Текст книги "Проект "Стокгольмский синдром" (СИ)"
Автор книги: Ольга Волкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 6
Выйдя на улицу, вдыхаю полной грудью утренний холодный воздух. Закрываю глаза, на миг представляя, что все это очередной кошмарный сон с участием всех моих родных. Сосредоточив свои другие ощущения, я прислушиваюсь к шуму, доносящегося с верхних этажей, как раз, где находится комната моих родителей. Вновь выясняют отношения, трепя друг другу нервы в такую рань. Не желая быть свидетелем, абстрагируюсь, затем отхожу от дверей и направляюсь к гаражу, там находится мой автомобиль, если, конечно, отец не нашел ему другое место. Нанятая охрана делает утренний обход по всей территории, и, завидев меня с сумкой в руках и слегка растрепанного, приняли за Марка, потому как поздоровались, произнеся его имя.
– Доброе утро, – киваю. – Я – Леонид, – протягиваю мужчине руку, а тот, как прокаженный, уставился на меня, не понимая, что происходит. Охранник новичок, и скорее всего, не ожидал, что у четы Островских сыновья-близнецы.
– Прошу прощения, – тут же протягивает руку, стряхивая с себя сомнения. – Если вы к гаражу, то вот ключи, – протягивает брелок, на котором висит бесконтактный ключ-сканер. Благодарю охранника, и беру связку. Жизнь вся идет к верху дном, но вещи из прошлого продолжают хранить в себе ушедшие дни и воспоминания. Открыв гараж, я замер в ожидании худшего исхода, но все же моя машина накрыта серым чехлом, а значит, как член семьи, все же я всегда присутствовал в этом доме.
– Привет, – говорю автомобилю, словно бездушная вещь способна ответить мне тем же. Улыбаюсь, когда до конца стянул ткань и касаюсь холодного железа. Ладонь опаляет, жалит, но это ощущение только согревает мою душу. Недолго размышляя, сажусь за руль и завожу мотор. Машина без намека на застойность начинает свою трель, зарычав собственной музыкой. Срываясь с места, я покидаю родительский дом, параллельно отправляя сообщение матери, чтобы больше не ждала меня, потому как там мне делать нечего. Она поймет. Всегда так было. Дорога была сухой, и несясь по проселочной улице, ощущал, как из-под колес жалобно вылетал гравий, а выехав на центральную, надавил на педаль газа до упора, стремясь скорее добраться до рабочего места.
Просматривая несколькими днями ранее дело об исчезновении моей жены, я наткнулся на некоторые несостыковки, как будто эти важные элементы намерено изъяли, желая спрятать то, что так для меня важно. В порыве своей вспыхнувшей злости, несколько раз связывался со штабом, желая возобновить дело, только уже на федеральном уровне. Но всюду отказ, а в первую очередь, из-за того, что мы с Олей граждане Франции. И, если мое не имело никакого значения, то только не ее, потому как полицейские уже внесли дело в архив, уверяя, что через год их просто удаляют с сервера. Бред полный. Пытаются ввести в заблуждение, считая, что я идиот и простой психиатр, не способный на большее. Три написанных заявления, от меня и родителей пушинки, уже потеряли свое действие, но если вновь их написать, то полиция не сможет отвертеться. Эта попытка была настолько призрачной, но желанной, а, связавшись с Каролиной Эдуардовной, я лишь нарвался на её крики, зачем мне это надо, теребить то, что давно поросло пылью. Эта женщина всегда вызывала во мне сомнения к ней, что касалось психического состояния, казалось, будто в ней уживается две личности, которые все время борются друг с другом. А с потерей дочери, она угомонилась и продолжила жить, как ни в чем не бывало. Подозреваю ли я мать пушинки? Крепко сжимая руль, понимаю, что ответ напрашивается сам собой. Да, подозреваю, но, как добраться до неё и потребовать объясниться со мной, не имею никакого представления. Авраам не пустит на порог к своей виллы, хотя прислал скан подписанного заявления, что тоже готов сотрудничать, если дело вновь откроют. Несколько месяцев назад мой тесть, или уже бывший, черт возьми, я даже не знаю, считаемся ли мы все ещё родственниками, набрал меня по телефону. Мы оба проговорили практически час, что весьма удивило, наверное, обоих. Но ясно было одно, мужчина слегка пьян, а стало быть, на утро не вспомнит о наших речах. Авраам признался, что все, к чему они с женой стремились, это навсегда воплотить свои мечты в реальность. Успех моей Оли был главным в их жизнях. Она стала средством достижения, из-за того, что Каролина по глупости лишилась звания примы и была вынуждена оставить этот вид искусства навсегда.
– А теперь, моя девочка страдает, – признается Авраам, говоря об Оле все ещё в настоящем. Отец не смирился с мыслью, что дочь для него навсегда исчезла, пропав без вести. – Ошибки, твою мать, мы их допустили, а заставили расплачиваться свое дитя, истязая и изнуряя бесконечно этими блядскими тренировками, лишая детства и юности. Что она видела? – задаёт сам себе вопрос, запивая его горячей смесью алкоголя. Слышен звонкий треск стекла, а потом ругань на французском. – Леонид, ты должен, – мужчина запинается, – нет, ты обязан узнать, где моя дочь. Умри, но найди мне её, потому что я хочу знать, кто причастен к ее исчезновению, – Авраам не в себе, явно перебрал спиртного. После сорванного выступления, мужчина больше не ставил постановок, временно залегая на дно от надоедливых папарацци. Историю о нашей семье, в частности Высоцких, измыли по косточкам, но оставили в покое только после того, как официально заявили, что следствие берет дело под гриф "секретно". Конечно, здесь свою роль сыграли мои связи со штабом, и чтобы минимизировать распространение информации обо мне, и о семьях, в целях безопасности провели зачистку.
– Найду, – твердо заверяю тестя, хотя понимаю, что это обещание, данное себе в первую очередь. После пьяного разговора, больше я не имел никаких связей с семьёй моей жены. А безмолвное согласие от Авраама дало своего рода поддержку, что я не одинок в своих терзаниях. Отец Оли чувствует вину перед единственной дочерью, ведь порой его поведение говорило о противоречивых отношениях к ней. Моя пушинка часто делилась мыслями, желая понять причину холодности родителей и таким стремлением сделать из нее "королеву" балета. И хотел бы я сказать, что они оба любят её, но каждый по-своему, только язык не поворачивался, потому что у самого с отцом подобные отношения. Сливаясь в поток машин, которые скопились перед въездом в центр города, ещё раз просмотрел несколько файлов в деле расследования, сохраненных в телефоне. Все время на глаза попадается время исчезновения – начало выступления, когда как первый акт был проигран Олей полностью, только после антракта объявили об её отсутствии. И это не маловажная загвоздка всего расследования, а главное никаких свидетелей, словно девчонок, что были все время рядом с ней, заставили молчать. Взяв все в свои руки, я пытался связаться с Ларисой и Яной – обе девушки были более открытыми в общении, как мне всегда казалось, но их след простыл. Обе ушли из балета, навсегда оставляя годы трудов без признания обществом. Как раз для Каролины Эдуардовны этот факт был решающим и пугающим одновременно. Быть никем после оглушительного восхождения. Из буйных мыслей вырывает сигнал клаксона, напоминая мне, что пора начать движение на зелёный свет. Бросаю мобильный телефон на пассажирское сидение, где лежит сумка с другими документами и ноутбуком. Осталось совсем немного до психиатрической клиники, кстати в которой моя мама когда-то работала, а теперь перешла на другое место, выбрав узконаправленное отделение, чтобы параллельно вести частную практику. Каждый из нас сбегает от своих демонов как может, приспосабливаясь к напору жизненных обстоятельств. Зоя Степановна убегает от нелюбви мужа, хотя раньше, по её словам, все было иначе. Отец всегда стоял на тропе беззакония, вливаясь в преступную элиту, стал лидером, а его слово своего рода закон. Четыре клуба: Бурлеск, Марлен, Оазис и Богиня – это сеть подпольного мира, где сотканы кровью собственные правила. И, как он любит говорить: "балом правят отныне только короли". Слишком высокая планка задрана для определения своего всевластия среди преступников. Но, увидев все своими глазами, я убедился, что отец не просто так говорит о своем месте среди них. Братство – для каждого члена клуба, это дороже родных связей и людей по крови. Воспоминания одолевают меня, словно черная грозовая туча, вот-вот готовая разразиться громом и молнией посреди ясного неба. Я заканчивал университет, когда был вынужден принять правила игры штаба. Для меня, казалось, это все шуткой, что ребята (Макс, Самир и Ромка) решили поглумиться надо мной и устроили своего рода посвящение в мир моих юношеских фантазий. И, если первые минуты общения с тремя мужланами в ректорском кабинете сначала воспринимались скептическим неверием, порой подыгрывал и строил из себя послушного паренька двадцати четырёх лет, но меня быстро спустили с небес на землю, когда кинули на стол толстую папку – дело на моего отца, и судя по всему, ему грозило пожизненное заключение. Пролистывая одна за другой страницы, от удивления и шока, хоть я старался держать себя в руках и никак не показывать своего состояния и нервного мандража, все же трое федералов застали меня врасплох. Я буквально ужаснулся, узнав, что происходит в так любимом отцом клубе «Бурлеск» – вуайеристы, мать вашу. И ладно, многие идут на такое по своему желанию, но оказалось, что отец закрывает глаза на многие прихоти своих «друзей» и те приводят в клуб, либо совсем молоденьких девушек, либо вовсе купленных на черных аукционах. Растерянный, я попросил дать мне время подумать, стоит ли верить этим людям с первого слова, когда я могу убедиться лично, если обращусь к отцу за советом. Нам с Марком категорически было запрещено появляться в пределах отцовского владения, но, кто сказал, что мы с братом станем слушаться, особенно, когда оба шли нога в ногу в духе соперничества. Вернувшись домой с копией дела, ворвался в кабинет отца, тот сидел за своим рабочим столом и курил сигару. Увидев мой ошарашенный вид, даже не шелохнулся, поинтересоваться в чем дело.
– Объясни, – быстрым шагом приближаюсь к нему и кидаю папку на стол, а тем временем в кабинет заходит Марк. Отец спокойно посмотрел на бумаги, которые разлетелись по столу веером, лишь ухмыльнувшись, продолжил затягивать дым сигары, отравляя свои легкие табачной смолой.
– И что ты хочешь услышать от меня, Леонид? – задает вопрос в лоб, искривив губы в ухмылке, поглядывает то на меня, то на Марка, который облокотился о стену, скрестив руки на груди, и ждет продолжения разговора. Я взметнул руками по обе стороны, желая накричать на мужчину, но вряд ли мой ор возымеет на него воздействие.
– Что мне делать? – киваю на бумаги, затем гляжу на Марка, брат заинтересовался, а потом чуть нахмурил брови, будто уже видел их. В тот момент на повышенных тонах мне тяжело давалось распознать скрытые эмоции, но спустя столько лет я с уверенностью могу сказать, что Марк видел все эти бумаги, но решил умолчать у них, даже от самого отца.
– Выбор за тобой, – отец стряхивает пепел с сигары, и как, между прочим, жмет плечами, словно для него это обычный пустой звук в бездну. – Но, могу тебе сократить время на раздумья, сын, – издевается надо мной. – Откажешься – потеряешь мать, согласишься – потеряешь всё.
Это была угроза. Но я выбрал первый вариант, потому как понимал, что у меня не было выбора априори. С тех пор, не пытался что-либо доказывать отцу, зная прекрасно об его отношении ко мне, словно я ему не сын. Штаб провел процедуру оформления быстро и слажено, навешав на меня кучу дел, а главное из них – это слежка за деятельностью клуба. Вот так я оказался на очередном задании во Франции, где встретил свою судьбу. Только место мое должен был занять Марк, который тогда исчез с радаров видимости, а штабу по большому счету было наплевать кого отправлять. Совершив путаницу в наших анкетах, будто сама судьба подвела свои итоги, расчертив между нами прямые линии. Припарковав свой автомобиль, я вошел в огромное здание, в котором кипела рабочая деятельность. Психиатрическая клиника отличалась от той, что я работал прежде, здесь пахло деньгами и властью. Каждая деталь, продуманная до мелочей, будто кричала о статусе и том, кого сюда привозят.
– Здравствуйте, – мое внимание привлекает молодая женщина, ясные голубые глаза внимательно сканируют меня, в ожидании вопроса с моей стороны.
– Да, прошу прощения, – спохватился, вынимая из сумки бумагу, которую успел распечатать, когда находился в офисе на прошлой работе. Девушка принимает документ, внимательно изучает, и с каждой прочитанной ею строчкой, косо поглядывает на меня, чем только напрягает и настораживает. – Что-то не так? – задаю вопрос в лоб, на что моментально получаю отрицательное кивание головой этой особой. Она возвращает мне листок, проставив на нем дату и номер этажа с кабинетом, который я должен занять. Поднимаясь по лестнице, пару раз обернулся, понимая, что за моей спиной эта несносная женщина начала шептаться с девчонками помоложе, периодически вгоняя тех в краску. Я только фыркнул, догадываясь, какой пункт смутил женщину – прочерк в колонке о супруге, бесконечное внимание девушек в психиатрических больницах наталкивало на мысль об отсутствии у оных здравого смысла. Войдя в свой новый рабочий кабинет, к слову, который был весьма просторным по сравнению с предыдущим, я с легкостью выдохнул, потому что проблема с жильем осталась под вопросом, а тут я смогу несколько ночей провести под предлогом изучения дел. Распаковав сумку и вынув из нее папки с бумагами, запустил компьютер, что стоял на рабочем столе. Затем раздался стук в дверь, и вошел заведущий этого славного душевного места – Власов Игорь Андреевич, отец моего друга Степана. Разинув рот, встал неподвижно, а потом меня одолел хохот, на что только получил ухмылку от мужчины. Игорь Андреевич запер дверь и подошел ко мне, крепко пожав друг другу руки, я до сих пор не мог поверить своим глазам, что жизнь такая сука, и всюду на моем пути будут попадаться только близкие люди, которые мне далеко не безразличны.
– Вот так встреча, – мужчина тоже хохотнул, затем присел напротив меня, и я последовал его примеру. – Нет, я, конечно, был готов ко всему, Лёнь, но, чтобы ты – наемник властей, сынок, – он рассмеялся еще сильнее, словно перед ним сидит клоун, а не специалист своего дела. – Это уже не смешно, – проговорил в миг принимая серьезный тон.
– Сам в шоке, – жму плечами, смахивая ладонью усталость с лица.
– Значит, Леонид, будем работать в паре, – Власов-старший глазом не моргнул, говоря о нас двоих, как о напарниках. – Степан знает, что ты приехал на родину?
– Знает, сам вчера встретил в аэропорту, но не думаю, что просвещён во все подробности.
– Пусть так и останется, – кивает мужчина, и подпирает рукой подбородок, обдумывая слова. – У нас с ним сейчас недопонимания в отношении его жизни, – делится своими накопившимися переживаниями. Зная Степана, как самого себя, не удивлюсь, если родители уже стали для него врагами народа. Потому, что касается его жизни с Ириной, это запретная тема для всех и вся.
– Я догадываюсь, – соглашаюсь с Власовым-старшим. – Не берите в голову, то, что невозможно изменить и вычеркнуть из сердца. Степан сейчас не в лучшем духе, чтобы вы его вновь пытались направить на путь истинный.
– Лёнь, говори ему об этом по чаще, – отмахивается от меня, словно я уже старая новость. – Вся ситуация с их разводом, – снова хохотнул, – с последним, – решает уточнить, каким именно, будто я еще не в курсе о судьбе брака четы Власовых. Удивительно, что Ирина все еще сохранила фамилию мужа, наталкивая на очень интересные выводы ее поведения, а не провокация ли это для Степы в очередной раз. – Выбила из сына дух и разум одновременно. Я не понимаю вас, молодежь, – Игорь Андреевич перешел на тон возмущения. – Сходитесь, расходитесь… – замолкает. – Не цените чувств и мгновений, а ведь наша жизнь, черт возьми, ускользает, а глядя на своих пациентов, вот, Лёнь, скажи мне честно, не возникало мыслей, что однажды ты тоже окажешься среди них?
– Возникали, Игорь Андреевич, и не раз.
– Вот поэтому мой друг, – он тычет в меня указательным пальцем, – мы все в этом мире потерянные, – затем долго смотрит мне в глаза и выдает: – Так, какого черта, я узнаю, что ты, – взмахнул рукой в мою сторону, подбирая подходящие слова для своего негодования, – адекватный человек среди всех этих баранов, да-да, я имею ввиду друзей, – мы оба рассмеялись, на определение адекватности всей нашей шайки, периодически попадающих в неприятные и очень пикантные ситуации, но это было в далекой беззаботной молодости. – Предстаешь в образе – шпиона, а иначе назвать я тебя не могу. Объяснись, ведь я должен понять с какой целью ты направлен в мою клинику.
Согласно кивнув своему теперь уже начальнику, я встаю со стула и направляюсь к столу, беря папку с двенадцатью делами на пациентов, которых должны доставить в ближайшие сутки. Передаю мужчине, тот нахмурил свои брови, затем надел очки, изучая подробности.
– Что, проект «стокгольмский синдром»? – он тут же поднял на меня свои глаза, в которых просматривалась искорка удивления, смешанная с недоверием. – Этот твой штаб, – подчеркивает слово «твой» выделяя принадлежность к другому рабочему месту. – Выбрал мою кантору в качестве места проведения своих допросов. Интересный расклад выходит, – трет подбородок, еще сильнее погружаясь в свои думки. – Среди двенадцати человек – один преступник, а ничего, что у меня не приспособленное место под такие ситуации. Я возмущен, – Игорь Андреевич вскочил, и начал ходить по кабинету туда-сюда, напоминая мне Степана, потому что этот ненормальный полностью унаследовал все черты характера отца, ибо был воспитан только им, а мать, это уже другая история. – Леонид, я крайне возмущен, – не унимается мужчина, размахивая руками по обе стороны. – А как же репутация клиники, если все пойдёт тартарары. – Он уставился на меня, ожидая ответа.
– Все вопросы к начальству и их проектам, я только исполнитель, – честно отвечаю, устав от вечного давления со всех сторон. Игорь Андреевич подошел ко мне, и положил руку на плечо, сильно сжимая и привлекая мое внимание.
– Не в тебе дело, сынок, – он по-отцовски улыбается, как своему родному сыну, и я буквально вижу ухмылку Степки. – Ты сам-то как, держишься? – выискивает в моих глазах ответ, который и без слов очевиден.
– Тяжело, – выдыхаю, – без нее мне очень тяжело, – признаюсь, будто готов к смертной казни.
– Тебе надо выдохнуть, и попробовать разобраться в самом себе, вдруг упускаешь очевидного, или, наоборот, смотришь не в том направление, – дает совет Власов-старший. – Я тоже мало верю в побег Ольги, – он подмигивает мне, по-мужски поддерживая меня своим словом. – Присмотрись к тем, кого бы в жизни не смог обвинить.
– Знаю, – тихо отвечаю и киваю. Мужчина отходит от меня на приличное расстояние, и вновь садится на стул, положив ногу на ногу, принялся изучать поочередно анкеты. Я тем временем распаковал все свои файлы на рабочем компьютере, и решил вновь глянуть на дело жены, как и советовал отец Степана, мне действительно нужно сузить круг подозреваемых, а лучше составить цепочку, восстановить все до секунды. А это значит, что мне предстоит встретиться с Ириной, потому что девушка была в очень близких отношениях с моей пушинкой, и быть того не может, чтобы она не заметила в моей Оле перемены. Неужели моя пушинка могла посчитать меня изменщиком, ведь в тот роковой вечер, я даже пальцем не коснулся Дианы, тем более на тот момент мы с ней были настоящими напарниками, играющие свои роли.
– Есть идеи? – прерывает мои размышления. Я смотрю на него, безмолвно прошу повторить заданный вопрос, который я прослушал. Игорь Андреевич показывает папку, что успел просмотреть, – я про пациентов.
– Да, есть, – соглашаюсь и встаю с места, направляясь к нему. Сев, напротив, я взял из его рук папку и разложил на столике двенадцать фотографий, четыре на три, выделяя несколько типажей, которые по описанию и характеристикам более подходят к преступнику. – Вот, смотрите, – указываю на верхние три, среди них двое мужчин и одна женщина, возраст приблизительно одинаковый не более сорока лет, социальный статус идентичен, семейное положение тоже. – Если учесть все склоняющие факторы, то я бы хотел в первую очередь проработать с ними.
– Знаешь, мне тоже в глаза бросились именно они, но также хочу еще отметить вот этого парня, – вынимает с самого низа фотографию, которую я определил в минимальный риск. Нахмурился, не понимая по каким характеристикам Игорь Андреевич решил записать бедного юнца в насильники. – Подожди, делать выводы, Леонид, я прям вижу, как крутятся твои колесики, – рассмеялся Власов-старший. – Глянь на его анкету, все безупречно: школа с золотой медалью, полная семья, отсутствие вредных привычек, поступил на журфак, встречался с девушкой. Казалось бы, что для счастья еще не хватало, а в психушку парнишка все равно загремел.
– Хорошо, пусть пока висит под вопросом, – соглашаюсь с коллегой, и двинулись дальше, обсуждать оставшихся кандидатов. Спустя несколько минут мы оба пришли к выводу, что среди этой толпы вряд ли есть преступник, но стоит учесть, как сильно жертва успела привязаться, и какого рода шло насилие. Не исключая и тот факт, что пациенты вдруг поменялись ролями, некоторые стали замкнутыми, а те, кто раньше не шел на контакт, наоборот, вдруг проявили заинтересованность в поиске своего обидчика. – У меня складывается ощущение, что все это подставная игра в разум, – я облокотился на спинку стула и скрестил руки на груди. Власов-старший нахмурился, но не прервал мои размышления. – Многие факторы изначально говорят о том, что среди этих людей маловероятный процент присутствия преступника. Но я могу ошибаться, – устало взмахиваю рукой, а затем тру подбородок, еще раз обдумывая свою вспыхнувшую теорию.
– Ладно, – Игорь Андреевич, хлопает по своих коленкам, а потом поднимается. – Не делай пока поспешных суждений, – мы жмем друг другу руки – хватка крепкая. – Ждем наших гостей, а пока по возможности, отоспись. Видок у тебя, как будто с бомбежки.
Я окинул себя взглядом, помятая белая рубашка, а сверху на ней пиджак, но он никак не скрывает моего неопрятного вида. Проводив своего начальника, я еще несколько часов просидел в кабинете, изучая сначала дела пациентов, а затем руки сами потянулись к папке, где красовались бумаги о моей жене. Хлопнув ладонью по столу, попытался предотвратить нахлынувшие ощущение безысходности, но у моих демонов свои на этот счет размышления. Глянув на часы, соображаю, что пора бы пообедать, и как удачно все срослось: участок, в котором работает Макс Бесов, находится в нескольких кварталах. Тут же набираю его номер, но на гудки идет полный игнор. Сбрасываю вызов и стучу по клавиатуре, набирая сообщение своему старому другу.
«Я вернулся» – сначала последовала тишина, только потом до меня дошло, что наверняка Макс не принял звонок из-за незнакомых чисел. Мой мобильник мгновенно зазвонил, и на экране нарисовалось лицо Бесова с сигаретой во рту.
– Ну хеллоу, что ли, – принимаю вызов и тут же шучу.
– Скотина, – ругается Макс, – это не тебе, – поправляется, а я рассмеялся, настолько обрадовался, наконец, услышать его вечно недовольный голос. – А, нет, тебе, Лёня, друг мой забугорный.
– Нужно встретиться, – предлагаю ему, но Максим в ответ мычит «нет».
– Давай завтра, – предлагает мне альтернативный вариант. Параллельно открываю календарь, просматривая проставленное время, приблизительно в которое привезут пациентов. – После обеда смогу, устроит?
– Да, – отвечает Макс и кладет трубку. В этом весь мой друг, пребывающий в своих собственных терзаниях и вине за гибель жены и ребенка. Но кто мы без своих демонов, ведь только благодаря им, мы, наконец, даем себе пинка и выбираемся из дерьма, которое, как болото заглатывает и не щадить тело и дух. Выключаю свой компьютер, заведомо установив на него личный пароль во избежание недоразумения и для подстраховки. Укладываю документы обратно в сумку, раздумывая, куда мне направиться. И решение приходит само собой, я наведаюсь к жене Степана, и попытаюсь добиться от девушки более подробных ответов, чем нежели она мне дала в тот роковой вечер.
