Текст книги "Научите меня летать (СИ)"
Автор книги: Ольга Шерстобитова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Ольга Шерстобитова
Научите меня летать
Глава первая
Риана
Прогулка в зимний лес ночью за хворостом – что может быть ужаснее этого наказания? Многое. Но легче от этого осознания не становится. Когда ты сирота, не имеющая ни кола, ни двора, и зависишь от тех, кто тебя приютил, пусть и не бескорыстно, выбирать не приходится.
Я наклонилась к засыпанной снегом земле. Растирая руки в тонких рукавицах, безуспешно попыталась их согреть. Луна спряталась за мохнатыми серыми тучами в самый неподходящий момент, и темнота липкой паутиной окутала со всех сторон. Мне чудилось, что за каждым сугробом, притаилось чудище. Корявые ветки тянулись, словно чьи-то скрюченные пальцы, которые вот-вот схватят и причинят боль. Коленки от этих мыслей слабели. Спрятаться бы, сбежать. Нельзя. Не наберу хвороста – сразу же окажусь на улице. И не одна. У меня еще Орас есть. О нем нужно заботиться. А трактир Барисы – единственный возможный для нас приют.
Я прикрыла глаза и постаралась успокоиться. Нужно гнать от себя мысли-страшилки, которые упорно лезли в голову. Наклонилась и подобрала несколько веток. Отряхнула от снега, напоминающего манную крупу, сунула в холщовый мешок, воровато оглянулась.
Чернеющие стволы деревьев и снег, оседающий на ветках. Ничего и никого кругом. Тишина, которая пугала больше, чем обычные шорохи леса в любое время. Хоть бы ветер пробежался дыханием среди голых ветвей! Или какая-нибудь птица вспорхнула в глубине деревьев. Я была бы согласна даже на жуткий вой волков в непроходимой чаще. Пустые надежды.
Холод же сжимает в объятьях все сильнее, когда не двигаешься. Если бы не он, засомневалась бы, что в лесу нахожусь. Темно, тихо и страшно, как в глубокой яме. Я однажды провалилась в такую. И вспоминать не хочется, как тогда перепугалась. На память шрам остался на лодыжке.
Я вздохнула и снова принялась за дело, поминая недобрым словом Гженку, дочь трактирщика. Темноволосая, кареглазая, крепкая. К тому же с богатым приданным, она считалась завидной невестой. Если бы не мстительный злобный характер… Это благодаря ей я оказалась в лесу. Началось то все банально. Я, скрючившись в три погибели, мыла полы возле трактирной стойки. Гженка случайно дважды опрокинула ведро с грязной водой на мои ноги. Захмелевшие посетители смеялись над неумехой-поломойкой. Гженка ядовито улыбалась, позволяя красавцу-купцу Миразу, ее жениху, целовать ей ручки.
В четвертый раз поиздеваться решил Мираз. Только вода пролилась почему-то на Гженку. Случайно, разумеется. Что дальше? Визг, ругань и громадный силуэт Барисы, жены трактирщика, надо мной. Она заправляла здесь всем, отодвинув в сторону тихоню-мужа. Я не раз слышала историю о том, что трактир достался Барисе в наследство от бабки по материнской линии – властной, сварливой старухи. Карла с внучки потребовала взамен одного: выйти замуж. Выбор Барисы пал на Санора, шестого по старшинству в крестьянской семье. Бедный, как церковная мышь, привыкший к тому, что братья им помыкали, Санор не смел ни в чем перечить жене.
Я суетливо вытирала тряпкой расплескавшуюся воду. Объяснять, что я не причем, даже не пыталась. Все равно не поверят. Да и нет у меня такого права – оправдываться.
Дородная Бариса, затащив меня наверх в свою комнату, ругалась долго и со вкусом. В красках расписала неблагодарность за проявленные по отношению ко мне доброту и сострадание. Когда словесный поток иссяк, я сжалась, зная, что за ним последует. Удар. А потом еще один. И еще один. Только бы не закричать и не сдвинуться с места. Иначе только хуже сделаю.
Просто терпеть.
Почему? У меня нет выбора. Пять лет назад в Олений Рог, деревеньку, где я жила, пришла чума. Родители сгорели меньше, чем за неделю, оставив меня, двенадцатилетнюю девчонку, и Ораса, моего годовалого брата, одних. Почему мы с ним остались в живых – не знаю. Тогда полдеревни выкосило, прежде чем подоспели маги-целители. А в ночь, накануне их приезда, случился пожар. И к моему горю добавилось еще одно. Мы с братом лишились дома. Помню, как в одной белоснежной рубашке прижимала к себе испуганного мальчишку. Стояла и бессильно смотрела на желтые языки пламени, лижущие деревянные балки и крепления. Тогда я старалась не думать о том, чего лишилась за последние сутки. Страшнее смерти родителей и этого пожара было только одно: похоронить отца и мать, ушедших за грань вечером, я не успела. Мне в утешение не осталось даже могилы, чтобы было хоть иногда где-то поплакаться.
А синяки да ссадины… Главное, чтобы Ораса не трогали. Он еще совсем ребенок. Бариса, правда, рассвирепела больше не от пролитой воды, а от того, что от Гженки очередной потенциальный жених мог сбежать. Двое предыдущих встречались с ней, а свататься пошли ко мне.
И вспоминать не хочется, чем закончилось то сватовство. Неделю в горячке лежала, а на спине остались шрамы. Мне эти женихи были не нужны. Да и ни один из них ни разу не подошел даже поздороваться. Барису это тогда не смутило. Я попыталась напомнить, что до восемнадцати лет на каждой девушке заклятие неприкосновенности лежит. Если, конечно, та замуж не выйдет и добровольно от защиты не откажется. Куда там, меня и это от расправы не спасло. Что случится со мной через год, когда исполнится нужное число лет, я старалась не думать. Было не просто страшно, а очень-очень-очень страшно.
Бариса считала, что я женихов приворожила. Только чем? Внешность у меня самая простая для этих мест – светлые волосы, серые глаза. Приданного – нет, дом сгорел, на руках – младший брат. Кого прельщу-то? Но нет же… Бариса была уверена: я специально крутилась у парней под носом, чтобы у ее драгоценной Гженки, красавицы и умницы, ничего не вышло. Да нужны мне эти женихи, как черту забытое болото! Неужели она не может понять, что смысла менять ее побои на побои мужа мне нет. Но… Бариса – это Бариса. Она всегда права. Во всем. О чем тут говорить?
А Гарин – сын кузнеца и Кром – сын портного, те самые несостоявшиеся женихи… они, оказывается, просто хотели пошутить. Это я узнала от Гженки спустя неделю, когда пришла в себя. С тех пор неприязнь к мужчинам у меня переросла в слепую ненависть. До сжатых от боли кулаков. И жгучей, давящей внутри, пустоты. Те, кто смеют обижать и унижать слабого, зависящего от чужой воли человека, ничего другого и не заслуживают.
За проделку Мираза мне и пришлось сегодня расплачиваться походом в лес за хворостом. И не беда, что его я за лето и осень натаскала столько, что до следующей зимы с лихвой хватит. Даже если придут самые лютые морозы и топить придется в два раза больше. Впрочем, зачем об этом сейчас думать? Ничего ведь изменить не могу.
Я настолько ушла в невеселые мысли, что только сунув очередной ворох веток в вязанку, поняла, что та полна. Значит, можно возвращаться. Закинула мешок на плечи, глубоко вздохнула и замерла. Место, где я находилась, было незнакомо.
Черные стволы деревьев окружали меня повсюду. По-прежнему непроглядное небо над головой. Ни единой звезды на нем. Хрустящий снег под ногами. И в какой же стороне опушка, где раскинулся дуб, от которого я пошла влево, туда, где хвороста всегда больше можно набрать? Я оглянулась, надеясь, обнаружить что-то знакомое. Изгиб замерзшего ручья чуть левее от меня. Заснеженные кусты с горькой рябиной, которой любили лакомиться снегири, прямо по курсу. Упавший ствол огромной сосны, расколотый молнией прошлым летом, позади.
Ну, хоть что-нибудь! Не могла же я заблудиться! И темень такая, как назло, с трудом разбираешь, что вокруг. Почувствовала, снова начинаю паниковать. Сердце забилось чаще, дыхание сбилось, ноги приросли к месту.
Я в отчаянии закусила нижнюю губу. Ничего. Совсем ничего. Куда же я забрела? Хворост надо было собирать, а не в воспоминания проваливаться! Да что толку себя ругать? Нужно выбираться. Если и не ради себя, то ради Ораса. Несколько минут я пыталась что-нибудь придумать, а затем глаза уткнулись в латаные-перелатанные валенки. Следы! Я же могу по ним пойти и вернуться обратно! В этот момент луна, прятавшаяся за тучами, удачно выползла и осветила пространство вокруг меня. От облегчения широко улыбнулась, поправила мешок с хворостом. Собралась уже развернуться в нужном направлении, но в чаще раздался грохот. Я невольно посмотрела туда, откуда шли звуки.
Разглядеть по-прежнему ничего нельзя, но шум стоял страшный. Создалось ощущение, что через чащу напролом лезет огромный медведь, не разбирая пути. Бежать! Это была единственная мысль, которая пришла в мою голову. Не оглядываясь. Не задаваясь вопросом, что позади. Ясно же: ничего хорошего. Только при таких условиях у меня будет шанс спастись от дикого зверя. Я скинула под ближайшее дерево вязанку с хворостом, не думая, что со мной за это сделают. Главное – остаться живой. Остальное не имеет значения. Я рванула в сторону, но, не сделав и пары десятков метров, зацепилась за упавшее дерево. Кубарем полетела в овраг, зачерпывая рукавами снег.
Все это случилось настолько быстро, что я даже не закричала. Только охнула, когда попыталась сесть. Разбитая коленка саднила. Шерстяной платок сбился, затянувшись узлом на горле, стало трудно дышать. Я непослушными руками стянула его. Так, что теперь? Надо перевязать колено.
Стоп. О чем это я? Там же в чаще дикий зверь, который вот-вот может меня настигнуть, и волноваться о ране уже не придется! Я нервно оглядела лес, темнеющий стеной, вокруг меня. Как тихо. И ни шороха. Ни звука. Все по-прежнему. Как будто только что сюда пришла. Совсем ненормально. А медведь? Где медведь-то? Он не настолько умен, чтобы сидеть и выжидать. Или просто ушел, не заметив меня? Получается, я спаслась так нелепо просто потому, что зацепилась за ветку и упала в овраг? Я хихикнула. Видимо, нервы сдают. Но надо выбираться, пока не случилось новой напасти.
Я оторвала лоскут от нижней рубашки и крепко перебинтовала рану. Повязала платок, отряхнула снег с ветхого полушубка, осторожно поднялась. Огляделась, прикидывая, где лучше всего забраться наверх. Поняв, что придется все равно карабкаться, утопая в снегу, решила идти проторенным путем.
Наверху я оказалась нескоро. Несколько раз застревала в снегу, с трудом сдерживая горькие слезы от боли и не менее горькие мысли о том, что будет, если я не справлюсь. Если бы не цеплялась за выступающие корни, крепкие и от того надежные, ни за что бы не смогла преодолеть этот подъем. Овраг оказался не только крутым, но и наполненным рыхлым снегом, в котором я увязла почти по пояс. Отдышалась и посмотрела по сторонам. Никаких следов дикого зверя. Значит, можно осторожненько попытаться добраться до хвороста и…
А что медведь делает в лесу зимой? Что? Ему спать в берлоге положено. Я села на поваленное дерево и потрясла головой. Это что получается, у страха глаза велики? Неужели привиделось? И шум, и треск, и…
Я решительно встала и пошла в сторону чащи. Если не пойму, что там произошло и не увижу причину своего страха, он не пройдет. И каждый раз, возвращаясь в этот нелюдимый сумрачный лес, по пятам будут красться шорохи и ужас. Такое надо в зародыше убивать. Иначе ничего путного из меня не выйдет.
Подошла и остановилась, прислушиваясь. Снова ни звука. Отодвинула пушистые ветки ели, увернувшись от сыпавшегося за пазуху снега. Вгляделась в темноту. И сделала шаг. Пройду немного, чтобы успокоиться. Надо убедиться, что ничего страшного тут не произошло. Потом вернусь. Интересно, а что было-то тогда, если не медведь? Упало дерево? Не похоже. Вот, если несколько, то вполне вероятно. А почему упали?
Пока я размышляла о случившемся в лесу, добралась до опушки. А там… Несколько деревьев, действительно, были свалены на землю. От них поднимался дым, как от пожара. Хотя я четко помнила, что огня, искр и хоть какого-нибудь света, не было. Я перешагнула через тонкий ствол березы, случайно его задев. Пошатнулась. Вместо поваленного дерева остался только пепел. Это что? Колдовство? У нас, в Оленьем Роге, где я магов видела за всю свою жизнь всего дважды? Сначала утром, когда от моего дома осталось пепелище, а затем два лета назад, когда в эти места случайно забрел странник, наделенный даром. Нереально такое.
Нет, знахарка у нас есть. Она и травки нужные заговорить может, простенький амулет сделать, но колдовать… Нет, это совсем другое. Получается, тут, на поляне, только что побывал сильный колдун? Пора делать ноги. Ввязываться в дела магов – чревато последствиями. Неприятными, к слову сказать. А мне плохого в жизни хватает. Едва я об этом подумала, как раздался стон. Я вздрогнула. Стон повторился.
– Эй, кто тут? – прошептала я, стараясь не дрожать от страха.
И да, знаю – глупый и несуразный вопрос. Ответа не последовало, что вполне логично было ожидать.
Я снова вздохнула. И кой черт меня потянул в чащу! Можно, конечно, развернуться и сбежать. Только за гранью за эту трусость придется ответить. Да и что мне терять то? Нет, если подумать, то есть что, разумеется. Я не могу бросить Ораса одного, поэтому со мной не должно ничего плохого случиться. Но и оставлять на погибель в заснеженной чаще раненого человека тоже нельзя. Уговаривая себя, я осторожно и медленно пробиралась к месту, где слышались стоны.
Из-за туч вынырнула луна, что было кстати. Я добралась до источника звуков и пожалела, что не сбежала. Однозначно, маг. Кто еще способен повалить столько деревьев, превратив их в пепел? И судя по черному плащу – темный. Да еще и мужчина. Я застонала про себя. Эх, не везет мне сегодня, так не везет. Желание сбежать возникло снова. Но… Всегда есть это незыблемое – но. Мужчина, да. Но плохого он мне ничего не сделал. Не хватал ниже талии, не грубил, не отпускал сальных шуточек, не… В общем, одно сплошное «не».
Теперь поздно думать. Не бросать же его здесь в самом-то деле. Может, он попал в беду.
Подошла к нему и опустилась на корточки. Протянула руку, чтобы откинуть капюшон и пощупать пульс. Мужчина снова застонал, а поверху плаща засветилась золотистая сетка.
Он что, преступник? Или его кто-то поймал? Гадай – не гадай, а колдовство я снять не могу. Я – не маг, я – человек.
– Эй, вы живой? – спросила я, не решаясь прикоснуться.
– Да, – раздался хриплый голос, от которого внутри у меня все мгновенно заледенело.
Значения это сейчас не имеет. Помогу освободиться и забуду об этом.
– Я не сниму сетку. Я не обладаю даром, – осторожно сказала я.
– Ты ее в состоянии увидеть? – удивился он.
– Да. Я могу позвать на помощь. Если вы ранены, то…
– Нет, – твердо сказал мужчина. – Никто не должен знать, что я здесь оказался. Запрещаю.
В воздухе мелькнула молния. Нарушу его приказ – умру. Если стану спасать, а я, увы, стану, и он уйдет за грань – отправлюсь следом. Меня его приятели или враги в любом случае найдут. Как миленько-то! Ненавижу магов.
Мужчина снова застонал и невнятно выругался.
Точно какие-нибудь делишки свои темные проворачивал, попался в ловушку и теперь… теперь я стала свидетельницей. Значит, долго не жить, если что. Тьфу ты, как ни поверни, а мне все один путь. Но и сидеть просто так нельзя. Значит…
– Чем могу помочь?
И откуда у меня столько смелости?
– Капля крови, отданная добровольно, сможет разрушить сеть, – отозвался он.
Я стянула рукавицу, нащупала острую щепку под своими ногами, сжала зубы и порезала палец. Рана тут же заныла, но я позволила капле крови стечь над незнакомцем. До него она не долетела, беззвучно растворилась в воздухе, но сеть пошла волнами и исчезла.
– Все. Подняться сможете?
Мужчина не ответил. Похоже, потерял сознание. Я бегло осмотрела его, не прикасаясь, но повреждений не нашла. Пришлось осторожно потянуть за капюшон плаща. Длинные спутанные черные волосы с фиолетовым отливом рассыпались по бледному лицу с заостренными скулами. Я медленно ощупала его голову, а потом перешла к плечам и ногам. При этом старалась не думать, что делаю. Нервы целее будут.
У мага оказалась сломана рука, на ноге – рана, шириною с мою ладонь, на лбу, у левого виска – порез. Пришлось отрывать от рубашки лоскуты, перевязывать. При этом я лихорадочно думала, что же делать дальше. К людям идти нельзя. Он запретил. И нарушить приказ мага все равно, что подписать себе смертный приговор. Остается одно – вернуться к опушке леса, а потом неприметной тропкой пробраться к укромной пещере. Она была моим пристанищем и убежищем, когда сил оставаться в таверне у Барисы и Санора уже нет было. Может и обойдется все, маг останется жив, а я выпутаюсь из этой передряги без особого ущерба. При последней мысли внутренний голос ехидно усмехнулся.
Надеюсь, что маг не тяжелее двух вязанок хвороста. Волоком его не понесешь, ранен же. Значит, нужно взвалить себе на спину, что я и проделала. Первый шаг дался тяжело. Пожалуй, я любого медведя с такой ношей спугну. Пьяной походкой, с передышками и остановками, с постоянными напоминаниями о том, что сейчас неприязнь к мужчинам нужно оставить, забыть о ней на время, я добралась до пещеры. Спрятанная за непроходимыми кустами орешника, она показалась мне родной и желанной. Я положила мага на землю, а сама отправилась рвать лапник для ночлега. Натаскала его побольше, перетащила туда мужчину. Так, сейчас нужно разжечь костер. Спички у меня тут припрятаны, а хвороста нет. Можно, разумеется, вернуться к мешку, брошенному в спешке. Я задумалась на мгновение. Не сгодится. Пока дойду, пока донесу, незнакомец замерзнет. Легче новый собрать.
Когда через время затрещал костер, я согрелась, посматривая с тревогой на мужчину. Он так и не пришел в себя. Снова осмотрела его раны. Повязки пропитались кровью. Придется менять. Скинула полушубок, верхнюю рубаху, отвернулась к нему спиной. Стянула нижнюю, которую пустила на лоскуты уже наполовину, торопливо оделась.
Осторожно перебинтовала, но испачканные лоскуты не выкинула. Постираю и высушу. Пригодятся. Рубашек у меня всего две. Решив, не откладывать в долгий ящик, сходила к замерзшему глубокому ручью, бегущему неподалеку. Камнем пробила лед, жалея, что у меня не нашлось ножа. Непозволительная роскошь для сироты иметь что-то свое. Хорошо, жестяная помятая кружка, выкинутая кем-то за ненадобностью возле колодца, имелась. В нее я набрала воды, а потом опустила в ледяную стынь руки и принялась стирать повязки. На холод я приучила себя в таких случаях не обращать внимания. Впервой в проруби белье полоскать, что ли? Ну, руки красными будут. Не привыкать.
Примерно через полчаса я вернулась. Посмотрела на мужчину, который так и не пришел в себя. Не нравится мне его состояние. Губы холодные, сухие, а лоб покрылся испариной. Нужны лекарства. Но какие? И где их взять, не имея права выдать себя? Да и денег нет. Все-таки мужчины несносны, а маги – тем более. Хоть бы головой подумал, прежде чем запрещать идти за помощью к людям. Я постаралась унять злость, которая во мне разбушевалась.
Посидела немного возле костра, греясь и стараясь успокоиться. У меня была припрятана здесь золотая монета. Ее я нашла на дне реки полгода назад, когда пошла за водой. Задумавшись, зачерпнула песок и ил. Когда стала вычерпывать, чтобы чистой воды набрать, сверкнуло нежданное сокровище. У Ораса весной день рождения. Думала, что куплю ему на ярмарке леденцов и сладкий пирог, а так же маленький складной ножик.
Теперь праздник окончательно и бесповоротно отменялся. Монету придется отдать знахарке за лекарства. Оставалось придумать, как сделать так, чтобы она меня не узнала. Взгляд зацепился за плащ, в который был одет незнакомец. Если надену его, накину капюшон, то никто и не узнает, что за ним – не маг. Так, странник. Я снова разделась до рубашки и штанов. Стянула с мага меховой плащ, а его накрыла своим полушубком и платком. Прислушалась к его хриплому дыханию, поняла, что надо спешить.
До знахарки я добралась быстро.
– Мне нужно заживляющее и восстанавливающее силы зелья, – с порога сказала я хриплым голосом, отдавая знахарке золотую монету.
Именно такие снадобья привезли тогда нам, когда случилась чума, маги-целители. Название врезалось в память. Надеюсь, что они колдуну помогут.
– Проходите, госпожа. Сейчас все дам, – сказала Матильда, угодливо распахивая двери.
– Не досуг мне. Давай быстрее. И хлеба с похлебкой.
Матильда закивала и нырнула в дом, решив не спорить и не о чем не спрашивать. Нет, можно, конечно, зайти, погреться. Искушение было велико. Но риск выдать себя тоже большой. Во-первых, на мне валенки. У приезжих, а уж тем более у магов, всегда на ногах сапоги. Но поменяться обувкой с незнакомцем не вышло. Нога у него была больше моей в несколько раз. Во-вторых, распознать меня легко. Стоит капюшон откинуть. Лучше тут постою, в темноте.
– Вот, госпожа, нужные вам зелья. И еда… все свежее. Похлебки во флягу я налила, да небольшой каравай хлеба положила. Но лучше бы зашли вы к Барисе с Санором. У них таверна, так что…
– Спасибо, – кивнула я, и, не прощаясь, нырнула в темноту ночи.
Уж не знаю, что знахарка подумала, когда я еще и еды попросила. Но от магов можно и не такого ожидать. Их распоряжения просто выполняются без всяких возражений. Пусть считает, что я торопилась к оказавшемуся в беде колдуну.
Путь до пещеры я преодолела легко. Меня даже ночной лес теперь не пугал. Не до этого было. Прочитала этикетки на флаконах, восстанавливающее силы зелье влила в рот, а заживляющим смазала раны. Поставила возле костра похлебку и рядом положила завернутый в тряпицу хлеб. Удержалась от соблазна отломить от края каравая. За весь день кроме куска хлеба утром ничего во рту больше не было. Но магу сейчас еда нужнее.
Снова переоделась, закутав мужчину в его плащ. Тот внутри был подбит мехом, оказался теплым. Я даже согрелась, когда бегала за зельем. Стужа незнакомцу не грозит. Это мой тулуп – дырка на дырке, один ветер радуется. У мага же одежда сшита хорошо и ладно. Одна рубашка чего стоит. Белоснежная, из мягкой ткани, а не грубого льна серого цвета. Швы ровные, точные. Непривычная даже на ощупь. Какой-то медальон на шее, несколько колец на пальцах. Похоже, не бедствует. Ну да, я опять ушла в свои мысли. А надо возвращаться. Сильно задержалась. Навещу незнакомца завтра. Все, что можно, я для него сделала. Лекарства и чистые повязки нашла, еды оставила, хвороста натаскала. Костер точно не должен до рассвета догореть. С этими мыслями я и покинула пещеру.
Мешок с хворостом оказался тяжелее, чем хотелось бы. И разбитая коленка, о которой я уже забыла, начала нещадно жечь и ныть. Обратный путь до деревни дался непросто.
– Что так долго? За смертью тебя посылать! – зычно выдала Бариса, едва я показалась в дверях на кухне.
Опустила вязанку с хворостом возле очага и не решилась протянуть к огню руки.
– Сгинь с глаз моих долой.
Я, не дожидаясь очередной взбучки, нырнула за дверь. В маленькой коморке под лестницей было темно. Слегка пахло смолой, которой щедро законопатили щели. В углу привычно шабуршались мыши. Где-то наверху поскрипывали половицы. Орас сладко посапывал во сне. Но едва я разделась и нырнула к нему под одеяло, проснулся.
– Риана, ты вернулась, – сонно прошептал он.
– Да. Спи. Завтра рано вставать.
– Замерзла, – утвердительно сказал братишка, прижимаясь ко мне.
Я не ответила, и так понятно, что он прав. Натянула одно на двоих старенькое серое одеяло, прикрыла нас моим полушубком, сунув под голову платок, и закрыла глаза.
Вставать пришлось затемно, как всегда. Санор распахнул ставни и постучался в дверь. Потянулась, легко поцеловала Ораса в макушку. Хотелось разбудить, обнять, услышать его звонкий смех. Вздохнула. Ступила босыми ногами на промерзшие за ночь половицы, быстро оделась, обула старые изношенные башмаки, сполоснула лицо студеной водой. Поломанным деревянным гребнем расчесала спутанные волосы, заплела в крепкую косу. Немного времени потратила, чтобы перевязать колено, которое уж слишком сильно ныло.
Затем разожгла огонь в печи. Он весело затрещал, освещая пространство кухни. Блеснули начищенные чугунки и сковородки, развешенные на стенах. Взгляд упал на расколотый глиняный горшок, сиротливо стоящий на подоконнике. Еще неделю назад в нем цвел крошечный белый цветок. Пока не попался под руку недовольной Барисе. Хозяйка трактира не терпела ничего ненужного. Цветок, с трудом выращенный мной, ей казался лишним. Сгодился только на то, чтобы в пылу гнева из-за недоваренных щей, быть разбитым об пол. Я все надеялась, что смогу починить горшок и вырастить новый цветок. Погладила шершавые черепки, задумчиво смотря на морозные узоры на окне. Вздохнула. Сбросила глиняные куски в ведро.
Когда Бариса пришла на кухню, чтобы отдать распоряжения на сегодняшний день, я подбрасывала полено в пламя.
– Кашу на завтрак сварить, полы подмести, собак дворовых покормить, столы протереть, – выдала она, кутаясь в лазоревый платок с длинными кистями. – После завтрака посуду помыть, убрать мои комнаты и Гженки, привести в порядок комнаты постояльцев, приготовить обед, а затем скажу, что делать.
Я кивнула и принялась за работу. И пока семья и постояльцы неспешно завтракали, припрятала в передник кусок хлеба. Сдается, раненому магу будет нужна еда, а брать ее негде. Рассказать про мужчину нельзя, а денег у меня нет. Значит, придется потуже затянуть поясок. Ну да ничего, потерплю немного.
Орас, которого я разбудила, сонно пожевал краюху хлеба, оделся и отправился кормить собак. После завтрака, когда я протерла столы, подмела полы и перемыла посуду, планы Барисы изменились. Санару нездоровилось, и она отправила меня за снадобьем к знахарке.
Но тут мне повезло или не повезло. Смотря с какой стороны, подойти. У знахарки была очередь из двух человек, а третий находился в пахнущей травами горнице. Прошка, сын солдатки, кутал в платок вздутую щеку. Марьяна, сестра плотника Арнавия, нервно теребила кончик рыжей пушистой косы, выглядывающей из-под платка. Они то и сообщили, что раньше чем через час мне тут делать нечего. Решив, что большой беды не будет, если я подойду попозже, я отправилась навещать мага.
Днем лес не казался мрачным. Обычная чаща, где голые ветки да снег царствуют. Безмолвным он тоже не был. Чирикали воробьи, время от времени встречаясь на пути. Белохвостый заяц нырнул в кусты, испугавшись меня. Я шла, оглядываясь. Нельзя было допустить, чтобы кто-то увидел, как я кралась от околицы до деревьев.
Маг, видимо, приходил в себя ночью, так как еды не было. Но сейчас он то ли спал, то ли просто ослаб и снова потерял сознание. Я поменяла повязки, отметив, что раны стали затягиваться. Пощупала лоб, порадовалась, что он не был горячим. Послушала дыхание, которое стало ровнее. В полумраке костра осторожно рассматривала незнакомца.
Красивый. Настолько красивый, что у меня внутри все екнуло, когда расчесывала принесенным гребнем его волосы. Те, к слову сказать, были мягкими, как шелковые нити, из которых сшиты рубашки Гженки. Интересно, какие у него глаза? Поймав себя на этой мысли, я покраснела. Совсем не туда что-то потянуло. Он же маг. Темный маг. Такой на меня, сироту, никогда и не посмотрит. Это в сказках прекрасные принцы влюбляются в нищенок, а я живу в реальности. Пора бы с этим смириться.
Я подбросила еще пару веток в костер и выскочила из пещеры. Если Бариса обнаружит мою долгую задержку, то добра не жди. Нужно торопиться.
Следующие несколько дней я с трудом выкраивала время, чтобы выбраться в лес и навестить мага. Каждый раз, когда я оказывалась в пещере, он либо спал, либо был без сознания. Раны его затянулись, но я понимала, что колдун слишком слаб. Еды бы побольше и получше, а не два куска хлеба с водой за сутки.
На четвертый день пещера оказалась пустой. Я растерянно осмотрела лапник и потухший костер. Видимо, маг нашел в себе силы и открыл переход. Ну, что ж, может оно и к лучшему. А то я слишком уж стала привыкать к своей тайне. Может быть потому, что она была тем немногим, что принадлежало только мне.
Я надкусила принесенный ломоть хлеба и покинула пещеру. Надеюсь, что у темного мага, имени которого я даже не спросила, все в жизни сложится лучше, чем у меня.
Эжен
Демоновы силы! Ловушка! Я попался. До мельчайших деталей все продумал, попросил Гарда и Лана подстраховать меня и… Чтоб тебя! Как неразумный птенец опутан сетями и лежу на ледяном полу. Чужая магия тянет силы. В глазах темнеет. Почти не могу шевелиться. И не могу поверить в происходящее.
Долетался!
Ненавижу!
Пиявки болотные! Птицеловы мерзкие! А если тронут Владу… Убью! Даже, если за гранью окажусь, найду и в пепел превращу.
Так, стоп.
Вдох. Выдох.
Успокоиться. Сосредоточиться. Не злиться. Взять силы под контроль. Тогда сеть, лишенная частично моей магии, немного ослабнет, не будет жечь.
Выровнял дыхание. Прислушался. В глазах по-прежнему темнота. Обоняние, лишенное магической подпитки, почти сошло на нет.
Беспомощен.
А проклятая тройка наверняка уже в пути. И наше свидание не за горами.
Ну, уж нет! Не дамся! Не дождетесь моей легкой смерти, порождения бездны!
Надо действовать. Срочно.
Попробовал призвать магию. Слабый отголосок. Но и сдаваться я не собирался. Не приучен. Проигрывает тот, кто опускает руки. Можно уйти от всего на свете. Даже от смерти.
Сеть натянулась. Значит, они совсем близко. Снова сосредоточился на призыве силы. Еще немного, и я просто не в состоянии буду шевелиться.
Яркая вспышка. Боль, выкручивающая мышцы. Удар.
Я медленно приходил в себя. Перенесся. Не совсем удачно и непонятно куда, правда. Но значения это уже не имело. Главное, ушел. И жив. Относительно, судя по ощущениям.
Какая же это мерзость – перемещаться на пределах своих возможностей! И если учесть, что оказался я совсем не там, где планировал, оставалось только взвыть.
Сейчас же я бессильно лежал на животе, опутанный золотистой дрянью, все еще высасывающей мои силы. Снег колол правую щеку. В глазах по-прежнему все плыло. Сильная боль в ноге и руке была почти сносна. К ранам я привык. Могу потерпеть. Но о том, чтобы подняться, не могло быть и речи. Сеть, чтоб ее, хороша! Надеюсь, что хоть в безлюдное место попал.
Прислушался. Тихо. И холодно. К огню бы сейчас. И друзей бы рядом. Нет, Гард и Лан в беде не оставят. В этом я не сомневался. Найдут, вытащат, помогут. Только бы успели раньше тех, кто начал за мной охоту.
Безликие не сдадутся никогда и ни за что. Они выведали мою тайну и по пятам пойдут. Им не ведома, как мне усталость. Псы-ищейки противные! Чтоб их!
Раздались чьи-то шаги. Легкие. Осторожные. Чутье и обоняние обострились. Зверь? Ребенок? Кто-то остановился возле меня, наклонился, отпрянул. Человек. Однозначно. Животные раненых не бояться. А этот шарахнулся. И не враг, судя по всему. Но раньше все равно себя выдавать не буду.
