Текст книги "Омегаверс (СИ)"
Автор книги: Ольга Вольская
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Сам обсуждаемый лежал перед отцом и дедушкой в купленной Лексусом у соседей плетёной корзинке для новорожденных и смотрел на них. Лексус тоже сразу признал, что Алекс уродился в старшего отца, и Дензел невольно загордился своей наследственностью, которая смогла перевесить гены Мариусов – он хорошо знал семейных архив и видел, как очевидное омежье сходство передавалось на протяжении почти четырёх поколений с некоторыми изменениями. Особенно учитывая, что Салли и Риан вообще на одно лицо. Пока Алекс был очень спокойным, и даже удалось разыграть отбытие семейной пары с ребёнком, пока Салли снова спал. Майкар ужасно боялся, что гены Мариусов отразятся на малыше по части характера – он ещё не забыл, каким беспокойным в первые дни до самого Дома Малютки был Салли, а, торгуясь с главврачом, бета узнал, что его будущий сын то и дело нарушал покой детской палаты, заливаясь до полуобморочного состояния. Успокоить его удавалось только Лексусу, который буквально поселился в коридоре и при первых же криках «совёнка» рвался к нему. То, что он сразу понял, что ему пытаются подсунуть другого ребёнка, было закономерным – омега прекрасно помнил запах Салли и не позволил заморочить себе голову. И теперь Майкар гадал, что в итоге вырастет из Алекса. Малыш хорошо себя чувствовал на руках не только у папы и отца с дедушкой – он охотно не нервничал и на руках у старшего деда, который в такие моменты боялся дёрнуться лишний раз – Лексус нечасто доверял ему сына, едва они с трудом забрали его домой. Кое-какие ощутимые послабления пошли, когда Салли начал вставать на ножки и Майкар поддерживал его, помогая цепляться за края дивана и кресла... Лексус сказал, что Алекс, наверно, будет очень общительным мальчиком. А уж в кого он будет – в старшего отца или младшего – оставалось только гадать. Судя по тому, как он ворочался перед самым рождением и упрямился перед окончательным выходом, получалось, что он – типичный Мариус. Оставалось надеяться, что наследственность Саммерсов всё же как-то сгладит это всё до более приемлемого уровня, ведь кровь Гиллиана всё же поубавила огонь Риана, хоть Салли и получился тем ещё шалопаем.
Словом, пока всё было хорошо, Салли выздоравливал даже быстрее, чем рассчитывал Лексус, уже вполне уверенно вставал с постели и передвигался по дому... и только типично омежья черта внушала серьёзные опасения. Выполнив своё главное предназначение – выносив и родив ребёнка – Салли резко и ощутимо изменился. Он стал очень замкнутым и подозрительным, вздрагивал от малейшего прикосновения, если не спал – не спускал сына с рук. Даже, когда приходило время завтрака, обеда или ужина, не расставался с Алексом – подтаскивал к своему табурету второй, опускал на него корзинку с малышом и едва ли не посекундно проверял, на месте ли ребёнок. Бодрствуя, он никому не позволял трогать ребёнка, занимался им сам, переставая реагировать даже на самые настойчивые просьбы и обращения – он попросту «глох». Дензел, вспоминая рассказы Гиллиана и других комиссаров, как нянчился с Джеймсом-младшим Риан, только вздыхал и терпеливо ждал, когда его Двуликий снова заснёт, утомлённый родительскими хлопотами, до следующего кормления. Было очевидно, что когда придёт время расставаться с Алексом, то это будет не просто тяжело – безумно тяжело.
Так и есть, – кивнул Майкар, когда он и Дензел вечером сидели на кухне и пили чай, обсуждая происходящее. – Родительский инстинкт и без того вынуждает омег ревностно оберегать своё потомство, а Салли к тому же предстоит пойти против него. И от того, что решение было принято заранее, ему будет ещё тяжелее. Поэтому Салли и старается не выпускать сына из вида – одно накладывается на другое, и два этих фактора только усиливают друг друга. Тот же инстинкт велит омегам беречь самих себя, и то, что Салли от нас не шарахается, говорит о том, что он нам доверяет.
Когда родился Джейми, Риан его тоже, бывало, с рук не спускал и таскал по всей базе.
Оно и понятно. Ведь он был вынужден расстаться со своим первенцем и оттого боялся потерять и приёмного. Родительский инстинкт. Для омеги нет ничего тяжелее и болезненнее, чем потерять своего ребёнка.
Майкар рассеянно пыхнул трубкой, уставившись в одну точку, и Дензел понял, что эта фраза разбудила какие-то воспоминания. Поколебавшись, альфа рискнул задать вопрос, на который так и не решился в прошлый раз.
Майкар... а что случилось с первым ребёнком оми Лексуса?
Бета грустно улыбнулся.
Догадался, да?
Мы и раньше подозревали, но узнать, что случилось, не смогли... И я знаю, что у оми есть метка. Риан тоже заинтересовался, даже посылал бойцов в архивы, но те ничего не нашли.
И не могли найти. К тому времени все документы были схоронены в недрах внутренней разведки. Не только на меня досье тогда собирали, но и на Лексуса.
Зачем?
Чтобы мне рот заткнуть. Я своими статьями немало шума наделал... Может, и не такого, как бойцы подполья и митингующие, но мои статьи подогревали протестующих, давая им аргументы.
Так что случилось с оми и его ребёнком?
Сэмми умер. – Майкар докурил и начал неторопливо выколачивать золу из трубки. – Лексус об этом узнал только в областной больнице, когда попал туда.
А разве он мог не заметить, что малыш уже мёртв?
Он тогда был не в том состоянии. Всё его сознание было направлено на то, чтобы спасти своего «совёнка».
От кого?
От отца, который намеревался убить его сразу, как родится. Явно не одну луну это планировал. Лексус успел спасти сына и сбежать, но беда была в том, что Сэмми уже был мёртв.
Почему? – Дензел похолодел, вспомнив Алекса-омегу.
Беременность была не просто тяжёлой – она протекала в совершенно чудовищных условиях. Вероятность гибели ребёнка ещё во чреве родителя была очень высока... Это просто чудо, что Лексус всё же смог доносить малыша и родить без посторонней помощи. Эта гнида держала Лексуса на голодном пайке, безжалостно гоняла по хозяйству, насиловала и била даже на большом сроке... Даг Стренж очень хотел смерти этому ребёнку.
Кулаки Дензела сжались до белизны в костяшках.
И кто он, этот... Даг Стренж?
Он уже давно мёртв – нашёлся человек, который отомстил и за Лексуса и за Сэмми, за что умер в лагере... Даг был... отцом самого Лексуса. А Лексусу на момент родов было всего четырнадцать лет.
В груди альфы всё оборвалось.
Сколько?..
Четырнадцать. Лексус был совершенно не готов к такому – он только-только начал созревать, а этот гад своим поступком вообще лишил его возможности когда-нибудь снова родить ребёнка. Да и не только он, но и банальное равнодушие.
Дензел отчаянно вцепился в руку тестя.
Расскажите! Расскажите мне!
Майкар тяжело вздохнул, продолжая чистить трубку. Снова он заговорил не сразу.
Даг Стренж был военным и жил в городке, который называется Ла-Манш. Это и сейчас один из самых закрытых военных городков в нашей стране... Он был на редкость жесток по отношению и к мужу и к сыну. Папа Лексуса, Синди, был куплен на Ярмарке ещё пятнадцатилетним мальчишкой, а уже в шестнадцать родил сына. Он, как мог, старался подготовить Лексуса к началу созревания – объяснял, как проходит течка, как вычислить цикл, как к этому готовиться, как не попасть под руку отцу невовремя... Даг забил его насмерть с похмелья после очередной попойки с сослуживцами, и это ему сошло с рук. Лексусу тогда было всего десять лет. На первых порах Лексусу удавалось спрятаться от отца, но незадолго до четырнадцатого дня рождения это всё же случилось. Даг в очередной раз напился, пришёл домой, а у Лексуса как раз вспышка была в самом разгаре... Ну и... Он даже не вспомнил, что это не чужой мальчишка, а собственный ребёнок! Как я понял из того, что мне Лексус рассказал, он скверно был знаком с нюансами созревания омег и искренне считал, что до четырнадцати ничего не будет, а когда Лексуса начал мучить токсикоз, понял, что скоро снова будет отцом. И это было очень невовремя – впереди маячило повышение по службе, и случайные сплетни и скандалы были крайне нежелательны. И Даг начал изводить и бить сына, чтобы спровоцировать выкидыш. Учитывая, что он насиловал его в течение всего оставшегося срока течки, решив, что раз так, то пусть так и будет, то это продолжилось и потом. Лексус постоянно был завален домашней работой и ходил с синяками. Жаловаться было совершенно некому. А через три луны отец и вовсе запретил ему ходить в школу, опасаясь, что кто-то может заметить растущий живот. Сослуживцам и директору он объяснил, что ему нужен порядок в доме, а образование будущему мужу и родителю ни к чему. Читать-писать умеет, в деньгах не путается и ладно.
И его не наказали???
Нет. Порядки в Ла-Манше всегда были крайне жёсткими по отношению к омегам... особенно купленным. Дагу пошли навстречу, и Лексус был практически изолирован от общества. Вопреки ожиданиям Дага, выкидыша не случилось, но зато начал слабеть сам Лексус. Он и сам, по сути, был ещё ребёнком, а тут ещё и беременность... Он постоянно недополучал нужного питания, а попытки добыть что-то из холодильника в обход отца жестоко наказывались. Даже когда ему было совсем плохо, Даг не вызывал врача. Он насиловал сына даже на внушительном сроке и даже незадолго до самих родов, совершенно не сдерживаясь... Лексус понимал, насколько всё плохо, и, как мог, боролся за ребёнка. При том ужасе, в котором он был зачат, Лексус понимал, что малыш ни в чём не виноват. Сэмми отнимал у него всё, что мог, а Лексус рос и развивался... Думаю, что это противостояние тоже своего добавило в последствии. Роды тоже были очень тяжёлыми и долгими, а рожал Лексус один. Кое-как он справился сам, перерезал пуповину кухонным ножом, сам вытянул околоплодную оболочку, обмыл малыша... Бедный мой мальчик... Потом кое-как обтёрся, спеленал Сэмми, покормил его и уснул.
Даг вернулся с суточного дежурства и сразу учуял, что ребёнок всё же родился. Прибраться Лексус не успел – смертельно устал... Даг решил избавиться от малыша как можно быстрее, но тут проснулся Лексус. Он сумел как-то отбиться от отца, подхватил сына на руки и выбежал из дома. Он даже не чувствовал, что из него снова течёт кровь... Была поздняя осень, грязь, холодно, а Лексус был босой и в одной ночной рубашке... Он сумел выбраться из городка и добраться до грунтовки, где едва не попал под колёса грузовой фуры. Хорошо, что водитель успел притормозить! За рулём сидел альфа Тиль Штерн. Он был хорошим человеком... Когда он выбрался из машины, увидел Лексуса и понял, что «совёнок» мёртвый, то перепугался. Кое-как он убедил Лексуса сесть в машину и отвёз его в больницу. Его шокировало то, как Лексус по дороге разговаривал со своим мёртвым ребёнком. Он совершенно не видел, что уже поздно. Трясло Тиля и тогда, когда он мне про ту ночь рассказывал... помнил всё так, будто это было вчера. – Лицо Майкара перекосило. – Когда они приехали в областную больницу, то половина младшего персонала чуть в обморок не попадала. Лексуса с трудом убедили отдать ребёнка – сказали, что нужен медосмотр – а потом, когда он начал биться в истерике, один из медбратьев набрался смелости и сказал, что Сэмми уже мёртвый. Он умер вскоре после кормления.
Сэмми был... омегой...
Да, но даже он смог практически высушить Лексуса до костей. Мой омежка не сразу оправился после такого... После того, как его накачали успокоительным и провели полный осмотр, выяснилось, что после тяжёлых родов пошли осложнения. Лексус ещё во время родов потерял много крови, потом снова было кровотечение... Только родительский инстинкт и желание спасти сына вынуждали его держаться на ногах. После итоговой истерики Лексус просто замкнулся в себе.
Этого... нашли? – Дензел скрипнул зубами.
Нашли, конечно. Лексус тогда уже замолчал и допросить его так и не получилось. Даг сказал, что Лексуса изнасиловал неизвестный, а сам он, испугавшись скандала, решил замолчать этот факт. Якобы позор был неимоверный... Про побег Лексуса он сказал, что тот неизвестно отчего встал на дыбы, когда он просто хотел на ребёнка посмотреть... – Альфа презрительно фыркнул. – Лексус так и не сказал ни слова, и рассказ Стренжа приняли на веру. За недонесение в соцслужбу ему влепили выговор и штраф.
Повышение своё он получил?
Само собой. После чего просто спихнул сына на государство. Лексуса передали психиатрам, и он провёл в закрытой клинике почти полтора года.
Оми... – с тихой горечью выдохнул Дензел.
За эти полтора года у Лексуса не случилось ни одной течки, и врачи сделали вывод, что детей у него больше не будет. Проводить более детальный осмотр и выяснять причину они не стали. Угрозы здоровью нет, пациент помирать не собирается, а омег, способных рожать, вполне хватает – детдома и так забиты. В клинике Лексус немного успокоился, начал говорить и потихоньку учиться, но про то, что случилось на самом деле, молчал, как немой.
Через полтора года к нему приехал Тиль. Он так и не смог забыть о Лексусе. На обратном пути из рейса он заезжал в больницу, чтобы узнать, что было потом, и там ему рассказали. Тиль полтора года мучился, а потом, дождавшись отпуска, разыскал клинику, в которой находился Лексус, и пригласил погостить у его семьи. Потом он и его муж Один официально оформили опеку над Лексусом. Когда Лексус оформлял себе общегражданский паспорт, то сменил фамилию отца на фамилию опекунов. – Дензел слабо улыбнулся – этот шаг названного папы был более чем понятен. – Лексус очень полюбил Штернов и их сына Дэниэла. Он окончательно ожил, вернулся к нормальной жизни, но вся эта история так его перепахала, что он, доучившись год в школе, заявил, что не будет заканчивать общее среднее образование, а пойдёт учиться на медицинские курсы, чтобы потом работать санитаром в роддоме. Да, решение странное, и Тиль с Одином пытались его отговорить, но Лексус стоял на своём. Потеряв своего малыша и надежду когда-нибудь родить снова, он решил посвятить себя помощи новым детям – помогать им приходить в мир благополучно. Он до сих пор винит себя в смерти Сэмми – из-за своей тогдашней трусости и нерешительности. Если бы он мог забить тревогу раньше, сбежать, в конце концов... Лексус старательно учился, изучал все возможные способы родовспоможения, а когда пришёл на работу в столичный роддом номер три, то работал, как проклятый. То, что у него нет течек, позволяло ему выходить на работу не только в свои смены, но и часто подменять других. Во время выписки он тайно провожал своих подопечных, чтобы убедиться, что они пришли в хорошую семью, заботился об «отказничках» до самой передачи в Дом Малютки... Тратил на них всю свою любовь и заботу.
Ему было уже восемнадцать, и он проработал в роддоме почти год, когда мы встретились. – Майкар снова попытался набить трубку, но руки у беты тряслись так, что с задачей он не справился. Тогда журналист встал из-за стола, достал из шкафчика пачку сигарет и закурил. – Я тогда приехал вместе с Лореном – забирать его мужа Макса и сына Ейкера... Славный бета. Он и сейчас с отцом в редакции работает. Смышлёный малый, заботливый муж и отец...
Его оми принимал?
Да. Тогда-то я его и заметил. Там рядом с основным зданием деревья растут, и Лексус спрятался за одним. Он очень внимательно наблюдал за нами, и меня поразило то, как он на нас смотрит – настороженно и с какой-то отчаянной надеждой. Я потом несколько дней не мог забыть его глаза – столько боли и горечи в них было. Потом я не выдержал и поехал к роддому снова. Там опять кого-то выписывали, и Лексус провожал малыша – на этот раз это был омежка. Я набрался смелости и подошёл к нему... – Майкар глубоко затянулся и сбил пепел. – Клянусь тебе, сынок, когда я учуял его запах, то мне показалось, что более красивого омеги я прежде не встречал. И это при том, что Лексус был болезненно худым и бледным не только из-за напряжённой работы почти без выходных, но и из-за последствий тяжёлой беременности. Но это я разглядел уже позже, а тогда смотрел на него как на какое-то чудо. Я заговорил с ним... – Майкар улыбнулся, и в его глазах заблестела влага. – и он мне ответил. Мне пора было возвращаться на работу, а я всё не мог заставить себя уйти. Тут Лексуса позвали, и он ушёл.
Я так и продолжал приходить к нему, а потом уговорил на свидание. Лексус от меня не шарахался, хоть я и видел на его лице недоумение. Я отвёл его в кафе-мороженое, пытался развлечь как-то, чтобы он улыбнулся... Лексус не улыбался, а я так хотел увидеть его улыбку! Тогда-то я и узнал о приговоре врачей. И мне показалось странным, что при таком раскладе от Лексуса всё ещё отчётливо пахнет моим любимым сортом мороженого – ванильного с апельсиновым джемом. И я предложил найти хорошего врача. Ведь медицина сейчас ищет способы лечения омежьего бесплодия... Я пообещал Лексусу, что найду самого лучшего, во что бы то ни стало достану денег... И он улыбнулся. И в этот миг я понял, что этот омега должен стать моим. Окончательно и бесповоротно. Отпустить его я уже просто не мог.
Мы продолжили встречаться, и однажды он согласился пойти ко мне домой, где и состоялась наша первая ночь. Я и раньше подозревал, что мой омега в своё время прошёл через настоящий ад – Лексус дрожал от страха, но не уходил. В первый раз сцепки не было, а вот во второй... И я видел в его глазах недоверие. Я всеми силами пытался показать ему, как люблю его, что никогда не причиню ему боли... Утром мы едва не проспали, и видя, как Лексус торопливо готовит нам завтрак, я предложил ему выйти за меня замуж. Лексус был потрясён моим предложением и сказал, что без благословения своих опекунов не может его принять. Мы выбрали день, и я нанёс Штернам визит. За ужином я так увлёкся, что рассказал о своих планах по поводу врача... Тут Тиль поднялся из-за стола и вызвал меня на разговор с глазу на глаз. Так я узнал, что всё-таки случилось с моим Лексусом, почему он не может иметь детей. Тиль обругал меня идиотом и пригрозил, что если из моей затеи ничего не выйдет и Лексус снова будет страдать, то он меня просто убьёт. Но благословение всё же дал.
Мы с Лексусом быстро поженились, он переехал ко мне на квартиру... Самым трудным было убедить его оставить работу, но ведь нам предстояло ходить по врачам. Я заботился о своём любимом, старался подкормить его самым вкусным и полезным, чтобы не таким болезненным выглядел. Я был уверен, что как только он поздоровеет, то шансы на благополучное рождение нашего сына вырастут... Я буквально пылинки с него сдувал! Я так поверил в успех своей затеи, что и Лексуса заразил. Попутно я зарабатывал деньги на врача и искал самого лучшего. Примерно в это же время я начал писать самые известные свои статьи, рассуждал, что в требованиях повстанцев есть здравое зерно... Статья о неблагонадёжности висела над всеми нами, как топор палача, и я старался быть как можно осторожнее. Потом начались осмотры. Я постоянно был с Лексусом, держал его за руку во время самых болезненных процедур... А обстановка тем временем накалялась. Ты ведь знаешь, что тогда творилось? – Альфа кивнул. – Страна стояла на пороге гражданской войны, а при постоянной угрозе вторжения из-за границы это было недопустимо.
И вот пришло время решающего визита к врачу... и всё рухнуло. Мой сородич с любезной улыбочкой сообщил нам, что увы – современная медицина тут бессильна. А феромоны выделяются независимо от того, работает репродуктивная система, как ей полагается, или нет... По тому, что он наговорил, я понял, что это стало очевидно ещё в самом начале обследования, но этот жук ничего нам не сказал, чтобы не упустить свой процент с тех денег, что мы заплатили клинике – нужно было пройти полный круг. – Майкар докурил сигарету, затушил окурок в пепельнице и достал новую. Он был ужасно бледен, а лицо превратилось в восковую маску. – Я, может, и несведущ в медицине, но за эти недели столько всего успел изучить, чтобы разбираться в происходящем, что даже не стал слушать до конца. Оказалось, что в областной больнице Лексуса просто держали на поддерживающих препаратах, чтобы он не умер – сохраняли приличную статистику. Тяжёлая беременность и роды практически убили репродуктивную систему Лексуса – ведь он был ещё сущим ребёнком. Я тогда так разозлился, что чуть не убил этого гада, но тут он напомнил мне, как лихо сейчас арестовывают, и я остыл. Я не мог бросить Лексуса на произвол судьбы. Даже при том, что один бы он не остался – Тиль и Один сумели бы позаботиться о нём.
А что оми?
Это был крах всех его надежд. Узнав, что он так и не сможет родить мне ребёнка, Лексус впал в ступор. Он ушёл в себя полностью и надолго. Я отвёз его домой, попытался расшевелить... Лексус просто смотрел перед собой и никак не реагировал на мои действия. Я понял, что рискую потерять его. Если соседи узнают, то вызовут психиатрию, и Лексуса запрут в палате боги знают насколько. В конце концов я собрался с духом и позвонил Тилю. Я знал, что виноват, и готов был понести кару. Тиль, когда узнал о случившемся и увидел Лексуса, лежащего на нашей постели без движения, уволок меня на кухню и дал такого крюка, что чуть не снёс мне голову. Потом мы долго сидели на кухне, молчали... Я поклялся, что всё равно не оставлю Лексуса одного. Что я люблю его больше жизни и обязательно постараюсь сделать его счастливым. Что у нас всё равно будет ребёнок, и я буду беречь их обоих. Но сначала надо было разбудить Лексуса.
На это ушло немало времени. Я часто работал дома, думал... Тогда-то я и написал самые громкие свои статьи. Я писал всё, что думаю, открытым текстом обвинял наших тиранов и лицемеров. Лорен меня умолял остановиться, мне начали угрожать – звонили и письма подсовывали... а я продолжал писать. Я уже не мог остановиться. И Лексус потихоньку начал оживать.
Тем временем казнили Рейгана, и я написал очередную статью, где назвал его величайшим человеком нашей эпохи и новым мессией. Я был тогда на площади и всё видел собственными глазами. Его Манифест взволновал меня, показав всю глубину величия этого человека. Лексус прочитал мою статью перед тем, как мы с Лореном распечатали её в виде бюллетеня и расклеили по всему городу, и тем же вечером рассказал мне всё. От начала и до конца. В том числе и то, о чём так и не узнал Тиль. Сказать, что я был в ярости – значит ничего не сказать. Я хотел лично добраться до этого гада и разорвать его на мелкие клочки!.. но что будет с Лексусом, если меня арестуют и отправят в лагерь? Я подумал... и рассказал это всё Тилю. И он меня понял. Я узнал об этом, когда меня арестовали – просто пришли в редакцию, скрутили, надели наручники и увезли. Даже домой позвонить не дали. Первые сутки я просто сидел в камере, не зная, куда меня привезли – глаза завязали. Потом выяснилось, что я во внутренней тюрьме контрразведки. Следователь Стэн Роммни вёл моё дело, спрашивал о моих связях с подпольем, но мне было очевидно, что он прекрасно знает – с подпольем я не связан. Меня не били, не пытали – просто вели разговоры. Время шло, а я буквально с ума сходил, представляя себе, как сейчас мечется Лексус, гадая, куда я пропал. Потом мне устроили очную ставку с Тилем, и я узнал, что он пробрался в Ла-Манш, нашёл Дага и убил его. Эта тварь попросту забыла о собственном ребёнке, которого искалечила на всю жизнь!!! – Майкар бессильно выругался, и по его лицу покатились слёзы. – Тиля видели, составили фоторобот, его вычислили и арестовали... У Дага остались второй муж Лайм и сын-альфа Ружеро. Лайм, который и сам страдал от тирании мужа, отказался опознавать Тиля – всё произошло на его глазах, но он не осудил нашего друга. Я чувствовал себя виноватым перед Тилем – ему теперь грозил внушительный срок в лагере, как и мне. Но Тиль только поблагодарил меня и попросил позаботиться о Лексусе. Убив Дага, он успокоился – все эти годы он мучился от невозможности отомстить тому, кто сломал Лексусу жизнь. А ведь с появлением Лексуса его семья стала настоящей... До этого Тиль просто прилично с Одином обращался, не бил, а, встретившись с Лексусом, понял, какое сокровище ему досталось на Ярмарке по сходной цене. Он искренне полюбил своего мужа и отчасти из благодарности за подаренное счастье и решил забрать Лексуса к себе. Я было заикнулся, что Один и Дэниэл теперь одни останутся, на что Тиль мне сказал, что не останутся – он попросил Лайма переехать к ним домой и составить им компанию. Да и район, где они жили, был приличный и вполне себе дружный. Без поддержки его семья не останется. Всю вину за совершённое убийство Тиль взял на себя и получил пятнадцать лет лагерей, где умер через несколько лет.
Дензел тут же вспомнил одного из бойцов отряда Гиллиана, которого звали Дэниэл Штерн...
Дэниэл... он же в нашем отряде! Я знаю его! И Ружеро тоже вместе с ним! Они побратимы! Даже обменялись метками, когда пришли к нам.
И как они? – просиял Майкар.
Живы и полны решимости идти до конца. Дэниэл до сих пор тоскует по родителям, но старается сохранить память о них, чтобы и его потомки гордились предками.
Передай им, что я не забыл ничего.
Обязательно.
Майкар утёрся, перевёл дыхание и продолжил рассказ.
Я провёл в застенках контрразведки уже без малого неделю, когда Роммни соизволил наконец сказать, что ему от меня надо. Мне грозило двадцать лет за подстрекательство к убийству и неблагонадёжность. Заодно он грозился нарисовать статью по обвинению в государственной измене и отправить Лексуса в ближайший бордель либо запереть в психушке, откуда он уже никогда не выйдет. Он согласился вообще закрыть дело, если я прекращу мутить народ своими статьями. Я должен был уехать из столицы и сидеть тихо. К тому времени я уже так измучился, что не глядя подписал всё, что Роммни мне подсунул. Едва меня выпустили, как я помчался домой. Тяжёлое предчувствие не покидало меня с самого ареста... и я успел буквально в последнюю минуту. За время моего отсутствия Лексус впал в панику и вообразил себе, что я его бросил. Я ведь ничего ему о своих проблемах не говорил, чтобы не расстраивать ещё больше... Когда я вбежал в нашу комнату, то увидел, что перед ним россыпью лежит наша распотрошённая аптечка, а он уже готовится забросить себе в рот первую горсть таблеток. Я успел выбить из его руки эту дрянь, а потом накричал на него. Меня буквально колотило от того, что едва не произошло! – Майкар сорвал с себя очки и уткнулся в раскрытые ладони. – Когда мы оба успокоились и проревелись, я всё ему рассказал. Про Тиля, про убийство, про угрозы и арест. Пообещал, что у нас всё равно будет ребёнок. Что как только мы освоимся на новом месте, то усыновим любого малыша, какого он только захочет. Что я буду любить его как своего. Что никогда его не брошу.
Так мы приехали сюда. После всего, что было, такой тихий город был тем самым, что нужно Лексусу. Я легко устроился на работу в местное отделение прессы, мы нашли чудесную квартиру... – Майкар оглядел кухню, на которой явственно была видна заботливая рука его омеги. – А потом, как только всё устаканилось, мы начали готовиться к появлению малыша. Лексус сам отделывал и обставлял детскую, мы ничего не жалели. – Дензел улыбнулся – комната действительно получилась замечательная. – Мы уже начали планировать, когда поедем в областной Дом Малютки, когда в нашу дверь постучался Риан. Когда я его увидел, то сперва испугался. Но, как только увидел, что он беременный, тут же втащил в дом. Оставить его на улице я просто не смог, даже когда услышал имя Рейгана. Потом я увидел, как на парня смотрит Лексус, и всё понял. Я снова вспомнил про угрозы контрразведки, и Лексус мне сказал, что если я так боюсь, то могу уйти. Ему – бывшему санитару роддома – точно ничего не будет, если всё всплывёт. Я был поражён его решимостью и до самого утра беспокоился. Потом вернулся домой и увидел его с Салли на руках. И письмо. Я знал, что это очень опасно – принять в семью ребёнка беглого подпольщика, но отказать Лексусу просто не мог. Я сам пообещал ему, что он выберет нашего будущего сына, и он выбрал Салли. Тем более, что Салли был так мил, что все мои страхи отступили. И пахло от него так, что я был очарован с первого взгляда. – Майкар мягко улыбнулся, и в этой улыбке отразилась вся его любовь к приёмному сыну. – И мы забрали Салли к себе официально. Видя, как оживает рядом с ним мой любимый Лексус, я и сам полюбил нашего мальчика. Этот «совёнок» стал для моего омеги самым лучшим лекарством. Да, с ним было полно хлопот, как только подрос, но это всё было неважно – мы были очень счастливы втроём. Пока нам не принесли ваше первое письмо, мы и не подозревали, чьего ребёнка растили все эти годы. А теперь я особенно ясно понимаю, что подпольщики правы.
Поэтому вы и согласились помогать? Зная, что это опасно?
Да. Может, я и подписывал эти поганые бумажки, но жить так дальше нельзя. Считается, что мы, беты, – просто приспособленцы, живущие ради выгоды, нас часто недооценивают, чем мы и пользуемся... но ведь и мы тоже живые люди. У нас тоже есть потребность в душевном тепле и свои болевые точки. Для меня таким стал Лексус. Смыслом моей жизни, благодаря которому я прозрел. И я ни о чём не жалею. – Майкар пригладил усы и надел очки. – Дензел, сынок, когда вы вернётесь на базу... передай Риану, что мы обязательно сбережём Алекса. Что преданней людей, чем мы, он не найдёт. За то, что он сделал для Лексуса, я готов сделать всё, о чём он только попросит. И мы всегда будем рады его принять в нашем доме.
Я передам.
Со стороны двери донёсся тихий всхлип. На пороге стоял Лексус и полными слёз глазами смотрел на мужа. Затем молча подошёл и обнял его. Майкар усадил своего омегу к себе на колени и привлёк к своей груди, поглаживая по спине и мягко целуя. Он держал его бережно, но крепко, как величайшее своё сокровище. И, глядя на них, Дензел подумал, что не только импринтинг способен подарить беззаветную любовь. Она доступна каждому. Особенно, если боги сводят таких людей, как Майкар и Лексус. У этой красивой пары могли бы быть прекрасные здоровые дети... То, что Майкар чист и прекрасно ему подходит, было очевидно даже альфе. Именно такие пары и толкают колесо истории сквозь тьму веков. Медленно, с виду незаметно, но упорно. Именно на них и держится мир.
Прости меня, – тихо сказал Салли, виновато косясь на мужа. – Я знаю, что это неоправданно...
Вполне оправданно. Это инстинкт, и я всё понимаю. И нисколько не сержусь.
Алекс крепко спал на папиных руках. Сегодня день выдался особенно тихим – Салли ни разу не огрызнулся. Он будто опомнился и взял себя в руки.
