические усилия для того, чтобы освободить от кольца свой толстый палец, наконец сняла его и бросила в бокал. Шампанское перелилось через край и пролилось на пол.
Бренда засмеялась и одобрительно покачала головой.
– Мы можем гордиться собой.
– Да, это точно, – согласилась Анни.
– Итак, договорились, с этого момента никаких сладостей, – сказала Элиз, повернувшись к Бренде.
– И никаких попоек, – напомнила ей Бренда. – Пока не закончим начатое дело.
– А оно не закончится, пока не закончится, – напомнила им Анни. – Счастливого вам Дня благодарения!
Этой ночью Анни, лежа в постели без сна, мысленно благодарила своих подруг и все думала, смогут ли они осуществить то, что задумали. Она думала об Аароне и докторе-психоаналитике Розен. О своей дочери и де Лос Сантосе.
Бренда тоже не могла уснуть, попеременно думая о том, хорошо ли Тони и Анжела провели с отцом время в «Арубе», сможет ли она неслышно проскользнуть на кухню и можно ли ее уже официально считать лесбиянкой. Она думала о Диане и хотела, жаждала, страстно желала… съесть хотя бы один шоколадный батончик.
В своей комнате Элиз, изнывая от жажды, уже подумывала, не использовать ли ей для этой цели свои духи. Однако, съев четыре батончика «Милки Уэй», успокоилась и улеглась спать уже почти на заре.
18
«СИЛЬВАН ГЛЕЙДС»
Мигель легко вел «ягуар» Анни по шоссе, ведущему на север. Выезд из города был, как всегда, сумбурным, но отсюда они будут следовать по прямой. Анни могла расслабиться. Попытаться, по крайней мере, это сделать. Анни не виделась с Сильви с 30 мая, Дня памяти погибших в войнах, но теперь, когда шестимесячный установочный семестр закончился, она могла посетить ее и выяснить, правильно ли был сделан выбор школы-пансиона и прижилась ли там Сильви.
Анни глубоко вздохнула и посмотрела в окно. Ей было хорошо с Мигелем; он ценил тишину и редко нарушал ее.
– Как здесь красиво! – произнесла она вслух. Они находились в семидесяти милях к северу от Нью-Йорка, в округе Датчесс. Деревья были покрыты ледяной корочкой, которая блестела и переливалась на солнце, а на земле уже лежал чистый белый снег. «Ягуар», легко преодолевая крутые спуски и беспрепятственно покрывая милю за милей, мчал ее навстречу доктору Геншер и Сильви. Она оправила низ своего шерстяного платья-свитера от Донны Каран. Отправляясь с визитом к больной дочери в ее новый дом, Анни думала, какое платье сочла бы подходящим для этой цели ее бабушка? Всматриваясь в стоящие вдоль шоссе ряды голых деревьев, она заметила нанесенные ветром сугробы, разделяющие огромные луга.
– Я всегда удивляюсь, когда вижу, как близко фермы подходят к городу. Ведь это настоящая сельская местность.
– Да, и она всегда здесь была, – тихо ответил Мигель. – Когда я наблюдаю такую красоту, я начинаю задумываться над тем, зачем я сижу в четырех стенах в здании на Федерал-Плаза и бесцельно провожу жизнь.
Анни кивнула. В последнее время она находила, что город более, чем когда-либо, давит на нее своей громадой. В нем было очень одиноко, а в праздники одиночество ощущалось еще явственнее. И она вдруг подумала, что, если Сильви здесь не нравится, она продаст свою квартиру и коттедж и переедет жить за город, купит какое-нибудь дешевое жилье, где Сильви найдет помощь и поддержку.
«Но куда нам податься? И что будет со мной? Смогу ли я обойтись без друзей?» Без Бренды, которая повергала ее в безудержный хохот даже своими грубыми шутками? Без предприимчивой, надежной и преданной Элиз? Без работы в больнице, которая оплачивалась не очень высоко, но все-таки что-то давала. Она очень скучала по Сильви, ведь она так давно ее не видела.
Она раздумывала над тем, как будет вести себя Сильви. Нужно быть открытой, спокойной, доброй и не строить далеко идущих планов. Надо довести каждое дело до конца.
Сначала повидаться с Сильви, потом зайти к доктору Геншер. Плохо, однако, что она уже чувствует себя уставшей.
Анни расслабилась, давая глазам насладиться белым пейзажем за окном автомобиля. Мигель свернул с шоссе и остановил машину у светофора.
Анни опять напряглась. Виной этому была проблема с деньгами. Анни никогда не считала свою семью богатой, по-настоящему богатой, как семью Элиз. Но богатство – понятие относительное, и семья Анни считалась семьей с достатком. Она владела домом на Мейн-Лайн и виллой на островах. Они ездили отдыхать в Палм-Бич. Анни улыбнулась. Всегда в Палм-Бич и никогда во Флориду. В этом заключался особый смысл, понятный только богатым.
Став взрослой, она, конечно, поняла, что на свете существуют и бедные. Но она не ощущала эту бедность, думая, что все живут так, как живет она. Ее опекунский фонд не был большим, но его хватало на учебу в колледже и одежду до того времени, как она вышла замуж за Аарона и покинула семью. И, только выйдя замуж за человека, у которого ничего не было за душой, она на собственном опыте познала, что такое нужда. Она, наконец, осознала, каково жить без денег, потому что это коснулось ее самой.
По правде говоря, это больше касалось Аарона, чем ее. Ей эта скромная жизнь показалась довольно забавной. Она стыдилась себя. Мария Антуанетта в бедном одеянии. Она играла в бедность, пока Аарон писал. Потом она забеременела Алексом, а Аарон нашел другую, высокооплачиваемую работу. И у них уже было довольно денег, а потом даже более чем достаточно. Ее отец дал им наличные деньги на покупку дома в Гринвиче.
Теперь денег не хватало. Только на сей раз она уже не могла сказать, что это мило, пикантно и неважно. Это было страшно. Страшно еще и тем, что она не знала, как себя в такой ситуации вести. «Как мне просить их не исключать из школы мою девочку? Как сказать им, что у меня недостаточно денег? А если подумать о матерях, находящихся на социальном обеспечении, которые вынуждены бороться за судьбу своих детей ежедневно?» Анни захлестнула волна стыда.
Через десять минут они уже подъезжали к «Сильван Глейдс». Величественный особняк в стиле Тюдоров производил на нее сильное впечатление. Сейчас, как и в свой первый приезд, ей казалось, что в дверях вот-вот появится сэр Лоуренс Оливье и поприветствует ее. Перед домом была огромная, покрытая снегом лужайка, и оттого он выглядел как кинодекорация или как какая-то розовая мечта. Прошлой ночью ей приснилось, что она едет в Мандерли. Она вздохнула. Вид других зданий вернул ее к действительности; кругом валялись коробки от крекера, эти противные современные коробки от печенья. Неужели они не могли?. Она осеклась. Очевидно, они не могли. А если бы они могли, то плата за пребывание здесь была бы совсем астрономической.
Анни и Мигель прошли в приемную, где их встретила доктор Геншер.
– Сегодня прекрасный день для поездки, – сказала она, улыбаясь. – Я провожу вас к Сильви, а потом вы можете вернуться сюда, и мы поговорим.
Сильви работала в столовой.
Анни сразу заметила ее. Она убирала со стола посуду, очищая тарелки от остатков еды, перед тем как осторожно уложить их горкой на поднос. Анни почувствовала внезапную острую боль в сердце, когда увидела лицо Сильви. Никогда она не выглядела такой сосредоточенной и удовлетворенной. Она вся светилась. По сути, Сильви совершенно изменилась за те шесть месяцев, что они не виделись. На какой-то момент Анни охватила паника. Она подумала, что теперь она совершенно одна. Мигель принес две чашечки кофе, выдвинул для нее стул, и она села. Они молчаливо наблюдали за Сильви, пока та не подняла голову и не заметила их.
– Мам-пап! – закричала она. – Ты здесь! Ты приехала! – Она подбежала к Анни и крепко обняла ее. – Пойдем со мной!
Посмотри! – Анни была готова расплакаться, но Сильви этого не заметила. Она была слишком возбуждена.
– Смотри, мама, что я здесь делаю! Когда кто-нибудь ест и оставляет после себя грязную тарелку, я убираю ее. Это и есть моя работа. – Она была возбуждена, и в уголках губ от этого скапливалась слюна. За столиками сидели другие обитатели пансиона и его персонал, но никто из них не обернулся, чтобы посмотреть на них. Анни подавила желание вытереть дочери рот.
– Я должна делать это каждый день. Без прогулов. Джим говорит, что я лучшая помощница официанта из тех, кто когда-либо здесь работал.
Анни почувствовала укор совести. Ведь это было то, что нужно Сильви, а она столько времени эгоистично обделяла ее в этом.
– Сильви, я так горжусь тобой! – сказала Анни, крепко обнимая сияющую девочку. – Ты и выглядишь прекрасно! – Она была в джемпере, слишком узком на ее груди, а под ним была блузка, на воротничке которой не хватало пуговицы. Но для Анни это не имело значения. Она улыбнулась. – А где Пэнгор?
– О, Пэнгор! Он поймал мышь! И знаешь, что он с ней сделал?
Анни поморщилась от отвращения. Неужели в помещениях водились мыши?
– Что же, моя сладкая?
– Он положил ее мне на подушку!
– Как подарок тебе? У меня тоже была кошка, которая делала то же самое. Она даже крыс ловила, – сказал Мигель.
Анни удивилась, где это жил Мигель, что у него водились крысы. Потом она вспомнила о себе самой и заставила себя улыбнуться. – Мигель, извини, что я вас не познакомила. Это моя дочь, Сильви. Сильви, а это мой приятель Мигель. Он привез меня сюда.
– Привет, мистер Микел, – сказала Сильви. – Я уберу за вами чашку.
– Можно мне сначала выпить кофе? – спросил Мигель.
– Да, – хихикнула Сильви.
– Договорились, – ответил Мигель.
– А теперь мне нужно вернуться к своей работе, – серьезно сказала Сильви. – На работе нужно работать.
– Понимаю. Я вернусь, когда ты закончишь работать, – сказала ей Анни.
Анни оставила Сильви в столовой, но, выйдя, она остановилась у окна, чтобы понаблюдать за ней. Ее дочь чистит грязную посуду. И так будет всегда.
Мигель молча стоял рядом с Анни. Тут к Сильви подошел и что-то сказал ее воспитатель Джим, и она серьезно закивала головой.
Анни вздохнула. Почему ей кажется таким непривлекательным занятием уборка грязной посуды? Разве то, чем занимается она сама, намного лучше? Держать за руки обгоревших людей, стонущих от боли, и писать никому не нужные короткие рассказы, которые она не заканчивала, разве это лучше? Сильви была счастлива. Могла ли она судить ее?
– Мне очень трудно на это смотреть, – произнесла она вслух. Мигель безмолвно кивнул.
Анни оставила Мигеля дожидаться на улице, а сама пошла через заснеженный парк пансиона в офис доктора Геншер. Сначала Сильви, потом доктор Геншер. Анни пошла к ней, потому что ей было ясно, что эта школа была как раз для Сильви. Она шла по аллее с огромными платанами, покрытыми снегом и льдом. Красота и покой природы прибавляли ей уверенности в том, что она сделала правильный выбор для Сильви. И это придавало ей решимость и мужество.
Дверь офиса доктора Геншер была распахнута настежь, и та пригласила Анни войти и сесть.
– Как вы находите Сильви? – начала доктор Геншер.
– Она хорошо выглядит. И старается изо всех сил хорошо работать. Люди обычно думают…
– Здесь таких людей нет, миссис Парадиз, – прервала ее доктор Геншер. – Это и делает «Сильван Глейдс» земным раем. Более того. У нас большие надежды относительно Сильви. Мы хотим, чтобы через пару месяцев она попробовала поработать в каком-нибудь городском ресторане.
– Неужели? Так скоро? – Анни забеспокоилась. Люди ведь такие жестокие и нетерпеливые. – Она готова к этому?
– Девочка очень хорошо воспитана. – Она смотрела прямо на Анни. – Думаю, что у нее есть большие неиспользованные резервы.
Анни не стала благодарить госпожу Геншер, но почувствовала, что ей очень дороги эти слова одобрения. Она глубоко вздохнула.
– Понимаю. Это превзошло все мои ожидания, благодарю вас.
– Теперь пришла моя очередь понимать, миссис Парадиз. – Доктор Геншер улыбнулась. – Родители всегда волнуются в свой первый приезд сюда. Шесть месяцев разлуки, конечно, тяжелы для них. Ведь они, вероятно, годами страдали, принося жертвы и меняя свои судьбы для того, чтобы их дети были счастливы. Они уверены, что дети не смогут выжить без них. И вот они приезжают сюда и видят, что их дети обходятся без них, да еще и счастливы при этом. Тогда мать или отец понимают, что приносили ненужные жертвы, вмешиваясь в жизнь своих детей и так долго оставляя их дома, при себе. – Доктор улыбнулась Анни. – Сильви необходимо было побыть вне дома. Ей также необходимы были эти годы, прожитые с вами. Я бы сказала, что вы пришли к нам очень вовремя, выбрав золотую середину.
Анни ответила не сразу. Она пристально вглядывалась в лицо этой женщины, стараясь понять всю широту ее натуры и невольно сравнивая ее с такими мелочными типами, как Джил Гриффин и ее муж Аарон.
– Благодарю вас, – наконец, вымолвила Анни. Если бы она могла сейчас встать и уйти, уверенная в счастье своей дочери. Но она не могла этого сделать, не поговорив с доктором Геншер о своем деле.
– У меня, к сожалению, есть проблема, – сказала Анни, выпрямившись на своем стуле.
– Да, я слушаю.
– Я не могу внести ежеквартальную плату за обучение в полном размере. Я надеюсь, что смогу полностью расплатиться только к весне.
Доктор Геншер выглядела озадаченной. Она, очевидно, не ждала разговора на эту тему и не была к нему готова.
– Я удивлена, миссис Парадиз. Мы знаем, что у Сильви есть опекунский фонд. Все дети с болезнью Дауна заслуживают того, чтобы находиться у нас, в «Сильван Глейдс». Но только очень немногие могут себе это позволить, и это разрывает мне сердце. Поэтому, при таком большом количестве претендентов, кредитоспособность родителей рассматривается нами как одно из главных условий приема. Ваша кредитоспособность никогда не вызывала у нас сомнений. – Она сделала паузу. – Что же произошло?
Как она могла объяснить? Что ей сказать? Что отец Сильви оказался лгуном и вором? Боже, она не могла это сделать. «Какого черта Аарон сам не приехал сюда, чтобы пройти через это унижение», – с горечью подумала Анни.
– Мой муж, мой бывший муж, неудачно сыграл на бирже, – выпалила наконец Анни.
Теперь доктор Геншер выглядела встревоженной.
– Что же будет дальше? Мы считаем, что настоящую пользу может принести только длительное нахождение в пансионе. Забрать Сильви отсюда раньше срока – значит принести вред не только ей, но и остальным детям.
– Доктор Геншер, я обещаю вам, что достану денег на восстановление фонда Сильви. У меня есть кое-какие резервы.
Я сейчас просто не очень уверенно себя чувствую. Теперь я вижу, как счастлива Сильви, и не позволю лишать ее этого счастья. Дайте мне только немного времени, пожалуйста.
– Хорошо, миссис Парадиз, это в моих силах. Я все объясню казначею. Но нам потребуется от вас письмо с графиком вероятных выплат и наметками относительно финансовых перспектив Сильви.
– Да, конечно. (Всевышний, позволь мне только уйти! Или я сейчас заплачу как малое дитя.) Благодарю вас, – сказала она, вставая.
Анни направилась к центральному входу, чтобы случайно не натолкнуться на Мигеля или Сильви. Ей нужно было несколько минут, чтобы прийти в себя. Она шла вдоль дороги, вдыхая холодный бодрящий воздух и оглядывая пустынную, занесенную снегом огромную лужайку. Хорошо, что она решилась уладить это дело. Но она никогда не простит этого Аарону. И сделает все возможное, чтобы оставить Сильви в пансионе.
Она провела с Сильви весь оставшийся день. Играла с Пэн-гором, осматривала комнату Сильви, проводила ее на завтрак, присутствовала при том, как Сильви открывала привезенные ею подарки. Она наслаждалась обществом своей подросшей, изменившейся дочери.
А потом она осталась наедине с Мигелем и говорила с ним. Она не знала, нравится ли она ему и насколько и подвигнет ли это его на то, чтобы предать суду Джила. Потому что теперь она жаждет мщения? Она раскроет Мигелю де Лос Сантосу всю правду. И если и Аарон замешан во всем этом, то пусть пеняет на себя.
Она повернулась и пошла назад к стоянке. Вдали она увидела Мигеля и Сильви. Они сидели на улице перед столовой, разговаривая и забрасывая снежками стоявший неподалеку платан. Анни показалось, что Сильви смеется. Она улыбнулась. Она сделает так, чтобы Сильви продолжала смеяться. Чего бы ей это ни стоило.
Мигель и Анни возвращались домой в зимних сумерках.
– Очень милая и смешливая девчушка, Анни, – нарушил тишину Мигель.
– Да, – согласилась с ним Анни. Сильви пользовалась множеством гримасок для выражения своих чувств и эмоций. Когда за ленчем Мигелю принесли фаршированного окуня с головой, она сморщила нос, изображая рыбу.
– И школа, похоже, что надо.
– Да, согласна. Плохо только, что я не могу за нее платить. – Она глубоко вздохнула. – Мигель, у меня есть для тебя новые сведения. Не знаю, помогут ли они в деле с Джилом Гриффином, но… – Она еще раз глубоко вздохнула. – Мы думаем, что Морти Кушман, владелец фирмы, сам посоветовал Аарону купить для него акции. Но у нас нет доказательств. Затем акции резко упали в цене. Что-то произошло, но мы не знаем, что именно, Мигель. Нам также известно, что у Морти Кушмана неприятности с Федеральной налоговой службой. Мы думаем, что между Джилом, Морти и Аароном имел место тайный сговор.
– Отлично. Мне это может пригодиться. Я встречусь с господином Кушманом. Но что собираешься делать ты?
– В каком смысле?
– Я имею в виду школу Сильви. Ведь это недешево.
– Не знаю. – Глаза Анни наполнились слезами. – Я не знаю, – повторила она и помимо своей воли начала плакать.
Мигель остановил машину на обочине. Было уже темно. Он вынул сложенный белый платок и протянул его Анни. Она вытерла слезы, но они все лились. Тогда он наклонился к ней, неуклюже обхватив рукой спинку ее сиденья. Почувствовав его прикосновение, Анни положила голову на плечо Мигеля и зарыдала.
И они сидели так долго-долго.
19
МОРТИ ТЕРПИТ ПОРАЖЕНИЕ
Морти откинулся на плющевом сиденье лимузина и зажег сигару. «Господи, что сегодня за день!» – произнес он и глубоко затянулся. Сигары были его слабостью. Он курил гаванские сигары того же сорта, как и Кастро, а их, говорят, свертывали на внутренней стороне своих юных и девственных бедер девочки-подростки, что придавало им особый аромат.
«И что это была за ночь!» Он наклонился и достал из небольшого холодильника банку с сельтерской, почувствовав боль в спине, явившуюся результатом бессонной ночи. Он подумал, что это возраст дает о себе знать, и тут его сознание нарисовало целую толпу жаждущих получить с него деньги, которая появлялась всякий раз, как он закрывал глаза.
День благодарения с Тони и Анжелой в «Арубе» обошелся ему дороговато. Они оба терпеть не могли Шелби. Его взгляд упал на заголовок в газете «Нью-Йорк Пост», принадлежащей шоферу, который гласил: «Леона Хелмси отказывается платить штраф за отказ платить налоги». Тут же помещался снимок Леоны, в слезах покидающей здание суда в сопровождении целой вереницы адвокатов.
Морти хмыкнул и подумал, что, похоже, он единственный во всем городе, кто жалеет эту бедняжку. Почему бы им не оставить ее в покое? Уклонение от уплаты налогов? Но ведь она уже заплатила больше трех миллионов! Какого рожна им еще нужно? Когда же это кончится?
Он отбросил в сторону газету, сделал глоток сельтерской и, продолжая курить, стал изучать сквозь дымчатые стекла автомобиля толпу на улице.
– Довольно – это когда действительно довольно! – произнес он громко.
– Что вы сказали, мистер Кушман? – спросил шофер.
– Забудь об этом, – грубо оборвал его Морти.
Он откинулся назад и закрыл глаза, стараясь успокоиться. Ему не хотелось портить вечеринку с коктейлем и какое-то там представление, которое устраивала Шелби. После вечеринки должна была состояться презентация «живой скульптуры», и Шелби удалось исхитриться и пригласить на нее художественный совет Музея современного искусства. Если худсовет музея «клюнет» на это произведение, то Шелби произведет настоящий фурор в мире искусства. Так, по крайней мере, говорит она. Морти же вынужден был признаться, что вся эта возня утомляла его. Они с Шелби подарили музею картину, на которой будет стоять и его, Морти, имя: «Передано в дар музею из коллекции Мортона Б. Кушмана». Но это почему-то не волновало Морти, как он того ожидал. Дела галереи шли не очень-то хорошо: она не окупала себя. Шелби никак не удавалось привлечь к ней внимание высшего света.
– Довольно, – невольно слетело с губ Морти. – Хватит и с Леоны, и с меня. Когда же они собираются оставить нас в покое? Они считают, что я бездонная бочка с деньгами. Но они ошибаются! – Он с возмущением думал, что денег уже не хватает просто на приличное существование. – И если они хотят сделать из меня козла отпущения, то тому не бывать!
Почему бы им не преследовать Бренду? Они оценили издержки по нашему бракоразводному процессу в два миллиона долларов! Не без помощи этого осла Лео. Почему она должна получить еще что-то? Два чека, по миллиону долларов каждый. Его акции упали в цене, и это приводило его в уныние. Она никогда не получит второй чек. К черту ее вместе с Лео!
– Морти, у нее в руках подписанный, заверенный печатью и официально зарегистрированный контракт, – говорил ему Лео, брызгая слюной от гнева.
– Хорошо, Лео, – сказал Морти, – пусть подает на меня в суд. Ты ведь хороший адвокат, не так ли? Вот и скажи ей, что я хочу пересмотреть финансовую сторону контракта.
«Они все преследуют меня, – думал Морти, обмахиваясь газетой со снимком Леоны. – Сейчас к ним добавился еще и Аарон. Мне придется увеличить бюджет на рекламу и покрыть его расходы, а также взять его на поруки. Хорошо, я это сделаю. Аарон, в конце концов, не так уж плох. Но ведь все больше денег уплывает! Черт бы побрал все это!»
Куда бы он ни повернулся, он чувствовал эти загребущие руки. Шелби, впрочем, была исключением. Он не любил рассуждать о том, вышла бы она за него замуж, не купи он ей эту галерею, но, если бы он был честен с собой, он бы ответил на этот вопрос отрицательно. Жирный еврейский ублюдок. «Но ведь и я тогда не возжелал бы ее», – сказал он себе, смеясь.
Лимузин свернул с Мэдисон-авеню на Пятьдесят седьмую улицу и остановился перед галереей Шелби недалеко от Пятой авеню и ресторана «Тиффани». Морти подумал, что эта галерея, находящаяся на пересечении важнейших дорог, стоила ему очень недешево.
Наступил один из тех блаженных для Морти моментов, которые его натура богача обожала. Он знал, что лимузины повсюду в городе могли пользоваться двойной парковкой, и смаковал момент, когда его автомобиль останавливался. Шофер обогнул машину и открыл перед Морти дверь.
Он кинул ему через плечо:
– Я скоро приду, будь здесь. – Охрана поприветствовала Морти по имени, и он ступил в мраморную прохладу великолепной галереи. Он вошел в лифт и нажал на кнопку.
Когда двери лифта распахнулись, Морти вышел и постоял немного, чтобы объять все, что перед ним открывалось: дорогие картины, ворсистый ковер под ногами и группки людей в неброской, но дорогой одежде, с бокалами в руках. Они говорили приглушенными голосами, а официанты неслышно сновали между ними, разнося напитки и закуску. Морти сгреб бокал с подноса проходящего мимо официанта и продолжил свои наблюдения, ища глазами Шелби.
Так и не увидя ее, он нехотя направился к Джосне Фелпсу и остальным членам музейного совета. Подойдя к ним, Морти выдавил из себя улыбку и поприветствовал каждого из них по имени, чему сам был немало удивлен.
«Я начинаю к этому привыкать», – думал Марти. Мог ли его отец, Сай, когда-нибудь предположить, что его сын, Морти Кушман, внук русских евреев, переживших погромы, будет стоять здесь, среди самой изысканной художественной элиты Америки! Морти прикинул, что состояние этой небольшой группы людей потянет более чем на три миллиарда долларов. Ему было интересно, ощущают ли они, так же как он, давление людей, жаждущих воспользоваться их деньгами.
Нет, они ничего такого не ощущают. Деньги переходили к ним из поколения в поколение, и поэтому им ничего не стоило избавиться от пристающих. У них это получалось очень легко. Эти ублюдки не склоняют головы ни перед кем. Он подумал, что и он никогда ни перед кем не согнется.
И тут Морти увидел Шелби. Она стояла в дверях своего офиса и делала ему знаки рукой. Морти собирался извиниться и уйти, как вдруг увидел двоих мужчин в каких-то неопределенных костюмах, которые вышли из офиса Шелби и, проследовав мимо нее, направились прямо к нему. Шелби, нервничая, пошла за ними, пока все трое не остановились перед Морти.
Шелби поспешно сказала:
– Мортон, эти джентльмены хотят поговорить с тобой. Почему бы нам не вернуться в офис? – Она изучающе посмотрела на двух незнакомцев. – Там вы сможете обсудить свои проблемы без свидетелей и решить все вопросы.
Она повысила голос, и все, кто находился в зале, обернулись, чтобы посмотреть на нее.
Морти был смущен и перепутан. «Лучше бы эти парни не портили мне праздник».
– Чем могу служить, джентльмены? – сказал он, стиснув зубы.
– Вы Мортон Кушман? – спросил один из них.
– Да, я, – с трудом выговорил Морти, когда увидел, что второй мужчина достал из кармана куртки удостоверение и произнес:
– Вы арестованы. Ваше право не отвечать на наши вопросы.
– Что здесь происходит, в конце концов? – произнес, задыхаясь, Морти. – Что значит «вы арестованы»?
– Вы имеете право отвечать на наши вопросы в присутствии адвоката. – Второй сыщик, заломив Морти руки за спину, надевал на них наручники. «Боже, только не это», – подумал Морти. Он не верил своим глазам.
«Подумать только, они надели на меня наручники! – Морти вспотел. Что здесь происходит? Они ведут себя так, как будто я вор-карманник».
– Послушайте, здесь какая-то ошибка.
– Если вы не в состоянии нанять собственного адвоката, вы можете просить об этом суд.
– Мортон! Мортон! Что мне делать? – Шелби пронзительно кричала:
– Морти, что все это значит? – Она забыла, что комната полна людей, которые смотрят на все это как на представление.
– Все, что вы скажете, может быть использовано против вас.
Резкий голос Шелби заставил Морти взять себя в руки и успокоиться.
– Шелби, все в порядке. Позвони Лео Джилману. Он обо всем позаботится. Это какое-то недоразумение, милая.
Повернувшись к арестовавшим его офицерам службы безопасности, он сказал:
– Это недоразумение, не так ли, ребята?
– Нет, мистер Кушман, вы арестованы за уклонение от уплаты налогов. – И, наклонившись к уху Морти, один из агентов ФБР прошептал: – Это преступление, Морти! – И, выпрямившись, он самодовольно ухмыльнулся. Потом взял его за локоть и, слегка подтолкнув, повел к выходу.
Шелби со слезами на глазах подбежала к Морти.
– Морти, как ты мог так поступить со мной? Ведь я работала так усердно! Теперь мы разорены, Морти. – Она глубоко вздохнула. – Скажи мне, что все будет хорошо.
– Милая, – Морти напрягался, чтобы выдавить из себя остатки энтузиазма, – ты только помни одно: единожды осужденного всегда готовы осудить по новой. Мы с тобой еще не раз посмеемся над этим.
Шелби старалась взять себя в руки и улыбнуться.
Офицеры повели Морти к выходу. По дороге к двери толпа гостей расступилась, в ужасе отпрянув от них как от чумы.
Морти поймал на себе взгляд Джосны Фелпса и заставил себя беспечно улыбнуться. Джосна опустил глаза и отвернулся.
Морти оттеснили к лифту, затем он прошел мимо удивленной охраны. На улице Морти увидел, как его шофер подбежал к дверце лимузина, чтобы распахнуть ее перед ним, и было заметно, что он никак не может понять, почему Морти с двумя мужчинами направляется к простенькому коричневому седану.
Сыщики толкнули Морти на заднее сиденье, а сами сели впереди. Седан тронулся с места, объехал лимузин Морти и помчался по Пятой авеню.
С трудом повернувшись назад, Морти увидел, как из здания вышла уже вполне оправившаяся от потрясения Шелби, энергичной походкой направилась к лимузину и села в него. Машина повернула к центру города, и Морти вскоре потерял ее из вида. «Что ж, полагаю, вечеринка окончена», – подумал он.
