Текст книги "Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки (СИ)"

Автор книги: Ольга Иконникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

11. Еще один навык

Сначала я жутко пугаюсь. А если я не смогу различать – сказал человек что-то на самом деле или всего лишь подумал об этом? А если я по ошибке отвечу на какие-то его потаенные мысли и тем самым выдам себя? И можно ли сойти с ума из-за того, что чужие мысли будут то и дело лезть в голову?

Потом я вспоминаю фильм «Чего хотят женщины», где главный герой случайно обрел способность читать чужие мысли. Он тоже на первых порах был в шоке, а потом научился использовать свой новый навык.

И хотя это было всего лишь кино, воспоминание о нём меня несколько приободряет.

А через несколько минут я понимаю, что не слышу более чужих мыслей. Наверно, я слишком увлеклась собственными. Это радует. Значит, можно отвлечься.

Пробую снова сосредоточиться на окружающих.

«Ах, неужели Никита так и не приедет на ужин?» – это уже думы кузины Софи.

А когда я улавливаю мысли молодой и разбитной горничной Аграфены, то невольно краснею – слишком уж эротические у нее фантазии.

Едва заканчивается обед, я пулей вылетаю из-за стола. Разыскиваю Кузьмича и рассказываю ему о том, что произошло. Он довольно улыбается.

– А и то ладно, графинюшка. Стало быть, уроки с его сиятельством продолжать нужно.

Я и сама думаю так же. И плевать мне на недовольство тетушки.

Следующее утро выдается дождливым, и Татьяна Андреевна наверняка воспротивилась бы моей прогулке верхом, но они с Софи после завтрака уезжают в город за какими-то хозяйственными покупками.

К мельнице мы мчимся галопом.

– Наталья Кирилловна, поостереглись бы! – урезонивает меня Захар Кузьмич. – Тропинка скользкая!

Спрыгнув с лошади у самого крыльца, я устремляюсь в кабинет Лариона Казимировича, не дав лакею возможности даже доложить о нашем прибытии.

– Чего это ты, Наталья Кирилловна, носишься как ошпаренная? – любопытствует хозяин. А глаза его хитро так поблескивают. Наверняка, он обо всём догадался и сам.

– Я научилась читать чужие мысли! – выпаливаю с порога. – Я сегодня тетушки мысли прочитала, и кузины, и нашей горничной…

Старик укоризненно качает головой:

– Свои сначала научись понимать!

– Свои? – удивляюсь я. – А разве я их не понимаю?

Он хмыкает:

– Мало кто свои мысли понимает. Вот скажи, графиня, знаешь ли ты, чего сама хочешь?

Я немного удивлена:

– Конечно, знаю! Я хочу всему тому научиться, что папа умел! Мысли читать и людей лечить.

Но старик не спешит такие намерения похвалить.

– Ну, научишься. А дальше что?

– Дальше? – переспрашиваю я.

Он нетерпеливо поясняет:

– Будешь сидеть в своей Закревке, читать мысли тетушки и лечить дворовых людей?

А я вдруг понимаю, что, действительно, толком не знаю, чего же я хочу на самом деле.

– Вот то-то же, – вздыхает Ставицкий. – Тебе бы понять нужно, что ты со своими новыми знаниям делать станешь? А ведь твой папенька еще и животным магнетизмом владел.

– Чем-чем? – не понимаю я.

– Внушение людям делать умел.

– Гипнозом???

Теперь уже он смотрит на меня непонимающе, а я догадываюсь, что слово «гипноз» еще не вошло в обиход.

– Но этому я тебя учить не буду, – твердо говорит он. – Потому что считаю, что это людям во вред идет. Да и не все такому внушению поддаются. И вот еще что запомни – прошлое отпусти. Не пытайся чужие тайны узнать. И мстить не пытайся.

Я чувствую, что краснею. Это как раз одна из моих целей – узнать, что произошло тогда в Петербурге, и попытаться восстановить честное имя графа Закревского. Правда, делать это я намереваюсь только после того, как выйду из-под тетушкиной опеки.

Я торопливо перевожу разговор на другую тему:

– А что же нужно, чтобы целебному делу научиться?

Старик отмахивается:

– Я тебя, графиня, всему, чему мог, научил. Дальше – сама.

– Нет, подождите! – нервничаю я. – Вы только мысли научили читать! А лечить-то нет!

Он, кряхтя, поднимается с лавки, манит меня пальцем и бредет к дверям. Я послушно выхожу вслед за ним.

Он спускается с крыльца, берет с земли увесистый камень и прицеливается в мирно сидящую на дереве белку. Я не успеваю даже спросить, что он собирается делать, как камень уже сбивает белку с ветки, и та падает на землю.

Я вскрикиваю и бросаюсь к раненому зверьку. Кровь течет из раны на крохотной головке.

– Зачем вы так? – слёзы текут ручьем, и я едва вижу худенькое рыжее тельце.

– Лечи! – вдруг командует Ставицкий.

– Я не умею! – кричу я.

Он пожимает плечами и разворачивается, чтобы вернуться в дом.

Я не знаю, что нужно делать. Интуитивно догадываюсь поднести руки к беличьей головке, сосредотачиваюсь. Нет, ничего не получается! Из раны продолжает течь кровь.

Но спустя пару минут вдруг чувствую какое-то странное тепло на кончиках пальцев. Касаюсь рыжей шерстки, глажу ее.

А еще через несколько минут белка вскакивает и быстро взбирается на сосну.

Я продолжаю плакать – теперь уже от счастья. Захар Кузьмич помогает мне подняться.

Я оглядываюсь – Ларион Казимирович уже скрылся за дверями. На крыльце стоит только его неприветливый лакей.

– Его сиятельство велел передать, что приезжать к нему более не надо.

Я киваю, прошу передать Ставицкому благодарность и сажусь на лошадь. Я многому научилась за эти дни, но понимаю, что это – лишь капля в море магических знаний. Возьмется ли кто-то еще учить меня им?

12. Вера Бельская

После обеда Дашутка приносит письмо.

– От княжны Бельской, ваше сиятельство! – важно сообщает она и кладет на комод аккуратно сложенный листок бумаги.

Я разворачиваю его, прыгаю взглядом по строчкам. Почерк у княжны красивый, буквы маленькие, круглые, со множеством завитушек. Я читаю, спотыкаясь на непривычных знаках. Как их там – ять, фита? Непривычно использование и некоторых вполне знакомых букв – «и» в латинском написании, с точечкой вверху, твердый знак в конце слов.

«Дорогая Натали!

Надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии.

Перво-наперво, хотела бы извиниться за отказ папеньки обсуждать интересующую тебя тему – он давно уже болезненно воспринимает ее и даже в разговорах со мной крайне редко ее затрагивает.

Но ты должна знать, что во всём, что не касается этого, ты можешь рассчитывать на нашу приязнь и поддержку. И если когда-нибудь тебе потребуется помощь, то искренне верю, ты обратишься к нам без малейшего стеснения.

Как твои уроки французского? Я слышала, Татьяна Андреевна всё-таки наняла вам с Софи хорошего учителя».

Тут я невольно хихикаю. Да уж, тетушке пришлось раскошелиться. Но учитель, действительно, оказался толковым. Старенький француз, несколько лет назад променявший родной Париж на снега России, был мил, галантен и умел ценить настоящую литературу.

Хорошо, что я училась на инязе – выяснилось, что говорю по-французски я куда лучше Сони, и в отличие от кузины, читала в оригинале и Вольтера, и Руссо. В разговорах с месье Буазелем труднее всего оказалось не обмолвиться случайно о каком-нибудь еще не написанном произведении Дюма, Бальзака или Гюго, которые известными писателями еще не стали.

Софи на уроках нервничала, иногда плакала, а вечерами я слышала в ее комнате бормотание на французском языке – она учила слова и грамматику.

«Буду рада видеть тебя у нас в любое время. Прости, что сама не наношу вам визитов – ты же знаешь, что Татьяна Андреевна не очень ко мне расположена.

Надеюсь, тебя не затруднит написать мне в ответ хоть несколько строчек, чтобы я знала, что у тебя всё в порядке, и ты не сердишься на нас».

– Лакей, что письмо привез, сказал, Вера Александровна просила об ответе, – напоминает о себе Дашутка.

Она уже принесла и чернильницу, и перо, и бумагу, и пресс-папье.

Я киваю – да, да, пусть подождет ответ. И даже беру перо в руки.

«Дорогая Вера!»

Перо непривычно скрипит по бумаге, а с самого кончика скатывается темная капля, превращаясь на еще почти чистом листе в жирную кляксу. Но не это смущает меня.

Я не умею писать по правилам девятнадцатого века! И, получив мое письмо, княжна, конечно, поймет, что я хотела ей сказать, но, должно быть, многое покажется ей слишком странным. А я не уверена, что готова к откровенному разговору с ней.

Нужно больше читать и заново учиться писать. А пока…

– Нет, я передумала, – сообщаю я Дашутке. – Пусть лакей передаст Вере Александровне, что я сама приеду к ним завтра.

Дашутка кивает и хочет забрать канцелярские принадлежности. Но я оставляю их у себя – нужно практиковаться.

На следующий день для проформы предлагаю кузине ехать к Бельским вместе. Но та, как я и надеялась, отказывается. По настоянию тетушки я отправляюсь в гости в экипаже, встречать который на крыльцо выходит сама Настасья Константиновна.

– Добро пожаловать, Наташенька! Очень рада тебя видеть у нас! Мы поджидаем тебя уже с утра. Верочка сообщила, что ты приедешь. Ты, должно быть, удивлена, что она сама тебя не встречает. Она в людской – дочка кухарки тяжело захворала.

Даже я, чуждая классовых различий, не очень понимаю, какая связь между недугом кухаркиной дочки и пребыванием княжны в людской. Княгиня виновато улыбается.

– Ты, может быть, этого не одобришь, но Верочка, она… Ах, она же каждого пожалеть готова! Надорвался кузнец – она у него в избе, лошадь захромала – она на конюшне. Говорит, дар должен пользу приносить.

Вот оно что! Вера тоже лечит!

Я робко спрашиваю:

– А можно мне тоже в людскую?

Хозяйка в ужасе машет руками:

– Что ты, Наташенька, и думать не смей! Александр Денисович гневаться станет. Да и за Верушкой я уже послала.

Вера появляется в гостиной через четверть часа – усталая, но, кажется, довольная. Княгиня тактично оставляет нас одних. У девушек свои разговоры.

Княжна целует меня.

– Прости за ожидание, Наташа! Я надеялась, что сумею управиться до твоего приезда. Но случай тяжелый оказался. Младшая дочка нашей кухарки вечор в лесном озере искупалась. А вода там холодная. Понятное дело – простудилась. Всю ночь жар не спадал.

Я осторожно спрашиваю:

– Значит, ты всё-таки применяешь свой дар?

Наверно, в моих словах ей чудится укор, потому что она начинает оправдываться:

– Он у меня совсем слабенький, Наташа! Но если он может быть на пользу людям – то почему бы и нет? Я всего лишь стараюсь держать это в тайне.

– Боишься, что тебя могут обвинить в колдовстве?

Она качает головой:

– Нет, не в этом дело. Сейчас при дворе осталось не так много людей с магическими способностями. А женщин среди них и того меньше! А чтобы каждое следующее поколение было не слабее предыдущего, нужно, чтобы такие способности были не только у отца, но и у матери. Наши с тобой отцы женились по любви. Ни моя матушка, ни Евгения Николаевна никакого дара не имели. И оба брака вызвали неудовольствие императора Александра. Сейчас в Петербурге изо всех сил стараются каждому сильному магу подобрать достойную пару. Время от времени для таких персон проводят отборы невест.

– Что-о-о? – изумляюсь я.

Я про такие отборы читала в фэнтезийных романах. И поверить в то, что они происходят на самом деле, очень трудно. Хотя нет, была у них и историческая основа – кажется, во времена допетровской России так отбирали невест для царей

– тогда претендентки съезжались в Москву со всей страны.

– Да, так оно и есть, – подтверждает Вера. – И если именно тебя отобрал какой-нибудь сиятельный вельможа, то твоего согласия никто не спросит. Скажут о долге перед Отечеством и поведут под венец.

– Но можно же отказаться от участия в самом отборе? – наивно вопрошаю я. – Если я не хочу замуж, я просто не поеду в Петербург.

Княжна обнимает меня, кладет голову на мое плечо.

– Какой же ты еще ребенок, Наташенька! Как же ты сможешь отказаться, если сам государь-император велит?

Я забываюсь и реагирую чересчур эмоционально:

– Но это же неправильно, нечестно!

Я едва не заявляю о женских правах, но вовремя прикусываю язык. Тогда про это еще не слыхали.

– Боюсь, тебе скоро придется заставить себя думать по-другому, если ты не хочешь разгневать его императорское величество.

Я выдыхаю:

– Что ты имеешь в виду?

Тут уже удивляется она:

– А разве ты не получила приглашение? К нам его доставили сегодня утром, и я была уверена, что гонец из Петербурга заглянет и к вам. Нет? Ну, что же, значит, тебя пока эта участь миновала.

Она достает из маленького ящичка изящного трельяжа небольшой плотный лист и протягивает его мне.

– Вот, можешь прочитать.

С одной стороны листа – императорский вензель. С другой – написанный размашистым почерком текст.

«Уважаемая Вера Александровна!

С глубочайшим почтением спешим пригласить вас на особый прием, который состоится ровно через месяц в доме князя Константина Николаевича Елагина.

Вы должны отправиться в столицу в течение пяти дней со дня получения сего письма. Дальнейшие указания Вы получите от Настасьи Павловны Дубровиной, в доме которой Вам надлежит остановиться.

Мы искренне надеемся, что Вы найдете возможность выполнить сии распоряжения и осчастливите столицу своим присутствием».

– Как ты видишь, приглашение без подписи, но поскольку доставлено оно было курьером секретной императорской службы, сомневаться в его подлинности не приходится, – в голосе княжны звучит затаенная грусть.

Я представляю себя на ее месте. Что почувствовала бы я, получив такое письмо? Письмо, в котором мне отдают приказ, не интересуясь моими чувствами и желаниями.

– Что ты намерена делать? – шепотом спрашиваю я. – Поедешь в Петербург?

Хотя вопрос кажется излишним. Вера сама пять минут назад сказала, что просьба императора – закон для его подданных. Ужасное испытание для девушки, всегда старавшейся держаться подальше от двора.

Но княжна отчего-то вовсе не расстроена.

– Нет, Наташа, не поеду!

– Но как же? – не понимаю я. – А гнев его величества?

На ее губах появляется светлая улыбка:

– Есть власть и посильнее императорской, Наташа!

13. Что задумала Татьяна Андреевна?

Для меня понятие «императорская власть», честно говоря, значит не очень много – мы в постсоветской России воспринимаем монархию как что-то давно забытое и почти не нужное. Но я всё-таки замираю от слов княжны и спрашиваю шепотом:

– Сильнее императорской???

Но я сама догадываюсь раньше, чем она успевает ответить:

– Ты собралась в монастырь?

Она кивает.

Я – отнюдь не атеистка, но такое решение, принятое молодой девушкой из богатой семьи, кажется мне странным. Я понимаю – она не хочет ехать в Петербург и становиться игрушкой для мужа-самодура. Но можно же придумать что-то другое…

Вера, должно быть, замечает мои сомнения.

– Нет, Наташа, ты не подумай – приглашение императора здесь ни при чём. Решению мною было принято давно.

Она говорит так спокойно и уверенно, что я понимаю – это не прихоть, не минутный порыв.

– А как же твой дар? Ты сама только что сказала, что хочешь помогать людям?

Она снова кивает:

– При монастыре есть небольшая больничка – там я смогу принести больше пользы. Я и дома старалась лечить с молитвой.

Она светится от счастья, и я понимаю, что ей не нужны ни мои отговоры, ни мои советы. Поэтому просто обнимаю ее и желаю успеха на новой стезе.

Поговорить с князем Бельским после этого я не решаюсь, а, возвратившись домой, прошу горничную позвать Захара Кузьмича. Но та разводит руками:

– А нет его, Наталья Кирилловна, – вместе с управляющим уехал на ярмарку на несколько дней. Прослышали, что нынче там овес особенно дешев будет, вот и собрались спешно.

Я взмахом руки отпускаю Дашутку, но она не торопится уйти. Мнется у порога.

– Ты что-то сказать хочешь? – догадываюсь я.

Она подходит поближе, понижает голос:

– Вы только, Наталья Кирилловна, меня барыне не выдавайте! Если она узнает, что я видела да вам сказала…

Я фыркаю:

– Что за тайны? Да говори уже! Не скажу я Татьяне Андреевне!

Она совсем переходит на шепот:

– Сегодня гонец приезжал из Петербурга! От самого императора!

Я чувствую странный холодок на спине. Гонец от императора! Значит, он всё-таки был и в Закревке! Недаром княжна говорила, что меня тоже пригласят на отбор!

Но на всякий случай я спрашиваю:

– С чего ты взяла, что от императора?

Дашутка от волнения чуть повышает голос:

– Так он сам так велел доложить – дескать, императорская фельдъегерская служба. А сам он в форме был. И на конверте, что он Татьяне Андреевне вручил, вензель его величества.

Я благодарю ее за информацию и остаюсь одна. Мне о многом нужно подумать. Теперь я гораздо лучше понимаю княжну.

Что я должна делать, когда тетушка скажет мне, что пришло предписания явиться на отбор? Отказаться? Закатить истерику? Интересно, что бывает с теми девицами, что осмеливаются нарушить приказ императора? Не удивлюсь, если их лишают титулов и состояний.

Не скажу, что я уже привыкла быть графиней, но даже по прочитанным в школе книгам я хорошо понимаю, насколько тяжело жилось простым женщинам в девятнадцатом веке. Если у нас отберут Закревку, тетушка выдаст меня замуж за первого встречного. Если, конечно, найдется такой, который согласится взять бесприданницу.

Может быть, можно написать в Петербург, что я еще не оправилась от болезни? Это даже доктор может подтвердить. Зачем столичному князю больная невеста?

Да, так и следует поступить! Нужно только уговорить тетушку, чтобы именно она написала это письмо – так будет убедительнее. Но не побоится ли она попасть в немилость к императору?

Я настолько погружаюсь в раздумья, что когда в комнату снова заходит Дашутка, я не сразу понимаю, чего от меня хотят. Девушке приходится повторить дважды.

– Барыня спрашивает, почему вы не идете обедать?

Я торопливо собираюсь в столовую. Станет ли тетушка обсуждать такую важную тему за столом или дождется окончания обеда? Сердце бешено стучит. Чувствую такое волнение, что даже руки трясутся.

– Что же ты, Наташенька, заставляешь себя ждать? – хмурится Татьяна Андреевна. – Вот и суп уже остыл.

От супницы идет густой пар, но спорить я не решаюсь. Тихо прошу прощения и сажусь на свое место.

Щи мы едим в полном молчании. А вот во время перемены блюд тетушка спрашивает:

– Как здоровье Александра Денисовича и Настасьи Константиновны?

Я коротко отвечаю, передаю поклоны от Бельских.

И снова мы молча клацкаем зубами. Кузина Софи вообще за весь обед не произносит ни слова. Она и обычно не особенно разговорчива, но сегодня…

После чая с яблочным пирогом я жду, что тетушка попросит меня задержаться для беседы, но она даже не смотрит в мою сторону.

Появляются нехорошие мысли. Может быть, она хочет отвезти меня в Петербург обманом? Умолчит про отбор, предложит просто съездить в столицу. Что я должна буду делать в такой ситуации?

Может быть, попросить укрытия у Бельских? Нет, ни к чему подводить еще и их. Император и без того осерчает на них из-за отказа княжны участвовать в отборе.

Значит, придется сбежать из дома перед самым отъездом. Надеюсь, к тому времени вернется Захар Кузьмич – слоняться одной по незнакомым местам боязно.

Эх, как не вовремя случился этот отбор. И неужели этому сиятельному князю мало петербургских невест? Зачем ему девушки из провинции? Или он настолько нехорош, что ни одно столичное семейство не отдаст за него своих дочерей? Может быть, он стар и болен? Или у него дурной характер? Или он уморил уже с десяток жен?

Только поднявшись из-за стола, я вспоминаю, что вообще-то с недавних пор умею читать мысли. Пусть плохо, но умею.

Для начала сосредотачиваюсь на кузине. Но чувствую только страх. Она так сильно боится, что потеряла способность думать? Не очень хороший знак.

С Татьяной Андреевной получается чуть лучше. До выхода из столовой я успеваю поймать обрывки ее мыслей.

«Ах, если бы всё получилось! Если она не узнает о письме, то всё должно получиться».

Становится неприятно и страшно. Значит, тетушка всё-таки решила скрыть приглашение от меня. Но зачем? Неужели, действительно хочет увезти меня в Петербург обманом? Может быть, она специально отправила Захара Кузьмича на ярмарку? С нее станется!

Я останавливаюсь у дверей, оборачиваюсь и, стараясь говорить как можно спокойнее, спрашиваю:

– Тетушка, а можно мне недельку-другую у Бельских погостить?

Ожидаю в ответ гневное: «Нет, ни в коем случае!», но слышу неожиданно:

– Да, голубушку, разумеется, можно!

И вижу, как улыбка расплывается по ее широкому румяному лицу.

14. План Татьяны Андреевны

Вечером я долго не могу заснуть, а когда проваливаюсь, наконец, в какую-то полудрему, мне начинают сниться кошмары. Тетушка, силком запихивающая меня в карету. Невысокого роста старик, ведущий меня под венец.

Не удивительно, что я просыпаюсь посреди ночи. Слёзы сами наворачиваются на глаза. Ужасно, что даже в собственном доме я никому не могу доверять. Только Захару Кузьмичу.

А не специально ли тетушка отправила его на ярмарку так спешно? Чтобы он не вмешался, не подсказал, не помог.

Ах, как мне хочется сейчас вернуться к маме и, как бывало раньше, до утра рассказывать ей о своих печалях и радостях. И чтобы в комнату время от времени заглядывал папа и, глядя на часы, укоризненно качал головой.

Стоп! Кажется, Ставицкий всё-таки не сказал мне всей правды о моем настоящем отце! Ведь как-то же восемнадцать лет назад тот перенес меня в будущее. А значит, его способности отнюдь не ограничивались умением лечить и читать чужие мысли!

Ах, нужно бы еще раз поговорить с его сиятельством – пусть объяснит, пусть расскажет! Но получится ли это сделать сейчас?

Мысли снова перескакивают на отбор невест. Теперь он ассоциируется у меня с какой-то собачьей выставкой, где дают призы за экстерьер и умение ходить по кругу.

Знать бы, что задумала тетушка! Если бы она решила выполнить наказ императора, она не позволила бы мне погостить у Бельских две недели. Ведь нам надлежало прибыть в Петербург через несколько дней!

А может быть, она вовсе не хочет, чтобы я участвовала в отборе? Ведь если тот незнакомый князь женится именно на мне, тетушка перестанет быть моим опекуном и вынуждена будет уехать в свою деревню.

Значит ли это, что хотя бы в этом вопросе мы с ней – союзники? Но тогда почему она скрывает от меня полученное приглашение? Ах да, она же понятия не имеет, что я не собираюсь замуж! Она, наверно, думает, что мечта любой девицы – стать женой столичного вельможи. Может быть, мне стоит с ней поговорить?

Снова пытаюсь заснуть, но сна как не было, так и нет. Решаю сходить на кухню и выпить чашку молока. Говорят, это иногда помогает.

Выскальзываю из кровати, набрасываю на плечи некое подобие халата. Застываю на секунду перед комодом – зажигать или не зажигать свечу? Нет, ночь лунная, светлая, и я уже довольно неплохо знаю дом.

Тихонько бреду по коридору. Знаю, что и тетушка, и кузина спят крепко, но всё равно стараюсь не шуметь.

А когда слышу чьи-то голоса, то и вовсе замираю. Сначала я думаю, что мне показалось. Но нет – с каждым шагом они всё слышнее и слышнее. И дверь в тетушкину комнату чуть приоткрыта, и оттуда вырывается тоненькая полоска света. Подхожу чуть ближе, останавливаюсь.

Слышу голос кузины:

– Маменька, мне страшно.

– Перестань хныкать, глупая! – это уже Татьяна Андреевна. – Такой шанс бывает только раз! Ты только подумай – какую жар-птицу поймать сможешь!

– Я не смогу, маменька! – кажется, Софи плачет. – А если всё откроется? Меня бросят в тюрьму за обман, за подлог!

Я не знаю, о чём они говорят, но напрягаюсь. Почти уверена, что это связано с полученным из Петербурга письмом.

– Да как же это может открыться? – увещевает ее тетушка. – Ни тебя, ни Натали в столице никто не знает.

Слышу свое имя и леденею. Так и есть – они говорят про отбор.

– Ах, маменька, там, наверно, такие невесты будут – сплошь из знатных и богатых родов! Куда мне до них!

Татьяна Андреевна хмыкает:

– Я вчера императорского фельдъегеря велела обедом накормить. И сама с ним за стол села. Он поначалу помалкивал, но после пары рюмок водки разговорился. Князь этот, для которого девиц собирают, без большой охоты женится – только потому, что император требует. И условие его сиятельство поставил – чтобы все невесты были из провинции, из числа не представленных ко двору. Ищет он барышню простую, не перечливую, чтобы в его дела не совалась. Сумеешь ему понравиться – считай, княгиней станешь.

Но Софи снова всхлипывает:

– Но если я понравлюсь князю, и он сделает мне предложение, я должна буду открыть ему правду. Не могу же я пойти под венец под Наташиным именем.

Тетушка отвечает не сразу.

– Не можешь, разумеется. Если князь решит жениться на графине Закревской, об этом сообщат и князю Бельскому, а уж он-то сумеет вас различить. Нет, если князь выберет тебя, ты сама признаешься ему в обмане. К тому времени он будет уже влюблен в тебя и простит тебе эту ложь.

– Но он не сможет на мне жениться! У нас слишком большая разница в положении!

Но Татьяна Андреевна легко парирует:

– У графа Закревского и сестры твоего папеньки тоже была большая разница в общественном положении. Но он увидел Евгению на улице, влюбился в нее с первого взгляда и женился на ней, несмотря на то, что против этого брака возражал сам император Александр. А князь Бельский и Настасья Константиновна – чем не пример?

– Ох, маменька! А про княжну-то мы забыли! Ты сама говорила, что гонец из Петербурга прежде нас заезжал к Бельским! А значит, Веру тоже пригласили на отбор!

– Не беспокойся об этом, Сонюшка! Княжна не поедет в столицу. Мне доподлинно известно, что она собирается в монастырь. Уже и договоренность с настоятельницей имеется.

– В монастырь? – ахает кузина.

– Именно так, – подтверждает тетушка. – Мне под большим секретом рассказала знакомая монастырская трудница.

Но у Сони есть и другие возражения:

– Но если я уеду, что вы скажете Наташе?

– Нашла о чем волноваться! Скажу, что ты поехала к нашей родне в соседнюю губернию. Ты, главное, сама до отъезда не проговорись! Знаю я вашу девичью болтливость. Ну, довольно об этом. Уже светает. Нужно хоть немного поспать.

– Маменька, а как же Никита? – решается-таки Соня задать сокровенный вопрос. Татьяна Андреевна фыркает:

– И думать о нём забудь! Ты хоть понимаешь, дурёха, – где твой Никита, а где князь?

Я возвращаюсь в свою комнату. Молока мне уже не хочется. Спать, впрочем, тоже. Я пытаюсь осмыслить услышанное.

Я ничуть не удивлена тетушкиной хитростью. Сама не догадываясь об этом, Татьяна Андреевна собирается оказать мне большую услугу. Если кузина поедет на этот отбор вместо меня, то ее маменька не сможет отправить меня и на другие отборы, даже если этого будет требовать сам император. Ведь тогда обман раскроется. Ну, что же – это может дать мне возможность пробыть в провинции до тех пор, пока опека не окончится.

А в том, что София не станет избранницей князя, я почти не сомневаюсь. Наверняка, на отборе будет столько блистательных девиц, что моя кузина затеряется на их фоне. Она мила, но, как и я сама, не обучена изысканным манерам. Представляю, как она будет волноваться в столице.

И всё-таки, как ни странно, я желаю ей успеха. Любопытно будет посмотреть, осмелится ли князь жениться на бесприданнице без роду без племени. Почти уверена, что не решится.

На этой мысли я и засыпаю, и я снятся мне уже добрые, разноцветные сны.