Текст книги "Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю"

Автор книги: Ольга Разумная

Соавторы: Юлия Арапова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Похоже, я реально спас девчонке жизнь, – в упор глядя на Караваеву, проговорил Абраша, а потом тихо, так, чтобы никто из окружающих не услышал, добавил: – Потрясающее чувство – в кои-то веки оказаться правым.

Глава 7 Разбор полетов

Пятничная конференция обещала быть жаркой. Во-первых, Борис Францевич Нейман, не будучи по натуре самодуром, искренне считал, что персоналу время от времени необходимо устраивать небольшие встряски. Называл он эту процедуру «разбором полетов» и проводил ее обычно по пятницам. Длилась «пятиминутка» не менее получаса. Почему Нейман выбрал для головомойки именно этот день, точно никто не знал. Одни считали, что «папа» так снимает стресс после тяжелой трудовой недели, другие (более лояльные к начальству) – что он делает это с прицелом на выходные, дабы в его отсутствие взбодренные нагоняем сотрудники зорко следили за больными, а не резались в преферанс и не гоняли чаи в ординаторских. Во-вторых, все с нетерпением ждали доклада ночного дежуранта, Абрама Семеновича Либермана, который, по слухам, вчера экстренно прооперировал рак яичника у пациентки самой Караваевой. Несмотря на то что его смена уже закончилась, Абраша не мог пропустить своего триумфа и, сияя, словно начищенный самовар, сидел в первом ряду в небольшом конференц-зале, где обычно проводились такие собрания. В самом же дальнем углу, отгородившись от всех толстенной историей болезни, примостилась невыспавшаяся и злая на весь свет Ульяна Михайловна Караваева.

– Уль, ты чего помятая такая? – Отыскав подругу глазами, на соседнее кресло плюхнулась Галина. – Диван-то вроде в ординаторской неплох, или ты весь остаток ночи себя поедом ела?

– А что еще мне оставалось делать?! – честно призналась Ульяна. – Если бы не Абраша, я своим консервативным лечением Астахову в могилу бы свела, и ведь заметь, исключительно из благих соображений. Жалко мне, видите ли, стало молодую девчонку последнего яичника лишать, тоже мне, мать Тереза, профессионалка хренова! Нет, не зря «папа» говорит, что излишняя жалость погубит мою карьеру!

– Прекращай-ка стенания, Ульяна! – строго скомандовала Галка. – Ночь пострадала и будет. Мы ведь не боги, а живые люди и тоже имеем право на ошибку. Главное, что все удачно закончилось. Да и чего ты вообще так убивалась по поводу этой Астаховой? Ведь судя по карте, она у нас дама рожавшая, а значит, хотя бы один ребеночек в наличии имеется.

– В том-то и дело… – наклонившись вплотную к уху подруги, прошептала Уля, – с ребеночком там какая-то темная история.

– Помер, что ли?

– Не знаю, но я случайно слышала, как «папа»…

Договорить Ульяна не успела. Дверь резко распахнулась, в конференц-зал царственной походкой вплыл Борис Францевич Нейман, и пятничная экзекуция началась. Чужие доклады и нравоучения «папы» Караваева слушала вполуха, все это было переговорено тысячи раз, и она могла легко занять место любого оратора, но когда дело дошло до отчета ночного дежуранта, Ульяна напряглась и подалась вперед. Абрам Семенович неторопливо поднялся со своего места и, мило улыбнувшись присутствующим, приготовился к долгому обстоятельному рассказу. Однако насладиться триумфом в полной мере Абраше не удалось, он едва успел дойти до момента постановки страшного диагноза, как был прерван «папой»:

– Ладно, герой, с этим случаем и так все понятно, спасли девчонку от верной смерти, честь вам и хвала! Но у меня к вам другой вопрос образовался. – Нейман нацепил на массивный нос изящные очки в золотой оправе и, покопавшись в бумагах, достал чью-то историю болезни.

По голосу завотделением все собравшиеся мгновенно поняли, что чествование героя отменяется и оваций не будет. Понял это и сам доктор Либерман. Улыбка мгновенно слетела с Абрашиного лица, он стоял сам не свой, неловко переминаясь с ноги на ногу и мысленно проклиная тот миг, когда в его невыспавшуюся голову пришла бредовая идея остаться на пятничную «пятиминутку».

– Имя Олеси Константиновны Фоминой вам о чем-нибудь говорит? – сдвинув очки на нос и в упор глядя на Абрашу, поинтересовался Нейман.

– Да, говорит, – неуверенно кивнул Либерман, – несколько месяцев назад она поступила к нам по «скорой» с разрывом эндометриоидной кисты. Ей была проведена экстренная лапаротомия, резекция правого яичника.

– Проведена кем – вами? – «Папин» тон не предвещал ничего хорошего.

– Да, это было мое дежурство.

– Так какого же черта вы, опытный хирург с десятилетним стажем, пропустили наличие кисты на другом яичнике? Или недосуг было поглядеть?

– Ума не приложу, Борис Францевич, – залепетал Абраша. – Возможно, она была слишком мала…

– Мала?! – Завотделением метнул на Либермана презрительный взгляд. – Настолько мала, что спустя всего три месяца лопнула! Это вы, Абрам Семенович, подружкам своим рассказывайте. Да, кстати о подружках, – Нейман брезгливо поморщился, – зайдите ко мне после обхода, надо поговорить.

Опускаясь на свое место, Абраша со злостью подумал: «Все-таки сдали, гады, теперь о переводе в день можно забыть, старик злопамятный, отойдет не скоро, так и останусь до старости вечным дежурантом. Но кто же мог скрысятничать? Наденька? Нет, слишком глупа и труслива. Люся? Конечно, та еще стерва, но она же в доле, какой ей смысл резать курицу, несущую золотые яйца? Кто же тогда? – Либерман глубоко задумался, прокручивая в памяти последнее дежурство. – Стоп, вчера весь вечер в отделении крутился Макеев, именно он давал наркоз Астаховой и мог столкнуться на этаже с девочками. Ему-то мои делишки по барабану, у самого рыльце в пушку, а вот подружке своей принципиальной капнуть мог, просто так, ради красного словца – знаешь, мол, Уленька, кого наш Либерман ночами в отделение водит?! А уж эта сучка тут же к Нейману побежала, небось не терпелось поквитаться со мной за Астахову! Точно она, больше некому!» – У Абраши в мозгу наконец-то сложилась вся картинка, и он аж затрясся от ненависти к Караваевой, которую и раньше недолюбливал за педантизм и вечные придирки.

Тем временем пятничная экзекуция подходила к концу, все указания были розданы, нагоняи получены, виновные наказаны, можно было со спокойным сердцем начинать утренний обход. Борис Францевич стряхнул с себя официальную серьезность, удовлетворенно кивнул и, обведя подчиненных веселым взглядом, с улыбкой произнес:

– А в общем и целом, уважаемые коллеги, дела у нас в отделении идут неплохо, так что не теряйте времени даром, пациенты ждут. Всем удачного рабочего дня!

Стулья тут же задвигались, сотрудники загудели и стайками потянулись к выходу. Первыми конференц-зал покинули резвые интерны, за ними, шепчась и хихикая, засеменили медсестры, и только потом важно и неторопливо к дверям направились врачи.

– Вот в этом весь «папа», – выбираясь из своего угла, шепнула на ухо подруге Галка, – как всегда непредсказуем и противоречив! Скажи, классно он этого жулика обломал? Абраша небось уже губы раскатал, думал, ему завотделением дифирамбы петь начнет, медальку на шею повесит и в день переведет, а не тут-то было, получил только новую порцию позора да пинок под зад. Так ему и надо, крохобору бессовестному!

Ульяна собралась было возразить подруге и встать на защиту несчастного Абрама Семеновича (ну кто из нас не без греха?), но не успела, потому что многочисленная свита Неймана во главе с самим заведующим отделением уже давно была готова к утреннему обходу, ждали только доктора Караваеву.

Глава 8 Предположения и диагнозы

– Значит, антибиотики, говорите, не работают, – прервав лечащего врача на полуслове, Борис Францевич присел на краешек Лериной постели и, игриво подмигнув притихшей девушке, в упор уставился на Ульяну, – а если поменять, использовать широкий спектр?

– В том-то и дело, что меняли уже, – ничуть не смутившись пристального взгляда начальника, выпалила Караваева. – Кровотечение остановили, но температура по-прежнему держится.

– Какая?

– Вчера вечером была тридцать восемь и пять.

– Вот оно как! – Нейман недовольно поцокал языком и, взъерошив густые, чуть тронутые сединой волосы, погрузился в раздумья.

Толпящаяся у дверей свита моментально притихла, в палате воцарилась гробовая тишина – все отлично знали, что демократичный на вид заведующий отделением терпеть не может, когда ему мешают думать.

Скользнув взглядом по стайке новых интернов, Ульяна с удивлением заметила, с какой любовью и благоговением смотрят на шефа молоденькие девчонки. «А ведь он и вправду безумно хорош! – неожиданно для самой себя осознала Уля. – Ни за что не дашь ему пятьдесят пять. Стройный, моложавый, подтянутый, фигура отличная… наверняка в спортзал бегает или, может, дома качается. Но даже не это главное. Умный, обаятельный, галантный, и харизма мужская из него так и прет… Сейчас таких днем с огнем не найдешь. – Ульяна пристально разглядывала шефа, будто впервые увидела после долгой разлуки, и вспоминала, как сохла по нему весь пятый курс и интернатуру. – Тогда он был известным франтом, да и нынче рубашка дорогущая, галстук отличный и завязан просто безупречно. Любопытно, какие у него ботинки?» – Ульяна чуть приподнялась на мысочках и вытянула шею, чтобы получше рассмотреть обувь Неймана.

– Ульяна Михайловна, голубушка, что вы там так внимательно разглядываете? – Нейман слегка приподнялся и даже заглянул под кровать. – Неужели надеетесь найти верный диагноз?

– Ничего, Борис Францевич, извините. – Щеки застигнутой врасплох Ули запылали, ей показалось, что вся «папина» свита теперь смотрит на нее с издевкой и ехидно ухмыляется.

– Ну, раз ничего, тогда вернемся к пациентке. Что с анализами?

– Без особенностей, легкая анемия, белок в моче, но я подумала, это связано с кровопотерей…

– Повторить сегодня же, по Cito, в лаборатории скажете – я велел, – недовольно бросил Нейман и повернулся к испуганной Валерии: – Вы, деточка, не волнуйтесь, все будет хорошо, я так и мужу вашему сказал, – он ласково взял Леру за руку, – лучше расскажите доктору, что у вас болит.

– Голова болит, – нерешительно начала Лера, – особенно когда температура высокая поднимается.

– Так, – ободряюще кивнул Нейман, – с головой понятно, еще что?

– Бывает, что живот схватывает, но странно как-то, будто мышцы внутри болят, знаете, у меня так в детстве было, на уроках физкультуры, когда кросс на лыжах сдавали.

– Ясно! Консультация хирурга, срочно! – не глядя на Караваеву, бросил через плечо Борис Францевич. – Умница, деточка. – Он незаметно перешел с Валерией на «ты», видимо, пытаясь таким образом стать ближе к испуганной девушке и завоевать ее доверие. – Ты нам очень помогаешь, теперь, главное, не торопись, подумай хорошенько, важна любая мелочь. Может, еще что беспокоит?

Было видно, как Лера, попав под личное обаяние Неймана, изо всех сил старается быть ему полезной.

– Возможно, это ерунда, – наконец пролепетала она, – даже скорее всего ерунда, обыкновенное совпадение… В последнее время я стала очень быстро уставать, пройдусь по коридору туда-обратно, и вдруг такая слабость наваливается, что сил нет, еле-еле до палаты доползаю…

– Слабость, говоришь… – Нейман придвинулся ближе, его быстрые ловкие пальцы принялись методично ощупывать шею девушки, затем спустились к груди и задержались на подмышечных впадинах. Лицо заведующего отделением моментально стало серьезным и сосредоточенным. – Ульяна Михайловна, идите сюда, взгляните!

Доктор Караваева не заставила повторять дважды, ход мыслей шефа был ей понятен, Неймана насторожили лимфоузлы пациентки.

– Антитела классов M и G к цитомегаловирусу, вирусу Эпштейн-Барра, герпесу шестого типа и токсоплазме. Вопросы есть?

– Есть, – продолжая осматривать девушку, проговорила Ульяна. – Вы это видели? – Подняв повыше край ночной сорочки, она указала пальцем на красное, покрытое тонкими чешуйками кожи пятно размером чуть больше пятирублевой монеты, – позавчера утром его здесь не было!

– Аллергия? – то ли спрашивая, то ли уточняя, пробормотал Борис Францевич, тоже принявшийся исследовать кожу Валерии. – Смотрите, вот еще одно, с другой стороны, чуть ниже поясницы.

Ульяна подалась вперед и заглянула под руку к Нейману. Второе пятно было значительно больше и ярче.

– Похоже на аллергию, но точно скажет только специалист после проведения проб.

– Само собой, – недовольно буркнул Нейман. – Добавьте в назначения консультацию аллерголога. Я лично позвоню Владиславу Михайловичу, попрошу по возможности ускорить процесс. – Говоря это, завотделением достал из кармана белоснежного халата маленький флакончик с обеззараживающим гелем и тщательно обработал им руки. – Ну-с, деточка, какие еще сюрпризы нас ждут впереди? Почему умолчала про пятна? В жизни не поверю, что они тебя не беспокоят.

– Как же не беспокоят, беспокоят, конечно… – дрожащим голосом пролепетала Лера, – ночью ужас как чесались, но я подумала, это обыкновенный диатез.

– Диатез?! – почти хором воскликнули Нейман и Ульяна. – Но с какой стати диатез?

– Понимаете, два дня назад родственники принесли конфеты, кунжутную халву в шоколаде, мне в детстве ее почему-то никогда не покупали, а халва оказалась такой вкусной! – Лера обреченно вздохнула. – Вот я их и съела все, все до одной… целый пакет!

– А сколько было в пакете? – поинтересовалась Ульяна.

– Точно не знаю, грамм триста или пятьсот…

– Что ж, деточка, полкило халвы в один присест – серьезный поступок, – ухмыльнулся Нейман. – Надеюсь, в ближайшее время тебя больше не потянет на сладкое, по крайней мере настоятельно рекомендую пока воздержаться от продуктов, принесенных родственниками, договорились?

– Да, конечно, – послушно закивала Валерия, – мне, честно говоря, больше и не хочется, наелась.

– Вот и отлично. – Нейман поднялся с кровати и направился было к следующей пациентке, но на полпути остановился. – Ульяна Михайловна, вы все занесли в карту?

– Все, Борис Францевич. – Не подавая виду, что такое недоверие ей неприятно, доктор Караваева открыла лист врачебных назначений и громко и четко прочла: – «Клинический анализ крови и мочи, кровь на антитела, консультация хирурга и аллерголога». Все верно?

– Верно, – сухо кивнул заведующий, – а вечером ко мне с результатами.

Дальше утренний обход пошел своим чередом, без сюрпризов и неожиданностей. Покидая палату, Нейман задержался у кровати Варвары Воронцовой и, нагнувшись буквально на мгновение, что-то шепнул пациентке на ухо. Лицо Вари удивленно вытянулось, а потом расплылось в смущенной улыбке.

– Я подумаю, Борис Францевич, – прошептала она, – обязательно подумаю…

Глава 9 Тайны медицинского двора

Только оставшись один, Нейман смог дать волю чувствам. За закрытой дверью кабинета любезная улыбка мгновенно сползла с его холеного лица, кулаки инстинктивно сжались. Он с силой толкнул кожаное кресло, вымещая на ни в чем не повинной мебели свое дурное настроение. Кресло жалобно скрипнуло, но устояло. Усевшись за рабочий стол, Борис Францевич обхватил голову руками и задумался. Необходимо было признаться хотя бы самому себе, что ситуация близка к критической. Еще два-три неудачных случая – и проблема выплывет на поверхность, а особые продвинутые врачи типа Караваевой уже сейчас почуяли неладное. Пока не разразился грандиозный скандал, надо действовать, хотя бы ради того, чтобы спасти собственную шкуру.

Из верхнего ящика стола Нейман со вздохом достал свой древний органайзер, который служил ему верой и правдой более двадцати лет. Будучи человеком старой закалки, он не доверял мобильным и компьютерам, а хранил особо важные номера по старинке, так сказать, на бумажном носителе. Нужный телефон отыскался сразу, но, немного помедлив, Борис Францевич решил, что пятница – неподходящий день для звонка. Кто планирует важные дела под выходной? Одни только дураки, вот понедельник – совсем другое дело.

«Неужели я трушу? – убирая органайзер обратно в стол, подумал Нейман. – Да нет, – тут же одернул он себя, – это срабатывает естественный инстинкт самосохранения. Ведь как только я наберу заветный номер, пути назад уже не будет, и кто знает, чем закончится для меня это рискованное мероприятие».

Борис Францевич по-стариковски сгорбился и, тяжело вздохнув, взял со стола портрет в изящной серебряной рамке. С портрета на него смотрела хрупкая миловидная женщина лет сорока. Ярко-голубые глаза, нос с легкой горбинкой, копна темных вьющихся волос. В ее чертах четко прослеживалась грузинские корни.

– Тома, Томушка, Тамара… – чуть слышно прошептал Борис Францевич, – если бы ты только знала, как пусто и одиноко стало без тебя в нашем доме. Каждый вечер я поворачиваю в замочной скважине ключ и слышу тишину, одну только тишину. Не работает телевизор (помнишь, как часто я высмеивал твою тягу к бесконечным сериалам?), никто не болтает по телефону (твои подружки вечно звонили не вовремя, и меня это очень раздражало), не шумит чайник, не пахнет пирогами (как же я скучаю по твоему фирменному пирогу с капустой, я мог съесть три куска за раз!). Знаешь, я словно оказался в вакууме, в глухом непроницаемом вакууме. Вокруг меня люди, толпы людей, но я никому не нужен, мне не с кем поговорить по душам и посоветоваться, некому поплакаться в жилетку. Я не задумываясь отдал бы десять лет жизни, чтобы снова быть рядом и каждый вечер слышать твой тихий нежный голос… Хотя это единственное, что я пока еще могу себе позволить…

Борис Францевич вернул фотографию на место и достал из нагрудного кармана мобильный. Однако набрать номер ему не удалось, телефон сам взорвался пронзительной трелью. Взглянув на экран, Нейман брезгливо поморщился.

– Принесла нелегкая, – сквозь зубы процедил он, но все же нажал кнопку приема вызова. – Я слушаю! – Голос его прозвучал строго и официально. – Да… да… все верно… сегодня ночью… Нет, не сможет… Уверен! На сто процентов уверен!.. Да послушайте же вы меня, наконец! – Было видно, что терпение Бориса Францевича на пределе. – Я врач и знаю, о чем говорю… Нет! Я же четко сказал вам – нет! В сложившейся ситуации я больше ничем не смогу вам помочь, извините! Считайте нашу договоренность расторгнутой!.. Можете звонить куда угодно, хоть министру здравоохранения! Это ваше право, прощайте! – почти выкрикнул в трубку Нейман и дал отбой. – Вот ведь стерва! – прошептал он. – Вывела-таки из себя! Мало мне своих больничных проблем, а тут еще эта психическая с ребенком. Нет, с ней точно пора завязывать, хорошо хоть ума хватило денег вперед не брать! От такой дамочки можно ждать чего угодно, такая ни перед чем не остановится!

Руки Неймана дрожали, по левому боку разлилась тупая, ноющая боль. Засунув под язык таблетку валидола, он откинулся в кресле и прикрыл глаза.

– Господи, за что мне все это? Эх, Тома, Томочка, как же не хватает сейчас твоего благоразумия, твоих мудрых советов. Ты всегда умела все разложить по полочкам, вовремя остановить, если надо, поддержать.

Нейман снова потянулся за телефоном, но стоило ему набрать первые цифры хорошо знакомого номера, как в дверь постучали.

– Можно, Борис Францевич?

– Проклятье, – процедил шеф, – еще одна головная боль. Но ничего, с этим любителем дармовой эротики я быстро разберусь. – Входите, Абрам Семенович! Давно уже вас поджидаю.

Всю первую половину дня Ульяна вертелась как белка в колесе. Закончить обход, заполнить медицинские карты, осмотреть вновь поступивших, одним словом – дел было невпроворот, но все это время Ксения Астахова не выходила у нее из головы. «Как я могла позволить жалости заглушить разум и здравый смысл? – корила себя Караваева. – Стремясь сохранить детородные функции девочки, я чуть не лишила ее жизни. Слабая, сердобольная Ульяна-женщина снова одержала верх над сильной и трезвомыслящей Ульяной-врачом. Все-таки прав Нейман, рано или поздно это погубит мою карьеру, ведь в следующий раз Абраша может не польститься на богатых родственников пациентки, и что тогда?.. – Неожиданно Ульяна встрепенулась: – Кстати о родственниках… Почему никто из них до сих пор не навестил Ксению, не связался со мной, не справился о ее самочувствии? Обычно в первый день после операции я не знаю, куда деваться от обеспокоенных близких своих подопечных. – Отложив в сторону медицинские карты, Ульяна решительно встала. – Думаю, пришло время поговорить с Астаховой начистоту и рассказать ей всю правду о необратимых последствиях ночной операции. Кто знает, быть может, эта информация поможет несчастной запутавшейся девушке принять единственно правильное решение».

Выскочив в коридор, она нос к носу столкнулась с доктором Изюмовым.

– О, Караваева, привет! Чего летишь как на пожар? Анекдот новый хочешь?

– Отстань, Ник, – как от надоедливой мухи, отмахнулась от коллеги Уля, – не до тебя сейчас.

– Да погоди ты, послушай! – Изюм крепко ухватил Ульяну за руку. Он был крайне высокого мнения о своей персоне, считал, что все женщины отделения от него без ума, и стерпеть такого пренебрежительного отношения никак не мог. – Анекдотец-то очень в тему! Лежит, значит, в реанимации больной, умирающий после неудачной операции. К нему с историей болезни подкатывает дежурный врач-реаниматолог и спрашивает: «Уважаемый, вы свинкой в детстве болели?» Больной кивает. «Так и запишем – болел. А корью?» Больной снова из последних сил кивает. «Так и запишем – болел. А ангиной?» Больной собрал все свои последние силы и прохрипел: «Доктор, зачем все это? Что вы пишете?» Что пишу? Оправдательный приговор вашему хирургу!» – Лицо Изюмова расплылось в ехидной улыбке: – Ну как, дошло? Если б не наш Абрашка, не видать бы тебе, Караваева, оправдательного приговора. Ты ему теперь по гроб жизни должна быть благодарна. А вот еще, слушай: «Доктор, я был у нескольких врачей, и ни один не согласен с вашим диагнозом». – «Ну что ж, подождем вскрытия».

От этих слов Улю невольно передернуло, а довольный ее реакцией Изюмов смачно, во весь голос захохотал, от чего его пухлые, хомячьи щеки заходили ходуном.

– Признайся честно, Караваева, ты ведь тоже хотела дождаться вскрытия?

Ульяна резко выдернула руку из крепких лап Изюмова и, плотно сжав губы, чтобы не сорваться (не хватало еще устроить разборки с этим пустозвоном прямо здесь, посреди больничного коридора), зашагала в сторону восьмой палаты.

– Подумаешь, какие мы обидчивые! – выкрикнул ей вслед Никита. – Прямо и пошутить нельзя.

Но Уля его уже не слушала, ее мысли были вновь заняты Ксенией Астаховой, с которой у нее предстоял серьезный разговор.

Время для разговора было выбрано на редкость удачно: Варя с Катей отправились в столовую на обед, а Леру увела с собой старшая медсестра больничной лаборатории, которой позвонил Нейман с просьбой лично проконтролировать процесс. Девушка лежала одна-одинешенька, повернувшись лицом к стене и натянув одеяло на голову, будто пытаясь отгородиться от всех глухой, непроницаемой завесой.

«Спит, – с порога решила Ульяна, но, приглядевшись повнимательнее, заметила, как с каждым ее шагом плечи девушки начинают сильнее вздрагивать. Затем до Улиных ушей донесся тяжелый протяжный вздох, скорее похожий на стон. – Нет, не спит, просто делает вид. Боится. Боится чужого любопытства, лишних расспросов и разговоров. Бедная, бедная девочка, представляю, что творится сейчас у нее на душе».

Ульяна неторопливо подошла к кровати, подвинула к изголовью стул и села.

– Ксюша, это Ульяна Михайловна. – Уля осторожно коснулась ее плеча. – Как ты себя чувствуешь? Голова не болит, шов не тянет?

В ответ Ксения даже не пошевелилась, а напротив, постаралась задержать дыхание, видимо, в надежде, что надоедливая докторша оставит ее в покое. Однако Ульяна не собиралась сдаваться.

– Ксюш, повернись ко мне, нам надо поговорить.

В ответ снова ни какой реакции. Ульяна потихоньку потрясла девушку за плечо.

– Эй! Не притворяйся, я знаю, что ты не спишь.

И тут до ушей доктора донеслось слабое поскуливание.

– Ксюшенька, ты что, плачешь? – Уля решительно откинула одеяло. Ксения лежала, по-детски прижав колени к груди, ее лицо то ли от слез, то ли от духоты приобрело ярко-пунцовый оттенок, ко лбу и щекам прилипли волосы. Она изо всех сил пыталась унять рыдания, рвущиеся наружу. – Ну тихо, тихо, моя хорошая. – Ульяна пересела на краешек кровати и стала ласково гладить девушку по спутанным, влажным от пота и слез волосам. – Вот увидишь, все наладится, обязательно наладится. Главное, что ты осталась жива…

– Жива! – Ксения резко вскочила, но, скорчившись от боли, снова опустилась на подушку. – Вы думаете – это жизнь? Да лучше бы я умерла сегодня ночью. Всем от этого стало бы только легче!

– Что ты такое говоришь, дурочка! – Ульяна попыталась обнять девушку, прижать к себе, но та резко отстранилась и как затравленный зверек забилась в угол кровати.

«Вот ведь Абраша, вот ведь сукин сын, – подумала Уля, – успел-таки все рассказать девчонке. Небось и родственники все в курсе, не удивлюсь, если кто-то из них уже торопится в больницу с пухлой благодарностью для доктора Либермана». От жалости к девочке и от злости на Абрашу у Ульяны защипало в глазах, но она быстро взяла себя в руки.

– Я понимаю, Ксюш, тебе сейчас очень нелегко, в такие минуты лучше всего помогает поддержка близких. Давай я позвоню кому-нибудь из твоих родственников? Пусть придут, просто посидят рядом, подержат за руку, если нужно, поплачут вместе. Сама увидишь – станет гораздо легче.

– Нет!

– Что – нет? Телефона нет?

– Родственников нет!

– Быть такого не может! – возмутилась Ульяна. – Я сама видела, как к тебе несколько раз приходила одна и та же женщина. Кто она?

– Никто! Слышите? Она мне никто! Я прошу, я просто умоляю вас, Ульяна Михайловна, – Ксения с мольбой сложила руки на груди, ее глаза снова наполнились слезами, – не пускайте ее ко мне! Никогда! Ни под каким предлогом!

– Ладно, ладно, Ксюшенька, ты главное успокойся, в твоем состоянии нельзя так нервничать. – Ульяна с готовностью закивала, а про себя подумала: «С девочкой явно что-то творится, возможно, это реакция на дурные известия, а может, банальный страх смерти, от которой она была всего в каких-то двух шагах. И пусть это обычный каприз, сиюминутная прихоть, но если та расфуфыренная дама настолько неприятна моей пациентке, то я как лечащий врач просто обязана избавить девочку от ее визитов». Немного помолчав, Ульяна проговорила: – Не могу ничего обещать на сто процентов, ведь у нас в больнице свободное посещение, но я очень постараюсь, чтобы эта женщина никогда больше не появилась на пороге твоей палаты.

– Спасибо! Огромное вам спасибо, Ульяна Михайловна! – Впервые за весь разговор губы Ксении тронула легкая улыбка. – Вы даже не представляете, насколько я вам благодарна. Ведь если бы не вы…

– Ну, допустим, – Ульяна жестом прервала ее излияния, – эту постороннюю женщину ты видеть не желаешь, но почему я не могу позвонить отцу твоего ребенка?

– Ребенка? – чуть слышно повторила девушка. Кровь мгновенно отхлынула от ее лица, на нем появилось выражение то ли испуга, то ли сильной душевной боли. – Моего ребенка?

– Ну да. – Ульяна не поняла, почему ее в сущности простой вопрос вызвал такую странную реакцию. – В твоей медицинской карте черным по белому написано, что недавно ты родила совершенно здорового малыша. Кстати, у тебя кто, сын или дочка? – Уля умышленно спросила про пол, надеясь, что воспоминания, приятные для любой мамочки, настроят Ксюшу на положительный лад, придадут ей сил и помогут свыкнуться со страшным для молодой женщины диагнозом – бесплодие.

Однако то, что последовало дальше, заставило доктора Караваеву усомниться в психическом здоровье своей пациентки. Еще несколько минут Ксения пребывала словно в забытьи, глаза ее были прикрыты, губы беззвучно шевелились, повторяя одно и то же слово или имя, которое Ульяна, как ни старалась, не смогла разобрать. Но стоило доктору легонько коснуться руки девушки, как ее мышцы неожиданно напряглись, тело выгнулось дугой, а пальцы конвульсивно сжались, впившись в край кровати.

– Нет! – сквозь зубы простонала она. – Нет у меня больше никакого ребенка!

– Как это нет? – не смогла скрыть своего удивления Ульяна. – Куда же он делся?

– Умер! Погиб! Пропал! Да какая разница?! – уже почти кричала Ксения. – Оставьте меня в покое, что вам всем от меня нужно?! Я не хочу никого видеть!

Это были последние слова, которые Ульяна смогла разобрать. Ксения уткнулась лицом в подушку и зарыдала. Время от времени она еще выкрикивала отдельные слова и угрозы в адрес какой-то Маргариты, но это скорее напоминало истеричный бред больного человека, чем членораздельную речь.

На шум в палату вбежала дежурная сестра:

– Ульяна Михайловна, может, успокоительное вколоть?

– Не надо, – покачала головой Караваева, – просто не трогайте ее какое-то время, а через часок проверьте. Надеюсь, все будет нормально, если нет – сразу зовите меня.

И взглянув в последний раз на плачущую девушку, Ульяна с тяжелым сердцем покинула палату. Разговор, на который она возлагала большие надежды, только усугубил ситуацию.

Глава 10 От любви до ненависти

В Варькину палату Леля влетела без пятнадцати минут шесть, когда образцово-показательные посетители давно достали из сумок домашний провиант и, узнав все последние новости о состоянии здоровья своих приболевших родственников, все чаще поглядывали на часы, дожидаясь той минуты, когда с чистой совестью можно будет покинуть эту пропахшую лекарствами и хлоркой обитель.

– Думала, ты уже не появишься, – с легкой обидой заметила Варвара, когда запыхавшаяся подруга плюхнулась на стул рядом с ее кроватью.

– Неужели соскучилась? – Отдышавшись, Леля взгромоздила на тумбочку объемный пакет с провизией. – Или наконец-то сменила гнев на милость и я могу считать, что высосанный из пальца конфликт исчерпан?

– И то, и другое, – не сводя глаз с пакета с едой, проворчала Варька, – но самое главное – я смертельно проголодалась. Представляешь, тут поваром какой-то заядлый борец с лишним весом работает, его стряпню есть просто невозможно. Давай доставай все, что у тебя там так вкусно пахнет.

– Так, значит, мир? – пользуясь своим временным преимуществом, на всякий случай уточнила Леля.

– Да мир, мир! – отмахнулась Варвара, вожделенно потирая руки в предвкушении предстоящей трапезы.

– А что Лизавета? – поинтересовалась Леля, вынимая из пакета термос с бульоном, пирожки, лоток с творожной запеканкой и множество разнообразных кулечков и сверточков. – Она же вроде обещала зайти.

– Заходила. – Варька тоскливо кивнула на бутылку кока-колы и упаковку чипсов. – Правда, была еще пара сникерсов, но их я уже съела.

– Ты съела сникерсы?! – ужаснулась Леля. – Да-а-а… дело действительно плохо. Бульон подогреть? Я вроде видела в коридоре микроволновку.