Текст книги "Екатерина Великая"
Автор книги: Ольга Елисеева
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Из текста вроде бы следует, что «будущее Отечества» соединено с Павлом, но наследником мальчик опять не назван. Вряд ли стоит обольщаться и сценой из «Записок» Штелина: «Навещает великого князя Павла Петровича, целует его и говорит: „Пусть пока он останется под прежним своим надзором, но я скоро сделаю другое распоряжение и постараюсь, чтобы он получил другое, лучшее воспитание (военное), вместо женского“» [346]346
Штелин Я.Указ. соч. С. 37.
[Закрыть].
Эта зарисовка тоже не говорит о намерении императора сделать сына наследником. Дав мальчику военное воспитание, вовсе не обязательно надевать на него корону. Применительно к Ивану Антоновичу австрийский посол граф Мерси д’Аржанто писал 14 апреля, что государь нисколько не заботится «о его мнимых правах на русский престол, потому что он, император, сумеет заставить его выбросить все подобные мысли из головы; если же найдет в поименованном принце природные способности, то употребит его с пользой на военную службу» [347]347
Сб. РИО. Т. 18. С. 272.
[Закрыть]. Такую же судьбу Петр мог готовить и Павлу.
«На немецкий образец»
Повисший в воздухе вопрос о наследнике, как и промедление с коронацией давали богатую пищу для неблагоприятных толков и в конечном счете расшатывали власть молодого монарха. Одной из причин переворота было неумение наладить контакт с гвардией. Той самой силой, которая на протяжении четверти века держала судьбу престола в своих руках.
Следует помнить, что недовольство армейских и гвардейских слоев – суть разные вещи. В первом случае, лишив войска надежды на щедрые пожалования после контрибуции, Петр залез армии в карман. Однако он совершил и давно ожидаемые шаги, которые не могли не обрадовать офицерский корпус. Император отодвинул на второй план елизаветинских назначенцев, людей придворных, штатских, ничего не понимавших в войне. Вместо них командование получили представители молодого поколения, хорошо показавшие себя в минувших сражениях. Так, Захару Чернышеву, герою взятия Берлина, император поручил присоединиться с корпусом к войскам Фридриха II, чтобы оказать тому помощь против австрийцев. Командующим армией против Дании был назначен П. А. Румянцев, истинный виновник победы при Гросс-Егерсдорфе. За собой на серьезные должности они должны были потянуть способных молодых офицеров среднего звена. Этому обстоятельству можно было только радоваться.
В армии, как и везде, Петр портил свою репутацию сам. Ведь подчинение вчерашним побежденным унижало русских. Нужен был большой такт, чтобы не задевать их самолюбия. Фридрих II им обладал, недаром он устроил в Потсдаме прекрасный прием для Румянцева, с маневрами в его честь и совершенно очаровал будущего фельдмаршала. А вот император был начисто лишен способности понимать чужие чувства. Раз он восхищался Пруссией, то как другие могли не делать того же?
27 апреля 1762 года Петр писал королю: «Я повелел генералу Чернышеву… подойти к вашей армии с 15 000 правильного войска и тысячью казаков, приказав, по мере возможности, исполнять приказания вашего величества. Это лучший наш генерал после Румянцева… Но если бы Чернышев и ничего не умел, он бы не мог дурно воевать под предводительством такого великого генерала, как ваше величество» [348]348
Письма Петра III к Фридриху II // Екатерина. Путь к власти. С. 210.
[Закрыть]. Захар Григорьевич недолго продержался в чести. Щербатов писал: «Чернышев, при бывшей пробы российской и прусской взятой в плен артиллерии, за то, что старался доказать, что российская артиллерия лутче услужена, не получил за сие андреевской ленты, которые тогда щедро были раздаваемы» [349]349
Щербатов М. М.О повреждении нравов в России // Столетие безумно и мудро. С. 373–374.
[Закрыть].
Знаменитые «шуваловские» гаубицы действительно и стреляли дальше, и взрывались реже. Но Петр не желал признавать очевидного и тем обижал подданных. «В шуме праздников и даже в самом коротком обхождении с русскими, – писал Рюльер, – он явно обнаруживал к ним свое презрение беспрестанными насмешками» [350]350
Рюльер К. К.Указ. соч. С. 62.
[Закрыть]. Шумахер даже не замечал, как режут ухо его слова о благих начинаниях ученика: «Рассматривает все сословия в государстве и имеет намерение поручить составить проект, как поднять мещанское сословие в городах России, чтоб оно было поставлено на немецкую ногу… Разослать немецких ремесленников по русским городам, чтоб они… обучали русских мальчиков и заставляли их работать на немецкий образец… Послать в Германию, Голландию и Англию несколько даровитых купеческих сыновей, чтоб изучить бухгалтерию и коммерцию и устроить русские конторы на иностранный образец» [351]351
Штелин Я.Указ. соч. С. 38.
[Закрыть].
Все эти начинания были и своевременны, и полезны. Приток европейских специалистов в Россию при Екатерине II несказанно возрос, государство тратило большие суммы на содержание пансионеров за границей и перенос на русскую почву западных технологий. Эти шаги воспринимались обществом как продолжение курса Петра I и вызывали похвалу. Почему же отвергались начинания внука великого преобразователя? Что он делал не так?
Рискнем сказать: то, что Екатерина предпринимала для блага России, совершалось Петром из презрения к ней. И это все замечали. Императрица умела щадить национальное самолюбие, ей были за это благодарны. Рюльер привел полулегендарное свидетельство о попытке молодого императора одним наскоком изменить «варварское» отечественное законодательство. То, над чем Екатерина работала 34 года, потребовало от ее мужа совсем простого шага. Он взял кодекс Фридриха II и прислал в Сенат. «Был приказ руководствоваться им во всей России. Но по невежеству переводчиков или по необразованности русского языка, бедного выражениями в юридических понятиях, ни один сенатор не понимал сего творения, и русские в тщетном опыте сем видели только явное презрение к своим обыкновениям и слепую привязанность к чужеземным правам» [352]352
Рюльер К. К.Указ. соч. С. 61.
[Закрыть].
В шагах Петра проглядывало какое-то поспешное насилие. Характерно стремление императора заменить названия коренных русских полков. Прежде они именовались по городам страны, теперь – по именам шефов, в значительной части немцев. Так разрывалась связь с землей, неприятной для Петра. Его армия пестрела не только другой формой, но и откликалась на другой язык. Чисто психологически государю так было уютнее. Что до остальных, то кто спрашивал их мнения? У многих имелись и более приземленные поводы для неудовольствия.
«Фельдмаршалы и прочие генералы, которые были вместе полковниками, подполковниками и майорами гвардейских полков, должны были лично командовать своим полком, когда при дворе сменялась стража, и стоять перед фронтом во время парада, – сообщал Штелин. – Это исполняли: фельдмаршалы граф Миних, князь Никита Юрьевич Трубецкой, гетман граф Разумовский и другие, которые до этого… не только не брали в руки эспадрона, но и не учились новой экзерциции… Каждый из них держит у себя в доме молодого офицера… и раза по три-четыре в день берет у него уроки» [353]353
Штелин Я.Указ. соч. С. 40.
[Закрыть]. Большинство таких «полковников» были людьми придворными, носившими списочные чины. Их до крайности обременяла повседневная служба. А император не мог отказать себе в удовольствии поиздеваться на плацу над толстыми, старыми генералами или молодыми, но совершенно негодными к строю, такими, например, как гетман Разумовский, вызывавший особый смех Петра [354]354
Соловьев С. М.Указ. соч. С. 66.
[Закрыть].
Показателен случай с Иваном Шуваловым. 24 апреля Петр назначил его «главноначальствующим» Шляхетского корпуса. Эта должность предусматривала участие в экзерцициях. Старинный приятель Шувалова И. Г. Чернышев писал бывшему фавориту: «Простите, любезный друг, я все смеюсь, лишь только представлю вас в гетрах, как вы ходите командовать всем корпусом и громче всех кричите: на караул!» [355]355
Анисимов Е. В.Иван Иванович Шувалов – деятель русского Просвещения // Вопросы истории. 1985. № 7. С. 96.
[Закрыть]
А. Т. Болотов описал забавную сценку, раз увиденную им на улице: «Шел тут строем деташемент гвардии, разряженный, распудренный и одетый в новые тогдашние мундиры, и маршировал церемонию. Но ничто меня так не поразило, как идущий перед первым взводом низенький и толстенький старичок с своим эспадроном и в мундире, унизанном золотыми нашивками… „Это что за человек?“ – спросил я. „Как! Разве вы не узнали? Это князь Никита Юрьевич Трубецкой!“ – „Как же это? Я считал его дряхлым и так болезнью ног отягощенным… что он за тем и во дворец, и в Сенат по несколько недель не ездил…“ „О! – отвечали мне. – Это было во время оно; а ныне… больные, и не больные… поднимают ножки и топчут грязь, как солдаты“ [356]356
Болотов А. Т.Записки. Т. 2. СПб., 1871. С. 178.
[Закрыть].
„Зачем и куда нас ведут?“
Казалось, император с такой преобладающей склонностью к военным маневрам – тренировочным лагерям, игрушечным крепостям, учебной пальбе, парадам, разводам, караулам – должен был стать любимцем гвардии. Однако в реальности дело обстояло иначе.
Гвардия оказалась той частью войска, которая раньше всех, на своей шкуре почувствовала руку нового самодержца. Штелин приписывал ученику следующие слова: „Еще будучи великим князем называл он янычарами гвардейских солдат, живущих на одном месте в казармах с женами и детьми, и говорил: „Они только блокируют резиденцию, не способны ни к какому труду, ни к военной экзерциции и всегда опасны для правительства““ [357]357
Штелин Я.Указ. соч. С. 40.
[Закрыть].
Справедливость этого мнения подтверждают многие наблюдатели. Шумахер писал о гвардейцах: „В правление императрицы Елизаветы они привыкли к безделью. Их боеготовность была очень низкой, за последние двадцать лет они совершенно разленились, так что их скорее стоит рассматривать как простых обывателей, чем как солдат. По большей части они владели собственными домами, и лишь немногие из них не приторговывали, не занимались разведением скота, или еще каким-нибудь выгодным делом. И этих-то изнеженных людей Петр III стал заставлять со всей мыслимой строгостью разучивать прусские военные упражнения. При этом он обращался с пропускавшими занятия офицерами почти столь же сурово, как и с простыми солдатами. Этих же последних он часто лично наказывал собственною тростью из-за малейших упущений в строю“ [358]358
Шумахер А.Указ. соч. С. 274.
[Закрыть]. Ассебург добавлял: „Случалось, что на ежедневных учениях солдаты падали от изнеможения, и Петр приказывал их убирать, а на их место ставить других“ [359]359
Ассебург А. Ф.Записки о воцарении Екатерины II // Екатерина. Путь к власти. С. 294.
[Закрыть]. Как не вспомнить игрушечных солдатиков?
Если бы не эти отзывы, слова Екатерины II о рукоприкладстве мужа на парадах можно было бы счесть очередным „преувеличением“: „Часто случалось, что этот государь ходил смотреть на караул и там бил солдат или зрителей, или же творил сумасбродства со своим негром или со своими любимцами, и это – зачастую в присутствии бесчисленной толпы народа“ [360]360
Анекдоты об этом событии // Со шпагой и факелом. С. 347.
[Закрыть].
Пример „сумасбродства“ привела княгиня Дашкова. Негра звали Нарциссом и однажды во время учений Измайловского полка он подрался с полковым профосом (экзекутором). Сперва эта сцена позабавила императора, но когда ему сказали, с кем произошла потасовка, Петр крайне огорчился. „Нарцисс потерян для нас! – воскликнул он. – …Уж ни один военный не может терпеть его в своем обществе, так как тот, к кому прикоснулся профос, опозорен навсегда“. Шеф полка Кирилл Разумовский в шутку предложил накрыть негра полковым знаменем и тем смыть с него позор. Идея так понравилась государю, что тот расцеловал гетмана. Во время „очистительного обряда“ Петр приказал уколоть негра пикой, „которой заканчивалось знамя, чтобы он кровью смыл свой позор. Нарцисс кричал и бранился, а офицеры испытывали настоящие муки, не дерзая смеяться, так как император смотрел на эту шутовскую сцену“ совершенно серьезно [361]361
Дашкова Е. Р.Указ. соч. С. 38–39.
[Закрыть].
Можно сказать, что княгиня слишком строга и придает простой шалости больше значения, чем та заслуживала. Но дело в несовпадении реакции государя и окружающих на одни и те же события. В психологическом барьере, который существовал между Петром и подданными. Впрочем, „невероятные выходки“ императора далеко не всегда были столь безобидны. Дашкова привела случай, произошедший с ее мужем.
„Однажды, в первой половине января, утром, в то время как гвардейские роты шли во дворец и на вахтпарад и на смену караула, императору представилось, что рота, которой командовал князь, не развернулась в должном порядке. Он подбежал к моему мужу, как настоящий капрал, и сделал ему замечание. Князь… ответил с такой горячностью и энергией, что император, который о дуэли имел понятие прусских офицеров, счел себя, по-видимому, в опасности и удалился так же поспешно, как и подбежал“ [362]362
Там же. С. 26–27.
[Закрыть].
Как видим, Петр не был готов к тому, что офицер станет себя защищать. Слово „дуэль“ возникло неслучайно. Пытаясь „подтянуть“ гвардию, похожим образом будут себя вести и Павел I, и его сыновья великие князья Константин, Николай и Михаил, распекавшие подчиненных и, случалось, замахивавшиеся на них то эспадроном, то шпагой. Это не раз ставило царевичей на грань дуэли. Но во времена Петра III европейские понятия о дворянской чести в России еще только формировались.
Вернемся к Шумахеру. „Вместо удобных мундиров, которые действительно им шли, он велел пошить им короткие и тесные, на тогдашний прусский манер, – писал датчанин о приказах императора по гвардии. – Офицерам новые мундиры обходились чрезвычайно дорого из-за золотого шитья“. а рядовым слишком узкая, тесная форма мешала обращаться с ружьями». Новую форму не ругал только ленивый. Даже Штелин не смог обойти этого больного момента: «Когда он уничтожил мундиры гвардейских полков, существовавшие со времен Петра Великого, и заменил их короткими прусскими кафтанами, ввел белые узкие брюки, тогда гвардейские солдаты и с ними многие офицеры начали тайно роптать и дозволили подбить себя к возмущению» [363]363
Штелин Я.Указ. соч. С. 35.
[Закрыть].
Конечно, причиной переворота стали не белые штаны, а целая совокупность неудобств и раздражающих нововведений. Роль привилегированных полков Петр решил отдать своим голштинским войскам, увеличив их за счет иностранных подданных. Вербовщиков направили в Лифляндию и Эстляндию, где им было приказано выбирать солдат не из русских подданных. Другие поехали в Малороссию, имея предписание не вербовать православных украинцев, а искать волохов (молдован) и поляков [364]364
Соловьев С. М.Указ. соч. С. 25.
[Закрыть]. Конечно, у Петра не было ни малейших оснований доверять русским. Но он действовал слишком демонстративно.
Самой ненадежной частью гвардии Петр считал Лейб-кампанию – своего рода гвардию в гвардии, созданную Елизаветой Петровной в память о перевороте 1741 года. Эти преданные покойной императрице и обласканные ею люди были особенно недовольны. В 1758 году Екатерина рассчитывала на них. Петр этого не забыл. Лейб-кампания была распущена, и, по верному замечанию Мадариаги, ее солдаты сеяли теперь недовольство в других полках [365]365
Мадариага И. де.Указ. соч. С. 55.
[Закрыть].
Ропот мог продолжаться долго и даже постепенно сойти на нет, если бы Петр сам не поднес спичку к пороховому погребу. Гвардии предстояло покинуть Петербург и двинуться в Германию. Не стоило оставлять в столице войска, склонные к мятежу. Но каким-то роковым образом совершенно правильные шаги императора вели его к гибели.
Г. Р. Державин, служивший в Преображенском полку, вспоминал, что накануне переворота «один пьяный из его сотоварищей солдат, вышед на галерею, зачал говорить, что когда выйдет полк в Ямскую (разумеется… поход в Данию), то мы спросим, зачем и куда нас ведут, оставя нашу матушку Государыню, которой мы рады служить» [366]366
Державин Г. Р.Избранная проза. М., 1984. С. 34.
[Закрыть]. Таким образом, гвардейцы были готовы начать мятеж на марше.
«Больно было все то видеть»
Состояние подданных хорошо передал Болотов, негодовавший на императора, но не примкнувший к заговорщикам. Андрею Тимофеевичу приходилось в числе других адъютантов бывать во дворце и наблюдать государя во время «пиршеств» с «итальянскими театральными певицами, актрисами, вкупе с их толмачами», где тот разговаривал «въявь, обо всем и даже о самых величайших таинствах и делах государственных». «Голос у него был очень громкий, скоросый и неприятный, и было в нем нечто особое, что отличало его от прочих голосов, [так] что можно было слышать издалека, – писал мемуарист. – …Скоро дошло до того, что мы желали уже, чтобы таковые разговоры до нашего слуха и не достигали; ибо как редко стали уже мы заставать государя трезвым и в полном уме… а чаще уже до обеда несколько бутылок аглицкого пива… опорожнившим… Он говаривал такой вздор и такие нескладицы, что при слушании оных обливалось даже сердце кровью от стыда перед иностранными министрами, видящими и слышащими то и, бессомненно, смеющимися внутренно… Бывало, вся душа так поражается, что бежал бы неоглядно от зрелища такового: так больно было все то видеть и слышать».
Однажды Болотову пришлось наблюдать, как пьяные гости императора, выйдя на балкон, а оттуда в сад, начали играть на усыпанной песком площадке. «Ну все прыгать на одной ножке, а другие согнутым коленом толкать своих товарищей» под зад. И это на глазах у «табуна» трезвых «адъютантов и ординарцев». «А по сему судите, каково ж нам было… видеть первейших государственных людей, украшенных орденами и звездами, вдруг спрыгивающих, толкающихся и друг друга наземь валяющих». Стыд, жгучий стыд за происходящее стал одним из катализаторов переворота. «Отваживались публично и без всякого опасения… судить все дела и поступки государевы. Всем нам тяжелый народный ропот и всеобщее час от часу увеличивающееся неудовольствие на государя было известно… Нередко, сошедшись на досуге, все вместе говаривали мы о тогдашних обстоятельствах и начали опасаться, чтоб не сделалось вскоре бунта… от огорченной до крайности гвардии» [367]367
Болотов А. Т.Указ. соч. С. 179.
[Закрыть].
Те же разговоры шли и в кругу друзей князя Дашкова. Екатерина Романовна не раз выражала возмущение происходящим, молодые офицеры соглашались с ней, называли своих приятелей, думавших так же. В конце концов, отважившись на прямое объяснение с Паниным, племянница назвала ему всего несколько фамилий: «двое Рославлевых, Ласунский, Пассек, Бредихин, Баскаков, Хитрово, князь Барятинский и Орловы» – и уже этим несказанно напугала осторожного вельможу.
С. М. Соловьев заметил: «Дашкова постоянно употребляет слово заговор,но из ее рассказа прямо выходит, что заговора не было, а был один разговор» [368]368
Соловьев С. М.Указ. соч. С. 83.
[Закрыть]. Это не совсем верно даже для княгини, которую императрица около полугода не осведомляла об усилиях своих сторонников в гвардии. Заговору действийпредшествовал заговор мнений.Последний – видимая часть айсберга. Что под водой, не всякому дано знать. При возбуждении же недовольства Екатерина Романовна была крайне полезна своими неосторожными речами и прямолинейными оценками.
Настоящий комплот зрел под рукой императрицы и ее эмиссаров Орловых. Нет никаких оснований сомневаться, что нити сходились к Екатерине. Уже после переворота она с заметным раздражением писала Понятовскому о Дашковой: «Хотя она (княгиня. – О. Е.)и заявляет, что все, что произошло со мной, прошло через ее руки, не следует забывать, что заговорщики были связаны со мной в течение шести месяцев, и задолго до того, как она узнала их имена» [369]369
Понятовский С. А.Мемуары. С. 167.
[Закрыть].
В одной из редакций воспоминаний наша героиня писала: «Образовались различные партии, которые думали помочь бедствиям своей родины; каждая из этих партий обращалась к ней (Екатерина говорила о себе в третьем лице. – О. Е.)в отдельности и одни совершенно не знали других. Она их выслушивала, не отнимала у них всякой надежды, но просила подождать… Видя, однако, что дела идут все хуже, императрица дала знать различным партиям, что пришло время соединиться и подумать о средствах» [370]370
Екатерина II.Записки // Со шпагой и факелом. С. 337.
[Закрыть].
Понятовскому Екатерина сообщала: «Мы были уверены в поддержке многих офицеров гвардии. Все нити были в руках братьев Орловых», людей «исключительно решительных» и «любимых солдатами». «Умы гвардейцев были подготовлены в последние дни, в заговоре участвовало от тридцати до сорока офицеров и более десяти тысяч рядовых. За три недели не нашлось ни одного предателя. Все были разделены на четыре изолированные фракции, вместе собирались только их руководители, чтобы получить распоряжения, а подлинный план действий был в руках троих братьев» [371]371
Понятовский С. А.Указ. соч. С. 161–162.
[Закрыть].
Только при благосклонном невнимании полиции можно было проводить безнаказанную агитацию в городе. Поэтому старый, еще кёнигсбергский приятель Орлова – Болотов, флигель-адъютант генерал-полицмейстера Н. А. Корфа, мог послужить мятежникам глазами и ушами в окружении своего начальника. Весной Григорий встретился с Болотовым в доме Корфа и стал старательно зазывать знакомца к себе на Мойку. Однако Андрей Тимофеевич всякий раз отговаривался.
А вот Корф – «генерал наш» – напротив, принял Орлова и, «поцеловав его, взял за руку и повел его к себе в кабинет и пробыл там с ним более часа. Что они говорили, я уже не знаю, – писал Болотов, – а видел только, что генерал унял его у себя обедать, говорил и обходился с ним дружески». Есть основания думать, что начальник полиции, лично не входя в заговор, покрывал его участников. Какое-то время Петр III благоволил к Корфу, но в мае охладел, и тот оказался почти в немилости. Он попытался переметнуться на сторону Екатерины, часто бывал у нее в покоях [372]372
Мадариага И. де.Указ. соч. С. 62.
[Закрыть].
Болотов был одним из немногих, кого позвали в заговор, а он отказался. Зато другие прямо-таки рвались в число мятежников. Так, молодой вахмистр Конной гвардии Григорий Потемкин, ординарец принца Георга, едва услышав от своего товарища Д. Л. Бабарыкина, что того пытается завербовать родственник, прапорщик Преображенского полка Михаил Баскаков, «тотчас попросил познакомить его с Баскаковым и, не медля, пристал к заговору». Кстати, сам Бабарыкин, так же как и Болотов, «почел для себя неприличным согласиться на предложение», зная «образ жизни Орловых» [373]373
Предания о князе Потемкине Таврическом // Русский архив. 1907. Кн. 2. № 5.
[Закрыть]. Каждый выбирал свой путь.
Порой борьба разворачивалась даже за участие в заговоре рядовых солдат. Алексей Орлов, взявшийся уговаривать Преображенского гренадера Андрея Стволова, получил в ответ, что он-де Стволов ни в какой заговор не пойдет, если не получит знака лично от государыни. Условились, что во время гулянья в саду Летнего дворца Екатерина подаст преображенцу руку. «У меня руку все целовали, – вспоминала наша героиня. – Он стоял в аллее у моста, а как скоро, поравнявшись с ним, дала ему руку, то, поцеловав, полились у него в три ручья слезы, и я, оторопев, отошла» [374]374
Плугин В. А.Алехан, или Человек со шрамом. Жизнеописание графа Алексея Орлова-Чесменского. М., 1996. С. 53.
[Закрыть].
Рюльер рассказывал ту же историю несколько по-иному: «Однажды, проходя темною галерею, караульный отдал ей честь ружьем; она спросила, почему он ее узнал? Он ответил в русском, несколько восточном вкусе: „Кто тебя не узнает, матушка наша? Ты освещаешь все места, которыми проходишь“. Она выслала ему золотую монету, и поверенный ее склонил его в свою партию» [375]375
Рульер К. К.Указ. соч. С. 63.
[Закрыть]. Впрочем, может быть, это был другой солдат. Поцелуй ли руки, милостивое ли обращение, золотая ли монетка – а десять тысяч нижних чинов – не пустяк.
«Фракции»
После родов Екатерина посчитала нужным выйти из тени. 21-го числа «день рождения Ее императорского величества отпразднован с поздравлениями, – писал Штелин. – Большой стол в покоях императрицы. Вечером концерт, на котором играл Его императорское величество в продолжение 3 часов без перерыва» [376]376
Дневник статского советника Мизере. С. 60.
[Закрыть]. Профессор упустил любопытную деталь: на празднике в покоях мужа Екатерина «так и не появилась» [377]377
Тургенев А. И.Указ. соч. С. 24.
[Закрыть]. Зато на это обратили внимание иностранные послы. Государыня приняла поздравления днем, на своей половине.
Впервые за три с половиной месяца, прошедшие с кончины Елизаветы, супруга Петра III открыто проявила враждебность по отношению к мужу. «Я не хочу совершенно отказываться от независимости, без которой нет характера» [378]378
Екатерина II.Записки княгине E. Р. Дашковой // Записки княгини E. Р. Дашковой. М., 1990. С. 302.
[Закрыть], – писала она Дашковой.
Апрель стал временем активизации действий заговорщиков. До этого княгиня, по собственному признанию, редко виделась с офицерами, друзьями мужа. Лишь в середине весны она «нашла нужным узнать настроение войск и петербургского общества» [379]379
Дашкова Е. Р.Указ. соч. С. 30.
[Закрыть]. 24 апреля был подписан трактат о мире с Пруссией. Час для агитации пробил.
О группе Дашковой Шумахер писал: «Они устраивали совещания на квартире у юной, еще не достигшей двадцатилетнего возраста княгини… Эта небольшая и маловлиятельная партия привлекла на свою сторону, главным образом благодаря усилиям братьев Орловых, три роты Измайловского полка, которые высказались в пользу императрицы Екатерины. Замысел состоял в том, чтобы 2 июня старого стиля, когда император должен был прибыть в Петербург, поджечь крыло нового дворца. В подобных случаях император развивал чрезвычайную деятельность, и пожар должен был заманить его туда. В поднявшейся суматохе главные заговорщики под предлогом спасения императора поспешили бы на место пожара, окружили Петра III, пронзили его ударом в спину и бросили тело в одну из объятых пламенем комнат. После этого следовало объявить тотчас о гибели императора при несчастном случае и провозгласить открыто императрицу правительницей» [380]380
Шумахер А.Указ. соч. С. 276–277.
[Закрыть].
Рюльер приписывал сторонникам Дашковой не менее кровожадные планы: «Если бы желали убийства, тотчас было бы исполнено, и гвардии капитан Пассек лежал бы у ног императрицы, прося только ее согласия, чтобы среди белого дня в виду целой гвардии поразить императора. Сей человек и некто Баскаков, его единомышленник, стерегли его (Петра III. – О. Е.)дважды подле того самого пустого домика, который прежде всего Петр Великий приказал построить на островах… Это была уединенная прогулка, куда Петр III хаживал иногда по вечерам со своей любезною, и где сии безумцы стерегли его из собственного подвига. Отборная шайка заговорщиков под руководством графа Панина осмотрела его комнаты, спальню, постель и все ведущие к нему двери. Положено было в одну из следующих ночей ворваться туда силою, если можно, увезти; будет сопротивляться, заколоть и созвать государственные чины, чтобы отречению его дать законный вид» [381]381
Рюльер К. К.Указ. соч. С. 75.
[Закрыть].
Медлительного Никиту Ивановича трудновато представить во главе «шайки» заговорщиков, осматривающим место грядущего преступления. А Екатерина Романовна, такой как предстает в мемуарах, мало напоминала образ, годом позднее нарисованный английским послом лордом Д. Г. Бёкингхэмширом: «Если бы когда-либо обсуждалась участь покойного императора, ее голос неоспоримо осудил бы его, если бы не нашлось руки для выполнения приговора, она взялась бы за это» [382]382
Бёкингхэмшир Д. Г.Первый год правления Екатерины II // Екатерина II и ее окружение. С. 123.
[Закрыть].
Мы привели эти свидетельства для того, чтобы показать: в первое время после переворота в дипломатической среде вовсе не исключали причастности представителей вельможной группировки к устранению Петра. Но на этапе складывания заговора до роковой развязки было еще далеко.
Дашкова не ограничилась одной «узкой маловлиятельной партией». Она попыталась вовлечь в комплот людей солидных, которые, как оказалось в дальнейшем, и сами предпринимали кое-какие действия в пользу императрицы. Панин, несмотря на пожалованный чин и внешнее благоволение Петра, серьезно задумывался о своем будущем. Видимо, государь действительно хотел поменять систему воспитания сына на военную. Это значило, что Никита Иванович должен расстаться с местом воспитателя потенциального наследника. 30 марта Гольц доносил Фридриху II, что император планирует послать Панина в Стокгольм, чтобы провести переговоры о включении Швеции в мирный договор между Россией и Пруссией [383]383
Соловьев С. М.Указ. соч. С. 79.
[Закрыть]. Швеция нужна была Петру как союзник против Дании, и он всерьез рассчитывал на ее флот. Мало того что подобная миссия была крайне неприятна Никите Ивановичу, поскольку противоречила всему, что он делал прежде в Стокгольме как посол. Она еще и отрывала его от Павла. Между тем именно возможность представлять интересы цесаревича давала Панину большой политический вес.
Никита Иванович не любил торопиться и долгое время лишь обдумывал ситуацию. В отличие от него Дашкова обожала забегать вперед. С апреля Екатерина Романовна, чувствуя накалявшуюся атмосферу, начала формировать свою группу. Сперва все заинтересованные лица таились друг от друга. Однако долго скрывать что-либо в гвардейской среде, где действовали вербовщики из обеих партий, было трудно. Рано или поздно «друзья-офицеры» Дашковой должны были столкнуться со сторонниками Орловых.
«Княгиня, уверенная в расположении знатных, испытывала солдат, – писал Рюльер. – Орлов, уверенный в солдатах, испытывал вельмож. Оба, не зная друг друга, встретились в казармах и посмотрели друг на друга с беспокойным любопытством. Императрица… посчитала за нужное соединить обе стороны» [384]384
Рюльер К. К.Указ. соч. С. 73.
[Закрыть]. Конечно, встреча произошла не в казармах. Явление там княгини Дашковой выглядело бы крайне неприличным. Есть сведения, что вожди заговора сходились в доме банкира Кнутсена на Морской улице, в доме Орловых на Мойке и на Зеленом мосту через Мойку [385]385
Плугин В. А.Указ. соч. С. 52.
[Закрыть], который упомянут и у Дашковой.
К июню братание гвардейских «фракций» уже произошло, потому что в разговоре с Паниным княгиня упомянула не только свою компанию, но и Орловых. При этом ей представлялось, что именно ее друзья вовлекли братьев в дело. «Он стоял за соблюдение законности и за содействие Сената», – писала Дашкова о дяде.
«– Конечно, это было бы прекрасно, – ответила я, но время не терпит. Я согласна с вами, что императрица не имеет прав на престол и по закону следовало бы провозгласить императором ее сына, а государыню объявить регентшей до его совершеннолетия; но вы должны принять во внимание, что из ста человек девяносто девять понимают низложение государя только в смысле полного переворота…
Словом, я убедилась, что моему дяде при всем его мужестве не хватает решимости» [386]386
Дашкова Е. Р.Указ. соч. С. 35.
[Закрыть].
Это описание не противоречит собственному рассказу Панина в беседе с Ассебургом. «Неудовольствие особенно распространилось между солдатами, и гвардия громко роптала на него (Петра III. – О. E.).За несколько недель до переворота Панин вынужден был вступить с ними в объяснения и обещать перемену, лишь бы воспрепятствовать немедленному взрыву раздражения… Знал ли о том Петр или нет, только он действовал по-прежнему, что и побудило Панина за четыре недели до переворота озаботиться предоставлением престола другому лицу, без пролития крови и не причиняя несчастия многим лицам» [387]387
Ассебург А. Ф.Указ. соч. С. 294.
[Закрыть].
Ту же дату – за четыре недели до переворота – но уже не в отношении Панина, а в отношении самой Дашковой называла Екатерина в письме Понятовскому: «Только олухи могли ввести ее в курс того, что было известно им самим – а это были в сущности лишь очень немногие обстоятельства… От княгини Дашковой приходилось скрывать все каналы тайной связи со мной в течение пяти месяцев, а последние четыре недели ей сообщали лишь минимально возможные сведения» [388]388
Понятовский С. А.Указ. соч. С. 167.
[Закрыть]. Отзыв императрицы подтверждается ее записками к подруге, в которых она старалась отговорить последнюю от визитов: «Я считаю крайней глупостью бросаться, очертя голову, в руки врагов. Если мои друзья не могут безопасно видеть меня, я хотела бы лучше лишить себя удовольствия встречаться с ними, чем приносить их в жертву» [389]389
Екатерина II.Записки княгине E. Р. Дашковой. С. 302.
[Закрыть].
Итак, главные участники заговора узнали о существовании друг друга только за месяц до решающих событий. При этом Дашкова сыграла важную роль медиатора между гвардейскими заговорщиками и вельможами. Родство с Паниным позволяло ей действовать, не привлекая особого внимания. Результат был не совсем во вкусе императрицы. «Мой дядя воображал, что будет царствовать его воспитанник, следуя законам и формам шведской монархии», – писала княгиня.
