Текст книги "Сила слабости (СИ)"
Автор книги: Ольга Талан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)
Глава 31
Венки:
Как я и подозревал, с первыми лучами солнца вокруг нас собралось множество зрителей. Местные фермеры – броули, ворчливые и вечно сующие всюду нос мохнатые существа.
Правда, на этот раз ворчать они не стали. Вид выносимого тела и кукол, рыдающих на земле, вызвал сочувствие. Некоторые из них даже принесли белые цветы к костровищу так, как это делается в их культуре.
Расчёт был простой. У меня около трёх десятков свидетелей. Но представители другого вида разумных плохо отличают на лицо одного человека от другого. Да, они опознали расу покойницы, кто-то приметил значительный рост и крепкую фигуру, кто-то запомнит цвет волос, причёску, покрой одежды. Если после этого им дать фотографию настоящей Морок, они в голос подтвердят, что это была она. И найдутся следоки и, главное, журналисты, кто это сделает. Слишком многим выгодно признать Морок мёртвой. Живой она не нужна почти никому. А значит, эти люди ухватятся за шаткие доказательства, и не будут терзаться сомнениями. Это вообще основное правило авантюр – учесть выгоду каждого участника. С носом из моей авантюры выйдет только империя. А её интересы в этих землях отстаивать некому.
Тело и костровище облили топливом с корабля. Это должно было дать такую температуру пламени, что потом ни одна экспертиза не сможет сказать, кого именно здесь сжигали.
Я провернул ловкий трюк. Красивым взмахом даккарского меча отсёк тоненькую косичку трупа. И передал её Дэни. Трюк был в том, что передал я уже настоящую косичку Морок. Тоненький хвостик, перевязанный простым кожаным шнурком. Три десятка свидетелей подтвердят, что в руках у мальчишки волосы, срезанные с сожжённого трупа.
– Это косичка, которую я отрезал у Морок. Если получится с доктором, будет память о приключении, если нет... я всё равно должен буду отдать её тебе.
Дэни на этот шёпот поднял на меня ошарашенный взгляд и бережно сжал косичку в руках. Вот и замечательно. Вот это натуральные эмоции вдовца на ритуале прощания.
Я не забыл и об экспертах, которые прибудут сюда сразу, как просочится информация. По пути, как мы выносили труп, накапал несколько пятен крови, собранной в безвременнике. Плюс кровь на корабле, которую, несомненно, успеют проанализировать первые. Обронил пару волос из косички, лоскуток с пятном крови. Пусть анализируют. Пусть сравнивают. Пусть убеждаются в том, что данные соответствуют данным великой Суани.
Розовое зарево рассвета окрасило небо. Я зажёг факел и церемониально поднёс его к костровищу. Одно мгновение, и пламя взвилось до вершин деревьев. Чистое пламя, очищающее души, стирающее улики.
Я протянул Дэни фляжку:
– Сделай два глотка.
Это был чай на травах. Мастера Истины применяли его, когда нужно было, чтоб человек выплакался, выплеснул застрявшее в нём горе, боль. Рыдания, которые он вызывал, были извержением, истерикой, безостановочным вдовьим плачем. Такого человека было бесполезно допрашивать. Он не мог связно говорить.
Я протянул фляжку Мэй:
– Выпей два глотка.
Всё будет легко объяснимо: Селеновский мальчик и совсем юная эми могут быть в шоке, могут рыдать, не помня себя, оплакивая жену и учителя. Вряд ли это кому-то покажется странным. Только этот трюк не пройдёт со мной. Все, кто знает меня хоть немного, не поверят в мои слёзы, почувствуют ложь.
Я обнял за плечи Дэни и Мэй:
– А теперь не стесняйтесь плакать. Я как-то слышал, что человек, которого оплакали при жизни, живёт ещё долго-долго. Я уезжаю. Дэни, держись Мэй, что бы ни случилось. Мэй, ты отвечаешь за этого парня. Он умный, но слабый. Не дай его обидеть. Всё! Я найду вас сам. Ничего не бойтесь. Боги ведут нас за руку.
Сказав всё это, я вернулся к кораблю. Снял с креплений маленький лайнер скутерного типа. Кинул назад свой рюкзак и рюкзак Морок. И, не прощаясь, скрылся.
Три десятка свидетелей подтвердят, что я уехал один, налегке, захватив лишь вещи Морок в большом рюкзаке, кстати, тоже заляпанном кровью.
Меня обязательно будут искать. Свидетели расскажут, на какой технике и куда я уехал. А значит, я должен успеть добраться до космопорта, купить или нанять там корабль и покинуть планету прежде, чем за мной бросятся в погоню. И мой отлёт нельзя маскировать. Мне нужно, чтобы рыскали по моим следам там, в космосе, далеко от этой планеты. Мне нужно увести погоню и на время спрятаться. Это важно. Даже если что-то пойдёт не так, даже если мой план даст сбой, и кому-то удастся расколоть Мэй и Дэни, они понятия не имеют, где искать Морок. Они не знают, где искать других Суани. Через 7 дней этого не буду знать и я сам. Потому что понятия не имею, где находится хайм.
Дэни:
Меня просто прорвало. Венки сказал: плачьте, люди, которых оплакали при жизни, живут очень долго. Глупость, но слёзы как будто сами выплеснулись. Жгучими, горячими дорожками по щекам. С ними было легче. С ними я понимал, как был напуган последние сутки, как меня сжимало напряжение, непонимание, что делать, неподъёмная для меня ответственность. Слёзы как будто вытаскивали всё это наружу и сжигали под лучами поднимающегося солнца.
Где-то внутри меня заполняло тепло. Я понимал, что мне повезло. Что у меня замечательная семья. Что чужие пули не убили её, и у меня пока есть надежда быть по-настоящему счастливым. Что вместе мы настолько могучая сила, что никто и никогда не сможет помешать нам ВСЕМ быть счастливыми. Что у нас всё получится.
Я вспоминал улыбку Лии, то, как она была терпелива ко мне, то, как она стыдно, но приятно касалась меня. Это были больные воспоминания. Больные потому, что в памяти сразу всплывай другой образ: стеклянная дверца безвременного шкафа, окровавленное тело. Я плакал.
Мне казалось, что боги смотрят на меня в этот момент, и я, как ребёнок, могу прижаться к их ногам, чтобы просто излить свою боль.
Я не заметил, когда вокруг нас появились ещё люди. Казалось, ещё секунду назад вокруг стояли только маленькие пушистые броули, которые приносили к нашему костру большие белые цветы, по своему обычаю желая погибшей приятного перерождения. А в следующий момент какой-то злой даккарец выхватил из моих рук Лиину косичку.
Он был крупнее меня, руки каждая с две моих. Он носил множество шрамов. Но я всё равно, не раздумывая, бросился на него, пытаясь отобрать косичку обратно. Меня несколько раз ударили. Но я как будто не чувствовал боли. Она меня не интересовала. Я должен был забрать косичку.
Потом меня крепко схватили двое, вывернув руки так, что я не мог вырваться. Я рычал, пинался – меня били. Не знаю, сколько это продолжалось. Остановил всё это окрик огромного даже для даккарца мужчины.
– Экомион, ублюдок! Что ты делаешь? Как ты посмел трогать доктора?!
Он обращался к маленькому худому даккарцу. Тот стоял в стороне, но видно именно он был старшим у тех, кто напал на меня.
– Убери лапы от этих людей, подонок!
Мелкий по-крысиному ухмыльнулся:
– Архо, мы на ничейной территории. Я взял этих людей. У них есть сведения, которые мне нужны. Я имею право их допросить.
– Эта эми моя родная дочь. А парень доктор, который латал наших парней в тот день, когда ты, паскуда, предал их, открыв ворота вражеским мечам. Ты считаешь, что я отдам их тебе? Ты так наивен?
Группу даккарцев с мелким окружила другая группа: тех, что пришли с гигантом Архо. Меня до сих пор держали, но уже не били.
– Отпусти их. Ты же знаешь, что я немного безумен, – гигант угрожающе оскалился, – поверь, за них я положу вас здесь всех, наплевав на все мирные соглашения.
Мелкий даккарец поморщился. У Архо явно было больше людей, и он нехотя махнул своим людям отпустить нас. В тот момент, когда руки державших меня разжались я напал на того, кто забрал косичку. Тот был готов к нападению и сильно ударил меня. Я отлетел и на этот раз разогнуться смог далеко не сразу.
Архо громко выругался. Краем глаза я видел, как один пушистый фермер подошёл к нему, что-то объясняя. Гигант нахмурился и навис над моим обидчиком:
– Отдай!
Даккарец быстро глянул на своего командира, а потом всё-таки отдал косичку, правда, выдернув оттуда несколько волосков.
Архо взял косичку в руки и замер. Потом медленно, как в замедленном кино, поднёс её к лицу и совсем побледнел. Мне почему-то показалось, что сейчас он знал, что это Лиины волосы. Точно знал! Он глянул на догорающий костёр, на цветы, которые принесли пушистые фермеры, на символы Мевы, которые я нарисовал прямо на земле за неимением алтаря...
– Экомион, как ты, змеюка, вообще посмел подойти к этому месту? Как у тебя наглости хватило явиться сюда! Марать это место своей заляпанной душёнкой! Мразь!
Архо развернулся, в его глазах полыхала сама смерть:
– У тебя и твоих людей есть три минуты, чтобы покинуть это место. Тех, кто не успеет, я сочту подходящими кандидатами, чтобы омыть этот алтарь кровью.
Сказав это, он спокойно развернулся ко мне. Помог подняться и очень бережно отдал косичку.
Мелкий наблюдал за ним несколько секунд, а потом всё-таки махнул своим людям уходить. Они ушли. Торопливо, молча, признав превосходства гиганта или уже, в принципе, получив большую часть желаемого.
А Архо ещё некоторое время стоял у костровища. Молча. Мне казалось, что он хотел заплакать, но слёз не было. К нему подошла Мэй:
– Папа!
Он обнял её крепко. Так, как уже вроде бы нельзя обнимать взрослых дочерей, но когда очень больно, всё равно обнимают.
Солнце уже совсем поднялось. Кровавый рассвет уступил место ласковому дню. Вокруг нас стояли пушистые броули и солдаты Архо. И я всхлипывал, неизвестно зачем глядя через них куда-то далеко в бескрайние поля.
Венки:
Всё сложилось вполне удачно. Из космопорта я удрал на первом же корабле. Через два часа уже в другом порту купил у безвестного барыги с явно пиратскими замашками маленькое торговое судно средней потрёпанности. А через ещё час уже старательно запутывал на нём следы.
Я связался с моим бывшим юнгой, Индманом, и попросил его наведаться в дом Архо и ненавязчиво узнать, всё ли хорошо прошло с Мэй и Дэни.
Не то, чтобы я особо волновался. Реакция Архо на мой звонок порадовала. Я сообщил, что Мэй в опасности, а с ней ещё мальчишка, доктор рода Ан Тойра. Которого Архо тут же вспомнил. У него в Клинках не так уж много докторов, и он был в курсе, что во время битвы за город им помогал ещё один из Белых Скал. Я дал точные координаты места и посоветовал взять с собой достаточно людей. Архо не стал больше ничего выпытывать. Поблагодарил и заверил, что вытащит и Мэй, и доктора.
Потом я позвонил Ретке. Мне нужно было сообщить остальным сёстрам правду, чтобы они не наделали глупостей. Уже прошли сутки с тех пор, как, возможно, прослушивается телефон Анжея, а значит, имело смысл считать, что телефоны всех, с кем он последние пару недель разговаривал, в том же положении. Была крохотная надежда на то, что не прослушивают пока конкретно мой телефон. Всё-таки глюк в системе подключения, который для меня сделали, за сутки не обойти. Но и это только вопрос времени. Пора привыкать разговаривать так, как будто тебя слушают.
– Синеглазка, это Венки, – я намеренно представился. Уверен, моё имя и карты голоса уже минут двадцать, как на компьютерах у всех спецслужб. А на Ретку у них вся подноготная уже двое суток, – Я хотел попросить, чтобы ты верила, что боги любят тебя.
Ретка была лучшим кандидатом, чтобы принять телефонное сообщение, которое кроме неё никто не поймёт, хоть запрослушивайся. Она спросила:
– Что-то случилось?
– Если закрыть глаза, то нет. Если открыть, то мир признал тебя богиней. Но ты ведь никогда не доверяла миру.
Суть была даже не в так любимом неолетанками разговоре намёками. Хотя в намёках тоже была своя прелесть. Даже сами неолетанки никогда не могли расшифровывать их однозначно. Правда, неолетанкам этого и не требовалось, неоднозначность была их стилем мышления.
Кто бы сейчас ни прослушивал Реткин телефон, это сообщение не подтвердит и не опровергнет ничего. Что я сказал? Эта фраза точно говорила только о том, что Ретка теперь верховная Суани. Почему не верить миру? Может, это предостережение, что из-за молодости её не признают Великие, а значит, не стоит им доверять. Может, это констатация факта, что эра Суани кончилась, и так, как раньше, уже никогда не будет. Что самой Ретке по-прежнему грозит опасность, а значит, воспользоваться новым титулом она не сможет. Может, обещание, что моё отношение к ней не изменится. Может... эксперты придумают тысячи переводов этой фразе.
Я знал Ретку очень хорошо. Боги сложили ситуацию так, что мы были знакомы. Я мог предсказать её реакцию. Мог понять её ход мысли. Она не верила глазам! И разуму не верила тоже! Её решения опирались совсем на другие вещи. Она, как настоящая неолетанка, умела смотреть в душу. И поэтому сейчас для меня важно было донести до неё не столько слова, сколько своё состояние. Читать эмоции людей это уже совсем тонкая материя, которая абсолютно неприменима в качестве аргументов в расследовании. Ни одна разведка ничего не вынесет из моих эмоций. В крайнем случае, они найдут объяснение моему спокойствию и азарту. Какое-нибудь банальное. Например, что я не любил Морок и желал избавиться от неё. Разведки воспримут это именно так. Но не Ретка.
– Ты сейчас улыбаешься? – просто спросила она.
Я, улыбнувшись ещё шире, подтвердил:
– Да.
– Хорошо. Мне нравится, когда мужчины улыбаются.
И этот её ответ тоже можно было трактовать как угодно. Можно было решить, что мы с ней любовники, и она так же, как я, желала избавиться от Морок. Такая версия даже легко найдёт доказательства. Можно решить, что Ретка полная дура и просто не понимает происходящего, слепо слушаясь меня. Доказательств этой версии тоже вагон и маленькая тележка. Эти слова нужно было складывать с эмоциями и с образом самой Ретки. И вот в таком виде в них слышалось доверие. Такое тёплое и одновременно опасное чувство, во все века заставлявшее мужчин совершать невозможное. Доверие и ничего больше.
– Что мне теперь делать? – в её голосе не было ни капли страха или неуверенности. Она умела мне доверять. Так сложилось, что она научилась этому заранее, и никто, кроме нас двоих, этого не знал.
Я усмехнулся. Мой ответ звучал одновременно очень прозрачно, и в тоже время окончательно вводил в заблуждение лишние уши:
– Плачь.
Дэни:
По дороге я немного успокоился. Слёзы прекратились. Теперь я тихо сжимал оставшуюся у меня косичку и смотрел в окно лайнера. Мэй сидела рядом с отцом и тоже прятала от меня заплаканное лицо.
Я даже узнал город, куда мы приехали. Просто увидел здание, которое раньше запомнил. Это были Клинки – заповедник даккарской культуры.
Здесь вовсю шли ремонтные работы. Разрушенных зданий уже почти не было. В основном, все блестели новым лаком и полированным камнем.
Народу на улицах было совсем мало. Только строители и солдаты братства Острова богов. Лайнер свернул к высоким воротам внутреннего города, а потом через опущенный кордон в командирскую деревню. И остановился совсем рядом с домом торговца Доловара. Я сначала удивился, а потом вспомнил, что Доловар называл Мей соседским ребёнком. Они соседи.
Мы вошли в дом.
– Дэнкам, я обещал Веникему, что позабочусь о твоей безопасности, так что располагайся. Оставайся в моём доме столько, сколько сочтёшь нужным.
Он некоторое время помолчал, потом продолжил:
– Я знаю, что мы не встречались с тобой, но мне рассказывали о юном докторе Ан Тойра, который приходил помогать нашим докторам во время нападения на город. Просто когда я пришёл благодарить мастеров госпиталя за работу, тебя там уже не было. Спасибо.
Сказав это, он молча ушёл вглубь дома.
Немолодая женщина, пять минут назад обнимавшая Мэй и утащившая её в комнаты, вернулась, чтобы показать мне, где можно умыться и отдохнуть. Она же очень профессиональными, отточенными движениями обработала мои синяки и царапины. Я подумал, что она фати Мэй. А глядя на этого ребёнка, понимаешь, откуда у женщины, растившей её, такое умение оказывать первую помощь после драк. Женщина поморщилась, разглядывая результат своей работы:
– Мастер, я знаю, что вы сам доктор, но, может, вас посмотрит кто-нибудь? Боюсь, может оказаться, что что-нибудь сломано.
Это было странное и никак не объяснимое для меня состояние. У меня очень болело всё тело. Каждый синяк как будто пускал корни внутрь меня, транслируя по ним боль. Но в тоже время я чувствовал себя очень хорошо. Я был бодр. Мои слёзы сменились уверенностью, что всё будет хорошо. У меня было полно сил. И даже эта боль, казалось, не отнимала их, а наоборот, прибавляла. Я никогда не дрался раньше. Мои самые большие раны сводились к сломанным ногтям и оцарапанному локтю. Но сейчас, ощущая этот необъяснимый прилив сил, я начинал понимать своих сестёр, часто решавших споры кулаками. Это, конечно, было неправильно. Мальчику не должны нравиться синяки. Они ужасно выглядят. Если бы меня сейчас увидел кто-нибудь из моих учителей, они бы упали в обморок.
Я усмехнулся. Ну и ладно. Спишем всё на шок.
Глава 32
Дэни:
Моя эйфория быстро прошла. Когда я проснулся на следующее утро, ощущение было такое, как будто смерть просто стоит возле моей кровати и медленно кромсает меня на ломтики. У меня БОЛЕЛО ВСЁ. У меня заплыл один глаз. Каждое движение отдавалось резкой болью в левом боку. Нижняя губа раздута, и, кажется, пара зубов сильно шатаются.
Я был очень рад, когда навестить меня пришёл Жанван, доктор, которому я помогал освоить Диагнезер. Он серьёзно оглядел мой жалкий вид:
– Что-то мне подсказывает, что ты сейчас прокатишься со мной до госпиталя.
Я не возражал. Мне было очень плохо.
Впрочем, самым страшным из того, что выявило у меня обследование, была треснувшая кость на правой руке. Всё остальное были синяки, которые должны были зажить сами. А вот кость нужно было фиксировать и заращивать. Я как-то видел на практике такое лечение, под костетворными препаратами пациент просто всю положенную на этот процесс неделю спит. Просыпается буквально, только чтобы поесть и в туалет сходить. Поэтому всю последующую неделю я спал. Кэти, так звали женщину в доме Архо, колола мне нужные уколы. А раз в день заглядывал Жанван, проведать, как я там выздоравливаю. Наверное, это было даже хорошо. Пока я спал, немного поджили мои синяки, спала опухоль. И я уже был вполне приличного вида.
Впрочем, один раз меня будили. Наверное, день на второй. Жанван долго извинялся, сказал, что вколол мне что-то тонизирующее, чтобы разбудить, и что очень важно, чтобы я нормально соображал. Со мной хотели поговорить.
Я вышел в комнату. Здесь, кроме Архо, сидело ещё трое мужчин-даккарцев. Одного невысокого, очень аккуратного мужчину я даже узнал:
– Здравствуйте, си Роджер.
Он поднял на меня бровь:
– Мы знакомы? Прости, но тебя сейчас трудно узнать.
Я постарался улыбнуться:
– Нет, мы не знакомы. Вернее, я вас знаю, а вы меня нет. Я видел вас на приёмах в доме моей матери. Она советница Армариакки на Селене.
Си Роджер кивнул. А один из незнакомых мне мужчин обратился к остальным:
– А откуда у советницы сыновья даккарцы?
Ответил Архо:
– Помните, в 904 она стащила капитана из ударной группы Каменной реки? Тот, что перерезал себе горло кухонным ножом, когда братство подчинилось нажиму Морены и оставило попытки его вытащить?
Я оглядел мужчин, они говорили между собой и были, вроде бы, очень серьёзны.
– Мой отец погиб от несчастного случая, когда я был совсем маленький.
Си Роджер хмыкнул:
– Да, опытный даккарский военный, капитан ударного корабля, случайно порезался на кухне. Распоров себе горло от уха до уха. Не грузись, парень. В то время, пока до неолетанок и амазонок не дошло, что даккарцы отнюдь не комнатные собачки, было много жертв.
Я не стал спорить. Мой отец не мог убить себя сам. Зачем? Мама очень любила его. Она даже нам говорила, что мы похожи на него, и очень тепло улыбалась в такие моменты. Но просто переубедить мужчин у меня сейчас не хватит сил. Да и незачем.
Заговорил опять си Роджер:
– Мастер Дэнкам, мы хотели бы порасспросить кое-что о дне, когда погибла Морок. Мэй, в принципе, нам уже всё рассказала, но некоторые моменты она просто не в силах объяснить. Расскажи нам с того момента, когда тебе принесли раненную Морок. Что за повреждения у неё были, что ты делал?
Я кивнул и начал мелодично объяснять:
– У неё было пробито правое лёгкое на высоте пятого ребра. Три ранения в живот, одно, возможно, задело селезёнку, и пять ранений очередью по правой ноге. Два, скорее всего, повредили кость. Точно не знаю. Она дышала с бульканьем, прерывисто, переломы были не первоочередной проблемой.
– Что ты делал?
Это спросил седой, чуть полноватый мужчина. Мне показалось, что я видел его среди персонала госпиталя.
– Сначала я сделал процедуру торможения процессов. По семь с половиной кубиков каждого препарата.
Мужчина удивился:
– Семь с половиной?!
– Да, я рассчитал на её рост и вес.
Архо кивнул:
– В Морок было 297 сантиметров роста, и тростиночкой она тоже не была. Мышечная масса пропорционально хорошо натренированной женщине.
– Как мы могли не замечать её при такой комплекции?
Си Роджер посмотрел на спросившего, как на глупца:
– Мартион, а зачем нам нужно было её замечать? Остров богов живёт по принципу: не буди лихо, пока оно тихо. Морок в Клинках вела себя прилично. Никого не трогала, свои вопросы решала, в основном, с неолетанками, иногда подкидывала нам информацию, иногда убирала тех из наших общих врагов, кого мы сами убрать не могли. Можно сказать, что мы были союзниками.
Спросивший пожал плечами:
– Просто я был уверен, командир, что ты никогда не вёл с ней дел.
– Ты прав, не вёл. Таких сложных союзников в нашем братстве ведёт генерал-капитан Архо. Ты работаешь с Хинти, поэтому тебе этого знать не следовало.
Разговор снова вернулся ко мне. Я продолжил подробно описывать, какими препаратами и как обрабатывал раны. Седовласый доктор иногда уточнял некоторые названия и дозы. Мартион спрашивал время той или иной операции. Си Роджер просто слушал. В конце концов резюме подводил седовласый:
– Что ж мне многое прояснилось. Картина замечательная. Даккар оказал великой Суани максимальную помощь. Диагноз изначально был почти безнадёжный, но за её жизнь боролись до конца и с высоким профессионализмом. Думаю, мы сможем найти в результатах эскпертов подтверждение многим из этих моментов.
Си Роджер кивнул:
– Насчёт диагноза: в нашем госпитале смогли бы спасти с таким?
Седовласый помотал головой:
– Нет. И в Чаше судьбы такого оборудования тоже нет. Здесь нужна операция под временными полями и копир тканей. Плюс доктор должен быть подкован именно в неолетанской физиологии. Боюсь, такое есть только на Ажюрдае.
Си Роджер встал:
– Ну что ж, раз ситуация ясна, можно публиковать результаты экспертов. САП и республика должны видеть, что мы ничего не скрываем. И Доминанте тоже не за что обижаться на Даккар. Даккар сделал, что мог, – он ещё раз кивнул мне, – Спасибо за информацию, мастер Дэнкам. Выздоравливай.
И разговор на этом закончился.
Тогда я даже не стал ничего обдумывать. Действие тонизирующего препарата явно заканчивалось, и я снова засыпал на ходу. Кроме того, я боялся, что если задумаюсь, то расплачусь. Оборудование и доктор, которые могут вылечить Лию, есть только на Ажюрдае. Но туда ей нельзя. Куда же Венки её увёз?
Венки:
Я сидел и кидал самодельные дротики в мишень, нарисованную на плакате с республиканской пропагандой. Было банально скучно. Я болтался в космосе уже пятые сутки. Когда с тетивы слетела первая стрела, полководцу остаётся только мерить шагами комнату. Ну, или в моём случае, жилой отсек маленького корабля.
Прорехи в моём плане были. Ещё какие! Например, я не обдумал, как держать связь с Анжеем и оставшимися сёстрами. Кроме того, я забыл о провианте для себя любимого и уже пятый день питался синтетическим растворимым супом, пачка которого нашлась в рюкзаке Морок. Так как не было связи с Анжеем, всю информацию о происходящем я получал только из общедоступных СМИ. А в них лёгкие упоминания о том, что Морок, кажется, погибла, появились лишь через двое суток. На третьи, братство отца выдало полную информацию своих экспертов с места кремации и свидетельства очевидцев. В их описании всё выглядело идеально, но я понимал, что даже если их эксперты нашли несостыковки, отец и Архо эту информацию скроют.
Когда-то в детстве Роджер рассказывал мне, что юношей считал любую ложь бесчестием. Что это была мораль Даккара. Мне такое представить было сложно. Нет, я встречал среди даккарцев таких парней, и немало. Но офицеры, особенно высшие, как правило, уже считали, что врать врагу – естественно, врать для сохранения важных тайн братства – тоже. Отцу было выгодно доказать, что Морок мертва. И я был уверен, что насколько сможет, он мне поспособствует.
В любом случае, ни САП, ни республика официально смерти Морок ещё не признали. А значит, болтаться мне в космосе и дырявить плакат дротиками.
Дядька Архо в моём плане отыграл идеальнее всех. Дэни и Мэй с места событий вывез и спрятал так, что Дэни не смог найти даже Индман. Единственное, что узнал мой юный разведчик, что с доктором Ан Тойра всё в порядке, и он вернулся в Клинки вместе с Мэй.
Я потянулся. В животе урчало, но одно воспоминание о синтетическом супе отбивало аппетит напрочь. Нужно было найти себе какое-нибудь занятие. Хоть что-нибудь, что поможет скрасить ожидание. Повертев головой, я вспомнил о коммуникаторе Морок. В него попали вскользь или, вообще, просто уронили. Я не большой эксперт в починке техники, но можно было попробовать. Хотя бы буду получать то, что пишут агенты моей легенды.
Старый корабль предполагает обязательное наличие инструментов. Этот корабль, если судить по ящикам, распиханным по всем углам техпомещения, был очень старый и ломался очень часто.
Тестеры, паяльники, анализаторы – на выбор. Я собрал всё вокруг маленького стола с лампой и выложил перед собой неработающий коммуникатор.
То, что он принадлежал Морок, можно было понять по одному его виду. Такой утюг только в её руке мог смотреться мобильным устройством. Так, посмотрим!
Прибор смог меня удивить. Кроме обычной связи на анонимизаторах, на нём была ещё линейная связь. И не одна, а целых три линии. Именно поэтому аппарат был таким огромным.
Линейная связь, по определению, самая секретная связь из возможных. Если в технологии анонимизаторов микропортал соединяет аппарат напрямую с телефонной станцией, и в этом случае нельзя вычислить местонахождение телефона, но, подключившись к станции, можно его прослушать, то в технологии линейной связи микропортал соединял между собой два аппарата без всяких посредников. Напрямую. Неудобство было в том, что это была жёсткая связь с одним абонентом. Непревзойдённое достижение, потому что ни прослушать, ни отследить такую связь не было никакой возможности. У Морок таких линий было три. Интересно, с кем?
Я проследил подключение и нашёл три кнопки на клавиатуре. Подписаны они были "З", "А" и "Э". Если рассуждать логически, у Морок должна быть связь с сёстрами, и в первую очередь с Зов, потому что она стратег отряда Пустыня. Предположим, что "З" это Зов. Но сестёр на А и Э нет, или я их не знаю. Разве что, если называть Очарование именем Цуе – Атшолия. Почему бы и нет?!
Блок линейной связи почти не пострадал. Я переключил питание напрямую на него, подумал и включил соединение с абонентом "А". Спрошу, как всё прошло, хорошо ли вели себя тигры.
Ответил мне мужской голос:
– Слушаю, кто это?
Я не сразу, но узнал голос Анжея.
– Генерал, это Веникем.
– Докажи.
Я усмехнулся. Вполне разумное требование. Мало ли, кому в руки попал аппарат Морок в этой переделке, а подделать голос, имея карту, может даже любительский софт.
– Пару дней назад я учил тебя жить, генерал. Тебе не понравилось, но старик, кажется, воспринял мою идею с энтузиазмом.
Анжей усмехнулся:
– Да, ты обозвал мою жену флагом и предложил нести её по очереди. Рад слышать тебя, Веникем.
А как я был рад! Боги любезно продумали за меня ту часть плана, в которой я сам, мягко скажем, не доработал. В рюкзаке Морок нашлась хоть какая-то еда, а в её коммуникаторе так необходимая мне связь с Анжеем.
Сега:
Человек может привыкнуть ко всему, даже к тому, что его кто-то регулярно долбит в задницу.
– О юбля!
Я уже почти неделю так просыпался. Рано утром Экомион вытряхивал меня из постели, трахал или, чаще, просто тискал мою попу. Потом требовал накрыть ему завтрак, который готовила Тереза. А потом генерал уходил на службу, почти ласково шлёпнув меня по заднице, и я мог отправляться обратно досыпать.
Если разобраться, Экомион был той ещё сволочью. Он шпынял Терезу, которая много лет кормила его, убиралась и стирала ему одежду. У которой от него было пятеро детей. Он шпынял своих собственных дочерей. Правда, с единственным сыном был вполне ласков. Маленький Кэриан был бойким семилетним мальчиком в том возрасте, когда дети часто улыбаются и прощают всё на свете, если отец раз в неделю играет с ними в футбол. Генерал играл. И не раз в неделю, а намного чаще. И не только в футбол. Он учил мальчика пользоваться оружием, читать карты, паять технику. Наверное, в таком возрасте я бы тоже простил отцу всё, что угодно, за такое внимание. Но мой отец тогда почему-то был занят. Хотя, если уж принимать действительность, тот мужчина и не был моим отцом. А, для чужого человека, сделал в моей жизни немало добра.
Обычно Экомион был грубым и злым. Даже его общение с сыном иногда трудно было назвать ласковым. Но мне почему-то казалось, что он очень старается, просто не умеет по-другому.
Со мной, впрочем, генерал тоже был вполне мягок. За волосы меня, как Терезу, не таскал, ногами не пинал. И трахаться скорее уговаривал, чем тащил силой. Да и вообще, если и орал на меня, то только сразу после возвращения со службы. Потом он постепенно как будто оттаивал, начинал пошло улыбаться, тискать меня. Для себя я ещё в первый день решил, что это действие вамповой магии. Когда я находился достаточно близко, метр-два-три, она очаровывала человека и смягчала. Чаще всего, конечно, это сулило очередной трах моей заднице, но, если подумать, трах вполне аккуратный.
Первые дни я очень боялся, что генерал вспомнит о том, что хотел меня допросить. Что станет пытать. Про него я почему– то сразу думал, что он будет пытать жестоко и беспощадно.
Но Экомион допрашивать меня не стал. Вернее, один раз попытался, сел напротив меня, посмотрел на меня внимательно, а потом махнул рукой "Ну что с тебя возьмёшь?!" и уволок в постель. Другие даккарцы, иногда заходившие вечером с бумагами, увидев меня, пару раз пытались напомнить, что я свидетель, но Экомион явно был старше их по званию, и разговор на этом заканчивался. В конце концов, я немного успокоился. Мне явно попался генерал-педик, который ради того, чтобы трахать меня, просто положил на расследование дела Морок.
