Текст книги "Пляж острых ощущений"

Автор книги: Ольга Степнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Отставить гнусное мозгоклюйство! Спасу от вас нет даже в тюрьме! – громыхнул Сазон и они замолчали. – Тут тебе Карменка жратвы собрала, – обратился он ко мне, кивнув на пакеты. – Жри больше, не сдавайся этим...

– Этапом из Твери, зла немеренно, – опять перепела его эпитеты Элка.

– ... ым сломить твой боевой дух! – закончил свою мысль Сазон.

– Я тут картину для тебя написал, – подал голос Мальцев. – Называется «Море несломленное».

– Спасибо, Мальцев. Но думаю, изолятор не лучшее место для твоих синих ква... гениальных картин.

– А я ведь сказал им, – шваркнул кулаком по столу Сазон, – что если б мой внук захотел кого-нибудь грохнуть, он не сделал бы этого со спины! А уж тем более не стал бы заниматься рисованием на дохлых телах! Тьфу!!!

– Скорее бы уже появился труп номер четыре! – мечтательно вздохнула вдруг Элка.

– Вы пойте, лучше, деточка, пойте! – вмешалась маман. – А то неровен час, здесь же окажетесь! На двоих мне таскать передачки придется, а я этого нет, не вынесу!

– Конец свиданию! – крикнул конвоир, возникнув на пороге.

– Держись, сынку! Жри больше! – пряча покрасневшие глаза, дед похлопал меня по руке, развернулся по-солдатски «кругом» и помаршировал на выход. За ним потянулись цепочкой все остальные. Только Элка припала к моему уху и зашептала так быстро, что я едва успевал понимать слова:

– Кажется, дело швах! Этот Барсук – старый, уважаемый опер. Он на хорошем счету и к нему все прислушиваются. Он такую шумиху поднял вокруг этого дела! Понимаешь, он ненавидит людей с деньгами. Считает их всех ворами и бездельниками. Так что ты провинился уже только тем, что являешься внуком Сазона Сазонова. Короче, будет очень и очень трудно, но ты... держись!!! Если в ближайшее время не появится труп номер четыре, я сама проломлю кому-нибудь голову. А чтоб совесть не мучила, сделаю это с Юлианой Ульяновой – сука, редкостная! С удовольствием пронумерую ее холеную длань. Кроме того, что она несет редкую чушь про свои неземные успехи в Америке, она мяса не ест, водки не пьет и не ругается матом. Не наш человек!

– Не наш, – рассмеялся я. – Но видеть тебя соседкой по камере я не хочу.

– Конец свиданию! – снова крикнул конвойный.

– Элка, я тебя того-этого... люблю, одним словом.

– Ты тоже мне нравишься, – поспешно сказала она и пошла к двери с подозрительно гордо поднятой головой.

– У меня там обезьяна в вагончике! – крикнул я ей. – Ты корми ее! И кошку корми! Всех корми, кого мы приручили! А то сдохнут.

* * *

Последующие два дня пролетели как в дурном сне. Моего соседа по изолятору увезли в СИЗО, и я остался один. И хоть мы с ним практически не разговаривали, оказавшись в полном одиночестве, я понял, что так недолго и чокнуться. Чтобы как-то отодвинуть этот момент, я начал тренироваться – отжимался каждый час на кулаках по сто раз. Я заставлял себя есть склизкую кашу и старался не думать о самом плохом – одним словом, не сдавался.

Свиданий с родственниками и женой мне больше не дали. Единственное – передали записку от Элки.

«Обезьяну кормлю. Кошка сбежала. Привет от Максима Максимовича», – написала она. Я пытался найти в этих словах какой-нибудь двоякий смысл, но не нашел. Ну что можно сказать между строк в тексте «Обезьяну кормлю. Кошка сбежала»? Разве что, передавая привет от Максима Максимовича, она намекала, что встретилась с пацаном, знает о том, что он видел преступника, и уговорит его дать показания в мою пользу?!

Я устал ломать голову над запиской и дал себе такую физическую нагрузку, что спал потом, как убитый.

Два раза ко мне приходил адвокат, которого нанял дед. Судя по часам и костюму, это был дорогой адвокат. А судя по ботинкам из тонкой телячьей кожи, это был самый дорогой адвокат в этом городе. Я не запомнил, как его зовут, зато хорошо запомнил, что он сказал при первой нашей встрече.

– Дело, как ни странно, оказалось чрезвычайно трудным. Эти чертовы обстоятельства, что ваши пути с убитыми так неудачно пересекались! А очнется ли Маргарита Лялькина – неизвестно. Пока она в коме. Иван Матвеевич Барсук прямо-таки компанию в городе организовал под названием «Деньги над законом не властны»! Орет на каждом углу, что детки у богатеев решили, что могут совершать преступления, потому что безнаказанность покупается. Боюсь, судебный процесс может стать показательным. Барсук, видите ли, в прошлом старый партиец, который так и не принял новых законов жизни.

– Ну да, все должны курить «Приму», стричься бобриком, носить синтетические рубашки в полоску и душиться «Шипром».

– Что?!

– Да нет, это я так.

– Как ни странно, у этого Барсука объявилась куча сторонников. Они даже митинг в центре города организовали с плакатами «Отпрысков богатеев под суд за зверские преступления!» В общем, придется трудно.

Я и без него это понимал.

Если дело не решилось за эти три дня, которые я провел в изоляторе, то... скорее всего, оно дойдет до суда.

Если только...

Если только не появится жертва номер четыре.

* * *

Тем ранним утром меня должны были перевезти из изолятора в СИЗО.

И хоть я запретил себе думать о самом плохом – все равно думалось.

Настоящий убийца, судя по всему, затаился, затих. Ему на руку, что вместо него на нарах оказался другой человек. О том, что за эти преступления взяли меня, наверняка растрезвонили все местные «Новости» и газеты.

А если убийца так и не обнаружит себя, если частный детектив, которого нанял Сазон, ничего не раскопает, то мне впаяют...

Вот с этого момента я запрещал себе думать дальше и возвращал свои мысли назад.

«... Настоящий убийца затаился, затих».

То раннее утро не было солнечным. Или оно было настолько ранним, что солнце еще не успело разойтись в полную силу? Часов у меня не было, и я определил для себя время как пять утра.

По пути к машине, которую принято называть автозак, я чуть не свалился в обморок. И вовсе не от малодушия, а от свежего воздуха. Трое суток я провел в душном подвале, на прогулки меня не водили. Было так принято, или пытка духотой предназначалась исключительно для внука Сазона Сазонова, я не знал.

Оказавшись на улице, я вдохнул полной грудью и... закачался как анемичная барышня. Конвоир, похоже, воспринял это как попытку побега, потому что ствол автомата немедленно уперся мне в спину с такой силой, что головокружение сразу прошло. Надо сказать, что наручников на меня не надели – то ли со спецсредствами была напряженка, то ли меня посчитали абсолютно сломленным и безопасным, – я не знал. Я просто шел, сцепив сзади руки в замок.

– Голова закружилась, – объяснил я парню, стоявшему сзади, и он опустил автомат.

Я помню каждый свой шаг до машины. В небе галдели птицы, а в воздухе почему-то витал слабый запах горелой листвы, словно была уже осень. А может, за эти три дня осень взяла, да настала? Может, природа в мою поддержку нарушила заведенный порядок и выдала всем в разгар лета симптомы раннего увядания?

Глупые мысли лезли мне в голову и я начал считать шаги. Их оказалось ровно пятьдесят пять до машины.

Автозаком оказался обычный УАЗик-«буханка», специально для этого оборудованный. Конвоир пропустил меня в салон первым и закрыл на ключ дверь с решеткой, отделявшую меня от отсека, предназначавшегося для конвойного, где были два сиденья и небольшое окно. В моем помещении окон не было – только жесткая неудобная лавка, – но через решетку я мог видеть кусочек окна и обочину дороги, убегающую назад. О том, что ждет меня впереди, я старался не думать.

Что-то я слышал о том, что нам даются только те испытания, которые мы в состоянии вынести.

Дорога была хорошая, машина летела на очень приличной скорости, но почти не трясло. Неожиданно конвойный крикнул водиле в переговорное устройство: «Стой!» и мы резко затормозили.

– Эй! – приоткрыв дверь, крикнул кому-то конвойный. – Здорово, Серый! Ты чего на остановке в такую рань торчишь? Садись, подвезем, ведь нам по пути!

Я видел, как в конвойный отсек зашел парень и сел на второе сиденье рядом с конвойным. Они начали оживленно о чем-то болтать, но я их не слушал. Машина вновь набирала скорость.

– Срежем?! – вдруг в переговорное спросил водитель конвойного. – Давай, как обычно, по пьяной дороге? Побыстрее отъездить хочется, а то скоро солнце появится, жара будет невыносимая!

– Давай-давай! – крикнул ему конвойный. – Мне тоже париться не очень охота!

Машина резко свернула и, судя по тряске, помчалась по бездорожью. На месте водилы, я сбавил бы скорость. Меня стало болтать как сухую горошину в погремушке. Чтобы не свалиться на пол, я ухватился за скользкий край лавки. Мне показалось, что так ехали мы довольно долго. Впрочем – пять минут, десять, или полчаса, – я не знал. С моим чувством времени за эти три дня что-то случилось.

Неожиданно послышался выстрел. Инстинктивно я упал на пол, но тут же понял, что это не выстрел, – это на полном ходу лопнула шина. УАЗик завилял, словно на льду, и несколько мгновений я почти физически ощущал, как водитель пытается справиться с управлением. Но ему это не удалось, и громкий мат конвоира потонул в страшном грохоте – машина перевернулась и полетела куда-то вниз. Меня стало крутить как в бешеной карусели – пол-потолок, пол-потолок. Я несколько раз сильно ударился головой и успел подумать о том, что погибнуть в аварии лучше, чем сгнить в тюрьме. Потом я вспомнил про Сазона, про Элку, и про маман почему-то вспомнил, и даже про Мальцева. Наверное, стоит жить, даже если я буду видеть их в часы кратких свиданий.

Я умудрился ухватиться за лавку. Это мало чем помогло, но меня хотя бы перестало дубасить по голове потолком. Насколько я понимал, у машины на полном ходу лопнуло колесо, водитель не справился с управлением и нас бросило в какой-то обрыв. Была надежда приземлиться, не сломав себе шею, но одно обстоятельство сильно меня тревожило: мне показалось, что я отчетливо слышу, как в бензобаке плещется бензин. А это значит – топлива мало, бак неполный, пары бензина могут сдетонировать и рвануть. Быть развешанным по деревьям мне не очень хотелось.

Автозак кувыркнулся в последний раз и замер, приземлившись на крышу.

– Эй! – крикнул я конвоиру. Он лежал через решетку от меня и не подавал никаких признаков жизни. Сверху на нем лежал тот парень, которого мы подхватили на остановке.

– Есть кто живой?! – заорал я что есть сил.

Мне никто не ответил. Салон мгновенно заполнился дымом, движок загорелся. Драгоценные секунды уходили, вот-вот мог произойти взрыв.

Благодаря бога за то, что на мне нет наручников, я, обдирая с рук кожу, просунул их через решетку и попытался дотянуться до связки ключей на поясе у конвоира.

У меня получилось, я отстегнул карабин, а дальше... дальше мгновения стали пульсировать у меня в мозгу вопросами «успею – не успею?»

Успею? Я повернул ключ в тугом ржавом замке и приоткрыл дверь, ведущую в конвойный отсек.

Не успею? По моим расчетам, до взрыва у меня есть от тридцати секунд до минуты. Стало трудно дышать, дым пробирался в легкие. Я слышал, как снаружи трещало пламя.

Успею! Я попытался вытолкнуть наружу два тяжеленных тела, преграждавших мне путь.

Не успею! Очевидно, что парни мертвы. Глаза стеклянные, на голове кровь. Да еще это жуткое крошево из битого стекла, перемешанного с кровью. Я перелез через них, – вытолкнуть тела мне не хватило сил. Оказавшись на свободе, я увидел, что машина чудом упала на каменистый выступ, а внизу продолжался крутой обрыв, упиравшийся далеко внизу в узкую полоску берега, о который размеренно и спокойно плескалось море. Солнце уже вылезло из-за горизонта и нещадно палило первыми своими лучами. Я подумал, что в кабине шофер и нужно попытаться успеть до взрыва вытащить хотя бы его, но на этой мысли камень под моими ногами поехал. Я потерял равновесие, сорвался с крутого склона и кубарем полетел вниз, пересчитывая своим телом каждый камень, каждый сучок, каждую корягу и кочку. Через мгновение, за которое я успел скатиться далеко вниз, громыхнул страшный взрыв, от которого задрожал воздух. Мне показалось, что я отчетливо слышу, как пламя расправляется с машиной и с теми, кто остался внутри.

«Успел?» – усмехнулся кто-то внутри меня.

Я почувствовал, что упал в мягкий песок. Встать я не смог и пополз. Куда? Черт его знает, лишь бы подальше от кошмара, который происходил наверху. Я полз и понимал: сил не осталось, я получил травмы, несовместимые с жизнью, я умираю и это непоправимо и абсолютно неправильно.

Ничего я такого не сделал, чтобы так умереть. Из последних сил я приподнял голову и огляделся. Картинка была мутной и искаженной, словно я смотрел сквозь бутылочное стекло. Однако я понял, что валяюсь на Диком пляже.

Что это, ирония судьбы, божий промысел, наказание – что, зачем, почему?..

Сознание гасло, как догорающая свеча. Я из последних сил сжал оказавшийся под пальцами прутик и на песке написал:

«Я НЕ ВИНОВЕН».

Беда

«Твой любопытный нос когда-нибудь сильно прищемит», – любил говорить мне Бизон.

Когда я увидела, как Юлиана Ульянова спускается вниз по трапу, я поняла – это свершилось. Прищемило! Вырваться невозможно, назад пути нет, теперь только и можно, что ходить на поводу у сложившихся обстоятельств.

Черт меня дернул сунуть свой нос «за кулисы»! Лучше бы я сдохла от скуки на пляже.

Конечно, к визиту «звезды» я хорошо подготовилась. Кроме того, что я проделала кучу организационной работы с журналистами, книжными магазинами, администрациями и управляющими различных пансионатов и санаториев, где должны были состояться встречи с читателями, я перерыла массу информации в Интернете, подшивках газет, журналов и даже собрала кучу сплетен на уровне обывателей этого города.

Картина получалась забавная. И одновременно – печальная.

Ульянова вырисовывалась в большей степени авантюристкой, чем личностью, обремененной какими-либо талантами. Впрочем, один талант у нее несомненно был. Она была гением мифов! Мифов о себе.

Что заставляло молодую, вполне красивую женщину самозабвенно трясти всеми возможными погремушками и кричать на всю страну: «Смотрите сюда, я самая, самая, самая!», – мне непонятно. В качестве «погремушек» она использовала все возможные средства массовой информации, причем, как она умудрялась заставить их «взять у себя интервью» оставалось для всех загадкой. Одни говорили – проплачивала. Другие утверждали – «давала» всем, от кого мог зависеть ее громкий пиар. Но это глупости! Невозможно всем все проплатить. Невозможно переспать со всеми уважаемыми и влиятельными. В конце концов,– не всем это нужно.

Похоже, Ульянова и правда была гениальна. В смысле «без мыла пролезть в...» Нужно отдать должное журналистам, они в большинстве своем скептически отнеслись к новой звезде, снабдив ее приставкою «фальшь». На мой дилетантский взгляд, Юлиана стала некой карикатурой «героя нашего времени». Что сейчас нужно сделать, чтобы быть состоявшимся и считаться успешным?

ПРОСЛАВИТЬСЯ!

Что нужно сделать, чтобы прославиться?

Сняться в кино, вести программу на телевидении, стать участником какого-нибудь реалити-шоу, стать моделью, лицом какой-нибудь там компании, спеть что-нибудь, обязательно спеть, благо сейчас при помощи техники и крокодил соловьем зальется, ну и – написать книгу! Без книги никак. Все, кто освоил предыдущие ступени, просто обязан написать книгу – это апофеоз славы, признания и успеха.

Ульянова патологически желала славы любой ценой. Наверное, это стало смыслом ее жизни. Она последовательно, один за другим брала старты на всех «популярных направлениях». Но не успев сделать ни шагу, умудрялась прокричать на весь мир: «Я актриса!», «Я супермодель!» «Я певица!» «Я писатель!» Кое-кто ей верил. Но большей частью люди кривились – нельзя считать абсолютно всех идиотами. Где фильмы, в которых вы снимались, госпожа Юлиана Ульянова? Где передачи, которые вы ведете? Где модные журналы, ролики, клипы, в которых вы – супермодель? Кто слышал исполнение ваших песен в эфире? Об этом можно только прочитать в газетных статьях и услышать, как вы рассказываете это в шоу-программах на телевидении. Причем, сильно путаясь «в показаниях».

Да, она была гением мифов. А еще точнее, гением нахальства, с которым эти мифы озвучивала.

Все бы ничего, но она была родом из этого южного города, где слишком много народу знали ее с пеленок. Так что здесь: а) не проходил миф о ее юном возрасте, – все прекрасно помнили, что десять лет назад ей уже было двадцать шесть лет, б) миф о ее кротком и благородном нраве, – все прекрасно помнили, что она киданула на одной фирме кучу народу, прикарманив крупную сумму денег и сбежав подальше из родных теплых мест, в) миф о ее высшем образовании, – все помнили, что вуз она не осилила, г) миф о ее ... роскошном бюсте, – все помнили ее скромный первый номер, который вдруг за последние годы трансформировался на глазах изумленных земляков в роскошный шестой, г) миф о том, что имя Юлиана Ульянова ее родное, а никакой такой не псевдоним, – все отлично знали, что в юности она была просто Веркой Сериковой, а в народе, за вздорный, склочный характер звалась Сукой Сукиной, д)...

Впрочем, тут много ее излюбленных мифов не проходило, и поэтому было абсолютно неясно, почему она решила осчастливить родные места своим звездным визитом. Тем более, что злые языки и не очень злые, все в городе твердили одно – «карьеру» Ульяновой помогают делать деньги богатых папиков, которые падки на ее конфетную внешность.

Скорее всего, она приехала кому-то что-то доказывать. Может, какому-то здешнему «папику». Но это досужие домыслы.

Вроде, она действительно в последнее время проживала в Америке, наездами бывая в Москве. Во время этих «наездов» она успевала наводнить своим присутствием все возможные шоу и передачи на телевидении. Ее ничуть не смущали самые нестандартные для красавицы и модели темы. Она охотно высказывалась в передачах и на криминальную тематику, и про новомодные диеты, и про неверных мужей, и про способы борьбы со СПИДом, и про то, как не переспать, но заработать, и про масштабные катастрофы земли, и про судьбы русской интеллигенции, и про пути развития мировой культуры, и про способы борьбы с саранчой, и про перспективы распространения птичьего гриппа, и про... В общем, действовала Юлиана по принципу: главное – засветиться, чем и приобрела славу «затычки». В каждой бочке, разумеется! Она жаждала славы не только самой красивой, но и самой умной. Ради этого она выучила пару-тройку «умных» слов типа «трансцендентальность», «консеквентация», «интерполяция», «конвергенция» и умудрялась употреблять их к месту, не к месту, и просто так, отдельно от какого-либо контекста – «для имиджа», – не замечая усмешек других участников шоу, ведущих и журналистов.

Ей нужна была эта слава любой ценой, во что бы только не стало, и непременно во вселенских масштабах! Наверное, это качество нужно было бы уважать, но уважать почему-то решительно не хотелось.

Кстати, книжка ее действительно увидела свет. Уж сама ли она писала, и как пристроила ее в издательство, о причастности к которому многие из пишущей братии только мечтают, – не знаю. Труд назывался «The best of the best: секрет покорения мира». Я честно пыталась его прочитать, но каждый раз засыпала на одном и том же – первом – абзаце:

«Юлиана Ульянова – самая знаменитая русская в Голливуде!" С таким заголовком вышел известный журнал Time Of Life.» (Кто бы видел этот журнал?!) «Ни одна наша соотечественница не удостаивалась такой чести. Только мне, Юлиане Ульяновой, ценой неимоверной работоспособности и целеустремленности удалось растопить сердца небожителей голливудского Олимпа. Мне удалось доказать, что русские девушки лучше всех. И я хочу на своем примере доказать, что умная и красивая девушка с амбициями и характером способна покорить весь мир своими собственными силами, не прячась за спинами богатеньких покровителей. Я хочу рассказать, как девушка из провинциального маленького южного городка стала покорительницей мира. Прочитав эту книгу, вы увидите, как я – Юлиана Ульянова – добилась успеха. Вы увидите, что следуя моим советам, можете достичь того же».

Наверное, это имело право быть дочитанным до конца, быть обдуманным и прочувствованным, но – я засыпала! Искренний интерес к личности Юлианы Ульяновой у меня сменился стабильной скукой, такой же, как и на пляже. Но отступать было некуда.

Самолет прилетел. И королева спускалась по трапу.

Вокруг нее образовался некоторый вакуум – почему-то люди не рисковали к ней приближаться. Может быть потому, потому, что на Юлиане была потрясающе роскошно-нелепая шляпа, смахивающая на клумбу?

Я стояла внизу, с огромным букетом бежевых роз и изнывала от жары, тоски и чересчур узких туфель, которые надела в честь приезда мировой знаменитости. У меня было только два желания – чтобы пошел дождь, и чтобы эта самая знаменитость зашла в самолет и улетела обратно.

Впрочем, нужно было признать, что она была хороша. Хороша настолько, что я не хотела бы, чтобы ее видел Бизон. Хороша настолько, что я почувствовала себя драной оглоблей. Хороша настолько, что все держались от нее на почтительном расстоянии, как от экзотической ядовитой бабочки.

У нее были сдержанно-рыжие волосы, матово-персиковое лицо, ярко-карие цепкие очи, и рот, не обезображенный ботоксом, – маленький и соблазнительный. На супермодель она не тянула ростом, впрочем, фигура ее укладывалась в рамки «хорошая», если закрыть глаза на возможные капиталовложения в силикон. Хирурги – лучшие друзья девушек...

На ней был розовый сарафан в белый горошек, с пышной юбкой «а ля 60-е годы». Я тут же прикинула, как бы смотрелся такой сарафан на моих ста восьмидесяти, и у меня заломило зубы от собственного несовершенства. Звезда еще слова не успела сказать, а меня уже от нее тошнило. Выдавив из себя улыбку, я пошла ей навстречу. Мне стоило большого труда, чтобы добиться у администрации аэропорта разрешения встретить звезду у трапа, и теперь было бы глупо завалить это мероприятие кислой миной.

Я думала, что ей сказать: «Здравствуйте, Юлиана», или «Очень рада вас видеть, госпожа Ульянова», или – «Езжала бы ты в свой Голливуд», когда вдруг заметила, что на почтительном расстоянии от Юлианы Ульяновой спускается...

– Бэлка!!! – заорала я так, что, кажется, даже самолеты на поле повернули ко мне любопытные морды.

– Бэлка!!![7]7
  Историю знакомства Беды с Бэлкой, см. в книге О.Степновой «Беда по вызову».


[Закрыть]

Я бросилась прямо на трап, против течения пассажиров, расталкивая их, и, отпихнув даже саму королеву.

– Бэлка!

Бэлка уставилась на меня карими глазами из-под шатенистой челочки. Одеты мы с ней были как близнецы – джинсы и топики.

– Ты откуда? – проорали мы одновременно и с одинаковой интонацией. И захохотали, и заговорили, перебивая друг друга:

– Надоела мне заграница, в Штатах скука смертная, вот, решила вернуться...

– А я замуж тут выхожу. Мы с Бизоном, прикинь, решили наконец пожениться!

Мы снова захохотали и стали бить друг друга по плечам, как два заправских старых матроса.

– Эй, девушки, вы тут что за встречу на Эльбе устроили?! Дайте пройти! – возмутились спускавшиеся пассажиры.

Я оглянулась. Юлиана стояла внизу, тревожно оглядывалась и ловила руками широкий подол. Внезапно поднявшийся ветер трепал его почище, чем в знаменитом кадре с Мэрилин Монро – он норовил закинуть юбку звезде на голову.

– Ну, не ожидала, подруга, что ты меня с цветами у трапа... – Бэлка выхватила у меня букет роз.

– Вообще-то, я не тебя, – перебила я Бэлку и потащила ее за руку вниз по трапу. Отбирать у Бэлки цветы мне было неудобно, и я ринулась к Юлиане в лакейском полупоклоне.

– Юлиана, рада приветствовать вас в городе вашего детства! Здесь вас помнят, любят и ждут! – Родив этот жуткий текст, я закашлялась, словно старая астматичка. Ульянова хотела мне ответить что-то бурно-эмоциональное, но порыв ветра снова подхватил ее широкий подол и надежно запечатал ей рот.

Бэлка захохотала, уткнувшись в букет.

– Мадам, вы выбрали неудачный наряд для этого время суток, для этой страны и для того, чтобы разгуливать по взлетному полю! – крикнула она Юлиане. – В аэропортах всегда гуляют разудалые сквозняки! Кринолин для ветра – лучшая пища после парусов на море! Теперь весь аэропорт знает какого цвета на вас трусы!

Я поняла, что мероприятие под названием «встреча звезды» провалено окончательно.

– Заткнись! – прошипела я Бэлке. – Я тут на работе!

– Ой, – в шутовском испуге округлила Бэлка глаза, – а я думала, ты меня встречаешь! – Она потрясла букетом. Я вырвала у нее розы и впихнула их в руку Ульяновой. Затем схватила юбку звезды и прижала ее к звездным коленям. – Я потом тебе все объясню, – шепнула я Бэлке.

– Что здесь происходит?! – довольно скандально поинтересовалась Юлиана Ульянова.

– Ветер, – пожаловалась я, продолжая придерживать ей юбку. – Стихия, видите ли. Ничего не поделаешь!

– Где «Кадиллак», который должен меня встречать?! – возмутилась звезда. – Где журналисты? Где...

– Оркестр, – подсказала ей Бэлка.

– Извините, но я не смогла получить разрешение подогнать машину прямо к трапу. Я и так практически отдалась начальнику аэропорта, чтобы меня выпустили на поле.

– Практически? – снова встряла язва-Бэлка и отобрала у Ульяновой розы.

– Понимаете, сейчас меры безопасности в аэропортах усилены, – продолжала оправдываться я, стоя на одном колене и придерживая королевскую юбку.

– Ладно, я пошла, – махнула мне рукой Бэлка. – Разгребешься тут со своей работой, обязательно позвони! Мне это чучело в дороге надоело. От самой Москвы в ее подоле путаюсь! – Бэлка зашагала к зданию аэропорта упруго и весело, с цветами в руках. Это была прежняя Бэлка – для нее не существовало условностей, а уж тем более кумиров в женском обличье. У нее была красивая прямая спина, стриженые густые темные волосы и осанка, в которой мне почудился вызов всему миру в целом и Юлиане Ульяновой, в частности.

Как я была рада видеть Бэлку, знала только я. После того, как мы с Бизей уехали в Сибирск, мы долго с ней переписывались, перезванивались, но с полгода назад связь с ней неожиданно прекратилась – она вдруг свалила в Америку. «Нужно проветрить мозги», – сказала мне Бэлка в последнем разговоре по телефону. Ее так закрутила американская жизнь, что она перестала отвечать на мои электронный письма, а ее мобильный был почему-то постоянно отключен. И вот она здесь, мы сможем вывалить друг на друга ворох новостей, впечатлений, сплетен и еще чего-то, что интересно только людям с родственными душами.

– Пойдемте, – сказала я Юлиане, рискнув отпустить подол ее сарафана.

– Возмутительно, – сказала звезда, и я не поняла к чему это относилось – к ветру, или ко мне.

До машины мы дошли молча. Увидев «Линкольн»-«крокодил» – длинный, как пароход, и белый, как свежевыпавший снег, Юлиана слегка потеплела лицом. Я договорилась об аренде этого чудовища за пятнадцать тысяч рублей в день, благо, эти деньги издательство выделило на гастрольные нужды. Поговаривали, правда, что деньги эти издательству платит сама Юлиана, вернее, ее очередной «папик».

Я открыла перед Ульяновой дверь машины, она зашла в просторное кожаное нутро и, подхватив широкую юбку, устроилась на диване.

– Вы заказали мне президентский номер в отеле? – надменно поинтересовалась она.

– Нет, – покаялась я.

– Почему? – с королевским ледком в голосе спросила она.

– Не заказывается.

– Почему?!

– Да потому что вы не президент! И даже не жена президента.

– И что же мне делать? Я должна принять ванну, переодеться...

– Примете и переоденетесь в номере люкс. Он мало чем отличается от президентского. Разве что названием.

– Но названием же отличается! – возмутилась она. – Для звезды такого масштаба как я...

– Слушайте, а хотите, организую все так, что на вашем номере напишут крупными буквами «ПРЕЗИДЕНТСКИЙ»?!

– Хочу, – величественно кивнула она.

Я взглянула на нее искоса – шутит? Издевается?

Но Юлиана была серьезна. Наверное, на почве мировой славы у нее слегка поехала крыша.

– И потом, – я еще раз взглянула на ее профиль, а потом на часы, – вы не успеете сейчас даже переодеться, не то что принять ванну. На двенадцать ноль-ноль назначена пресс-конференция в «розовом зале» театра оперы и балета.

– Отвратительная организация, – фыркнула Юлиана. – И за что вам только тут деньги платят? Да, я самозабвенный трудоголик, да, я могу и готова работать двадцать четыре часа в сутки, не переодеваясь, не принимая ванны, и даже не употребляя пищи, но это не значит, что вы должны мне искусственно создавать такие условия!

– Между пресс-конференцией и записью передачи на телевидении у вас будет час времени и вы вполне можете...

– Вы успеете принять ванну и переодеться за час? – перебила она меня, наклонилась, и уставилась мне в глаза своими очами. При таком ближайшем рассмотрении звезды, я увидела, что знаменитые «грим и расстояние» ей самые верные друзья и помощники. Не такая уж она и красавица, половина всего – нарисовано и, пожалуй, я не побоюсь познакомить ее с Бизоном.

– Да мне и десяти минут хватит, – пробормотала я. – Особенно если ванну заменить душем.

– Я никогда ничто ничем не заменяю. Никогда. Ничто. Ничем. Запомните это. Вы что, не читали мою книгу?!

– Нет. То есть да. То есть читала, но не то чтобы до конца. Но оглавления все прочитала! То есть, простите, но у меня времени было мало и ... – Я почувствовала, что взмокла, хотя в салоне вовсю молотил кондиционер. Чтобы окончательно не запутаться, я поспешно отрыла бар, налила в фужер сок и протянула его Юлиане.

– Я не пью соки, – она отвернулась и надменно уставилась в затонированное окно. – Красители, консерванты, искусственные витамины – я не могу позволить себе относиться к своему организму как к помойке. Это не для меня. Мое тело – мой храм.

– Минералки? – стараясь не нахамить, я терпеливо поменяла фужер и бутылку.

– Я не пью воду с газом.

– Коньяк? Мартини? Виски? Шампанское? – Не теряя терпения, я снова сменила бутылку.

– Я не пью алкоголя! А также не употребляю кофе и чай! – почти завизжала звезда. – Я... Мне... вовсе необязательно искусственно возбуждать свой организм! Вы этого до сих пор не знаете?!!

– Простите, я вовсе не собиралась обижать ваш организм и искусственно его возбуждать, – пробормотала я и закрыла злополучный бар с напитками. – Простите.

– Сразу видно, что вы не читали мою книгу.

– Ну не то, чтобы совсем не читала, просматривала, пролистывала, замечательно красивая книга...

– Приехали! – сообщил шофер.

– А что это за лохудра, которую вы встретили вместо меня у самолета?

– Давняя подруга. Давно не виделись, потерялись. А тут такая случайность... Простите, ужасно глупо все получилось.

– Ужасно. И глупо. Вы правы. Я буду жаловаться на вас вашему руководству. – Она выпорхнула из машины большой экзотической бабочкой.