Текст книги "Рождение русской словесности"

Автор книги: Ольга Плотникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На Руси были распространены «Изборники» разного рода – как типичные, имеющие определённое назначение, строгую логику повествования, подчинённую одной цели, и порядок в расположении статей; так и не типичные – случайного состава, нередко совершенно произвольного, обусловленного личным вкусом составителя. До наших дней дошли «Изборники» из разнородных статей, принадлежащих различным писцам, относящимся к различным эпохам.

К наиболее ранним древнерусским «Изборникам» стоит отнести «Изборники Святослава» 1073 и 1076 годов. Вместе с Остромировым Евангелием они принадлежат к древнейшим памятникам нашей письменности. Оба этих «Изборника» списаны дьяконом Иоанном для великого князя Черниговского – Святослава Ярославича. Характер их совершенно различен. По составу первый «Изборник» представляет собой почти буквальный перевод греческого сборника IX века; второй, вероятно, возник уже на русской почве.

По своему содержанию «Изборник» 1073 года представляет род богословской энциклопедии, которая содержит выписки из различных творений Отцов Церкви, особенно много выписок из Анастасия Синаита, из его «Вопросов и ответов». Есть и другие статьи богословского и философского содержания, встречаются статьи по грамматике, логике, даже притчи и загадки.

В славянскую письменность «Изборник» перешёл ещё на древнеболгарской почве, но сохранился в русском списке (1073 года) и с именем русского князя Святослава. Известно, что сборник, известный на Руси как «Изборник Святослава», был составлен в Болгарии для царя Симеона (892—927), которому и был посвящён. Русский писец XI века, списавший дословно болгарскую рукопись сборника, списал и само посвящение болгарского переводчика, известное как «Похвала царю Симеону», «новому Птолемею», заменив только имя болгарского царя Симеона именем русского князя Святослава. В этом «Изборнике» содержатся статьи Максима Исповедника, Фёдора Раифского, Юстина Философа, Иоанна Дамаскина, дополненные богословско-философскими размышлениями. «Изборник» также содержит первый на Руси перевод трактата по поэтике «Об образах» Георгия Хировоска, где объясняются 27 поэтических тропа: аллегория («инословие»), инверсия («возврат»), гипербола («лихоречье») и др. Процитируем здесь небольшой фрагмент статьи «Изборника Святослава» «О личности», на наш взгляд, красноречиво характеризующий поучительный характер статей «Изборника», а также полноту и красочность приводимых образов: «Личность есть то, что ясно проявляется в своих действиях и свойствах и отличается от родственных ей существ, как, например, Гавриил, беседующий с Богородицей: будучи одним из ангелов, лишь он один, придя туда, беседовал с ней, – отличившись от единосущных с ним ангелов тем, что пришёл на то место и беседовал. И Павел, будучи одним из людей, отличался от прочих людей, когда вёл беседу на ступенях, своими свойствами и действиями. Ведь благодаря появляющемуся у нас знанию о чьей-то деятельности самого того, кто действует, называют личностью. Кажется, это означает то же, что “ипостась”, мало или ничем <от неё> не отличаясь. Следует сказать вместе с Василием Великим, что “сущность имеет такое же отличие от ипостаси, какое общее – от частного". Но поскольку различие между общим и частным внешние мудрецы объясняют по-своему, наши же богомудрецы по-своему, надо разъяснить и это. Внешние мудрецы называют сущее первым из всех видов и родов и последовательно делят его следующим образом. Из сущего, говорят они, одно телесно, а другое бестелесно; из телесного же одно одушевлённо, другое неодушевлённо; а из одушевлённого одно является животным, а другое животно-растительным, третье растением. Растения называются одушевлёнными как имеющие способность питаться и расти. Животно-растительными называют тех, что питаются и чувствуют прикосновения, но неподвижны и ходить неспособны, как черепокожие в водах. Животные же – это те, что питаются, чувствуют и способны передвигаться с места наместо. А из животных, далее, одни, говорят, словесны, а другие бессловесны: из словесных же одни смертны, другие бессмертны. Животное словесное – человек, каковой различается на данного и на каждого человека...»[104]104
  Из «Изборника» 1073 года / Подготовка текста, перевод и комментарии Г.М. Прохорова // Библиотека литературы Древней Руси / Под ред. Д.С. Лихачёва, Л.А. Дмитриева, А.А. Алексеева, Н.В. Понырко. СПб., 1997. Т. 2.


[Закрыть]

В «Изборнике» 1076 года обнаруживается совершенно иное содержание. Он составлен Иоанном «из многих книг княжьих». В нём совсем нет того церковно-энциклопедического содержания, каким отличается «Изборник» 1073 года.

Содержание статей «Изборника» 1076 года почти исключительно общеморальное. Он открывается статьёй о важности и полезности чтения книг, «Словом некоего Калугеря о чтенье книг»; далее следуют: «Слово некоего отца к сыну своему, словеса душеполезна», «Наказание богатым», «Слово, еже правоверну веру имети», «Наказание Исихия пресвитера», «Премудрости похвала», «Иоанна Златоустого слово разумно и полезно», «Святого Василия, како подобает человеку бытии», «Ксенофонта наставление детям своим», «Наставление Феодоры», «Афанасьевы ответы противу нанесённых ему вопросов». Наиболее обширные статьи «Изборника» 1076 года посвящены вопросам и ответам на такие темы, как «О жёнах злых и добрых», «Сто слов» патриарха Геннадия, «Наставление Нила Черноризца» (Синайского) и т.д. Многие из статей, читаемых в этом «Изборнике», позднее помещаются и в древнерусских Измарагдах.

Интересным источником, раскрывающим политическую историю страны, является Повесть временных лет, составленная в начале XII века и дошедшая до нас в нескольких редакциях и списках. Изучением Повести временных лет историки занимаются вот уже несколько столетий, работа над источником продолжается и в наше время.

Структура Повести временных лет и её основные источники были исследованы ещё в начале XX века в трудах выдающегося историка А.А. Шахматова. Он, в частности, считал, что первая редакция Повести временных лет была утрачена. До нас дошли вторая и третья её редакции. Вторая обнаруживается в Лаврентьевской летописи, а третья содержится в составе Ипатьевской летописи, Ипатьевского (XV век) и Хлебниковского (XVI век) списков.

А.А. Шахматов полагал, что первая редакция Повести временных лет была составлена монахом Киево-Печерского монастыря Нестором в 1110—1112 годах. Вторая редакция Повести временных лет, по убеждению А.А. Шахматова, могла быть составлена игуменом Выдубицкого монастыря Сильвестором в 1116 году, а третья редакция была подготовлена по заказу князя Мстислава I Владимировича в 1118 году.

Автор Повести временных лет начинает своё повествование историей сотворения мира. Затем следует информации об основных исторических событиях русской истории. В хронологическом порядке описываются деяния князей правящей династии. События в летописи доведены до 1117 года. Для Повести временных лет характерны вставки в текст повествования различного рода материалов из других сочинений в переработке и с комментариями.

Одним из источников Повести временных лет являлась византийская Хроника Георгия Амартола, переведённая на славянский язык уже в X—XI веках. Автор Повести временных лет позаимствовал из Хроники известия, относящиеся к обычаям различных народов. При этом он указал на используемый источник – «глаголешь Георгий в летописании». При сравнении текста Хроники Амартола с текстом, размещённым в Повести временных лет, обнаруживается практически дословное совпадение. Из той же Хроники Георгия Амартола уже в следующей редакции, доведённой до 948 года, в состав Повести временных лет попал рассказ о нападении Руси на Царьград в 866 году при Аскольде и Дире. Вероятно также, что текст Хроники лёг в основу рассказа летописца о разделении земли между сыновьями Ноя.

Ещё одним источником для Повести временных лет стал краткий Летописец патриарха Никифора, который вместе с Хроникой Георгия Амартола послужили основой для составления хронологии событий IX—X веков. Рассказ о походе Игоря на Царьград в 941 году, вероятно, был позаимствован летописцем из Жития Василия Нового. Летописец патриарха Константинопольского Никифора (806—815), вероятно, был интересен составителю Повести временных лет тем, что содержал хронологический перечень важнейших событий всемирной истории, доведённый до года смерти автора.

Особое место в Повести временных лет заняли статьи, подготовленные летописцем на основании переработки западнославянского «Сказания о переложении книг на Словенский язык», «Откровения Мефодия Патарского» (дважды упоминаемое в Повести временных лет под 1096 годом) и «Поучение о казнях Божиих». Последнее, включённое в статью 1068 года, представляет собой, как доказал ещё И.И. Срезневский, переработку «Слова о ведре и о казнях Божиих» из «Златоструя».

Среди оригинальных произведений, послуживших источниками для составления Повести временных лет, можно назвать договоры Олега и Игоря с греками, Житие святой Ольги, Житие святого Владимира и некоторые другие.

Как уже неоднократно указывалось, отдельные сюжеты Повести временных лет имеют легендарный характер. К таким сюжетам можно отнести рассказ летописца об основании города Киева тремя братьями – Кием, Щеком и Хоривом. Даже сам летописец указывает, что уже в его время существовали две версии о том, кем был Кий.

Легендарный характер имеет и общеизвестный рассказ о призвании князей-варягов. Возможно, что окончательное оформление данной легенды относится к началу XII века. Очевидно также, что обращение руси, чуди и кривичей к варягам – «земля наша велика и обильна...» — является буквальным заимствованием из англо-саксонской Хроники.

Характер легенды имеют и рассказы о «вещем» Олеге, включённые в Повесть временных лет. Несомненно, легендарным является рассказ о смерти Олега, который будто бы был укушен змеёй, выползшей из черепа его любимого коня. Параллели к этой легенде находим в скандинавских сагах, где встречается тот же мотив. Характер легенды имеют и другие летописные известия об Олеге.

«Наши летописи, – пишет М.Д. Присёлков, – не были литературными произведениями в узком смысле этого слова, а политическими документами. Та правящая верхушка, которая в том или ином феодальном центре налаживала у себя дело летописания, в изложении событий, заносимых на страницы своего летописца, озабочивалась, конечно, не правдивостью передачи, а созданием такого повествования, которое в данном случае было бы выгоднее всего для этой местной политической власти. Поэтому так противоречивы характеристики одних и тех же лиц в известиях, заимствованных из различных летописных сводов»[105]105
  См.: Присёлков М.Д. История русского летописания. Л., 1940.


[Закрыть].

ФИЛОСОФИЯ ДРЕВНЕРУССКОЙ КНИГИ

Полон верой и любовью,

Верен набожной мечте,

Ave, Mater Dei кровью

Написал он на щите.

А.С. Пушкин

Философия древнерусской книги до сих пор является малоизученным исследовательским аспектом истории древнерусской культуры. Долгое время историки и философы рассматривали философию древнерусской книги исключительно через призму христианской традиции. Однако философия средневекового автора была продиктована не только религиозными убеждениями и традициями, но и общественно-политической ситуацией, а также индивидуальными предпочтениями. Именно поэтому для исследования истории древнерусской книги и её философии так важно изучение традиций и культуры в контексте социально-политической ситуации эпохи. Понять философию средневекового произведения можно только благодаря глубокого изучения истории книги, идеологических причин создания книги и логики автора. Наиболее сложным для понимания вопросом является логика средневекового автора, которой подчинена структура книги и её основной лейтмотив. Так, например, если в современной литературе через тот или иной аллегорический образ, как правило, комментируется состояние общества в целом либо даётся характеристика типичного поведения, свойственного определённой личности, то в средневековой литературе аллегорический образ использовался в произведении в качестве образца правильного поведения или поступка. При этом за поведенческими образцами средневековые писатели всегда обращались к текстам Священного Писания.

Многие исследователи древнерусских памятников литературы обращали внимание на то, что источник порою представляет собой набор клише или целых сюжетных линий из различных переводных или оригинальных произведений; причём на первый взгляд эти клише не очень совместимы с текстом сочинения, куда они были вставлены. Но это только на первый взгляд. Связана подобная несогласованность с тем, что все включения, как правило, имеют иносказательный смысл и для их понимания недостаточно простого прочтения книги. Здесь очень важно понимание замысла произведения с точки зрения логики средневекового автора и христианской традиции и той политической ситуации, в рамках которой была создана книга. Для уяснения логики автора важно понимать, что в тексте средневековой книги не могло быть случайных включений из других сочинений, приводимых только лишь для образности. Все фрагменты, включённые в оригинальное сочинение, приведены с определённой целью. Чаще всего подобные литературные включения позволяли в иносказательной форме комментировать события настоящего либо пророчить будущее. Некоторые включения делались в нравоучительных целях.

Понимание идейного наследия древнерусских книжников стоит в прямой связи с пониманием основных положений византийской политической идеологии, послужившей той благодатной почвой, на которой расцвёл «благоуханный сад» русской словесности. Центральной идейной линией римско-греческой идеологии являлась теория божественного происхождения императорской власти. Она очень рано начала оформляться и в русских оригинальных произведениях в виде идеи господства московских великих князей. Данная идея хорошо прослеживается по источникам – как историческим, так и публицистическим.

Так, уже в «Изборнике» 1076 года находим: «Небрежение же о властьхъ – небрежение о самомь Бозе <…> князь бо есть Божий слуга к человеком милостью и казнью к зълыим»[106]106
  «Изборник» 1076 года (текст и исследования) / Под ред. С.И. Коткова. М., 1965.


[Закрыть]. Ещё одно свидетельство проявления данной теории находим в Повести временных лет под 996 годом. В данной статье сообщается, что князь Владимир, боясь греха, не решался казнить виновников. Проблема была разрешена после того, как епископы объяснили князю: «Ты поставленъ ecu от Бога на казнь злымъ, а добрымъ на милование»[107]107
  Там же.


[Закрыть]. Ещё одним примером теории божественной власти русских князей может служить статья Повести временных лет под 1015 годом, в которой повествуется об убиении Бориса и Глеба Святополком «оканьным и злым», который, убив братьев, «нача помышляти яко изобью всю братью свою и приму власть Русьску единъ». Далее следует обличение летописцем Святополка, который приводит пример из книги пророчества Даниила. В последней описаны чрезмерно вознёсшиеся халдейские цари Навуходоносор и Валтасар, жестоко поплатившиеся за свою гордыню: «Даеть Богъ власть, ему же хощеть, поставляешь бо цесаря и князя Вышений, ему же хощет, дасть»[108]108
  Там же.


[Закрыть]. Затем следует рассуждение самого летописца: «Аще бо кая земля управить предъ Богомъ, поставляешь цесаря и князя праведна, любяща судъ и правду, и властеля оустраяеть и судью правящаго судъ. Аще бо князи правдиви бывают на земли, то много отдаються согрешения, аще ли зли и лукави бывают, то болшее зло наводит Бог на землю ту, понеже глава есть земли»[109]109
  Повесть временных лет. М. – Л., 1950. Ч. 1, 2: Текст и перевод / Подготовка текста и перев. Д.С. Лихачёва и Б.А. Романова.


[Закрыть].

Стоит отметить, что идея о божественной основе царской власти, прослеживаемая во многих древнерусских литературных памятниках, проявляет себя с различной интенсивностью. Например, в Новгородской I летописи младшего извода, которая, как считается, более точно отразила Начальный свод, обоснование княжеской власти проводится гораздо менее интенсивно, чем в Лаврентьевской или Ипатьевской летописях. Так, в том же рассказе об убийстве Бориса и Глеба Новгородская летопись не содержит того нравоучительного рассуждения, основанного на фразе пророка Даниила, которое читается в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях.

Ещё одним примером проявления идеи о божественном происхождении царской власти может служить «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона. Именно в этом произведении теория о божественном происхождении царской власти была впервые раскрыта в полной мере. Этой точки зрения придерживались И.У. Будовниц, Н.М. Золотухина, А.Ф. Замалеев, И.Я. Фроянов и др. В частности, Иларион, говоря о Владимире, пишет: «...безъ блазна же Богом даныа ему люди управивьшу...»[110]110
  Слово о Законе и Благодати митрополита Киевского Илариона / Подготовка текста и комментарии А.М. Молдована; Перев. диакона Андрея Юрченко // Библиотека литературы Древней Руси / Под ред. Д.С. Лихачёва, Л.А. Дмитриева, А.А. Алексеева, Н.В. Понырко. СПб., 1997. Т. 1.


[Закрыть]

Приведём здесь фрагмент из «Слова о Законе и Благодати» в переводе С.В. Алексеева, наглядно демонстрирующий проявление теории о божественном происхождении царской власти: «Как же тебя восхвалим, о честный и славный среди владык земли, мужественнейший Василий? Как доброте твоей не удивиться, крепости и силе, как благодарение тебе воздать? – ведь тобою познали Господа и прелесть идольскую избыли, и твоим повелением по всей земле твоей Христос славится. Что же ещё сказать о тебе, христолюбивый, друг правды, разума вместилище, милостыни гнездо?

Как уверовал, как разгорелся до любви Христовой, как вселился в тебя ум выше ума земных мудрецов, невидимое возлюбив и к небесному подвигнувшись? Как взыскал Христа, как предался ему, поведай нам, рабам твоим, поведай, учитель наш, откуда обонял ты Святого Духа, откуда испил сладкую чашу памяти о будущей жизни, откуда вкусил, дабы увидеть, что благ Господь.

Не видел ты Христа, не ходил за Ним, а учеником Его оказался. Иные, увидев Его, не веровали, ты же, не видя, уверовал. Поистине сбылось на тебе благословение Господа Иисуса, проречённое Фоме: “Блаженны не видевшие и уверовавшие ”. Потому с дерзновением и без сомнения призываем тебя, о блаженный, самим Спасом наречённый. Блажен ты, ибо уверовал в Него и не соблазнился о Нём, по словесам Его неложным: “И блажен, кто не соблазнится о Мне”. Ведь ведавшие закон и пророков распяли Его, ты же, ни закона, ни пророков не почитая, Распятому поклонился.

Как твоё сердце отверзлось, как вошёл в тебя страх Божий, как пристал ты к любви Его? Не видел апостола, пришедшего в землю твою, нищетою своей и наготою, гладом и жаждой сердце твоё к смирению склонившего, не видел бесов, изгоняемых именем Иисуса Христа, больных выздоравливающими, немых говорящими, огня, в холод превращаемого, мёртвых встающими. Всего это не увидев, как же уверовал?

Дивное чудо! Иные цари и властители, видя всё это, явленное святыми мужами, не уверовали, но, более того, предавали их на страсти и муки. Ты же, о блаженный, без всего этого притёк к Богу, только от благого разума и острого ума понял, что есть Единый Бог творец видимого и невидимого, небесного и земного, и послал Он в мир спасения ради возлюбленного Сына Своего. И помыслив это, вошёл в святую купель. И там, где иным мнится уродство, тебе явилась сила Божья.

К тому же кто поведает многие твои ночные милостыни и дневные щедроты, к убогим творимые, к сирым, к болящим, к должникам, к вдовам и ко всем требующим милости. Слышал ведь ты глагол, сказанный Даниилом Навуходоносору: “Совет мой да будет тебе угоден, царь Навуходоносор, грехи твои милостынями очисти и неправды твои – щедротами к нищим”. Когда услышал ты, о честной, не оставил, услышав, сказанного, но делом довершил, просящим подавая, нагих одевая, жадных и алчных насыщая, болящим всякое утешение посылая, должников выкупая, рабам свободу давая.

Твои щедроты и милостыня ведь и ныне людьми поминаются, паче же пред Богом и ангелами Его. Ради той милой Богу милостыни многое дерзновение обрёл ты перед Ним, как присный Христов раб. Подкрепляют меня слова сказанные: “Милость хвалится на суде” и “Милостыня мужу, как печать на нём”. Вернее же самого Господа глагол: “Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут”.

Иное же, яснее и вернее свидетельство приведём о тебе из Святых Писаний, проречённое Иаковом апостолом, что “обративший грешника от заблуждений пути его спасёт душу от смерти и покроет множество грехов”.

Так если одного человека обратившему такое вознаграждение от благого Бога, то какое же спасение обрёл ты, о Василий, который бремя греховное рассыпал, не одного обратив человека от заблуждений идольской прелести, не десять, не град, но всю область эту.

Показывает нам и уверяет сам Спас Христос, какой тебя славы и чести сподобил на небесах, глаголя: “Кто исповедует Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим, который на небесах”. Так если исповедание Христа о себе пред Богом Отцом приемлет исповедавший Его только пред людьми, сколь же ты им восхвалён будешь, не только исповедавший, что Сын Божий есть Христос, но и веру в Него установивший, не в одном соборе, но по всей земле сей, и церкви Христовы поставивший, и служителей его введший.

Подражатель великого Константина, равно умный, равно христолюбивый, равно честный служитель Его. Тот со святыми отцами Никейского собора закон человекам положил, ты же с новыми нашими отцами епископами собирался часто, со многим смирением совещался, как в человеках сих, только познавших Господа, закон уставить. Он у эллинов и римлян царство Богу покорил, ты же в Руси. Ведь уже и у них, и у нас Христос царём зовётся. Он с матерью своей Еленой крест от Иерусалима принёс и по всему миру своему разослал, веру утверждая. Ты же с бабкою своей Ольгой принёс крест от нового Иерусалима, Константинова града, и по всей земле поставил его, утверждая веру. Итак, того подражатель ты, с тем же единой славы и чести совладельцем сотворил тебя Господь на небесах благой веры твоей ради, какую имел при жизни своей.

Добрый свидетель благой веры твоей, о блаженный, – святая церковь Святой Богородицы Марии, кою создал на правоверной основе, где и мужественное твоё тело ныне лежит, ожидая трубы архангельской.

Добрый же весьма и верный свидетель – сын твой Георгий, которого сотворил Господь наместником по тебе твоему владычеству, не рушащим твои уставы, но утверждающим, не умаляющим положение твоей благой веры, но ещё прилагающим, не вредящим, но строящим. Он неоконченное тобою окончил, как Соломон за Давидом, и дом Божий, великой святой Его Премудрости создал на святость и освящение граду твоему, со всяческой красотой украсив златом и серебром, и драгоценными камнями, и сосудами честными. Такой церкви, дивной и славной всем окрестным странам, не найти иной во всех полуночных землях от востока до запада!

И славный град твой Киев величеством, как венцом, он обложил, предал людей твоих и град святой, всеславной, скорой в помощи христианам Святой Богородице, ей же и церковь на Великих Вратах создал во имя первого Господнего праздника, святого Благовещения, – да будет целование, данное архангелом Девице, и граду сему. Как ей – “Радуйся, обрадованная. Господь с тобою!” – так к граду: “Радуйся, благоверный град, Господь с тобою!”

Встань, о честная глава, от гроба твоего, восстань, отряси сон! Не умер ведь, но спишь до общего всем восстания. Восстань, не умерший, ведь нелепо умирать уверовавшему в Христа, Жизнь всего мира! Отряси сон, возведи очи, да увидишь, какой тебя чести Господь там сподобил, и на земле не без памяти оставил для сынов твоих! Встань, увидь чадо своё Георгия, увидь кровь свою, увидь милого своего, увидь, кого Господь извёл от чресл твоих, увидь украшающего столь землю твою, и радуйся, и веселись!

Увидь к тому ж благоверную сноху твою Ирину, увидь внуков твоих и правнуков, как живут, как хранимы Господом, как благую веру держат по преданию твоему, как в святые церкви частят, как славят Христа, как поклоняются имени Его!

Увидь же и град, величеством сияющий, увидь церкви цветущие, увидь христианство растущее, увидь град, иконами святых освещаемый и блистающий, и фимиамом благоухающий, и хвалами Божественными и пением святым оглашаемый!

И видев всё это, возрадуйся и возвеселись, и похвали благого Бога, всему этому строителя!

Увидев же, пусть не телом, но духу твоему покажет Господь всё это, радуйся о них и веселись, что посев твой надёжный не был иссушен зноем неверия, но дождём Божьей помощи расплодился множеством плодов.

Радуйся, апостол среди владык, не мёртвые тела воскрешавший, но нас, мёртвых душою, умерших от недуга идолослужения воскресивший. Тобою ведь обожились и жизнь Христову познали. Скорченные бесовской прелестью, с тобою распрямились и на пусть жизни вступили. Слепые сердечными очами, ослеплённые неведением, с тобою прозрели мы свет трижды солнечного Божества. Немы были, и с тобою заговорили, и ныне уже малые и великие славим единосущную Троицу.

Радуйся учитель наш и наставник благой веры! Ты правдой был облечён, крепостью препоясан, истиной обут, разумом венчан и милостыней, будто гривной и утварью золотой, украсился. Ты был алчущим кормилец, ты был жаждущим утробам охлаждение, ты был вдовицам помощник, ты был странниками приют, ты был бездомным кров, ты был обижаемым заступник, убогим помощник».

Как видим, Иларион, не стесняясь в сравнениях, возвеличивает подвиг князя Владимира, крестившего Русь; основной лейтмотив произведения – «Кто исповедует Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим, который на небесах». Сочинение Илариона в дальнейшем послужит блестящим образцом для последующих авторов, также в своих произведениях возвеличивающих русских князей под «высокой рукой».

Теория божественного происхождения царской власти обнаруживается ещё в одном уникальном памятнике словесности – «Поучении» Владимира Мономаха. «Поучение» носит компилятивный характер, причём, как доказано историками, не все части «Поучения» можно относить к авторству Владимира Мономаха. Особый интерес для нас представляет то, как князь реализует в своём сочинении теорию о божественном происхождении царской власти. В данной политической ситуации демонстрация этой теории была скорее вынужденной мерой, чем простым литературным приёмом, что, кстати, было характерной чертой для многих оригинальных произведений, в отличие от переводных. Как уже указывалось, многие параллели из Священного Писания приводились авторами с поучительной целью, а также затем, чтобы посредством идеализированных образов возвеличить царствующего монарха, но был и ещё один мотив – оправдание: автору необходимо было оправдать царствующего монарха, его недостатки показать достоинствами, приукрасить родословную и, конечно, возвысить сам статус власти. Этот «оправдательный» мотив на долгие столетия закрепился в среде русских автором, и большинство произведений Средневековья при внимательном прочтении обнаруживают этот мотив.

Как известно, Владимир Мономах как представитель переяславльских Всеволодовичей с точки зрения родового старшинства не мог претендовать на Киевский стол. Однако после смерти в 1113 году Святополка в Киеве из-за роста процентов по займам вспыхнуло восстание горожан, которые не хотели видеть на престоле сына Святополка Ярослава, горожане справедливо считали, что Ярослав планирует продолжать политику отца и не собирается снижать проценты. Итак, в Киев был приглашён из Переяславля Владимир Мономах, а Изяславичи уже навсегда были оттеснены от престола.

Однако, несмотря на все обстоятельства, Владимир занял стол не по закону и к тому же вопреки решениям Любечского съезда князей, инициатором которого сам же и являлся. Другими словами, легитимность власти Владимира легко оспаривалась. В связи с чем факту вокняжения Владимира требовались весомые обоснования; и эти обоснования, как известно, нашлись. В первую очередь обоснования легитимности власти Владимира Мономаха на Киевском столе были прописаны в «Поучении». «Поучение» сохранилось в единственном Лаврентьевском списке 1377 года Владимирского свода начала XIV века под 1096 годом, под которым помещён рассказ Гюряты Роговича о племенах неверных, а затем текст «Поучения». Разделённая таким образом статья Лаврентьевской летописи в Ипатьевской и Радзивиловской летописях читается без разрыва. «Поучение» изобилует неподдающимися точной проверке искажениями и невосстановимыми пропусками. В связи с чем также с большим трудом восстанавливается сам состав памятника. Памятник условно делится на четыре смысловые части, где первая часть – это «Поучение детям», или «Наставление детям», вторая часть – автобиография князя, третья часть – «Письмо Владимира Мономаха к Олегу Черниговскому», четвёртая часть – молитвословия.

Даже если предположить, что письмо действительно принадлежало Мономаху, оно вряд ли могло быть размещено им самим в текст «Поучения».

Подобную вставку мог сделать позднейший редактор. За вычетом письма все остальные части можно рассматривать в качестве единого произведения. Практически все исследователи сходятся во мнении, что при составлении «Поучения» были использованы следующие источники: «Слово Василия Великого», обращённое к юношам; «Поучение некоего отца к сыну»; «Поучение Ксенофонта к сыновьям своим»; «Наставление Исихия», Покаянные псалмы, Прологи, «Шестоднев», Палея Толковая («Заветы 12 патриархов»), Постные триоди, Псалтырь и некоторые другие. «Поучение» Мономаха текстуально во многом совпадает с этими произведениями. Совпадения наблюдаются в наставлении Мономаха «о страхе Божием и милостыне, о ночной молитве и воздержании, о том, как надо “не обило смеятися, срамлятися старейших, к жёнам нелепым не беседовати”» и т.д.

Здесь стоит принять во внимание, что ПВЛ после смерти князя Святополка подверглась переписке. Это было связано с тем, что записи, восхваляющие Святополка, оказались неугодными Владимиру Мономаху. Вероятно, по приказу Владимира летопись в некоторых частях и была переписана игуменом Выдубицкого монастыря Сильвестром, который закончил свою работу в 1116 году, о чём свидетельствует запись, найденная в составе Лаврентьевской летописи[111]111
  Присёлков М.Д. История русского летописания XI—XV вв. СПб., 1996. С. 80.


[Закрыть]. Если учитывать, что основное внимание Сильвестра было направленно на исправление текста, относящегося к периоду с 1093 по 1113 год, то есть времени княжения Святополка, то вполне можно допустить, что «Поучение», размещённое в летописи под 1096 годом, было помещено именно Сильвестром по приказу Владимира Мономаха с целью возвышения статуса князя и легитимизации его власти. Однако в этом случае остаётся непонятным, почему «Поучение» не обнаруживается в Ипатьевской летописи, которая, как известно, до 1110 года совпадает с Лаврентьевской. В связи с чем время возможной вставки ограничивается всего несколькими годами – с 1110 по 1113-й.

Необходимо также обратить внимание и на отсутствие датировок в тексте «Поучения». Конечно, если рассматривать его как отдельный документ, то отсутствие датировок осложняет и запутывает прочтение. Но всё меняется, как только мы читаем «Поучение» в летописном контексте, где продублированы те же события, но уже с датировками. Таким образом, можно предположить, что и составитель «Поучения» был хорошо знаком с действительными фактами, имевшими место в жизнедеятельности князя, которые он и описал, умышленно не датируя текст, – в связи с тем, что сам этот текст должен был служить логичным дополнением летописного повествования, уже содержащего все необходимые даты. Это позволяет нам сделать предположение о том, что отдельного памятника «Поучения» вне летописи вообще не существовало.