Текст книги "Башня. Новый Ковчег 2 (СИ)"

Автор книги: Ольга Скляренко

Соавторы: Евгения Букреева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 10

Глава 10. Анна

– Глупо! Глупо, Аня! По-детски бестолково и глупо. Ты хоть сама-то понимаешь всю абсурдность и всю опасность своей затеи? А главное – зачем? Ради чего?

– То есть как, ради чего?

Анна сидела, чуть сгорбившись, на стуле, уронив руки на колени, и смотрела, как он бегает по комнате, наматывая круги. Комната была небольшая, как и все остальные, расположенные в центре больничного этажа. Раньше здесь была одна из тайных палат, где она прятала своих незаконных пациентов, а сейчас – просто пустая комната. Ремонтные работы до этой части этажа ещё не добрались и в ближайшие месяц-два вряд ли доберутся. И пока, пожалуй, это было самое укромное место во всей больнице.

– Да, ради чего?

Он наконец остановился и пристально посмотрел на неё. Прищуренные зелёные глаза смотрели гневно и зло.

– Ну, может быть, хотя бы ради тебя, Боря.

***

В тот день, когда мать Бориса наконец-то ушла, оставив Анну одну и так не убедив её позвонить или хоть как-то связаться с Савельевым, Анна почувствовала небывалое опустошение. Тошнотворное чувство дежавю, ощущение, что всё это уже происходило и опять повторяется, было настолько живым и всеобъемлющим, так цепко держало за горло, что Анне почти физически стало плохо.

Татьяна Андреевна с каким-то маниакальным упорством, не слыша её, доказывала, что Савельев послушает, Савельев сделает, Савельев поймёт…

– Ты только сама ему скажи, Аня, сама, только сама скажи…

От этих сто раз повторенных слов кружилась голова, и Анна, уже ничего не говоря и не пытаясь протестовать, просто сидела и слушала Борькину мать, в словах которой странным, причудливым образом переплетались горе, отчаяние и надежда.

И лишь оставшись наедине, Анна дала волю слезам.

Она плакала даже не по скорой смерти Бориса, которая стояла на пороге, переминаясь с ноги на ногу и бросая нетерпеливые взгляды на стрелки часов Борькиной суетной жизни – Анна оплакивала их дружбу, её, Павла, Бориса. Дружбу, которая когда-то казалась вечной, но, увы, как и многое другое не выдержала проверку временем.

– Это потому что дружить втроём нельзя. Так не бывает! Тем более, что ты – девчонка, а они – парни!

Перед глазами Анны встало бледное, перекошенное от злости лицо Вики, их одноклассницы. Тогда, в шестнадцать лет, Анна думала, что ненавидит эту девчонку, эту бестолковую и до неприличия красивую куклу, с длинными белокурыми локонами и дурацкими голубыми глазами, с которой Пашка целовался на переменах (а, может, и не только целовался) и которую везде таскал за собой, не обращая никакого внимания на Борькины красноречивые протесты и язвительные подколки. И, конечно, не замечая Анниных страданий. С этим у Пашки всегда было туго.

***

– А сегодня я точно не смогу. У нас с Пашей свидание…

Рука Анны так и застыла на ручке двери. Она уже собиралась выйти из кабинки туалета, но упоминание Пашкиного имени остановило её. Красавица Вика Мосина, растягивая гласные, ещё раз повторила, смакуя каждое слово:

– У нас с Пашей свидание.

– Тройное? – насмешливый голос принадлежал Викиной подруге, Лике, высокой брюнетке, красотой и заносчивостью не уступавшей самой Мосиной. Две подружки, Вика и Лика, тьфу – Анна скривилась – не имена, а собачьи клички.

– Четвертное! С ними ещё эта уродина Бергман увяжется!

Звонкий смех заполнил женский туалет. Сколько же их там? Как обычно, вся свита Мосиной? Она, что, даже в туалет одна сходить не может?

Анна сжалась в своей кабинке. По-хорошему, надо было просто открыть дверь и выйти, прошествовать мимо этих кудахчущих куриц с гордо поднятой головой, но она не могла… Не могла пересилить себя. Струсила.

– А я виновата, что она везде за нами таскается? – обиженно протянула Вика. – Паша ей сто раз говорил, но она же тупая.

Пашка ей, конечно, ничего такого не говорил, но кто знает, что он там мог наплести этой корове, в перерывах между поцелуями. При мыслях о поцелуях Анну замутило.

– Девочки, да она в него влюблена.

– Бергман? В Савельева?

– А то! Чего думаешь, она за ним бегает всё время.

Раскатистый хохот сплошной волной прокатился где-то над Анниной головой, ударился в кафельную стену, рассыпался на злые и обидные слова.

– Ой, девочки, вы даже не представляете, как она его достала…

Его? Кого его? Пашку? Анна почувствовала, как ноги её предательски подогнулись, и она медленно сползла вниз по стене кабинки, опустившись на грязный пол.

– Хоть бы в зеркало на себе что ли посмотрелась. Уродка, рожа вытянутая. И волосы как пакля…

– А она вчера с распущенными волосами в школу припёрлась, видали? – это уже Лика.

– Ой да! Я чуть не угорела…

– И перед Савельевым, перед Савельевым… видели, да, видели?

Голоса давно смолкли, да и девчонок уже не было в туалете – требовательный школьный звонок разогнал всю тусовку, а Анна всё ещё сидела на полу в туалетной кабинке, ошарашенная, оглушённая, не желая верить тому, что слышала, и всё-таки веря всему, до последнего слова...

В класс она так и не вернулась. Урок уже шёл, и сколько там времени прошло от его начала, Анна вряд ли смогла бы сказать. Толкаться в школьных коридорах было опасно, идти прятаться в туалет – глупо, и она не придумала ничего лучше, чем просто отправиться домой. Урок всё равно был последний, а даже если бы и не так – вряд ли она нашла бы в себе силы оставаться сегодня в школе.

На выходе она соврала дежурному, что у неё болит живот, и её пропустили, к счастью, особо не придираясь. Даже на то, что она была без рюкзака, и то не обратили внимания. Рюкзак остался в классе. Мысль об этом промелькнула вскользь и тут же была вытеснена другими, даже не мыслями – голосами. Злыми, язвительными и чужими, из тех, которые являются незваными гостями в сознание, и которых ничем не выгнать.

…как же она его достала, вы не представляете, девочки…, …я вам говорю, она в него втрескалась…, …тупая уродина…, …волосы, как пакля…, …хоть бы в зеркало посмотрелась…

Голоса преследовали, догоняли, забегали вперёд, и как Анна не спешила, ей не удавалось уйти от них. В свою квартиру она почти вбежала, зло и звонко хлопнула дверью, остановилась в полутёмной прихожей, тяжело и громко дыша.

Неужели она действительно такая уродина, прилипчивая уродина? Анна мотнула головой, инстинктивно повернулась к большому, висевшему справа зеркалу. Из зеркальной мути ей навстречу шагнула девочка, бледная, с узким, вытянутым лицом, глазами-колодцами и чёрными растрёпанными волосами.

…как пакля…девочки…припёрлась…волосы распущенные…перед Савельевым…

Анна совсем не думала, что она делает. Ей просто было нужно… просто… Она ринулась в отцовскую спальню, но быстро поняла, что там этого скорее всего нет, и, не дойдя, резко свернула в комнату Лизы. Подбежала к столу, нетерпеливо смахнула со столешницы разбросанные в беспорядке рисунки и карандаши, порылась, но того, что искала, не нашла. Остановилась в задумчивости и, почти мгновенно сообразив, метнулась к большой пластмассовой коробке в углу. Здесь её сестра хранила игрушки, лоскутки и обрезки ткани и, покопавшись, Анна выудила большие ножницы с толстыми закруглёнными концами. Прямо здесь, в Лизиной комнате, Анна перехватила поудобнее левой рукой растрёпанные волосы и, чуть повернув в сторону голову и плохо видя, что она делает, другой рукой быстро заработала ножницами, пытаясь перерезать толстую косу. Волосы были густыми и жёсткими, а ножницы тупыми, стричь ими было неудобно, неловко, но Анне было нужно избавиться от ненавистной косы-пакли, и она, сжимая и разжимая ножницы, с усилием продвигалась дальше и дальше, врезаясь всё глубже в непослушные пряди волос. И только когда отрезанная коса тяжело упала на пол, Анна вдруг с ужасом поняла, что она наделала. Поняла и расплакалась – наконец-то расплакалась громко и горестно…

– Ань, ну ты чего? Куда убежала? Что… Ань, ты чего, ты подстриглась что ли?

Пашка стоял на пороге, сжимая в одной руке Аннин рюкзак, который она оставила в классе, и не сводя с неё недоумённого взгляда. Анна, не дослушав его, развернулась и пошла к себе. Он двинулся следом.

В комнате он остановился и как-то совсем растерянно произнёс:

– Змея опять орала… Слушай! – он шагнул навстречу и опять замер. – Ты зачем…

Он сделал пальцами несколько движений, имитирующих ножницы.

– …зачем обрезала?

– Захотела и обрезала, – Анна вскинула голову. – Тебе-то что?

– Мне? Мне ничего… только, Ань… там неровно у тебя… сзади.

– Ну и пусть!

– Змея же завтра начнёт перед всем классом высмеивать, – Пашкин голос звучал совсем потерянно.

Он был прав. Змея или Зоя Ивановна, их классный руководитель и редкая стерва, вряд ли упустит такой момент. Анна опять вспомнила злые насмешливые голоса девчонок, круглые фарфоровые глаза-плошки Мосиной и почувствовала, что сейчас расплачется. Пашка понял это мгновенно.

– Ань, ты только не плачь. Мы сейчас всё исправим. Где у тебя ножницы? Давай неси их сюда.

Вооружившись ножницами, Пашка повернул её к себе спиной и принялся ровнять непослушные жёсткие волосы. Он громко пыхтел сзади и время от времени чертыхался. Видимо, получалось у него неважно, тупые ножницы стригли плохо, но Пашка старался.

– Чёрт, – он остановился. – Воротник мешает.

Она попыталась отодвинуть воротник, чтобы ему было проще, но это почти не помогло.

– Давай снимай рубашку! – скомандовал Пашка.

Анна вздрогнула, но подчинилась. Расстегнула пуговицы и торопливо стащила с себя рубашку, неловко покрутила в руках и бросила на стоявший рядом стул.

– Ну вот так лучше… – он споткнулся, видимо, только сейчас сообразив, что произошло. – Сейчас…

Он замолчал и с каким-то остервенением опять принялся за работу.

Прошла, наверно, целая вечность. Анна чувствовала его горячее дыхание на своём затылке, иногда он касался пальцами её шеи, голых плеч и тут же одёргивал руку, как будто боялся обжечься.

– Вот, кажется, теперь всё, – пробормотал он наконец и затих у неё за спиной.

В воздухе повисло дурацкое, тревожное молчание. Они оба не знали, что делать.

– Ань, ты повернись, – Пашкин голос звучал хрипло и неуверенно. – Повернись ко мне. Я посмотрю… посмотрю, ровно ли с обоих боков…

Анна медленно повернулась, и её глаза оказались почти вровень с его глазами. Спокойными серыми глазами, в которых отражалась её комната, она сама и весь мир. Эти глаза были так близко, так непривычно близко, что Анна даже не сразу поняла почему.

Она всегда была выше его, высокая, худая, несуразная, и настолько привыкла к этому, что почти не замечала. И вдруг… господи, когда он успел так вымахать – догнать и перегнать её.

– Кажется, ровно, – он поднёс руку к кончикам Анниных волос, но неожиданно коснулся пальцами её щеки, застыл на мгновенье, а потом – это произошло так быстро, что она не успела ничего понять – его губы торопливо коснулись её губ...

Резкий стук в дверь заставил их отскочить друг от друга. Она заметалась по комнате в поисках рубашки, забыв, что бросила её на стул. Пашка опомнился первым, схватил эту злополучную рубашку, в замешательстве протянул ей.

– Спасибо, – она отвернулась, неожиданно осознав, что стоит перед ним в одном лифчике, мучительно покраснела, принялась напяливать на себя рубашку, в спешке не попадая в рукава. Наконец справилась и, застёгивая на ходу пуговицы, побежала в прихожую, оставив растерянного Пашку одного посередине комнаты.

– Я думал, тебя дома нет. Что случилось? А Пашка у тебя?

Борька, которому Анна открыла дверь, выпалил всё разом и, не дожидаясь её ответа, прошёл в комнату.

– Пашка, ты тут? Аня, ты чего из школы сегодня смоталась? Э, да чего тут у вас происходит? – Борис удивлённо уставился на застывшего с ножницами в руке Пашку, потом перевёл глаза на Анну. – Чего такое… ты подстриглась?

– Ну вот ещё один! – Анна дёрнула плечом, подошла к Пашке, забрала у него ножницы и вышла.

– Ань, ты куда? – крикнул Борька ей вслед.

Диван у них в гостиной был неудобный, маленький, тесный, продавленный посередине. Но они его почему-то любили. Вот и сейчас, сидели все втроём, тесно прижавшись друг к другу – она посередине, а Борис с Пашкой с обеих сторон. Дотошный Борька допытывался, что произошло, она отнекивалась, Пашка напряжённо молчал.

– Ладно, – Борис вздохнул. – Не хочешь говорить – не говори.

Он ударил себя по коленам, чуть наклонился вперёд и обратился к Пашке:

– Ну куда сегодня? Или ты опять с этой своей дурой Мосиной? Нас с Аней уже тошнит от неё, правда, Ань?

Она не успела ответить, Пашка перебил. Он повернул к ней веснушчатое раскрасневшееся лицо.

– Хочешь, Ань, я её брошу? Совсем-совсем.

– Давно пора! – Борька хохотнул и резво вскочил на ноги. – Ну, погнали тогда, чего рассиживать-то…

***

– И всё-таки, Аня, ты дура, – Борис невесело усмехнулся. – И жизнь тебя ничему не учит.

Он сел с ней рядом. Толкнул плечом.

– Ну вот и нафига ты меня вытащила, а? Провернула такое дело под носом у властей.

– Сам же только что сказал, потому что дура.

– Ну мало ли я что сказал, – Борис положил свою руку на её ладонь, легонько сжал. – Что там у вас с Савельевым?

– Ничего, – пожала она плечами.

Борис покачал головой, выдохнул коротко и зло:

– И он тоже дурак. Набитый.

Глава 11

Глава 11. Кир

Видеть Полякова в больнице для Кира было невмоготу. Даже несмотря на то, что Ника всё ему объяснила, душу продолжал грызть червячок сомнений. Кир несколько раз в разговоре с Никой поднимал эту тему и так, видимо, её достал, что в последнюю свою встречу они опять чуть было не разругались.

– Ну сколько можно? – голос Ники опасно звенел. – Кир, ну ты можешь уже успокоиться наконец или нет? Я тебе уже всё сказала, всё. Понимаешь?

Кир, насупившись, молчал.

– Я не могу и не хочу перед тобой всё время оправдываться. Тем более, что и оправдываться мне не в чем.

Когда она вот так говорила: спокойно, но со звенящей сталью в голосе, она становилась похожа на своего отца. У неё даже веснушки словно выцветали, а в серых глазах стоял холодный металл. Нет, это не делало её чужой, это была всё та же Ника, его Ника, но уже что-то мешало, что-то такое, чего Кир не мог передать словами.

***

– Кирилл, сегодня нужно расчистить несколько отсеков рядом с западным лифтом. Рабочие сказали, чтобы мы им подготовили помещения для ремонта. Надо будет всё оттуда вынести, всё барахло и подальше переместить, вглубь этажа, – старшая медсестра Ирина Александровна досадливо поморщилась. – Не могли заранее сказать, что за люди!

«Что за люди» было адресовано рабочим, занятым в ремонте. Глядя на Ирину Александровну и слушая её, можно было подумать, что ремонтная бригада прислана в больницу специально для того, чтобы раздражать старшую медсестру и мотать ей нервы. Никто в больнице не ругался с рабочими так самозабвенно и от души, как Ирина Александровна, а бригадир Петрович был давно и прочно записан во враги человечества номер один.

– Нет бы раньше сказать, за несколько дней, – распалялась Ирина Александровна, сжимая в кулаки маленькие пухлые руки. – Мы бы всё организовали, нормально и без спешки. Волонтёров бы этих привлекли, всё равно толку от них ноль (волонтёры числились у Ирины Александровны среди врагов номер два, причём все скопом). А сегодня… сегодня, как назло, надо срочно вымыть все палаты после ремонта, я ж потому Анне Константиновне и сказала, чтоб девчонок прислали. А тут ещё и это. Западные отсеки, да там всю жизнь свалка была. Тащили туда всё списанное. А теперь, господи… хоть грузчиков вызывай.

Кир хмыкнул. Конечно, держи карман шире, выделят им грузчиков, как бы не так. Ухмылка Кирилла не ускользнула от глаз старшей медсестры.

– А ты чего хмыкаешь?

Кир пожал плечами.

– Нечего хмыкать!

Ирина Александровна схватила со стола список сегодняшних волонтёров, быстро пробежала по нему глазами.

– Одни девчонки! – она с негодованием бросила список на стол.

– Так чего, мне там одному что ли корячиться?

– Да куда там одному! – раздражённо фыркнула Ирина Александровна. – Там мебель старая тяжеленная, матрасы, всё огромное, сто лет лежит, и вот приспичило им – расчищайте, у нас там по плану работы. А я этому чёртову Петровичу сто раз говорила, чтоб он свой план с Анной Константиновной согласовывал…

Кирилл опустил голову и едва заметно зевнул. Он всё это слышал уже сто раз.

– Вот что! Там есть сегодня один мальчишка. Его и возьмёшь себе в напарники. Уж не знаю, сможете вы там вдвоём перетаскать всё или нет, но постарайтесь. Иначе Анна Константиновна тебе голову открутит.

«Ага, – опять хмыкнул Кир, но на этот раз про себя. – Вы там косячите все, а голову мне открутят. Нормально так».

– В общем, сейчас найдёшь Катю Морозову. Этот, как его… – она опять заглянула в список. – Поляков. Он сейчас с ней. Вот с ним и идите. Да, Катя пусть тоже с вами идёт. Она знает, куда вещи надо перетаскивать, она вам покажет. Ну чего застыл? Времени у вас не так чтобы много. Иди давай.

Вот уж повезло так повезло. Кирилл шёл по больнице, чертыхаясь вполголоса. Мало того, что ему сегодня весь день придётся изображать из себя грузчика, так ещё в компании самого ненавистного ему человека в Башне – Сашки Полякова.

Катю Морозову и Сашку он нашёл у бывшей лаборатории Ивлева. Ещё издалека услышал Катин звонкий голос. Она чего-то рассказывала по своему обыкновению – молчать Катя не умела в принципе, а Поляков умудрялся вставлять короткие реплики между Катиными пространными тирадами. Да что там, эти двое даже смеялись над чем-то.

Для Кирилла было странно, да и для других в общем-то тоже, что Катя, несмотря на жёсткую характеристику, которую Вера дала Сашке, отчего-то Вериным словам не вняла и охотно вставала работать в паре с Поляковым, когда приходила его очередь волонтёрского дежурства. Возможно, причина была в Катином незлобивом и лёгком характере, эта девчонка в принципе не умела кого-то ненавидеть. А может, и в чём-то другом.

– Привет!

Кирилл адресовал своё приветствие Кате. На Сашку он демонстративно не смотрел.

– Привет, Кир! – Катя радостно заулыбалась. Поляков тоже пробормотал сквозь зубы что-то похожее на приветствие.

– Меня Ирина Александровна послала чего-то там перетаскать из западных отсеков. Там ремонт завтра начнут. Сказала, ты покажешь, куда надо всё носить. А он, – Кир мотнул головой в сторону Сашки. – Со мной будет. Таскать.

– Ага, я знаю. Пойдёмте, я всё покажу. И даже вам сама помогу, если что-то там не тяжёлое. Саша, – она дёрнула Сашку за рукав. – Пойдём.

От внимания Кира не ускользнул Катин открытый и радостный взгляд, с которым она смотрела на Полякова. Равно как и его робкая улыбка, дурацкая такая улыбка на пухлых как у девчонки губах.

***

Вещей в западных отсеках действительно оказалось очень много. Мебель, большей частью поломанная, кровати, колченогие стулья, тумбочки с оторванными дверцами. В одной из комнат были свалены в груду матрасы, тоже уже давно утратившие всю свою функциональность, с порванными наматрасниками и торчащими в разные стороны пружинами. И везде – горы мусора и грязного тряпья.

Непонятно, почему это всё не утилизировалось. Почему пластик, из которого и была главным образом изготовлена вся мебель, не был собран и отправлен на переработку, а ведь в Башне устраивались регулярные рейды по сбору вот таких, отживших своё вещей. Впрочем, рейды рейдами, а подобные свалки продолжали существовать. Взять хотя бы шестьдесят девятый этаж, где они с Никой прятались от охраны.

Вспомнив про это, Кирилл неприязненно покосился на Сашку. Тот был занят тем, что старался соорудить что-то типа узла из старого тонкого одеяла. Сюда он запаковывал какие-то небольшие обломки, маленькие досочки, отломанные ножки, оторванные колёсики от тумбочек. Узел предназначался для Кати – эта девчонка, показав им, куда нужно было всё перенести, так и не ушла и помогала по мере сил. Перетаскивала небольшие предметы мебели или всякую мелочь, которой здесь тоже было навалом. Кроме того, поначалу она выполняла роль своеобразного переводчика между ним и Поляковым, но только поначалу, потому что им волей-неволей, но всё же пришлось общаться напрямую.

Кир сидел в стороне, прямо на полу, облокотившись спиной о стену. Они не сделали даже трети из того, что было нужно, а уже устали неимоверно. Таскать приходилось довольно далеко, к тому же эта часть этажа, которая ещё совсем недавно выполняла функцию укрытия и была под это укрытие и заточена, представляла собой сеть узких коридоров, дробивших небольшие помещения на отсеки, большая часть которых была чем-то заставлена или перекрыта. Они достаточно долго таскали мебель по длинному пути, который показала им Катя, пока наконец не сообразили расчистить более короткий, заделанный толстыми пластмассовыми щитами. После этого дело пошло повеселее, но всё равно конца и края их работе не было видно.

– Вот ещё это положи в узел. Я донесу, – Катя протянула Сашке какую-то железку.

Тот взял, покрутил в руках и отбросил в сторону.

– Тяжёлая, – пояснил он. – И без этой фигни уже нормально так получается.

– Да я справлюсь, – засмеялась Катя. – То же мне…

– Нет, – Сашка был непреклонен. – Это мы с Кириллом понесём.

Смешно. Кир только сейчас обратил внимание, что Поляков, оказывается, заботится о Кате. Он с удивлением посмотрел на этих двоих. Между ними определённо что-то было. Что-то уже случилось или вот-вот случится.

– Готово, – Сашка завязал одеяло в тугой узел. Поднял одной рукой, как бы примериваясь, чуть поморщился. – Всё равно тяжеловато получилось.

– Да ладно, – Катя забрала у него узел. – Я пошла. А вы догоняйте.

– Ну чего? – Поляков повернулся к Киру, как только Катя скрылась за дверями. – Теперь шкаф что ли?

Кир повёл плечом и криво ухмыльнулся.

К большому и тяжёлому двухстворчатому шкафу они не знали, как приступиться. Попытались сначала, вооружившись отвертками и молотком, которые им откуда-то принесла деятельная Катя, разобрать шкаф на запчасти, чтобы было сподручнее перетаскивать, но удалось только снять дверцы – вся остальная конструкция оказалась монолитной и довольно прочной, как Кирилл не колотил по ней молотком, на поверхности осталось только пару вмятин и всё.

– Крепкий зараза, – Кирилл Шорохов в сердцах отбросил молоток в сторону.

– Это потому что шкаф старый. Его наверняка делали ещё из непереработанного пластика, может быть, даже он со времён поселения в Башню остался. Это потом уже стали делать облегчённую мебель, да и пластмасса, несколько раз переработанная…

– Слушай, может заткнёшься, – зло перебил Сашку Кир. Поляков его раздражал. Своей рассудительностью, умничаньем этим, да что там – самим присутствием. И вообще хотелось просто дать по морде.

– Извини, – стушевался Сашка.

Кир отвернулся и со злости пнул ногой неподдающийся шкаф…

Теперь им предстояло вдвоём отволочь его к северным лифтам.

– Давай, берись за тот край, – скомандовал Кирилл, и Сашка послушно ухватился за противоположный конец.

Шкаф был почти неподъёмный. Если бы они не сняли дверцы, которые тоже сами по себе весили немало, им было б, наверно, и не сволочь его. Но без дверей у них всё же получилось кое-как вынести шкаф из помещения и дальше, то тянув на себя, то толкая, они принялись медленно перемещать его по коридору. Если бы в этой части больницы сохранилась напольная плитка, возможно было бы легче, но плитку здесь почти уничтожили, а которая и оставалась местами, была сильно побита и покоцана и больше мешала, чем помогала.

Они уже преодолели половину пути, как вдруг злополучный шкаф застрял и ни туда-ни сюда.

– Чёрт, не надо было его сюда тащить, сразу же было понятно, что он не пройдёт, – выругался Кир. Сашку он не видел, тот находился по другую сторону шкафа. – Чего будем делать?

Коридор, который они выбрали только потому, что он был самым коротким, был ещё и самым узким. Причем эта его узость явно была рукотворной – словно кто-то специально забрал часть коридора под какие-то жилые или хозяйственные постройки. Кир сообразил первым. Он постучал по одной из стен – звук был звонкий. Такой могла издавать тонкая пластиковая панель, наподобие тех, которые широко использовали в Башне для создания разного рода времянок.

– Слушай, Сань, – Кир запнулся. Он в первый раз обратился к Сашке по имени. Тот тоже безмолвно замер с другой стороны шкафа. – Слушай, тут одна стена – пластиковая сто процентов. Её можно сломать, наверно… А сломаем, протащим шкаф дальше.

– Так чего, за молотком что ли сбегать?

– Ну да.

– Хорошо, – Сашка находился позади шкафа, со стороны западных отсеков. – Я тогда сейчас… я быстро… ты погоди…

Торопливые шаги эхом отозвались в пустых коридорах.

– Принёс!

Сашка вернулся довольно быстро, Кир даже, что называется, соскучиться не успел.

– Молоток?

– Не. Не молоток. Отвёртки, – с той стороны шкафа послышалось какое-то шуршание. – Эти панели на болтах друг к другу крепятся. Сейчас, погоди посмотрю, какая подходит.

Этот Поляков был сообразительным. Кир бы начал выламывать панели молотком, ни за что бы не догадался, что они на болтах. Он опять почувствовал зависть и укол ревности. Сашка Поляков был умнее его и образованней, чего уж. Даже несмотря на то, что Кирилл уже не работал на грядках – известное место для самых тупиц в Башне, его социальное положение оставалось незавидным. Кто он? Всего лишь медбрат. Которому по-прежнему ничего особенного не доверяют, так, мальчик на подхвате.

– Всё! Одну открутил, – раздался Сашкин голос. – Сейчас, я её отодвину в сторону, и можно шкаф сдать чуть назад.

– Угу, – буркнул Кир.

Они так и сделали. Отодвинули шкаф назад, чтобы Сашка смог пролезть на сторону Кира с инструментом. Нужно было демонтировать ещё несколько панелей, чтобы расширить это узкое место.

– Ого!

После того, как шкаф был сдвинут, перед глазами Кирилла предстал проём, образовавшийся после снятия панели. За этим проёмом тоже начинались свои коридоры и коридорчики, освещаемые тусклым аварийным светом, и комнатки, некоторые глухие, наподобие тех, что были в Ивлевской лаборатории, некоторые стандартные – с привычными, выходящими в коридор окнами.

– Интересно, что здесь? – Кир повернул лицо к Сашке.

Тот пожал плечами, ничего не ответив.

– Явно, неспроста они это место щитами заделали, – Кир пролез в проём.

– Ты куда? – испуганно дёрнулся Сашка.

– Пойду пошманаю. Интересно же.

Шорохов вовсе не собирался «пошманать», просто, увидев испуг на бледном Сашкином лице, решил его немного подразнить.

– Ну чего, пойдёшь со мной?

– Нам же нужно вещи перетаскивать, – тихо пробормотал Сашка.

– Ссышь?

Поляков вспыхнул. И тут же полез вслед за Киром. Кир негромко рассмеялся, смерил Сашку презрительным взглядом и, засунув руки в карманы, двинулся вперёд, выбрав один из коридоров наугад.

– Кир, погоди!

– Ну чего тебе?

– Так нельзя, – на Сашкином лице появилось выражение озабоченности. – Мы так можем заблудиться.

– Заблудиться? Ты чего несёшь?

– Я не несу. Ты же не знаешь план этого этажа.

– Какой ещё план? Все этажи примерно одинаково устроены. Чего здесь блудиться, – Кирилл усмехнулся. Сашкина трусость уже начинала его раздражать.

– Нет, не все одинаково, – Сашка занервничал и покраснел. – Есть жилые этажи, есть производственные. Есть те, которые отведены под лаборатории или под сельское хозяйство, например. Или под больницы, как этот. И они все организованы по-разному. Ну! Это же в школе проходят. Помнишь?

– Слушай ты, умник хренов, – Кир не на шутку разозлился, повернулся к Сашке и угрожающе приблизился. Тот попятился назад, уткнулся спиной в стену. – Ты кого тут из себя строишь, а? Чего думаешь, раз весь такой образованный, так типа лучше меня?

– Я так не думаю…

– Да ну? Чего я не знаю, по кой фиг ты тут отираешься. Рядом с Никой.

– Я не отираюсь рядом с Никой, я просто…

– Чего просто? Ну? Момент удобный выжидаешь, чтобы к ней обратно подкатить?

– Да не претендую я на твою Нику!

И тут Кира вынесло. Сам не понимая зачем, он сделал резкий выпад и коротко ударил Сашку под дых. Тот охнул и согнулся пополам. Кир занёс руку для следующего удара, но был остановлен голосами. Где-то в отдалении разговаривали. В пылу ссоры он не сразу это услышал.

– Ты чего делаешь, – просипел Сашка.

– Тихо! – цыкнул на него Кир. – Тут кто-то есть.

Сашка Поляков замолчал и медленно разогнулся. В воцарившейся тишине голоса были слышны ещё явственней. Мужской и женский.

– Пошли! – скомандовал Кир.

Медленно они прокрались на звук раздаваемых голосов, добрались до одной из несущих колонн, которые пронзали всю Башню насквозь, и, спрятались за ней.

Мужчина и женщина (судя по голосам их было двое) находились совсем рядом. Кир осторожно выглянул, стараясь, чтобы его не заметили. На небольшом пятачке, образованном хитросплетением здешних коридоров, стояли и разговаривали двое. Мужчину Кирилл не знал, а вот женщину…

– Ань, да меня уже! Уже здесь тошнит! Ты меня поместила сюда, в этот закуток, и я этот чёртов лабиринт за три дня уже наизусть выучил. Все царапины на стенах, все вмятины на полу… Я тут чокнусь от одиночества и безделья. Ты говоришь – жизнь, а какая это на хрен жизнь!

Кирилл быстро спрятался назад за колонну.

– Там Анна Константиновна, – он повернулся к Сашке. – С каким-то мужиком.

– С каким?

– А хрен его знает.

– Погоди, – Сашка тоже осторожно высунулся и тут же отпрянул.

– Ну чего? – Кир вопросительно посмотрел на него.

– Это Литвинов.

– Какой Литвинов?

– Ну тот… Борис Андреевич Литвинов, – Сашка растеряно посмотрел на Кирилла и прошептал. – Которого казнили…

Назад, до выломанного проёма они добрались молча. Там, рядом со шкафом их ждала напуганная и бледная Катя.

– Что вы там делали? – её голос чуть подрагивал.

– Ничего, – буркнул Кир и повернулся к Сашке. – Ты уверен, что это и правда Литвинов?

– Уверен. Я же работал в административном управлении стажёром. Он приходил несколько раз. Его, знаешь ли, трудно не запомнить.

– Значит, получается его не казнили?

– Ну, получается, – Сашка нервно дёрнул плечом.

– Да не, бред какой-то. Он же столько дел натворил. А Анна Константиновна с ним там… Ты, наверно, обознался, никакой это не Литвинов…

– Это Литвинов, – перебила Катя. Её немного потряхивало, Кир это видел. – Я знаю. Анна Константиновна просила никому не говорить. А вы… как вы туда попали?

– Ну вот попали, как видишь, – Кир мотнул головой в сторону проёма. – И чего, Анна Константиновна его спасла, этого ублюдка? Скажешь так? Да как она это сделать-то смогла, ну, как?

Он обвёл глазами Катю и Сашку. Катя сжалась, казалось, она вот-вот заплачет.

– Да легко, – Сашкин голос прозвучал высоко и тонко. – Наверняка ей Савельев помог.

– Павел Григорьевич? Ты чего гонишь? – Кир гневно вскинулся.

– Они – друзья, – тихо, но твёрдо сказал Сашка. – Друзья и политики, им на всех нас плевать. Поверь. А Анна Константиновна Савельеву родственница.