Текст книги "Идентичность Лауры"

Автор книги: Ольга Маркович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Гиг остановил рикшу и замахал нам, призывая поторопиться. Джесс потянула меня за майку и сама поспешила вперед, прибавив шаг. Я почувствовал чей-то взгляд. Бывает такое неприятное чувство, когда понимаешь, что на тебя смотрят. Это у людей от животных осталось. Огляделся по сторонам и заметил девушку у невысоких кривых деревьев, что торчали рядком вдоль набережной. Стволы их были черны, как и кожа незнакомки. Два крупных раскосых глаза пристально буравили меня. Она увидела, что я ее заметил, но взгляда не отвела, а будто даже улыбнулась. Однако было в этой улыбке что-то зловещее и неприятное. На ветках над ней в густой листве копошились и орали черные галки. Их было столько, что крона дерева казалась живой. Я ощутил неприятное волнение, будто жизнь моя решалась в этот миг. Мне стало неприятно, и я поймал себя на мысли, что видел подобное живое дерево с горланящими птицами однажды. Перед смертью отца, на границе нашего маленького штата и другого, куда мы ездили торговать. Мы возвращались с Фермерского рынка в Бозра по Либанон-роуд. Направлялись в наш Северный Франклин, штат Коннектикут. Отец умело вел потертый красненький пикап «Дженерал Моторс». Солнце садилось за горизонт, окрашивая поля в коричневатую гамму. Почему-то в этом закате было мало красок. Я помню только грязно-рыжие полосы от лучей, разлитых по потемневшим полям. Отец предложил перекурить. Мы остановились и вышли. Затянувшись самокруткой, единственной папиросой, которую он признавал, отец сказал:

– Закат цвета дерьма! Ты тоже это заметил?

Я засмеялся и ответил:

– Есть такое дело. Но, думаю, мы слишком много работаем с удобрениями, потому и представление о прекрасном у нас исказилось.

На что отец прокряхтел:

– Нет, Эл. Дерьмо оно и есть дерьмо. Мы привыкли, что закаты и восходы непременно должны радовать глаз. Но закат имеет право быть дерьмовым.

Я кивнул. Над деревом, которое торчало у обочины дороги, кружило воронье. Каркая, те словно пытались отогнать нас подальше. Крик их казался мне враждебным, словно мы вторглись на чужую территорию. Я поежился. Мне не нравились вороны. Не зря же с ними связаны мрачные суеверия у разных народов. Отец, кажется, заметил мой неприязненный взгляд на расшумевшихся птиц.

– Вот и вороны не обязательно должны быть вестниками смерти. Как и закат не обязательно должен быть чудом Господним.

Отец редко ошибался. Но в тот день ошибся. Вороны оказались предвестниками, хотел он того или нет. Утром следующего дня его хватил удар. И все в жизни моей изменилось.

Мы втроем плюхнулись на сиденье тук-тука, прижавшись друг к другу плечами. Гиг по-прежнему не очень-то с нами разговаривал. Не знаю, когда и чьими силами сможет перемениться то откровенно недружелюбное настроение, что царит на вилле «Мальва». Если честно, я прилично устал от него.

– Почему ты так грубо общаешься с Рамзи, Гиг, душка? – начала зачем-то Джесс, обращаясь к Гигу тоном учительницы начальных классов. Зря, потому что он вспыхнул, как ацетат, и пошел черным дымом, который можно руками щупать.

– Слушай, Джесс, а может, мы с ним жить будем? А? Позовем Рамзи к нам? Чего уж. У нас и так компания странненькая. Одним больше, одним меньше. А? Выделим вам комнатку. И заживете. Ты же, Эл, не против? А чего тебе быть против? Ты же у нас как мешок картошки. Куда тебе положат, там и будешь лежать. – Гиг закатил глаза. Любимый его прием на все случаи жизни.

– Заткнись-ка ты, Гиг, душка! – шикнула Джесс резко. – Потом ведь можно пожалеть о сказанном!

– Не то что? Проломишь мне череп?

Джесс открыла было рот. Оба они сидели по сторонам от меня, и я выступал своеобразным буфером. Не будь меня, они бы уже вцепились друг другу в глотки.

– Достала ты меня, Джесс. И твой юнец Рамзи. И вся эта гребаная Азия. С ее гребаными ланкийцами, горами мусора, вонью кисло-сладкой рыбы и сточными канавами. Достал оплот твоей блажи, такой необходимый ангар! – на этих словах он изобразил утонченного художника, манерно заломив руки. – Присказки твои вроде «Гиг, душка». Гребаная Труди достала. Свалившаяся невесть откуда Лаура. И ты, Эл, тоже. Туда же! Достал.

На ходу он выпрыгнул из притормозившего на повороте тук-тука и движениями раненого барса, лавируя между мопедами и разномастными рикшами, ринулся к краю дороги.

– Чего это с ним? – спросила Джесс. Почему-то у меня.

– Не знаю. Думаю, ему не понравилось подозрение, которое я высказал. Хотя это и не подозрение вовсе, а мысль. А может, ему не нравится то, как ты смотришь на Рамзи.

– А как я смотрю на Рамзи?

Светло-желтые глаза Джессики, похожие на волчьи, расширились в искреннем удивлении.

– Как точнее сказать… Сладострастно, что ли.

– Чего? – Джесс прыснула.

– Да. На Гига ты так не смотришь. То есть я ничего не хочу сказать. Ты его, конечно, любишь, но смотришь скорее как на величественного императора. С примесью восхищения, но без страсти.

– Тоже мне, специалист по страсти, – фыркнула Джесс с издевкой.

– Ты спросила. Я ответил.

Тукер поглядывал через плечо, не понимая, ссоримся мы или просто разговариваем.

– Не знаю, как это выглядит со стороны, только я люблю Гига на пределе возможного, – сказала Джесс и отвернулась.

– И зачем вам тогда другие люди?

– Какие другие? – снова повернула она ко мне беспокойную голову. – Вы с Труди, что ли? – Она улыбнулась.

– Другие люди в ваших отношениях, я имею в виду.

– Иногда без других людей все рушится. Они как живительный нектар. Тебе ли не знать. Ты сам появился среди нас по этой причине. А теперь морализируешь. – Джесс неприятно ткнула меня в грудь указательным пальчиком. Твердым, как канцелярское перо.

– Мы с Труди верны друг другу, – ответил я и потер то место, куда она ткнула.

– Тут как посмотреть. – Джесс показала кавычки в воздухе. – Но если тебе так спокойнее… – Она нарочито пожала плечами и опять отвернулась к окну. Провоцировала меня на глупую ревность.

– Из-за ваших игр с открытым браком Санджай пострадал физически, – я выделил голосом слово «ваших».

– То есть ты продолжаешь настаивать, что в смерти Санджая повинен кто-то из нас? Я или Гиг? И все из-за нашего открытого брака? – Недолго же Джесс просидела отвернувшись.

– Санджай оказался в бухте за лежаками точно по причине этого, – подтвердил я.

– Ты добиваешься того, чтобы я тоже выскочила из тук-тука на ходу вслед за Гигом? Ты скажи, если надо, я сойду.

– Если уж на то пошло, вопрос-то важный. Ведь убил его кто-то, – осторожно начал я. – И с большой вероятностью – кто-то из нас. А мы просто замалчиваем эту тему. Как и в тот раз. Когда произошла та «плохая» история. Когда меня еще не было с вами.

– Ты очень любишь повторять, что тебя тогда не было с нами. А значит, и сейчас ты будто бы ни при чем. Хотя, как по мне, это ничего не доказывает. Труди была на пляже в ту ночь. И еще кое-что. – Джесс перешла от резкости к вкрадчивости. – Я не говорила, но я не помню одного момента той ночи. У меня провал в памяти. Санджай надо мной у лежаков – и дальше пустота.

– Ты говорила, что это нормально. Что такое у тебя бывает.

– Бывает. Но когда в то же время случается плохое, а кусок памяти отсутствует, это невольно заставляет сомневаться в себе. И не только в себе. – Она снова стала жесткой, как и до этого. – К чему я веду? Я не знаю, что делала Труди на пляже. И ты, и Гиг. Это мог быть кто угодно.

– И все же Санджай оказался за лежаками в бухте, потому что…

– Да-да, потому что у нас открытый брак! – Джесс закончила за меня и добавила: – Мы почти приехали!

Рикша, кряхтя, карабкался по холму к вилле «Мальва». Из-под капота у него валил черный дым и пахло гарью. Слишком крутой подъем. Слишком старый тук. Но наш рикша то и дело оглядывался, приговаривая: «Гуд, сэр. Итс гуд, сэр, донт ворри». С грехом пополам мы втащились наверх. Я дал горемыке двойную плату, которая на пересчет стаканчиков кофе из Starbucks составила бы треть двойного латте. Но парень был так счастлив, будто я отец, подаривший ему на день рождения красный велосипед.

Вид с нашего холма открывался чудеснейший. Я засмотрелся на океан и верхушки вечнозеленых пальм. Они трепетали на ветру. Переплетались друг с другом листьями, как участники вакханалии. Покачивались и ласкали друг друга, создавая причудливый ковер. Тропическая природа вызывала неоднозначные чувства. Она сильно отличалась от того, к чему я привык в Коннектикуте и хорошо знал. Но меня не оставляло желание организовать здесь ферму. На родине я жил в исторической области, именуемой Новая Англия. Тут я хочу перебраться в маленькую Новую Зеландию, которая находится в центре острова и славится пастбищами и лугами. В этой схожести названий я видел знак.

Наш рикша безуспешно пытался завести тук. Тот фырчал и тут же глох. Водитель тянул на себя длинный рычаг, который торчал из пола машины, будто встроенная в корпус лопата. Через сколько-то попыток парнишка махнул рукой и покатился вниз с горы на отключенном двигателе, с надеждой завестись где-нибудь по ходу.

– Джесс, я хотел спросить у тебя кое-что, – начал я.

– Что? Спрашивай. И почему так загадочно? – Джесс пинала ногой мелкие камешки, и те летели вслед за тукером, который быстро превращался в точку.

– Просто ты у нас мастер смелых жестов, – улыбнулся я, намекая на ангар.

– Что ты имеешь в виду? – Джесс напряглась.

– Ты же знаешь, что я был фермером всю жизнь.

– Знаю.

– Так вот, я хотел бы снова заняться этим делом. Но мне не хватает решимости. Не знаю, как отреагирует на эту идею Труди. Ей не очень-то нравится Ланка. И Гиг. А ферма – это серьезно.

– И как я могу помочь? – Джессика развернулась ко мне и смотрела теперь внимательно.

– Да не знаю я как. Не знаю, если честно, зачем вообще все это говорю. Наверное, мне хотелось найти единомышленника. Ведь ты не задавалась вопросом о планах остальных, когда арендовала ангар.

– Ты что, просишь благословения, Эл? – Она рассмеялась.

– Вероятно, да.

– Тут только тебе решать. И знаешь… – Джесс замолчала, решая, продолжать или нет. – Мне кажется, у тебя с этим серьезные проблемы. До тех пор, пока ты будешь оглядываться на всех, ты так и останешься милым Элом, которого другие будут считать мешком картошки, который можно подвинуть.

Ее слова больно задели меня. Сам я не считал себя безвольным. И что хуже всего, не понимал, почему она и Гиг говорили об этом с такой уверенностью. Так, будто это что-то само собой разумеющееся. Так, словно я человек, у которого развесистые оленьи рога, но он этого не замечает. И удивляется, почему его не пускают в общественный транспорт и почему он застревает в дверях кафешек.

А я ведь без чьей-либо подсказки решился быть с Труди. Сам продал ферму. Сам переехал в Верхний Ист-Сайд к Гигу и оплатил его коммунальные платежи. Я много чего делал и умел. Но в то же время что-то в ее словах было правдой. Но я не понимал, что именно. И тем более – что с этим делать.

Джессика. Огоньки

Вокруг было темно, но не пугающе темно. Такой уютный полумрак из детства, который скапливается в комнате перед сном при чтении сказок. Его можно пощупать и понюхать. Пахнет он выпечкой и подогретым молоком. А на ощупь как бабушкина ладонь, теплая и шершавая.

Я поймала себя на мысли, что сижу неподвижно и почти не дышу. Всегда замираю, когда боюсь спугнуть момент, упустить его, как белого кролика с нагрудными часами на цепочке, прыгнувшего в нору прямо перед носом. Когда я была маленькой, я думала, все девочки как Алиса. Потому что и сама была точно как она. От и до. Миры Зазеркалья и Страны чудес были мне так хорошо знакомы, что я могла водить по ним экскурсии. Хотя с Алисой всегда сравнивали Карин, за белокурые локоны.

Я смотрела на джунгли в открытый проем размером с киноэкран. Сидела на мягком пледе, опустив ладони на его плюшевую поверхность и вглядываясь в темноту. Джунгли шумели и казались ненастоящими. Такими бывают задники в старых фильмах, на фоне которых герои трясутся в машинах. Окружающее казалось декорациями. Пространство ангара было наполнено мерцанием маленьких фитильков. Я зажгла свечи и расставила их по периметру мастерской. Сама же уселась в каркасный шатер для пикника, который разбила по центру помещения. Притащила его из гаража с виллы «Мальва». Собирался он в два счета. Имел сужающуюся кверху конструкцию и двойные стенки. Один слой представлял собой москитную сетку, второй – водонепроницаемый брезент, который откидывался и подвязывался у верхушки, чтобы внутрь проникали воздух и свет.

Зачем я установила шатер в ангаре? Я намеревалась провести в нем ночь. Муж перешел в этот день все границы. На теннисе, о котором я давно мечтала и на который позвала Рамзи, Гиг выделывался как мог. Кидал на бедного бармена гневные взгляды. Орал, мол, не там стою, не так отбиваю. Потом устроил нам с Элом сцену в тук-туке. Выскочил на проезжую часть, белый от злости, прямо по ходу движения и чуть не угодил под колеса многодетной мамаше, загрузившей мопед тремя разновозрастными малышами с собой в придачу. И как ланкийцы в таком количестве на них умещаются?

Эл тоже наговорил гадостей. Я, правда, в долгу не осталась. Выложила ему, что он безвольный. Может, зря, конечно. Эл мне нравится. И я думаю, если Гиг меня подведет, то Эл ведь никогда себе не позволит кого-то подвести. Будет спасать всех вокруг до последнего.

В общем, я решилась уйти из дома и провести ночь в мастерской. Разбила шатер и украсила его сверху гирляндой из разноцветных фонариков. Внутри было спокойно. Я сидела на мягком, расстеленном по дну спальнике, сложив ноги калачиком. Сидела и пристально смотрела на дверной проем ангара. Хотя заглядывать в бездну, как известно, опасно. Но я всю жизнь этим занимаюсь и могу с уверенностью сказать: бездны в каждом из нас гораздо больше, чем мы думаем.

Через какое-то время кусты зашевелились, и из темноты появился человек без головы. Он двигался медленно, ступая украдкой, будто вышедший на охоту зверь. Я замерла. Он остановился. Потом шагнул в ангар. Свечи озарили его теплым мерцанием. И тут же у безголового появилась голова. Вполне симпатичная голова. Это был Рамзи, одетый в белоснежную рубашку с длинными рукавами. Слившись с ночными джунглями за счет цвета кожи, он обрел телесность, только ступив в освещенный ангар.

Рамзи осторожно двигался по мастерской в сторону шатра. Я сидела неподвижно, не произнося ни слова. Уставившись на него немигающим взглядом. В лучших традициях детской страшилки.

– Джесс, что ты тут устроила? – спросил он, неуверенно улыбаясь. Оглядывая иллюминацию то ли с восторгом, то ли с недоумением.

Я продолжала изображать серьезность:

– Это собрание древнего ордена Ланкийских масонов. Да-да, есть и такие! Мы, масоны, везде простерли длинные руки своего влияния. Клянешься ли ты, Рамзи, как там тебя по фамилии…

– Ты будешь смеяться! – перебил он меня.

– Отвечай, соискатель посвящения, – продолжала я серьезным голосом без тени улыбки.

– Ладно-ладно, глубокоуважаемый масон Джессика! Моя фамилия Бембо.

С моего лица как рукой сняло ту загадочность, что я пыталась изобразить.

– Так ты Бэмби? Рамзи, милый. Ты маленький олененок?! – Голос мой зазвучал так, будто я увидела пушистую собачку, обнимающую милого котенка, обнимающего в свою очередь очаровательную морскую свинку. Рамзи пожал плечами и правда напомнил мне робкого, еще безрогого детеныша сохатого.

– Да, да. Я Рамзи Бембо.

– Это ланкийская или итальянская фамилия? – спросила я, потому что знала, что папа у него из Италии. А по звучанию она больше напомнила «Бомбей», чем «бамбино».

– Итальянская, папина, – пояснил он. – Вообще-то известна целая династия итальянских художников Бембо. И никто не называл их оленями.

– Уверена, те Бембо не были такими милыми, как ты!

Отодвинув в сторону занавесь из сетки, которая закрывала вход, я стала жестами зазывать гостя в свое уютное убежище.

– Залезай-ка сюда!

Рамзи замешкался. Такой он забавный, с его неподдельной скромностью. Встал по струнке, как часовой у Букингемского дворца. И говорит голосом до безумия серьезным:

– Ты зачем меня позвала, Джесс? На теннисе после игры ты сказала, чтобы я вечером пришел в ангар. Что тебе нужно со мной поговорить и что это очень важно.

– Было такое, – кивнула я.

– А тут все выглядит так, будто это свидание. Я, Джесс, не бич-бой. Со мной так не надо, – нахмурился Рамзи.

– О! Нет, нет и нет! Рамзи, милый, ну ты чего? Ну даешь! Не-ет, это совсем не то, что ты подумал. Это не для тебя все. Это я для себя все сделала. – Я даже вскочила на ноги, выпрямившись в палатке в полный рост, так что задела головой гирлянду из фонариков. – Я думала, мы поговорим, как в прошлый раз. Просто Гиг и Эл так меня взбесили по дороге домой, что я решила уйти и переночевать тут. И устроила эту красоту для себя. Ну прости, что смутила тебя. – Я смотрела на него через сетку, что занавешивала вход, а сверху мне на лицо светили синий, красный и зеленый огоньки. То, что я сказала, было чистой правдой, и мне даже в голову не пришло, как мое украшательство могло выглядеть с его точки зрения. Я высунула руку из-за занавеса и, ухватив Рамзи за рукав, стала тащить внутрь, приговаривая:

– Какой хорошенький бич-бойчик! Сладкий пирожочек! Иди к мамочке.

Он засмеялся, прекратил дуться и тут же расслабился. Забрался ко мне в домик с лицом младшего брата, которого старший пустил в сооруженный из диванных подушек штаб.

– Вот, смотри, я и валик между нами положу, чтобы ни-ни. – Я достала из-за спины флисовое одеяло, скатала в трубу и устроила между собой и Рамзи. – Так тебе спокойнее, мой высокоморальный друг? – спросила я, делая утрированно серьезное лицо с долей трагической нотки, играя бровями в духе Греты Гарбо.

Рамзи кивнул.

– Тут очень красиво. Так что ты хотела сказать, Джесс?

– Давай не сразу, давай просто поболтаем. Может, я и не расскажу, – выдавила я. Не люблю, когда меня торопят. И вообще когда мной руководят.

– Что за тайны?

– О-о, тайны – дело такое, тайное! – Я улыбнулась, посмотрела в его светлые глаза. Каждый раз гляжу в них как завороженная и вижу озеро в гроте. Такие бывают в самом сердце скалы. Вода в них светится изнутри. И кругом эхо. А на каменистые своды пещеры падают паутинообразные водяные отблески. Ощущение, будто попал в синее стеклышко.

– А как ты собираешься тут спать с открытой нараспашку дверью в джунгли? – спросил он.

– Дверь можно закрыть.

– Тогда станет жарко.

– Включу вентиляторы. Они работают как чумовые.

– Тогда придется задуть свечи. Вентиляторы их потушат.

– Тогда задую. Или не задую. И оставлю открытой дверь. Если ты останешься со мной, будет не страшно.

– Джесс…

– Что?

– Что ты хотела сказать? Зачем позвала меня?

Я повернула голову и увидела маленькие огоньки, что плавали в воздухе и медленно двигались на нас. Было их с десяток, а может, больше. Они кружили снаружи и проникали в ангар. Мигая, как опадающие искры салюта. Может, так выглядит Вселенная со стороны Создателя, подумала я, глядя на пояс из мерцающих свечей вдоль стен. На венец из гирлянды над нашими головами. И на маленькие падающие звезды, зависшие в пространстве.

– Смотри! Смотри, Рамзи. Какое волшебство…

– Светлячки.

– Я когда их впервые увидела, глазам не поверила. Так удивительно…

Мы еще долго глядели на блуждающие в ангаре огоньки. Те словно перепутали свечи и гирлянду над шатром со старшими родственниками. Летая плавно и зависая в воздухе, светлячки как будто прощупывали обстановку. А она была странная. Я приложила палец к губам и жестом показала Рамзи, чтобы он замер. Я уже говорила, что всегда замираю, чтобы не спугнуть момент. Замираю и не дышу. Это у меня с детства. Где-то я услышала, что привычка замирать досталось людям от мозга ящериц. Те замирают в момент опасности. Только опасности сейчас никакой не было. Или была?

– Он обижает тебя? – спросил вдруг Рамзи.

– Кто?

– Гиг.

– Не-е-ет. Не то чтобы… Он просто такой. Я нашла способ отвоевывать себя. Зависимость – худшее из того, что случается с человеком. Быть зависимой от кого-то или чего-то – страшное дело. И я борюсь с ней в себе и в нем. Он терпеть не может, когда меня нет дома. Когда он не знает, где я. Поэтому иногда я ухожу.

– Чтобы его злить?

– Чтобы его научить.

– Научить чему?

– Как бы это сказать… Независимости.

– Друг от друга?

– Я понимаю, это странно звучит. Но для меня важно постоянно забирать кусок себя из этих отношений, чтобы вконец в них не раствориться.

– Так можно не заметить и всю себя забрать.

– Можно. Но всю меня не так просто забрать. Слишком я разрозненная. – Я грустно улыбнулась.

– А меня ты позвала на теннис и сюда, тоже чтобы забрать часть себя из этих отношений?

Меня смутил его прямой вопрос. В особенности потому, что Рамзи попал в точку.

– Сначала да, – согласилась я. – А теперь уже не знаю. Мы с Гигом так привыкли к этим играм. Но они уже не дают прежних ощущений. Каждый раз забирать себя становится все труднее. И теперь это выглядит как привычка как-то реагировать.

– Ты про «открытый брак» и все эти штуки, что ты делала с Санджаем?

– Это начиналось как аттракцион. Ему нравится, когда я думаю, что свободна, а сама как йо-йо в его руках.

– А тебе? Что нравится тебе в этом вашем жизнеустройстве? Ведь не он один это придумал? Вы оба.

– И тут ты прав. Как говорится, все идет из детства.

– И что было в твоем детстве?

– О, тебе лучше не знать.

– Так плохо?

– Рамзи, милый… Есть такие вещи, которые лучше засунуть в пыльный сундук и отнести на чердак.

– Почему бы их просто не выкинуть?

– Хм. Даже не знаю. Я думаю, эти вещи оказались на чердаке очень-очень давно. Потому что это было самым легким решением.

– Но их можно найти, достать и разобраться с ними.

– А проще все-таки не трогать.

– Разве проще, если они даже оттуда постоянно влияют на тебя? Что там, Джесс? Как я могу помочь?

– Проблема в том, что я и сама толком не знаю. Все так запуталось. Не понимаю, что правда, что ложь. Где я сама, а где участники моего сновидения.

– Не понимаю.

– И я не понимаю, но чувствую. – Я запнулась в неуверенности, стоит ли продолжать. Но Рамзи смотрел так преданно, как взрослеющий на глазах олененок. Я не сдержалась и прошептала: – Я чувствую, что мне угрожает опасность.

– Какая опасность? От кого? От Гига?

Я замолчала. Не знала, как объяснить сказанное.

Рамзи заерзал на месте. Казалось, он раздумывает, бежать ли отсюда сломя голову, замять тему или кинуться в мои объятия.

– Рамзи, мне хочется, чтобы тут у меня был хоть один человек, которому я могу доверять.

– Ты можешь доверять мне.

– Это еще не все. – Я замолчала. – Я не уверена, что и ты можешь доверять мне.