Текст книги "Брачный контракт с мадонной"

Автор книги: Ольга Степнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Зачем вы, девочки...

– Эй, мужчина! Очнись!

Гранкин вздрогнул и оторвался от чтения. Он обнаружил себя в автобусе, на переднем сиденье, предназначенном для инвалидов и пассажиров с детьми. Перед ним стояла толстая тётка с портупеей на поясе.

– Ты уже третий круг по маршруту едешь! – заорала она. – Совесть надо иметь? Заплатил за две остановки, а катаешься невесть сколько! Тебе что здесь, автобусный тур по городу?

Виталя с трудом сообразил, что тётка – кондуктор, а портупея – всего лишь сумка, набитая мелочью и билетами.

– Извините, тётенька, – испуганно пробормотал Виталя, сунул ей в заскорузлую руку десятку и выскочил из автобуса.

– Тётенька! – фыркнула ему вслед кондукторша. – Племянничек тут нашёлся!

Виталя побрёл по дорожке, прижимая тетрадку к груди.

Может, он зря теряет время, читая всю эту ерунду? История, конечно, весьма занимательная, но тянет больше на беллетристику, чем на дневниковые записи.

Какая Анель? Что за Геральд?

Этих имен не было в числе тех, которые выписала Эльза Перова, как близких знакомых Ады Крыловой.

А ведь история написана от первого лица и написана Адой Львовной, это совершенно точно. Почерк в тетради очень похож на тот, который в записке-памятке, оставленной Эльзой. Ведь они близнецы, а значит и пишут очень похоже, это ясно как божий день.

При чём тут Анель, потерявшая память?! Наверное, он попусту теряет время, читая эту тетрадь. Виталя присел на какую-то лавочку и первый раз в жизни пожалел, что так и не научился курить.

Был разгар рабочего дня, народу в скверике было мало. Идти домой Виталя боялся. Это никуда не годилось, но он стал опасаться своей квартиры. И не только будильник тому был причиной. Причин было много: одиночество, пустые холодные стены, потерявшие всякий смысл без Галкиного присутствия, пылища повсюду, «барин» снующий по подъезду со своею собакой... Виталя даже перестал включать самовар. Это глупо – включать самовар в одиночестве.

Виталя открыл тетрадку. Он дочитает эту историю. Не может быть, чтобы в ней не было никакой подсказки к тайне гибели Ады Львовны.

* * *

«Я прорыдала до самого раннего крымского утра. Геральд гладил и гладил меня по голове, приговаривая „бедная девочка“, пока я на самом деле не почувствовала себя самой что ни есть „бедной девочкой“.

Конечно, я могла позвонить ещё своим институтским подружкам и спросить, не с ними ли куролесила ночи напролёт в барах и боулингах некая Анель Ангейльнцер, не с ними ли она во время сессии гонялась за преподами, чтобы досдать «хвосты», но я была абсолютно уверена, что девицы все как одна ответят: «Анель?! Какая Анель? Вы сумасшедшая, милочка!»

Если бы были живы мои родители! Если бы была жива моя бабушка! А вдруг и они ответили бы: «Анель? Какая Анель?»

Представив это, я зарыдала так, что за окном заткнулась ранняя птаха.

Стоп! Есть один человек, который не скажет: «Какая Анель?»

Этого человека зовут дурацким именем Павлик, он толстоват, лысоват, скуповат, а мой кот, завидев его ботинки в прихожей, спешит в них пописать.

Этот человек не скажет «какая Анель», потому что в моей квартире на полочке он позабыл страшно дорогой для себя предмет – флакончик французской пенки для бритья.

Я снова схватила мобильный и набрала его номер.

«Абонент отключил телефон», – издевательски-равнодушным тоном сообщила электронная баба.

* * *

– Ну хорошо! – Я вытерла слёзы и голой прошлась по скудно меблированной комнатёнке. – Ну хорошо, я Жанна. А как, кстати, моя фамилия?

– Анкилова.

– Анкилова, Анкилова... Ну, ничего, не очень противная фамилия. Значит, говоришь, паспорт я себе новый купила?!

– Выходит, что так, – развёл Геральд руками.

– Господи, я так мечтала, чтобы со мной произошло что-нибудь из ряда вон выходящее, а когда это случилось... Мне страшно. Хочу в свою скучную, серую жизнь.

– Бедная девочка. Ты придумала эту скучную жизнь, чтобы защититься от прошлого.

– Моё прошлое – ты. Я хотела от тебя защититься?

– Нет! Послушай меня. – Он схватил меня за руку и усадил рядом с собой на диван. – Мы полюбили друг друга, когда ты была уже замужем.

– Я?!! Замужем?

Он дотянулся до своей поясной сумочки, валявшейся на прикроватной тумбочке, порылся в ней и протянул мне какой-то снимок. Если бы он достал оттуда омерзительного американского таракана, я испугалась бы меньше. Я зажмурилась и сказала себе: «Кто сказал, что эта новая жизнь хуже, чем предыдущая? Жанна так Жанна, попробуй её на зуб, может, тебе понравится?! И потом, Геральд ведь любит Жанну, а не какую-то там Анель!» Этот аргумент оказался решающим, я открыла глаза, и смело уставилась на фотографию.

О таком свадебном платье я и мечтать не смела! Насколько я понимала в шмотках, это была ручная работа, и стоила тряпка не меньше тридцати тысяч долларов. Вместо фаты на мне была широкополая шляпа, и это добило меня окончательно. Дело в том, что шляпы мне очень идут, и я давно для себя решила: если, наконец, соберусь выйти замуж, то никакой фаты, только шляпа с интригующими, полускрывающими лицо широченными полями. Оказывается, эту мечту я давно воплотила в жизнь.

Со мной под ручку стоял старичок вполне мафиозного вида – ёршик седых волос, жёсткий взгляд, чёрный костюм с чересчур консервативным галстуком, на сухой руке перстенёк, при взгляде на который думалось о загубленных жизнях и далёкой Сицилии. Старичок был ниже меня на две головы, но смотрел на мир свысока. Там были ещё какие-то люди, наверное, гости, а может, даже и родственники, но их я не стала рассматривать. И так понятно, что этим браком я решила раз и навсегда избавить себя от материальных проблем.

Надо же, а ведь я считала, что выйти замуж по расчёту ни за что не способна!

– Это мой муж? – спросила я Геральда.

– Да. Анкилов Сергей Мефодьевич. Он владелец крупного банка и страстный коллекционер картин. Чего у него только нет! Пикассо, Гоген, Шагал, Модильяни, недавно вошедший в моду Айвазовский, Мане, Ренуар, и даже, говорят, ранний Рембрандт!

Меня удивило знание Геральдом этих фамилий. Он не тянул на парня, который знает хоть что-то о великих художниках.

– Твой муж, к сожалению, оказался самовлюблённый тиран. Он запер тебя в золотой клетке. Ты ни в чём не нуждалась, но при этом лишней копейки не видела. Он всегда за тебя решал, что тебе больше нужно – пойти к парикмахеру, или купить новую косметику. То и другое вместе было недопустимым излишеством. Тебе позволялось встречаться с подругами только раз в месяц! Мы познакомились с тобой случайно. У тебя разболелся зуб, и твой благоверный был вынужден отпустить тебя в клинику.

– Ты стоматолог? – в ужасе отшатнулась я.

– Нет, – рассмеялся Геральд. – Я тоже пришёл туда с больным зубом. У меня был талончик на два, а у тебя на два тридцать. Ты жутко тряслась, и я бросился тебя успокаивать, хотя сам мандражировал. В общем, мы друг другу сразу понравились. Обменялись телефонами и стали встречаться. Твой муж к тому времени слегка подутратил бдительность, потому что ты слишком хорошо играла пай-девочку. Я снимал квартиру, ты приезжала туда, и мы незабываемо проводили время. Так продолжалось несколько месяцев. А потом ты сумела так задобрить своего старикашку, что он отпустил тебя на неделю в Крым. Да, старый хрыч дал слабину, и мы тоже расслабились, перестали его опасаться, а зря! Здесь, в Судаке, мы сняли такую же хибару, как эта, и не расставались ни на минуту. Купались, загорали, шатались по живописным окрестностям, ездили на экскурсии, занимались любовью и строили планы.

– Планы?!

– Да, планы на совместную, безбедную жизнь. Ведь год рождения твоего благоверного позволял очень надеяться, что вскоре ты станешь богатой вдовой. Правда, потом мы пришли к выводу, что при его состоянии здоровья, ждать придётся чересчур долго, и... решили поторопить события.

– Мы решили его убить?! – удивить меня было уже ничем невозможно, но я удивилась и испугалась.

– Нет, что ты! Я неудачно выразился. Просто мы решили провернуть одно дельце... но не успели. Как я уже говорил, зря мы расслабились тут, в Крыму. Твой муженёк послал вслед за тобой соглядатая. Тот выследил нас и доложил об этом хозяину. Анкилов встретил тебя в аэропорту, увёз домой и там сильно избил. Вот, смотри, у тебя рубцы на ноге... – Он пальцем провёл по еле заметным шрамам на внешней стороне правого бедра.

– Эти рубцы у меня после ожога. В пятнадцать лет я решила приготовить плов и опрокинула на себя кастрюлю с раскалённым маслом, – не очень уверенно сообщила я.

– Черепно-мозговые травмы дают самые непредсказуемые последствия, – вздохнул Геральд, и я заткнулась.

– Он сильно тебя избил. Потом запер в квартире, в твоей спальне, и уехал. Ты, в принципе, кроткая девочка, но это вывело тебя из себя. Ты решила сбежать и этим самым сильно нарушила наши планы. Ты действовала необдуманно, импульсивно, но тебя можно понять. А ещё, ты очень перепугалась за меня. Анкилов, покидая квартиру, сказал, что его люди непременно разберутся с твоим любовником. Поэтому ты не стала, как овца сидеть и неизвестно чего ждать в квартире, ты попыталась удрать, прихватив с собой драгоценности и деньги из сейфа, код которого... ну, в общем, это отдельная история как ты узнала код.

– Что значит «попыталась удрать»? Мне это не удалось?

– Нет, удалось. Квартира Анкилова находится на восьмом этаже, поэтому коллекционер не стал тратиться на решётки, полагая, что грабителям очень накладно и чересчур шумно будет штурмовать его пенаты на вертолёте. В общем, забрав деньги и драгоценности, ты открыла окно и...

– Сиганула с восьмого этажа. Только не говори, что на моём теле есть ещё шрамы и от этого падения. Шрамов у меня больше нет.

– Нет. Ты умудрилась с подоконника по карнизу перелезть на соседский балкон. Потом ты постучала в балконную дверь соседей и с милой улыбкой наплела что-то о том, что Сергей Мефодьевич случайно запер тебя в квартире, прислуга ещё не пришла, тебе нужно срочно выйти из дома, а вызывать слесаря и ломать дорогие замки очень не хочется. Соседи поахали, как это ты с сумкой смогла пройти по карнизу, но с удовольствием оказали тебе маленькую услугу – выпустили через свою дверь. Ты вышла из дома и стала звонить мне, но мой мобильный не отвечал – у меня просто кончились на нём деньги. Тогда ты взяла со стоянки машину, но ехать ко мне побоялась, решив, что там находится твой муж и его люди. Ты поехала на вокзал. Сумку с деньгами и драгоценностями положила в ячейку камеры хранения. Потом сняла номер в гостинице, заплатив регистраторше, чтобы та сохранила твоё инкогнито. И снова стала названивать мне, но безуспешно. Ты провела несколько беспокойных часов в номере, пока я сам не позвонил тебе на мобильный со своего рабочего. Ты очень обрадовалась – кричала и плакала, говорила, что Анкилов нас убьёт и нам обязательно надо уехать из города. Что у тебя есть двоюродная тётка в Сибири, о существовании которой не знает никто, что она на первое время нас приютит, а потом, когда всё поутихнет, ты разведёшься, и может быть, даже отсудишь себе кое-какое имущество. Я попросил тебя успокоиться, и подъехать ко мне на работу с чёрного входа.

– Может, напомнишь мне, милый, – горько усмехнулась я, – где и кем ты работаешь.

– Экспертом по оценке антиквариата в аукционном доме, – не без гордости заявил Геральд.

– Ну надо же, – удивилась я, – а я-то думала, ты как минимум инструктор в каком-нибудь фитнес-клубе. Для человека, понимающего в искусстве, ты слишком суперменисто выглядишь.

– Буду считать это комплиментом, – отбил мяч Геральд. – Тебя интересует, что было дальше?

– Ты знаешь, да. Пожалуй, интересует. Мне нравится то, что ты про меня рассказываешь. Особенно то, как я бегаю по карнизам на восьмом этаже. Видишь ли, я панически боюсь высоты. У меня кружится голова, даже когда я смотрю вниз с высоты своего роста. А ещё... ещё я не умею водить машину.

– Бедная девочка, – пробормотал Геральд. – Ты действительно потеряла себя. Это страшно. Давай вместе искать дорогу к тебе настоящей.

– Давай, – я пожала плечами.

– Ты примчалась ко мне на своей «бээмвухе», и мы поехали в твой гостиничный номер, чтобы всё обсудить. На гаишном посту нас попытался остановить постовой. Может быть, он просто хотел проверить документы, но ты решила, что это происки твоего муженька, что он сообщил номера твоей машины всем постам, и тебя пытаются задержать, как воровку. Ты втопила газ, и мы понеслись по шоссе. От погони уходили довольно долго, вышли на загородную трассу, гайцы орали в свой говорильник, что открывают огонь, но ты, как сумасшедшая, неслась по мокрому от дождя шоссе. Это было безумие – пытаться уйти от гайцов. Я орал тебе, чтобы ты сбросила газ и остановилась, иначе нас перестреляют как куропаток. Но ты меня не послушалась. Ты не справилась с управлением, и машина улетела в кювет. Она несколько раз перевернулась в воздухе, упала на крышу и чудом не загорелась. С нашему счастью в это время по трассе шла похожая на нас «бээмвуха», гайцы в темноте не разобрались, что к чему, и стали преследовать другую тачку. Они чудом не заметили нашего перелёта и промчались мимо. Я совсем не пострадал, выбрался из машины и помог выбраться тебе. У тебя было рассечение на затылке, кровь хлестала как из ведра. Я перемотал тебе голову своей рубашкой, тормознул проезжавшую мимо машину, сказал водителю, что мы попали в аварию, и назвал адрес клиники, где в этот вечер в приемном покое дежурил мой друг, врач-травматолог. Я уже говорил тебе, что он наложил швы и предупредил о последствиях, если ты не ляжешь в больницу. Но ты настояла на том, чтобы я отвёз тебя в номер. Ты была слегка заторможенная, со странным, блуждающим взглядом, но, в общем-то, чувствовала себя нормально.

Только в гостинице у тебя сильно закружилась голова. Ты прилегла на кровать и сказала, что утром мы непременно должны улететь к твоей тётке, иначе твой муж нас закатает в бетон. Я пытался тебя убедить, что нам нужно сделать сначала то дело, которое мы задумали, но ты упорно стояла на своём. Документы мои были дома, вещи тоже, поэтому я, пообещав тебе быть осторожным, отправился к себе на квартиру. Ты чуть-чуть успокоилась и отпустила меня. До нужного нам рейса оставалось несколько часов, и мы договорились, что я, забрав паспорт, приеду в аэропорт. А ты тем временем возьмёшь такси, съездишь на вокзал, заберёшь из ячейки сумку с деньгами и приедешь ко мне. Договорились встретиться у табло. Но я тебя не дождался. Начал искать, но всё было бесполезно. В гостинице тебя не было, мобильный не отвечал, дома прислуга ответила, что ты пропала. Я подумал, что ты меня бросила, и не мог понять почему. Может быть, не захотела делиться украденными деньгами, а может, испугалась задуманного нами мероприятия, ведь с нашим побегом оно не отменялось, а просто откладывалось... Я терялся в догадках.

Теперь-то я понимаю, что ты потеряла память и начала новую жизнь по чужим документам. Средств у тебя было достаточно. Я же вернулся к себе и зажил прежней жизнью.

– И что, мой муженёк тебя больше не беспокоил?

– Ты знаешь, это удивительно, но нет. Говорят, он публично признался, что ударил тебя, и ты его бросила.

– Кто говорит?

– Ну... – Геральд немного замялся, – жёлтая пресса писала, будто бы Сергей Мефодьевич покаялся, что погорячился, дав тебе пощёчину, очень в этом раскаивается и ждёт не дождётся, когда любимая жена его простит и вернётся. Ему вернули твою раскуроченную машину, но он уверен, что ты жива, рано или поздно приедешь к нему, и вы снова будете счастливы. Я думаю, таким образом, через газеты-сплетницы, он решил обратиться к тебе, в надежде, что ты образумишься.

– Он простил мне деньги, украденные из сейфа?

– Поверь, он далеко не все средства хранит в квартире. Для него это мелочь.

– И с чем же ты собирался идти в милицию, когда я не признала тебя?

– Прости, что я так сказал. Я был в отчаянье. Я так много сил потратил, чтобы тебя найти, но всё без толку. А тут вдруг случайно, у авиакассы, увидел, как ты покупаешь билет в Крым. Я полетел вместе с тобой. Мы пару часов находились в одном самолёте, но ты как будто не замечала меня. Меня это обидело и насторожило. В Крыму я несколько дней просто наблюдал за тобой. Потом сел с тобой в один катер, и мы поехали в Царскую бухту. Но ты опять не замечала меня. Тогда я выждал подходящий момент, и, когда ты оказалась одна, подошёл сам. Жанна, мы должны с тобой сделать то дело, которое вместе задумали.

– Какое? – машинально спросила я. В истории, которую он рассказал, было много нелепостей и нестыковок, я всё же не полная дура, но... Но он обладал магической притягательностью и гипнотической убедительностью, поэтому я как последняя идиотка спросила:

– Какое?

– Лишить господина Анкилова пары его любимых полотен.

– Мы вступили в преступный сговор?

– Называй это как хочешь. Раньше ты не была так щепетильна.

– Раньше я шастала по карнизам восьмых этажей с тяжёлыми сумками и водила машину как Михаэль Шумахер, – сделала я слабую попытку огрызнуться.

– Если мы этого не сделаем, мне конец. В деле завязана целая цепочка людей, без нас им не обойтись, более того, я взял приличный аванс, на который снимал хоромы, в которых мы с тобою встречались. Есть серьёзный заказчик на два полотна из коллекции твоего муженька. Кровь из носа, мы должны раздобыть эти картины. – Геральд встал, быстро натянул джинсы и чёрную майку. Он мне так нравился, что головы пошла кругом.

Картины так картины. Раздобыть, так раздобыть. Хотя, кажется, в этом случае больше подходит слово «украсть».

– Старый хрыч нисколько не пострадает, – Геральд прошёлся от дивана к окну с грацией леопарда. – Все его картины застрахованы. А мы, когда получим причитающуюся нам долю, сможем безбедно прожить в Америке до конца своих дней.

– Почему в Америке?

– Ты сама так хотела.

– Странно, я больше люблю Европу. Что будет, если я откажусь?

– Меня, скорее всего, убьют, к операции подключат других людей, картины всё равно украдут и наши деньги достанутся кому-то другому. Но я уверен, что ты не откажешься.

– Говори, что я должна делать.

– Для начала мы вернёмся в Москву. Сегодня же. Ты согласна?

– А разве я не сказала?! Во всей этой истории мне нравится только одно – то, что главный приз это ты, Геральд.

Прикажи он мне сейчас с одной рогаткой начать боевые действия против властей Украины, я бы соорудила рогатку и ринулась в бой.

Такое у него было лицо. Такое у него было тело. Так опьяняюще от него пахло.

В конце концов, этот Анкилов пренеприятнейший тип. В конце концов, от страховой компании коллекционер получит полную стоимость своих исчезнувших картин».

* * *

... Где-то у кого-то настойчиво тренькал мобильный телефон. Виталя поднял глаза на безоблачное голубое небо и грустно подумал: «Зачем вы, девочки, красивых любите, а замуж за богатых выходите?..» Это был «страшно философский вопрос», как выразилась бы его деревенская тёща, и Витале стало очень и очень грустно. Телефон всё тренькал и тренькал, Виталя закрутил головой, никого поблизости не увидел, и тут до него дошло, что это звонит его телефон.

Он совсем позабыл, что утром, прежде чем поехать на работу, зарулил в универмаг, гордо прошествовал мимо продавщицы чулочного отдела, стрельнувшей в него подведёнными глазками, и в соседнем отделе сотовых телефонов выбрал себе не самый дешёвый мобильник с фото и видеокамерой, а также и с диктофоном. Виталя решил, что с новой работой такой телефон ему просто необходим и деньги, выданные ему Эльзой «на расходы», он потратил с умом. Приехав на работу, он позвонил на телефонную станцию и заказал услугу переадресации, то есть, чтобы все кто звонит ему домой и на работу, попадали бы на мобильный. Это освобождало его от утомительного занятия сообщать всем длинный номер своего сотового.

– Алло? – вкрадчиво спросил Гранкин, с трудом отыскав кнопку включения.

Вино из одуванчиков

– Виталий Сергеевич! – завопила трубка истеричным голосом. – Ну что я вам говорила?!! Меня хотят убить! Собираются отправить как можно быстрей на тот свет! Я пришла домой, открываю входную дверь, и тут у меня звонит мобильный! Я не стала входить в свой дом, а просто толкнула дверь, сама при этом оставаясь на пороге. Я патологически не способна делать два дела одновременно – например, идти и разговаривать по телефону. Поэтому я толкнула дверь, а сама замерла на пороге, отвечая на звонок. И тут...

– Эльза Львовна? – осторожно поинтересовался Гранкин.

– А кто же ещё? – завопила трубка. – У вас, что, много клиентов, которые платят по миллиону баксов?

– Нет, – признался Виталя, – вы такая одна.

– Так не перебивайте меня, господин собачий врач! Так вот, я осталась стоять на пороге, толкнула дверь, и как только она открылась, в холле послышался страшный грохот. Такой грохот, будто обвалилась крыша! Я, извините, чуть не... упала в обморок! Потом заглянула туда – сверху рухнула балка! Огромная, тяжеленная, потолочная, декоративная балка, которыми мой муженёк устряпал для красоты весь потолок. Если бы я зашла в холл, меня бы раздавило, как муху! Караул, помогите, что делать?!! – перешла Эльза Львовна на умоляющий шёпот.

– Вы сейчас где?

– Где-где, в Караганде!!! Так и стою на пороге с телефоном в руке, боюсь пошевелиться! Вдруг взрыв? Вдруг камни с небес полетят? Вдруг земля под ногами провалится? Я жить хочу! Я только что сходила на ультразвуковую чистку лица и коррекцию ногтей! Представляете, меня раздавило бы так, что ничего этого не было бы заметно! А антицеллюлитный массаж? А нарощенные на затылке волосы? А тонирование, мелирование, филирование и др... дренирование? Всё коту под хвост! Меня хоронили бы в закрытом гробу!

– Ваш муж не приехал? – перебил Виталя поток неубедительных аргументов.

– Мой муж не в деревне у бабушки, а по делам в Париже! Он не может шастать туда-сюда, если на то нет веских финансовых оснований!

– Прислуга?

– К чёрту прислугу! – взвизгнула Эльза Львовна. – Я так и не пригласила выйти их на работу! Вот заведёте своих кухарок и экономок, так сразу поймёте, что это такое, когда куча посторонних людей шастает по твоему дому, лопает из твоего холодильника, мусолит пульт твоего телевизора и щёлкает семечки на твоих диванах!

– Но охрана-то в доме хоть какая-то есть?

– Ну, там будка на въезде в посёлок, – замялась Перова. – Сидит паренёк какой-то... Видите ли, у нас тут такие крутые банд... люди живут, что криминал эти места далеко стороной обходит.

– Я вижу, – позволил себе усмехнуться Виталя. – Говорите мне адрес, я сейчас к вам приеду.

Эльза назвала посёлок в двадцати километрах от города, слава которого могла переплюнуть славу Рублёвки.

Пока Виталя ловил такси, он решил, что в интересах дела прикупит себе ещё недорогую, старую иномарку и какой-нибудь пистолет, ну хоть пневматический.

* * *

Эльза Львовна стояла на пороге роскошного особняка почему-то на одной ноге. Вторую она поджала, как цапля, задремавшая на болоте. Вероятно, эта поза призвана была выражать крайнюю степень смятения и испуга. В одной руке она сжимала свою крохотную сумочку, другой прижимала к идеально высокой груди телефон.

– Ну, наконец-то! – закричала она, увидев Виталю, и рискнула встать на обе ноги. – Вы добирались сорок минут! Я могла умереть десять раз!

Гранкин не стал ей объяснять про светофоры, пробки и дураков-водителей. Он подошёл к открытой парадной двери и уставился на разрушения.

Эльза Львовна не наврала и не преувеличила. Балка действительно была громадная, тяжеленная, и упала с высоты пяти-шести метров. Она могла бы раздавить роту солдат, а не то что какую-то там Эльзу Львовну. Прилети на неё сверху такой снаряд, такие тонкости как идеальные ногти, действительно были бы плохо заметны.

Виталя смело шагнул в просторный холл и огляделся. Балка повредила дорогой дубовый паркет, в щепки разнесла небольшое креслице, раздавила стеклянный столик, и лишила жизни огромное дерево в кадке, переломив его пополам. От кадки тоже осталось мокрое место – лакированные деревянные щепки и гора земли, странно смотревшаяся в остальном сохранившемся интерьере.

– Ах! – женственно воскликнула Эльза Львовна и вдруг с интонацией прораба на стройке добавила: – Это полный ...ц. Что я скажу мужу?

Она вытащила из сумочки сигарету, прикурила, сделала пару затяжек, затушила окурок о подошву туфли и щелчком отравила его в центр земляной кучи.

Гранкин обошёл дверь и увидел, что она упирается в никелированный шток, который прятался в хорошо замаскированной тонкой трубе, идущей к потолку. Этот шток сильно напоминал спусковой курок, приводящий в действие какой-то механизм. Точно такой же шток, выходя из верхнего конца трубы, шел по потолку к балке и скрывался в небольшом пазу. Паз был в балке, а балка – на своем законном месте. А из нее торчали два штыря посередине и четыре крюка – по бокам. По всей видимости, они и держали упавшую балку. Вернее, фальш-балку. Виталя, вспомнив про фотокамеру в телефоне, отщёлкал это устройство с различных ракурсов. Потом он сфотографировал упавшую балку, земляную кучу, и зачем-то, на всякий случай, саму Эльзу Львовну, стоявшую с задранной к потолку головой.

– Давайте осмотрим дом, – предложил Виталя Перовой и тут же подумал, что погорячился. Его телефон всем хорош, но в нём нет встроенного пистолета. А вдруг злоумышленник подкарауливает оставшуюся в живых хозяйку где-нибудь в спальне?

– Давайте, – вздохнула Эльза Петровна и жестом показала Витале, в каком направлении следует двигаться. Виталя, ощущая тремор в коленках, первым двинулся в глубину дома.

На кухне царил идеальный порядок. В комнате для прислуги тоже ничего не говорило о незваных гостях, бильярдную, столовую и гостиную можно было хоть сейчас снимать для журнала «Ваш интерьер», в ванной и туалете было чисто и расчудесно пахло. Гранкин почти успокоился, но тут Эльза Львовна взяла его за руку и по крутой винтовой лестнице потащила на второй этаж. При этом она ежеминутно наклонялась и рукой проверяла на прочность каждую ступеньку. Наконец, она толкнула дверь спальни.

– Ах! – снова сказала Эльза Львовна и вдруг выдала такую брань, что Виталя предпочёл закупорить пальцами уши. Когда он, наконец, раскупорился, то застал только последнюю фразу «Что я скажу мужу?»

– Да, тут кто-то здорово порезвился, – счёл нужным хоть что-то сказать Виталя.

Спальня сильно напоминала гостиную в доме Крылова. Всё, что можно, было опрокинуто, перевернуто, вывернуто, сдернуто и выпотрошено. Что-то такое Гранкин слышал про «почерк», так вот «почерк» этого разгрома был тот же, что и в коттедже. Даже ковёр точно так же висел на одном гвозде. Виталя голову мог на отсечение дать, что и тут и там орудовали те же самые люди. Или один и тот же человек.

– Эльза Львовна, – голос у Гранкина неожиданно сел и пришлось прокашляться. – Эльза Львовна, а вам не звонил сегодня Андрей Крылов? Ничем не делился? – осторожно сформулировал Виталя вопрос. Он ещё не решил, рассказывать или нет Перовой, о том, что под покровом ночи они с профессором, её свёкром, через чердак проникли в дом Крылова и застали там ту же картину.

– Чем это он должен со мной делиться? – Эльза порылась в сумочке и выудила очередную сигарету.

– Ну, хорошо, – как можно мягче сказал Виталя, будто Эльза была клиенткой, чья собачка находилась при смерти, – давайте осмотрим другие комнаты. Ведь на этом этаже есть ещё комнаты?

– А как вы думаете?! – взвилась Перова. Руки у неё тряслись, и она никак не могла прикурить. – А как вы думаете, может ли в таком огромном доме на втором этаже находиться одна только спальня?

– Вы не волнуйтесь, – посоветовал Гранкин, и пару раз щелкнул на мобильник картину разгрома. Руки у него тоже подтрясывались, и снимки получились слегка смазанные. – Вы лучше проверьте, ничего не пропало?

Эльза кинулась в руины и быстро переворошила их – косметика, бумаги, журналы, одежда из шкафа, масса одежды, бельё, одеяло, подушки, какие-то шкатулки. Она скакала по ним, всё встряхивала, проверяла, рассматривала целостность швов на тряпках и даже открывала зачем-то баночки с кремом, проверяя их содержимое.

– Ну не до такой степени, – попробовал образумить её Виталя. Эльза посмотрела на него странно, будто вспомнив что-то важное, и нажала какую-то кнопку, расположенную под подоконником. Кусочек стены дрогнул и открылся, оказавшись маленькой дверцей. В небольшой образовавшейся нише лежали пачки денег и бумаги.

– Нет, всё на месте, – облегчённо вздохнула она и закрыла сейф.

Они снова двинулись в путешествие по большому дому. Комнаты для гостей – три или четыре, Виталя сбился со счёта, – все в полном порядке. Огромное помещение бара с фонтанчиком в центре тоже не тронуто. Ещё одна гостиная, тоже без видимого присутствия непрошенных разрушителей. Кабинет хозяина оказался закрыт на замок. Эльза сказала, что он всегда закрыт и вряд ли кто-то туда мог пробраться. Она провела Гранкина в свой кабинет, и вот там-то они обнаружили знакомую до боли картину.

Эльза закрыла лицо руками и длинно-длинно что-то сказала, приглушая слова ладонями. Не дожидаясь распоряжения Гранкина, она опять полезла в руины, всё перетрясла и растерянно развела руками:

– И тут ничего не пропало.

– Вы долго отсутствовали? – спросил Виталя, потому что должен быть хоть что-то спросить.

– Долго? Что значит долго? – Эльза была на грани истерики. – С десяти утра до обеда, это, по-вашему, долго?

Виталя решил, что сообщать ей сейчас о разгроме в доме сестры пока не стоит. С женщинами, у которых истерика, он не умеет справляться. Тем более с богатыми женщинами.

– Может, стоит позвонить охраннику и поинтересоваться, кто сегодня проезжал в посёлок? – предложил Гранкин.

– Охраннику! Охраннику! Да кто посмеет сунуться в дом к самому Перову? Охранник, конечно, скажет, что к Перовым никто не приезжал!

– Да, но я-то беспрепятственно к вам попал! Приехал на такси, отпустил машину у поста, и пешком дошёл до вашего дома. Парень в будке на меня даже не посмотрел.

– Да потому что я позвонила на пост и сказала, что жду вас! – заорала Эльза. – И при этом подробно вас описала – маленький, плюгавенький, плохо одетый, извините.

– Всё! – гаркнул вдруг Гранкин, насколько мог гаркнуть. – Всё, прекращаем базар! Вы, Эльза Львовна, последуете примеру Андрея Крылова, и на время переберётесь в гостиницу. И чтобы никто не знал, в какую! Сообщите название только мне. Будете сидеть там тихо, как мышка, пока... пока я не сообщу вам имя преступника.

– И как долго сидеть? – стала вдруг покладистой Эльза.

– Не дольше... – Виталя подсчитал в уме оставшиеся у него в запасе дни. Ровно через неделю истекает срок, отведённый ему похитителями. – Не дольше недели.