Текст книги "Брачный контракт с мадонной"

Автор книги: Ольга Степнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Обморок

Стабильный процветающий бизнес предстал перед носом Виталия обшарпанной дверью с табличкой: «Ветеринарная клиника „Тузик“. Приём ведёт врач Гранкин Виталий Сергеевич. Время работы – с 9 ч. до 19 ч. без обеда и выходных».

Замок заедал, и Гранкин подёргался, открывая его, побился о дверь. Это был традиционный утренний танец, но никогда Виталий не исполнял его с таким остервенением.

Попав, наконец, в кабинет, он ринулся к телефону. Гранкин уже подсчитал, что квартира его потянет тысяч на двадцать долларов. Ещё есть старый гараж, в нём – ржавый «Москвич» не на ходу, за всё вместе можно запросить тысячи две-три баксов. Ещё есть золотая цепочка, обручальное кольцо, микроволновка, пылесос, стиральная машина, детская кроватка, пара неновых диванов, старенький шкаф, почти новая гладильная доска. Да, и самовар! Кажется, он старинный, годов пятидесятых, чего-нибудь да стоит.

Оставалось найти каких-то там триста двадцать пять тысяч долларов.

Можно взять в банке кредит. Тысяч пятьдесят русских рублей ему, как частному предпринимателю дадут, но не больше.

Остальное... остальное нужно занять.

Он трясущимся пальцем потыкал телефонные кнопки.

– Кирюха!

– Алле, – Кирюха явно ещё не проснулся.

– Кирюха, это я, Виталя.

– А-а! Папаша! Ну, так кто у тебя всё же родился – девочка или мальчик?

– Кирюха, мне нужны деньги!

– Могу подкинуть косарь недели на две.

– Кирюха, мне нужны большие деньги!

– Что, два косаря? – удивился Кирилл. – Ну ладно, только на неделю, не больше. У меня девки в детский лагерь отдыха собрались. Эх, Виталя, лучше бы у тебя родился пацан! Ты не представляешь, что такое девки, на одних шмотках разоришься!

– Кирюха, мне нужны тысячи долларов. Чем больше, тем лучше. – Гранкину показалось, что говорит не он, потому что внутри у него бушевала истерика, а голос был спокойный, рассудительный, деловой.

На том конце трубки воцарилось молчание. Оно продолжалось ровно столько, сколько нужно похмельной голове, чтобы понять, о чём идёт речь.

– Виталя, что у тебя стряслось?! – спросил Кирилл совсем другим голосом.

– Ничего. Пока ещё ничего. – Гранкин повернул поводок жалюзей так, чтобы они приоткрылись и впустили яркий солнечный свет. Потом он потрогал горло, развязал галстук и снова повесил его через шею как портной сантиметр.

– У меня есть заначка, – тихо сказал Кирилл. – Мы с Наташкой решили на дачу копить у воды... – он споткнулся, видимо, представив, что будет, если Наташка узнает о его предложении. – Это самые большие деньги, которые у меня есть. Три тысячи долларов. Ещё я могу взять в банке кредит, но больше пятидесяти тысяч рублей мне вряд ли дадут...

– Спасибо, Кирюха. Ты даже не представляешь, что ты для меня сделаешь. – Виталий повесил трубку и снова начал считать.

Тысяч двадцать – квартира, две-три тысячи – гараж и ржавый «Москвич», на тысячу долларов потянет барахло вместе со старинным самоваром, три тысячи даст Кирюха, и ещё примерно три тысячи наберётся, если они с Кирюхой оба возьмут кредит в банке. Итак, оставалось найти ещё каких-то триста двадцать тысяч долларов!

«Помните, женщины очень нежные существа, они плохо переносят отсутствие комфорта, а ещё хуже физическую боль».

Стало вдруг очень душно, в груди появилась саднящая боль. Гранкин одним коленом встал на подоконник и потянул на себя фрамугу. Она открылась с таким грохотом и звоном, будто сделала последний в своей жизни непосильный манёвр. Свежий утренний воздух ворвался в кабинет, но не принёс облегчения. От него закружилась голова, подкосились колени, и жалюзи рябью поплыли перед глазами. Гранкин почувствовал, что сознание делает ручкой, и он оседает на пол. В последний момент он почему-то подумал, что как только у него всё уладится, он обязательно купит в контору новый, толстый и обязательно белый линолеум. И непременно к ценам на свои услуги добавит нули.

* * *

– Эй, очнитесь! Эй, доктор, вы что, припадочный?!

Кто-то бил его по щекам, тряс за плечи. Гранкин открыл глаза и увидел над собой рыжую кудрявую девушку. Всё лицо у неё было в веснушках, а пахло от неё также замечательно, как пахли булочки, которые Галка часто пекла в выходные.

Девчонка снова похлопала Гранкина по щеке тёплой ладошкой. Виталий сел и растерянно огляделся – никогда в жизни он не плюхался в обморок.

– Извините, барышня, я тут случайно в кабинете оступился, запнулся, упал, головой ударился и отключился... – пробормотал Гранкин, с трудом поднимаясь с пола.

– Вот уж не слышала никогда, чтобы врачи в своих кабинетах запинались, падали, головой ударялись и отключались, – с невыразимым сарказмом произнесла девица и демонстративно понюхала воздух, в котором явно носились пары вчерашних гранкинских возлияний.

– С чем пожаловали? – Гранкин надел белый халат и постарался дышать в сторону. – Что беспокоит?

– Хвост.

– Что вы говорите? – Виталя тоже попытался добавить в голос сарказма, но так шикарно как у девчонки у него не получилось. – И что же у нас с хвостом?!

– Загноился. Самый кончик.

– Ай-яй-яй! Давайте посмотрим ваш хвост.

Девушка сунула руку под кофточку и достала маленького белого крысёнка. Гранкин, стараясь, чтобы не тряслись руки, осмотрел крысу.

– Ничем обрадовать вас не могу, – вздохнул он. – Нужна ампутация.

– Что?!! – Девушка побледнела под своими веснушками.

– Это просто необходимо. – Гранкин побарабанил по столу пальцами, как это делал препод по хирургии в ветеринарном техникуме. – Иначе начнётся заражение крови и животное погибнет. У крыс это часто бывает с хвостами.

Девушка, вскрикнув нечто среднее между «ой» и «ах», стала медленно оседать на пол. Через секунду она лежала на том же месте, где недавно валялся Гранкин. Гранкин привстал из-за стола и с удивлением уставился на девицу. Такого в его частной ветеринарной практике ещё не было.

– Эй! – крикнул он. – Эй, очнитесь!

Девушка не шевелилась. У неё была пышная грудь, простоватое лицо и юбка в мелкий горошек, от которого рябило в глазах и слегка подташнивало. Он подошёл к ней и слегка похлопал по нежной веснушчатой щёчке.

– Эй, да это вы припадочная!

От девушки одуряюще пахло Галкиными булочками, и Гранкину опять вдруг на ум пришла страшная цифра – триста пятьдесят тысяч долларов.

Кому понадобилось это похищение?

Кого осенила бредовая мысль, что у Гранкина стабильный, процветающий бизнес?!

Он с тоской посмотрел на крысёнка, умывавшегося на столе, потом на рыжую девушку, без чувств лежащую на не слишком чистом полу.

Наверное, он чересчур сильно хлопнул её по щеке, потому что девушка испуганно открыла глаза.

– Слушайте, – возмутился Гранкин, – ну вот никогда в жизни у меня клиенты чувств не лишались! У меня тут для этого ничего не предусмотрено. Давайте, вставайте, – он подал девушке руку, помог подняться и усадил на стул. – И чего вы так разволновались? Говорю же, крысе хвост отрезать – плёвое дело, тем более самый кончик. Это же не лапа и не голова. Проживёт ваша крыса и без хвоста ещё дольше и лучше!

– Правда? – всхлипнула девушка.

– Точно вам говорю. Что я, первую крысу с гнилым хвостом вижу? Как зовут?

– Лиза.

– Да не вас, а крысу.

– Крысу и зовут Лиза. С чего вы взяли, что я тут знакомиться с вами стала! – К девушке вернулась её ершистость, и Гранкина вдруг осенило, что не надо было её так спешно реанимировать. Нужно было сначала отрезать крысе хвост, а уж потом приводить в чувство девушку.

Почему они ни слова не написали про ребёнка?

Хватит ли у Галки молока, чтобы прокормить младенца?

«Сырое подвальное помещение, скудная простая еда...»

Галка никогда не была привередой, она привычна к простому быту и трудной домашней работе, но сколько может выдержать кормящая женщина в заточении? А ребёнок?

Гранкин чуть не завыл.

«И не дай Вам бог обратиться в правоохранительные органы...»

– Ну что ж, начнём, – сдавленным голосом сказал Гранкин и встал. В конце концов, ему теперь любая копейка нужна.

Он попросил выйти девицу за дверь, чтобы она не надумала больше падать в обморок, и быстро прооперировал крысу. Он делал всё сам, так как недавно уволил помощницу, решив сократить расходы и побольше складывать денег себе в карман.

Говорила ему Галкина мать, когда он только задумал открыть свою клинику, (да какую клинику, кабинет!) – что «придут бандиты окаянные и начнут с тебя деньги требовать»! Гранкин посмеялся тогда, объяснил необразованной бабе, что «прошли те времена», а вот поди ж ты, вляпался!

А тогда он был полон радужных надежд и грандиозных планов. Наконец-то он сам себе хозяин, наконец-то у него своё любимое дело, наконец-то он перестанет сводить концы с концами, будучи наёмным работником в чужих частных клиниках.

Гранкин долго копил на это «своё дело», долго собирался с духом, и был очень горд, когда получил наконец лицензию, зарегистрировался в налоговой и получил в руки печать. Первый день он только и шлёпал на всём, что попадалось под руки: «Индивидуальный предприниматель Гранкин Виталий Сергеевич», «Индивидуальный предприниматель Гранкин Виталий Сергеевич»...

А потом он носился по городу, подыскивая помещение, которое можно арендовать. Везде было дорого, очень дорого, безумно дорого. Он уже отчаялся, понимая, что не сможет платить ни пятнадцать тысяч рублей в месяц, ни даже десять, как вдруг в последний момент забрёл почти на окраину города, где располагалась какая-то типография. Здание было старое, одноэтажное, оно странным иероглифом распласталось по земле, и Гранкин подумал, ну неужели здесь не найдётся хоть какой-нибудь комнатёнки тысяч за пять в месяц.

Директор типографии оказался душевным дядькой, он проникся проблемой и сказал, что у него самого три собаки и кошка, которой скоро рожать. Он нашёл-таки комнатёнку, маленькую, тесную, с облупленными стенами и не за пять тысяч в месяц, а за три.

– Вот, – сказал Олег Петрович Виталию, – располагайся, Айболит. Я её два года назад сдавал какому-то хмырю, тоже частному предпринимателю, но он оказался букой, ни с кем общался, непонятно чем занимался, в конце концов, задолжал за полгода и скрылся в неизвестном направлении. Так что наводи порядок и начинай работать.

Радости Гранкина не было предела. За три дня он покрасил в комнатке стены, отремонтировал свет, купил жалюзи, цветы в горшочках, завёз необходимую мебель и позвал Петровича на новоселье. Директор пришёл с беременной кошкой, которая, пока они распивали коньячок, благополучно разродилась шестью котятами «под наблюдением специалиста», как выразился Петрович.

Хорошие отношения с Петровичем постепенно переросли в дружбу, частенько подкрепляемую во внерабочее время бутылочкой конька или водки. Виталий часто не мог заплатить в срок арендную плату, но Петрович махал рукой, сопровождая жест всегда одной и той же фразой: «Будут деньги, отдашь».

Так Гранкин приобщился к многочисленной братии частных предпринимателей. Бизнес шёл так себе и особых денег не приносил. Желающих тащить своих домашних животных на окраину города было немного. И тогда Гранкин снизил цены на свои услуги в два раза, относительно средних по городу, о чём и сообщил в рекламных объявлениях, на которые бухнул все оставшиеся у него от ремонта комнатёнки деньги. Ручеёк клиентов потёк веселее, завелось немного деньжат, Гранкин смог расплатиться с долгами и даже нанял себе помощницу. Вечерние посиделки с Петровичем сократились, но не сошли на нет. Теперь обычно субботними вечерами, когда у Виталия клиентов уже не предвиделось, а типографский цех шумел, проделывая свою круглосуточную, монотонную работу, они с Петровичем распивали коньячок, сопровождая это действие уже ставшей любимой поговоркой: «Сначала фуфырик, потом сделка». Поговорка работала безотказно: наутро в понедельник к Гранкину приходила куча народа с больными котами и занемогшими собаками, а к Петровичу заявлялся заказчик, которому понадобился большой тираж этикеток.

Дела постепенно налаживались, но у них – этих дел, существовал ощутимый, ясно видимый «потолок», выше которого прыгнуть было никак нельзя. Цены на лекарства росли, налоги нужно было платить, помощница ежемесячно требовала зарплату, Галка вот-вот должна была родить...

Гранкин уволил помощницу и немного поднял цены на услуги. В конце концов, постоянными клиентами он уже обзавёлся и слава о нём, как о хорошем ветеринарном враче разнеслась по городу.

* * *

Крысёнок хорошо перенёс операцию, быстро очухался от наркоза, и первым делом решил снова хорошенько умыться.

– Заходите! – крикнул Гранкин девушке, и она зашла, снова наполнив каморку запахом свежих булочек.

– Ну, вот и всё, – сказал Гранкин. – Всего-то самый кончик отрезали! Будет у вас замечательно здоровый крыс! Кстати, вы ошиблись, это не девочка, а мальчик. Его нужно переименовать, не может пацан Лизой быть.

– Лиза! – проигнорировала девчонка его слова и щекой прижалась к крысёнку. – Ей не больно?

– Я не делаю больно животным, – отрезал Гранкин и поинтересовался:

– А что это у вас за духи такие?!

– Ванилин это, а не духи, – пояснила девушка. – Мы с бабулей сейчас на даче живём, так там мошкары тучи! Вот, ванилин водой разводим и мажемся. Ни одна мошка близко не подлетает.

– Да ну? – удивился Гранкин. – А я-то думаю, куда ванилин из магазинов подевался? Меня жена его часто просит купить, а нету.

– У вас, наверное, нет дачи, – даже это девица умудрилась сказать язвительно.

– Да. Дачи у меня нет, – согласился Гранкин.

– Сколько с меня? – спросила девица, открыв кошелёк.

За подобную операцию Гранкин брал четыреста рублей.

– Тысяча, – не моргнув, сообщил он. – Операция стоит тысячу рублей.

Девушка вылупила глаза, и Виталию показалось, что они у неё такие же рыжие как веснушки.

– Мне рекомендовали вас как хорошего недорогого врача, – растерянно сказала она.

– Я и есть хороший и недорогой врач, – пряча глаза, парировал Гранкин.

– От вас, наверное, ушла жена, – прошипела девица, и глаза её превратились в щелочки.

– С чего вы взяли? – ошарашено спросил Виталий.

– А у вас галстук незавязанный верёвкой висит! Вам алименты, наверное, платить надо, вот вы цены и задрали! Да?!

Всё-таки несносная это была девица. Абсолютно несносная. Достанется же кому-то такая в жёны! Гранкин решил проявить твёрдость и выбил на кассовом аппарате чек в тысячу рублей.

– Вот, – протянул он его девице. – И передайте тем, кто меня рекомендовал, что хорошие врачи дешёвыми не бывают. И ещё – галстуки сейчас именно так и носят, вы отстали от жизни на своей даче со своей бабушкой и мошкарой, а жена от меня никогда никуда не уйдёт! Здоровья вам и вашему крысу Лизе. Вот здесь я написал, как ухаживать за хвостом.

Из узких щелочек глаза девушки опять превратились в две большие веснушки, она покорно отдала тысячу рублей, поцеловала в нос свою крысу и ушла, с почтительной осторожностью прикрыв дверь.

– Вот так-то! – сказал Гранкин самому себе и ещё кому-то, кто, как ему казалось, за ним наблюдал. Он похлопал ладонью по тысяче с ощущением маленькой победы.

«Мы понимаем, что понадобится некоторое время, чтобы собрать такую сумму наличных денег, поэтому на решение этой проблемы даём Вам десять дней».

Десять дней!

Может, всё-таки обратиться в милицию?! Что в таких случаях нужно делать? Писать заявление? Звонить?

«Лю-ди! – провыл про себя отчаянно Гранкин. – Что делать? Что?!!»

Десять дней и сущая ерунда – триста пятьдесят тысяч долларов! Да он квартиру за это время не успеет продать!

Нет, конечно же, он не пойдёт ни в какую милицию.

Он добудет деньги, чего бы это ему ни стоило.

«У камелька»

За день он принял двенадцать клиентов. Провёл три операции, поставил шесть прививок и три капельницы. К концу рабочего дня пачка денег на столе заметно припухла. У клиентов сегодня округлялись глаза, когда он озвучивал свои новые цены, но Виталя уже освоился с имиджем дорогого врача и даже язвительно приговаривал: «Дёшево только людей в поликлиниках лечат!» Народ послушно раскошеливался и обещал обязательно появиться ещё раз для повторной консультации.

Гранкин пересчитал купюры – десять тысяч пятьсот восемьдесят рублей. В любой другой день он пришёл бы в восторг от такой выручки и даже устроил бы себе на следующий день выходной – сгонял на озеро на рыбалочку, – если бы не новые обстоятельства.

От этих «новых обстоятельств» хотелось соорудить из малинового галстука петлю, и повесится прямо здесь, на рабочем месте. Виталий попытался перевести заработанные рубли в баксы, но не смог – не знал точного курса.

Оставалось дождаться двенадцати часов ночи, написать записку, в которой упросить похитителей дать ему чуть больше времени на поиски денег, а также вымолить снисхождения к кормящей матери и получше её кормить. Потом предстояло добраться до старого парка, отыскать там заброшенную танцплощадку, два переплетённых между собою дерева и опустить в дупло записку.

Странный способ общения выбрали похитители. Насколько Виталя знал, те, кто промышлял этим гнусным делом, всегда звонили по телефону, а не посылали писульки, пусть и выведенные на принтере. Почему на вкус послание отдавало изысканными духами?! Почему это случилось именно с ним, бедным ветеринарным врачом, недельный доход которого не составлял и трёх тысяч рублей?! Они даже фамилию его переврали – Ганкин! Дилетанты! Глупые, напыщенные уроды!

«Многоуважаемый во всех отношениях В.С.!»

Он мог без запинки повторить текст письмеца.

«Искренне ваши Доброжелатели».

Сколько их – двое, трое, четверо? Может, подкараулить одного их них у дупла, оглушить дубиной, взять в заложники, а потом обменять на Галку с младенцем? Гранкин сильно сжал виски пальцами. За весь день он не съел ни крошки, хотя обычно всегда обедал в типографской столовой.

Виски заломило, пальцы тоже заломило, всё тело заболело, засвербило в носу, глаза стало резать, и слёзы вдруг полились ручьём. Так полились, что деньги на столе намокли. Виталий вдруг понял, что это был правильный и единственно верный выход – заплакать. Что это нужно было сделать сразу, как только он понял, что произошло, и тогда бы он не грохнулся в обморок, и сердце бы так не саднило, и голова бы работала лучше, и он придумал бы что-нибудь пооригинальнее, чем продавать квартиру, занимать у друзей и задирать цены на свои услуги. Он придумал бы что-нибудь получше – например, грабануть инкассаторскую машину.

В дверь осторожно постучали.

– Приём закончен! – крикнул Виталий сорвавшимся голосом, но дверь приоткрылась и в щель просунулась голова Петровича.

– Добрый доктор Айболит допоздна у нас сидит, – схохмил Петрович. Он всегда плоско, но от души шутил. – А как насчёт «по маленькой»?!

– Никак, – пробормотал Гранкин и быстро, сначала кулаками, потом подолом халата, утёр лицо от слёз. Но от Петровича было трудно что-нибудь скрыть. Он носил очки с толстыми линзами в роговой оправе и очень гордился тем, что всё всегда замечает.

– Э-э-э! – протянул Петрович. – Ты что здесь, лук шинкуешь? – опять пошутил он. – Кролика на операции зарезал? Птичку жалко? Сопли, слёзы, ты чего?..

Петрович пошёл на Виталия, широко раскинув руки, округлив под очками глаза и, всем своим видом демонстрируя глубочайшее изумление.

– Петрович, я больше... того, не пью, – шмыгнул носом Гранкин. Он встал, снял халат и, скомкав его, основательно вытер им лицо, словно гигантским носовым платком.

– Да ну?! – ещё больше удивился Петрович. – Совсем?

– Совсем, – Гранкин отбросил халат на дерматиновую кушетку.

– Язва? Сердце? Камни в почках?! – ужаснулся Петрович.

– Нет.

– Рак?!! – Петрович со всего маха плюхнулся на смятый халат.

– Типун тебе на твоё помело!

– Подшился? – не угомонился Петрович.

– Петрович, мне нужны деньги, – Гранкин сел рядом с ним на кушетку, поймал во объятия свою всклокоченную голову и стал раскачиваться из стороны в сторону.

– О, делов-то! – хохотнул Петрович. – На! – Он вытащил из-за пазухи смятую тысячную купюру и сунул её Виталию в карман брюк. – Отдашь, когда будут. Давай по маленькой! Мне сегодня шикарный заказчик позвонил! Шикарный! Нужно обмыть, а то не дай бог, заказ сорвётся. Сначала фуфырик – потом сделка!

– Не, – Гранкин сунул смятую тысячу ему обратно за пазуху. – Мне, Петрович, нужно много денег!

– Много?!

– Да, много.

– Ну ладно, – вздохнул Петрович и стал, как фокусник, вытаскивать из карманов и выкладывать на диван мятые-перемятые купюры. Были там и доллары, и рубли, и даже, кажется, евро. Все деньги, несмотря на разность их достоинств, выглядели одинаковыми смятыми комочками и вместе образовали на кушетке довольно внушительную неопрятную кучку. – Бери, – кивнул на кучку Петрович и пододвинул её поближе к Гранкину. – Деньги – мусор. Вот до тебя тут хмырь сидел, так он никогда бы ко мне за помощью не обратился. Потому что брезговал он со мной по маленькой...

Гранкин посмотрел на купюры.

Триста пятьдесят тысяч долларов!

Сколько не собирай по крупицам, эта чёртова сумма не уменьшается. Ну возьмёт он эту кучу, ну продаст квартиру и барахло, ну возьмёт кредит и заберёт последние деньги у Кирюхи, отложенные на покупку дачи, что останется?! Триста тысяч вместо трехсот пятидесяти?

– Не, Петрович, – простонал Гранкин. – Меня это не спасёт. Не спасёт меня это! – он опять ощутил жжение в горле, слёзы хлынули сами собой, будто кто-то внутри открыл краник, и Гранкин не мог оказать на этот процесс никакого влияния.

– Ну и дела! – Петрович звонко хлопнул себя по коленкам. – На тебя, что, наехали? Так давай помогу! Есть у меня ... знакомая бригада. Деньги из моих должников выколачивает! Если я попрошу, они и твоим вопросом займутся.

– Нет! – заорал Гранкин. – Только не это, не надо бригады! Надо триста пятьдесят тысяч долларов!

Петрович присвистнул, почесал затылок и развёл руками:

– Деньги – мусор, но столько у меня нет! Да и зачем тебе столько?!

– Сказать не могу, не спрашивай. Вопрос жизни и смерти.

– Ну, если жизни... Слушай, давай по маленькой! Такие вопросы на сухую не решают.

Виталий пожал плечами. Он совершенно не знал, как решают такие вопросы.

* * *

Пивнушка называлась «У камелька». Было в этом названии что-то милое, уютное, трогательное и музыкальное. Вспоминалось о доме, тапочках, жене в халате, невынесенном мусорном ведре, семейном ужине и Петре Ильиче Чайковском[1]1
  Имеется в виду пьеса П.И. Чайковского из цикла «Времена года» – Январь. «У камелька».


[Закрыть] . Правда, после первой кружки отличного, бочкового пива мысли эти бесследно испарялись. Закуска здесь тоже была отличная, а при желании можно было заказать и водку.

– Слушай сюда, – сказал Петрович Виталию, когда она уселись за столиком. Это был их первый поход в подобное заведение. Гранкин заказал большую кружку пива и пиццу, а Петрович графин водки и бутерброды с икрой. – Слушай, я уж не знаю, во что ты там вляпался, но море выпитых вместе крепких напитков не позволяет мне остаться равнодушным к твоей судьбе. Всю сумму я тебе, конечно, не организую, но кое-чем помочь смогу. Я тут новые печатные станки собрался покупать, да денег всё не хватало. А тут... индус на мою голову свалился, Сандипом зовут. Богатый, как падишах! Он решил у нас в России бизнес делать. Ему из Индии презервативы очень дешёвые без упаковки гонят, а он тут упаковку штампует, изделия заворачивает и по аптекам рассовывает. У них там в Индии типографские услуги – жутко дорогая вещь, зато презервативы копеечные. Вот он и хочет наладить тут такое прибыльное дело. Его товар самый ходовой в аптеках, потому что самый дешёвый, его оптовики тоннами хватают. Тиражи упаковки ему нужны бешеные! И он, представляешь, хочет со мной сработать! А ещё он собирается у меня печатать огромные, миллионные тиражи игральных карт. У него они какие-то особенные – очень оригинальный дизайн! В общем, на днях он мне должен предоплату внести, так я тебе тысяч тридцать долларов отстегнуть могу. Не буду пока станки покупать. Мои шалопаи-печатники пока на старых потрудятся, они и на них чудеса вытворяют!

– Спасибо, Петрович, – промямлил Гранкин, отхлебнул пива и подсчитал: минус тридцать, значит надо нарыть ещё двести семьдесят тысяч долларов.

Пиво показалось омерзительным, а пицца отвратительной. – Спасибо, Петрович. Я отдам тебе эти деньги, не сразу... но отдам! Заработаю...

– Ладно, – махнул Петрович рукой. – Деньги – мусор, главное – дружба. Давай по маленькой!

Они чокнулись, Гранкин огромной кружкой, Петрович маленькой стопочкой.

– Может, всё-таки скажешь, что у тебя стряслось?!

– Не могу, – замотал головой Виталя, словно лошадь, пытающаяся скинуть поводья. – Не могу, Петрович! Потом... как-нибудь.

– Ну ладно, давай о нейтральном. Жена у тебя родила?

Кранчик внутри опять кто-то открыл, и слёзы хлынули прямо в пиво, пробивая в плотной пене ощутимую брешь.

– Родила, – кивнул Гранкин.

– Э-э-э, худо дело, – Петрович забрал у него кружку и поставил её на стол. – Что, ребёнок урод?!!

– Какой урод?! – заорал Гранкин. – Какой урод?! Девка, красавица, Сашка! Талия осиная! Все четыре кило и рост как у манекенщицы – пятьдесят восемь сантиметров!!! Сам ты урод!!! – Гранкин беззвучно и судорожно зарыдал, уткнувшись носом в сложенные лодочкой ладони. – Триста пятьдесят тысяч долларов! – прошептал он. – Триста пятьдесят!

– Этому пива больше не наливать, – приказал Петрович подбежавшему официанту и тот деликатно, словно скользя на коньках, отъехал к соседним столикам. Петрович накапал из графина водки в столовую ложку, подсел поближе к Виталию и стал спаивать её как ребёнку, приговаривая:

– Давай, давай, за папу, за маму, за сестричку, за котика, за пёсика, за птичку, за девку Сашку-манекенщицу, за урода Петровича, за индуса-падишаха, за...

Внутри у Виталия потеплело, отошло, краник закрылся, горло перестало першить, глаза резать, ситуация показалось смешной.

Ха! Всего-то триста пятьдесят тысяч долларов! У него куча верных друзей! Они займут ему денег и никогда не поторопят с отдачей! Недостающую сумму он тоже займёт. У кого? Да у «барина», у соседа! У него денег куры не клюют! Виталя вылечит ему собаку и займёт. А коли отдавать будет нечем, то просто грохнет этого соседа – так, кажется, поступают с теми, кому много должен.

– Ха! – сказал Гранкин весело и хлопнул себя ладонью по лбу. – Ха-ха!

– Уже лучше. Уже гораздо лучше! – похвалил его Петрович, погладил по голове и налил в ложечку ещё водочки. – За «ха-ха»! Дай, я тебе галстук нормально завяжу, а то ходишь как Дмитрий Нагиев по программе «Окна».

Внутри у Гранкина стало ещё теплее, ещё лучше. Захотелось плясать и спать одновременно. Он даже топнул ногой и хлопнул в ладоши, но глаза закрылись, Виталя провалился в сон, успев пристроить прозрачно-лёгкую голову на сцепленные на столе руки.

Когда он очнулся, Петровича рядом не было. Графинчик водки был пуст, закуска съедена, на спинке стула висел пиджак Петровича, но самого его нигде не было видно.

– Эй, Петрович! – позвал Гранкин и заглянул под стол. – Ты мне баксы обещал! – Под столом валялись только скомканные салфетки и пепел, Петровича там не было. Судя по количеству ног, просматриваемых в перспективе за другими столиками, народу в зале было немного. Три ноги – три человека, подсчитал Гранкин. Нет, полтора. В поисках правды, Гранкин разогнулся и подсчитал количество голов. Четыре. Он снова нырнул под стол и пересчитал ноги – три. Разогнулся, пересчитал головы – четыре. Снова полез под стол – три ноги. Стало так обидно, что захотелось в туалет. Хватаясь за столики, он пошёл искать дверь с буквой «М».

У писсуаров никого не было, но Гранкин никогда ими не пользовался, когда не был уверен в координации своих движений. Он по стеночке дошёл до кабинки и тихо, как мышка, нырнул в первую же свободную.

– Будет лучше, если ты расплатишься сразу, – услышал он вдруг голос Петровича. Покрутив головой, Гранкин понял, что голос несётся из соседней кабинки. Он хотел крикнуть: «Петрович, я здесь!», но не успел.

– Да, там получается не такая уж и большая сумма, – совсем рядом сказал Петрович. – Если притащишь всё чёрным налом, то за всё про всё прошу двести тысяч зелёных. Скидка хорошая, мне станки нужно новые покупать, потому и стопроцентная предоплата понадобилась!

«Двести тысяч зелёных!» – Гранкин прикусил губу и припал ухом к тонкой перегородке. Петрович говорил тихо, но Витале казалось, что слух у него усилился в несколько раз, что не уши у него, а локаторы, которые ловят каждое колебание воздуха.

– Ну что? Согласен?! Тогда слушай меня внимательно, Сандип!

«Сандип! Индус, богатый, как падишах! – вспомнил Гранкин. – Делает в России бизнес на презервативах и игральных картах!»

Мозги вдруг прояснились. Хмель как рукой сняло.

– Значит завтра вечером, часиков в одиннадцать подгребайся ко мне с бабульками в кабинет. В типографии уже никого не будет, только рабочие, но они в цеху. Да, давай! Что значит все твои бабульки в Индии? Ты же сказал, что ты согласен?! Тьфу! Бабульки – это деньги, а подгребайся, значит, подъезжай! Усёк? Да нет, «усёк» – это значит, понял ли ты, что завтра вечером, в двенадцать ночи, я жду тебя в своём кабинете со всей суммой наличных?! Припаркуешься у чёрного входа, где кустарник густой растёт. Машину там где-нибудь брось, не хочу афишировать нашу встречу. Усёк? В смысле, понял?!

«Двести тысяч зелёных!» Гранкин сильно сжал руками голову, чтобы крамольная, преступная мысль перестала оформляться в пьяном мозгу. Но всё же она оформилась и выглядела примерно так. Вечером в типографии никого нет, кроме пяти-шести рабочих, которые катают срочные заказы. Но они находятся в цеху, где очень сильно шумят станки и ничего не слышно, даже если орать друг другу в ухо. Здание типографии никто не охраняет, кроме двух безобидных дворняжек, которым скармливают объедки из столовой. Объедков так много, что собаки сильно разжирели и пребывают в вечно благостном расположении духа. Петрович, человек по натуре не жадный, почему-то решил сэкономить на охране. «Толку от этих дармоедов!» – заявил он и уволил даже дедушку-сторожа, оправдывая это тем, что в цеху всё равно круглые сутки толкутся рабочие.

Если Сандип подъедет с чёрного входа, припаркует машину в тени густого кустарника, то...

На голову нужно натянуть чёрный чулок, в руку взять детский пистолет и внезапно выскочить из кустов. Индус вряд ли будет кричать и сопротивляться, скорее всего, он молча отдаст деньги.

Судя по звукам за тонкой перегородкой, Петрович стал использовать туалет по прямому назначению. Гранкин, забыв о своей нужде, на цыпочках выскользнул из кабинки и пошёл за столик.

Когда Петрович вернулся, Виталий с видом примерного ученика пил минералку.

– О! – удивился Петрович, и тут же «пошутил»: – Да ты молодец-огурец! Проспался, оклемался, посвежел, повеселел! Ну, что я говорил? Всё будет зашибись! Продолжим банкет?

– Не, Петрович, ты оставайся, а мне пора, – Гранкин посмотрел на часы. До полуночи оставался час и двадцать минут.