Текст книги "Тринадцатая редакция. Напиток богов"

Автор книги: Ольга Лукас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Он хотел уже было повернуть назад, но вдруг заметил, что невольно преследует какого-то человека, который, должно быть, тоже выбежал на улицу, чтобы остудить голову.

Человек, не глядя по сторонам, перешел по диагонали переулок. Ещё не понимая, зачем он это делает, Константин Петрович последовал за ним.

«Может быть, у меня открывается дар Разведчика? – подумал он. – Почему бы и нет? Защиту я держать умею, с желаниями иногда очень ловко управляюсь, даже с носителем общий язык могу найти. Пришла пора овладевать новым умением!»

В кармане пиджака лежал конвертик с парой контактов – Виталик вчера раздал их всем.

Не замечая преследователя, человек продолжал бездумно шагать вперёд. Углубился во дворы. Один двор, третий, четвёртый – он шел, не зная дороги, просто шел. И, в конце концов, завёл своего преследователя в тупик. Двор, в котором он оказался, не имел других путей наружу. Константин Петрович затаился в подворотне и стал наблюдать из своего укрытия.

Человек дёрнул ручку двери, ведущей в подъезд – заперто. Дёрнул другую. Четвёртая поддалась. Константин Петрович последовал за ним по лестнице – теперь уже совсем не понимая, что он делает. Может быть, этот человек знает, куда идёт, просто вид у него такой – расхлябанный. Вот будет красиво, если он вообще возвращается домой – просто принял какой-нибудь дряни, и плохо соображает, где его дом. Может быть, он всю ночь гулял, а тут новоявленный Разведчик свалился на его голову!

Лифта в доме не было. Человек взбирался по крутым высоким ступенькам чёрного хода всё выше и выше. Константин Петрович бесшумно следовал за ним. Хотя он мог бы топать, грохотать и стрелять из пистолета: преследуемому было не до него.

Миновав последний, пятый этаж, незнакомец пошел выше, к чердаку. Поднялся по лестнице. Распахнул дверцу, закрытую на хлипкий крючок.

Константин Петрович двигался за ним.

Они выбрались на чердак, оборудованный, как курительная комната: два старых, невероятно обтрепавшихся кресла, пара табуретов, садовая скамейка. Две пепельницы. Незнакомец прошел мимо, даже не глядя на всё это добро, потом неуверенно открыл чердачное окошко, вылез на приступочку, по ступенькам спустился вниз. Константин Петрович не рискнул последовать его примеру: после дождя это было безрассудством! Выглянул в окно – красота! Начнёшь понимать Карлсона, который жил на крыше. Мир с крыши видится лаконичным и правильным, как рабочий стол хорошего руководителя. Омытые дождём жестяные крыши. Кое-где – антенны. Трубы. Некоторые дома чуть выше других – можно разглядеть окна верхних этажей. Шпиль. Башенка. Непонятная конструкция, исписанная граффити. Подъёмные краны вдали. И небо – очень много неба над головой. Оно не далеко, не близко, оно ровно там, где должно быть небо. Дождливое, задумавшееся о чём-то, питерское небо.

Константин Петрович поискал глазами человека, который подарил ему всю эту красоту и нахмурился: человек не глядел по сторонам, он уставился вниз, высматривая что-то. Как будто страдал особой формой дальнозоркости и для того, чтобы найти мелочь, потерянную во дворе, ему нужно было смотреть с крыши.

Вот он словно нашел то, что искал, подошел к краю, совсем близко, отвёл руки назад, как пловец, готовый броситься в воду по первому выстрелу судьи – и отступил на пару шагов назад.

Что в таких случаях делают? В фильмах, которые смотрел Константин Петрович, внизу тут же появлялись полицейские, пожарные и психологи. Пожарные натягивали батут, полицейские сидели в машинах и переговаривались по рации, психологи по очереди несли в мегафон какую-то умиротворяющую чепуху.

Человек сделал ещё один шаг назад, резко обернулся – и увидел постороннего наблюдателя. Константин Петрович выглядывал в чердачное окно, как кассир на маленьком полустанке. «Вам куда билет? До станции „Дно?“»

– Интересно? – безучастно спросил незнакомец.

– Идите сюда и помогите мне попасть наружу. Я боюсь упасть!

– Я тоже боюсь упасть. А то бы я уже! – ответил человек. Но ослушаться приказа коммерческого директора Тринадцатой редакции не посмел и, сделав несколько шагов назад, поднялся по ступенькам, как в обратной перемотке.

Он протянул руку и помог Константину Петровичу выбраться на приступочку. Оказалось, это совсем не трудно. Только вот брюки потом придётся в химчистку сдавать, но что уж, раньше надо было думать. К перилам была проволокой приверчена консервная банка, полная окурков. Ну просто дом отдыха для курящих!

Константин Петрович крепко ухватил незнакомца за руку, словно в самом деле боясь упасть.

– Ну? Почему не на работе? Что за вид? – строго спросил он. Надо же, сработало. Запинаясь и глотая слова, человек начал оправдываться. Совсем как Шурик – неумело и бесхитростно.

Сообразив, что не на того напал, незнакомец вдруг посмотрел в глаза собеседнику и признался в ошибке. Действительно, очень серьёзной. Всего-то один раз впопыхах не перепроверил очень важный расчет – и его работодатель не только потерпел убытки, но ещё и крепко опозорился перед конкурентами.

– Да, я читал сегодня утром, – припомнил Константин Петрович, – и сделал для себя выводы. Нельзя такую ответственность вешать на одного человека. Даже за мной иногда перепроверяют в московском офисе, и я не обижаюсь.

– За мной не проверяли – экономили на человекочасах. Сам виноват. Не надо было соглашаться. Теперь меня в этой стране нигде на работу не примут. Моё имя внесено во все чёрные списки.

– Да ещё чего! Где-то да примут. Или можно уехать в другую страну, начать жизнь заново. Это сложно, но не безнадёжно.

– Вся жизнь – под знаком ошибки. А я так надеялся, что сейчас всё закончится. Я уже теперь не смогу. Не смогу прыгнуть.

– Если сейчас всё закончится, то эта ошибка будет самым сильным воспоминанием. Ошибка – и конец. Ты уже никогда её не исправишь.

– Как же тут исправить? Она уже свершилась.

– Жизнь человеческая – если её преднамеренно не укорачивать – очень длинная штука. Поможет время. Через три года ошибка потеряет контуры, через пять – расплывётся, как облако, через десять – улетит за горизонт. Когда жизнь закончится, это будет один из миллиона эпизодов. Если жизнь закончится сейчас – это будет главный эпизод.

– Какое мне дело до того, что будет, когда жизнь закончится?

– Она не закончится. Она просто поменяет форму. Неужели ты думаешь, что от ошибки можно прыгнуть на пять этажей вниз?

– Ну, куда-то же можно от неё прыгнуть?

– Прыгнуть нельзя. Можно отойти. По одному лилипутскому шагу в день. А теперь нам нужно спуститься, уйти отсюда. Тебя просто уволили, пусть с позором – но не посадили в тюрьму, не оштрафовали на сумму, которой у тебя нет.

– Оштрафовали на ту, которая у меня была, – криво ухмыльнулся человек.

– У тебя есть деньги?

– Да, осталось немного.

– Тебе хочется чего-то – больше всего на свете? – напрямик спросил Константин Петрович.

– Нет.

– Желание какое-нибудь есть?

– Жизнь на две недели назад повернуть. Или вообще на работу туда не устраиваться. А лучше не рождаться.

– Это не желание, это – отсутствие желания. Ну-ка, соберитесь!

Незнакомец посмотрел на Константина Петровича. Перед ним стоял какой-то чужой дядька, тыкал и командовал. А кто ему дал право командовать, интересно?

– Вы хотели уйти отсюда? Давайте уйдём.

– Ты не будешь больше прыгать? – спросил Константин Петрович, когда они спускались вниз.

– Не знаю, как вам, а мне не так-то просто собраться и решиться. Зачем только вы дали мне эту надежду? Время, другая страна…Тьфу.

– Знаешь, – Константин Петрович остановился на лестнице, между третьим и четвёртым этажом, взял собеседника за руки, и почти прошептал ему в лицо, – надежда – главный экспонат любого музея пыток. Так приятно осознавать, что теперь ещё кто-то запутался в этих ржавых цепях.

Человек вырвался и побежал по лестнице вниз: сумасшедший! Его преследовал сумасшедший! Да и сам он был сумасшедшим – тоже ещё выдумал: прыгать с крыши, на радость всем жильцам этого двора, а особенно дворнику.

Константин Петрович по-голливудски улыбнулся стене, на которой чёрной губной помадой было выведено «Колякин – прохвост!».

Контакт был подброшен, миссия выполнена. Новый Разведчик народился на свет!

* * *

Алиса и Шурик вышли из метро. Дождь и не думал заканчиваться. Шурик галантно раскрыл зонтик над головой прекрасной дамы и, продолжая рассказывать историю, начатую ещё на эскалаторе, по привычке жестикулировал обеими руками. А заодно и зонтиком.

– Саша, я вымокла вся из-за тебя. Дай сюда зонтик! – приказала Алиса.

Теперь зонтик несла она. Шурику пришлось слегка ссутулиться и наклонить голову, зато теперь он мог жестикулировать свободнее.

– Неудобно так идти? – через некоторое время спросила Алиса, пытаясь поднять зонтик как можно выше.

– Наоборот, очень удобно. И сухо! А то я почему-то всегда умудряюсь промокнуть, даже под зонтом. Особенно, если иду с кем-то вдвоём.

Конечной целью прогулки под дождём была «Фея-кофея». Шурик частенько бегал сюда полакомиться сладостями в рабочее время, и даже запомнил все дворы, помогавшие сократить путь. Но на этот раз решил не рисковать и выбрал пусть более длинную, но зато прямую дорогу – не заблудишься.

– Ну что, Катя… ой, то есть, Алиса… Вот мы и пришли, – сказал он, указывая на лесенку, ведущую в подвал.

– Не парься, я никогда не обижаюсь, если меня называют чужим именем. Тем более, что я пока ещё Катя – ты не забыл? После завтрака заклятье рассеется и я – снова Алиса.

Вчера она заявила, что Шурику непременно надо познакомиться с девочкой Катей, которую он придумал и напрасно прождал всё детство. Тогда, мол, освободится масса созидательной энергии, и всё такое прочее. Шурик не спорил. Поэтому первым делом они заехали в Гостиный двор, купили там парик, платье, туфли и украшения – такие, какие, по мнению Шурика, должна была носить Катя. Потом Алиса быстро переоделась в примерочной и велела Василию отвезти их в Катькин садик.

Затем Шурик, как часовой, встал рядом с памятником Екатерине II. Очень скоро он почувствовал себя идиотом, над которым жестоко посмеялась светская красавица. Ишь, чего захотел! Ишь, на кого позарился! Он понимал, что зря стоит тут, как забытый в засаде пионер, но с места не трогался. В конце концов, если над ним посмеялись, и он дурак – то над ним уже посмеялись, и он уже дурак, ничего не изменится от того, что он снимется с места. А если всё-таки Алиса передумает и вернётся – каким же он будет дураком, если её не дождётся!

Ждать пришлось около получаса: чтобы всё было достоверно, Катя-Алиса немного посидела в машине, и только потом вышла. Василий, мысленно поставив неутешительный диагноз и своей пассажирке, и её новому знакомому, и заодно себе самому – за то, что ввязался в этот идиотизм – поехал в гостиницу, чтобы отвезти мешок с одеждой. Одно его радовало – до завтрашнего утра он был свободен.

– Привет. Меня зовут Катя, а это мой садик. И я буду Катей до завтрака, – объявила Алиса, протягивая Шурику руку. – Давно меня ждёшь?

– Да лет семнадцать уже. Поехали ко мне?

С утра зарядил дождь, и Шурик предложил прекратить игру и вызвать машину, чтобы не промокнуть, но Катя-Алиса напомнила про заклятье. Раз договорились, что она до завтрака будет Катей – значит, так тому и быть. Хорошо, что у Алисы с Шуриком был почти одинаковый размер одежды – и поверх платья она надела его длинный тёплый свитер.

В «Фее-кофее» было тепло и уютно – как и должно быть там, где ищут спасения вымокшие и замёрзшие прохожие. Возле входа появилась стойка для зонтов.

Костыль, дежуривший у входа, окинул Алису оценивающим взглядом и мысленно поставил ей пятёрку. Потом критически оглядел её спутника и исправил пятёрку на четвёрку с плюсом.

Шурик плюхнулся на своё любимое место в углу, даже не спросив, где бы хотела сесть его спутница, но ей было всё равно. С интересом оглядывая роспись на стенах, Алиса поняла, что ей тут уже нравится.

– Ну, что, Катя. Как тебе поездка в метро? – спросил Шурик.

– Впечатляет. Просто какая-то репетиция загробной жизни. И что, ты каждый день так?

– Несколько раз в день.

– Убиться можно. Тебе, наверное, умирать не страшно.

Шурик не нашелся с ответом, и Алиса продолжала:

– Конечно, не страшно. Знаешь, если каждый день принимать небольшую дозу яда и постепенно её увеличивать, то можно не бояться отравления. А если каждый день спускаться под землю, то можно не бояться, что тебя однажды закопают туда навсегда.

– Вообще-то я хочу, чтобы меня кремировали. Значит, мне в огонь надо каждый день заходить?

– Я бы тебе порекомендовала начать курить.

– Залы для курящих там и там, – материализовался рядом со столиком официант, – и на веранде ещё курить можно.

– Мы не об этом, – мотнула головой Алиса и открыла меню.

– Только что приготовили сырный пирог! – с интонациями заговорщика сказал официант.

– А медовые ушки есть? А ракушки со сливками? А клубничные кольца? – забросал его вопросами Шурик.

Катя-Алиса решила во всём довериться своему спутнику и позволила ему сделать заказ за двоих.

– Ты очень лёгкий человек. Но с тобой, мне кажется, не легко, – задумчиво сказал Шурик, когда официант отошел.

– Я не лёгкая, я свободная. А всё потому, что очень рано поняла: нет того, единственного, которого надо искать. Единственной – тоже нет. Самый главный единственный для каждого человека – это он сам, остальные – массовка.

– Не массовка мы. Такие же люди, как и ты.

– Не придирайся к словам. Но что-то единственное, что надо искать за пределами себя, всё же должно быть. Я вот подумала: может быть, место проживания? Ну, в смысле город. Может быть, кто-то думает, что он ищет для себя особенного человека, а на самом деле он ищет город, в котором – бабах! – все люди для него будут особенными. И вообще всё вокруг.

– Не задумывался. Но что-то в этом есть.

– Только как понять, что это – тот самый город? Вдруг мне нравится, допустим, здесь, я остаюсь, а надо было отъехать ещё километров на двести – и это было бы стопудовое попадание в цель?

– Я думаю, свой город можно узнать так: в нём с тобой происходят чудеса.

– В смысле? Глюки ловишь?

– В более широком смысле. Например, когда на мгновение кажется, что всё это тебе снится.

– Ну, тоже скажешь. Со мной такие чудеса происходят везде. Во всех городах, во всех странах.

– Значит чудо – это ты.

– Да? И что мне делать с этим обалденным знанием?

– А раньше ты что делала?

– Что делала? Жила себе и жила.

– Ну, так продолжай в том же духе.

– Спасибо за разрешение. Значит, ничего не меняется? Ну, когда узнаёшь ответ на свой вопрос?

– Меняется. Теперь это не просто ты. Это ты, знающая ответ на свой вопрос.

– Умный? А ты когда спишь один и не можешь уснуть – о чём думаешь?

– О том, что под кроватью, определённо, кто-то есть, – смущённо признался Шурик.

– Конечно, кто-то есть! Там твои соседи, этажом ниже! А я начинаю считать всех своих бывших. Разбираю их на категории. Сначала по именам. Потом по возрасту. По месту проживания. Много разных категорий можно придумать, а у меня обширная база.

– И в какие категории попаду я?

– Ты не попадаешь в категории. Тебя я и так запомню.

– Ты ведь не влюбилась в меня, правда? – с тревогой спросил Шурик. – Ты обещала, что не влюбишься!

– Да нет, конечно. Всё по-честному.

– Надо же, в кои-то веки говорю с девушкой на одном языке. Обычно для вас «всё по-честному» означает – «а теперь женись или будь моим официальным парнем».

На столе появились сырный пирог, медовые ушки и клубничные кольца. Алиса с ужасом поглядела на эту пирамиду, но Шурик быстро подвинул к себе большую часть сладостей, и она успокоилась.

– Я вот подумала: всё же жалко, что никто никогда не откроет такую контору, которая искала бы работу для нас, – сказала Алиса, прожевав первый кусочек пирога.

– Для нас с тобой? – переспросил Шурик, отправляя в рот последнее клубничное кольцо.

– Для таких, как я. Для людей, которым не нужно зарабатывать на жизнь, а скучать – скучно. Хэдхантеры наоборот. Которые за огромные деньги находят клиенту работу его мечты. Где он, может быть, не получит ни копейки или получит именно что копейки. И при этом будет вкалывать от зари до зари.

– Так открой такую фирму сама.

– Я не хочу никому помогать. Не хочу искать работу дурам, которые тут же решат, что это модно. Я хочу, чтобы искали работу мне. Долго выбирали. Консультировались со специалистами по подбору работы именно для меня. И наконец – выбрали то, что нужно… Что такое? Что случилось?

– Работа, – сдавленным голосом сказал Шурик. – Забыл о ней вообще. Кажется, с тобой я смог побыть тем, кем всю жизнь мечтал. Человеком без целей и планов, который просыпается только для того, чтобы жить.

– Со мною ты побыл мной, – ответила Алиса. – Спасибо. Ты подарил мне взамен кусочек обычной жизни. Катя будет о тебе вспоминать.

– А ты подарила мне Катю. Хотя Алиса мне тоже нравится.

– Зато Катя – только твоя. А Алису знают все. Знаешь, хоть завтрак ещё не кончился, но я нарушу всё-таки правила и сниму Катин парик. Он очень промок и противный.

– А я пойду по правилам и поскачу на работу. Деньги оставляю тут…

– Перестань. Катя и Шурик убегут из кафе, не заплатив. А потом придёт Алиса Владимирская и заплатит за них. И даже не заметит этого.

Шурик сорвался с места, помахал рукой сначала Кате, потом Алисе и выбежал из кафе. Потом вернулся за зонтом, снова помахал рукой и убежал – на этот раз окончательно.

Алиса удалилась в туалетную комнату и сняла парик. Причёска, конечно, сильно пострадала, ну и наплевать. Может быть, кто-то из папарацци это увидит, и её наконец-то с позором исключат из икон стиля. Это будет волшебно.

Она вернулась на своё место. Костыль посмотрел на неё ещё раз и снизил оценку до четвёрки с минусом.

Алиса позвонила Василию. Тот обещал приехать через сорок минут, а узнав, где именно завтракает его клиентка, почти демонически захохотал и сказал, что уложится в полчаса.

На соседнем столе лежали меню и журнал, оставленный кем-то из посетителей. В ожидании машины Алиса решила заказать что-нибудь ещё, а заодно ознакомиться с последними сплетнями.

Джордж выглянул в зал: всё спокойно, всем тепло. Анна-Лиза поехала развозить заказы, Маркин наслаждается одиночеством в квартире не подозревающей о таком повороте событий милой старушки. А вот в углу сидит незнакомая лохматая девушка и, кажется, не знает, что выбрать. Непорядок.

Джордж подошел к Алисе, которая задумчиво переводила взгляд с меню на журнал и обратно. Не успел Хозяин Места предложить ей свою помощь, как она поглядела на него в упор и задумчиво произнесла:

– Так вот ты какая – вкусная шоколадная конфетка. Да, действительно, конфетка. Не знаю только – вкусная ли?

Джорджа не удивило такое обращение. Некоторые посетительницы были тайно в него влюблены, причём влюблённость эта заканчивалась, стоило им только выйти за пределы кафе. Они рассказывали про этот феномен своим подругам, те приходили, чтобы засвидетельствовать – любить тут некого и не за что – убеждались в своей правоте, и уходили, довольные. Но потом приходили снова и снова. Вместе с другими подругами. И так без конца.

– Спасибо, – сказал Джордж, – мне только кажется, что вы предпочитаете шоколаду алкоголь.

– Я нисколько не пьяная. А ты разве не видел этого? – удивлённо спросила Алиса, подвигая к нему журнал.

Джордж присел на стул, без интереса взглянул на страницу, а потом уставился на неё, как будто пытаясь испепелить взглядом.

Алиса забрала у него журнал и с выражением прочитала:

– «Апельсины от осины или не яблочко от не яблони. Хит-парад самых сумасбродных отпрысков знаменитых личностей».

– Пожалуйста, не надо, – попросил Джордж.

– Ну, я просто хочу прочитать это вслух. Но я тихо. Слушай: «Кто бы мог подумать, что на верблюжьей колючке может вырасти такая вкусная шоколадная конфетка. Наш корреспондент попробовал кофе и сладости в маленькой частной кофейне сына Александра Соколова, и теперь там обедает вся редакция!» Конфетка, – повторила Алиса. – Это ты – конфетка.

– Спасибо, понял. И давно это вышло?

Алиса взглянула на обложку:

– На той неделе ещё.

– Тогда понятно, почему к нам в последнее время идут какие-то упыри.

– Упыри? И я тоже упырь? – обрадовалась Алиса.

– Нет, вы не упырь. И вы очень правильно сделали, что показали мне эту мерзость.

Джордж, поморщившись, придвинул к себе журнал и ещё раз перечитал заметку про «шоколадную конфетку». Вот откуда такая фамильярность? Если вам здесь действительно нравится – ну уважайте хоть немного хозяина. Потом с отвращением перевернул страницу. Внимательно поглядел на Алису и сказал:

– А тут ведь есть продолжение. Не менее интересное. Номинация «Орхидея на берёзе». Послушайте, вам понравится! «На честной и трудолюбивой берёзе, воспетой поэтами, дающей древесину, кору, веники, розги и даже берёзовый сок, вырос экзотический, хотя и необычайно привлекательный паразит…»

Алиса выхватила журнал у него из рук.

– Сволочи! Когда уже им про меня писать-то надоест?

– Зато про меня в таких журналах никогда ещё не писали. Как вы с этим боретесь? Я не хочу, чтобы моё кафе превратилось в проходной двор.

– Ноутбук есть? – немного подумав, спросила Алиса.

– Да, конечно. Принести?

Когда Джордж вернулся с ноутбуком, Алиса уже успела набросать на салфетке план действий.

– Это по-гречески? – с уважением спросил Джордж, глядя на буквы незнакомого алфавита.

– По-жречески. У меня оптическая дисграфия. Пишу одни буквы навыворот, другие обыкновенно. С самого детства. Причём, читаю и печатаю без проблем. Сейчас мы напишем в моём сверхпопулярном среди упырей обоих полов блоге, что лучшая в этом городе кондитерская… подумай пока, где дают самую гнусную отраву. Пусть упыри питаются в упырятнике!

После небольшой реконструкции Мутного дома, который всё-таки решено было не сносить, господин Огибин организовал в нём очередной фастфуд. Джордж не смог вспомнить ничего более отвратительного и гадкого – хотя и пытался.

– Тааак… Значит, напишем… Как этот журнальчик называется? Кранты журнальчику. Я отомщу за нас, братец конфетка.

Она быстро-быстро стучала по клавишам и что-то бормотала себе под нос. Джордж сидел напротив и скептически улыбался.

– Всё, крысолов сделал своё дело, – закрывая крышку ноутбука, сказала Алиса, – и упыри, повинуясь чарующим звукам моей флейты, уже топают навстречу своей гибели.

– Вот, значит, как это работает, – протянул Джордж. – Такое же враньё, как везде. А ты когда-нибудь пишешь в своём блоге правду?

– Теперь – почти никогда, – призналась Алиса. – Однажды вечером тридцатого декабря у меня было волшебно лирическое настроение, и я решила написать что-нибудь про Новый год. В тот раз я писала только правду. И упомянула – мельком, вскользь – что в новогоднюю ночь я ещё ни разу не занималась сексом с любимым человеком.

– Это очень грустная правда. Ведь вы такая красивая, – сказал Джордж.

– Грустная. Когда я написала её, на меня обиделись все те люди, с которыми я когда-либо занималась сексом в Новогоднюю ночь. А их немало оказалось. Столько ненужных обид из-за одной случайно вырвавшейся правдивой фразы. Очень печально, что люди такие… Слушай, конфетка, а как тебя зовут?

– Джордж.

– Джорджио? Как Армани? – Алиса произнесла «Джорджио» почти как «Джёрджьио», мягко, и очень нежно.

– Ну, пусть Джорджио.

– Волшебно, Джорджио. А теперь за то, что я спасла тебя от нашествия упырей, принеси мне что-нибудь попить. Несладкое, крепкое и без пузырьков.

– Чёрный кофе без сахара?

– Надо же. Угадал.

* * *

Петляя проходными дворами, чтобы срезать путь, Шурик на ходу придумывал оправдание. Оправданий не было. Дождь прекратился, но тень Константина Петровича, требующего написать дюжину объяснительных записок, заслоняла внутренний небосклон.

Шурик задумался, машинально свернул не туда, пробежал по инерции ещё немного – и… Правильно, заблудился.

Где эта улица, где этот дом?

– Простите, а вы не знаете, где… – обратился он к грузной гражданке с сумкой-тележкой. Из сумки торчали рыбий хвост и лук-порей.

– Где – что? – недовольно переспросила гражданка.

«Где я?» – обречённо подумал Шурик.

– Как отсюда выйти к…

Куда выйти? Туда или обратно?

– Где здесь ближайшая улица? – наконец, нашелся он.

– Какая улица?

– Да любая!

– А ну пошел, наркоман, а то сдам тебя в отделение!

Шурик отпрыгнул на несколько шагов назад и решил вернуться обратно по своим собственным следам. Следов, к сожалению, видно не было, но он, кажется, огибал эту трансформаторную будку, потом миновал калитку и, наконец… Тупик.

В тупике рабочие разгружали тележку с цементом.

– Простите, а как… – крикнул Шурик. «Как? Как? Как?» повторило за ним эхо. С крыши сорвалась ворона и передразнила эхо: «Кар! Кар! Кар!»

«Как я сюда попал?» – подумал Шурик.

Рабочий, стоявший чуть поодаль от остальных – видимо, бригадир – подошел к нему поближе, улыбнулся широко-широко, пожал руку. В руке приятно зашуршала купюра.

– Нормально! – улыбнулся бригадир.

– Да нет, вы меня не так поняли, – разглядывая взятку, промямлил Шурик.

Бригадир улыбнулся чуть менее лучезарно – и добавил купюру покрупнее.

– Благодарю вас, – сказал Шурик и попытался вернуть деньги.

– Нормально, нормально! – закивал бригадир, жестом показывая, что теперь лучше бы удалиться.

Шурик сунул деньги в карман, побежал обратно, миновал калитку, обогнул трансформаторную будку и оказался там, где он уже был.

Огляделся по сторонам и проклял собственное легкомыслие. Ведь Денис давно уже предлагает установить ему на мобильный телефон GPS-навигатор со специальной функцией «тревога», разработанный специально для старичков, склонных к потере памяти. Нажмёшь сложную комбинацию цифр «*123» – и у Дениса раздастся звонок. И он приедет и спасёт своего непутёвого начальника.

Шурик ругнулся, и тут только заметил во дворе ещё одну арку, скрытую лифтом. Повернул, выбежал в новый двор. Опять не то, но, по крайней мере, не тупик.

Двор был крошечный, размером с гараж. Выходившие во двор немногочисленные окна поражали разнообразием форм: словно каждый жилец вырубил, выпилил, вырезал, выковырял окошко в соответствии со своим вкусом. К брандмауэру была пристроена металлическая лестница высотой в два этажа. Лестница никуда не вела. На верхней площадке сидело человеческое существо в чёрном балахоне, похожее на обиженную нимфу.

– Простите, а где… А где я нахожусь? – крикнул Шурик.

– В заднице! – отозвалась нимфа.

– Да? А как отсюда выбраться?

– Никак. Весь мир – это одна большая круглая задница. Когда ты помрёшь – вылетишь из неё во вселенский унитаз.

– Спасибо за информацию. А всё-таки – как мне из этого двора выйти?

– Вон слева арка. Справа арка.

– Да нет. Мне надо выйти совсем.

– Чтобы выйти совсем – надо, чтобы сначала тебе выписали рецепт. Приходишь в районную поликлинику и говоришь, что спать не можешь. Только ври убедительно, а то пропишут фуфло, настойку валерьянки на пустырнике. Потом идёшь, значит, в аптеку, покупаешь снотворное…

– Тётенька… Девушка… Я заблудился, понимаете?

– Все мы заблудились. А может быть, нам только кажется, что мы заблудились? Каждый мечтал о прямом пути, а попал на боковую тропинку? Когда ты бежал солнечным морозным днём из школы домой, и там ждали тебя обед и книжка «Три мушкетёра» – ты был настоящим, верно? Ты действительно был настоящим, а весь мир казался нарисованным, как картинка в хорошей детской книжке. Толстые снегири размером с индюка приветливо чирикали на ветках. Снеговики, похожие на неваляшек, махали тебе рукой. А сейчас? Мир стал настоящим, зато ты сам – какой-то левый. Как будто тебя сфотографировали на мобильный телефон, а оригинал стёрли.

– А вы… здесь неподалёку живёте, да? – спросил Шурик и подошел к подножью лестницы.

– Это разве жизнь? – вздохнула нимфа и перегруппировалась. Из-под чёрного балахона мелькнул носок серебристой туфельки. На руке звякнули браслеты.

– А если бы в вашей жизни что-то можно было изменить, то что? – осторожно спросил Шурик, поднимаясь на несколько ступеней вверх.

Нимфа задумалась, приложила к высокому лбу длинные тонкие пальцы.

– Ничего существенного, – ответила она, подумав. – По мелочам что-нибудь стоило бы. Но я бы всё равно пропала. Менять надо меня, и менять по-крупному. Но тогда это уже буду не я. Значит – ничего не исправить.

– Если нечего исправлять – значит, в вашей жизни всё было правильно? – подкинул наводящий вопрос Шурик и поднялся ещё на пару ступеней.

– Умный очень? – вздохнула нимфа. – Наверное, всё удачно складывается, да? Я вас, таких удачливых, просто обожаю! Вы, наверное, думаете, что у вас всё так хорошо, потому что вы всё делаете правильно?

– Мы? – обернулся Шурик и спустился на одну ступеньку назад. – И много нас?

– А вот обломись! – не слушая его, продолжала нимфа. – Тебе просто повезло. Так фишка легла, понимаешь? И поэтому ты не имеешь права учить меня, как надо жить.

– Да я сам не знаю, как надо. Как же я кого-то научу? – удивился Шурик, решительно преодолел оставшиеся семь ступеней и присел на корточки рядом с нимфой.

– Вот то-то и оно, что все, кто лезут учительствовать – сами ничего не знают. А смысл жизни в том, что никакого смысла в жизни нет. Ты десять лет живёшь ради одного человека, отказываешься от карьеры, от своего призвания. Я ведь балетом занималась, танцевала почти профессионально. Вместо этого пошла на работу, в жилконтору, тут рядом. Ведь он же гений, его надо поддерживать.

– Помочь вам поддерживать гения?

– Помогли уже. Пока я концы с концами сводила, он, оказывается, с каким-то галерейщиком в Дюссельдорфе переписывался. Ему понадобилось обновление. Иначе – смерть и творческий кризис. Резко сменить всё: жанр, страну, меня. Он уехал и начал жизнь заново. А то я как камень у него на шее – его слова. Достала своей заботой. Я поменяла свою жизнь на заботу. Которая никому не была нужна. И теперь мне не надо ни о ком заботиться. И жизни нет.

– Но жизнь ваша осталась с вами, – напомнил Шурик, – она никуда не уезжала!

– Да что ты говоришь? Тебе когда-нибудь выпускали всю кровь из жил? Наполняли их взамен водою?

– Нет.

– Потому тебе не понять. Я бы прыгнула с моста. Но прыгать с моста так же бессмысленно, как и не прыгать с моста. Так зачем прилагать лишние усилия? Теперь я могу только сидеть. Дома, у окна. Или тут, под окном. Видишь, на третьем этаже окно открыто? Это моё. С работы ушла. Деньги кончились.

– Вот, – Шурик достал из кармана купюры, которые сунул ему бригадир из соседнего двора. – Вот, я нашел тут, рядом. Вам нужнее. Только выведите меня, пожалуйста, на какую-нибудь улицу.

Нимфа помусолила бумажки, поглядела каждую на просвет.

– Ладно. За такие деньги я, так и быть, подниму задницу и немного поработаю экскурсоводом.