Текст книги "Совершенная crazy"
Автор книги: Ольга Степнова
Жанр:
Иронические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Ночью, перед рассветом, бывают такие скоротечные мгновения, когда реальность соприкасается с потусторонним миром с помощью наших фантазий. И тогда… Призраки – это наше воображение!
– Призраки – это наше воображение, – задумчиво повторил Славка, не очень-то веря в эту материальную мысль.
На зёлёных лужайках, волоча длинные хвосты, прогуливались павлины, яркие фазаны и прочая куриная экзотика.
«Значит, петушиные вопли мне не приснились», – с удивлением подумал Славка. Он повёл Лидию по дорожке, ведущей к пруду.
– Там что-то случилось, – нахмурилась Лидия, указывая на пруд. Она встала и дёрнула Славку за руку, призывая его тоже остановиться.
Возле пруда бегали люди и что-то кричали, размахивая руками.
– Стой! – приказала Лидия. – Я боюсь.
– Гроб что ли нашли? – пробормотал Орлик.
– Смотри, они кого-то несут, – прошептала Лидия, впившись ногтями в Славкину ладонь. От боли он не сразу заметил, что по дорожке, ведущей от пруда, идёт один из братьев Архангельских.
На руках он нёс женщину.
Её руки безвольно болтались, в них не было жизни, а вода – вязкая и густая, – капала на асфальт с кончиков её пальцев. Обуви на ногах не было, и узкие ступни раскачивались в такт каждого шага хоккеиста. С неуместным удовлетворением Славка подметил под его глазом большой фингал.
За Архангельским понуро тащилась толпа…
– Это Алина Сметанина, – хрипло сказала Лидия. – Алина! – Зажмурившись, она закрыла себе рукой рот, будто боясь сболтнуть что-то лишнее.
Возле Славки Архангельский остановился. Толпа плавно обтекла их со всех сторон, словно липкая масса. Орлик уставился в лицо утопленнице. На ресницах у неё зеленела ряска, к щеке прилип ржавый лист, а на шее висела длинная водяная лидия.
Зрелище было не из приятных. Оно было жутким м отвратительным.
Кто-то всхлипнул, кто-то вздохнул, кто-то тихонько начал читать молитву.
Пронзительно и трагично крикнул павлин на газоне.
Из дома вышел Георгий Георгиевич, ведя под руку пошатывающуюся Полину.
– Что это?! – обратился Гошин к толпе, указав на Алину. – Что за купание красного коня?!! – заорал он. – Почему вы тащите её на руках?! Она пьяна?!
– Она мертва, – уточнил хоккеист. – Утонула в пруду.
– Утопилась, – поправила его Лидия и со значением посмотрела на Гошина.
Гошин пошёл багровыми пятнами, а его чёрные усики задёргались в нервном тике.
– Уто… что? – переспросил он, и зачем-то схватил себя за запястье, словно проверяя, есть ли у него пульс. – Уто… где?
– В пруду, – терпеливо объяснил хоккеист. – Запуталась в лидиях, вот и утопла. Сколько раз я говорил Иде Григорьевне – осушите этот гнилой водоём! Нет… – Он сплюнул на тротуар и с нескрываемым отвращением посмотрел на свою ношу.
На крыльцо выбежала Ксения Павловна.
– Там… – ткнула пальцем она в сторону центральных ворот, не замечая скорбных, испуганных лиц. – Там духовой оркестр приехал, журналисты на заборе висят, и французский повар на кухню ломится! Что делать, Георгий Георгиевич?!
Гошин поймал свой дёргающийся ус и попытался закрепить его неподвижно.
– Журналистов гнать в шею, повар пусть готовит свою фуагра на двадцать персон, а оркестр… оркестру прикажите играть «Сказки венского леса», – отрешённо распорядился Георгий Георгиевич.
Полина, покачнувшись, привычно упала в обморок, сверкнув безупречными коленями из-под юбки.
– «Сказки венского леса», – заучивая название, несколько раз повторила Ксюня и помчалась к воротам, так и не заметив утопленницы.
– Играйте, олухи, играйте! – дирижёрским взмахом руки Гошин дал музыкантам отмашку, и они, вскинув трубы, нестройно выдули первый такт знаменитого вальса.
Штраус был явно не их конёк.
И хоть инструменты исправно блестели на солнце, они не давали ни ритма, ни слаженности, ни чистоты звука.
– Мазилы… фальшиво…монетчики… – пьяно пробормотал Гошин, закрывая ладонями измученное, красное лицо.
– Нам сказали, тут будут похороны, – обратился к Гошину человек во фраке с внешностью дирижёра. – При чём тут Штраус?! Мы репетировали реквием Моцарта.
– Да? – посмотрел на него красными глазами Гошин. – Покойница куда-то сбрызнула… – пробормотал он и осмотрел зелёную лужайку с павлинами, словно надеясь найти пропажу среди вальяжных птиц.
– Что? – не понял человек во фраке.
– Играйте вальс, к чёрту реквием! – вскинув руку, Гошин щелчками пальцев задал музыкантам ритм, и, пошатываясь, направился в дом.
– Мне кажется, все сошли с ума. И я тоже, – тихо сказала Лидия.
– А я ещё ничего, – похвастался Славка. – Держусь, но из последних сил.
– Я должна тебе всё рассказать, – Лидия схватила его за руку и потащила в беседку густо затянутую плющом.
Славка полез бы за ней в пещеру к медведю, не то что в уютный зелёный шалаш. Лидия достала из сумочки сигарету и уселась на резную скамейку.
– Завтра брошу курить, – грустно сказала она. – Сегодня никак не получится, стресс на стрессе!
– Что ты хотела мне рассказать? – Славка сел рядом так, чтобы соприкасаться с ней плечом и коленом.
– Алина была любовницей Гошина. Она была беременна, а он не захотел признать её ребёнка. Поэтому… она утопилась. – Лидия глубоко затянулась, и на глазах у неё появились слёзы. – Я подслушала ночью их разговор.
Славка длинно, не по-женски присвистнул.
– Сериал, – сказал он. – И, кажется, ещё только первая серия.
Лидия вдруг отбросила сигарету и зарыдала.
– Это он убил её, Гошин! Алина утопилась из-за него! Я могла остановить её, но не решилась!
– Подожди, – обнял её Славка. – Быть не может, чтобы Алина утопилась.
– Почему? – Лидия перестала рыдать и уставилась тёмными глазами на Орлика. – Почему она не могла утопиться?
– Помнишь, ты рассказывала, что Сметанина дико боится воды и не умеет плавать?
– У тебя феноменальная память. Я не помню, что я рассказывала, но раз ты говоришь, значит, так и есть…
– Так вот, если человек боится воды, он никогда не утопится! – выпалил Славка. – Я однажды на зло бабе Зое хотела повеситься в интернате, но не смогла, потому что боюсь высоты. Баба Зоя хохотала до колик, когда меня с табуретки вшестером снимали.
– Прости, где ты хотела повеситься? – удивилась Лидия.
Называть себя в женском роде Славка уже привык, а вот корректировать биографию пока не научился.
– Э… есть такой пансион… э… для благородных типа девиц. У нас его в шутку интернатом называли, – покраснел он.
– И что там делала баба Зоя?
– Она поварихой была.
– Странно. Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что баба Зоя воровала в столовой сахар и сухофрукты, а сваливала всё на меня.
– Да плевать мне на твою бабу Зою! Ты хочешь сказать, что Алину убили?!
– Утопили, – уточнил Славка.
– Дядя Гоша?!! – схватилась за голову Лидия.
– А почему бы и нет? – пожал плечами Славка. – Этот твой дядя Гоша препротивнейший тип! Если он мог бросить беременную любовницу, то уж макнуть её в пруд и подержать под водой пару минут для него – проще простого.
– Но он ушёл в дом, когда Алина пошла к пруду, я видела!
– Сначала ушёл, а потом вернулся! И пока ты бегала от Горазона, сделал своё чёрное дело.
– Нет! – твёрдо сказала Лидия. – Не ве-рю! Это самоубийство.
– Ну и не верь. А, по-моему, Гошин избавился от навязчивой любовницы.
– Неужели ты не видела, Женька, какой ужас стоял у дяди Гоши в глазах, когда он увидел, что Алина мертва?!
– Мужики все козлы, – неожиданно для себя выдал Славка женский постулат.
Лидия откинулась на спинку скамейки и подняла глаза к увитому плющом потолку.
– Иногда я жалею, что не лесбиянка, – вдруг сказала она. – Ну почему только женщины бывают добрыми, искренними и любящими?! Почему только женщинам можно доверять?!
– Не знаю, – потупился Славка, понимая, что далеко зашёл в своих проявлениях женственности.
– Вот взять хотя бы Алину, – продолжила Лидия, не отрывая взгляд от зелёного потолка, и словно считывая оттуда волнующие её мысли. – Ну, да, она была не подарок. Немного завистливая, немного высокомерная, немного взбалмошная и непоследовательная, как все талантливые творческие люди. Но ведь она любила! Она всем сердцем любила дядю Гошу и хотела от него ребёнка! А значит, несмотря на все свои недостатки она – героиня, и всё потому что она женщина! А Вахрамеев?!
– Кто это – Вахрамеев? – напрягся Славка.
– Козёл чистой воды, – нахмурилась Лидия. – Мы любили друг друга целых четыре месяца, а он… Он не имел права на руках переносить через лужу дуру Баранову у меня на глазах! – закричала Лидия, топнув ногой и перестав, наконец, изучать хитросплетения плюща над головой.
– Не имел, – согласился Славка, ликуя в душе, что Вахрамееву подвернулась хромая Баранова.
– Я им подножку поставила. Они так навернулись, что обоим понадобилась экстренная медицинская помощь. Теперь они лежат в первой городской хирургии, и Вахрамеев не отвечает на мои звонки! А разве я виновата?! Я «Скорую» вызвала, извинилась… а он… А она!.. Они лежат в соседних палатах, и Вахрамеев не берёт трубку! – Лидия хотела, очевидно, заплакать, но передумала, пальцами промакнула ресницы и с сожалением посмотрела на выброшенный окурок.
– У тебя есть сигареты? – рассеянно спросила она у Славки.
– Не курю.
– Чёрт… как тебе это удаётся?
– Не хочу зависеть от сигарет. Это неудобно и унизительно.
– Как здорово! – восхитилась Лидия. – Какая простая и красивая мотивация! Почему мне никогда это не приходило в голову?!
– Потому что твоя голова слишком красивая для того, чтобы в неё что-нибудь приходило, – ляпнул Славка сомнительный мужской комплимент.
– Правда? Ты так считаешь? – не обиделась Федина. – Ты думаешь, Вахрамеев мне позвонит?!
– Я думаю, хирургия ему не поможет, – буркнул Славка, и, уходя со скользкой темы, добавил: – Как ты считаешь, мы должны кому-нибудь сообщить, что Георгий Гошин – убийца?
– Тсс! – прижала Лидия палец к губам. – Ты слышишь?
– Павлины кричат.
– Нет, кто-то дышит и пытается зайти к нам через плющ!
Стена плюща действительно шевелилась, и из-за неё отчётливо слышалось чьё-то сопение.
Славка рывком разорвал плотные плети. В образовавшейся дыре он увидел помятую, красную физиономию Рады Родимцевой.
– А-а, вот вы где! – отчего-то обрадовалась Рада, просунув лицо в зелёную амбразуру.
– Вы пьяны? – принюхался Славка.
– Я? Нет, просто в шоке.
– Ваш шок здорово пахнет водкой.
– Не водкой, а валерьянкой. Я умру, если выпью, вы же знаете. – Родимцева начала валиться в беседку, и Славке пришлось подпереть её плечом.
– Вы подслушивали? – разозлился он.
– Что вы! – покраснела Родимцева. – Я… мне… поручено вам сказать, что Георгий Георгиевич ждёт всех в гостиной, чтобы сообщить сообщение, вернее… заявить заявление…
– Пойдём! – позвала Славку Лидия. – Интересно, что он ещё придумал.
Они вышли из беседки, оставив Родимцеву валиться сквозь шаткую преграду плюща.
– Это не он! – внезапно закричала она.
– Что? – обернулся Славка.
– Это не Георгий утопил Алину… Простите, я случайно услышала ваш разговор. – Рада всё же упала, выставив на обозрение тощий зад в широкой фиолетовой юбке.
– А кто? – насмешливо уточнила у зада Лидия Федина.
– Не знаю, но это не он! У Георгия Георгиевича есть неоспоримое алиби. Примерно в то время, когда утонула Алина, Гошин раскодировал меня. Клянусь, это заняло много времени. Он физически не мог успеть совершить злодейство! Гошин хороший хирург. Он сделал мне надрез, достал капсулу, наложил шов и напоил коньяком, сказав, что выпить немного спиртного всегда полезно для сердечно-сосудистой и нервной системы. Извините, вы не могли бы подать мне руку? Ну, или хотя бы подтолкните меня вперёд…
Славка с Лидией переглянулись и пошли в дом, оставив пьяную Раду висеть в стене плюща.
В столовой было так душно, что даже мухи на лету падали в обморок.
– Господа, я пригласил вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие, – с дешёвым пафосом сообщил собравшимся Георгий Георгиевич.
По правую руку от него сидела Полина с безупречной причёской и безупречным лицом, словно и не теряла сознание бесчисленное количество раз от всех пренеприятных известий.
– Я собрал вас, господа… – Гошин безнадёжно махнул рукой и без обиняков, довольно грубо сказал: – Никто не сможет покинуть этот дом, пока не будет найден гроб вместе с покойницей.
– Мы пленники? – мрачно спросил Фёдор Башка.
– Заложники, – уточнил Гошин и, наверное, для устрашения всех присутствующих, переложил пистолет неопределённой марки из одного кармана в другой.
Вот тут Славке, скорее всего, следовало бы рассказать, что Ида Григорьевна жива и устроила глупый фарс из своих похорон, но… его удержал здравый смысл: ведь доказательств никаких не было, а его слова вряд ли приняли бы на веру.
– Маразм! – фыркнула репетиторша Мила Брагина. – Я что, с фонарями должна носиться и искать гроб?! – Она нервно поправила платочек на шее и твёрдо сказала: – Я уйду отсюда, когда захочу.
– Не уйдёте, – возразил Гошин. – Иначе я сообщу в милицию, что вы украли фамильные драгоценности, разбирайтесь потом со следователем…
– Идиотизм! – снова фыркнула репетиторша, но села и замолчала, поджав тонкие губы.
Вот тут Славке точно следовало бы встать и заявить о том, что он посвящён в тайну «смерти» Иды Григорьевны, что старуха была не то чтобы очень мертва, что она сама могла затеять игру в прятки, что нечего удерживать тут ни в чём неповинных людей, что лучше бы разобраться в обстоятельствах смерти Алины, что – к чёрту весь этот цирк! – но его опять удержал здравый смысл.
Кто поверит в невероятные утверждения глупой блондинки? Скорее, такую девушку, как он, упрячут в психушку, чем всерьёз воспримут её слова…
Орлик взял себя в руки и промолчал. Лучше он побудет заложником.
– У меня сегодня ночной эфир, па, – подал голос Крис.
– Он пройдёт без тебя. – Это было сказано таким голосом, что Крис не посмел возразить.
– Всё равно какие-нибудь похороны придётся изобразить, папахен! – вздохнула Нелли. – Сам подумай, оркестр играет, журналисты на каждой ветке сидят, во все щели подглядывают. Представляешь, что они насочиняют, если не увидят пышной похоронной процессии?!
– О, чёрт! – схватился за голову Гошин. – А ведь ты, дочь, права. Ксюня! – крикнул он. – Ксюня, поди сюда! Побыстрее!
Ксения Павловна появилась на пороге растерянная, запыхавшаяся, с полотенцем через плечо.
– Ты борзописцев разогнала? – заорал на неё Георгий Георгиевич.
– Из газовых баллончиков побрызгала, где могла, – развела руками служанка, – уж если кто и выжил, не обессудьте, я ж не служба безопасности, у меня ни навыков, ни лицензии на отстрел…
– Уйди, шутница – поморщился Георгий Георгиевич, но Ксюня и не подумала выполнить его приказание.
– Этот француз, который повар, – возмущённо начала она, – который из ресторана…
– Уйди! – нахмурился Гошин.
– … ну ни хренушки не понимает во французской кухне!
– Уйди…
– Он свинью вместо гуся принёс!
– Пошла вон!!! – вскочив из-за стола, завопил Гошин. – К гусям! К свиньям! На кухню! Во-он!!!
– Пожалуйста, – Ксюня пожала плечами и поковыляла на кухню, переваливаясь с ноги на ногу. – Ну и пожалуйста, – ворчала она, – будете холодец вместо фуагры жрать, и водку вместо божоле пить…
– Нужно кого-то похоронить, – снова схватился за голову Гошин. – Нам не нужна огласка, скандалы и домыслы прессы!
– Позволь, дорогой, – вскинула на него голубые глаза Полина. – Но у нас есть Алина! Её и похороним в семейном склепе вместо старухи. Ближе нас у моей сестры всё равно никого нет, поэтому… Похороним её в закрытом гробу, никто ничего не поймёт.
– Ты умница! – Гошин попытался поцеловать жену, но она увернулась от него, как от назойливой мухи.
– Да, но это как-то не по-человечески, – вмешался Фёдор Башка. – А как же констатация смерти, документы, свидетельство? И потом, нужно выяснить, как она утонула, отчего, почему…
– Наша родственница, что хотим, то и делаем, – отрезал Георгий Георгиевич. – Ваша задача, уважаемый, язык за зубами держать и искать Иду Григорьевну! Молчать и искать! И помнить – никто не покинет дом, пока бабка не будет здесь! – Он пальцем ткнул в сверкающую поверхность стола. – Награда за гроб – свобода. Слышите?!
– Напомнить ему, что ли про ночной разговор с Алиной? – зло шепнула Славке на ухо Лидия. – Объяснить, отчего она утопилась, а, вернее, кто её утопил?! Гад!
– Молчи! – взмолился Орлик. – У нас нет никаких доказательств, а у него железное алиби – вдрызг пьяная Рада Родимцева! Уж она точно не могла сама себя раскодировать, а он хирург.
– Пластический!
– Без разницы, навыки ковыряния в организме у него имеются.
– Прошу не шептаться! – рявкнул Гошин на Орлика. Он подошёл к окну, и, распахнув его, крикнул оркестру, иступлённо игравшему вальс: – Сбацайте реквием, господа! Или что вы там репетировали…
Гроб для Алины привезли в два часа дня.
Он был простой, дешёвый, и не по размеру большой. Наверное, в ритуальной конторе продали тот, что остался, хотя, вряд ли в ритуальных конторах остаются невостребованные гробы.
Во всяком случае, Лидия ничего об этом не знала.
Она едва сдерживала рыдания, когда вспоминала о том, что могла окликнуть Алину, остановить её и предотвратить трагедию.
Вместо этого она нафантазировала призрак и как дура носилась по дому в поисках укрытия.
Без пятнадцати три, когда всё было готово к похоронам, в гостиную пришёл Сэм Константинович Фрадкин. Доктор был мрачен, у него нервно дёргалась правая лохматая бровь, а на лице застыла такая гримаса, будто за щёкой он держал лимон.
– Меняете покойников как перчатки, – проворчал Фрадкин, рассматривая Алину.
– Сэм, тут такое… – развёл Гошин руками. Он отвёл Фрадкина в сторону и что-то зашептал доктору на ухо, активно жестикулируя. Фрадкин кивал, его густая, с проседью шевелюра тряслась, но в глазах стояли насмешка и недоверие.
– У тебя есть телефон Гошиной? – вдруг тихо спросила Лидию её новая подруга.
– Что значит, «есть ли у меня телефон Гошиной»? – удивилась Лидия, не отводя глаз от Фрадкина, который зачем-то приподнял Алине веки, пощупал пульс и начал тонкими быстрыми пальцами ощупывать голову.
– Я знаю, как найти Иду! – горячо зашептала Женька Суковатых. – Если Гошина была твоей опекуншей, значит, у тебя должен быть номер её мобильника!
– Ты хочешь позвонить мёртвой старухе? – ужаснулась Лидия. – В гроб?!
– Хочу, – кивнула подруга. – Можно, я пока не буду ничего объяснять? Так у тебя есть её телефон?
– Есть. Он забит в мобильнике, а мобильник отключён и завален подушками.
– Я так всегда делаю, когда не хочу ждать звонка, которого очень жду, – проницательно заметила Женька.
– Да, так мне легче думать, что Вахрамеев пальцы сломал, дозваниваясь до меня, – улыбнулась Лидия. – Ты не поверишь, но мне тоже вдруг страшно захотелось позвонить Иде Григорьевне. Вдруг она уволокла свой телефон на тот свет?! Вдруг ответит нам? Я спрошу как там погода и можно ли пользоваться косметикой, когда держишь ответ перед всевышним.
Женька не успела ответить.
Сэм Константинович, перестав тискать покойницу, обвёл всех суровым взглядом и произнёс:
– Да она не утонула, господа хорошие! Вернее, утонула, конечно, но предварительно кто-то хорошенько стукнул её по голове!
– Как?! – побледнел Гошин. – Этого не может быть, Сэм… Ты не ошибаешься, старина? Впрочем, ты никогда не ошибаешься.
– Рассечение и большая гематома в затылочной области. Скорее всего, это был не смертельный удар, Алину просто оглушили, а потом толкнули в воду.
– Мама… – закатил глаза Георгий Георгиевич. – Мама дорогая… Разве могут все гадости произойти в один день?! Сейчас плюну на всё и пойду прооперирую пару кривых носов! – Гошин со спринтерской скоростью забегал от стены к стене, выражая крайнюю степень смятения.
– Ой, да ладно вам, – с неожиданным раздражением вмешалась Полина. – Ударили, утонула, какая теперь разница?! На то вы и Фрадкин, чтобы всё в этом доме было шито-крыто. Напишете причиной смерти сердечный приступ?! Ну ведь напишете же!!
Фрадкин кивнул, потрепал свою бровь величиной с пышный ус, и снова кивнул.
Семейному доктору явно не нравилось происходящее, но… Ему столько лет платили деньги в этой семье, что он не осмелился возразить.
Лидии нравился Фрадкин.
Моложавый, подтянутый, под два метра ростом, с длинной, полуседой шевелюрой и такими проницательными глазами, что от него невозможно было скрыть не только симптомы телесных недомоганий, но и причины душевных метаний. Осматривая язык, он мог воскликнуть:
– Да вы никак влюблены, барышня! В молодого балбеса, небось?
Как можно было по языку определить, что Вахрамеев – молодой балбес, а не старый ловелас?! У Лидии это в голове не укладывалось. Она не признавала других врачей, и, хоть не являлась членом семьи Гошиных, с ангинами, насморком и головными болями обращалась только к Фрадкину.
Ведь ни один врач по состоянию языка не мог поставить диагноз – влюблённость.
– Люди, дамочки, господа, ну давайте уже быстрее захороним хоть что-нибудь! – прижав к груди руки, вдруг взмолился Феликс Григорьевич. – С кухни холодцом так несёт, так несёт, что сил моих больше нет!! Поминки – это ж святое дело! А вы тут сантименты разводите! – Феликс стащил с головы банную войлочную шапчонку и потёр ей живот. Под шапчонкой старик оказался лыс, как бильярдный шар. Все осуждающе на него посмотрели, даже Полина, даже Георгий Георгиевич, даже Нелли, у которой молодого цинизма было больше, чем дредов на голове, и даже братья Архангельские, монотонно и равнодушно перемалывающие мощными челюстями жвачку.
Фёдор выразительно кашлянул в кулак и посмотрел на Милу, которая то и дело протирала очки шейным платком, неуклюже оттягивая его за конец и рискуя придушить себя.
Лидия прикрыла рукой пол-лица, как делала это в детстве, когда не хотела, чтобы кто-то следил за её эмоциями. Ситуация складывалась абсурдная, учитывая решение похоронить вместо старухи Алину, учитывая согласие Фрадкина скрыть истинную причину её смерти, учитывая желание позвонить Иде Григорьевне на тот свет, и… стыдное, нет – преступное! – чувство симпатии к новой подруге с некрасивой фамилией Суковатых.
Лидия с ужасом призналась себе, что к Женьке её влечёт что-то на уровне запаха, гормонов, или этих… кажется, феромонов. От Женькиной близости и прикосновений слегка подкруживалась голова, дрожали колени и вспоминались эротические картинки с наипошлейшими лесбийскими сюжетами.
Куда с этими отклонениями? К Фрадкину?
– Простите, я влюбилась в молодого балбеса, но голова идёт кругом от немного мужиковатой подружки, которая плохо красится, пахнет мужским потом и постоянно пытается прижаться ко мне. Она симпатичная, милая, но… она девушка, девушка, девушка! Что делать с этим, Сэм Константинович? Это пройдёт?
Воображаемый Фрадкин, нахмурив лохматые брови, выдал воображаемую рекомендацию:
– Отдайтесь ей. Уверяю, вам не понравится и больше никогда не потянет к подружкам.
О господи, какой простой и бесполезный совет… Интересно, на самом деле Фрадкин ответил бы так же?
Лидия любила сначала проигрывать сцены в уме, а потом сравнивать с тем, что происходило в реальности. Она отыскала глазами доктора, но он стоял к ней спиной и явно не был расположен к глупым разговорам.
Мельком глянув на Женьку, Лидия решила, что никакому врачу не под силу разгадать её симптомчики, так как они являются последствием стресса на почве скотского поведения Вахрамеева.
Её потянуло к женщинам, потому что все мужики козлы. Всё просто, понятно, а главное – никак не лечится. Разве что сексом с женщиной, но к этому Лидия была не готова.
… Алину похоронили по-быстрому.
Запихнули в семейный склеп, который находился за прудом, за лесом, за зелёным лугом, – на окраине многогектарных владений, возле забора, смахивающего на Великую китайскую стену.
Всё случилось очень поспешно, и больше смахивало на заметание следов преступления, чем на похороны. Даже музыканты играли реквием чересчур быстро, чутко уловив настроение провожавших в последний путь.
– Пойду, откопаю мобильник, – сказала Лидия Женьке, когда все вернулись в дом и расселись в столовой за длинным, поминальным столом, уставленным французскими яствами. Женька кивнула и по-мужски крепко сжала её колено, отчего у Лидии абсолютно неправильно и порочно сжалось сердце и затрепетало под ложечкой.
Чёрт бы побрал этого непутёвого Вахрамеева… От его предательства у неё нарушились координация, ориентация и рефлексы.
Едва Лидия включила мобильный, он зазвонил.
«Мишка» – высветилось на дисплее.
Затаив дыхание и с излишней подобострастностью, Лидия сказала в трубку:
– Я простила тебя, Мих. Что принести в больницу?
– Сорок пять тысяч рублей, – пробасил Вахрамеев. Он всегда басил, когда злился.
– Что? – не поняла Лидия. – Какие сорок пять тысяч?!
– У меня ключица сломана, дура! – фальцетом заорал Вахрамеев, забыв про бархатную басистость своего голоса. – Мне штырь металлический нужно вставлять, идиотка! Операция стоит сорок пять тысяч, ты случайно не знаешь, почему я должен платить их из своего кармана?!!
– Не знаю, – призналась Лидия.
– Так вот, сходи, сними деньги со своего счёта и принеси мне! – переходя на визг, заорал Мишка, и не было в этом визге ни намёка на его красоту, сексуальность и обаяние. – У тебя денег куры не клюют! Все знают про твою супербогатую бабку!!
Лидия вдруг почувствовала, что освободилась от изнуряющей любви к Вахрамееву. Это была большая удача – услышать его по-бабьи визгливый голос, не видя при этом светлых глаз с поволокой, белокурых волос и соблазнительно-ярких губ.
– Мих! – позвала она.
– Ну? – отозвался он нелюбезно.
– А Баранова что себе сломала?
– Нос.
– Ей штырь в него надо вставлять?
– Нет…
– Жаль. А то я бы с удовольствием ей тоже не дала денег на операцию. И не звони сюда больше, Мих. Забудь этот номер. На моём счету в банке для тебя ничего нет.
– Я подам в суд…
– Подавай. Ты его проиграешь, потому что просто не смотришь под ноги, когда носишь девушек на руках.
– Лидк… Что с тобой? Ты нашла другого парня?
– Я нашла себе другую девчонку.
– Не понял…
– Штырь вставят, поймёшь. И качайся, Мих, милый, качайся, чтобы не ронять больше Баранову на асфальт!
– У неё теперь нос кривой, Лидк, мне она не нужна.
– И мне не нужна. Прощай, Мих.
– Стой! Чокнутая… Кретинка!
Лидия с таким облегчением нажала отбой, словно поставила точку в длинном, сложноподчинённом предложении.
Что делать в этой новой жизни без Вахрамеева она пока не знала. Но было счастливое чувство больших перемен.
Дождавшись, когда Лидия ушла за телефоном, Славка встал из-за стола и незаметно выскользнул из гостиной.
У него родилась мысль.
Блестящая и детективная.
Уж коли он догадался позвонить Иде Григорьевне в гроб, вспомнив, что у неё под подушкой лежит мобильный, то почему бы ему не обследовать берег пруда и не попытаться найти предмет, которым ударили Алину по голове?
Зачем?!
Славка пока не знал. Просто он вошёл во вкус красивых идей по разгадыванию криминальных загадок.
От пруда несло тиной. Только сумасшедшему могла придти мысль искупаться тут ночью, да и днём в здравом уме не захочется лезть в зелёную лужу. Прав был Фрадкин – Алину стукнули по голове и спихнули в вязкую, зелёную воду. Даже если Алина умела бы плавать и не боялась воды, даже если она была бы в сознании, шансов самостоятельно выкарабкаться из этого водоёма у неё не было никаких.
Славка опустился на четвереньки и пополз вдоль берега, осматривая каждый сантиметр земли, поросшей мелкой газонной травой. Юбка мешала ему свободно передвигаться, и он задрал её повыше, обнажив крупные, неженские колени.
Ничего подозрительного на берегу не было. Никаких дубинок со следами крови, никаких недокуренных сигарет, по названию которых можно было бы вычислить убийцу. Газон был безупречен, травинка к травинке, исключая то место, где всей толпой потоптались гости, вылавливая из воды Алину.
– Затоптали следы, гады, – проворчал Славка и тут увидел возле самой воды две туфли на шпильках и чёрную шляпку с короткой вуалькой. И туфли, и шляпа были абсолютно сухие, без следов ряски, которая непременно на них осталась бы, побывай они в пруду.
Получалось…
От удивления Славка сел на траву, вертя у себя перед носом туфлями и шляпой.
Получалось, что Алина подошла к пруду, скинула туфли, сняла шляпу, и… И всё-таки утопилась, предварительно ударившись обо что-то головой, чтобы не бояться воды? Не мог же убийца аккуратно её раздеть, перед тем как ударить и толкнуть в пруд… А если мог, то почему снял только туфли и шляпу? Зачем он их снял?
Логика у Славки хромала. Причинно-следственных связей он не смог уловить, и, как ни пытался переставлять и тасовать детали этой мозаики, они отказывались складываться в понятную, простую картинку.
Орлик пополз по берегу дальше, прихватив под мышку туфли и шляпу.
– Не это ли ищешь, мамзелина? – спросил Славку насмешливый голос сверху.
Славка поднял глаза и стыдливо одёрнул юбку.
Перед ним стоял Крис Гошин – холёный, лощёный и знаменитый как Том Круз. В руках он держал клюшку для гольфа, и всё, – всё! – на ней было, что полагается: и следы крови, и прилипшие тёмные волосы.
– Это, – признался Славка, понимая, что потерпел фиаско. – Именно это я и ищу! Где ты взял клюшку?
– В пруду. Она металлическая и должна была утонуть, но запуталась в водяных лидиях и осталась на поверхности. Видишь, на ней даже кровь осталась! – Крис потряс клюшкой у Орлика перед носом и с усмешкой спросил: – А ты сбежала из-за стола, чтобы поискать возле пруда улики?!
– В вашем доме творится чёрт знает что, – с вызовом сказал Славка, поднимаясь с колен.
– В доме бабки, – поправил Крис. – В нашем доме розы цветут и канарейки поют.
– Тогда почему ты тут носишься и ищешь клюшки для гольфа?
– Я увидел, как ты вышмыгнула за дверь, и пошёл следить за тобой. Клюшку нашёл случайно. Ты всё по берегу ползала, а в воду заглянуть не додумалась…
– Ты не находишь странным, что Алина сняла с себя шляпу и туфли, перед тем, как её ударили колотушкой по голове? – перебил его Славка.
– Клюшкой, – насмешливо поправил Крис. – Колотушкой ковры выбивают.
– Без разницы. Кстати, разве здесь есть площадка для гольфа?
– Здесь всё есть, мамзелина. Бильярд, боулинг, гольф, теннис, бадминтон, бассейн и даже просторы для спортивного ориентирования. Бабуленция, конечно, всем этим не увлекалась, но для понтов держала.
– Почему Алина сняла туфли и шляпу?.. – задумчиво повторил Орлик, глядя на безоблачное голубое небо.
– Тебе не плевать? – хмыкнул Крис.
– Слишком часто тут случаются странные вещи, – Славка уставился Крису в прозрачно-голубые глаза. – Слишком часто!
– Хочешь, шепну тебе что-то на ушко? – заговорщицки подмигнул Крис.
Славка опрометчиво подставил ему своё ухо.
– Самое странное в этом доме – ты! – выкрикнул Крис на ухо Славке, даже не думая переходить на шёпот. – Ты, мамзелина, самое странное существо на свете!