Текст книги "Спасите наши души (СИ)"

Автор книги: Ольга Чулкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

  – Евдокия с Мишей посидит, а ты одевайся, поедем, – сказал начальник цеха.

  – Куда?

  – По дороге расскажу...

  Миша заплакал, не хотел оставаться с незнакомой женщиной. Пока спускались к машине, он все время плакал, да так сильно, что было слышно на улице.

  – Что за срочность! Ребенок захлебывается от крика...

  Только, когда сели в машину, начальник цеха сказал:

  -Пожар в цехе, троих госпитализировали с сильными ожогами.

  – И Валерия? – выговорила она.

  – Да, в больницу едем...

  Она не успела проститься с мужем, опоздали на несколько минут. Он умер, не приходя в сознание. Она выжила, благодаря помощи коллектива. Завод стал ее вторым домом. Через год получила трехкомнатную квартиру, директор выделил тысячу рублей на новую обстановку. Она не помнила случая, чтобы завод не помог, когда было трудно. Детям ежегодно выделяли путевки в пионерские лагеря, дважды с детьми ездила в санатории, к морю. Завод большой: три тысячи работающих! Когда начальник цеха ушел на пенсию, на его должность назначили Лидию Григорьевну. Шестьсот человек было в ее подчинении! Умение быстро принимать решения осталось у нее на всю жизнь. Если сталкивалась с проблемой, то не пасовала, а решала ее. В девяностые завод практически остановился, продукция никому не была нужна. "Оборонка стоит! Что со страной будет? – не понимала Лидия Григорьевна. Сначала работали три дня в неделю, а в 2000-ом завод встал намертво. В сорок пять лет оказалась без работы, хорошо, что сын и дочь были на своих ногах, имели семьи. А она не могла найти работу. В это время познакомилась с Марией Васильевной, которая создала и была бессменным председателем областного совета женщин и комитета солдатских матерей. Лучшая подруга Лидии Григорьевны Катя находилась на грани жизни и смерти. Она одна вырастила сына Георгия. Мальчишка хорошо учился, поступил в военное училище, закончил его с отличием, попал служить в Северо-Кавказский военный округ.

  – Только бы не в Чечню!– молила Екатерина.

  Лидия Григорьевна старалась успокоить подругу, говорила, что не могут послать в Чечню единственного сына матери.

  Катя позвонила, попросила зайти. Голос был такой слабый, словно не было никаких сил жить.

  – Не звонит! Я несколько раз звонила в часть на тот телефон, что он мне дал, отвечают: «В командировке».

  Напряженная ситуация длилась две недели, потом позвонили из военкомата, попросили быть дома. Лидия Григорьевна не оставляла подругу, даже ночевала у нее. Приехал сам военком, и стало ясно – беда. «Ваш сын погиб, как герой, в борьбе за целостность России»,– сказал он.

  Он не договорил, Катя закричала так, что Лидия Григорьевна вся затряслась. Она даже не смогла обнять Катю, ноги не шли, словно приросла к месту. «Ужас! Как ей жить, единственного сына убили, нельзя забирать на войну единственных сыновей»,– подумала и закричала: «Нет! Нет!»

  – Вы кто?– спросил военком.

  – Подруга, он на моих глазах вырос.

  – Держите себя в руках, кто ей поможет? Завтра привезут тело. Мы организуем похороны.

  После похорон Катя не пошла на работу, лежала в темноте, при закрытых шторах, плакать не могла. Накоплений у нее не было, а деньги, которые она должна была получить за гибель сына, не приходили.

  – Надо куда-то обращаться, – говорила Лидия Григорьевна.

  – Ничего не надо, я никуда ходить не буду. Никакие деньги не вернут Гошу.

  – Тогда я буду ходить. Катя, он герой, гордись им, надо жить...

  – Даже жениться не успел, у меня могли быть внук или внучка. Чем мне жить?

  Лидия Григорьевна сказала дочке, сыну, тогда они еще жили вместе, что поживет у Кати. В поисках денег за погибшего сына Кати, она и познакомилась с Марией Васильевной.

  – Это сплошь и рядом происходит. Они геройски гибнут, а матери должны ходить по инстанциям, деньги выбивать. Не пойму я, куда катимся,– сказала Мария Васильевна при первой встрече.

  Лидия Григорьевна сначала скептически отнеслась к тому, что комитет солдатских матерей сможет помочь. Она уже обходила столько кабинетов, у стольких начальников побывала! А что сможет эта пожилая женщина, сидящая в маленькой коморке, за столом, заваленным разными бумагами?

  – Мне оставить заявление? – спросила Лидия Григорьевна.

  – Нет, будем сейчас все выяснять. Буду звонить командующему Северо-Кавказским округом, в воинскую часть вы уже звонили, они ответили, что денег нет. Это правда, гибнут солдатики и офицеры, а денег на выплаты родителям нет. На войну деньги всегда есть. Ничего, найдут!

  Мария Васильевна взяла сотовый, стала набирать номер. «Неужели у нее есть номер командующего округом?» – удивилась Лидия Григорьевна.

  – Опять Смоленск вас беспокоит. Да, да, это я. Извините, знаю, что заняты, но на погибшего в Чечне Георгия Свиридова, воинская часть 3875 не высылают матери деньги. Это ее единственный сын, одна его растила! Дайте указание... Спасибо! Когда это закончится?

  – Будут деньги, через военкомат надо получать. Подождем дня три и еще раз позвоню.

  – Как это вы с командующим запросто связываетесь? Я думала, что такие люди недоступны...

  – Я его только по телевизору видела, но ситуация была крайняя, пропал солдат-срочник в Чечне. Потом матери позвонили, стали выкуп требовать. А где взять денег? Клич кинули, люди откликнулись, несли сюда ко мне деньги. Собрали десять тысяч долларов, как и требовали, но рублями. Надо было менять. Решили утром, на свежую голову, это сделать, а на следующий день обвал рубля, надо было уже в четыре раза больше! Я с ума чуть не сошла, а что с мамочкой делалось! Понимала, больше уже не соберем! Парнишку убить могли! Стала звонить в Северо-Кавказский военный округ и требовать разговора с командующим. Я так кричала: мол, если не соединят, то приеду и всех перестреляю. Мне потом говорили, что шел он мимо, услышал, взял трубку, слышу: «Я командующий!» Не поверила, замолчала, потом спросила: «Правда?» – «Я, говорите». Все рассказала, спросил, когда будем в Чечне, договорились о месте встречи, потом майор от него передал недостающие доллары и сообщил номер сотового командующего, сказал, что Евгений Иванович просил передать: могу звонить, но не обижаться, если он словцо крепкое по телефону употребит.

  – И вы в Чечню ездили выкупать солдатика?

  – Я же не могла мать одну отпустить. Тем более у меня удостоверение председателя комитета солдатских матерей!

  Через три дня Кате позвонили, попросили прийти в военкомат, расписаться в документах, деньги перевели на счет, который она открыла. Лидия Григорьевна с тех пор подружилась Марией Васильевной, стала активисткой женсовета. Мария Васильевна была человеком принципиальным, всегда стремилась добиваться справедливости, ругалась с начальниками разного уровня. Все ее уважали, но новый губернатор возненавидел. « За что? Будто я о себе пекусь! Я же почти тридцать лет на общественных началах работаю, не рубля не получаю. Одного хочу: помогать людям».

  – Не нравятся ему независимые люди, он надутый индюк, скоро лопнет, как мыльный пузырь! Успокаивали Марию Васильевну.

  – Откуда они берутся? Как не скажу на совещании о проблемах, сразу звонить из администрации начинают. Зачем вы так, губернатор не доволен. Перестали меня приглашать на совещания, говорят, на мое место хотят назначить человека, а место общественное! Тут не назначают, выбирают.

  Лидия Григорьевна была на том отчетно-выборном собрании, не удалось чиновникам провести кандидатуру от губернатора. А Марию Васильевну перестали пускать в здания мэрии, администрации области. Сердце не выдержало, на похоронах было столько венков, представитель администрации говорил об ее вкладе в женское движение, о спасении солдат во время чеченских кампаний. Лидия Григорьевна стояла и думала: «Сколько лжи, убили человека за все хорошее, таким надо звание Почетного гражданина города присваивать при жизни, а не тем, кто в креслах просидел, квартиры за счет бюджета уже при капитализме получил».

  ***

  Работа с Марией Васильевной научила добиваться справедливости во что бы то ни стало. Но сейчас, прикованная к постели она думала: «Жили они до меня, привыкли, смирились. А, может, и не смирились. Вон Валентина плакала, когда нянька стала ей выговаривать. Да и нельзя смириться с бесчеловечным отношением. Просто некому вступиться за них. Надо что-то делать, придумать, как помочь». В палате было так тихо, что Лидия Григорьевна стала листать журнал, чтобы перебить тишину. Никто не отреагировал. Тогда включила свои любимые мелодии, записанные на сотовый. Компьютером она овладела, благодаря Марии Васильевне. Стало модным обучать пенсионеров азам компьютерной грамотности. Мария Васильевна включила ее и еще трех активисток женсовета в заявку на обучение. «Мне уже поздно обучаться, – сказала она, – а вам пригодится». Лидия Григорьевна увлеклась, сын помогал. Через месяц создала свою страничку в «Одноклассниках». Социальные сети отвлекали от грустных мыслей, давали возможности общаться, высказывать свое мнение. «Как они шесть лет лежат здесь без телевизора, радио. С ума можно сойти!»

  – А почему телевизора нет? – спросила она, нарушив тишину.

  – В холле есть, – откликнулась Валентина.

  – Надо в палату просить!

  – Надо за свои покупать...

  – Сбросимся и купим!

  – Отвыкли мы от телевизора, зачем он?

  – Фильмы смотреть, знать, что в мире происходит. Это лучше, чем бревном лежать.

  Никто не ответил. «Чего они такие! Хуже уже и быть не может. Надо что-то придумать». Она ухватилась за веревки, которые сын привязал к спинке кровати, подтянулась, села.

  – Мария, ты дояркой всю жизнь проработала, коровам хвосты крутила, головой в жизни не работала. Орден Ленина дали за то, что титьки дергала! Несправедливо!

  Лидия Григорьевна замолчала, она очень хотела, чтобы Мария послала ее куда подальше за такие слова.

  – Ты что Марию оскорбляешь? – сказала Валентина. – Труднее доярки и работы нет. Орден Ленина просто так не давали! Сама где работала?

  – Начальником цеха на заводе, пока завод не закрыли, потом продавцом... – Лидия Григорьевна была довольна, что, кажется, задела за живое, попала в точку.

  – И это умственный труд? Ты что цех проектировала или станки изобретала? – гневно говорила Валентина. – Ты на руки Марии посмотри, они искорежены, артрит у нее. В мороз коров доила, в четыре часа утра уже на ферме была. Да мы все по сравнению с ней бездельники, в тепле работали!

  – Правильно, Валентина, так ее! Нашу Марию она будет унижать! – сказала Анна.

  – Этого я и добивалась! Думала, что совсем вас жизнь задавила, я специально подначивала. Не будем сопротивляться, то они нас хамством задавят. Тебе, Мария, орден не только за труд дали, но и за характер! И чтобы какая-то нянька издевалась! Будем защищаться!

  – Какой у тебя характер!

  – Какой?

  – Такой! Ну, подняла ты бучу, а что толку?

  – Я еще и не поднимала ничего, только собираюсь. И не буча это, а жизнь. Кто за то, чтобы телевизор в палате был? У меня дома хороший, сын его сюда привезет, на стену повесит...

  -А сын разрешит сюда телевизор отдать?

  – Я и разрешения спрашивать не буду! Это мой телевизор! А сын мою просьбу всегда выполнит. Звоню!

  Она набрала телефон сына: «Можешь сегодня мой телевизор, что на стене висит, привезти сюда и укрепить на стене? Инструмент не забудь, дырки надо в стене делать. К семи приедешь? Хорошо. Ресивер возьми, антенну. А кто может запретить телевизор? Нам что умирать без музыки. Хотим с музыкой».

  – Приедет, телевизор вечером после работы привезет,– сообщила она женщинам.

  – А вдруг заругаются?

  – За телевизор?

  -Ну, да...

  – А мы проверим,– Лидия Григорьевна нажала кнопку вызова персонала.

  – Жми, сколько сил есть, не работает эта система уже лет пять, надо кричать!

  – Как кричать?

  – Громко, чтобы услышали, если что-то надо, то мы так и делаем.

  – Тогда давайте вместе покричим.

  Крикнули, еще раз крикнули. Дружно получилось. В палату вошла та самая нянька.

  – Врача зови или соцработника, кто отвечает за наш быт, – сказала Лидия Григорьевна.

  Нянька, не сказав ни слова, вышла. Скоро пришла заведующая отделением, вежливо поинтересовалась: в чем дело?

  – Можно в палату телевизор?

  – Мы не можем все палаты обеспечить телевизорами.

  – И не надо, мне свой привезут.

  – А другие не возражают против телевизора?

  – Мы согласны, – сказала Мария, а Валентина и Анна кивнули.

  – Пусть привозят, – сказала заведующая, а нянька добавила: «Чтобы тихо смотрели, не мешали другим отдыхать».

  ***

  Заведующая отделением нервничала. За двадцать лет работы в интернате сталкивалась с разными пациентами, но такая попалась впервые. Была в ней какая-то непонятная для Зои Дмитриевны независимость, она не заискивала, как это делали в основном все, кто сюда попадал. «Надо узнать о ней побольше, – решила она. – Кем работала, кто дети?» Она знала, что в их интернат не попадают случайно. У кого нет связей, денег у родственников, те оказываются в других интернатах, где условия хуже. Но попадая в интернат, люди понимают, что это навсегда, стараются ладить с персоналом, особенно лежачие. Раньше Зоя Дмитриевна сочувствовала пациентам, назначала массаж, лечебную физкультуру, ее вызвала в то время заведующая отделением и сказала: «У нас массажистов не хватит, чтобы всем массаж делать». – «Но это необходимо, ведь инсульт». – «Это бесполезно, пусть сами что-то делают, целыми днями лежат. У меня одна массажистка на все отделение». – «Мне сказали, что три массажистки». – «Это ставки три, а в наличии одна. Я лишних вопросов не задаю и вам не советую».

  Зоя Дмитриевна быстро все поняла, не задавалась лишними вопросами. Если пациент просил назначить массаж, то мягко, заботливым голосом говорила: «Вам пока не требуется. А вот физкультурой занимайтесь самостоятельно, как можете, времени достаточно». Когда заведующая отделением ушла на пенсию, то Зою Дмитриевну назначили на ее место, и она не хотела терять это место. Устраивала зарплата, условия труда. Бегать по участку по вызовам, сидеть на приеме больных за меньшие деньги она не хотела. Да и больные в поликлиниках не такие, как здесь. Здесь пациенты относятся к ней с уважением, взгляд ее ловят, заискивают, просят назначить лекарства получше. Позвонила директору, сказала, что есть разговор. Она не любила директора. За двадцать лет ее работы это был четвертый директор. Когда его представлял начальник департамента, то подумала: «Долго не продержится, сразу воровать начнет, снимут быстро». Трое, работавших до него, увольнялись по собственному желанию, обогатившись на стариках. Назначают своих, чтобы делились. Это в интернате хорошо знал весь персонал. У нового директора отец работал заместителем мэра. «Нашел бы сыну работу поприличнее, чиновничью», – думала Зоя Дмитриевна, разглядывая лощеного сорокалетнего мужика, когда его представляли. Скоро на интернат пошли деньги, директор рассказывал по местному телевидению о преображении палат, оснащении медицинским оборудованием и многом другом. Журналистов водили по третьему этажу, где был сделан косметический ремонт, заводили в две палаты, в которых поставили новые функциональные кровати, на стенах висели картины, даже телевизоры в этих двух палатах были! «Потемкинскую деревню устроил! Только в две палаты и водит журналистов, комиссии. Этот интернат разворует так, как и не снилось»,– рассказывала Зоя Дмитриевна мужу. Муж работал анестезиологом в больнице, жили они хорошо в достатке, построили загородный дом, сын учился в Москве.

  – Зоя, я его понимаю. Ну, получает он тысяч семьдесят. Это деньги? Воруют потому, что мало платят за работу. Мы бы на наши с тобой зарплаты дом не построили. Но я не ворую, мне сами больные дают. Благодарность людская, так принято в России. Не думай ты про интернат, пошел он...

  – Зоя Дмитриевна, что случилось? – спросил директор, когда она вошла в его кабинет.

  – Новая пациентка поступила и все ей не так. Няньку фашисткой обозвала. Чувствую, что будут с ней проблемы.

  – Фамилия?

  – Лидия Григорьевна Пивоварова...

  – Посмотрим! Есть такая! Сегодня поступила на реабилитацию. И что она? После инсульта еще порядки свои устанавливать собирается?

  – Да, даже посмотрела акты об оказании услуг тем, кто в палате лежит. Спрашивала, почему массаж им не делают, ЛФК, а, мол, это все включено, за это деньги берут.

  – Почему не сказали, что государство за содержание в интернате доплачивает.

  – Говорила, но в палате лежат три женщины, инвалиды первой группы, им за восемьдесят, у них пенсии высокие, считайте, сами себя содержат, государство на них не доплачивает.

  – Так это же интернат, неважно, кто какую пенсию получает, тут вскладчину все идет. Надо по-государственному объяснять все пациентам! Они благодарны должны быть, их дети бросили, а мы за ними ухаживаем. Вы что не справляетесь со своими обязанностями! Я был лучшего о вас мнения.

  – Нет– нет. Я просто пришла предупредить, что пациентка скандальная, у нее телефон с интернетом и независимая уж очень по характеру.

  – Уколоть ее и все тут!

  – Она же непостоянная пока, на реабилитации, не даст себя уколоть...

  – Выписать ее к черту...

  – Так только же поступила, шум поднимут.

  – Кто их услышит? Сын, компьютерщик, дочь в магазине работает. Он ко мне приходил, просил, чтобы мать взяли на реабилитацию. Скажите сыну, что она ведет себя неадекватно. Так сами разрешите ситуацию или мне надо мелочами заниматься.

  – Сама решу.

  ***

  Сын Лидии Григорьевны приехал около шести вечера. Когда он вошел в палату, она так обрадовалась. Ей казалось, что сын привез ее сюда не утром, а месяца два три назад. За один день она пережила столько, слушая рассказы женщин, наблюдая отношение персонала к пациентам, сын привез телевизор неупакованным, когда он вошел к ним в палату, то женщины не сводили с него глаз.

  – Мишенька, как я соскучилась!

  – Мама, я же работаю, мне даже отпрашиваться пришлось. Тут же до семи пускают. Я не смогу каждый день приезжать.

  – Моя дочь сначала раз в неделю приезжала, теперь раз в два месяца. У всех дела, всем некогда,– сказала Мария.

  – Ты тоже хочешь меня здесь оставить,– спросила Лидия Григорьевна.

  – Мама, ты легла на реабилитацию, мы с Татьяной хотим вытащить тебя из болезней, не слушай никого. Мне звонила заведующая отделением, жаловалась на твое неадекватное поведение, просила поговорить с тобой.

  – Говори! Что я такого сделала? Нянечку, которая оскорбляет людей, фашисткой назвала. Была бы на своих ногах в морду дала... Но мы лежачие, зависим во всем от нянек.

  – Может где-то надо потерпеть?

  – Еда невыносимая! Надо умудриться так капусту потушить, что ее жрать невозможно. Котлеты не понятно из чего, у меня от них понос начался. Я звала няньку, но она не подошла.

  – Я сам тебя подмою, не расстраивайся. Я сам считаю, что такие порядки не допустимы, но массаж, ЛФК будут делать!

  – А ты серьезно считаешь, что это поможет, если я весь день буду в говне лежать, нервничать и в глаза нянек заглядывать?

  – Давай посмотрим, как дальше. Плохо будет, заберу тебя.

  – Женщины телевизор шесть лет не смотрели, лежат целыми днями и думки невеселые думают.

  Михаил пошел попросить тазик с водой, чтобы поменять матери памперс, но нянька вежливо сказала, что это ее дело, просто не успела. Михаил дал ей сто рублей, после чего она сразу пошла в палату. После того, как она поменяла памперс, Лидия Григорьевна спросила: «Ты ей денег дал?». – «Дал, мама, как без этого».– «Сколько?» – «Сто рублей». – «Это и будет ежедневной таксой. В месяц три тысячи или в говне лежать». – «Правда?»,– уточнил сын.

  – Правда, правда,– подтвердила Валентина,– у нас с пенсии семьдесят пять процентов высчитывают на содержание, остальные на карточку переводят. Если в ларьке надо что-то купить, то пятьдесят рублей за это няньке, если памперсы вовремя менять, то няньке два раза в неделю по пятьдесят рублей, но они не довольны, им больше надо.

  – Ну, женщины, приготовьтесь, включаю,– сказал Михаил, пытаясь разрядить обстановку.

  По Первому каналу шла передача «Пусть говорят».

  -Как красиво!– первой откликнулась Мария.

  – Краски какие! Телевизор новый? Я таких не видела.

  – В прошлом году покупала,– сказала Лидия Григорьевна.– Поделаю все дела, лягу вечером на свой диван и наслаждаюсь.

  – Тебе, Анна, слышно?

  – У меня слух получше вашего, я слепая, а слышу хорошо.

  – Мама, мне ехать надо, вечером позвоню. Чуть не забыл: фрукты привез, Лена котлет нажарила.

  – Дай всем.

  – Чего это он будет всех кормить?– сказала Валентина.

  – Угощать! – ответил Михаил.

  Со словами «ужин» открыла дверь в палату раздатчица пищи.

  – А мы не будем, нас покормили,– за всех ответила Мария.

  – У вас телевизор современный, хорошо идет. Кто вам его на стену повесил?– спросила раздатчица.

  – У нас жизнь новая началась, соскучились по жизни за шесть лет, спасибо, Лида, вот характер у тебя, храни тебя Бог.

  – Спасибо на добром слове, вас тоже пусть Бог хранит.

  – Это раздатчица добрая, рассказывала, что приезжает фермер за пищевыми отходами, дает директору деньги. Свиней на нашей еде выращивают. А директору отдельно обед готовят: отбивные, семгу на пару. Повара тащат сумками продукты, а кто рангом поменьше, то и сумки полегче,– рассказывала Валентина.

  – Их же контролировать должны! Надоело, только и слышишь по новостям: у того семь с половиной миллиардов рублей нашли, другой миллион в месяц получает! А люди бедно живут,– сказала Лидия Григорьевна.

  – Миллиардов?– удивленно спросила Валентина.– Миллиард – это же больше, чем миллион в тысячу раз?

  – Так и есть.

  – Я уж думала, что мои математические мозги перестали соображать.

  – Математика тут не при чем. Это нравственность. Всегда алчные были, но на них власть была, а теперь власть из них состоит. Неужели ничего не слышали?

  – А откуда, мы шесть лет здесь лежим и никаких новостей не знаем,– вздохнула Мария. – Может, преувеличиваешь, не может человек миллион рублей в день получать.

  – Человек не может. А это же нелюди. Давайте телевизор смотреть, устала я быть учительницей начальных классов, вам восьмидесятилетней про нынешнюю жизнь рассказывать. Директор интерната ворует меньше, пожалуй, у него тысяч по пять в день получается, может больше плюс зарплата, это уже за двести пятьдесят тысяч в месяц. Не на нефти, на стариках!

  – Раньше, другой вел эту передачу, забыла его фамилию,– сказала Валентина.

  – Малахов! Он теперь на другом канале. Вам, девочки, теперь каждый день удивляться придется, за шесть лет телевидение изменилось, ничего святого не осталось. Мужья жен обливают грязью, бывшие жены мужей, наследство делят, но это знаменитости, а если про бедных передача, то ведущие удивляются: мамочка, как это вы запили, у вас же ребенок на руках, как это у вас третий сожитель. У бедных сожители, а у богатых гражданские мужья. Если актер или актриса алкоголики, наркоманы, то им оплачивают поездки в Таиланд на лечение. И показывают потом, как им там замечательно! Их не хают, что наркоманы, что детей оставляют. Эту бы бедную мамочку один раз свозили в Таиланд, увидела бы она другую жизнь, может, появился бы свет в конце тоннеля. Нет, только богатых и знаменитых спасают, а бедным все по башке стучат: виновен, виновен. В церковь придешь – грешен, в жизни – виновен, душа раздирается от несправедливости.

  – Не принимай близко к сердцу, Лида! Ты в нас жизнь вдохнула. Не думала, что телевизор когда-нибудь еще посмотрю! Какие там люди красивые, нарядные! – удивлялась Валентина.

  -А ругаются как! Я не вижу, какие они, но сильно ругаются. Кто такие?– спросила Анна.

  – Известный певец и его бывшая жена, не могут имущество поделить,– прокомментировала Лидия Григорьевна.

  – Прямо по телевизору делят! Не стесняются?

  – У них деньги большие. Им ничего не стыдно. Это нам стыдно. Отсутствие денег и их наличие меняет людей.

  Вечерние новости смотрели тихо, когда они закончились, то никто не проронил ни слова.

  – Чего молчите, или уснули?– спросила Лидия Григорьевна.

  – Уснешь тут! Это ж почему на Россию так прут?– спросила Мария.

  – Вы действительно как младенцы новорожденные не слышали, что Крым наш,– удивилась Лидия Григорьевна.

  – Наш? Война что ли была?

  – Референдум был в Крыму. Проголосовали за присоединение к России. А до этого ситуация на Украине обострилась, американский флот мог войти в черное море. Путин Крым и забрал. Теперь Россия для всего мира агрессор. Донбасс сражается, просит автономии от Украины, там уже четыре года люди гибнут.

  – Нам никто не сказал,– Мария заплакала.– Дочка придет, побудет полчаса и назад, да и политикой она не интересуется, а мы с мужем всегда политикой интересовались.

  ***

  На следующий день дежурила другая нянька, не такая злая, с удовлетворением отметила Лидия Григорьевна, она все делала молча. Надела на лицо медицинскую маску, сменила памперсы. Одну фразу произнесла, когда помогала Валентине перебираться с кровати на инвалидную коляску. Валентина вскрикнула, нога не туда пошла, нянька вытащила ногу: «Помогай, мне одной не справится».

  – Слава Богу, чистые! – сказала Мария.– Человеком себя чувствуешь. У меня бывает после утренней подмывки такое чувство, что сейчас встану и пойду.

  – Только некуда бежать...– сказала Лидия Григорьевна. – Что-то я сегодня пессимистично настроена.

  – Не горюй, ты нам такой праздник устроила. Мы себя бездомными чувствовали, а теперь я начинаю себя человеком чувствовать. Нельзя сдаваться, все от духа зависит. Мой Григорий говорил в трудные времена: «Главное – духом не падать». А я что-то в последние годы падаю, падаю...

  – Все мы так, Лида правильно сказала: «Некуда бежать».

  – И ни разу на прогулку не вывозили?– спросила Лидия Григорьевна.

  – А кто повезет?

  – Коляски здесь есть?

  – В коридоре наши коляски стоят, на них сюда привезли, шесть лет стоят, раз в неделю в них сажают и везут на помывку.

  – Валентина, дай мне договор, который вы каждый месяц подписываете с интернатом,– попросила Лидия Григорьевна.

  Валентина взяла с тумбочки несколько листов бумаги передала, Лидия Григорьевна стала читать. В договоре были прописаны: питание, уход, лекарства, массаж, ЛФК, прогулки, обеспечение одеждой и многое другое.

  – И это все стоит 16433 рубля 96 копеек! Какая точность! – сказала Лидия Григорьевна. – А у других сколько? У тебя, Мария, сколько?

  – У всех одинаково, все одинаково обходимся, под копирку пишут индивидуальные договора, только фамилии меняют, – ответила Мария.

  – Бумага есть бумага, она все стерпит, чего ты их читаешь! Мы привыкли к этому обману,– сказала Валентина.

  – К этому привыкнуть нельзя, как и к тому, что тебя бросили. Кормят, памперсы с оскорблениями меняют. А где прогулки, где занятия с психологом, где массаж? Нет, хорошо быть богатым! Я мечтаю об этом!

  – В таком положении, как у нас, что бедному, что богатому – одинаково!

  – Не согласна. Нет денег – и лежи бревном и веди себя тихо, а то в психушку отправят или еще что. Богатые в таком положении по всему миру ездят, у них обслуга есть, инвалидные коляски современные! Они же не живут, как я, на четвертом этаже пятиэтажки, откуда не спуститься в коляске. Никому не нравится быть в инвалидной коляске, но деньги есть и жизнь иная! Хоть на море езжай, хоть на Луну лети!

  – И в театр можно на инвалидной коляске? Я последний раз в театре была, когда мне семьдесят лет исполнилось, своими ногами еще ходила... – сказала Валентина.

  – Плати деньги и донесут, довезут и что хочешь сделают, у богатых жизнь и в таком положении не останавливается. Сейчас найду вам по какому-нибудь каналу фильм интересный, а сама в интернете посижу.

  – Внучка моя раньше все в интернете сидела, не знаю, как сейчас. Она один раз ко мне приходила, запах в палате не понравился... Двадцать два года, не замужем, – сказала Мария.

  Лидия Григорьевна написала в своей страничке в «Одноклассниках», что разыскивает выпускников, которые учились математике в школе 52 у Валентины Ивановны Ковтуновой, которая находится сейчас в доме престарелых, никто ее не навещает, оставила свой номер телефона для связи. И еще добавила, что в палате четыре человека, некому на прогулки вывести, просила волонтеров о помощи. Она рассчитывала, что откликнутся вечером, днем люди на работе.

  Мария смотрела фильм по телевизору и та переживала за героиню, которую бросил любимый, она беременная, без денег, жилья!

  – Негодяй! Как она его не разглядела,– с сочувствием сказала она.

  – Не вижу его, но плохой человек, – подтвердила Анна.

  – Внешне симпатичный, ладный, но хочет жениться на дочке начальника, выгоды ищет. Наверное, Лида права: были бы мы богатые, то ни в богадельни заканчивали свою жизнь.

  – Не переживай, Мария, сейчас все фильмы заканчиваются одинаково: встретит она богатого, полюбит он ее ребеночка, поженятся. Это же кино, там богатых на всех хватает!

  – Слава Богу! Не люблю, когда фильмы плохо заканчиваются...

  – Только в жизни все иначе. Меня тоже парень бросил, мне двадцать лет было, на другую променял. Никто больше не встретился. А как хотелось любви! Настрадалась от одиночества, школа спасала... – сказала Валентина.

  – Я тебе фото твоей школы покажу!

  Лидия Григорьевна нашла в интернете фотографию, передала сотовый Валентине.

  – Ничего не изменилось! Красиво! Клумбы, как в мое время. Спасибо, Лида, душу согрела...

  Лидия Григорьевна была уверена, что на ее призыв о помощи откликнутся. Ей очень хотелось, чтобы пришли люди и вывезли погулять женщин, которые шесть лет ничего не видели, кроме этих четырех стен. Не сомневалась и в том, что кто-нибудь из бывших учеников Валентины откликнется.

  ***

  Зоя Дмитриевна очень удивилась, когда позвонили с поста охраны и попросили подойти. Обычно разного рода недоразумения охранники улаживали сами. Когда она спустилась, то увидела в фойе много народу, все ругались с охранником. Увидев Зою Дмитриевну, охранник обрадовался: «Наседают, не знаю, что делать, решайте сами ситуацию».

  – В чем дело? – спросила она, обращаясь к собравшимся.

  – Мы в палату 503, нас трое, мы к учительнице своей, остальные тоже в эту палату, волонтеры, хотят бабушек на улицу вывезти! Почему не пускают?

  – Разберемся!– строго сказала Зоя Дмитриевна, но на самом деле она не знала, как ей поступить. – Как узнали о своей учительнице, почему раньше не навещали?

  – По интернету женщина сообщила, что она здесь, мы не знали, в квартире ее чужие люди проживают...

  – Как фамилия женщины, которая сообщила?

  – Это допрос? Что мы в тюрьму пришли, надо заранее записываться?