Текст книги "Клеймо на душе (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Глава 5
«Ты говорил, что даришь рай – обратно забирай.
Не надо мне таких небес, я лучше буду без.
Нет повода простить, но есть причина сдаться,
Да – бежать, нет – остаться.»
Ханна «Поговори со мной»
Настоящее
– Уходи, Дан… – как-то тяжело повторила Юля, словно внезапно выдохлась.
Отвернулась и пошла к окну, клацнув по пути чайником.
Богдан почему-то не удерживал, все еще пытаясь понять, чем его так эта футболка зацепила?.. Подумаешь, тряпка. У него дома тоже имелись ее вещи, да и «коллекция», про которую нередко вспоминал… когда сам себе запрещал ехать к Юльке, вдавливая кулаки в стены до хруста суставов, насколько бы сильно не хотелось увидеть эту чертовку, как не жаждал бы ее обнять… Маньяк, да. Одержимый.
И у нее здесь имелись его вещи, чтобы переодеться. На всякий случай. Но эта футболка не лежала в его стопке, однозначно. Елки-палки! Она реально бережет ее с того дня, как Дан после памятного выступления Юльку откачивал? Постоянно носит?..
Это было важно. И существенно. Он слишком хорошо знал свою девчонку, чтобы такого не понять.
– Юля… – потянулся за ней, без умысла, на чистой потребности.
– Не буду я тебя угощать чаем, – вяло огрызнулась она, взяв с подоконника какую-то коробочку, нажала кнопку. – И не надейся, не заслужил.
– А на кофе заработал? – ему почему-то стало даже весело… пока она не поднесла к этой коробочке… сигарету…
– И кофе тоже. Спать плохо будешь, – буркнув, закурила Юля.
– Блин! Юля, брось ты эту гадость! – психанул вдруг Дан, выдернув у нее из рук «айкос». Отбросил на стол с противным дребезжащим стуком. – Чтоб больше и не думала курить это! Легкие себе выпал…
– Не смей! Это подарок! Сломаешь – прибью! – снова взвилась Юля, даже на носочки привстав, кажется. Сжала кулаки от гнева. Подхватила устройство, проверяя, не разбилось ли.
– И кто тебе эту гадость подарить додумался? – все еще недовольно хмыкнул Дан, подозревая, что ответ ему вовсе не по вкусу будет.
– Жених, – выставила она вперед подбородок.
– Ни фига он о тебе не заботится, если эту хр*нь подарил, – хмыкнул Богдан, стиснув руки в карманах так, что сухожилия заломило.
Хотелось заорать и выматериться, но давно привык держать сардоническую маску.
В мокрых штанах стоять было уже прилично холодно и противно, но уходить переодеваться сейчас казалось не ко времени.
– А кто заботится? Ты?! – хмыкнула Юля с сарказмом. – Кто меня, вообще, курить научил, Дан? Напомнить? – посмотрела с вызовом, но каким-то горьким, давящим на его плечи.
Окей, он принял удар. Справедливый упрек.
– Был не прав, признаю. Но я бросил, Юль. И тебе пора… Сама же знаешь, вредно, ну на фига нам это? – боги, о чем он?! Приехал ей мораль читать о вреде никотина? Три «ха-ха». Точно не роль Дана.
– Бросил?! – у нее голос стал ломким и сиплым, словно бы вновь слезы от него прятала.
У Дана что-то за грудиной комом встало, давя на солнечное сплетение. Не понравился этот тон. До подкатывающего, давящего ледяного шара в животе…
– Это у тебя хорошо получается, да, любимый мой?.. Бросать, растаптывать, отказываться… – от слова, которого кучу времени от нее не слышал, должно было бы в кайф стать…
А вместо этого, как приговор почему-то услышал.
Сдавило виски, застучало в голове. Потому что тон Юли, выражение ее глаз, когда из себя… выплюнула это «любимый», било наотмашь куда сильнее удара ее тонкой руки недавно.
А она, будто не заметив, как Дан на это отреагировал, подошла вдруг ближе.
– Ты бросаешь легко и без напряга, ни к чему крепко не привязываешься. Даже наоборот… – ее руки легли на его голые плечи, но Дан весь на звуке сосредоточился. Не мешал ей… хотя тело отозвалось, наслаждаясь каждым прикосновением, словно впитывал каждую молекулу любимого запаха, поглощал тепло тонких пальцев, едва ощутимо обводящих линии его татуировок.
– Не-е-т. Ты убегаешь, как твоя мать. А я вот так не умею… не могу… Я если начала, то это всерьез и надолго, – Юля вдруг привстала на кончики пальцев и почти-почти прижалась к его губам.
Но не коснулась, щекоча рот Дана своим дыханием.
Он сам подался чуть вперед, намереваясь ее поцеловать, но тут же Юля отклонилась и покачала головой, прижав палец ко рту Богдана.
– Знаешь, когда я курю, Дан? – как-то хрипло спросила Юля, вновь замерев в миллиметрах от его лица и губ, но и палец не убрала.
Глаза в глаза смотрят. А ее ресницы мокрые, и вряд ли от душа, под которым стояли пять минут назад.
Он покачал головой, почему-то не в состоянии сейчас говорить. Богдан слишком хорошо знал Юлю, чтобы не прочувствовать ту боль, что стояла за каждым ее словом. И…
Окей, он не хотел об этом думать, как и обычно, но, дьявол (!), и отстраниться от той муки, что она давила в себе, не мог. А еще, НЕ впервые за все эти годы, но отчего-то невыносимо остро именно сейчас в мозгу вспыхнул вопрос: что, если он совершил греб**ную ошибку, поверив не тем, кому стоило верить?.. Возможно, потому, что отец со своей просьбой пришел, несмотря на то, что раньше говорил?
Однако же стоит и молчит, будто проклятый, соляным столбом, как заморозило…
– Я курю, когда хочу поцеловать тебя, Дан, – хрипло, словно усмехаясь, выдохнула Юля. Но ее глаза при этом… Боги! Он как в бездну боли смотрит. И все слова застряли в горле! – Когда обнять тебя хочу, просто опустить голову на плечо, а тебя нет рядом…
Одна рука Юли, как бы демонстрируя все, что она шептала, скользнула по старой, самой первой, татуировке в виде феникса, взлетающего на его плече. Символ бесстрашия, набитый когда-то на пике какой-то эйфории от выигранного заезда, на кураже… И отцу назло. Скользнула ниже на руку, добираясь до тату компаса, который должен был вести его к цели… Вторая рука стиснула морду медведя, набитую на другом плече. Затем обе ладони скользнули выше, накрыв ее «отпечатки» у самой шеи Дана.
Пальцы сжались, Юля, будто еще больше приподнялась, опираясь на него, на руки Дана, уже сжавшие ее талию, а он сам же не помнил, когда успел ухватить ее… «свое, кровное»!
– Знаешь, каково это, курить по пачке в день? – она уткнулась в ямку между его шеей и плечом носом, словно запахом кожи Дана дышала. – Или как дико ломает, когда ты запрещаешь себе курить и звонить тебе, сама себе не позволяешь тоже… Как наркоман… Хуже, чем когда тебя опоили. А надо еще учиться, работать, улыбаться всем, и, мать т**ю, делать вид, что у меня все прекрасно! И я девочка-припевочка, блин, а не изломанная внутри наркоманка, подсевшая на тебя! – под конец голос Юли стал злым, полным такой боли, что он непроизвольно ее сильнее к себе притиснул.
Пальцы Юли впились в его тело ногтями… Но он не отбросил руки, сжал ее крепче.
– Малая…
– Или, – не позволила Юля ему себя прервать, вновь продолжив шептать. Только теперь опустилась на пол, стала ниже, прижалась губами к его татуировке-клетке, обвела языком линии, погнав по телу Богдана чувственный жар, несмотря ни на что. – Знаешь, каково это, сидеть напротив человека, который ничего не требует, даже, блин, целоваться не лезет?! Добрый, хороший, внимательный… О будущем совместном говорит, на концерты и в театр водит… И курить… сигарету за сигаретой… А он мне «айкос» дарит, чтобы не так вредно, ни фига не понимая, что я каждой сигаретой с тобой тра**юсь в голове у себя на его же глазах! ТЫ СЕБЕ МОЖЕШЬ ХОТЬ ПРЕДСТАВИТЬ, КАКОВО ЭТО, ДАН?! – заорала вдруг Юлька, ударив его ладонями по груди плашмя.
Словно от бессилия и всех выплескиваемых эмоций.
Ему этот крик ее сорвал какой-то стоп-кран! Будто отрубил тот непонятный ступор, что владел Богданом последние несколько минут, пока Юля его тело изучала, заводила, возбуждала своими прикосновениями-ударами. Знала же его, чертовка! До последней реакции и рефлекса.
Хрипло рыкнув горлом, сгреб ее обеими руками, приподнимая к себе. Хотел в губы впиться, но Юля снова отвернулась. Начала его шею целовать, как-то дразняще покусывать за ухо… отчего у Дана в паху как огнем обожгло. Знала все его триггерные точки! Глухо застонал, поднимая Юльку еще выше, впился жадным ртом в ее грудь через ткань футболки, чувствуя, как она выгибается, давит стон внутри себя, вжимая ногти ему в плечи. Выругался…
Ни фига! Ему нужен максимум от нее, полная отдача!
Развернулся, уперев Юлю в стену спиной, зубами дернул, помогая кое-как себе рукой, задрал эту чертову футболку вверх и напал алчными губами на уже сжавшийся острый сосок, ударил языком, втянув себе в рот…
– Да-а-н! – Юля застонала в голос, утратив свой чертов контроль! На спине мигом взбухли царапины от ее ногтей.
Да, мля! Ему это и было нужно!.. Она вся, до дна! Особенно после того, что услышал!
– Да, малая! Да! – обвел языком ее тату-стаю, «вгрызаясь» ртом в другую грудь, дразня, прикусывая, облизывая.
А рука уже живот накрыла, растирая, придавливая. Ни х**а не нежно, как помешанный какой-то… Но ведь он и был всегда помешан на ней! Жадно, давяще, сжимая нежную кожу. И вниз, два пальца сразу между влажными, набухшими складками, придавив клитор. Но тут же дальше, в ее тело, в самую суть! Назад, и снова толчок, дразнит!
А Юлька, словно в отместку за удовольствие, которое он заставлял ее ощущать, пятками с силой вдавила Дану в поясницу… больше насаживаясь, мля, заставляя его дуреть и тяжело дышать, хватая воздух распахнутым ртом от желания большего.
Но ведь ни фига не легче, горечь только сильнее разливается между ними почему-то, как отрава, привкусом на языке, холодком в животе…
Зубами в его шею впилась, а ее ладонь уже на брюках, расстегивает пуговицу. И по х*ену уже, что штаны мокрые, холодные, противные, Дану ни фига охоты не сбило… Он весь горел, и она пылала в его руках такой же охотой! Хотел ее до чертей в глазах! Плевать на горечь, переборет!..
– Ну давай же! – ломающимся голосом вдруг требовательно велела Юля, продолжая бедрами насаживаться на его руку.
Только ей до его паха добраться в таком положении вообще неудобно было. Понял. Отстранился на мгновение, прекратил ее ласкать пальцами, но не отпустил губами сосок, который так и терзал ртом. Дернул вниз штаны вместе с трусами: член уже стояком, эрекция бешеная, вроде и не брал ее полтора часа назад. Головка влажная от того, с какой силой Юльку хочет.
Не до нежности опять, причем обоим. Не до промедления.
Таким же алчным, жадным толчком ворвался во влажное влагалище, охватившее его дурманяще тесно, горячо. В голове набат от того, как ее плоть пульсирует от каждого его погружения-удара. Блин! Стены гипсовые сделала при ремонте, как бы не проломить… Но по хр*ну же на самом деле! Вколачивается в нее, шею целует так, что на каждом сантиметре засосы, кажется. Метки… Потому что ЕГО она, его! Только Дану принадлежит! Никому не отдаст!..
– Да-а-а!! – застонала вдруг Юля, выгнувшись!
Сжала его руки, на которые опиралась, его стиснула своими бедрами с такой силой, словно боялась упасть. Задрожала всем телом, срывая Дану остатки «крыши». Укусил ее за ключицу, зная, что этим Юльку второю волною накроет. И малышка всхлипнула, застонала горлом, вновь сорвавшись уже во второй оргазм.
Заставила и его утратить всякий контроль этим стоном. Вогнал себя в нее до предела, до ломоты в мошонке, ощущая, как трутся друг об друга вспотевшие тела. И сам кончил так, что звезды взорвались под сомкнутыми веками. Казалось в голове, не в паху оргазм…
* * *
– Пусти… – хрипло велела она минуты через три. – Дай встать…
Дан не спорил. Придавил ее, наверное, вжимал все это время в стену. Напоследок прижался губами к ключице, где таки остался четкий след его зубов. Поднялся с твердым намерением поцеловать в губы, уже медленно опуская ее ноги на пол…
Но Юля и сейчас отвернулась. Какого х**а?
Нахмурился, выпрямившись, сквозь прищур наблюдая за тем, как она потянулась, отошла на три шага к столу и как-то задумчиво посмотрела на «айкос», который валялся там, мигая индикатором.
– Прав ты, Дан, – вдруг заметила Юля как-то походя, задумчиво, словно не замечая, что сорвала голос своим последним стоном. – Надо мне бросать. Вредно до жути… Все эти чертовы зависимости! – горько хмыкнула.
Он ни фига не понимал, но на затылке волосы почему-то вздыбились, и испарина, уже остыв, ледяным покрывалом холодила тело. Ни черта ему не нравилось: ни ее поза, ни смысл, ни…
Тут Юля медленно обернулась и посмотрела на него непривычным взглядом, который уже видел на пороге ванной у этой девчонки. Охватила его с ног до головы, «оценила», «взвесила» душу…
– Я давала себе слово, что никогда тебе больше этого не скажу, но раз так… Раз я бросаю курить сегодня… Завязываю со всеми своими вредными привычками. Ни одной сигареты больше, – Юля вдруг криво усмехнулась, подняв руку, будто клялась, но вышло как-то гротескно, напоказ… А ведь у нее по бедру медленно стекла его сперма, твою налево! – Знаешь, сколько у меня мужчин было, Д-а-а-н? – вдруг тише протянула Юля, твердо глядя ему в глаза, поправляя футболку при этом.
Не знал! И знать не хотел! Но и рта раскрыть не успел, чтобы это рыкнуть.
– ОДИН, греб**ный ты ДЕБИЛ!! – вдруг заорала она, словно сорвалась, утратила контроль над собой, и сама, размахнувшись, рукой, сбросила этот «айкос» со стола, гнев свой выплескивая. – ОДИН, твою м***! ПЕРВЫЙ и… сегодня ПОСЛЕДНИЙ! – в него вдруг полетела упаковка сигарет, больно врезавшись в грудь.
Но Дан был так ошарашен ее криком, тем, что она говорила… что и мысли не появилось уклониться.
– Я даже с тем человеком, который меня замуж позвал, не спала ни разу!! – у нее вдруг по щекам слезы побежали. Захлебнулась ревом. – Но сегодня ВСЕ – бросаю курить! И ТЕБЯ БРОСАЮ, Дан! Окончательно! Я реально задолбалась от всего этого! Устала чего-то ждать и на что-то надеяться! Я хочу жить, смеяться, а не выть по ночам! Я хочу, чтобы меня любили, и мне ВЕРИЛИ!! МНЕ!! А не каким-то друзьям! Но теперь все поменяется! У меня будет человек, которому я нужна! Так что все, ариведерчи!! – следом за сигаретами в него полетел рулон бумажных полотенец, но тут уже Дан отмахнулся. – Выметайся! Считай, сегодняшний секс – это была наша лебединая песня! Твой прощальный подарок мне… или тебе от меня, по фигу! Переодевайся и ПОШЕЛ ВОН!
И без всякой паузы Юля вдруг резко развернулась, вылетала в коридор, захлопнувшись и закрывшись в ванной. Он услышал щелчок задвижки.
Но сам… стоял, как реальный дебил, хлопая глазами и ни фига не понимая. Оглушенный и опустошенный всем этим криком и теми словами, что прозвучали. Непонимающий, не верящий… но осознающий, что его где-то конкретно на***ли…
То выражение в любимых глазах говорило ему об этом лучше всего другого, пусть Дан пока вообще не понимал, как тогда кто-то смог подстроить и провернуть то, что он знал?.. И зачем?.. И если это правда…
Дан покачнулся, ощущая себя так, словно на него не то что потолок, все десять верхних этажей рухнули, придавив и размазав по полу… И в груди заледенело все, до режущей кромки, разрывающей аорту и сердце.
– Юля! – рванул к двери в ванную. Грохнул по полотну кулаками. – Юленька… Малая, открой!..
– НЕТ!! – рявкнула в ответ она. – Все! С меня хватит! Уходи! Или так и просидим тут ночь. А завтра обоим в офис!
Напомнила… Он забыл, но ведь правда… теперь у него законный повод есть ее от себя ни на минуту не отпускать.
Окей. Ладно. Даст ей эту ночь…
Потому что если это все правда… то Дан даже приблизительно не представлял, как выгребать ту тонну дерьма, в которую в секунду после ее крика превратилась его жизнь и все его греб***ое поведение, претензии, обиды…
Казалось бы, налицо факты, и у него доказательства есть и свидетели… Б*я! Да даже отец говорил, что…
Но нечто в этом крике Юли, в ее глазах… ему все нервы порвало, вскрыло живот, вывалив кишки наружу. Это было больно, противно, ужасно…
И Дану точно был нужен совет. А тот он мог получить только в одном месте.
Насколько бы ему ни хотелось сейчас сорвать на фиг эту дверь с петель и сгрести Юльку в свои руки, он понимал, что нет плана «а потом…».
Потому, от бессилия ударив еще раз по двери, пошел в спальню, достав из шкафа запасные джинсы и кофту… Его-то остальные вещи так и валялись посреди ванной на коврике. Впервые в жизни пошарил по ящичкам ее прикроватной тумбочки, ощутив кислоту во рту, когда нашел их старое фото, где вместе, и все еще офигенно здорово…
– Никому я тебя не отдам, маленькая, – застыл у ванной, когда шел к выходу. – Теперь тем более. Даже если мне придется на животе проползти полгорода, чтобы ты меня простила… – честно предупредил, прижавшись лбом к двери.
– ПРИДУРОК! Ты ведь и сейчас мне не веришь! – в дверь что-то с грохотом ударилось с той стороны. Словно Юлька какой-то бутылкой бросила. Шампунем? Почему-то это вызвало горькую усмешку. Его Юлька. Его, до последней клеточки. – Не прощу никогда! У тебя было достаточно времени!
– До завтра, малая…
У Дана был только один человек, с которым он мог вывернуть душу наизнанку и попросить совета. Более того, рассчитывая при этом не только на честный ответ без всякой жалости к его гордости или самоуважению, но и на мудрость…
Глава 6
«Я остаюсь верен себе,
пусть иногда бываю грубым.
Я не боюсь быть в тишине…»
М.Барских «Сделай громче»
Настоящее
– Не спишь? – елки-палки! А ведь и сам сипел. В грудной клетке будто засаженный кол, не продохнуть нормально.
– Ты чего хрипишь? Не заразный? – хмыкнул на том конце связи уставший немолодой голос. – Не сплю, знаешь же, сон меня не часто балует.
– Не заразный, – огрызнулся, хоть и понимал, что свое зло выплескивается, на себя. – Михалыч, мне так совет нужен… потому что, кажется, такого наворотил…
– Что случилось? Нормально же с бизнесом все вроде было? – явно насторожился собеседник.
– Б*я! Это тут вообще ни при чем! – буркнул Богдан, кивнув напоследок консьержу, внимательно отмечающему его перемещения.
Тут хорошо с безопасностью было, он когда-то сам это проверял, помогая Юле найти жилье.
– А что тогда? – хмыкнул Михалыч и тихо «покряхтел», видно, ноги давали о себе знать.
Это немного сбило раздражение Дана. Выдохнул, хоть и не унялось внутри то дикое буйство, которому сейчас не видел выхода. Упал на водительское сидение своего авто, бездумно разыскивая глазами через лобовое стекло окна Юли… Света там не было. До сих пор сидит в ванной? Не верит, что Дан ушел?
– Михалыч… как думаешь… я мог ошибиться?.. – тихо выдохнул Дан, почему-то в эту секунду искренне жалея, что бросил курить…
«Ты такой, как твоя мать…»
Она действительно так думает? А насколько она права?..
– Ошибиться в чем, парень? – ощутил, как Михалыч на том конце связи словно собрался весь, утратив любые намеки на веселость.
– Насчет Юли… – сжал руль до хруста в пальцах, пусть еще и не завел авто.
Он никогда не обсуждал эту тему с Михалычем, тупо играл в молчанку, сколько бы тот не пытался вызвать Дана на разговор. Не мог, не в состоянии был это выносить на разбор. Или же подсознательно понимал, что где-то лоханулся, и не хотел слышать правду-матку?
– Ты готов говорить об этом? – очень ровно переспросил Михалыч. Но Дан уловил нотку недоверия, проскользнувшую в голосе старшего друга и наставника по жизни.
– Мне очень нужен совет, – отчаянно, почти скрежещущим голосом признал Дан. Странно, будто три сигареты одним махом выкурил.
– Приезжай, Богдан. Ты же знаешь, двери моего дома всегда открыты для тебя, – больше ничего не спрашивая, отозвался Михалыч.
И Богдан был ему за это чертовски благодарен!
* * *
Этот человек не был ему родственником, но Михалыч во многом заменил ему отца, научив и открыв глаза на такое количество вещей, что иногда волосы дыбом вставали, как сам мог не понять и не заметить? Очевидное же… И не раз уже Дан в мыслях был благодарен судьбе, как ни странно, что в той памятной, своей последней гонке, слетев с дороги, сбил Михалыча, который гулял из-за своей вечной бессонницы.
Многое между ними за эти года пролегло, бездна накопилась. Откровенно, Дан никогда столько и о стольком не разговаривал с родным отцом, сколько перетер с Михалычем. Сначала в больнице, за которую сам платил из своего кармана по договору, заключенному, чтобы тот заявление не писал, а потом и вот так, как сегодня собирался, приезжая к человеку, ставшему учителем жизни, в любое время дня и ночи. Крепко сдружились за эти годы. И Юльку Михалыч всегда любил… А еще частенько поговаривал, что Богдан вот и умный вроде, но при этом дебил клинический, хотя тут, конечно, не только его винить нужно, воспитание, наследственность… Но пора бы уже своими мозгами думать.
Дан обычно на это не велся, и в споры не вступал. Себе дороже.
… Юлька его тоже сегодня дебилом назвала…
Иногда ему казалось, что эти двое спелись за его спиной. И все же никогда не обсуждал с Михалычем то, что происходило между ним и Юлей. Не мог. Рана в груди до сих пор кровоточила вперемешку с гноем обид, ревности и злости. Но сегодня… после всего, что в глазах Юли увидел, после того, что в ее душе ощутил через эти слова, крик и обиды… Понял, что ситуацию надо менять, иначе х*ен знает, чем это закончится. А для этого гнойную рану вскрыть нужно. И разобрать наконец все, что тогда случилось.
Повернув ключ в замке зажигания, выехал из ее двора, дав себе слово, что все равно завтра заставит Юлю продолжить разговор. Да и, как ни крути, им теперь вместе работать, не скроется… Блин, а когда-то же мечтали об этом… Юлька все время говорила, что его отец еще поймет, передумает и обязательно вернет Дана в компанию, где она тогда практику проходила… Потом они перестали говорить, а Дан, разъяренный, словно обезумевший, ослепший и оглохший от дикой внутренней боли, целиком в свое дело нырнул…
Да, добились они много, создав самый крупный интернет-магазин спортивных товаров в стране и открыв оффлайн магазины в столице и двух крупнейших областных центрах. Однако…
Иногда ему казалось, что оно все ни фига не стоит. И в такие моменты обычно он себя под дверью Юльки в этом доме и обнаруживал. А потом на утро посылал на х*ен все подозрительные и полные ехидства взгляды друзей, давно ставших партнерами. Ну, по нему всегда было видно, когда ночь проходила бессонно…
Кстати вспомнилось, что надо бы Генку порадовать, ведь друг теперь сам «на хозяйстве» в их компании. После встречи с отцом и поговорить не было когда толком. Теперь… на пару месяцев у Дана не будет времени заниматься их делом точно, не разорваться же, а сферы с бизнесом отца абсолютно разные, ему еще и вспомнить все нужно, вникнуть опять. А там уже Дан будет смотреть, что и куда, но решил звонок другу отложить до утра, Генка не маленький, не пропадет, да и помощников хватает.
* * *
«К тебе я больше не вернусь,
Одну оставил, ну и пусть.
Я знала номер наизусть,
Люблю тебя, но обойдусь»
Ханна «К тебе я больше не вернусь»
Иногда ей казалось, что сердце просто не выдержит следующей секунды, лопнет. Или мозг… не вынесет всей этой боли, мучительного страдания, огромного вороха ядовитых до горечи мыслей – зависнет, уйдет в пике, и у Юльки либо инсульт случится, либо просто с ума сойдет.
Как так можно любить? Кого? За что? После всего, что было? После того, как ее, считай, предали?.. Но ведь и не могла вырвать его из своего сердца, сколько бы ни проклинала Дана ночами, сколько бы ни рыдала… Сама звонила и перед ним никогда дверь не закрывала, если приходил, а это случалось не так и редко.
Но сейчас… Хватит. Юля действительно больше не могла. Казалось, еще секунда – и сдохнет, настолько больно в груди, будто разодрала надвое своими же пальцами ребра, выворотив грудную клетку наружу, вытряхнув ему под ноги свое сердце и свою любовь. Но где-то в голове, за этой пульсирующей и мутной стеной оглушающей внутренней боли, она понимала, что поступила верно. Им была нужна точка.
Юля достаточно размышляла об этом в последние несколько месяцев, даже к психотерапевту раз сходила… На большее ее не хватило, слишком больно и тяжело, слишком стыдно открываться перед чужим человеком, признаваться в своей слабости, зависимости и отсутствии силы воли. Однако даже этого полуторачасового сеанса (вообще, сеанс длился час, но она просто не вложилась в отведенное время, хотя еще в первые пятнадцать минут порывалась убежать) Юле оказалось достаточно, чтобы посмотреть на их отношения с Даном и на все последние годы со стороны. Будто ее выдернули из ситуации и повернули к той лицом, дав возможность оценить всю «панораму», словно в музее.
И Юля осознала, что не хочет так дальше жить… Просто не выдержит и реально сдохнет. Потому, возможно, не пресекла на корню знаки внимания от Ярослава, как это раньше случалось с другими (ей и одного Дана с его тараканами обычно хватало, видит бог!). Но нет… в этот раз она согласилась сходить в ресторан. А потом на благотворительный концерт. И на выставку…
Правда, Юля честно сказала, что у нее были очень тяжелые предыдущие отношения, и она не готова пока переходить определенную черту… Но Ярослава это не просто не остановило, он будто вовсе ее напряженности, скованности не замечал. И веселый, и рассудительный очень, про то, что умный, и упоминать не стоило. Их новый партнер по поставкам крупных станков. Не самый «легкий» бизнес, во всех смыслах. У Юли голова каждый день «взрывалась», заставляла себя работать и разбираться во всем этом через «не могу», ради уважения к Дмитрию, в основном, и всего того, что он для нее сделал, как поддерживал. Хотя, откровенности ради, стоило признать, что у нее совершенно к этому душа не лежала. Даже когда училась на управление персоналом и изучала маркетинговые стратегии, понимала, что «не ее». Но перспективно же, блин, да и бизнесы со всех сторон в семье… а передавать это все некому (самый частый довод, который она слышала от Димы, сколько бы ни пыталась отчима убедить, что его сын достоин этого, как никто). В общем, она буквально ломала себя, заставляя заниматься этим вопреки всему… Даже Дан частенько замечал, что ей незачем работать вот так. Для чего себя мучить. Настаивал, иногда и распоряжался, чтоб бросала, возвращалась к тому, от чего кайф ловит, нашла себе занятие по душе, а деньгами он обеспечит, ведь простил…
Блиин! Она его убить готова была в эти моменты…
Простил он, придурок. ЗА ЧТО?!
Она вот его простить не была готова. Возможно, в том числе и из-за этого, каждый раз посылая любимого на три известных буквы, Юля и продолжала долбиться головой в гранит этого чертового управления и бизнеса крупных станков.
Обеспечит он ее! Да пусть подавится своими деньгами, если ее слову не верит! Юля и сама себя обеспечит!..
Ладно, фиг с ним, с этим чертовым Даном! Она, вроде как, о Ярославе думала… Так вот, Ярослав кайфовал, занимаясь своим делом. Точно как и Богдан. Эти мужчины тащились от всех вызовов, проблем и испытаний, которые каждый день в огромном количестве подбрасывал им бизнес. Юля от этого задыхалась.
Короче, Ярослав был очень хорошим. И настойчивым, упорным. И красивым.
Но все же Юля удивилась, когда Ярослав неделю назад сделал ей предложение…
– Ты меня даже не целовал ни разу, – удивленно заметила она, потянулась за сигаретами, нервно подрагивающими пальцами вцепившись в пачку, словно в спасательный круг. – Какой брак? С чего ты решил, что мы, вообще, подходим друг другу?
– С поцелуем, это ты права, это надо срочно исправить, – хмыкнул Ярослав, подойдя к ней ближе и, достаточно категорично забрав из ее рук сигареты, вручил тот самый «айкос». – Подарок к моему предложению, чтоб не с пустыми руками, кольцо без тебя не решился выбрать. Да и я всегда за технологии, – подмигнул ей Ярослав, пока Юля ошарашено пялилась на эту коробку, как у «айфона», елки-палки.
И, очевидно, воспользовавшись этим ее ступором, наклонился, весьма настойчиво и требовательно впившись в губы Юли. Без ложного трепета или напускной неуверенности, без всякой осторожности. Так, как дела вел: напористо, жестко, с жаром… И она не отклонилась, хотя внутри, если честно, особо и не откликнулось ничего. А уж Юля знала, как полыхать может. Только и сгорать в пепел – устала. Фениксы, с которыми ее иногда Богдан сравнивал в шутку, они тоже не бессмертны, по правде говоря. И раз за разом сгорая, выпаливают часть своей души по кусочку… А она устала гореть до пепла. Потому и про предложение обещала серьезно подумать.
* * *
В этот момент, вырывая Юлю из плена сумбурных мыслей, воспоминаний, боли, зазвонил мобильный, который она тут забыла еще когда вернулись домой только. Совсем по-детски шмыгнув носом и растерев все эти проклятые слезы, она глянула на свои смарт-часы, проверяя номер и потянулась за телефоном.
Ярослав… Как почувствовал.
Но замерла. Нет, с ним она категорически не была готова разговаривать. Лучше проигнорирует вызов, завтра придумает, что сказать. Не сегодня. НЕ тогда, когда полчаса назад она занималась с Даном любовью. Не в тот момент, когда все внутри пульсировало от боли и обиды такой силы, что дышать было почти невыносимо, грудь «трещала» по швам.
Отложила телефон. Вызов шел еще секунд десять, будто суровый упрек ей, но, наконец, прекратился.
Надо нормально душ принять. А то скачет, как заяц, туда-сюда. Стянув через голову футболку, Юля уже забралась в душ, включив максимальный напор, когда телефон звякнул вновь, отозвавшись вибрацией часов.
«Завтра договорим, малая… А тату нереально красивое».
Жалко, она забыла подобрать бутылку с шампунем у двери, куда ту запустила в порыве злости. Сейчас бы снова метнула в стену, срывая ярость. Она этот лотос набила для себя, потому что знала: чиста и перед собой, и перед Богданом, что бы там этот придурок не думал, и каким бы вымыслам ни поверил. Юля никогда его не предавала. И как символ той самой новой жизни, которую решила начать, переступив через свою к нему любовь. Возрождение…
Говорят, роды – это всегда больно, и для матери, и для ребенка. Да и фениксу, наверное, гореть не особо в кайф. Вот и ей сейчас почти невыносимо. Но завтра… Завтра станет чуть легче, надеялась Юля. Завтра будет уже другая жизнь, без него, о чем бы там Богдан не думал с ней разговаривать.
* * *
– И почему именно сегодня тебя сомнения заели? Разве Юляша впервые сказала, что не изменяла тебе, и вас обоих подставили?
Михалыч не иронизировал и не поддевал. Он, как и обычно, совершенно серьезно и спокойно разбирал любую ситуацию, какой бы бред или душевную боль Дан на наставника не вываливал. Но этот спокойный тон зачастую травил душу сильнее упреков или обвинений родного отца. Потому что Михалыч заставлял его самого думать, анализировать, видеть и признавать, где Дан налажал. А видеть свои ошибки… Уффф! Это не то, что могло быть любимым занятием у кого угодно. Не у Дана, так точно. Но и он уже был достаточно разумным и взрослым, чтобы осознать: без признания просчетов их не исправить и не изменить.
